Текст книги "Осколки на снегу. Игра на выживание (СИ)"

Автор книги: Элина Птицына

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 40 страниц)

Глава 43

Глава 43

Барон Вольфганг Винтеррайдер, владелец Зюйд-Каритской компании, извещая о бракосочетании его с Эрнестиной Майэр, покорнейше просит пожаловать добрых людей для присутствия при священном обряде в Морской Собор

Из объявления о помолвке

Юбки страшно стесняют движения! И в дурную, и в хорошую погоду, бедным женщинам приходится изображать из себя парус. При сильном ветре положительно не возможно производить быстрых движений!

Женский журнал Эрнестины Майэр

Ревновать мужей или жен – делать их глубоко несчастными.

Неизвестный мудрец

Эрнестина – орлица диких южных земель. Только имя выдавало в ней полукровку. Там, откуда был родом ее отец, оно пользовалось популярностью. И матушке ее – как водится, дочке вождя, почему-то именно они чаще оказывались в объятиях светловолосых пришельцев – имя это нравилось, хотя она назвала дочь на свой манер Грнст Эрнстна – парящая орлица.

Эрнестина не просто парила. Там, где появлялась эта женщина, всегда был шум, блеск, скандал, а то и драка. Эрнестина, увезенная отцом от матери в возрасте лет трех, не помнила дикий Юг, но вполне унаследовала нрав соплеменников матушки: без скандала день прошел зря. Она ярко ругалась и ярко мирилась.

Отец ее внезапно погиб практически на совершеннолетие дочери и оставил ей не так, чтобы много денег. Эрнестина нашла свой путь, она объявила себя репортером, чем по началу вызвала смех у обывателей.

До нее на Островах журналистика была сугубо мужской профессией. Но Эрнестина не просто нашла работу, она быстро стала популярной. Во-первых, благодаря внешнему виду – она была заметна среди любой толпы, во-вторых, никто из женщин до нее не лез, задрав подол, в гущу портовой драки, чтобы написать репортаж с яркими эмоциями! Честно, говоря мужчины-журналисты такими подвигами тоже не могли похвастаться. Впрочем, та драка вошла в анналы Островов во многом благодаря высоко подоткнутой юбке Эрнестины.

Но, если коллеги-мужчины, отпуская шуточки в заметках про женщину-репортера, надеялись ее смутить, то они просчитались. На следующий день Эрнестина вышла из дома и вовсе без юбки.

Она шокировала общество брюками. И это был не костюм северянок, кои носили брюки под юбку с очень высоким разрезом – удобно для верховой езды – это были самые настоящие мужские брюки-гетры!

Говорят, в тот день на островах больше ничего не происходило.

Но парией, вопреки некоторым утверждениям, она не стала. На континенте ее бы затравили, конечно, но на Острова с восторгом воспринимали все новое: у Эрнестины мгновенно нашлись подражательницы. Они даже основали партию во главе с бойкой репортершей, которая так и называлась – «Женщины в брюках», и после еще долго веселили публику своими заявлениями.

Такой была юность Эрнестины. В молодости, всего-то года четыре спустя, она уже держала свой журнал и считалась экстравагантной, но вполне респектабельной девушкой. В 27 лет завела свой издательский дом и… познакомилась с Гангом.

Нет, в его планы это не входило.

Он второй день как вернулся из очередной экспедиции и утро проводил на пирсе. Дел было чрезвычайно много, а после обеда уже следовало встретиться с партнерами, и, когда за спиной раздался низкий и рокочущий, но, несомненно, женский, голос:

– Так это вы Гонщик Ганг?! – он ничего кроме раздражения не почувствовал. Повернулся нелюбезно и сразу понял кто перед ним – благодаря газетам он знал Эрнестину в лицо, хоть и не был представлен.

Она сверкнула белозубой улыбкой:

– Не сердитесь, я ужасно любопытна. Ах, я же не представилась!

– Не трудитесь, я знаю кто вы. А вы, судя по всему, знаете меня.

– Ну, кто же вас не знает! Вы – один из самых знаменитых судовладельцев и моряков в видимой части мира!

– Думаете, за Завесой про меня уже не знают? – усмехнулся он, вдруг подхватив игру.

Эрнестина рассмеялась:

– Я не могу быть в этом уверена. Вы слишком заметны! Но, если вдруг, они там такие разини, я готова это исправить! Давайте начнем издавать там газету!

– И как мы ее назовем? За завесой?! – со смешком спросил Ганг.

Эрнестина с восторгом улыбнулась:

– Мы с вами из одного теста! Я чувствую, мы сработаемся!

– А мы уже работаем вместе? – поднял бровь Ганг.

– Еще нет! Увы, – беспечно и сокрушенно вздохнула она по-прежнему улыбаясь. – Но – что нам стоит? – давайте начнем!

– Самое шикарное предложение, которое я получал о партнерстве. Ничего не понятно, но звучит интересно, – расхохотался Ганг.

– Интерес вполне залог успеха, – подхватила она весело. – А предложение у меня очень простое, давайте организуем экспедицию в Южные пределы, к Завесе.

– Это опасно, – серьезно ответил Ганг.

– Неужели сыну Панциря не интересно поднять завесу? Совершить величайшее открытие?

– Интересно, – усмехнулся Ганг. – Всем интересно. Но – вы же знаете завесу только по рассказам? Я так и думал. Знаете, под треск поленьев в камине читать про ветра Завесы и морозы Панциря очень интересно и уютно. В жизни все куда прозаичнее. И страшнее.

Позже Эрнестина призналась ему, что мысль про Завесу пришла ей в голову именно в тот момент, когда она заговорила с Гангом. Ничего другого ей просто не вспомнилось!

– А зачем ты подошла? – со смехом спросил он. – Просто так?

– Я не могла пройти мимо! Когда еще я могла поговорить с одним из самых богатых людей островов в таком пикантном виде? Волосы растрепаны, глаза горят, сам бос, ноги голые до колен, рубаха распахнута!

– Да любая приличная барышня бежала бы от такого чучела!

– Я не приличная барышня, – хохотала Эрнестина. – Я та самая! Я – женщина в брюках!

И все-таки Завеса ее влекла не на шутку. Не ее одну! Даже Панцирь, много веков принадлежащий Империи, манил авантюристов всех мастей, не смотря на свой суровый климат. Помани людей богатством и – они пойдут на край света, но не за звонкой монетой, а за своей мечтой, которую можно сотворить с помощью презренного металла. Мечта живет надеждой, мечта окрыляет, мечта не одну голову провела по самой опасной кромке, и не одну загубила. Говорят, что удача – капризная дама. О! Мечта даст ей уверенную фору.

Да разве сам Ганг не шел за мечтой? Нет. В самом начале своего пути, он хотел отвлечься, иначе с ума бы сошел в прекрасном доме, заботливо приготовленном батюшкой для младшего.

Не все начинают самостоятельную жизнь с собственного дома, имея счет в банке. Многие всю жизнь воплощают в жизнь именно такую грезу. Люди просто хотят свою крышу над головой и получают ее, но ценой невероятных усилий. А подумать – это ведь такая малость…

У Ганга такой нужды – бредить собственным жильем – не случилось, зато в его голове роилось тысяча других мыслей. Он много думал о батюшке, о брате, о той несправедливости, что свершилась над ними, о матушке и ее любимых покоях в Летнем и о его ажурных башнях, где Ганг был так беззаботно счастлив, – и все вместе доводило его до исступления, до непонятного жара в груди, желания заорать так, чтобы от его крика взметнулись эти дивные вечнозеленые и веселые деревья и… разлетелись в клочья. Он в таком состоянии выходил под соленые ветра Островов, что от него шарахались злобные портовые псы.

В море ему стало легче. А потом он привык к своей новой жизни и начал ее математически просчитывать: казалось, это единственно верный безболезненный путь, который его не подведет. Теория не всегда права.

Сам он к Завесе не стремился, в Южных морях было достаточно не открытых островов, но охотников за богатством и мечтой видел много: континент исправно поставлял на Острова новых граждан, бродяг и авантюристов, на самом деле мечтающих о собственном доме и садике с розами перед террасой. И женщине! Прекрасной женщине, которая с улыбкой будет выносить блюдо с пирогами на залитую солнцем террасу и звать любимого мужа на ужин. А там и детки пойдут. Простое понятное теплое человеческое счастье.

О будущих детках много говорил Самэлс, боцман «Ловкой Мэри, что ближе всех подошла к Завесе и не смогла уйти. Шлюп разметало, и только боцман был подобран в океане неделю спустя торговым кораблем, чуть сбившимся с курса. Самэлса привела Эрнестина. Одно время он был героем всех газет, и, конечно же, Эрнестина не могла пропустить такого персонажа.

– Вот, – довольно сказала она, представляя Самэлса. – Этот человек нам нужен. Ганг вздохнул. К тому времени он уже понял, что к Завесе она пойдет с ним или без него. Ну уж нет! Одну ее отпускать он никуда не собирался! Эрнестину, кстати, очень смешила его опека. Но ей, такой страшно самостоятельной и независимой, кажется это нравилось.

Ганг пристально посмотрел на боцмана. Тот, больше похожий на уличного кота, чем на морского волка, потупился словно институтка: известность, покрыв его имя газетной славой, оставила пустые карманы, и теперь он снова был готов к безумным подвигам, особенно, если за них ему обещали нескромную сумму.

Ганг потребовал не подвига, а хитрости. Ну, кто в здравом уме тащит свою женщину с собой на войну? А в опасное путешествие? С этим утверждением могли бы многие поспорить, но у Ганга были твердые принципы. В общем, с боцманом они договорились. Путешествие вышло относительно безопасным и всячески приятным по деньгам для боцмана. Теперь он имеет и домик, и садик, и любимая женщина печет ему вкусные пироги, а на лужайке перед окнами играют двое прелестных деток.

Словом, все довольны, а Эрнестина – счастлива.

По-сути, то плавание стало их свадебным путешествием. Обычно бойкая «женщина в брюках» была мила и тиха. Строчила свои заметки и жалела, что может передать «своим девочкам» так мало за один раз. Впрочем, ее помощницам хватило и этой малости, чтобы поднять на Островах целую газетную бурю – тиражи газет Эрнестины, печатающие эксклюзивы своего главного редактора, взлетели и – парадокс – слегка притопили конкурентов.

Это бонус, звонко хохотала она потом.

На континенте тоже не стали смотреть на происходящее равнодушно, и заметки «женщины в брюках» перепечатывали на перебой. Газеты «с той самой», которая пошла с красавцем-капитаном к Завесе Ветров на южной стороне мира, где, по слухам, скрывались неизведанные земли, прекрасно раскупались.

А цветоснимок Эрнестины во всем великолепии ее южной жгучести и в объятиях Ганга стал просто гвоздем сезона и украсил обложки изданий по всему миру. Ганг увидел журналы и газеты, только вернувшись из путешествия.

«Свадьбе быть!» – дружно гласили заголовок. Нет, Ганг не возражал, тем более что кольца он действительно заказал еще до плавания и предложение сделал по всем правилам в присутствии свидетелей, на главной палубе, в арке из белых орхидей – благо на неизвестном никому клочке суши, что они назвали островом Эрнестины – цветов было достаточно.

Тогда же, перелистывая страницы журнала, он почувствовал, как неприятно кольнуло внутри то, что цветоснимок был постановочным, и делали они его совсем по другому поводу, точнее, вовсе без повода, не задолго до путешествия. Эрнестине вдруг захотелось. А он не отказал: почему бы и нет?

Проклюнувшийся росток сомнения Ганг задавил, не дослушав. В конце концов, нужно же было предъявить читателям какое-нибудь изображение?

* * *

Должно быть, один из таких журналов с влюбленной парой на обложке дошел и до Замка в имберийских пустошах, где вела семейную жизнь Дейран – мать шестерых детей, из которых пять – вы подумайте! – девочки. И только самый младший ребенок – сын и наследник.

И Дейран вспомнила, что где-то на Островах оставила она своего первого – неудачного – как полагала, мужа. Время показало, что с объектом для эпитета она ошиблась.

Младший сын маркиза и племянник бездетного графа, виконт Валэрд обещал Дейран непременно графский титул. Увы, хотя престарелый граф и покинул этот свет, титул проплыл мимо хорошенького носика виконтессы. Наследником стал вовсе не ее муж, какое огорчение!

Это было ощутимым ударом.

К тому времени Дейран уже ясно видела, что огромное состояние, заработанное родным батюшкой, безвозвратно утекает сквозь пальцы. Наследство должно было бы поправить дела. У них пять дочерей, и каждой – каждой – нужно приданое! Но – нет. Титула не досталось, а деньги Валэрд умело пристраивал только в чужие кошельки.

Если бы в свое время Дейран не перебила Ганга, то она бы услышала его совет и, возможно, даже воспользовалась им: «Не отдавайте свои капиталы под управление мужа, особенно, когда покинете Острова».

Увы, она была влюблена, а влюбленная женщина вместе с сердцем часто отдает и кошелек, и доступ к своим счетам. Желание разделить с любимым человеком жизнь и деньги – ценная вещь, но в некоторых случаях оно совершенно напрасно.

Виконт Валэрд это понимал немного иначе и ловко провернул с женой небольшой трюк с самого начала брака: с ее деньгами он предпочитал жить в столице один, а вот она с его детьми подолгу задерживалась на пустошах, которые быстро возненавидела.

Тем более, право управления состоянием она передала уже в столице Имберии, полагаясь на законы Островов, но не учла того, что в Имберии муж не принимал это право у жены, а забирал навсегда. Дейран попала в ловушку беременностей и малоденежья, и это ее страшно злило.

Журнал, завезенный соседкой по случаю, со жгучей брюнеткой, которую обнимал ее первый муж и вопросом на обложке: «Скоро свадьба?» – вдруг добавил Дейран огня, перед которым отступил даже виконт Валэрд, без слов отпустив неожиданно заявившуюся в столицу жену на ее драгоценные Острова. Спохватился он, когда корабль с Дейран на борту уже отошел от берега:

– А с кем же она оставила детей? – вслух выговорил виконт. – А, впрочем! У нас же несколько нянь.

Он помахал платочком вслед (Дейран этого не видела) и с чистой душой отправился к танцовщицам.

* * *

То утро было хлопотным. Вот странно, Ганг не мог вспомнить, чтобы он так волновался во время своей первой свадьбы и оттого радостно становилось на душе, и верилось, что на этот-то раз он не ошибся.

Его хорошее настроение не померкло даже тогда, когда Берти зашел к нему с немного странным лицом.

– Что случилось? – весело спросил он. – Только не говори, что свадебный торт уронили. Эрнестина никому не простит такого конфуза.

– С тортом все в порядке, – ответил Берти. – Во всяком случае, ничего такого никто не сообщал. Но экономка была вынуждена пустить в дом одну – хм – гостью, иначе… Иначе не понятно, чем бы это закончилось. Сам знаешь, сколько репортеров сегодня у дома…

– Что за гостья? – рассеянно спросил Ганг. – Подожди… Гостью? Незнакомую женщину? В дом жениха перед свадьбой?

Берти сморщился как от зубной боли:

– Эта женщина тебе хорошо знакома. Но от этого ситуация, кажется, только хуже.

– Подожди… Это розыгрыш какой-то?

– Если бы… Это Дейран.

– Кто?

– Дейран. Твоя бывшая.

Ганг дернул плечом и, отодвинув Берти, двинулся в холл. Вот уж кого-кого, но Дейран в этот день он увидеть не ожидал.

Семь лет не прошли для нее бесследно. Ее красота стала очень зрелой, но изменения Ганг заметил сразу: в больших глазах исчезла мечтательная поволока, и теперь они смотрели прямо, твердо и с легким недовольством, словно их хозяйка уже была чем-то возмущена. Между бровями залегла легкая складочка, нежные щеки стали чуть более круглы и сразу потяжелели, и талия как будто раздалась вширь, лишив Дейран былой воздушности.

– Чем обязан? – нелюбезно осведомился Ганг.

Дейран смотрела на него во все глаза.

– Это что? – изумленно спросила она. – Ты! Ты – жених?!

Ганг поправил цветок в петлице свадебного сюртука.

– Жених, – подтвердил спокойно. – А что вас удивляет?

Она слабо улыбнулась.

– О, да, я виновата, я заслужила такое отношение!

– Лира Валэрд, бросьте. Я давно забыл ваши возможные прегрешения передо мной, но, честно говоря, удивлен. Никак не ожидал вас увидеть на пороге моего дома.

– Я просто приехала, Ганг, – сказала она. – Просто приехала. Ты же не прогонишь женщину, которая отдала тебе три года – три лучших года жизни? Мне нужна твоя помощь и поддержка, Ганг. Ты же добрый, прекрасный человек. Мне нужно все твое … Вся твоя любовь, Ганг!

Эрнестина ворвалась в холл как ураган и прекрасно расслышала последние слова.

– Это и есть та самая любовь, которая не ржавеет? – бешено спросила она, швырнув на пол разорванный пополам журнал. Конкуренты подготовили ей подарок, который почему-то никто у Ганга не предусмотрел. Дейран дала интервью о своей любви и первой свадьбе. И на разорванный переплет она взглянула с едва заметным удовольствием.

– Лира Валэрд уже уходит, милая, – ласково молвил Ганг. – Она перепутала дома. Насколько я знаю, ей нужно не сюда, а намного дальше, куда-то в Имберию.

– Я вижу, вы заняты, – с лукавой улыбкой заметила Дейран, направляясь к дверям. – Я, пожалуй, отложу наш разговор до лучших времен.

Эрнестина рванулась к ней всем телом, и Ганг с трудом удержал ее. Берти же преградил дорогу Дейран.

– Вам придется выйти через другой вход, – голос его звучал непреклонно.

– Отчего же? Я выйду через те же двери, через которые зашла, – легко рассмеялась гостья.

Берти едва заметно кивнул, и парни их охраны вышли из-за колонн.

– Вышвырните ее! – вскрикнула Эрнестина. – Вышвырните ее как грязную шлюху!!!

– Милая, – зашептал Ганг прямо в пламенеющее ушко. – У нас свадьба. Давай не будем превращать ее в скандал на радость твоим конкурентам.

– С ними я еще разберусь, – резко ответила она и затихла в его руках.

Дейран пожала плечами и гордо вскинув голову, направилась к выходу в сад – она отлично помнила этот дом. Уже в коридорах Берти мягко скорректировал ее: женщину вывели в гараж и вывезли в полностью закрытом моторе. Умница Берти распорядился тогда разъехаться всем машинам Ганга по разным улицам, но, конечно, визит Дейран все-равно попал в газеты, правда, на уровне слухов.

К сожалению, в Эрнестине Дейран разбудила вулкан. Большой вулкан ревности. А ревновать тихо Эрни не умела.

Глава 44

Заметьте, страшные сказки об оборотнях существуют во всех культурах. Но, чем ниже развитие общества, тем примитивнее восприятие оборотничества. В языческих культурах – это проклятие, которое подчиняет человека зверю, убивая в нем всё человеческое. В развитом обществе – это поиск своего второго «Я». И оборотень предстает пред нами уже не человеком и не зверем, а просто иным, волшебным существом, имеющим два лика, так, как мы с вами имеем два костюма. В Шинае эти верования пошли еще дальше. Пума-колдунья, например, может иметь несколько кошачьих обликов. Однако, ее «Я» остается неизменным в любом из них.

Из лекции профессора истории Кручинского

Яд крадущегося убийцы – желтого скорпиона, не так опасен, как яд, находящийся в сердце женщины.

Народная мудрость

Шпион быстрой мухой вьется, а все-таки кончик и у него найдется

Присказка генерала Паляницина

Берти смотрел внимательно.

– Что-то случилось? – поинтересовался Ганг. – Или ты отвык от моего лица? Ну, так гример скоро придет. Или что-то еще?

Время, отпущенное на ожидание нового Императорского знака, разумеется, еще не истекло, но предчувствия у Ганга почему-то были самые нехорошие.

– Да как сказать, – Берти пожал плечами. – Все пока идет по плану. К сожалению, от Петра вестей нет. От Медведева есть. И еще прилетел привет из Имберийской глуши: Дейран дала очередное интервью о вашей семейной жизни.

– И что на этот раз?

– Если выделить суть, то она оспаривает возможную беременность корабельной певички, в которой та пока сама не уверена, но уже объявила, что ей «кажется».

Ганг фыркнул.

– Ты отпустил Дейран в свое время потому, что не хотел портить ей жизнь. Ты же ее очень любил, – с сарказмом продолжил Берти. – То, что ты свой недостаток осознавал говорит, по ее словам, и тот факт, что второй брак ты заключил с «женщиной в брюках», которой все женское было чуждо и она, естественно, не собиралась становиться матерью. Кроме того, во втором браке детей не было, что только подтверждает твою историю – ну и все в этом же духе. Так что ребенок Илоны может быть чьим угодно, но не твоим, делает Дейран вывод. Тем более, ты никогда не увлекался женщинами такого пошиба, как эта Илона. Она не считает, что речь шла о с е р ь е з н ы х отношениях. Кроме того, ты, оказывается, трогательно любил милых крошек – детей Дейран.

Ярость взметнулась вдруг с такой силой, что Ганг закрыл глаза.

– С тобой все хорошо? – осторожно спросил Берти после паузы. Барон стоял перед ним, упершись кулаками в стол, бледный, со вздувшимися жилами на висках. – Ганг?!

– Не находишь, что эти женщины очень болтливы? – выпустив весь воздух из легких, свистящим шепотом заговорил Винтеррайдер. – Одну из них я в общем-то никогда не видел, пусть она и считает, что разглядела меня в толпе пассажиров лайнера. Ну, а Дейран… Дейран же снова переходит все мыслимые и немыслимые границы. Но, право, даже странно, что она не в одной газете с Илоной вышла, – с неожиданным смешком закончил он.

– Пустоши та еще дыра, пока новости дошли, – спокойно заметил Берти. Однако, в глазах его тлел огонек тревоги. – Ганг, одно твое слово, и ее вообще больше никто не будет воспринимать серьезно. И даже более того…

Барон резко взглянул на него.

– Ты уже слышал мое мнение по этому поводу. Ее болтовня так и будет оставаться болтовней. Сейчас, когда она уверена в том, что меня нет, она может наболтать куда больше р а з н о г о. Стоит послушать. Потом же, на волне «возвращения», а она обязательно поднимется, мне достаточно будет дать одно интервью, – он усмехнулся. – Судя по крошкам, которых я почему-то любил, тебя скоро начнут теребить с поддельным завещанием.

Берти иронично улыбнулся. Ганг кивнул.

– Ты знаешь, за что ее можно было наказать. Но наши подозрения так и остались подозрениями. Ее причастность к гибели Эрни не доказана, – он сел, тяжело облокотясь на стол. – «Казнить» вздорную женщину за длинный язык можно, но это несоизмеримо. Она, в конце концов, как пишут, многодетная мать, хоть я никогда и не видел ее крошек. К тому же, как я говорю, результаты ее болтовни по ней все равно ударят.

Берти кивнул и нахмурился. В глубине души он считал дело Эрнестины своим личным провалом, и у него невольно сжимались кулаки при мысли об этом. Он был уверен, что доказательств они не нашли потому, что что-то пропустили. Более того, он чувствовал, что Дейран как-то участвовала во всем, став просто инструментом в чьих-то изощренных руках. Но отыскать этому подтверждений тогда, почти пять лет назад, действительно, не удалось.

Шуму было много. Островные газеты по началу единодушно заявляли, что все случившееся больше похоже на личный выбор, де, баронессе Винтеррайдер надоел этот мир.

Однако, полиции удалось доказать, что гибель Эрнестины – несчастный случай, связанный с работой. Все именно так и выглядело при расследовании.

Но несколько очень мелких фактов выбивались из стройной картины, и именно поэтому Берти был уверен: Эрни просто умело подвели к краю, в переносном смысле, конечно. На роковую доску она встала сама.

При всем том, выводы его ребят совпадали с позицией следствия. Но нет, считал Бертрам, это была чья-то чистая работа, выполненная почти идеально. Очень чистая, грах его раздери, грязная работа. А кому такое под силу? Вывод напрашивался сам. Дейран давно подданая Имберийской короны.

Вот что заставило Эрни поехать в заброшенную Башню Первопроходцев, расположенную в не самом ласковом месте Островов? Это так и осталось неизвестным.

Они с Гангом узнали о трагедии, когда бросили якорь у другой оконечности островной гряды, при чем шли морем, а не островными проливами, не принимая берег на телеграф. По опыту зная, что Эрнестина засыплет сообщениями, Ганг запретил прием. Он был на грани принятия решения о разводе.

Да что говорить? Накануне трагедии Берти сам был готов обсудить с Гангом на эту тему. Лучше перенести бурю под названием «Эрнестина» один раз во время развода, чем жить рядом с ней всю жизнь.

В тот день ему казалось, что Ганг готов сделать этот шаг и без чужих советов.

Спокойно начавшийся завтрак в очередной раз был сорван. Эрнестине вместе со срочной почтой, которую она принимала в любое время, прислали пасквиль-анонимку на «гарем» Ганга.

Это была гнусная выдумка, и она теоретически это знала, но все же устроила показательное битье посуды в столовой. Ганг смотрел на нее с непроницаемым видом, и только на виске вспухала жила. Берти знал – внутри у него грохочет ледяной шторм.

Главное, они уже бессчётное количество раз выяснили, чьих это рук дело. Дейран подкинула конкурентам «женщины в брюках» идею травли, фактически ткнув в слабое место Эрни. То, что она приехала в дом жениха перед свадьбой с разорванным журналом в руках и в сбившейся фате, сказало им куда больше, чем можно было представить.

Ведь все остальные каверзы от издательницы отскакивали, как горох от стены, а многие она переворачивала в свою пользу. Эрни была не глупа и обладала довольно-таки жестким умом, который, к сожалению, отступал перед ее эмоциональностью, стоило ей наткнутся на очередное письмо с невнятными изображениями увеселений Ганга.

Ему в первую очередь и доставалось. Эрнестина устраивала допрос с пристрастием, а «крутить» вопросы она умела из ничего, да так, что даже Берти начинало казаться: Ганг что-то не договаривает, – а он от него не отходил ни на шаг в прямом смысле слова!

Мирились эти двое тоже бурно. Все в особняке Винтеррайдера с самого начала этого брака жили точно на пороховой бочке. Даже собаки стали пугливыми, посмеивался порой Ганг. Они вздрагивают, заслышав шум твоего платья, шутил он, обнимая Эрнестину. В добром расположении духа она шутки понимала, и губы дула притворно, делая вид, что обиделась, но тут же, не выдержав, фыркала и смеялась.

В такое «мирное время» Берти пытался объяснить Эрни, что ее газетные штучки не лучший способ общения с любимым человеком.

– Я знаю, – вздохнула она покаянно. – Но, когда меня несет, у меня не получается иначе.

Вот и в тот день, она разрыдалась, закричав, что дыма без огня не бывает:

– Если говорят, значит что-то есть! – заверещала она, и молочный напиток растекся по новым обоям.

Ганг обычно дожидался окончания ее взрывов, а потом уговаривал как маленькую, подхватывая, заплаканную, на руки словно обиженного ребенка. В то утро ему не хватило терпения. Он резко развернулся и вышел. Берти бросился за ним. Вслед несся звон и грохот. Эрни перевернула нарядный буфет с посудой.

– Закупите новую, добрая Ерсиль, – бросил Ганг побледневшей экономке.

– Но… Какую? – пискнула она. – Госпожа любит выбирать сама.

– На ваш вкус. Если перебьет, то снова закупите новую, но такую же, как выберете сегодня, – экономка вытаращила глаза. Она прекрасно понимала, как это расценит хозяйка дома, и не только она. Это был прямой намек на то, что муж отказывает Эрни в праве вести хозяйство.

Берти был искренне признателен экономке потом, когда на расспросы и следователей, и репортеров – а почему накануне дом Винтеррайдеров закупил крупную партию новой посуды, – Ерсиль Витен степенно отвечала:

– Потому что хозяйка так захотела, – и смотрела на собеседника прямо и невозмутимо, сложив руки на животе. Этот факт, в том числе, сочли весомым аргументом не в пользу добровольного ухода.

Берти понимал, что, как только случившийся накануне скандал между супругами Винтеррайдер станет известен обществу, Зюйд-Каритская компания, гордо идущая по рынку впереди многих, получит ощутимый удар, который используют в своих целях даже не торговцы Островов, а сам Кайзер и Имберийцы. Слишком близко подошли они к торговым интересам этих держав.

Он, признаться, ждал разоблачения Ганга как жестокого домашнего тирана, и с легким напряжением открывал свежую прессу, но – нет, публикаций не случилось. Гангу скорее сочувствовали и решительно никто не собирался устраивать ему репутационную катастрофу.

И это не вязалось ни с какими версиями. Кукловоду, а Берти чуял – он есть, было нужно что-то другое. Но что?

Бертрам сам поблагодарил старую Ерсиль за правильные ответы. Она переложила салфетки из одной стопки в другую и ответила размеренно:

– Это же логично. Перебила прежнюю, значит, захотела новую. А нюансы можно опустить.

Ганг поцеловал экономке руку.

– Ну, полно, мальчик, – она усмехнулась. – На самом деле я совсем не хороша. Надо скорбеть, а я отдыхаю. Это не по-человечески.

– Я тоже грешен, – искренне ответил Берти. – А более всех чувств у меня только одно: мне жаль Ганга.

Экономка горестно качнула головой.

Конечно, он с со своими парнями тогда прошелся по всей цепочке авторов пасквилей (а с кем-то из них они уже имели беседы и ранее).

В итоге вышли на человека, который дергал ниточки, и с которым когда-то Дейран договорилась на интервью перед свадьбой Ганга. Лерж Ковташес – управляющий директор самого крупного Издательского дома Островов и заметная фигура в местной прессе, был перепуган визитом Берти не на шутку.

– Поймите, – блеял он, цепляя на нос сползающие очки снова и снова. – Это своего рода проверка на прочность, ну, как перебрасывание мяча. Эрнестина – светлых ей садов – сама тоже не брезговала… Да, не брезговала разными методами… Это наша специфика.

Берти насмешливо качнул головой, и Лерж уронил очки. По круглой покрасневшей лысине поползли капли пота. Да – это он заказчик, но он не имел в виду ничего такого, это даже не настоящая война журналов, просто письма, пасквили и карикатуры, отправленные лично в руки, почтой. Щекотка нервов, да. Да, ему это пришло в голову, когда он увидел реакцию Эрнестины на интервью Дейран.

Даже сейчас Бертрама ощутимо передернуло при воспоминании об этом невысоком пузатом человечке. А ведь, в отличии от Эрнестины, Ковташес имел отличную репутацию. Он слыл самым порядочным репортёром на Островах и имел достаточно крупных покровителей, купившихся на его славу «умного и честного парня, что в той среде большая редкость». Как же они удивились, узнав, что слухи, с которыми они боролись с помощью газет Ковташеса, запускает сам Ковташес через свою сеть доверенных лиц.

Берти тоже умел устраивать каверзы.

И островная пресса с той поры стала несколько спокойнее.

Бертрам поднял глаза на Ганга. Тот сидел, откинувшись на спинку стула, прикрыв глаза. Слишком бледный для здоровяка барона.

– Я все-таки спрошу, – осторожно заговорил он, вглядываясь в это бледное лицо. – Ты точно хорошо себя чувствуешь? Дай руку.

– Распирает, – не открывая глаз, ответил Ганг. – Пройдет. Всегда проходит. И нет, не предлагай мне своих сиропов и порошков. Пульс у меня нормальный. И – слышишь? Сюда князь идет.

Ганг не успел удивиться и ответить, когда Стойгнев, легко стукнув в дверь, сразу толкнул ее, открывая.

– Честь, господа! Полагаю, не помешал? – Руб-Мосаньский иронично изогнул бровь.