Текст книги "Осколки на снегу. Игра на выживание (СИ)"

Автор книги: Элина Птицына

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 40 страниц)

Глава 7

Члены прежней Императорской фамилии были известны особенной любовью к парковым ансамблям и даже сами принимали участие в их оформлении. Не удивительно, что у Великой резиденции в Темпе разбит живописнейший сад, который называют Прекрасным или Дворцовым. Придворные поэты в прежние времена уверяли, что на земле невозможно найти место лучше. Достоверно известно, что начало ему было положено еще при древних царях – упоминания об этом встречаются в ранних образцах Высоцких летописей.

Из путеводителя по столице Империи

Ох, душечка моя, Марфинька, подруженька моя любимая! Такие дела сейчас во дворце творятся, что в прежнее-то время и помыслить нельзя было. Мой Прохор Петрович как вернулся из Великой канцелярии так перво-наперво рюмку водки опрокинул: от нервов-де. И только я хотела ему лечение в полной мере показать, чтоб знал (тщательно зачеркнуто) как он, родимый, и закричал: «Марусенька, ангел мой, у Императора секретарь – баба!»

Из письма, направленном в поместье соседки помещицы Паромоновой,

когда та с мужем в столицу ездила

Майкл смотрел в окно. Высокие окна императорского кабинета в Великом дворце от Старогродской площади отделяло несколько стен, но сама площадь прекрасно просматривалась: еще несколько дней назад она радовала королевский взгляд ковром из бегоний и роз.

Садовники расстарались не на шутку – столица праздновала «отбытие будущего императора Михаила из царства именуемое Имберийским, с благочестивыми мыслями о восстановлении великого трона». О своем благочестии за эти дни Михаил наслушался столько, что впору было творить чудеса. По счастью, от него ждали другого, и поэтому он улыбался и махал рукой все три дня праздника.

А и вправду собирался в Империю как на праздник. Знать, сейчас случилось похмелье.

В кабинете зашуршали юбки и, когда Его Императорское Величество изволили повернуть голову, перед ним в безукоризненном реверансе присела Мэй, ныне Маргарита Сергеевна, старший секретарь Императора. За ней маячили советники.

…Царственная Мать даже требовала лекаря и капли: Майкл отказывался ехать на Север без Мэй. В конце концов, королева махнула рукой: найдите девчонке учителей, чтоб не шокировать северных ханжей отсутствием манер. Майкл пожал плечами: Мей быстро училась. А то, как она ведет его бумаги, Майкла-Михаила и ранее устраивало более, чем полностью.

…Он подобрал ее в порту. Она бросила в него косточкой от вишни и попала прямо в лихо заломленную белую треуголку. Майкл взглянул: парусиновая рубаха, зеленые панталоны, бострог* небрежно брошен рядом, шляпа – на нем, а в ней – вишни с горкой. Девчонка совсем. Сидит по-мальчишески на ящиках и скалится:

– Эй, Красавчик!

Чулок нет, башмаки валяются на мостовой. Хороша невероятно и ясно одно: цветок только начал распускаться. Майкл наклонил голову:

– Заработать хочешь?

– Я не такая, Красавчик! Иди к шлюхам, во-о-он туда.

Майкл чуть подцепил носком сапога вишневую косточку, подкинул ее вверх – получилось – поймал и ловко метнул в девчонку. Она с хохотом уклонилась:

– Не любишь быть должен, Красавчик?

– Как тебя зовут-то, красотуля?

– А меня не зовут!

– Сама приходишь?

– Да хотя бы!

Майкл запустил в нее мешочком с золотыми. Девчонка ловко поймала. Взвесила на руке:

– Что, набил камушками, чтобы впечатлять легковерных?

– А ты развяжи, – посоветовал он.

Монету на зубок она попробовала совершенно очаровательно.

– Хороший подарок, пригодится. Ну, спасибо, Красавчик. Ходи здесь чаще!

Он расхохотался до слез.

– Получишь еще такой же, если составишь мне компанию за обедом. Я приглашаю тебя на свой корабль.

– Что будешь показывать на корабле? – хмыкнула девчонка. – У тебя есть котятки? Щеночки? А-а-а, у такого щедрого лира, конечно же, есть обезьянки. Нет, не интересно. Обезьянок я видела.

– Просто угощу заморскими фруктами. Такие еще никто не привозил, не чета твоим кислым вишням, – ему было смешно.

– Все так говорят, – пропела она. – А потом честной девушке приходится драться с большими и грубыми – фу – мужиками. Кстати, за вишни я могу и обидеться.

– Не стоит. И я тебя не трону.

Девчонка вздернула бровь и переложила ноги.

– Я тебя не трону, – повторил Майкл. – Слово офицера и капитана.

– Если такому капитану не верить, то кому тогда верить? – как будто с печалью вопросила она и спрыгнула с ящиков. – Три таких мешочка и обед с заморскими фруктами с тебя, Красавчик!

– Я тебя не трону, – сглотнув, повторил Майкл, глядя девчонке в глаза. – Только, когда ты сама захочешь.

Она звонко расхохоталась.

В приметы – женщина на корабле к несчастью – он не верил, хотя, по-хорошему, девчонку надо было бы высадить, если не в том же порту, так в следующем, но она была дерзка, языкаста, ловка, красива, наконец. Майкл никогда не упускал ничего из того, что ему нравилось. И ее не отпустил.

– Подожди…Ты что – король? Правда? – ее глаза были огромны. И на губах… сок заморских фруктов.

– Тсс, я всего лишь королевский сын. Третий сын, что может быть печальнее на свете? – отвесил шутовской поклон Майкл.

– Много чего, – серьезно ответила Мэй.

Ее звали Мэй, и она точно знала, о чем говорит. Крошка Мэй, Мэргарет Уит, честно рассказала ему про свое раннее сиротство, злую тетку, прибравшую наследство к рукам в обход слишком юной племянницы, монастырскую школу, где девчонок морили голодом, держали в неотапливаемых дортуарах и пороли… Про побег, про то, как не знала, куда податься – готова была умереть с голоду, но не вернуться… Но ей повезло, и она примкнула к бродячему цирку, а там уже научилась ходить на руках, показывать фокусы, трюки, чревовещать… Талантов у Мэй было немеряно. Майкл даже в детстве так не хохотал, когда она разыгрывала перед ним представления, а ведь его королевское высочество в свое время веселила вся столичная труппа. Мэй они в подметки не годились.

В монастырской школе девчонке успели поставить почерк, научили грамоте, основам делопроизводства, начальным азам экономики и – ради разнообразия, должно быть – игре на лютне. Из таких, как Мэй готовили экономок и помощниц по хозяйству в богатых домах. Неведомая тетка посчитала, что ее племянница-полукровка (отец юной Уит родом был из Южных княжеств) достойна только такой карьеры.

– Тогда почему ты Уит? – зевнул Майкл.

– Тетка поменяла мне фамилию, – потупилась Мэй. – Посчитала, что так приличнее, не стоит скандализировать будущих работодателей такой фамилией.

Фамилию Майкл не спросил ни тогда, ни потом. Он просто любил Мэй, лютню и порядок. А она быстро прибрала к рукам сначала его корреспонденцию, а затем и все остальное. Все, чего касалась Мэй, работало как часы. Это было очень удобно.

… Теперь государственные дела требовали внимания императора Михаила: после четырех часов по полудни в его расписании значились три доклада советников. Но и давнишние утренние, и настоящие вечерние доклады касались только одного: нового предстоящего празднования с названием слишком длинным и чересчур вычурным, на взгляд самого правителя.

Слушая, как страна отметит «вступление благочестивейшего императора Михаила в великую столицу, именуемую Темп», он еле сдерживал раздражение. Начавшийся дождь только усиливал монарший гнев. Дождь шуршал ветками сада, стучал в стекла дворца, звенел отдельными каплями и – чуть примолкнув, начинал вновь. Советник же говорил монотонно, словно поставил себе цель: непременно усыпить всех присутствующих. Михаил злился, но молчал, потому как помнил, что за высказанное вслух недовольство тратами его – его! – отчитывал посланник Королевы. Спасибо хоть наедине, едко думалось теперь.

– Дайте народу праздник! Столица этой страны заслужила мира и веселья. Когда столица довольна, остальная страна спокойна! Большие бунты начинаются со столиц! Но нам он сейчас не нужен! Сейчас важно совсем другое. Ваша роль – роль доброго Императора, который балует свой народ, который и так натерпелся от незаконной власти! – шипел посланник. – Королева будет огорчена, если узнает, что вы меняете курс.

– Судя по казне, – с сарказмом ответил Михаил, – столица не долго будет радоваться. И тогда бунт, которым вы меня так пугаете, все равно случится.

– Ну, это не ваша забота, Ваше Высочество, – имбериец оговорился специально, Михаил мог в этом поклясться. – Скоро начнется торговля кристаллами, и ваша Царственная Мать поделится с вами прибылью от этого дела. Веселитесь, радуйтесь, говорите речи, радуйте чернь рассказами о том, как хорошо будет жить страна совсем скоро, но не проявляйте рвения там, где не нужно.

– Пока я видел только один кристалл, и с тем вы не знаете, что делать!

– Ваше Высочество, предоставьте решение этого вопроса специалистам!

– Я уже сомневаюсь в способностях ваших специалистов, граф Лортни!

Лир Лортни повел себя недопустимо. Он коротко поклонился и вышел, гордо вскинув голову. Так кланяются равному. Михаил швырнул стул в стену: высочество, значит! Высочество, не Величество! Прямой намек на то, что третий сын королевы рано или поздно вернется в Восточное крыло Имберийского дворца. А там его, наверное, снова отпустят погулять в Южные моря, чтоб не так чувствовал поводок!

Обломки стула выглядели отвратительно, и Император еще больше взбесился – беспорядка он не терпел, и слугам досталась вся тяжесть его гнева.

Сейчас он постукивал пальцами по ручке кресла и согласно кивал в такт словам: плана у него все равно нет, ну разве что – поехать на Север, но его он озвучил только Мей.

А та сидела, ни дать, ни взять статуэтка, а не женщина, и писала своим ровным прекрасным почерком протокол сегодняшней встречи.

С него потом снимут копию – ее отправят в Имберийское царство.

И это тоже не поднимает настроения.

Михаил с усмешкой обвел взглядом советников: они с первого дня мастерски не замечали Мей. Еще и шепотки ползли по дворцу: Император подобрал эту – вы же понимаете, о ком мы говорим – эту игрушку чуть ли не в восточном борделе, где-то в порту: какой ужас!

Не трудно было догадаться, кто источник этих сплетен. Королевские псы и здесь отметились.

…Аудиенция закончилась, и монарх отпустил советников взмахом руки, ровно сказав секретарю:

– Останьтесь, Маргарита Сергеевна, мне необходимо продиктовать несколько писем.

Они несколько минут молчали, глядя друг другу в глаза.

– Как у тебя отношения с… с этими? Досаждают? – с Мэй он никогда не таился.

– Все хорошо, – она пожала плечами. – Они не любят меня, я не люблю их. У нас гармония и взаимопонимание.

– Тебе скучно, – проницательно сказал Майкл.

Мей улыбнулась краешком губ.

– Нет, не в этом дело. Хотя – да, я никогда не любила корсеты и паркеты, а сейчас так окончательно возненавидела. И, простите Ваше Величество, – она обворожительно улыбнулась. – Твою мамочку, Майкл, я тоже не особо люблю. Ее никогда не было так много в нашей жизни.

– Моя Мать – Королева, – напомнил Майкл, скорее по необходимости, чем искренне. Уж он-то точно знал, что на все разговоры в королевских дворцах всегда найдутся чьи-нибудь уши… И знать бы еще за какой стеной они прячутся. – Достаточно, Мей. Сейчас я желаю продиктовать письмо своей Царственной Матери.

Его умная девочка кивнула.

После совершенно пустого письма, хотя, конечно, эта бумага могла бы послужить образцом светской переписки – много слов и нет смысла – Михаил заявил, что Его Величеству необходимо прогуляться и позвал Мей с собой.

– Заодно обсудим формулировки приглашений для семьи Кайзера, – уточнил он, накидывая плащ.

В саду было тихо и мокро. Дождь закончился и глядя на влажные листья, Михаил рассеянно думал, что спроси его сейчас Мей, а чего он, собственно, хочет на самом деле – а никому, кроме нее, он бы и отвечать не стал – он не нашел бы слов.

Быть императором? Вернуться в Восточное крыло, а затем уплыть на Южные моря…

А ведь вопрос прост, как ловушка для мышей: Кто Он – Император или неудачник?

Вот только в эту ловушку он загнал себя сам.

Мей повернула голову. Ее глаза были темны:

– Мне очень жаль, Майки. Твоя мать забывает о том, что она мать. Она помнит только о том, что она Королева. Твоя жизнь не имеет для нее значения, мой Император!

Майкл взглянул на подругу. В повороте его головы была безмятежность. Они обошли центральный дворцовый партер по кругу и остановились в центре, у фонтана, который ныне был выключен. Подслушать их было сложно, даже невозможно, но и малоопытный пес может истолковать разговор по жестам.

– Будь сдержаннее, Мей!

– Мне очень жаль, Майкл, но ты знаешь, что я всегда говорю тебе правду. Прости меня за то, что доставляю тебе боль этими словами. Но, милый, дорогой, бесценный Майки, тобой играют как дешевой пешкой. И даже не сама Королева, – Мэй фыркнула как раздраженная кошка. – Лортни занимается интригами в теплых кабинетах шикарных дворцов за спинами таких полководцев, как ты, и думает, что он самый главный.

– Иногда его интриги уместны, – миролюбиво заметил Михаил. – И помогают полководцам, даже таким как я.

Мей тепло на него посмотрела. На дне ее глаз словно зажглись искорки:

– Ты добрый, Майкл. Совсем не похож на своих родственниц! Но, Майкл, – ее голос заледенел. – Лортни хорош, только пока помнит, кто он.

– Он считает, что он помнит, а я забыл. Лир Лортни – посланник Матери в тех странах, которые внушают обеспокоенность Короне. Там, где появляется он, наша страна выигрывает еще до битвы, – Майкл усмехнулся. Ах, Мей! Умная девочка догадывается, какие демоны его терзают, но из-за какого-то непонятного упрямства он не готов вслух согласиться с ней.

– Обеспокоенность, – пробормотала девушка.

– Что?

– Когда мы собирались сюда, ты не говорил, что готов записаться в вассалы к своей мамочке. Я внимательно слушала и слышала только то, что ты станешь Императором Великого северного трона. Теперь это твоя страна, Майкл! Она не может внушать обеспокоенность никому при имберийском дворе.

– Мы не можем разорвать отношения с Имбериией, если ты намекаешь на это, – голос его прозвучал глухо.

– Этого делать нельзя, – откликнулась Мей. – Нужно разыгрывать свою партию, пока Лортни не начал посылать тебя к бочке с пивом. У твоей партии, Майкл, должен быть дальний прицел: полностью избавиться от опеки имберийских собак.

– Что? Собак? – расхохотался он. – Ох, Мей, ты и сама забываешься, пользуясь моей добротой. Еще скажи, что я тоже…

– Нет. И я никогда так не скажу, мой любимый капитан. Но Майкл, как только твоя Мать-Королева получит все, что она хочет получить в этой стране, твоя песенка как Императора будет спета. Дай мне договорить, милый, – улыбка Мей была поистине ангельской. Майкл даже засмотрелся на нее. – Не надо смеяться, мой Император, я много думала об этом. Здесь я стала бояться за тебя. Я рядом с тобой десять лет. Мы побывали в разных передрягах, но я никогда не чувствовала страх за твою жизнь, мой Майки. Я прикрывала твою спину. Я не боялась никого и ничего. Ты знаешь, что это так!

– Это так, – ответил Майкл, целуя изящную руку. К граху всех наблюдателей!

– Не надо ехать на Север, чтобы вытрясти из него все кристаллы для твоей Матери. Забудь про Имберию, Майкл! Эти кристаллы должны быть твоими. И только твоими! Не королевскими, императорскими!

– Что ты предлагаешь, крошка Мей?

– Я предлагаю тебе не называться Императором, а стать им. И остаться. Прости, но Королева не вечна, а с твоей старшей сестрой у тебя не самые гладкие отношения. Приказ, который, возможно, никогда не отдаст Мать, сможет отдать Сестра. Не дай Небо, конечно… О, Майки, милый, мне страшно, когда я думаю об этом.

– Приказ? – Михаил зашипел не хуже самой Мей и поперхнулся. Давний и тайный страх заставил его схватить холодный воздух дворцового сада губами так, как будто это был последний вздох, наполовину уже не здешний. Догадывается ли Мей о том, о чем он никогда не говорит вслух?

…Когда пришла весть о гибели тети-императрицы, Майкл был в кабинете у Царственной Матери и сейчас даже не мог вспомнить, для какой надобности его вызвали пред светлые очи – кажется, сорванец Майкл ввязался в очередную потасовку на улице, сбежав ночью из дворца. На помощь подоспели гвардейцы – да, той пьяной компании не повезло… Или это был другой случай?

Тот день стерся из памяти полностью, остался только момент – усмешка на губах Марии Александры. Вот Королеве сообщают о гибели сестры, вот полуулыбка трогает ее губы, вот она довольно откидывается в глубь кресла, забыв про сына… И скользкой змеей вползает мысль, которую Майкл гонит беспощадно, боясь додумать словами: нет, нет, нет, он не так понял…

Все службы двора в трауре. В стране приспущены флаги. Придворные ходят со скорбными лицами. Балы отменены, и старшая сестра злится.

Королевская семья безмерно скорбит на заочной панихиде. Мать, вся в черном, обращается с балкона к народу.

Древнее зло восстало на севере…

Варвары убили дочь Имберии…

Черные портьеры на окнах колышет легкий и теплый имберийский фён, мать хохочет над шутками канцлера… Глупая Кейт играет в карты с консортом. У отца раздраженный вид:

– Думал, что не смогу и шага сделать после этой панихиды. Стоять без движения пять часов!

Фрейлина хихикает:

– Сир, вы известны своей выдержкой. Вы были безупречны.

Отец светло улыбается ей.

У Семьи час отдыха перед большим траурным обедом. Редкий случай, они собраны все вместе в одной комнате. Вторая принцесса гладит Наследницу по плечу.

– Разве можно было предположить, что черный цвет может так быстро надоесть, – сестра недовольна. У нее были совсем другие планы на этот день, и ближайшие месяцы тоже.

Королева сразу же отвлекается от разговора с канцлером:

– Я введу полу-траур для принцесс. Потерпи неделю, детка.

– О, Ваше Высочество, – улыбается Кейт. – Вашему цвету лица так идут оттенки фиолетового!

* * *

…А сейчас Мей смотрит немного исподлобья:

– Если ситуация не изменится, Майкл, приказ на твое устранение, – дело времени. А много его у тебя будет или мало, никто не знает. Твоя страна пытается устроить здесь тоже, что она уже провернула на юге: много княжеств и мало мира, – голос подруги звучит устало. – Мы, конечно, можем бросить все и сбежать: нас никто не найдет на островах Южных морей, даже псы королевы. Ты знаешь, как там можно потеряться. Но жить нам придется, не привлекая внимания… Как дикарям, Майкл. И без слуг. Солнце, море, песок, рыба – ее сначала надо поймать самому – ну и пальмовые листья.

– Листья?

– Помнишь юбочки из листьев на дикарях Краширского архипелага? Ну, нет, можно, конечно, ходить в первородном костюме, там всегда хорошая погода и вечное лето…

– В первородном костюме? Какие интересные идеи приходят в твою голову! Крошка моя, не дразни императора! И, скажи мне, ты уже примерила корону северных великанов? – нервно рассмеялся Майкл.

– Она не моя по праву рождения, так что, нет, я ее не примеряла. Да и та корона пропала вместе с гибелью Империи, не так ли? Я пересмотрела весь архив. Увы… Твоя – всего лишь копия, сделанная по описанию. Ты улыбаешься! Майкл! Ну, зачем мне ее мерять, скажи?

– Моя сестрица, помнится, мечтала заранее оценить, как она будет смотреться в короне. Я даже пытался украсть для Ее малолетнего Высочества ключи…

– Удалось?

– Попался… Пытался объяснить, что намерения были самые добрые. Ее королевская наглость заявила, что первый раз об этом слышит. Вторая принцесса подтвердила ее слова. И мне добавили за вранье. На следующий день я смог встать и даже пошел выяснять – почему? Мы подрались, я порвал принцессе ленту, и меня снова наказали. Мать после этого запретила нам оставаться наедине, королевские лекари нашли у меня повышенную агрессию. Так я стал дураком Майклом, сорванцом Майклом, паршивцем Майклом: мне сократили учебную программу и добавили физических нагрузок. На самом деле, я стал хитрецом Майклом, но они об этом не знали. А может быть, я просто стал тихоней Майклом, который только и делает, что бережет свою шкурку, не всегда удачно, надо заметить. Но я очень старался!

– Сколько тебе было лет, Майки?

– Пять. Сестрицам – восемь и семь. Сейчас смешно, а тогда было очень обидно. Я даже задумался о свержении королевы, – Майкл засмеялся и наклонился к Мей. – Но, тсс, не кому не говори. Это секрет.

– Ты дурачишься, – обвиняюще заметила Мей.

Император улыбнулся краешком губ. Его девочка не знает, что ему неприятно вспоминать Краширы. Даже от нее у него есть секреты.

На Краширском архипелаге, который вдруг вспомнила Мей, у Майкла случилось первое столкновение с Винтеррайдером. Гонщик Ганг – этот шельмец обладал самыми быстроходными кораблями – поставил десять торговых флейт с убранными парусами так, что перекрыл вход в бухту Певчего острова – птицы на нем, кажется, никогда не замолкали.

Райское место! Вечное лето круглый год: тепло, солнечно, свежо, благоуханно – голубая вода, белый песок, яркие юркие птички, радующиеся жизни с первого и до последнего луча солнца.

На Краширы Майкл возвращался за тем золотом, которое ему обещали местные вожди: весельчак Майкл не трогает острова и людей и, когда его эскадра пойдет обратно, он получит все золото архипелага. Его уже собирают!

Майкл, выслушав, потребовал другое: статую богини милосердия и плодородия Зуаньяньинь. Путешественник лир Пол Матрни за полвека до Майкла был спасен местными дикарями и даже пробрался в их тайный храм в горах, где и увидел богиню: золотая статуя изображала обычную женщины, полногрудую, крутобедрую, с маленькой, как будто детской ножкой. Золотые локоны вились по обнаженной спине. Вместо одежды богиня носила лишь драгоценные камни.

– Люди трудно прощаются с богами, – заметил первый помощник, наблюдая за утлой лодчонкой вождей, которая стремилась к главному острову архипелага. Даже с палубы было видно какие у них скорбно-потрясенные лица.

– Им же хуже, – королевский сын пожал плечами. Майклу хотелось дальше, в воды, куда ничьи корабли еще не заходили, а с этими смешными смугло-желтыми болванами он разберется потом.

Дикари оказались не так просты, как думалось: они позвали на помощь капитана Винтеррайдера – на островах Южного океана его называли Белым Гангом и Добрым Великаном. Конечно, Майкл слышал об удачливом торговце, но до поры до времени море разводило их пути.

И теперь Майкл хохотал, глядя на мачты флейт. Нет, он бы понял, будь то тяжелые галеоны со множеством пушек. Но их не было. На что надеется этот дурак-торговец? Эскадра Майкла потопит его флот и не заметит.

…Но тот бой вчистую проиграл сам Майкл. Неубранные паруса – некогда было – сыграли злую шутку с имберийцами. Бриз сменился, и при сближении встречный для эскадры ветер развернул корабли лагом: те частично потеряли возможность использовать оружие. Тем более, авангард вошел в соприкосновение чуть раньше… Противно вспоминать! От разгрома Майкла спасла лишь добрая воля Белого Ганга. Пушек у него было немного, но… Майклу бы хватило. И Ганга Винтеррайдера он запомнил.

Нет, они не враждовали, во всяком случае открыто, но утереть нос бывшему имперцу королевский сын никогда не отказывался.

… Даже хорошо, что та история была задолго до Мей: достаточно того, что она видит его позор в Империи.

– Помнишь Волфганга Винтеррайдера? – вдруг спросила Мей, и Майкл вздрогнул.

– Я не жалуюсь на память, – ответ прозвучал резче, чем следовало. Кажется, Мей ничего не заметила.

– Когда я говорю, что Лортни забывается, я не голословна, мой Император.

– Лир Лортни вошел в преступный сговор с гонщиком Гангом?

– Скорее, это сговор против барона Винтеррайдера. Я говорила тебе, что сумятица вокруг смерти старшего барона выглядит очень подозрительно. Но то, с чем я столкнулась, наводит на определенные мысли – этот заговор работает и против тебя тоже. Не все письма и прошения доходят до меня, твоего секретаря, хотя инструкции на это счет не терпят иных толкований. Часть прошений уходит на стол Лортни, лира Лортни, как ты подчеркиваешь постоянно. Оказывается, лир Лортни лично отдал такое распоряжение. И его выполняют, Майкл! И теперь Лортни принимает решение о том, что отвечать просителю. Винтеррайдеру отказано во въезде в Империю от твоего имени! А между тем, речь идет о смерти его брата и вступлении в наследство! Наверняка, Винтеррайдер вспомнит ваши гонки на Южных морях… Ты никогда не отказывал себе в развлечении и дергал барона и его капитанов за усы. Но вы всегда были в рамках и это выглядело как развлечение, а теперь…

– А теперь он подумает, что чести у меня нет, – сквозь зубы проговорил Император.

– Винтерайдеры – старая знать Империи. Он может быть тебе мощным союзником! Сейчас же тебя лишают такой возможности, не говоря уже о другом! – Мей сверкнула глазами и закончила решительно. – Посланника твоей мамочки надо выводить из игры.

– Мей! Ты говоришь о посланнике Имберии, о человеке, который преданно служит Короне!

– И это не твоя корона… И разве весельчака Майкла когда-то смущала чья-то смерть? – губы Мей изогнула ироничная полуулыбка.

– Так кого ты хочешь видеть: прежнего Майкла или Императора Михаила?

– Дорогой Майкл, я хочу видеть тебя в короне – живым и здоровым. Но твоя риторика может иметь совсем другие плоды. Лортни – знатный имбериец, преданный Королеве и его нельзя трогать… Скажи мне, чем он отличается от короля Жемчужных островов? Ты казнил его, королевский сын. Жемчужные острова с тех пор принадлежат Имберии.

– Не стоит сравнивать имберийца с дикарем.

– Если завтра Лортни получит приказ на твое устранение, значит ли это, что он перенесет тебя в разряд дикарей? Или в этой философии есть особая полка для ненужных членов королевской семьи?

– Ты забываешься, Мэргарет, – холодно ответил монарх. – И, если бы ты взяла на себя трудность и подумала своей хорошенькой головкой чуть дальше, то поняла бы, что смерть посланника приведет сюда еще несколько групп псов от Престола Матери.

– Прости меня. Я боюсь за тебя. Лортни может заболеть, а не умереть. Нам просто необходимо время на замену его людей в канцелярии. Я только это хотела сказать, – быстро проговорила Мей. – Прости, прости. Я знала, что ты огорчишься, и боялась этого разговора, Майки… Как ты скажешь, так и будет, мой Император.

Она вскинула руку, словно желая и не решаясь прикоснуться к нему. Михаил хмыкнул.

– Как ты скажешь, так и будет, – повторила Мей, и шепотом закончила. – Я очень боюсь, Майкл!

– Не представляю, как лир Лортни может заболеть по заказу. Он славится здоровьем. Даже, если он пару раз чихнет, он не выпустит поводьев из рук, только будет отдавать распоряжения из своей спальни, а не из кабинета, – Михаил скрипнул зубами и признался Мей. – Я не ожидал, что Мать пошлет сюда такого посланника. Это стало неприятным сюрпризом для меня, но, Мей, для Матери он очень ценная фигура. В твоей идее есть рациональное зерно, но смерть лира Лортни может навредить нам еще больше.

– Я поняла, – кротко ответила она. – Но я могу попробовать? Если Лортни заболеет, у нас будет небольшая передышка.

– Уверена, что, меняя людей, ты не получишь тот же результат?

– Я уже подобрала замену. Какое-то время они точно будут работать именно по инструкции. Я присмотрю за ними.

Михаил кивнул.

– Ты согласен? – блеснула глазами Мей.

– Да, – рассеянно ответил он. – Но меня беспокоит отказ, который получил Винтерайдер. Не думаю, что я был для него привлекательной фигурой, но сейчас стал отрицательной…

– Мы можем отправить приглашение на аудиенцию в особняк Винтеррайдеров прямо сейчас, минуя канцелярию, – оживилась Мей.

– Разве он в столице? Я же правильно понял, что из всех имперских земель Винтеррайдер может посещать только сам Темп?

– Все верно, мой император. Газеты писали, что он отбыл на пассажирском тихоходе, это знаменитая «Красавица Севера», где возят только первый и второй класс. Удивительная история, правда? – Мей засмеялась.

– Лайнер-тихоход? Для прогулочного путешествия? Но зачем человеку, имеющему свой флот, чужой корабль? – медленно проговорил Михаил. – Думаешь, на самом деле он в столице?

– Думаю, что с передачей информации в Зюйд-Каритской кампании дела всегда обстояли куда лучше, чем у многих, – пожала плечами Мей. – Где бы ни был барон, он получит твое приглашение и не будет его игнорировать. Нам просто нужно скрыть это от всех.

_____

*Бострог – узкая, приталенная куртка на шести пуговицах и со стоячим воротником. Традиционно зеленый бострог считается форменной одеждой голландских моряков. На деле его носили во многих сословиях. В России он тоже был известен: в петровскую эпоху введен как форма на русский флот. Кстати, считается любимой одеждой Петра I. Если не ошибаюсь, в эрмитажной коллекции «Гардероб Петра I» хранится 29 курток-бострогов.