Текст книги "Вилла в Италии"

Автор книги: Элизабет Эдмондсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Теперь Рэдли посмотрел на нее в некотором замешательстве.

– Мы надеемся, что ты будешь крестной матерью.

– Конечно, буду. Как только вернусь в Англию, съезжу в «Маппин энд Уэбб» и куплю серебряную чашечку. Хотя, если это будет девочка, я могла бы подыскать что-нибудь более полезное – жемчуг, например. У меня самой целых три серебряных чашки, и я ни разу ими не пользовалась.

Казалось, все присутствующие с облегчением выдохнули, и тут же завязался шумный разговор о совершенно бесполезных подарках младенцам на день крещения. И Делия обнаружила, что тоже участвует в разговоре, смеется и обменивается забавными историями о бездарных и бестолковых подарках. Как если бы Тео тут вовсе не было. Или был, но это не имело для нее никакого значения. Как если бы за столом сидел просто муж ее сестры, один из родственников. Что и было ведь истинной правдой.

Это благословенное ощущение нереальности не отпускало Делию все утро.

Люциус работал над фреской, не обескураженный комментариями Тео:

– Завидую, что у вас такое хобби. Я частенько и сам подумываю заняться рисованием; говорят, помогает расслабиться после трудного дня.

– Коктейль в этом случае более эффективен, ты не находишь? – заметила Воэн.

Но Рэдли был вполне серьезен.

– Я знаю в Лондоне одного парня, юрисконсульта, из первоклассных специалистов, который занимается вышиванием. Артистическое занятие, конечно, но не знаю… – Он не без самодовольства посмотрел на свои толстые пальцы. – Думаю, для такой тонкой работы требуется женская рука.

Впервые с тех пор, как познакомилась с Тео, Делии захотелось над ним посмеяться. Надо следить за собой.

– Марджори немного рисует, – сообщила она. – Говорит, чисто по-любительски.

– Делия, я хотел расспросить тебя о ней, – понизил голос Рэдли. Похоже, ему приходилось делать усилие, чтобы держаться с ней дружески. – Кстати, – произнес он еще тише, – надеюсь, ты не в обиде из-за вчерашнего?

У Люциуса был острый слух, и Воэн поняла, что он услышал слова Тео. Плечи его напряженно выпрямились, и рука сжалась в кулак. Американец заставил себя разжать пальцы и стал сгибать и разгибать их, перед тем как взять кисть.

– Я вчера немного перебрала. Забудь об этом.

– О, отлично! Тогда все хорошо. Но эта Марджори, кто она? Я хочу сказать, она не производит впечатления человека вполне твоего круга. Несколько простовата, тебе не кажется?

– Прекратите, Тео. – Люциус поднял взгляд от своей стены. – Марджори – человек огромных достоинств; просто не училась в Итоне и Оксфорде. Должен сказать, она замечательная писательница и человек, знакомству с которым я очень рад.

– Ну что ж, раз вы так считаете… – с сомнением произнес Рэдли, а затем прибавил: – А Джордж тоже писатель?

– Ученый, – ответила Делия. – Причем блестящий. Кембридж. Америка. Он физик. – Едва эти слова сорвались с ее уст, Воэн уже знала, что сейчас скажет Тео.

И муж сестры это сказал:

– О, секретный физик! Замечательно.

– Мне кажется, – обратилась Марджори к Джессике, – что с глаз Делии спали шоры.

– Ты думаешь? Разве это может произойти так быстро? Явно вчера у них была сцена. Моя подруга, можно сказать, затащила его на свидание, повела гулять при луне. Люциус весь кипел.

– Что-нибудь сказал?

– Нет, он прекрасно умеет скрывать свои переживания, но я-то видела, можешь мне поверить. Только пробормотал что-то, а затем мы продолжали говорить о музыке.

Обе женщины принимали солнечные ванны на пляже, удостоверившись предварительно, что Фелисити твердо вознамерилась остаться на террасе под зонтиком, а Джордж решил показать Тео примыкающие к вилле угодья. Тот был помешан на земельных участках.

Джессика привстала и нанесла еще немного лосьона на колени.

– Почему колени загорают сильнее, чем остальные части ног?

– Один из маленьких капризов природы. А теперь, – Свифт закинула за голову сцепленные руки, – мы должны заставить Делию влюбиться в Люциуса.

– Нам это не удастся. Прежде чем заново влюбляться, человек должен сначала отойти от старой любви. Делия еще какое-то время будет чувствовать боль из-за Тео.

– Время работает не на нас. В ближайшем будущем Уайлд отбудет в Англию и для него зазвенят свадебные колокола.

– Почему так получается, что самые лучшие мужчины всегда оказываются в руках самых противных женщин? Люциус должен сам начать ухаживать.

– Наш товарищ слишком джентльмен, чтобы докучать Делии. Будь это в старину, прекрасно себе представляю, как он пронзает мечом Тео. Но сейчас, в середине двадцатого века, он может лишь тихо кипеть да ходить, омраченный ревностью, размышляя о глупости и недальновидности женщин.

– Если Люциус влюбился в Делию, тогда он должен разорвать помолвку с Эльфридой. Письмо подошло бы лучше всего. Тебе не кажется, что с письмом трудно спорить?

– Он может думать, что Делия никогда им не заинтересуется, а тогда почему бы и не Эльфрида – не все ли равно?

Джессика перевернулась на живот.

– Уайлд не из тех, кто покорно принимает то, что предложит судьба. Он сам застрельщик и локомотив.

– Ему надо бы втолкнуть немного здравого смысла в Делию.

– Это пошло бы ей на пользу, осмелюсь сказать, но это не заставит ее в него влюбиться. Тут ведь действует неизвестная сила, фактор «икс», не так ли? Некая химия или магия, заставляющая людей влюбляться.

– Может, Беатриче Маласпина приложит руку?

Джессика фыркнула:

– Призрачные эманации?

– Мне кажется, наша благодетельница все это предусмотрела и хотела, чтобы Делия влюбилась в Люциуса.

– Я думаю, Маласпина была самой необычной женщиной на свете и, бесспорно, любила влиять на ход событий. Господи, все это манипулирование с того света! Тут ведь даже не нужны призраки – только огромное стремление и воля добиться желаемого. Ну и еще много денег, чтобы это обеспечить. Чтобы люди плясали под твою дудку, даже когда тебя больше нет. В этом есть что-то жуткое!

– Зато эффективное.

3

Делия увидела человека, шагающего по дороге к воротам виллы. Она стояла в своей комнате у окна, погруженная в раздумья, когда внимание ее вдруг привлекла прямая фигура с военной выправкой. Англичанин, конечно, судя по кителю и панаме. И не из числа ее знакомых, слава Богу. Должно быть, один из тех самых постояльцев гостиницы, который прослышал об англичанах, проживающих на «Вилле Данте», и решил нанести визит.

Воэн поспешила вниз, стремительно миновала холл и в несколько прыжков спорхнула по ступенькам парадного крыльца. Однако к тому времени как певица достигла ворот, незнакомец уже вошел во двор; с нервами у этого малого все оказалось в порядке – даже не позаботился позвонить или подождать. Она остановилась на дорожке, уперев руки в бока, словно преграждая путь в дом. Гость приблизился и снял шляпу.

– Прошу извинить за вторжение, но, как я понимаю, здесь гостит некий доктор Хельзингер.

Рядом с Делией вырос Люциус.

– Вы знаете этого человека? – спросил он ее, кивнув в сторону незнакомца.

Певица отрицательно покачала головой, и после секундного колебания человек произнес:

– Мистер Гримонд.

– Знакомый Джорджа?

– Не совсем. Он здесь?

– Мне кажется, я слышал свое имя? – Как выяснилось, физик находился неподалеку, в оливковой роще, вместе с Марджори, рассуждая о состоянии посадок.

– Конечно, для обрезки уже слишком поздно, – говорила Свифт, – но деревья сильно запущены. Мы расчистим их немного и удалим беспорядочно разросшиеся ветки.

Было что-то символичное и подкупающее в ученом, идущем навстречу с оливковой ветвью в руке.

– Доктор Хельзингер? Родни Гримонд. Не мог бы я побеседовать с вами? Без свидетелей.

Физик смертельно побледнел, и на миг Делии показалось, что он сейчас потеряет сознание, однако усилием воли Джордж справился с собой.

– Я вас не знаю.

– Я к вам по официальному делу. Где мы с вами могли бы…

Воэн заметила на лице Джорджа безмолвную мольбу, но прежде чем успела что-то сказать, вперед шагнул Уайлд и встал рядом с ученым:

– Я буду рядом, если хочешь.

– Думаю, будет лучше, если мы переговорим с глазу на глаз. – Судя по голосу, незваный гость привык настаивать на своем.

– Да, но если он предпочтет, чтобы рядом находился друг, – я к его услугам.

– Да, спасибо, – согласился Джордж. – Пожалуй, мы могли бы пройти в столовую.

Делия смотрела, как переговорщики направляются в дом, а затем, опять перейдя на бег, устремилась в оливковую рощу, чтобы найти Марджори и рассказать о прибытии мистера Гримонда.

В столовой трое мужчин расположились на одном конце стола. Гримонд выложил на стол потертый кожаный портфель и щелкнул замком.

– Сначала скажите, кто вы, – попросил Люциус.

Нервы его были напряжены. Он знал эту публику; ему приходилось в Штатах иметь с ней дело – с целеустремленными и категоричными людьми из ЦРУ, которые с тихой настойчивостью занимаются делами государственной важности. Что общего у Джорджа с кем-то из них? Государственные секреты? Да, физики-ядерщики имеют доступ к таким секретам, а учитывая следовавшие один за другим шпионские скандалы, возможно, Гримонд приехал сюда в порядке стандартной проверки. С другой стороны, станет ли британское правительство командировать человека по рутинному вопросу аж в Италию?

– У вас есть удостоверение личности?

Службист потянулся во внутренний карман и вытащил какие-то бумаги. Он протянул Джорджу украшенную гербом карточку, а тот передал ее Люциусу.

– Все выглядит вполне корректно, но я мог бы без особых хлопот за пару долларов смастерить себе такую же.

Джордж усталым жестом поднял руку:

– Полагаю, мы можем принять, что мистер Гримонд именно тот, за кого себя выдает.

– Итак, могу я уточнить несколько предварительных моментов? Вы Георг Август Хельзингер, рожденный в 1913 году в Дании. Вы по-прежнему являетесь гражданином Дании, хотя работаете в Англии с 1932 года.

– Главным образом.

– Главным образом?

– С 1943-го по 1945-й я находился за границей. В Америке.

– Да, вы были членом группы ученых, которые выехали из Британии, чтобы трудиться над разработкой атомной бомбы в Лос-Аламосе. – Джордж ничего не ответил, и Гримонд продолжал: – Вы знали Клауса Фукса?

– Я знал там большинство физиков. Они представляли собой маленькое сообщество.

– Ну, полно, полно – там было несколько тысяч сотрудников.

– Да, но не несколько тысяч физиков.

– Вы хорошо его знали?

– Мы работали над совершенно разными проблемами и сталкивались очень мало.

– Вы подозревали, что он передает секреты Советам?

– Конечно, нет.

– Вы были удивлены, когда его арестовали?

– Боле того – потрясен.

– И тем не менее многие из его коллег-физиков, и среди них не последнее место занимает мистер Оппенгеймер, выразили озабоченность по поводу создания атомной бомбы и того, как этот проект будет использован политиками после войны.

– Я тоже выразил озабоченность по поводу бомбы, сброшенной на Японию. Многие из нас ее выразили. У некоторых эта озабоченность доходила до беспокойства по поводу того, что люди, далекие от науки, распоряжаются смертоносным изобретением. Это не означает, что я знал, чем занимается Клаус Фукс, или одобрил его поступок, когда о нем услышал. Как не означает и того, что сам когда-либо, при каких-либо обстоятельствах, совершил бы нечто подобное.

Джордж сделал передышку, и образовавшейся паузой воспользовался Люциус. Джордж хорошо держался, но Уайлд видел капельки пота над его верхней губой и скованность плеч.

– Фукса суд приговорил к тюремному заключению почти десять лет назад, – сказан он. – Не кажется ли вам несколько странным ворошить старое?

– У нас есть основания полагать, исходя из информации, недавно выплывшей на свет, что Фукс был не единственным предателем. Причина нашего интереса не только в том, что у предательства нет срока давности, но и в том, что многие ученые до сих пор работают над проектами особой важности. Включая вас, доктор Хельзингер. И я хотел бы знать, почему вы находитесь в Италии. Мы издали специальные указания для вашей лаборатории в Кембридже, согласно которым никому из сотрудников, имевших какие-либо контакты с Фуксом, не рекомендуется покидать страну, не уведомив нас.

– Я уже некоторое время нахожусь в отпуске. Болен. Кроме того, не слышал о таком распоряжении, а даже если бы и слышал, то проигнорировал бы его. Не думаю, что вы можете запрещать людям выезд из Англии на том основании, что они когда-то знали Клауса Фукса.

Офицер достал из портфеля какие-то бумаги и разложил на столе. Выбрав одну из них, он положил ее поверх остальных. Аккуратно выровнял стопку.

– Давайте вернемся к военным годам в Лос-Аламосе. В вашей группе была некая доктор Джемисон, не так ли?

Ученый кивнул:

– Да, она умерла в 1944 году от лучевого ожога в результате ужаснейшего несчастного случая в лаборатории.

– Доктора Джемисон пригласили в группу по вашей просьбе. Она была одной из очень небольшого числа женщин-ученых, работающих над проектом, я верно излагаю?

– Не понимаю, каким образом…

– Почему вы запросили именно доктора Джемисон, а не кого-то другого?

Хельзингер начинал понемногу терять терпение.

– Какой безгранично глупый вопрос. Существует только одна причина, почему вы делаете заявку на того или иного ученого, и эта причина в том, что он – или, как в данном случае, она – может предложить что-то уникальное. Доктор Джемисон была выдающимся ученым в своей области. Женщины-физики редки, но физики способностей доктора Джемисон еще более редки. Она за годы карьеры встретилась с предубеждением; у меня же нет предубеждения в отношении коллег-женщин. Тем не менее я не стал бы ее вызывать, не будь она одним из всего лишь двух физиков в мире, которые тогда имели нужную компетенцию в конкретной области.

– Почему вы не выбрали второго из них?

– Потому что он был в Берлине, работал на нацистов.

– Выступая как сторонний наблюдатель этой приятной беседы, – вмешался Люциус, – хотел бы заметить: разве все это уже не достояние истории, мистер Гримонд? Ведь доктор Джемисон мертва.

– В данный момент нас интересует не доктор Джемисон, постольку ее, как вы правильно отметили, уже нет с нами. Нас очень интересуют причины выбора ее доктором Хельзингером в качестве члена команды, учитывая ее прошлое.

– Сейчас вы спросите, являюсь ли я или являлся ли когда-либо членом коммунистической партии, – со вздохом произнес Джордж. – Упреждая ваш вопрос, скажу, что нет, и я никогда, ни разу не обсуждал с Мирандой политические темы. Она была американкой, до приезда в Лос-Аламос работала в Университете Беркли. Надо думать, прошла проверку на благонадежность, коль скоро получила допуск к сверхсекретной работе. Была ли она левой? Возможно, и так. Это не преступление. И как справедливо заметил Люциус, это не может теперь иметь значения.

– Вы знали, что Джемисон – ее фамилия по мужу?

– Да, я знал, что прежде Миранда была замужем.

– И разведена.

– Да.

– Вы знали, что по рождению она была итальянкой и что ее отец, покойный Гвидо Маласпина, был…

– Как вы сказали?! – воскликнул Люциус.

– Гвидо Маласпина. А, вижу, это имя вам о чем-то говорит – что неудивительно, поскольку именно в его доме вы в настоящий момент проживаете.

– Это дом его жены, если быть уж совсем точным, – уточнил Уайлд, обмениваясь быстрым взглядом с Джорджем, который сидел как громом пораженным.

В этот момент дверь открылась и вошел Тео. Он выглядел серьезнее обычного и неодобрительно хмурился.

– Я подумал, что вам может понадобиться помощь, Джордж. Делия немного ввела меня в курс дела. – Рэдли повернулся к Гримонду: – Ваше имя, простите?

– Не понимаю, почему я… Хорошо. – Посетитель снова предъявил визитную карточку, на которой отчетливо виднелась корона.

– Я поприсутствую на вашей беседе. Я адвокат. – Тео выдвинул стул и сел, положив перед собой блокнот и карандаш. – Вы работаете на правительственное ведомство, и у вас имеется ряд вопросов, которые вы хотите задать доктору Хельзингеру. Продолжайте.

– Мистер Гримонд как раз начал рассказывать о мистере Маласпине, – напомнил Уайлд. – Судя по отвращению в вашем голосе, мистер Гримонд, он, видимо, был преступным авторитетом, главой мафии.

– Хуже. Он был левым и имел в двадцатые годы сильные связи с компартией.

– Всякий, кто в двадцатые годы был антифашистом, имел связи с коммунистической партией, – заметил американец. – Разве это делает его дочь, выдающегося ученого-физика, попутчицей коммунистов? Или шпионкой? Вам следовало бы иметь больше почтения к репутации людей, мистер Гримонд.

– У меня нет почтения к предателям, – сурово ответил тот.

– Думаю, этот разговор надо немедленно завершить, – отрезал Люциус.

– Этот разговор завершится тогда, когда я решу его завершить, и, считаю, было бы полезнее, если бы я поговорил с доктором Хельзингером наедине, как и предложил вначале.

– Нет, – ответил Тео. – Нет, если доктор Хельзингер хочет, чтобы мы остались.

– Да, хочу, – кивнул Джордж. Гримонд поднялся.

– Доктору Хельзингеру не следовало покидать Англию, предварительно не поставив в известность власти. В сложившихся обстоятельствах и учитывая, что его ответы никак нам не помогли, я должен потребовать, чтобы доктор Хельзингер незамедлительно вернулся в Англию для дальнейшего допроса во втором отделе депар…

– Погодите, – перебил Люциус. – Вы что, арестовываете Джорджа? Потому что я вовсе не уверен, что вы имеете на это право.

– Вы, похоже, вообще слабо представляете, как далеко простираются мои полномочия, мистер…

– Уайлд.

– Из банкирской семьи, как я понимаю. Вы недавно обращались за разрешением на проживание и работу в Англии. Ввиду чинимых вами помех власти и учитывая то, что произошло с вами во время войны, должен предупредить, что вы можете быть лишены права проживания в Соединенном Королевстве.

– Не надо так надрываться. Я, американский гражданин, на итальянской территории имею ряд обязательств – но только не перед вами. И я не люблю бывших военных, которые мне угрожают. По правде сказать, вообще не люблю военных. Что касается моего проживания в Англии, то я собираюсь жениться на англичанке и уверен, это дает мне определенные права на проживание в стране. Не правда ли, Тео?

Адвокат покивал в знак согласия.

– При определенных условиях… Но я сомневаюсь, что в словах мистера Гримонда содержится нечто большее, чем пустая угроза. Не является ли нынешний американский посол вашим дядей?

– Является.

– Это не повлияет на непредвзятость ЦРУ, – парировал офицер, – и как только я сообщу им ваше имя…

– ЦРУ не поверит англичанину, если даже тот сообщит им, что завтра взойдет солнце.

– Что касается доктора Хельзингера, – продолжал Тео, – вы ошибаетесь, если думаете, что можете принудить его вернуться в Англию. Насколько я понимаю, у него датский паспорт и он находится на итальянской территории. В случае если наш друг не пожелает вернуться, вам придется ходатайствовать об экстрадиции, и при имеющей норме закона – хоть, признаюсь, это не моя сфера, – я сказал бы, у вас нет ни малейшего шанса.

– Я, безусловно, вернусь в Англию, – с достоинством произнес Джордж. – Там мой дом. И моя работа. Но в надлежащее время и не по принуждению.

– Быть может, там у вас и есть дом, но вы можете обнаружить, что больше нет работы, – парировал Гримонд. – Меры безопасности в отношении любого, кто работает в ядерной физике, ужесточаются с каждым днем, и я очень сомневаюсь, что вы в нынешнем положении получите допуск к секретной работе.

– Полагаю, вы сказали достаточно, – произнес Тео.

– Более чем, – поддержал его Люциус. – Господи, я-то думал, что времена Маккарти и ему подобных прошли, но, кажется, вы, британцы, в них только вступаете. Если начнете видеть повсюду коммунистов, то вскоре будете сожалеть об этом.

Рэдли молча проводил Гримонда к границам владений.

– Он весь кипит под своей английской маской невозмутимости, – заметил американец Джорджу. – Не хотите ли выпить? Для вас это, должно быть, настоящий шок.

– Нет, – устало произнес физик. – Я ожидал чего-то подобного. Это объясняет несколько моментов, которые беспокоили меня до отъезда из Англии: некоторые странные замечания, неопределенность в части финансирования проекта. Я думаю, мистер Гримонд прав и мое время в Кембридже действительно подошло к концу.

– Кембриджский университет не даст себя запугать таким людям, как Гримонд.

– Такие, как Гримонд, распоряжаются финансовыми ресурсами или имеют немалое влияние на тех, кто распоряжается, – печально заметил ученый. – А вот свежая новость меня действительно потрясла – оказывается, Миранда была дочерью Беатриче Маласпины.

– Что там за история с этими Маласпина? – спросил Тео. – Мне не нравится видеть, как человека травят, но согласитесь, Джордж, выглядит так, что этот Гвидо мог и впрямь быть замешан в какой-то неподходящей деятельности.

– Мне кажется, вас зовет Фелисити, – соврал Люциус, и когда Тео ринулся вон из комнаты, обратился к Хельзингеру: – Пойдем, Джордж. Это важная новость. Надо найти остальных.

– Вы работали в Америке с дочерью Беатриче Маласпины? – вскричала Делия. – И ни разу не заикнулись об этом?

– Он не знал, – пояснила Марджори.

– Вы не узнали ее по портрету матери?

– Мне кажется, она не слишком похожа на мать, и, знаете, я не очень-то хороший физиономист. Миранда была стопроцентной американкой, очень современной – волосы, одежда… В Лос-Аламосе мы все одевались довольно небрежно, не придавали этому большого значения. Помню, она ходила в джинсах, как и большинство из нас. – Ученый подошел к портрету. – Да, теперь я улавливаю сходство: глаза, нос… очень характерный. Но множество людей имеют такой римский профиль. У вас вот тоже орлиный нос, Делия, и у половины жителей Сан-Сильвестро. А здесь у Беатриче Маласпины волосы зачесаны наверх, вечернее платье… сами видите, почему я не уловил родственного сходства.

– Странно, – проговорил Люциус, – что в этом доме нет фотографий Миранды Маласпины. Как и Гвидо, коли уж на то пошло. Я думаю, может, нам стоит перемолвиться с Бенедеттой?

Служанка отнюдь не обрадовалась, что ее отзывают из кухни.

– Она спрашивает, останется ли на ленч другой англичанин, – поднапрягшись, разобрала Делия. – Хорошо бы она не так трещала.

– Думаю, сейчас мы больше ничего из нее не вытянем, – заметил Уайлд, выслушав краткую сводку, тем временем как Бенедетта, ворча, метнулась обратно к своей дымящейся сковороде. – Миранда Маласпина вышла замуж за американца, о чем мы и так знаем, и трагически умерла в Америке, что нам тоже известно. Они с варваром-американцем развелись, и детей в этом браке не было.

– Что ж, по крайней мере, четверть загадки разгадана, – вздохнула Джессика. – Теперь мы знаем, какая связь между Джорджем и Беатриче Маласпиной.

– Расскажите о Миранде. Какой она была? – попросила Хельзингера Делия.

– Превосходный ум, блестящий ученый. Родись она мужчиной… Все-таки очень трудно женщине завоевать то признание, которого она заслуживает. Научный мир – очень мужской.

– Как бедняжка умерла?

– От лучевого ожога, что означает медленную и мучительную смерть. Миранда сильно страдала и переносила боли с огромным мужеством. Она умирала в больнице Санта-Фе, но ни один врач ничего не мог бы поделать, медицина оказалась бессильна. Я проводил возле ее постели столько времени, сколько мог. Мы стали хорошими друзьями. – Глаза его при этих воспоминаниях затуманила печаль. – Это была, конечно, страшная трагедия для нее – умирать так бессмысленно и мучительно. – Физик запнулся и умолк.

– Звучит просто ужасно, – прошептала Джессика. У Делии кровь стыла в жилах.

– Вот что будет со всеми нами, если кто-то сбросит атомную бомбу.

Джордж обратил к ней печальное лицо:

– Именно так многие и погибли после бомбежки Японии – в страшных муках и без всякой помощи. Вот почему…

– Вот почему вас с тех пор неотступно преследует чувство вины за то, что вы тоже имели к этому отношение.

– Да. И продолжаю работать в той же самой области, внося вклад в еще более страшные возможности. – Он покачал головой. – Пожалуй, это к лучшему… Пожалуй, мистер Гримонд оказал мне любезность.

– Каким образом? – спросила Делия. – Сообщив вам девичью фамилию Миранды?

– Джордж имеет в виду, – пояснил Люциус, – что теперь, вероятно, не сможет продолжать свою работу в Кембридже.

– А что вы будете делать, если не сможете там больше работать? – спросила Марджори. – Есть какие-то другие занятия?.. Нет, это глупость. Не в вашей области.

– Пока что, – с усилием проговорил ученый, – я не стану об этом думать. Пока мы здесь, давайте используем отпущенное нам время как можно лучше. А я теперь еще больше благодарен тому, что сюда попал, – ведь теперь знаю, что здесь был дом Миранды Джемисон. Она была замечательная женщина, и мне жаль, что я никогда не был знаком с ее матерью.

– Вы ее не знали, но, похоже, она-то знала о вас очень многое, – заметила Делия. – Включая ваши ощущения после испытания атомной бомбы.

– Но это было уже после смерти Миранды. Тогда каким образом?