Текст книги "Вилла в Италии"
Автор книги: Элизабет Эдмондсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
Мелдон страстно желала услышать, что говорит американец. Не то чтобы это имело такое уж большое значение: ведь ничто, кроме грубой силы, не отвратит Слэттери от добычи. И однако же репортер вдруг отступил на шаг, как будто удивленный.
Но его удивлению было далеко до удивления Джессики при виде Делии, плывущей к воротам в шелковом платье и неимоверных размеров соломенной шляпе. Темные очки и босоножки на высоких каблуках довершали элегантную картину. Она присоединилась к Люциусу и взяла его под руку, потом стала что-то говорить – пространно, обстоятельно, то и дело поворачиваясь к американцу, как бы за подтверждением, жестикулируя и пожимая плечами.
Что, черт возьми, там происходит? Что эти двое сказали такое Слэттери, что заставило того удалиться? Ведь он действительно удалился, энергично зашагав по дороге прочь.
Джессика сбежала вниз и, запыхавшись от волнения, подскочила к друзьям в тот самый момент, когда Люциус и Делия вошли с террасы.
– Ну что, дорогой? – с нарочито тягучим акцентом произнесла Воэн. – Разве мы только что не выпроводили того мерзкого паразита?
– Ваш акцент безупречен, – кивнул Уайлд. – Где вы ему научились?
– Провела немало времени в Америке. И я хорошая актриса, хоть и говорю об этом сама.
– Куда он ушел? – спросила Джессика.
– Хочет успеть на поезд до Ла-Специи, чтобы затем отправиться на «Виллу Данте», – ответила Делия.
– Куда?!
Конечно, Люциус с Делией неплохо заморочили ему голову, но это всего лишь даст отсрочку дня на два. Имея поддержку и ресурсы газеты, Слэттери, в охотничьем запале, недолго будет отсутствовать. Джессика так и сказала.
– Но все равно я благодарна вам. Как удалось убедить его, что меня здесь нет?
– Мы американцы, снимающие эту виллу у владельца, – пояснила Воэн. – Нет, мы никогда о тебе не слышали. Нет, ты здесь не останавливалась. Потом Люциус попросил взглянуть на твой адрес, который был записан у хорька, и сказал, что это, без сомнения, ошибка и что миссис Мелдон, очевидно, находится на «Вилле Данте» близ Сан-Себастьяно, гораздо южнее. Ему, мол, точно известно, что там проживают какие-то англичане. Но журналисту надо быть очень осторожным, потому что, по слухам, те англичане помешаны на уединении и терпеть не могут, когда вмешиваются в их частную жизнь. Ходят сплетни, что женщина – кинозвезда и живет там инкогнито, скрывая лицо за темными очками.
– Ну, он и бросился туда вприпрыжку, – завершил Уайлд, – как заправский охотник за сенсациями.
– Он поймет, что вы солгали, и станет еще настойчивее. Слэттери вернется, как только выяснит, что его обвели вокруг пальца.
– Репортер вернется не скоро, – усмехнулся американец. – Дело в том, что на «Вилле Данте» действительно проживает одна кинозвезда, очень трепетно относящаяся к своему праву на частную жизнь по причинам, в которые я не стану входить. На вилле так болезненно относятся к ищейкам и газетчикам, что имеют охрану и заручились расположением начальника местной полиции. Думаю, ваш друг хорек на сей раз откусил больше, чем может съесть, учитывая, что находится вдали от своей привычной среды.
– Как вы узнали о кинозвезде? – подозрительно спросила Делия.
– Это моя кузина.
Вечер провели в первоначальном составе. Оливия вернулась в гостиницу, чтобы переодеться и отправиться на обед к друзьям, у которых был дом по другую сторону от Сан-Сильвестро, а Тео заявил о намерении повезти Фелисити обедать в город.
– Мисс Хокинс поведала, там есть очаровательный ресторанчик на главной площади. Мы решили его посетить.
Он был раздосадован, когда «ягуар» ни в какую не хотел заводиться.
– Черт бы побрал эти запальные свечи! Я же просил их отрегулировать.
Джессика отказалась одолжить ему свою машину.
– Извини, Тео, не могу. Иностранная страховка ужасно запутанная и на тебя не распространяется. Тут не так далеко.
– Неужели?! – Фелисити никуда не ходила пешком. – По такой жаре и пыли? На кого я буду похожа после этого? Кроме того, у меня нет обуви для прогулок по такой дороге.
– Возьмите мою «веспу», – предложил Уайлд, и все имели удовольствие лицезреть Тео на мотороллере, сидящего неестественно прямо, с расположившейся позади, на дамский манер, Фелисити. С опаской постреливая выхлопной трубой, они выехали из ворот.
Джордж большую часть дня провел в Сан-Сильвестро, и теперь, когда солнце погружалось в море, окрашивая серебристые воды в красный цвет, потребовал, чтобы его ввели в курс дела.
– Я встретил мисс Хокинс, которая сказала, что тут был репортер. Зачем он приезжал?
Делия не спросила Джорджа, что тот делал в Сан-Сильвестро, а сам физик не сказал, но в тот вечер у него был необычайно умиротворенный вид, как если бы ученый принял для себя какое-то решение, которое освободило его от давно тяготившего бремени.
Это наблюдение удивило Делию. Хотя еще несколько дней назад певица не обратила бы внимания. Могло ли быть так, что, посмотрев на себя со стороны, человек становится менее эгоцентричным и начинает обращать больше внимания на то, что чувствуют и думают другие?
Еще одним человеком, который выглядел более спокойным и счастливым, была Марджори. Но причину этого Воэн уже знала: Свифт вышла из спячки, она снова писала, а Оливия Хокинс привезла ей перспективу нового старта заглохшей было карьеры. И более того, между двумя женщинами завязывалась дружба. По меньшей мере.
Счастливая Марджори.
Джордж смеялся, когда Делия, вновь приняв личину американки, рассказывала, как они с Люциусом отвадили Слэттери.
– Вы в точности напоминаете мне одну женщину, с которой я был знаком в Америке.
Они поговорили о живописи Люциуса и о творческом вдохновении Марджори. Это будет тяжелая книга, призналась писательница. Тяжелая не дня написании, это само собой разумеется, а по сути. Стиляги и изнанка лондонской жизни. Уличные банды.
– А что вам известно об уличных бандах? – спросил Люциус.
– В юности мне довелось близко столкнуться с одной такой компанией. Банды – это банды; читающей публике они нравятся, даже сейчас. Читатели любят, когда их пугают. Жизнь наладилась, есть работа. Конечно, очень пугает бомба, но это слишком большой и глобальный страх, чтобы брать его с собой в постель. Молодежные шайки, распущенность и преступность в бедной, пользующейся дурной славой части города вызывают у людей дрожь и одновременно заставляют радоваться, что сами они уютно посиживают у камина, в своем удобном загородном доме.
После обеда Делия играла на фортепьяно и пела, а остальные сидели на террасе, где желтые свечи Бенедетты отгоняли насекомых, а музыка смешивалась с неумолчным жужжанием цикад, негромким уханьем совы и отдаленным рокотом моря.
– Ах, если бы все это могло длиться вечно! – вздохнула Джессика. – Как бы я хотела, чтобы лето длилось без конца, чтобы облака никогда не заслоняли звезды, чтобы воздух благоухал, а весь мир ограничивался этой усадьбой.
– И в самом деле, рай, – отозвался Джордж. – Но это время еще придет, Джессика. А пока что думайте о спокойствии после бури, о тихой гавани после опасного путешествия…
– А это откуда? – спросила Мелдон. – Тоже Данте?
– Ариосто, – ответила за него Марджори. – Он был переведен на английский Джоном Харрингтоном, которому мы обязаны также изобретением ватерклозета. Он был одним из многих елизаветинцев, у которых был роман с Италией и всем итальянским.
– Я думаю, эта страна завораживает англичан, – кивнул Джордж.
– А я думаю, – закуривая сигарету, проговорила Джессика, – что любое место, где нет мороси и тумана, завораживает англичан. Послушайте, коль скоро мы сейчас одни, хочу спросить: вы отдаете себе отчет, что с тех пор как приехали Тео и Фелисити, вы и палец о палец не ударили для того, чтобы найти этот самый кодицилл? Не сегодня завтра il dottore постучится в дверь, и ничего не останется, как признать свой проигрыш.
– Я надеюсь, что он подстерегает нас где-то совсем рядом, – сонно пробормотала Делия.
– Проигрыш? – спросил Уайлд. – Или адвокат?
– Кодицилл. Либо его вообще не существует. Возможно, единственное, что нам завещано, – вот эти дни здесь. А это означает, что наше наследство почти полностью истрачено.
– Что ж, такое возможно, – согласился Джордж. – И дар безмятежного духа – это далеко не пустяк.
– Да нет. – Марджори зевнула. – Маласпина оставила кодицилл, все как полагается. Мы просто слишком узколобы, чтобы его отыскать.
– Я помолюсь святому Антонию Падуанскому, который помогает отыскать потерянное, – пообещал Хельзингер. – Но знаете, Джессика, я искал. Смотрел каждую книгу в башне, и там действительно настоящие сокровища, но никаких юридических бумаг.
– Вы можете попытать счастья со святым Иудой, – улыбнулся Люциус.
– С Иудой? – переспросила Делия, поймав себя на мысли, что ей нравится эта улыбка.
– Покровителем гиблых дел.
6
Марджори брякнула это в своей обычной прямолинейной манере. И как это она узнала, что разговор состоялся только сегодня утром?
– Делия, расскажите о бизнесе вашего отца. Вы никогда толком об этом не рассказывали. Текстиль, не так ли? Фабрики на севере, нещадно эксплуатирующие бедняков на ткацких станках.
Тео поперхнулся кусочком яблока, которое перед этим аккуратно очистил от кожицы и разрезал на дольки.
– В наши дни не очень-то поэксплуатируешь, на горе вашим диккенсовским представлениям, – ответила певица. – Профсоюзам это не нравится. Так случилось, что мой отец является одним из любимых вами просвещенных работодателей и слишком ценит своих рабочих, чтобы их притеснять.
– Разве текстильная отрасль не уничтожается дешевым импортом, наводнившим страну?
– Да, но мой отец человек предусмотрительный. Папа очень хорошо заработал в войну на производстве искусственного шелка для парашютов. – Еще будучи школьницей, она слезно умоляла отца дать парашютного шелка, хотя бы несколько ярдов, на нижнее белье. Лорд Солтфорд наотрез отказался, но потом два ярда этой материи пришли в посылке. Просто чудо, что его не украли по дороге. Бракованный материал, пояснял отец в короткой приписке. Может, и бракованный, но для Делии по своей ценности он был все равно что расшитый золотом. – Ты помнишь, Джессика?
– Да. Ты разделила его на шесть частей и раздала подругам – чтобы пошить панталоны и нижние рубашки. Да не только подругам; дала немножко и Регуле, и я никогда не видела, чтобы кто-то так радовался. Регула была беженкой, – пояснила остальным Джессика. – Школа предоставляла несколько стипендий дочерям высокопоставленных беженцев.
– Интересно, что стало с Регулой? – задумчиво спросила Воэн. – Я потеряла с ней связь.
– Твоя беда в том, что ты потеряла связь со всеми подругами. Мы как-нибудь сходим на один из этих ужасных коктейль-пати, которые устраиваются в Лондоне для бывших учениц, и ты сможешь повидаться с некоторыми из них. Разве ты не слышала, что Регула стала врачом, работает в Мидлендсе?
– Право, Делия, – вступил в разговор Тео, отвлекаясь от борьбы с яблоком, – вряд ли тебе уместно говорить о бизнесе Солтфорда в таких выражениях. Я вообще не понимаю, – при этих словах адвокат осуждающе посмотрел на Марджори, – почему возникла эта тема.
Он думает, что утром Свифт подслушивала под дверью, сказала себе Делия. Бедняга не знает о ее способности ловить то, что носится в воздухе.
А в воздухе во время того разговора, который произошел до завтрака, носилось немало. С Тео и Фелисити, которая на сей раз, в кои-то веки, не мучилась тошнотой, а, напротив, радостно сияла. Как несправедливо, что ее сестру беременность даже украшает, тогда как менее везучие женщины становятся толстыми и одутловатыми.
Родственники подловили Делию, когда она торопливо спускалась по лестнице.
– Доброе утро, Флика. Тебе лучше сегодня? Какой божественный день. Я собираюсь поплавать после завтрака.
– Нельзя, у тебя будут колики, – предостерегла Фелисити тоном старой нянюшки, от которого Воэн рассмеялась.
– Можно тебя на одно слово? – спросил Тео, увлекая бывшую возлюбленную в гостиную, где пахло пчелиным воском и розами, которые Бенедетта поставила в огромную китайскую вазу. – Нам надо серьезно поговорить.
– В такой райский день? – нарочито беспечно отозвалась Делия, хотя внутренне насторожилась.
– О папе, – уточнила Фелисити.
– А что такое? С ним все в порядке, надеюсь? – Нет-нет, конечно, с ним не могло быть ничего плохого, иначе они сразу сообщили бы…
– С ним все в порядке, – скривился Тео. – Кроме старости.
Воэн потребовалась минута, чтобы сообразить, о чем он.
– Ты хочешь сказать, он слабеет? – Чепуха; сухие, жилистые мужчины вроде ее отца не слабеют, а лишь делаются более твердыми и несгибаемыми.
– Нет, лорд Солтфорд находится в добром здравии, насколько я знаю, но отнюдь не молодеет. Ему почти семьдесят лет, как ты знаешь, и он в раздумьях над тем, что будет с его бизнесом. Чувствует, что настала пора переложить его на более молодые плечи.
– У него ведь есть какие-то толковые управляющие, не так ли? В чем проблема?
Насколько знала Делия, отец имел намерение поделить свои доли в компании между ней и Фелисити. Бизнесом будут заниматься профессиональные менеджеры, которые работали у него в течение ряда лет, а они с сестрой – получать дивиденды.
– Проблема в том, – уже несколько раздраженно продолжал Тео, – что у него идефикс сохранить бизнес в семье.
– По-моему, он всегда это планировал, разве нет?
– Ты не понимаешь. Мы сейчас говорим не об акциях, а о практическом каждодневном управлении предприятием.
– Папа не в своем уме! – решительно отрезала певица. – Как можно требовать от Фелисити, чтобы она этим занималась? Как он это себе представляет, в ее теперешнем положении? – «Кроме того, – подумала она, – ты и сам не доверишь Фелисити никакой коммерции, кроме, может, лотка на благотворительной распродаже, да и то ей это наскучит через полчаса».
– Делия, будь добра, перестань прикидываться дурочкой. Ему нужна ты.
– Чтобы у него работать? – Разве они с отцом уже не обсудили эту тему тысячу раз?
– Не совсем. Твой отец хочет, чтобы ты приняла на себя ведение дел, чтобы управляла всем концерном, – напрямик высказался Тео.
Делия от изумления потеряла дар речи, но у Рэдли было еще много всего в запасе.
– Знаю. Это нелепая идея, и я ему так и сказал. Но твой родитель не желает ничего слушать; ты же знаешь, какой он.
Тут ей в голову впервые пришла совершенно новая мысль. Уж не хочет ли Тео сам руководить концерном Солтфорда?
– Себя я ему не предлагал, потому что ценю карьеру адвоката и собираюсь баллотироваться в парламент на следующих выборах. Я просто не мог бы управлять таким большим предприятием, как «Солтфорд», не забросив остальные дела.
– Кроме того, – добавила Фелисити, – папа и не хочет, чтобы ты им управлял.
– Он хочет, чтобы этим занялась ты, – повторил Рэдли Делии.
– Ну, об этом тоже не может быть речи. Послушай, Тео: у меня совершенно нет опыта, я в жизни не работала ни в каком учреждении; все, что я знаю об этом бизнесе, – какие-то отрывочные сведения, которых нахваталась из его разговоров на протяжении лет. Я не представляла бы, с чего начать, да и начинать не собираюсь. Моя жизнь связана с музыкой. Я приняла это решение, и от него не отступлюсь.
– О, ты и твоя музыка! – проворчала Фелисити. – Музыка – для людей, которые не умеют делать ничего другого. Это не карьера. Ты все время толкуешь о профессии, но, честное слово, Делия, это совсем не то, что профессия врача или другое полезное занятие, не так ли?
– Сама не понимаешь, о чем говоришь.
– Если ты не согласишься, – не унималась Фелисити, и при этом ее накрашенные губы задрожали, то ли от возмущения, то ли от беспокойства, – папа пообещал, что учредит благотворительный траст и все деньги уйдут на благотворительность.
– Что?
– Вы с Фликой получите десять процентов. И все, – пояснил Тео.
– На какую благотворительность?
– Что-то в смысле борьбы с пороком.
– С пороком?
– Какой-то филиал «Морального перевооружения». Улучшение морального здоровья нации.
– Ты шутишь, – отшатнулась Делия. Для ее отца бизнес был бизнесом, а моральные убеждения хотя и оказали влияние на его просвещенный способ управления фабриками, но никогда – в этом она была уверена! – не доходили до такого.
– Десять процентов! – простонала Фелисити.
– И у семьи вообще не будет никакого голоса в ведении дел. Решат попечители траста в какой-то момент продать бизнес – будет по их воле. Ваши акции могут потерять всякую ценность.
– А какова, по-твоему, будет ценность этих акций, если предприятием будет управлять профан вроде меня? – воскликнула Делия. Ее переполняла злость на отца. Ему не удалось манипулировать ее жизнью одним способом, так он решил зайти с другой стороны! Как это на него похоже!
– Успокойся, – продолжал Тео. – Послушай, я не очень хорошо изложил. Уверен, что здесь кроется отнюдь не месть лорда Солтфорда за твои дурацкие демарши, как ты, видимо, представляешь. Он искренне хочет, чтобы бизнес сохранился, чтобы остался в семье. У него две дочери: ты и Флика. Ты унаследовала его мозги, Флика – нет.
– Мозги! Тут дело не в мозгах. Тут требуются знания, и деловая хватка, и понимание, как работают деньги…
– Ты же училась в Кембридже, – подхватила Фелисити. – У тебя уйма энергии. Ты всегда что-то организовывала в школе, отчего у тебя и было столько неприятностей. Не понимаю, почему ты не можешь за это взяться. Или по крайней мере попробовать.
– Даже не думай. Мой ответ – нет.
– Делия, ну честное слово…
– Честное слово, без толку! – отрезала Воэн, устремляясь к двери. – Ни слова больше на эту тему…
– …Но сейчас уже не требуются парашюты. – Марджори по странному совпадению завела за столом разговор на ту же самую тему. – Как же он справляется?
– Не спрашивайте, понятия не имею, но фабрики до сих пор на ходу и люди до сих пор работают, хотя их уже не так много. Того масштаба, какой был во время войны, уже нет.
– Полагаю, работу потеряли женщины.
– Некоторые из них после войны уже не захотели остаться. Хотели вернуться к домашнему хозяйству. Я думаю, отец сохранил большинство из тех, кто нуждался в работе. Во многих областях женщины справляются лучше мужчин. – Делия встала из-за стола. – Я, право, не понимаю, почему мы разговариваем о промышленном производстве в такой чудесный день. Кто идет купаться?
– Сколько лет вашему отцу? – спросил Уайлд, когда они шли через оливковые рощи к пляжу. Американец остановился и посмотрел вверх, в царство листвы над головой. – Неужели вы не любите оливковые деревья? Цвет листьев, множество оттенков и кривые сучковатые стволы. Пьетро сказал, что эти деревья очень старые. Вы знаете, что оливы могут жить веками? Я собираюсь прийти сюда и написать какое-нибудь из них. Портрет дерева. Так сколько?
– Что? Около семидесяти.
– Лорд Солтфорд не собирается отойти от дел? Или он из тех парней, которые движутся, пока не упадут?
Мысли Делии все еще были заняты деревьями, на которые она смотрела, словно в первый раз, глазами Люциуса – внимательно и отчасти благоговейно.
– Мой отец? Бог его знает, Люциус. Не уверена, что мне хочется говорить об этом. Тео уже умудрился испортить утро, затронув данный предмет.
– Если вы позволили, чтобы разговор испортил вам такое утро, то должны чувствовать себя пораженной. Хотите поговорить об этом?
К своему удивлению, Делия обнаружила, что хочет. Она рассказала Люциусу о концерне «Солтфорд» и сногсшибательной новости, только что обрушенной на нее Тео.
Американец взял у нее полотенце и расстелил на песке. Потом развернул свое собственное и уселся рядом.
– То есть ваш папа считает, что вы пошли в него. Могу понять его соображения. Он хотел бы передать дело сыну, но сына бедняга потерял в войну. Остаетесь вы с сестрой, и хотя Фелисити – писаная красотка, она не из тех, кто мог бы стать промышленным магнатом.
– Точно так же, как и я. – Делия подумала насчет брата. – Я думаю, это только к лучшему, что предприятие не перейдет к Босуэллу. Он управлял бы компанией, как тот извращенец у Толкина.
– Из «Властелина колец»? Вы говорите о рудниках Мордора?
– Если это там горящая земля и орки – то да. Босуэллу понравилось бы иметь армию орков, работающих на него. «Жестокий», «безжалостный» – слишком слабые определения для него. По сравнению с моим отцом, гуманным человеком и гуманным работодателем, помешанным на безопасности производства и тому подобном, радеющем о своих работниках… Да он устроил бы там ад! Так или иначе, мой брат погиб на войне, и не о чем тут рассуждать. Как вы верно заметили, у отца остались я и Флика. Кстати об орках: у кого записная книжка Беатриче Маласпины? Мне хотелось бы еще раз взглянуть на те рисунки. Забавно, как подумаешь, что от нее нам остались только они да башня; сама же она для нас загадка.
Делия задумчиво смотрела, как мелкие волны набегают на берег, создавая легкую рябь. Почему находящееся в непрестанном движении море так умиротворяет, унимает боль, завораживает?
– Все дело в игре света, вечном движении и постоянно меняющемся узоре, – заговорил Люциус, наблюдая за ней. Он всем сердцем тянулся к Делии и сопереживал ей – сидящей здесь, на песке, рядом с ним, обхватив руками колени и положив на них подбородок.
Воэн повернулась к собеседникам и, сдвинув темные очки, посмотрела им прямо в лица. В глазах ее поблескивали золотые крапинки. Рыжевато-карие глаза, так колоритно сочетающиеся с римским носом.
– Я не могу пойти на это, Люциус. Даже если бы хотела. Это не мое. Я приняла решение, что не вернусь больше на оперную сиену, но музыка по-прежнему останется моей жизнью. Можете вы это понять? Или банковское дело так разъело вашу душу, что вы забыли: искусство – это призвание, а не просто выбор?
– Удар ниже пояса. Увольте меня от суждения. Ваш отец считает, что вы справились бы. Я счел бы это за комплимент, особенно после того, как вы потратили столько времени и сил, цапаясь с ним, как по-вашему?
– Он пытается мной манипулировать, навязать мне свою волю.
– Да нет же.
– Ваши родители запихнули вас в банк. Мой родитель тащит меня в «Солтфорд». В чем разница? Разве что вы с этим смирились, а я не намерена. – Делия умолкла на некоторое время, потом вновь взорвалась: – Слишком поздно! Мне двадцать семь лет! Мне уже не измениться!
Она подвинулась к воде и вошла в море. Люциус последовал за ней.
– Двадцать семь! А сколько было Уйнстону Черчиллю, когда он принял на себя руководство Британией в суровое время? За шестьдесят. – Уайлда уязвили ее представления, что жизнь заканчивается в двадцать семь лет. Ведь это означало бы, что он, в свои тридцать пять, не имеет и вовсе никаких перспектив, кроме как быть банкиром и мужем Эльфриды. – Давайте порассуждаем логически. Вы уже потратили тетушкины деньги и в настоящее время не получаете от отца ничего. Насколько хватит ваших сбережений?
– Сбережений? – переспросила она.
– Я так и думал. Иными словами, если доходы от оперного пения прекратятся, вы останетесь без гроша.
– Петь можно не только в опере. Мюзиклы, например. Именно этим я хочу заняться.
– Чтобы выстроить новую карьеру, потребуется время, а какие гарантии, что дело у вас пойдет?
– Жизнь вообще не дает гарантий. Музыка – рискованная профессия; не важно, насколько ты талантлив или успешен. Мне ли этого не знать. Просыпаешься утром с больным горлом и думаешь: что, если я потерял голос навсегда?
– У вас есть квартира?
– Я снимаю.
– Могут возникнуть проблемы. Вам придется искать работу или богатого мужа.
– Ну, уж спасибо.
– Конечно, в положенное время, после смерти отца, вы получите дивиденды со своих десяти процентов солтфордских акций. Если только компания еще будет функционировать и если ваш родитель не передумает.
Уайлд видел, что Делии не приходил в голову такой вариант. Она опять надвинула очки на глаза. Черт бы побрал эти заслонки – совершенно нельзя понять, о чем человек думает!
– Тогда придется искать работу. Как другим безработным артистам и музыкантам. – Это прозвучало у нее так серьезно, что ему неудержимо захотелось ее обнять и сказать: нет-нет, выходите за меня, и тогда вам никогда не придется искать работу. Но он не мог так сказать, потому что банкир Люциус должен был жениться на Эльфриде, а если бы Люциус-банкир превратился в Люциуса-художника, тогда каким образом, черт побери, смог бы он обеспечивать жену?
– Надеюсь, вы сможете преподавать. Или научиться чему-то еще – обслуживать посетителей в ресторане, водить туристов. Я не знаю…
Делия поплыла обратно.
– У Тео есть какие-нибудь цифры по компании вашего отца? – спросил американец, нагоняя Воэн у самого берега.
– Он сунул мне какой-то конверт, но я не имею представления, как расшифровывать бухгалтерскую отчетность.
– Финансовая отчетность компании – вещь не такая уж сложная. Всякий, у кого мозги более-менее в порядке, может научиться ее читать. Когда мы накупаемся и вы перестанете дуться, мы взглянем на эти цифры. Вместе с Джессикой, если хотите; она лучше в них разберется и поможет вам.
– Я не дуюсь.
– Тогда докажите это и улыбнитесь.
Делия отплыла на несколько футов, потом перевернулась на спину и ногой обрушила на него сноп брызг.
Он был прав, думала Делия. В цифрах оказалось не так уж трудно разобраться, хотя лучше бы ей, конечно, обладать сообразительностью Джессики. В конце концов, Воэн даже стала находить цифры не лишенными занимательности, но они по-прежнему не захватывали ее воображения.
– По-моему, дела у него идут прекрасно. – Джессика повернулась к Люциусу.
– Я бы тоже так сказал. Жаль, что мы не его банкиры.
– Должно быть, вы считаете, что я рехнулась, если помышляю все это пустить на ветер, – буркнула Делия.
– Думаю, вы сделаете отца очень несчастным. Для него будет тяжелым потрясением видеть, как его компания переходит в чужие руки.
Фелисити, изысканно-элегантная в белом купальном костюме, профланировала через террасу. Стройна, как всегда, и Воэн была уверена, что даже на девятом месяце ее сестра будет выглядеть потрясающе.
– Делия, как тебе не стыдно! Ты злишься на Тео всякий раз, как он открывает рот. Человек просто старается помочь.
– Да, помочь тебе загрести папины деньги.
– А почему бы и нет? Почему их должны загрести эти отвратительные ханжи?
В том-то и проблема. Умный хитрый старый лис, подумала Воэн. Если бы он сказал, что намерен передать свою собственность на какую-нибудь цель, которой Делия сочувствовала, возможно, душа ее не восставала бы. Но идея набивать карманы ханжей, как выразилась Флика, – ибо Делия была уверена, что поддержка морального здоровья нации начнется и закончится в карманах тех, кто заправляет этой самой лигой, – была ей ненавистна.
Леди Рэдли обворожительно улыбнулась Люциусу:
– Тео сказал, что вы банкир. Объясните Делии, как глупо и эгоистично она себя ведет.
– Я взял себе за правило никогда не вмешиваться в семейные споры.
– Ха, погодите, когда женитесь на Эльфриде. Вы хоть немного представляете, что это за семейка?
– Фелисити, замолчи, – оборвала сестру Воэн. – Оденься, скоро ленч.
– Снова паста, – вздохнула та. – Убийственно для фигуры.
Делия нагрузила свою тарелку с верхом. Родственница пребывала в ворчливом расположении духа и, несмотря на предостерегающие взгляды мужа, пытающегося намекнуть ей, что за столом присутствуют посторонние, намеревалась во что бы то ни стало донести свою мысль.
– Честное слово, вы с Джессикой такие трудные. Взять хоть этот треклятый развод. Ну что ты такая упертая, Джессика? Для карьеры Тео совсем не полезно быть замешанным в эту историю, люди начинают коситься, особенно учитывая, что Ричи – герой войны и всеобщий любимец. Тео говорит, премьер-министру это не понравится.
– Премьер-министр пусть занимается своими делами, – отрезала Мелдон.
– Все это хорошо на словах, но даже если ты и получишь развод, все равно опять попадешь в какие-нибудь неприятности, как это всегда с тобой бывает. Твое имя опять появится во всех газетах, а это скверно скажется на карьере Ричи. Нет, Тео, пора, чтобы кто-то открыл Джессике глаза на последствия ее поступков.
– Хорошо, она может поступить как я: сменить фамилию, – предложила Делия. – Тогда фамилия Мелдон нигде не будет фигурировать. Здесь нет ничего сложного. Я всего лишь подписала несколько бумаг, и – вуаля! Воэн вместо Тирск!
Уайлд со звоном уронил нож.
– Тирск? Ваше имя ведь Солтфорд.
– Нет, – ответила за сестру Фелисити. – Это папин титул. А фамилия – Тирск. Я, пока не вышла замуж за Тео, была достопочтенная Фелисити Тирск, а Делия достопочтенная Делия Тирск.
– Ваш брат! Как звали вашего брата? Вы называли его Босуэллом.
– Это было одно из его средних имен. В семье его звали Босуэллом, уж не знаю почему. Все остальные называли его Джерри или Джеральд.
Люциус побелел как смерть.
– Джеральд Тирск?
Остальные уставились на американца.
– Вы его знали? – спросил Тео.
– Я его убил. Застрелил во время войны.
Делия похолодела. Этого не может быть! Босуэлл погиб в результате несчастного случая… Великий Боже, да, в Италии! Фелисити была озадачена.
– Но ведь вы, американцы, были на нашей стороне.
– Это был несчастный случай! – отчеканила Воэн, устремляя многозначительный взгляд на Люциуса. – Военно-полевой суд вас оправдал, признав, что это был несчастный случай.
Уайлд хотел было что-то сказать, но Делия опять его опередила. Он не должен рассказывать, что случилось на самом деле. Не здесь. Не сейчас.
– За вами не признали никакой вины. Такие вещи случаются в военное время. Пусть даже он был моим братом…
– Сводным, если точно, – обронила Фелисити. – Вы совсем бледный, Люциус. Не переживайте – на самом деле для нас не имеет значения, как погиб Босуэлл. – Красавица одарила его чарующей улыбкой, а потом посерьезнела. – Видите ли, он был не очень хороший человек.
– Сводным? – Теперь настала очередь Делии изумленно вытаращиться. – Как это?
– Разве ты не знала? О, я думала, ты знаешь. Мама рассказала мне об этом давным-давно, когда я выходила за Тео. Не знаю почему – ведь все это давняя история и к тому времени Босуэлла уже не было в живых.
– Фелисити! – осадил жену Тео. – Прекрати!
Та оставила слова мужа без внимания.
– Да, она была уже беременна, когда выходила замуж, – ну известно же, что Босуэлл родился через семь месяцев после свадьбы. И всегда казалось немного странным, что такой высокоморальный человек, как папа, мог дать фальстарт. Ничего другого не оставалось думать, потому что в ином случае он должен был поднять большой шум. Чего, однако, не сделал. Мама говорит, отец узнал правду, когда Босуэллу удаляли аппендицит, по анализу крови.
– Группа крови… – повторила Делия. – Значит, отец знал?
– Ну да. Вероятно, поэтому они с мамой и не разговаривают друг с другом.
Рэдли потерял терпение:
– Фелисити, тебе обязательно прилюдно полоскать грязное белье своей семьи? Придержи язык, ради всего святого!
