Текст книги "Осколки на снегу. Игра на выживание (СИ)"

Автор книги: Элина Птицына

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 40 страниц)

Глава 32

Королевская семья Имберии может оказаться в центре дипломатического скандала после того, как стало известно о пропаже частной переписки с молочной сестрой одной из Королев. Предположительно, речь идет о рукописях королевы Мод Первой, а значит, они относятся к началу «эры королев». Предполагается, что в письмах содержатся пренебрежительные комментарии о ряде стран и они настолько нелицеприятны, что могут вызвать негативную реакцию даже сейчас, едва ли не века спустя! Впрочем, в Канцелярии Ее Величества такую пропажу отрицает, называя газетные новости «непроверенными слухами».

Островной еженедельник, дореволюционное издание

Император Севера Александр отреагировал на обвинение в краже исторических документов – личной переписки королевы Мод своими агентами. Вопрос был задан на совместном выходе к прессе после заключения Союза Трех Держав. «Спасибо, в Империи достаточно бумаги», – ответил Император, вызвав смех в рядах репортёров.

Островной листок, дореволюционное издание

Политик отдаст жизнь за свою страну, но деньги оставит своим детям.

Неизвестный мудрец

Вид у Калояна был помятый, а настроение отвратительное.

– Я арестован? – нервно вскинулся он на постели, едва Стивен вошел в палату. Хорошую, между прочим, палату. У некоторых аристократов такой спальни отродясь не бывало, потому как не по средствам.

Калоян, с его постоянным стремлением к роскоши, должен был оценить стоимость обстановки, но ему явно было не до того. Палату он стремился покинуть так резво, что охране пришлось достать оружие. Вид стали беспокойного пациента угомонил, но, как оказалось, не надолго.

– По какому праву? – заорал Радоев, увидев Стива, и сам поморщился от звука своего голоса. Видать, посольская голова последствия встречи с камушком из Черного рва все еще чувствовала, хоть лекари и уверили Стива, что всевозможную помощь сливенцу оказали и никаких неприятных ощущений у того нет.

– Здравствуйте, Калоян, – ответил он миролюбиво. – Рад вас видеть в добром здравии. Вы свободны, мой друг, совершенно. Отчего вы говорите об аресте?

– Не заговаривайте мне зубы! Это возмутительно! Мое правительство не оставит этого дела. Я буду жаловаться Императору на ваш произвол! – рассерженным котом зашипел Радоев.

– Отобедать желаете? – поинтересовался Юнг. – Мне тут с оказией свежее сало прислали. Вкусное, мочи нет. Тает на языке. Нектар богов, а не сало! Жаль вам нельзя. Доктора мудрят с диетой. Но молочное, как я понял, вполне разрешают. Молочного супа хотите?

– Вы издеваетесь?

– Забочусь, Калоян, забочусь. Вы, господин посол, мне очень дороги.

– Когда вас выгонят со службы, я увижу, как я вам дорог.

– Надеюсь, подадите мне руку? Что – нет? А рубль?

– Хватит паясничать! Я – лицо неприкосновенное!

– Так я к вам и не прикасаюсь. Кстати, а почему меня выгонят-то? Служу, живота не щажу.

Когда Калоян злился, он действительно походил на кота – большого, черного, круглоглазого – вот где, скажите на милость, хваленая сдержанность дипломатического работника?

– По какому праву мне не дали отсюда выйти, я вас спрашиваю?! И уж будьте покойны, как только Император узнает о вашем произволе… Да на вашем месте, я бы уже уехал куда-нибудь на окраину, спасаясь от высочайшего гнева! Даже не сомневайтесь, доклад о вашем произволе сегодня же будет у Его Величества!

– О! Даже сегодня? Ну, это ваше право. Если успеете, то, конечно, да, – широко улыбнулся Стивен.

– Что значит – успею? Ааааа! Вы вздумаете мне помешать?! Я все-таки арестован?!

– Я? Мешать? Госпожица с вами! Я даже пальцем не пошевельну. Но интуиция мне подсказывает, что в планы вашего отравителя не входило ваше быстрое воскрешение. Ах, Калоян, Калоян! Я-то, наивный человек, надеялся на простое человеческое спасибо! Или вам понравилось? Лежали бы сейчас в Черном рву и горя не знали… Мухи, черви, тишина… Гробовщики, правда, люди малокультурные… И к покойникам тем относятся без уважения…

Калояна затрясло и он схватился за голову.

– Нет, нет, нет…

– Вытащил, помощь оказал, в лечебницу привез. А вместо благодарности, что я вижу? Вы не только буйствуете, вы еще и угрожаете мне, вашему спасителю. И не трясите головой, она у вас разбита, зашита и перебинтована. Но, если вы будете ей так махать, то результат лечения станет непредсказуемым, а мне бы хотелось беседовать с человеком, у которого есть мозги, хотя бы частично.

Взгляд у Калояна был излишне выразительным, но на этот раз он даже не заорал со всей своей сливенской экспрессией.

– Мне нужно в посольство. Там… врач …имеется, – выпрямился Радуев на кровати. – А меня не то, что не выпустили отсюда… Мне оружием угрожали! У меня даже обувь забрали! Где мои туфли? Вы вообще представляете сколько они стоят?

– Прямо угрожали? Ай-яй-яй! Я разберусь, не переживайте. А что до ваших туфель… Мы бы сами хотели знать, где они. Увы, вас нашли уже без них. Дорогие, говорите? Не помните, где разувались?

Калоян смотрел исподлобья, раздувал ноздри и молчал.

– Не помните, – вздохнул Стив. – Или не хотите говорить? Чем вас больничные шлепанцы не устраивают, кстати? Я их, можно сказать, вырвал из рук здешних экономов – новенькие, ни кем до вас не одеванные, только что со складского хранения. Эконом рыдал и не отдавал, но я о вас радел, клянусь! Я же знаю, вы – эстет, Калоян!

– Где я? – буркнул Радоев в ответ, совершенно не смягчившись от дурачества Стива.

– Скажем так, вы у меня в гостях.

– Лично у вас?

– У нашей службы.

– Фельдъегерей? – Калоян фыркнул.

– Пока вы близко знакомились с криминальным миром столицы, меня вернули в Следствие. Можете не поздравлять.

– И не буду, – недружелюбно ответил посол. – Можно подумать, вы в следствии состояли на самом деле…

– И в следствии то же, на самом деле, – отвесил шутовской поклон Юнг. – Я всегда говорил, наши партнеры знают о нас даже то, о чем мы не говорим вслух. По глазам читают, видимо. Или все-таки шпионскую деятельность ведут, прикрываясь статусом? – подпустил он холодка в голос.

– Я в таком не участвую, сами ведаете, – мрачно, но с запинкой ответил Радуев.

– Хотелось бы в ваше предание верить, – с сомнением сказал Юнг. – Да плохо получается.

Они посмотрели друг на друга, помолчали. В наступившей тишине посольский желудок весьма недвусмысленно о себе напомнил. Радуев закатил глаза и заиграл желваками.

– Может, все-таки закажем обед? – добрым голосом спросил Стив.

– Я…, – посол сделал паузу, словно не решаясь признаться, но выдохнул и выговорил. – Я ненавижу молочный суп.

– Выберете что-нибудь другое, – пожал плечами Юнг, и дернул нужный звонок. – Сейчас принесут меню.

– Спасибо, – сухо ответил Калоян после паузы.

– Давайте вернемся к моему вопросу, – предложил Стив и поинтересовался. – Что вы помните о случившемся?

Посол насупился. Определенно, отравление пошло не на пользу его профессиональным навыкам. Сейчас Стив читал эмоции на его лице словно открытую книгу. Или дело в чем-то другом? Он не воспринимает Стива всерьез? И почему он спросил про стоимость туфель? Калоян деньгам счета никогда не вел.

– Вас хотели отравить, – задумчиво сказал Стивен вслух. – Не смогли. Отравитель попался неопытный. Это была женщина, да? Нет? Молчите? Не передумали играть в молчанку? Хотите продолжить?

– Единственное, чего я хочу, так это вернуться в свои покои в Посольстве.

– Думаете, что успеете?

– Что – успею?

– Добраться до посольства, Калоян. Если ваши убийцы в делах так же расторопны как с вашим отравлением, то до посольства вы доберетесь, я уверен. И, возможно, даже переночуете там. Ну а дальше … вероятно, ваши убийцы примут меры, не совсем же они тупые. Или вы надеетесь покинуть Империю? Думаете, в Сливении вы будете в безопасности?

Калоян откинулся на подушки.

– Что такое? – удивился Юнг. – Вы уже не спешите в свои покои?

– Я думал, мы друзья, – буркнул посол в ответ.

– Правильно думали. И, как друг, я искал вас. И нашел.

Калоян молча смотрел в потолок, потом перевел глаза на Юнга и спросил:

– А какое число сегодня? – и, услышав ответ, снова попытался схватится за голову, но вовремя опомнился и только страдальчески сморщил лицо.

– Меня уже потеряли в Посольстве, – сказал устало.

– Нет. Я настолько ваш друг, что позаботился об этом. Вы сейчас в загородном дворце Его Императорского величества по личному приглашению Императора.

Калоян ошарашенно глянул на Юнга.

– Видите, мой друг, мне такое под силу, – улыбнулся тот в ответ.

– Спасибо, – на этот раз благодарность от Радуева прозвучала куда приветливее.

– Знаете, наши портовые грузчики говорят, что спасибо не булькает.

– Что вы хотите?

– Найти вашего не состоявшегося убийцу.

– Это невозможно.

– Неужели? Но вы же мне поможете?

Калоян мочал.

– Послушайте. На самом деле у нас с вами два пути. Вы сейчас уходите отсюда, и я умываю руки. Что с вами будет дальше, мне неинтересно. Хорошего для вас мало, но – это ваш выбор. А я уважаю выбор взрослого человека, даже если он решил сам убиться чужими руками. Но, Калоян, вы же любите жизнь, любите красивые вещи, вкусную еду, вы любите все моменты доступных человеческому званию наслаждений… Неужели ваше молчание, ваш отказ от защиты, того стоит? Кого или чего вы боитесь?

Калоян продолжал изучать потолок.

В дверь постучали. Меню принесла высокая, светловолосая сестра милосердия. Волосы ее, не покрытые обычной для этого звания накидкой, были взбиты в кудрявую пену, за которую чудом держалась белая шапочка-таблетка.

В глазах Калояна отразился слабый интерес. В меню он, однако, заглянул с большим любопытством и разочарованно его захлопнул.

– На ваш вкус, – сказал с улыбкой. – Все, что посчитаете нужным и полезным для моего здоровья. Но только не молочный суп, пожалуйста. Вы, как понимаю, составите мне компанию? – вздохнул он, переводя глаза на Юнга.

Тот улыбнулся одной из своих очаровательных улыбок.

– Увы, вынужден вас покинуть, но я скоро вернусь. Вы даже не успеете соскучиться.

– Не сомневаюсь, – буркнул посол.

– Пока оставлю вам вот это, – Стив протянул Калояну несколько листов с текстом.

Тот взял не сразу, словно с опаской. И потом уже спросил хмуро:

– Что это?

– Интересное чтение. Ах, да, вот еще ваш диагноз, а вот тут немного об яде, который вы так удачно переварили. Не смотрите на меня так. Лучше почитайте на досуге, неблагодарный вы мой друг, – Стив улыбнулся еще ослепительней и вышел.

На лице посла Сливении отразилась мука. Бессильно уронив руку, в которой сжимал документы, он выругался сквозь зубы.

* * *

В наряде простой горожанки Мэй выглядела очень миленько. Майкл даже засмотрелся на аккуратный серый костюм-парочку, который на тонкой фигурке Мэй сидел как влитой, подчеркивая тонкость и гибкость талии девушки. Разбирайся он чуть больше в одёжке работниц, то конечно, приметил бы, что по количеству объемных деталей, разных защипов, рюшей и оборок, наряд Мэй уступает всем остальным. А на главный секрет «парочки» Император и вовсе не обратил внимания – его секретарь была в юбке-брюках. Но баска, которая у Мэй была скорее узковата и длинновата, чем пышна и топорком, удачно скрывала эту скандальную деталь.

Майкл, наблюдая как Мэй плотно скручивает туго заплетенные косы, спросил с долей ироничного недовольства в голосе:

– А ты уверена, что на улицах никто внимания не обратит на тебя?

– А? – рассеянно отозвалась Мэй, наклоняясь ближе к зеркалу.

– Или ты хочешь, чтобы я от всех встречных бродяг отбивался? – с усмешкой уточнил он, смеясь глазами.

Мэй задумчиво посмотрела на него. Мыслями она была где-то далеко. Наверное, все еще читала бумаги, принесенные ею из кабинета лира Посланника, что сейчас пребывал в бессознательном состоянии, совершенно без перерыва, под чутким наблюдением своих безмолвных, преданных шинайских слуг. Мей долго сидела над этими бумагами, глядя в шифровки странным взглядом и изредка шевеля губами.

И сейчас, собираясь на их вылазку, все еще была сама не своя.

– С другой стороны, хорошая драка, конечно, мне не помешает, – продолжил Майкл, все так же усмехаясь.

– Плащ меня скроет, – рассеянно возразила девушка, поняв о чем он говорит. Они одновременно посмотрели на свои плащи, в которых готовились пойти на тайное свидание с бароном Винтеррайдером, словно Михаил не Императором был в этой стране, а заправским заговорщиком.

Ну да, царственная Мать, если что скажет, что он предал интересы Имберии. У Королевы – Имберия, а у него теперь – Империя, поданная щедрой материнской рукой… во временное пользование. Поиграй и – будет.

Смешно, но он, может, смирился бы с этим щелчком по носу, да вот только не уверен, что нос будет цел… Что голова будет на шее!

Майкл еще раз взглянул на плащи – темные и грубые, широкие и запашные, непонятного серо-зеленого оттенка, с глубокими капюшонами – они были чужими даже в этих потайных дворцовых покоях, которые как-то случайно обнаружила Мэй. В Имберии такие плащи носят грузчики в портах, когда идет дождь, а здесь в них ходит весь простой люд.

Главное, чтоб Гонщик Ганг пришел, а то вдруг он и правда утоп?

Потеха.

– Скажи, а ты когда-нибудь слышал от королевы такое имя – Долли Черская? – спросила вдруг Мэй. Она по-прежнему смотрела в зеркало, но только теперь проверяла как быстро вылетает из рукава и ложится в ладонь аккуратный тычковый нож.

– Нет, – ответил Михаил хмуро. И помолчав, добавил. – Кто это? А, подожди! Черская? Здешние южане? Вишневые горы? Но Черские пресеклись, кажется? Или нет?

– Кажется, да, – Мэй попрыгала на месте как заправский морской стратиот. Впрочем, почему «как»? Мэй была полной самостоятельной боевой единицей у него на корабле. И осталась ей. Майкл улыбнулся, глядя на свою женщину – словно брызнул лучиками из глаз.

Мэй тотчас почувствовала его взгляд и, повернувшись, улыбнулась в ответ, но улыбка не стерла тревогу с ее лица.

– Ты проверился? – спросила она.

– Угу. Три раза, – совсем не по-королевски фыркнул Майкл. – Я уже сам себя заговорщиком чувствую. Так и тянет подойти к зеркалу и спросить: «А не злоумышляешь ли ты, мерзавец, против его Императорского Величества?»

Дурачась, он наставил палец на зеркало и Мэй засмеялась.

– Ну вот, я хотя бы тебя рассмешил, – улыбнулся он и, становясь серьезным, продолжил без перехода. – Говори, что там с Черскими. Не просто так ты про них спрашиваешь.

– Сначала мне попались некоторые документы в императорских архивах. И Черские меня серьезно заинтересовали, но не настолько, чтобы отвлекать тебя, – Мэй говорила медленно, словно раздумывая. – А сейчас, ты знаешь, я пересмотрела всю переписку в покоях Лортни…

– Старина Артур! Бедняга!

– Он спал, – отмахнулась Мэй. – Уверяю тебя, твой бедный лир ничего не видел и не понял. А такое имя как Доротея ап Дифет ты слышал?

– Не припомню. Какая-то провинциальная знать из срединной Имберии?

– Это и есть Долли Черская – последняя княгиня Вишневых гор. Мать Зии Черской – воспитательницы Великой Княжны Веры Александровны.

– Интересно, конечно, но, я впервые слышу об этой женщине. Зачем она нам? Ты все ищешь мне мифическую невесту? В склепе последней княгини есть тайные указания на нее? А в шифровках Лортни ключ к темнице, где томится прекрасная дева?

Мэй слабо улыбнулась.

– Долли Черская жива, и, возможно, даже здорова. Она имеет вполне приличный особнячок на 4й улице холма Роз.

– Ничего себе, какая живучая бабушка. Сколько же ей лет? Получается, она сбежала от Смуты, перебралась в Имберию…, – Майкл замолчал. – На 4й улице холма Роз, говоришь?

– Неплохо для беженки, да?

– Она этим привлекла твое внимание?

– Нет, сначала мое внимание привлекла странная гибель князей Черских. Словно на них мор напал, после того как Доротея стала Долли и вошла в их большую южную семью. К моменту Смуты от клана Черских остался только сам князь, его жена, собственно, эта Долли-Доротея, княжна Зия, которая считалась старой девой, и наследник – овдовевший прямо перед Великим падением молодой князь Ираклий с сыном-младенцем Львом.

– И по итогу выжила только сама старушка?

– Когда-то она была совсем не старушкой. Ее называли первой красавицей подлунного мира. Но – да, ты прав, похоже на то.

– Интересно, конечно, но какое отношение это имеет к нам? И к переписке Лортни?

– Лортни полагает Вишневое княжество своим владением…

– Это как? Не помню, чтоб я делал ему такой подарок.

– Ты – нет. Ты не делал. Это сделала Долли Черская, при чем давно – еще во времена Смуты. Она подарила Вишневые горы твоей Матери как последняя владетельная княгиня. А уже Королева – не знаю когда – одарила ими Лортни, обговорив какое-то условие…

– Как интересно, – сквозь зубы проговорил Михаил. – Мне как-то не удосужились рассказать об этом. И какое же там условие?

– Я только поняла, что условие есть, но в чем именно оно заключается, не написано. Посланник твоей Матери работает не только за королевский интерес, но и за личный куш в этих землях, – Мэй замолчала, задумавшись.

– Он полностью самостоятельный правитель? – нервно, а оттого быстро, спросил Михаил.

– Нет. Он будет вассалом Имберии, как я поняла. Маленькое княжество под патронатом Короны.

– И много еще тут таких вассалов? – нехорошо усмехнулся монарх.

– Не знаю, мой Император, – серьезно ответила Мэй.

– Что еще интересного в шифровке?

– Есть кто-то в городе, кто сейчас занят с послом Сливении. Не знаю, что им нужно от этого щеголя, но для нас это плохо. Это автономный агент. И само его существование ставит под угрозу весь наш план с болезнью Лортни.

– Мэй, автономных может быть больше, чем один. Просто «вылечи» несчастного лира вовремя. Сделаем, что хотели, и вытаскивайте посланника в наш грешный мир. Получится?

Мэй кивнула, не сказав, впрочем, ни да, ни нет.

– Откуда ты знаешь шинайскую тайнопись? – вдруг спросил Михаил.

– Мой отец – шинаец, – ровно ответила она. – Ты же знаешь.

– Но ты была ребенком!

– Ты же видел какая письменность в Шинае. Детей приучают к ней с пеленок. Они, не умея ходить, уже грызут вырезанные из дерева знаки. Считается, что потом им будет легче изучить все символы звукового письма. Заметь, я только читаю ее и то – медленно. А тот, кто не умеет писать, в Шинае считается неграмотным. Для родни моего отца я – хаоси, то есть, обезьянка. Неуч. Могу говорить, могу читать, не могу писать.

– А что обезьяны умеют говорить и читать? – засмеялся Михаил.

– Некоторые виды обезьян можно надрессировать так, что они будут складывать из деревянных символов простые слова, типа «дай», «хочу», «мое», а еще они способны имитировать отдельные звуки, которые похожи на эти же слова. Так что «хаоси» в Шинае – это обидное прозвище, – Мэй улыбнулась.

– Я знаю, что патриоты Шиная считают лира Лортни – первым врагом, да и он не высокого мнения о шинайцах, но, удивительно, как он поставил все шинайское себе на службу! Даже тайнопись выучил, а это непросто, ты сама об этом говоришь.

Мэй развела руками.

Император сидел перед ней, облокотившись на колени, сплетая и переплетая длинные пальцы.

– А как твой отец отнесся бы ко мне? – вдруг спросил он.

– Не знаю, – солгала она просто и естественно. – Вроде бы он говорил о том, что мужа мне надо искать среди шинайцев.

– Ему придется смириться со мной, – заметил Михаил, не глядя на Мэй, а оттого не увидел, как она еле заметно вздрогнула.

– И тебе тоже, – жестко проговорил Михаил, поднимая глаза, и она удивилась суровой складке, вдруг залегшей возле красивого рта ее Майкла.

– Ты настоящий Император, – ответила она, заблестев глазами. – Мой Император Михаил!

Глава 33

Работник с фермы Джина Реда, известной в округе как ферма за Голубым холмом, был доставлен в больницу, где ему была подана медицинская помощь. Работник известный многим из достопочтенной публики нашего округа как Бродячий кузнец и Пьяный Джо жаловался, что на него, когда он мирно перегонял старую пролетку своего нынешнего хозяина, налетело чудовище с железной мордой, и совсем хотело утащить его в свое логово, но по какой-то причине не свершило сего намерения и бросило беднягу прямо на дорогу. Бродячий Джо получил ушибы ног и всего тела. Лошадь же рванула экипаж и помчалась вскачь. Джо остался лежать на дороге, где его позже нашли сердобольные селяне. Будучи людьми милосердными, они доставили несчастного в больницу. Лошадь уже поймали, пролётка оказалась совершенно изломанной. Неужели, достопочтенная публика, в наш край вернулось Чудовище Рудых гор из Седых Легенд? Неужели рассказы о страшном оборотне снова будут тревожить сон добрых жителей нашей земли?

Земледельческая ежедневная газета округи Мэн, вечерний выпуск

Слушайте вы! Бродячий Джо уже давно не кузнец, а обычный пьянчуга, лентяй и сочинитель, вот как вы, только без печатного станка, чтоб он у вас сломался! Джо с пьяных глаз натворил дел с хозяйской пролеткой, да и придумал чудовище, чтоб наказанным не быть! У него долгов больше, чем звезд на небе! А вы-то зачем эти бредни повторяете и пугаете добрых фермеров? Моя Мэри теперь боится! Она молилась ночью! До утра!

Из письма читателя в Земледельческую газету

В окрестностях городка Опомоуз, что расположился в ложбине между Голубыми холмами и предгорьем Рудых гор, нашли неизвестный мотор, явно дорогой, потому как салон убран с роскошью, поражающей воображение простого смертного. Авария произошла на склоне лесистого холма. Очевидно, что мотор вылетел с дороги и врезался в могучий дуб. Дерево не пострадало. Мотор восстановлению не подлежит. Полиция ищет водителя. Предполагается, что он ушел за помощью в сторону ущелья, где оной, конечно, не найдет. Из сего полиция сделала предположение, что хозяин мотора не из сей местности. Он приезжий.

Новостная газета Мравского края, земли Кайзера

Стойгнев скрипел пером, Берти шуршал газетами, Стив отлучился по каким-то срочным делам, – до выхода на встречу еще было время, и Ганг, привыкая, разглядывал в зеркало лицо дворецкого из собственного дома барона Винтеррайдера.

Теперь это было его лицо.

Берти лично его загримировал, а маскирующий амулет, выданный князем, завершил дело – внешне его теперь никто бы не отличил от верного слуги.

А тот сегодня семь молелен обошел, и свечи везде покупал толстенные, самые дорогие, числом ровно по количеству подсвечников. Потом милостыню раздавал мелкими монетками. Грустил на площади, слезы утирал, да птиц кормил. Видать, за душу господина переживал.

По лбу себя хлопнул так, что наблюдатели вздрогнули, и к фонтану Госпожицы сбегал – оставшиеся монетки туда скидал. Надеется, бедолага на помощь потустороннего мира.

Посидел, подумал, да снова по молельням пошел – свечи ставить. И, если сначала за ним таскались имперский фигляр, да пара кайзеровых шпиков, то под конец остался только один имперский, да и тот больше на барышень заглядывал.

Системы в бесконечном хождении дворецкого не было и полдня чужого религиозного рвения осточертели шпикам в конец. Убедившись, что кроме растерзанной души с Михаила взять нечего, кайзеровы слуги снялись сами.

Имперский же был совсем молоденьким парнишкой, утомленным метлешением объекта, который – ну, очевидно же – ничего-то интересного из себя не представлял, а потому юный прислужник Псов на хихикающих барышень отвлекался охотно. Цветочниц у Стойгнева оказалось великое множество. Парень так и остался на лавочке любезничать с одной из них, отпустив, таким образом, дворецкого восвояси.

– Умно, – улучив момент, уронил Берти, рисуя Гангу темные брови. – Цветочниц на улицах в этом деле никто не ждет.

Действительно. В сотрудничестве с тайной службой чаще подозревают девушек совсем иного рода занятий.

Барон снял амулет. И сразу сквозь грим увидел свои привычные черты. Грим хорош в полумраке и темноте, а вот белым днем, при близком рассмотрении, наметанный глаз сразу заметит мелкие несоответствия. В шкуре мещанина Иванова было проще – образца попросту не существовало.

Ганг вернул амулет на место и прислушался к ощущениям – никакого тягостного чувства, или привкуса железа на языке, как обычно бывает от ношения подобных штучек.

– Интересная работа, – сказал он вслух. – Мы можем у вас купить себе хотя бы два таких же?

– Я бы сам прикупил два, – вздохнул Стойгнев, мгновенно поняв, о чем идет речь. – Увы. Их и было только два. Один пропал перед Смутой. Второй используем, но бережем.

– А изобретатель не может повторить?

– Его убили на Дворцовой в первый день бунта. Случайная жертва. Архив его у нас лежит, но он записи делать не любил. Нет там ничего путного. А открывать и разбирать единственную безопасную для здоровья вещь я не дам. Во всяком случае, пока она работает без сбоев.

– Что и без подзарядки? – удивился барон. – Кристаллы же меняете?

– Нет. Она на том же кристалле, – подтвердил князь. – И заряд полный.

– Илона Тимп заявила, что барон Винтеррайдер присылал ей букеты и вообще был влюблен, – сообщил Берти из-за развернутой газеты.

– Кто это? – удивился Ганг.

– Певичка, – равнодушно ответил друг. – Когда-то подавала надежды, но так и не подала. Или подала, да не тому. Теперь поет в круизах. Ты якобы слушал ее концерт перед тем, как исчезнуть с лайнера. В газетах зря не напишут.

– Что так плохо поет? – изогнул бровь барон. Берти опустил газету. Глаза его смеялись.

– Ужасно. Князь в вашей картотеке есть образчик пения Илоны?

– У нас картотека, а не урна. Но мне самому как-то приходилось ее слушать. Не дива, конечно. Но не так ужасно, чтобы сразу топиться. Можно пережить, – с серьезным лицом поддержал шутку Стойгнев.

– Может, я особо впечатлительный, – скромно потупился Ганг.

– Чрезвычайно, – согласился Берти. – Илона льет слезы, говорит, что она не думает, не думала…

– Ну, это даже отсюда заметно!

– Не думала, – со смехом закончил Берти, – что у тебя такое трепетное сердце!

– А что? она что-то сделала с моим сердцем?

– Терзала, вестимо. Но не специально. Она хотела, чтоб ты понял – она не такая! – Берти фыркнул.

– Не такая – это когда ждет большой и чистой любви?

– И хорошо оплаченной, – заметил князь.

– Хорошо оплаченная, конечно – всегда большая и чистая, – согласился Берти. – Главное, чтоб счет не иссякал.

– Опыт?

– Мудрость. И опыт тоже. Кстати, вы, князь, заметили, что девушка-то – не Дива. А вот в этой газете пишут, что Дива…

– Этой девушке пора в бабушки собираться.

– Фи, князь, это грубо! Так вот, слушайте: «Дива, разбившая сердце знаменитого Винтеррайдера, оплакивает свою любовь. Друзья певицы опасаются за ее жизнь».

– Так она не такая или оплакивает любовь? – поинтересовался Ганг.

– Одно другому не мешает. Она женщина, в конце концов, и певица к тому же – натура противоречивая и внезапная.

– Снимка еще нет скорбящей натуры?

– Еще нет, но подожди, появится. Скорее всего, уже завтра, когда будут забирать воду на Лиме, ее агенты все организуют и всех подвезут. Ждем срочные выпуски. Вот, кстати, здесь пишут, что звонкоголосой Богине стало плохо прямо в салоне первого класса. Полагаю, рыдать она должна на верхней палубе на фоне морского пейзажа.

– Быстро они ее повысили до Богини.

– Подожди, как только забеременеет от тебя, так сразу Примой станет. И важная сцена найдется, в столице Островов, например. Кто ж откажется от такого лакомого кусочка славы? – усмехнулся князь.

– Так я ж того… За борт. Сердце остужал. Не успел, – полувопросительно ответил Ганг.

– Ну, это ты не успел, а она успеет. А как ты думал? У тебя замок бесхозный остался, торговая компания – тоже, знаешь ли, не лишняя. Что ни говори, а женщина просто обязана забеременеть, – серьезным видом растолковал Стойгнев.

– Ну, удачи ей в этом деле, – пожал плечами Ганг, выразительно глянув на Берти. Тот кивнул.

– Я подумаю, как намекнуть ее агенту, что Винтеррайдера не так легко общипать, даже, если он кому-то кажется не совсем живым, и дело даже не в том, что у нас есть взаимное завещание. Кровь придется доказывать. В Замке. На страшном-страшном Севере, – Берти улыбнулся. – А так шумиха эта нам даже очень на руку. Ничто так не отвлекает от сути, как красиво скорбящая женщина, потерявшая большую любовь.

– Я разве против? – Ганг хмыкнул. – Пусть красиво порыдает и успокоится.

– Надейся, – с ехидцей ответил князь. – У жадных и вздорных женщин прожекты рождаются внезапно, а аппетит, как известно, приходит во время еды.

Он перевел взгляд на Бертрама и спросил все с тем же ехидством:

– Что больше ничего интересного нет?

Берти чересчур спокойно и открыто уставился на князя, но ответил все-таки честно:

– Похоже, на борту «Принцессы океана» есть и третья пропажа.

– Хорошо, что не хитришь, – ухмыльнулся князь.

– Я не настолько глуп, – учтиво молвил Берти.

– Как дети, – проговорил Ганг в пространство.

Его собеседники хохотнули синхронно и совершенно одинаково. Еще одни нашли друг друга. Хорошо, если надолго.

Ганг не мог разгадать Руб-Мосаньского. Все, что он слышал про него, не вязалось с тем, что он видел, и это настораживало.

– Угольный магнат Август Картер заявил о том, что его водитель перегонял новую Ренье – лимитированная серия, кстати – в Вестберге. Мотор – тоже пассажир «Принцессы». Лайнер он покинул, и свидетели тому есть, а вот в герцогство так и не прибыл, – Бертрам помолчал. – Ну и по мелочи, есть еще пара заметок, которые можно связать с этим делом, но я не уверен… И это тоже будет ясно уже из следующих выпусков.

– А что привлекло твое внимание?

– Округ Мэн и Мравская Новостная. Но заметка в Земледельческой газете может оказаться ерундой, а вот то, что возле Рудых гор нашли дорогую и разбитую машину на склоне холма уже интереснее. В Мравии до сих пор ездят на лошадях, там даже жестянок всего несколько штук.

– Думаешь, ваш парень? – откликнулся князь.

– Сложно сказать что-то определенное.

– Знаешь, – задумчиво сказал Стойгнев. – Вам, парни, очень повезло, что вы друг друга встретили. А вот те, кто потерял Бертрамов, по большому счету дураки, и неважно, золотая корона на их голове или платиновый обруч с рубином.

– Спасибо, – серьезно ответил Берти, и Ганг вдруг с удивлением понял, что другу важно это услышать – пусть даже в сегодняшних обстоятельствах. Стойгнев кивнул в ответ и добавил:

– Скорее всего, Кайзер попытается отправить своих людей к вам, Альберт. Сейчас очень удобное время для них. Не отталкивайте.

– Полагаете, что я стану вашим агентом, – усмехнулся Берти. – Двойным агентом.

– Другом, – поправил князь. – И не моим, хотя, не скрою, что почту за честь.

– Взаимно, князь. Но чьим же?

– Другом Империи.

– Он подумает, – быстро сказал Ганг, уловив тень в глазах Бертрама и, дождавшись кивка от друга, добавил:

– К тому же, Стоиг, – он умышленно употребил уменьшительное имя, на что Руб-Мосаньский лишь ухмыльнулся. – Мы уже вполне дружим, разве нет?

– Да, – скупо уронил Стойгнев. – Но я, возможно, слишком высокопарно выразился. Заходы на Альберта будут – с очень лестными предложениями, потому что догадки о том, жив или нет Ганг, будут оставаться догадками, а Берти уже сейчас забирает в доверительное управление огромную торговую империю.