Текст книги "Осколки на снегу. Игра на выживание (СИ)"
Автор книги: Элина Птицына
Жанр:
Героическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 40 страниц)
Глава 27
Жила была ласка. Красивая, белая, ловкая и был у нее большой пушистый хвост. Какой это был хвост! Сам горностай завидовал! Но не берегла ласка хвост. Уж больна любопытная, под каждый листочек надо заглянуть, под каждым кустиком проверить, с каждой белкой поговорить.
Так прыг-скок, прыг-скок и угодила в капкан. Зажало хвост – ни туда, ни сюда. А тут сорока застрекотала, ветки заколыхались, валежник затрещал, мох пригнулся – охотник идет. Ой, что делать? Что делать? Упала ласка, лапки раскинула и лежит, значит, как мертвая.
Охотник посмотрел, разрядил капкан, отложил добычу, да и давай снова налаживать ловушку. А ласка как кинется бежать, только хвост оттопырила. Охотник ей на хвост-то и наступил. А он капканом перебитый. Дернулась ласка что есть силы и оторвался хвост. Так и живет теперь с обрубком.
Старая северная сказка
Пошла Снежная бабушка Сова зимой по воду. А то была не просто Сова, а колдунья. Умела она, обернувшись белой совой, летать над летней тундрой, да выглядывать травки, которыми потом детей в стойбище лечила. А тут с ней беда приключилась. Набирала бабушка воду, да опрокинула ведро и примерзла ко льду. Смотрит – солнце на нее глядит с неба. «Помоги, – просит бабушка Снежная Сова. – Ты сильнее всех». Но тут набежала тучка на солнце, и крикнуло оно с вышины: «Не могу, бабушка, проси тучу помочь. Она мой свет останавливает». Только хотела Бабушка Сова тучу о помощи попросить, как Ветер налетел и прогнал тучу. Обрадовалась бабушка: «Тогда, – говорит. – Ты мне помоги, раз прогнал тучу, которая свет останавливает». Но ветер отказался. «Я, – отвечает. – зацепился за гору. Проси ее о помощи». А гора услышала и сразу говорит: «Позови мужчин из стойбища. Они постоянно ломают мои камни. Они сильные. Они тебе помогут». Посмотрела бабушка Снежная Сова вокруг и рассердилась: все могучие, а помочь некому. «Только на себя можно надеяться, – так сказала. Оторвала подол малицы и пошла в чум.
Ещё одна северная сказка
Дерево не качается без ветра
Народная мудрость
С того времени, как Салля услышала ветры, прошло несколько дней. И сейчас сидела она у огня в низкой пещерке, и мрачно смотрела в сторону выхода: уже давно шел такой дождь, какой Салля еще и не видывала за всю свою жизнь.
Может быть, у белых людей всегда так? То-то ее соплеменники не любят ходить сюда. Но Салля сейчас нужно было туда, где стояли большие жилища пришлых: ветерок нашептал ей, что там найдет она то, что ищет. Она добежала до другого края Панциря, спустилась с него, без сна преодолела несколько ходок пути – и что? Почти достигнув цели, вынуждена была искать хоть какое-то укрытие и прятаться в пещере у подножия холмов, скрываясь от небесной воды, как облезлый песец!
Хорошо, что у Салля есть трут, а теперь и огонь. Спасибо тем добрым людям, что оставили запасы сухостоя и дров. Салля обсохла и высушила одежду. Салля не голодна – у нее есть соленое мясо. Салля не хочет пить. Воды здесь – хватит на весь род людской, только руку протяни. Но через пару дней запас дров закончится. А нечего даже думать, чтобы высунуть нос из этой пещеры!
Девушка вздохнула и перевела взгляд на того, кто завел ее в этот край, где вода рекой льется с неба.
…
Она прекрасно помнила то мгновение, когда ветры оглушили ее.
Как тяжело было ей выдержать столько разных голосов! Так непросто, что она невольно шарахнулась обратно, в тишину. И остановилась в недоумении перед невидимой границей.
Что за чудеса?!
Девушка осторожно наклонилась вперед, еще чуть-чуть, еще немного. Вот оно! Ветры снова зашумели так, что она оглохла на мгновение.
Аккуратно переставляя лыжи, Салля подалась немного в сторону, уходя с прямой своего пути и оглянулась. Да, определенно она здесь раньше не была.
Человек, которому чужда снежная равнина, вряд ли видит в ней разницу, но тот, кто растет в тундре и на снегах Панциря, даже по оттенку снега может сказать в каком месте он очутился и был ли он тут раньше.
А Салля заблудилась – какой позор! Мало того, что она заблудилась – она не заметила этого вовремя. Меньше нужно было думать про великанов! Дед прав – прежде дела нужен план, а Салля поступила как глупая лисица. Даже хуже.
А теперь она не понимает в какую сторону ей идти. Ну, чего бы проще – вернуться-то она сможет.
Вернуться – значит проиграть. Салля ненавидела проигрывать. А последнее время она только об этом и думает! Вернуться, вернуться! Вернуться – проиграть! Нельзя! Нельзя думать плохое! Это Салля ошиблась, а мысли у нее хорошие! Она исправится!
Откатившись еще дальше от ветров, что, шумя на разные голоса, сплелись в большую и раскачивающуюся воронку, молодая хансю села на свои лыжи и задумалась. Ей бы приманить ветер, но… Она никогда не видела такого. Она даже не слышала о таком! Может быть, она попала в заповедное место? Если она попробует заговорить с ветрами, чем это закончится? Не обрушатся ли они на нее всей своей огромной силой, вминая глупого человека в древний лед?
Салля всегда, сколько себя помнила болтала с ветрами, но то были маленькие легкие ветерки, глупые как чайки. Легко скользили они над Панцирем, весело летали над тундрой, обгоняя птиц, ласкались к Салля как смешные щенки-недоростки и вновь взмывали ввысь, к белому солнцу, чтобы умчаться туда, где никогда-никогда не бывала Салля. Вернувшись, они показывали ей дивные картинки, которые она часто не могла понять, шептали слова, оброненные другими, звучали загадочной музыкой без начала и конца, приносили запахи, которых никогда не было в тундре. Но Салля любила эти мгновения. Ветры учили ее мечтать о неведомом, хотя сами вряд ли знали, что такое мечты.
Разве ветер умеет запоминать? Нет, он лишь выхватывает картинку, которую успевает увидеть и несет ее дальше, пока не встретит что-нибудь более интересное на своем пути. Тогда он хватает другую, но порой так путает их, что не может и сам показать, что же он видел.
Ветер не умеет думать, он только слышит, и услышав, может пересказать, если только не забудет половину.
У ветра можно спросить, но чаще он отвечает невпопад. Это же ветер! Он слишком легок, чтобы знать ответы.
Ветер не привязан к человеку, он летает, где хочет. Увлечь его легко, да только остановить потом трудно. Нельзя играть с большими ветрами, они могут разрушить мир.
Салля вздрогнула, когда в руку ей ткнулся маленький-маленький ветерок. Такой смешной, как ласица*. Не удивительно, что она не заметила его, когда он отделился от своих собратьев. Такие ветерки в жаркую пору гоняют слабых голубянок, чьих сил не достает подняться высоко, и даже на чужих крыльях едва перелетают они ёрник, что стелется по мху, широко раскидывая пушистые, с бурой корой, ветви.
Как мышь, шуршит такой ветерок в ёрнике, играя темно-зелеными листьями, и выворачивая их белой стороной к солнцу. Ничего не знает такой ветерок, ничего не может рассказать, да и память его короче, чем у толстобокого карася, что прячется в озерном иле. Может быть, повезет ветерку и подхватят его крылья более мощного собрата, а может быть и нет, и истает он, запутавшись в сережках ёрника.
Но тогда Салля была рада и такому. Однако, вопреки обыкновению, ветерок не спешил играть с ней, перебирая мех опушки и холодя пальцы. Слабенький, еле видимый, весь прозрачный – в маленький клубок свернулся он на ее ладошке – так, словно хотел погреться человеческим теплом. И, повинуясь какому-то наитию, легко дохнула Салля своим теплым дыханием на бледный, дрожащий на ладони, комочек. Нежное дуновение ее губ едва коснулось его как…
Тут же ощутила она, как замер он, словно не веря, как застыл неподвижно, вбирая в себя тепло. И дохнула еще раз.
В клубочке словно красок прибавилось и сразу услышала Салля тонкий голосок ветра, словно сотня комаров зазвенела у нее в ушах: «Уходи! Уходи! Отсюда! Отсюда! Туда, туда! Быстрее!»
Удивительно, но девушка поняла – куда ее отправляет новый знакомый, хотя в его паническом ощущении не было никакой картинки, а только туманное метлешенье обрывков, словно снег в котле кто-то быстро-быстро перемешивал. Но – зачем?
Нет, глупенький ветерок не заставил бы ее вскочить и побежать по своему следу туда, где царила тишина, если бы девушка вдруг не поняла, что ветры притихли. Резко взглянула Салля на воронку и увидела, что та замедляется. Ветерок же, нырнув в мех ее капюшона, холодил ей шею и всем своим естеством она чувствовала она его страх.
Его страх. А не чужой, подхваченный где-то на просторах мира. Разве ветры могут бояться с а м и?
И побежала Салля на своих быстрых лыжах.
Со странным чувством облегчения – успела – вкатилась она под полог тишины. И, оглянувшись, изумилась так, как никогда в жизни – от воронки в разные стороны расползались серые полупрозрачные щупальца: толстые, рыхлые – они шарили по снегу, и сталкиваясь друг с другом замирали на мгновения, чтоб в следующее, отпрянув, вновь начать ворошиться в снегу.
Нет, Салля точно не хотела знакомиться с ними. И, унося ветерок в своем капюшоне, заскользила она быстро-быстро – прочь от странного места!
* * *
Ветерок был странным. Он смирно сидел в капюшоне Салля, точно боязливый кутенок, который, попав в чум и с ужасом забившись под лохматую шкуру, тщетно надеется, что про него забудут и не найдут.
Когда в твоем капюшоне ветер, про него сложно забыть.
Салля убежала недалеко. Остановившись, она уселась на лыжи и позвала его. Тот, кто таился в капюшоне, снова замер. И молчал, как будто не хотел с ней говорить.
– Хотя бы расскажи мне, что это за место, – ласково попросила Салля. И, когда уже решила, что не дождется ответа, услышала тонкое, звенящее, с затаенным ужасом, произнесенное:
– Мы там умираем, чтобы возродиться другими.
– Ты родился! – обрадовалась девушка.
– Я почти умер, – теперь он шелестел как старые листья ёрника.
– Я спасла тебя? – уточнила Салля.
– Вряд ли. Ты сама могла погибнуть, – возразил ветер, но после паузы добавил. – Спасла.
– И теперь ветер говорит с Салля, словно она просит его носить камни с горы. Ветер не может просто сказать спасибо Салля?! – уколола она своего найденыша.
– Спасибо, – прошелестел ветерок. – Я верну тебе твою доброту. Но на каменном поясе мне тяжело. Это ты его не чувствуешь, а мне сложно говорить с тобой.
– На каком поясе? – удивилась молодая хансю. – Здесь кругом лед! И немного снега. Тут нет камней.
– И да, и нет. И разве ты не видишь, что здесь нет ни одного живого существа, кроме тебя?
– Да, – растерянно согласилась девушка. – Но я только и могу, что идти по своим следам обратно. Я не знаю, как я попала на этот странный путь. Я боюсь, что совсем потеряюсь здесь.
Ветерок выполз на плечо Салля неловко, словно и правда был слепым детенышем. И замер, легко трепеща над ее плечом.
– Иди на правую руку, Салля, – сказал он, наконец. – И будем молчать. Ты сама поймешь, когда выйдешь на Панцирь.
Как будто она сейчас не на Панцире! Но место было непривычным и необычным, чего уж тут спорить и – промолчала Салля.
А вышла уже к ночи. Поняла это, когда увидела полярную сову, что решила поохотиться вечером, и обрадовалась ей как родной:
– О, Снежная бабушка! Я вышла из колдовского места! – помахала она сове. Та, впрочем, на нее внимания не обратила, а вот ветерок, который снова прятался в капюшоне, явственно фыркнул. Кажется, спасенный был невысокого мнения о Салля.
На ночевку девушка встала у самого края невидимой границы – раз уж и люди, и звери, и даже ветры избегают этого места, а Салля оно вреда не приносит, значит и спать ей там куда безопаснее.
– Ты улетишь? – спросила она ветер.
Он промолчал.
Похоже, Салля спасла самого неблагодарного из ветров.
Утром она удивилась, обнаружив его на месте.
Он так и был в облике ласицы, и слабо колыхался рядом с маленьким костерком, который развела Салля, надеясь растопить снег, чтобы попить горячей воды и подумать. Нужно было решить, что делать: трут у нее заканчивался, да и бересты осталось на один костерок. Спуститься с Панциря в тундру, пополнить запасы и возвращаться? Она еще может успеть на праздник.
Дед никому не скажет почему Салля убежала, неожиданно покинув росомах. Он и ей ничего не скажет, только, когда они останутся одни, будет смотреть на нее так, что Салля сгорит от его взгляда, желая только одного – провалиться прямо к подземным духам, чтоб им никогда не увидеть солнечного света!
Спустившись с Панциря, можно набить горностаев, чьи шкурки уже должна вызреть. Тогда на празднике Салля принесет дополнительный дар, чтобы свирепые зимники, что выдувают тепло и забирают жизни, щадили народ в студеную пору. И никто из народа не скажет, что Салля – глупая, и где-то бегает в важные для хансю дни.
– Почему ты другой? – вдруг спросила она неожиданно для самой себя.
Ветерок слабо колыхнулся.
– Я не совсем тот ветер, к которым ты привыкла, – словно нехотя ответил он.
– Я вижу. Кто же ты? – наклонила голову Салля.
– Это долгая история, – скупо ответил собеседник.
– Похоже, я имею время, чтобы выслушать тебя, – грустно усмехнулась девушка.
– Что ты делаешь одна на Панцире? – ветерок явно был не глуп и не хотел говорить о себе. Об этом Салля и сообщила ему, сердясь. В самом деле, что за ветер она подцепила! С ним можно говорить совсем как с человеком, но характер у него тоже как у человека. Вредного-вредного человека!
Догадка озарила ее: да вот же он, секрет, весь на ладони!
– Ты человек? – прямо спросила она.
Ни разу до этого момента не видела она как ласица закатывает глаза. Они у детенышей мелкие, как бусинки для детской вышивки. А вот ее спасенный оказался вполне себе… лупоглазым. Все-таки он не совсем как детеныш, хоть и пытается держать его облик.
– И что? – рассердилась молодая хансю. – Ты умный! Что я должна думать? Только то, что ты был человеком! Ты был человеком?
– Раньше люди умели выращивать свои ветры, – снизошел он до объяснения. – Эти ветры были помощниками людям. Они – разумны.
– И ты? Ты помощник людям? – живо заинтересовалась девушка.
– Мой друг и господин давно покинул этот мир. Он не взял меня. И я служил его детям и детям их детей. Но они потеряли дар. Они не слышали меня, и я был им не нужен. Я летал над миром, не находя никого, с кем могу говорить. Я берег себя тысячу лет, медленно теряя крылья, но сохраняя суть. Пока… Пока меня все равно не притянуло сюда. Я встретил девушку, которая похожа на друга и господина, но она не стала говорить со мной. Я не знаю, как я почувствовал тебя. Я уже не должен был чувствовать. Ты тоже похожа на него. И ты поделилась дыханием. Сама.
– А что это было там такое? – нерешительно спросила девушка: вдруг опять нельзя узнавать.
– Черное колдовство, – ответил ветер. – Не говори об этом, я слаб, и мы не так уж и далеко. Что ты делаешь на Панцире?
Салля почувствовала, что краснеет, но все-таки ответила:
– Ищу снежного великана.
– Зачем?
– Хозяйкой хочу стать, – звучало это почему-то донельзя глупо. Сейчас этот несносный ветер снова закатит свои прозрачные глаза…
Но ветер-ласица вдруг повернул голову и сказал спокойно:
– В городе есть потомок Великана. Но это там, где лес и горы. Туда надо идти, если хочешь замуж за него. И он сам там не живет. Он приехал издалека. Я видел его, когда пытался поговорить с девушкой. Если ты поспешишь, то встретишься с ним.
Потомок великана, конечно, не великан.
Или потомок великана тоже великан?
Это как считается?
Салля заволновалась. А не врет ли ей ветер?
– А как я узнаю, что ты не обманываешь меня? – спросила, вложив в голос дедову строгость.
– Я тебе должен, – со слабым смешком ответил он.
Должник мог бы вести себя повежливее. Но, опять же, разумный ветер, попал в передрягу, еле выбрался… Может у него в той воронке характер испортился? Или он в себя еще не пришел?
– Расскажешь мне потом о том, что я видела – все, о чем молчишь, – так же строго сказала она вслух. – Мой народ живет рядом с Панцирем, и никто не знает, что такое здесь творится. Мы должны понимать, чего ждать.
– Мир давно шатается, – устало ответил ветер. – Грядет погибель.
– Какая еще погибель?! – возмутилась Салля. – Мне хозяйкой в свой чум надо заходить, детей рожать, детей растить… Нет, так не пойдет!
– Так мы собираемся за женихом для тебя? – слабо колыхнулся ветерок. – Он – побег старого корня. Вот и спросишь сразу, что можно сделать. Вдруг он знает как с этим бороться.
– С чем? – сердясь, выговорила девушка. – Ты мне даже толком не объяснил ничего!
– Потом, когда мы уйдем отсюда, – пообещал ветерок. – Я все тебе расскажу.
Салля очень сомневалась. Но других великанов или их потомков в округе, похоже, все равно не было.
– Не поедем – не узнаем, – решительно молвила она, поднимаясь.
Ветерок вздрогнул, но промолчал.
Вот и отправились, вот и нашли великана – сидят теперь в пещере вдвоем – Салля и ветер, ветер и Салля – и вместе на дождь смотрят. Хорошо, что дед не знает, чем занимается его глупая внучка.
А этот несносный спасенный ветер все так же предпочитает отмалчиваться!
____
*Ласица – детеныш ласки. Голубянка – редкая и мелкая бабочка. А ёрник – заросли карликовых берез. Кстати, осенью они краснеют, а не желтеют как их «большие» сестры.
Глава 28
Климатические условия в Скучных землях таковы, что многие воспринимают этот регион как своеобразную природную тюрьму. Серый замок эту репутацию всегда поддерживал. Но все-таки больше всех в этом вопросе преуспели Императоры, ссылая неугодных дворян в Скучные земли на перевоспитание. Страх оказаться после блеска столицы или роскоши собственного имения в темной избе днем с лучиной, потому что свет здесь весьма скуден, – этот страх сломал не одну гордую душу.
Из записной книжки путешественника Изольда Карловича Мора
Если, как меня уверяют, мода может прогнозировать будущее, то у меня плохие новости: наше будущее будет представлено женщиной в штанах с прической под пажа! Оставьте хотя бы мужской костюм мужчинам, если уж вы решили резать косы!
Из письма разгневанного читателя в газету
Лукавых людей не имей за друзей
Народная мудрость
Дождь закончился внезапно. Вот только что за окном раздавался его монотонный стук и яростный шум, как вдруг все стихло, и подоконники ресторации робко позолотил луч солнца.
Лаки даже к окну подбежал, вызвав у Лизы невольную улыбку своей экспрессивностью:
– О, Провидение! О, Небо! Милая Лиз, посмотрите какое солнце!
Лиза поднялась и чинно подошла к окну. Удивительно, как может преобразить мир солнечный свет, просто разогнав сумрак.
Солнце тем временем робко пробежалось по мокрым крышам, улицам, стенам и, должно быть, ужаснувшись, спряталось за набежавшую тучку, вызвав у Лаки возглас разочарования.
Половой бойко выскочил на улицу, и, задрав голову на небо, заулыбался. Вернулся тотчас и доложился громко:
– Растаскивает! Ветром-то растаскивает тучи-то!
– Ну, вот, любезный лир, – заметила девушка. – Погода выправилась. Теперь можно без боязни дойти до госпожи Ирмы. А если нам повезет, то обратная дорога в монастырь будет не пример приятнее.
– Нет, нет, Элиза! Нет! Я довезу вас до «Столичных мод», даже не спорьте! Не разбивайте мне сердца, иначе я решу, что вы воспринимаете Лаки Лэрда как пустого человека! – энергично возразил журналист.
– Я бы никогда не подумала о вас так! – горячо уверила его Лиза.
Лэрд вдохновленно, с чувством схватил ее за руку, сжал и легко погладил запястье:
– Благодарю вас, милая Лиз! Этими словами вы воскрешаете мою душу! – и тут же, не давая девушке опомниться, приложился к тонким пальчикам.
А что, еще осталось что воскрешать?
– Лир Лэрд, оставьте! Вы меня смущаете!
– Элиза, простите, но мне рядом с вами просто порой трудно дышать! Не думал, что встречу такую девушку, как вы, здесь! – и Лаки снова едва не припал к ее руке.
– О, тогда надо вызвать доктора. Давно у вас трудности с дыханием? Я не прощу себе, если с вами что-то случится, тем более, вам еще писать книгу о моем отце, – главное смотреть ему в глаза чистым-чистым взором. Незамутненным.
Лаки сморгнул, и какая-то тень мелькнула в глубине его глаз.
– Мне приятно ваше волнение, Элиза. Не беспокойтесь, с моим здоровьем все в порядке, – уже более прохладным голосом ответил он.
– Берегите себя, пожалуйста, дорогой лир, – попросила Лиза. В ответ ее заверили, что так и есть: бережет себя лир Лэрд самым тщательным образом и чрезвычайно ценит Лизину заботу.
А потом он и до «Столичных мод» ее довез, и двери красиво распахнул, и вел себя просто и вежливо, но Лиза все равно чувствовала легкий холодок между ними, словно в неплотно притворенную створку окна сквознячком тянуло.
Обиделся? Или разозлился?
Что ж, она – девушка юная, малоопытная, воспитанная во льдах и снегах, намеков не понимает… Хороший же образ, если играть по правилам.
А если нет? Насколько терпелив этот человек?
Как же она устала от всего!
Хочется домой. В свою детскую, где тихо, спокойно, где много книг, где подушки вышиты мамой…
Да, хочется на те креслица, под уютную лампу, в круг ее света, из которого мир кажется большим и прекрасным, таинственным и чудесным в своей доброте и прелести. Когда Лиза вырастет, она пройдет по всем дорогам этого мира, она узнает все его чудеса.
Ты выросла, Лиза.
Чудес нет. Здесь предлагают только ужасы, но не картонные, как в твоих книгах, а настоящие – до боли, до беспомощности, до холода в сердце.
…Лаки распахнул высокую дверь в «Столичные моды». Госпожа Ирма встречала их – свежая, улыбчивая.
– О, Небо, – теперь Лэрд припал к ее ручке. – Вы самая прекрасная женщина в этой части света!
Та захихикала жеманно.
– Вы такой льстец! Но умеете будить любопытство в женщине. И кто же прекрасен в той части света? – заблестела на Лаки глазами модистка.
– Я подданный своей Королевы! – пылко воскликнул Лаки. – И самая прекрасная женщина на свете для меня – Она! Но вы! Вы! Вы, великолепная Ирма, вы – вторая после нее!
– Хи-хи-хи! Как приятно это слышать – я обошла саму Королеву! Тогда я могу быть спокойна, не правда ли, лир? Ведь Королева – мать своим подданным! Вы любите ее как почтительный сын, не так ли?! И в вашем сердце еще осталось место, прекрасный лир? Скажите, осталось?
– У меня, – с незнакомой Лизе интонацией ответил Лэрд, приложив руку к груди. – очень большое сердце!
Когда, по-прежнему рассыпаясь в комплиментах модистке, он ушел, едва ли взглянув на Лизу, Ирма спросила ее с усмешкой:
– Твой ухажер взялся тебя воспитывать, девочка моя? – смотрела она, впрочем, серьезно, с толикой грусти
– В каком смысле? – уточнила девушка, оглядывая приемную залу.
– Сегодня нет никого, – правильно истолковала ее взгляд Ирма. – Такая погода! Я еще накануне отпустила своих девушек. Мы здесь одни. Можешь говорить без оглядки. А что до Лэрда – он не первый раз провожает тебя, и всегда вел себя корректно. Сейчас же вдруг он начал довольно грубо флиртовать, прямо на твоих глазах. Ты ему отказала, да?
– Нет. Лир Лэрд ничего у меня не просил, чтобы я ему отказывала.
Ирма усмехнулась:
– Ты не понимаешь его намеки? Ведешь себя с ним, как со всеми остальными? Не трепещешь ресницами, не смотришь с восхищением, не алеешь своими нежными щечками?
– Мне кажется, трепет моих ресниц ему по большому счету и не нужен. Он здесь ведь не за этим? – прямо посмотрела на Ирму девушка.
– Да как сказать, как сказать… Не за этим. Но и это для него – приятный бонус. Знаешь, как за глаза называют Лаки? – спросила Ирма и сама же ответила на свой вопрос. – Обольститель. Лаки красив! Так красив, что хоть сади его на булавку и неси в музей как редкую бабочку. Я хотела сказать, конечно, немного иначе: как лучший вид человеческого рода.
– Что-то мне подсказывает, что Лаки Лэрд, услышь он вас, не оценил бы ваш комплимент по достоинству, – усмехнулась девушка.
– А это не комплимент. Это мое пожелание красавчику Лаки Обольстителю. Я желаю, чтоб однажды так случилось. И в музей заносить э т о вовсе не обязательно.
– Вы были знакомы раньше, – догадалась Лиза.
Ирма смотрела на нее странно, и не сразу покачала головой.
– Он первый раз увидел меня здесь. Но кое в чем ты права, однако, это совсем другая история. Девочка моя, у меня какое-то нехорошее чувство. Я скажу сегодня Волкову, чтобы они заканчивали разыгрывать историю с тобой и забирали тебя в Оплот.
– А разве моей встречи с Волковым здесь сегодня не будет?
– Ты видела газеты?
– Да! Но Николай Егорович предупредил, что это неправда.
– Конечно, неправда.
– Почему вы в этом уверены?
– Я знаю.
– Ответьте мне честно, пожалуйста. Я просто не конца понимаю, что происходит вокруг меня. Единственное, что я знаю: скорее всего, ничем хорошим для меня это не закончится, – Лиза постаралась вложить в свой голос хотя бы толику слез. Увы, со слезами у нее всегда были сложности. Пришлось прокашляться и продолжать нормальным голосом:
– Я надеюсь на Хранителя Севера, но газеты уже второй раз приносят мне весть о том, что Хранитель мертв. А вы говорите, что сейчас это не так, но при этом Волков не придет на встречу. Вы ничего мне не объясняете. И я вам верю, видимо, просто потому, что больше некому верить, – сердито сверкнула она глазами.
Ирма взяла ее за руку.
– Мы друзья тебе. Мы друзья твоим родителям. Мы честны с тобой. А сейчас просто знай и никому не говори: барона не было на том корабле.
– Не было? Он покинул Империю на лайнере. Газеты писали об этом. Да, эти портреты были на всех столбах с бесплатной расклейкой. И я сама их видела.
– Мало ли что пишут в газетах? – Ирма пожала плечами. – Ты просто очень юна и не знаешь, что газеты такое же оружие, как пистолет, а в некоторых случаях даже лучше. Всякий раз, когда ты открываешь газету, думай не о том, что пишут, а о том – зачем это написано.
– И зачем же эти новости о смерти младшего барона?
– Он уже единственный, Елизавета, – глаза Ирмы были сухи, но голос прозвучал надтреснуто. – И, когда ты встретишься с бароном, задай ему этот вопрос. А сейчас мы с тобой слишком далеки от места события…
– Я бы так не сказала, – перебила Лиза. – Мне кажется, я в эпицентре чего-то…
– Согласна, – кивнула Ирма. – Но я уточню, мы с тобой далеко от тех событий, о которых пишут газеты. И нам отсюда просто ничего не видно. Когда мало информации, ошибиться легко и поэтому я не буду отвечать на вопрос: зачем? Лучше ты мне скажи: почему Лаки не остался сегодня тебя караулить? Это входит в твое «наказание» или есть другая причина?
– Да нет же! Саватий дал ему какое-то поручение. А вам он просто стал доверять. Наверное. Других объяснений у меня нет.
– Какое поручение дал ему Саватий?
– Я не знаю.
– Когда вы поедите в монастырь, постарайся быть приветливой, очень приветливой. Пожалуйста, Лиза, разговори его. Попробуй выяснить, что за поручение, но осторожно – не вспугни. Возможно, ты получишь ту информацию, которой тебе недостает. Хорошо? Потом поделись со мной, – она улыбнулась.
– А вы точно модистка?
Ирма расхохоталась в ответ:
– Неужели не похожа? Разве моя одежда плоха? Тебе не нравится?
– Нет, – теперь засмеялась Лиза. – Вы – отличный мастер, и я хотела спросить цену своего плаща. Сегодня я вполне поняла, что ткань совсем не так проста, как можно подумать.
– Да, она с особой ниткой. Этот плащ не промокнет никогда. Из такой же ткани шьют охотничьи костюмы. Ты должна была видеть их у отца.
– Она же клетчатая!
– А из клетчатой шьют непромокаемые плащи, – дурашливо развела руками Ирма.
– А вот этот охотничий костюм, что у вас на витрине… Я еще прошлый раз не него обратила внимание. Он же женский, да? И к нему есть юбка? Он же продается?
– Да. Это наша купчиха Флора заказала для дочери по ее меркам, но дочь из столицы не приехала, и костюм не пригодился. Флора сказала, мол, если до весны не продашь, то я, так и быть, выкуплю. Вроде как весной дочь все-таки приедет. А может быть и нет. Вот такая доля! Сначала ты тратишь ткани, а потом тебе говорят: попробуй продать сама! – пошутила Ирма.
– Разве купчиха не должна возместить часть затрат? – удивилась Лиза.
– Девочка моя, в нашем городе Флора никому ничего не должна. Многие должны ей. А я… А что я? Я всего лишь модистка! Ну, что ты на меня так смотришь?
– Я не плохо знаю юриспруденцию в части старых законов. Они не отменены и по-прежнему работают, – пояснила Лиза. Ирма тепло улыбнулась ей.
– Забудь про Флору, девочка моя. Если тебе нравится этот костюм, то давай примерим – и я его подгоню. И, кстати, не думай про деньги. На твое имя бароном Винтеррайдером открыт неограниченный лимит. Не спорь! Это самое малое, что Хранитель Севера может сделать для дочери Соцких! – Ирма обняла ее за плечи и повела в примерочную.
Но Лиза и не думала спорить. И новым приобретением была очень довольна: заколоть волосы, натянуть шляпу пониже, отстегнуть юбку и вот – уже не отличишь девушку от паренька. Зачем ей такая маскировка, Лиза и сама не могла сказать точно. Просто жизнь ее стала совершенно непредсказуемой: надо быть готовой уносить ноги в любой момент. Может быть даже – от всех. И от Винтеррайдера «с друзьями» тоже.
На обратном пути она старалась быть милой с Лаки, который по-прежнему был весьма прохладен. Спрашивать у него про его дела с Саватием Лиза ничего не стала: если очень нужно, то у госпожи Ирмы и самой прекрасно получится разговорить Лаки. У нее, Лизы, есть своя цель и пока ей по-настоящему никто не помог, просто все что-то хотят от нее.
* * *
Акулина была недовольна и ее тягучее молчание было столь явственным и демонстративным, что Саватий повернул голову:
– Ну, что еще?
– Сам знаешь, – огрызнулась женщина. Провинциал потянулся, медленно, со вкусом упираясь ногами в спинку дивана. Было спокойно и хорошо. Еще бы Акулька не сопела, яростно вытирая пыль со всего, что ей попадало под руку в его покоях. Он зевнул. Близилось окончание общей молитвы, но вставать, выходить из покоев и спускаться к народу не было никакого желания.
– Ты бы сказала внизу да погромче…
– Что ты затворился до завтра? Молишь о прекращении дождя? – Акулина насмешливо сверкнула на него глазками. – Сказала уже. Сегодня весь вечер шептаться будут, да вздыхать. Так что – лежи. В такую-то погоду только под одеялом прятаться. Может взвар тебе сделать?
Она все-таки хорошо угадывала его желания. И поддерживала всегда, даже когда была не согласна. Вот и сейчас пыхтит… из-за денег, конечно же, из-за чего бы еще?
– Ну хватит пыль гонять, она уже давно отсюда сбежала, – с полуулыбкой заметил Саватий. – Даже мне страшно.
– Страшно, – в голосе женщины отчетливо прозвучали скандальные нотки. – А что же тебе не страшно, когда ты деньги на приблудных тратишь?
Саватий фыркнул.
– Что? – тут же вскинулась Акулина. – Что? Я не права, скажешь? Не права?
– Не пошла она к сестрице-то твоей платья шить? – со смешком уточнил Саватий. – Вот ты и злишься. А мы ведь сестрице твоей все заказы отдаем, все вам мало?








