Текст книги "Через тернии к свету (СИ)"

Драконий эпос: трофеи последней охоты

Выставка картин проходила в огромном зале Кентальвирского дворца, хозяин которого был страстным поклонником живописи, так что под каменными сводами можно было увидеть бесчисленные полотна как известных по всей стране, так и случайных странствующих мастеров, творящих свои шедевры в уголках убогих трактиров при свете одной лишь свечи. Пускали всех, кто соответствовал единственному требованию хозяина: произведения должны быть написаны рукою талантливого мастера. Поэтому блуждание по залу, наполненному запахом красок и тления, представлялось весьма увлекательным занятием.

Кларисса Торнвилль, старшая дочь наследника Харвея Торнвилля, прибывшая в сопровождении своей вдовствующей тетки, с интересом рассматривала многочисленные образы, живущие на картинах седых мастеров. В большинстве случаев было на что посмотреть, однако спустя четверть часа девушка и ее пожилая спутница слегка подустали: слишком много ярких впечатлений, слишком много явных талантов. Чувство восхищения притупилось, и на место его незаметно пробралась скука.

– О Всевышний, Марго. Все так отвратительно прекрасно. Даже некого поругать и возмутиться, как такой бездарь смог попасть на выставку, – обратилась Кларисса к тетушке. Пожилая дуэнья красноречиво закатила глаза.

– У хозяина великолепный вкус, Кларисса. Он бы не допустил ничего такого.

– Жаль… Совершенство в чистом виде обычно вызывает тошноту, – насмешливо заметила девушка.

Кларисса была довольно хороша собой. Стройная, рыжеволосая с красивой нежной кожей, она обычно привлекала восторженные взгляды мужчин. Портил ее только надменный взгляд холодных голубых глаз, таящий в себе скрытую насмешку. Кларисса слегка презирала тех, кто стоял ниже ее, и с вызовом смотрела в глаза тем, кто обладал большей властью. Окружающим было с ней нелегко, хотя, если она хотела, могла казаться очень милой особой.

Скука в основном была главной причиной, толкавшей ее энергичную натуру на поиски объектов для насмешки. Кларисса остановилась у одной из колонн зала и, прикрывая ладошкой зевок, скользнула придирчивым взглядом по соседней стене. Внимание ее привлекла довольно необычная картина: красивая обнаженная девушка слилась в любовном экстазе с омерзительным крылатым драконом, почти вдвое больше ее самой. Приглядевшись повнимательней, Кларисса увидела, что на самом деле ничего омерзительного в драконе не было. Напротив, он был очень даже симпатичен, просто сама картина казалась достаточно абсурдной, чтобы попасть под острый язычок Клариссы.

– Посмотри, Марго. Какая ужасная пошлость: картина откровенного прелюбодеяния девушки и мифического существа. Должно быть, у автора больная фантазия.

– Драконы исчезли пару веков назад, – согласилась тетка и с интересом посмотрела на картину.

– Что ты, дорогая, неужели ты всерьез веришь в эти сказки? Драконов нет, и никогда не было. Как и любви между этой красавицей и мерзким чудовищем.

– Картина написана с натуры, – неожиданно раздался слегка дрожащий старческий голос.

Кларисса оглянулась и увидела рядом дряхлого сгорбленного старика с длинными, совершенно белыми волосами. И только глаза его – ослепительно синие – показались ей удивительно молодыми.

– Неужели ты скажешь, старик, что видел живого дракона? – рассмеялась Кларисса.

– Картину написал мой дядя Эйнольс. Ей уже более трехсот лет.

– Надо же, – продолжала веселиться наследница Торнвилля, – А сколько лет тебе, художник?

Старик ничего не ответил, только снял картину со стены и стал смотреть, держа перед собой обеими руками. Кларисса, пересилив гордость, стала рядом, пытаясь заглянуть ему через плечо. На удивление старик оказался высоким, так что ей пришлось прижаться щекой к его рубашке, чтобы видеть картину. Кларисса заранее сморщила нос, ожидая, что сейчас повеет старческим смрадом, однако от художника пахло лишь красками и полевыми цветами, которые охапками тащили деревенские парни своим неприхотливым возлюбленным.

Вблизи картина оказалась совершенно иной, чем показалась Клариссе на первый взгляд. Поза, в которой замерли незадачливые любовники, поражала страстью, сквозившей в каждом изгибе застывших тел. Глаза девушки были закрыты, но на лице написаны радость и сладостная истома. Дракон прикрывал своим изогнутым хвостом ее грудь и бедра, а во взгляде его было столько любви и нежности, что Кларисса замерла, пораженная тем, как искусно мастер сумел передать чувства влюбленного чудовища.

Краски не просто лежали на холсте, укрощенные талантливой рукой гения. Они жили, они играли, и картина дышала, пылала чувствами и говорила на давно забытом языке, рассказывая восторженному слушателю свою сокровенную тайну…

* * *

Далеко-далеко, до самых истоков уходящих в туман скалистых гор простиралось царство Даллиаров. Это было еще в те времена, когда жители помнили, откуда они пришли в это странное царство, и кем они становились, когда вновь покидали его пределы.

Тогда Земля Первозданная была еще открытой, но даллиары не слишком часто наведывались к простым людям. Им было хорошо здесь, на этой цветущей земле.

У даллиаров была собственная культура: более мягкая, более искусная и требовательная, чем у людей первозданных, потому что даллиары были сильны, но не слишком тщеславны, и поэтому более свободны и независимы, чем первозданные, чьи умственные способности изрядно затормаживались непрекращающейся борьбой за власть.

И все же Земля Первозданная была прекрасной, манящей, сулящей призрачную свободу, ибо даровала даллиарам не столько каменистую почву, сколько бескрайний небесный свод…

В глубине прохладного грота, скрываясь от полуденной жары, удобно расположились за дружеской беседой несколько молодых даллиаров. Несколько парней и девушек вели непринужденный разговор, часто прерываемый взрывами дружного смеха.

Несмотря на полную увлеченность этим милым занятием, молодые люди сразу заметили, как на пороге грота появился гость. Это был Тарьял, младший сын советника. Тарьял никогда не появлялся просто так: он всегда приносил только важные новости. Но в этот раз лицо его было веселым.

– Благословляю вас, юные даллиары, на свободное небо.

– И тебе наше благословение, Тарьял, – раздалось в ответ. – С чем пожаловал?

– Как всегда – с новостью. Утром горлицы принесли из Первозданной Земли послание. Люди оставили его в ущелье драконов. Они просят, чтобы драконы, покинувшие их Землю много лет назад, вернулись и защитили их от ящеров. Взамен они обещают подарить сундук золота и отдать в жены дракону одну из дочерей правителя.

Стены грота вздрогнули от приступа всеобщего веселья. Юноши покатились со смеху, а девушки улыбнулись и покраснели. Все знали насколько нелепы эти дары: золото не представляло для даллиаров такой ценности как для первозданных, а мысль о браке между человеком и драконом корнями своими уходила глубоко в древние сказки. Так что помочь первозданным даллиары могли лишь из чувства жалости или забавы ради. А последнее было уже интересным, потому как за последние сто пятьдесят лет все полеты драконов были довольно скучными и безобидными, ограниченными в основном ущельем драконов.

– Друзья, – громко сказал молодой даллиар по имени Руфус, и все сразу замолчали, – Это ведь прекрасная возможность развлечься и показать себя теми, кто мы есть – настоящими драконами. Заодно потешим первозданных новыми сказками. Главное, чтобы нам не пришлось особо рисковать. Что скажешь, Тарьял? Просвяти нас, что это за ящеры?

– Так, мелкие пакостники. Банды умственно отсталых карликов, которых мы вытеснили к туманным истокам. Они проникают через источник и становятся ящерами, напускают на первозданных ужас и развлекаются тем, что поедают тех, кто не может за себя постоять, разрушают дома, целые деревни. Первозданные люди страдают от голода и страха.

– И это ты называешь мелкими пакостями? Недостойная шелуха драконьего семени! Возомнили себя равными драконам и не боятся нашей клятвы защищать первозданных! – в гневе воскликнул Руфус. – Гляди, вскоре смрадом этих зловонных карликов наполнятся наши долины. Наглость имеет свойство плодиться и расти. Друзья, предлагаю устроить охоту. Кто со мной?

Молодые даллиары дружно закивали головой, и по гроту покатился гул оживленных рассуждений. Это казалось так весело: совершить вылазку на Землю Первозданную, полетать под лучами солнца, размахивая крыльями всласть, да еще и проучить дерзких карликов.

Только одной Элайне было не до веселья. Мысль о том, что первозданные люди готовы отдать одну из своих женщин в жены дракону, сначала развеселила ее, но затем разбередила в ноющем сердце кровавую рану.

– Руфус, – тихо прошептала Элайна и положила ладошку, украшенную модным цветочным орнаментом из янтарной крошки, на его твердое мускулистое плечо.

Руфус обернулся и как бы ненароком стряхнул ее руку. Элайна заметила, что в ярко-синих глазах его мелькнуло раздражение, горьким эхом отозвавшееся в заплакавшей в миг душе.

Руфус ничего не ответил Элайне, оставив без внимания ее красноречивый жест, но девушка уже привыкла к его холодному безразличию. Привыкла, но это не значит, что смирилась, и продолжала следовать за ним, словно безмолвный призрак, куда бы он ни шел.

Элайна была очень хороша собой: высока, стройна, грациозна, словно лесная лань. Волосы как черное золото спадали до пояса кудрявым водопадом. Нежный овал лица, на котором выделялись большие глаза цвета янтаря и пухлые алые губы, которые так и манили припасть к этому источнику долгим жарким поцелуем. Элайна считалась красавицей, и многие мужчины готовы были упасть к ее ногам ради единственной ночи любви, благо слыла она также искусной любовницей.

Руфуса нельзя было назвать красавцем, разве что если взглянуть со спины, потому как плечи его были широки и мускулисты, талия тонка, и ростом Всевышний наградил достойным зависти большинства даллиаров. Лицо его с грубыми чертами могло бы казаться непривлекательным, если бы не выразительные синие глаза, в которых постоянно мелькали крохотные молнии чувств, роящихся в его душе. Но не внешность делала Руфуса столь привлекательным мужчиной, а твердость и непоколебимость его натуры. Руфус был лидер, и прочие даллиары шли за ним, не задавая вопросов. Он также отличался благородством и веселым нравом, за что его любили и ждали в любой компании, собиравшейся в пределах долины.

Руфус не мог похвастаться особым вниманием со стороны женщин, потому как представлялся им не самой легкой добычей, но тем не менее красота Элайны не вызывала у него трепетных чувств. Он восхищался ею, как восхищаются произведением искусства, на которое пришли поглазеть, но не купить. Все попытки девушки завоевать его благосклонность вызывали у него только жалость и раздражение.

На следующее утро компания молодых даллиаров направилась в пещеру, где находился священный алтарь источника, омывавшего переход в Землю Первозданную. Получив благословение на полет у хранителя алтаря, даллиары один за другим вошли в переход, за которым начиналось ущелье драконов – любимое место для игр даллиаров, вызывающее трепет и страх у первозданных людей.

Пройдя сквозь тонкую гладь источника, даллиары преображались: тела их вытягивались, становились крупнее и покрывались чешуей. Лица из человеческих превращались в звериные, а на спине пробивались по два огромных крыла. Даллиары становились на все четыре конечности и нетерпеливо стучали по земле хвостом, щелкали острыми зубами, высекая искры, отчего дыхание воспламенялось и вылетало изо рта огненными струйками. Первозданные люди называли их драконами.

Раньше драконы считали Землю Первозданную своей родиной и жили неподалеку от людей, развлекаясь тем, что держали их в страхе одним своим видом. Однако они редко нападали, а зачастую даже приходили людям на помощь. Покинув Землю Первозданную ради царства по ту сторону источника, где они становились такими же людьми, что и первозданные, драконы поклялись защищать своих более слабых братьев.

Драконы часто покидали царство Даллиаров, чтобы вновь почувствовать себя всемогущими владыками неба, и облюбовали для себя огромное пространство гор и долин, именуемое ущельем драконов.

В это утро драконы миновали ущелье, движимые особой миссией. Они явились поохотиться на ящеров, забывшихся в своей наглости и лицемерии, а заодно проучить их, чтобы впредь неповадно было тягаться с драконами.

Стайки ящеров драконы заметили сразу: те увлеченно и с каким-то особым остервенением грабили деревню, резали скот и топтали скудный урожай. Драконы налетели подобно грому среди ясного неба. Понятное дело, развлекаясь подобным образом, ящеры не смотрели вверх, поэтому нападение драконов застало их врасплох. Ящеры, будучи намного мельче драконов и не имея за спиной спасительных крыльев, бросились врассыпную, пытаясь миновать участи, на которую до этого обрекли несчастных жителей деревни. Но драконы, опьяненные азартом борьбы, подстегиваемые гневом за варварски растерзанных первозданных людей, были подобно злым фуриям: набрасывались на ящеров, разрывая их трепещущие тела пополам, а остальных загоняли обратно в ущелье драконов к источнику.

Погоня и расправа длились несколько часов, после чего драконы устало расположились на опушке леса, чтобы отдохнуть и обменяться впечатлениями.

– Эти гнусные карлики надолго запомнят урок, преподнесенный нами, – смеясь, сказал Тарьял и фыркнул, изрыгнув фонтан пламени, – До чего же мне нравится быть драконом.

Компания рассмеялась и заулюлюкала, но вдруг замолкла, увидев, что на поляне появилась небольшая делегация первозданных. Люди испуганно толпились в тени деревьев, пока один из них не решился выйти вперед и поклониться драконам.

– Светлейшие драконы, летающие у ног самого Всевышнего. Я – правитель царства Кариллеи. Мой народ благодарит вас за то, что вы изгнали из наших земель ужасных ящеров. Мы принесли вам обещанный сундук золота и привели деву, предназначенную вам в жены. Это моя младшая дочь Аллура. Она чиста и невинна, словно утренняя заря.

Драконы переглянулись, и глаза их заискрились смехом, однако Руфус ударил по земле хвостом, призывая держать себя в руках.

Двое первозданных с трудом вынесли на середину поляны тяжелый кованый сундук дивного черного дерева. Тут же на поляну несмелой поступью вышла девушка в зеленой накидке и застыла подле сундука. Немного погодя, она сбросила с себя накидку, и перед взором драконьей компании предстало довольно прелестное создание: стройная, но с пышными формами, невысокая, но грациозная, с волнистыми белокурыми локонами, спускавшимися до самых ягодиц. Черты лица ее не были правильными, однако свежий румянец цвета заморского персика, нежный, чуть загадочный взгляд глубоко посаженных зеленых глаз – поднимали в душе и чреслах сладкое волнение, заставляя забыть о том, что являлось предыдущей целью.

Руфус не отрываясь, смотрел в лицо девушки, как вдруг зашелся веселым смехом.

– Мы принимаем дары, правитель Кариллеи. Я беру твою дочь в жены, а золото раздайте беднякам в честь нашей свадьбы.

Могучие тела драконов затряслись в приступе безудержного веселья. Они фыркали и сплевывали огненные ручейки, а первозданные люди с благоговейным ужасом смотрели на эти движения, не понимая их истинный смысл.

Лишь Элайна не приняла участия в этом веселье. Она гордо подняла голову, щелкнула клыками, и удалилась прочь в чащу леса, чтобы никто не видел ее обидных слез.

– Ты здорово насмешил всех нас, Руфус, – сказал Тарьял и похлопал друга по чешуйчатой спине. – Смотри, не напугай девушку до смерти.

Руфус странно посмотрел на Тарьяла и, не сказав ни слова, направился к опушке. Неожиданно прямо под ноги ему бросился резвый белокурый юноша. Он дотронулся до крыла Руфуса и заговорил, превозмогая страх.

– О, великий дракон! Позволь поговорить с тобой наедине.

Руфус кивнул головой и последовал за юношей в лесную темень. Спустя несколько минут они достигли поляны, на которой паслись два великолепных единорога. Животные были красивы, и Руфус невольно залюбовался ими. Он бы с удовольствием взял единорога в царство даллиаров, однако источник их вряд ли пропустит.

– Я прошу тебя, великий дракон, принять от меня этих единорогов и еще ларец самоцветов. Такие не сыщешь во всей долине. А взамен ты отпустишь Аллуру.

Вот как! Руфус усмехнулся про себя и сложил когтистые лапы на груди, исподлобья глядя на пылкого юношу. Тот был явно взволнован, даже покраснел, но это не портило его миловидное лицо. В груди Руфуса неожиданно зашевелилось непривычное чувство, отдаленно напоминающее ревность. Он не собирался признавать за собой никаких прав на Аллуру, однако мысль о том, что девушка окажется в объятиях этого смазливого юнца, привела его в бешенство.

– Ни к чему мне твои лошади и самоцветы. Аллура мне намного милей.

– Раз так, значит прощайся с жизнью! – воскликнул юноша и, вытащив из ножен длинный меч, довольно неуклюже бросился на Руфуса. У него вряд ли был солидный опыт в таких делах. Ловким движением колючего хвоста Руфус сбил незадачливого жениха с ног, и меч отлетел далеко в кусты.

– Ты не воин, дерзкий мальчишка. Скажи спасибо, иначе я раздавил бы тебя, словно назойливую пчелу.

– Вообще-то я художник, – признался юнец, вставая на колени. – Но ради своей сестры я готов стать тигром и перегрызть тебе глотку.

– Так ты брат Аллуры, – обрадованно воскликнул Руфус. – Как зовут тебя?

– Эйнольс, – ответил юноша и залился краской смущения. Горькое чувство поражения и страх за сестру кипели в его груди вперемешку со стыдом за столь бесславное поражение.

– Не бойся, Эйнольс, я не обижу Аллуру.

С этими словами Руфус покинул поляну, оставив Эйнольса с его самоцветами и единорогами, и отправился на поиски своего трофея. Аллура ждала его все там же, на поляне. Завидев его, девушка поспешно укрыла в складках на груди небольшой флакон. Руфус успел заметить ее движения, однако не подал виду.

Он поманил ее пальцем. Аллура послушно подошла и подняла на него свои прекрасные глаза, в уголках которых Руфус сумел прочитать тщательно скрываемый страх.

– Не бойся, жена моя, – почти ласково сказал он и протянул ей огромную когтистую лапу, – Залезай ко мне на спину. Я покажу тебе мир сквозь облака.

Драконы на полях снова загоготали и стали, играючи, хватать друг друга за шипы, выступающие на плечах и вдоль спины. Однако Руфус и не думал смеяться. Он присел на колени, помогая Аллуре забраться на свою спину, затем поднял накидку, валявшуюся на земле, и протянул девушке.

– Накинь. Человеку в небе может быть холодно.

Аллура торопливо накинула на плечи легкую ткань и крепко ухватилась за острые шипы дракона. Руфус бросил на нее немного загадочный взгляд, и спустя минуту сорвался и стремительно взмыл вверх – в облака.

Несколько часов они летали над всем царством Кариллеи, затем посетили ущелье драконов, долину, простиравшуюся на границе с соседним царством. Аллура с почти детским восторгом взирала на красоту Первозданной Земли, открывавшуюся ей с неба. Вначале она предпочитала хранить молчание, но после ничто уже не могло удержать поток ее восторженных слов.

– Скажи, теперь ты не хочешь убить меня? – насмешливо спросил Руфус, но глаза его были как никогда серьезны.

– Убить тебя? – с искренним негодованием вскричала Аллура. Руфус дотронулся кончиком когтя до складки на ее груди.

– Ах это… Это вовсе не для тебя, Руфус… А для меня, – Аллура смущенно потупила глаза, – Я считала тебя чудовищем и боялась того, что ты можешь сделать со мной.

– А теперь? Теперь ты боишься меня, Аллура?

– Теперь я жалею, что ты не человек, – просто ответила девушка, и на щеках ее заиграл персиковый румянец.

Несколько дней Руфус с Аллурой летали в облаках, поднимаясь к вершинам самых высоких гор. Затем спускались вниз и бродили по долинам, купались в озерах и водопадах, ловили дичь и готовили ее на костре. И говорили – много, долго о самых разных вещах: о музыке и поэзии, о красоте земли, о порывах души и сердца, о чувстве долга и чести, об истине и лжи и о том, что нет в мире прекраснее того, что дает любовь.

Аллура была веселой и прелестно наивной девушкой. Нежный голос ее звонким колокольчиком разносился далеко вокруг, а в глазах – двух блестящих изумрудах – Руфус читал свою жизнь как будто с нового листа. Аллура подобно невинному ребенку приходила в восторг, когда Руфус проводил своим шершавым драконьим языком по ее ладони, и, смеясь, поливала чистой родниковой водой его крылья.

С каждым днем Руфусу становилось все тяжелее покидать Аллуру. Сердце его билось при встрече с ней и готово было разорваться от боли, когда наступал час разлуки, и чувство это крепло и росло день ото дня. Ночью он представлял себе, как сжимает Аллуру в своих объятиях, ласкает нежное, пахнущее весенней фиалкой, тело, целует ее девственную грудь.

– Тарьял, – сказал однажды Руфус другу, – Я схожу с ума от желания разделить с ней ложе. Я хочу ввести ее в свой дом как хозяйку всего, что у меня есть, хочу быть рядом с ней каждый миг, каждый час…

– Это любовь, Руфус, – понимающе улыбнулся Тарьял, но тут же лоб его обеспокоено прорезала глубокая морщинка, – Но это очень опасное чувство. Не смей поддаться ему до конца. Первозданной девушке никогда не полюбить дракона.

– Но здесь она сможет любить меня так, как я хочу. Спроси отца, позволят ли мне провести ее сквозь источник?

– Советники, как и старейшины, и даже хранитель алтаря бессильны в этом вопросе. Ты и сам знаешь, что источник не позволит ей пройти.

– Должен быть какой-то выход, Тарьял! – воскликнул Руфус, чем вызвал огромное удивление друга. Тарьял никогда не видел Руфуса таким страстным и одержимым любовью, как это было с первозданной Аллурой.

– Она сможет войти в переход лишь с ребенком даллиара во чреве, – неожиданно сказал Тарьял.

– Но как я смогу… В Первозданном мире я крылатое чудовище, покрытое чешуей…

– Прости, Руфус. Иного способа нет.

Каждый раз, когда они встречались, Аллура радостно бросалась к его груди, покрытой мягкими чешуйками, и тянулась губами к мокрым зеленым ноздрям. Так было и в этот раз. Руфус бережно прижал к себе ее горячее тело и ласково провел когтистой лапой по великолепным кудрям. Затем он смущенно поведал Аллуре то, что должен был сказать. Он страшился ее реакции, боялся увидеть в ее глазах ужас и отвращение. Однако Аллура сделала шаг назад и, закрыв глаза, расстегнула на плечах застежки платья. Легкая ткань послушно скользнула к ее ногам, открывая жадному взгляду Руфуса великолепие обнаженного тела.

– Ты взял меня в жены, дракон, и любить меня – твой долг, – тихо прошептала она, и Руфус не сумел устоять.

Желание пронзило его насквозь, и единственное о чем он сейчас жалел, было то, что руки его были покрыты чешуей, и не могли подарить ей тех чувственных ласк, на которые способна нежная человеческая ладонь. Но не это сейчас волновало Аллуру, которая ни на миг не подумала его остановить.

Совсем рядом сокрытый в тени густых лиственных кустарников Эйнольс застыл, пораженный ужасом и красотой того, что открылось перед его глазами. Как человек благородный он обязан был уйти, однако великолепие момента заставило Эйнольса потянуться рукой к холсту, спрятанному в сумке за его спиной, и запечатлеть угольком при свете луны набросок своего величайшего шедевра…

В эту ночь, провожая Руфуса в царство даллиаров, Аллура попросила его показать ей источник. Руфус подвел возлюбленную к самой кромке перехода.

– Я хочу увидеть тебя, – попросила она.

Руфус ступил сквозь полупрозрачную пелену источника, и в смутной мгле Аллура впервые увидела его человеческое лицо. Руфус замер, с волнением наблюдая за выражением ее глаз, гадая, нравится ли он ей в обличии даллиара.

– Как ты красив, – с любовью прошептала Аллура и приложила ладонь к тонкой глади источника. С другой стороны Руфус сделал тоже самое. На одно короткое мгновение их пальцы соприкоснулись.

Внезапный толчок разбудил Руфуса, изнеженно распластавшего свое могучее тело поперек огромной кровати. Он сел и потянулся, с сожалением сбрасывая с себя сонливую истому. Руфус встал и подошел к окну, любуясь первыми лучами восходящего солнца. В душе его играли всеми цветами радуги дюжина первозданных самоцветов.

На полу валялась чаша, очевидно сброшенная на пол непонятным толчком. Руфус нахмурил брови и начал одеваться, гадая, что случилось в долине, в которой отродясь не было землетрясений.

Едва он переступил порог, как увидел, что к дому стремительно приближается всадник. Это был Тарьял. Он соскочил с лошади и подбежал к Руфусу, демонстрируя прыть, на которую раньше казался неспособен.

– Случилась беда, Руфус. Первозданные люди узнали про переход и завалили ущелье драконов. Они использовали древнюю магию, чтобы обрушить скалу прямо перед входом в источник. Теперь даллиары никогда не смогут попасть в Первозданную Землю.

Руфус побледнел, чувствуя как боль вонзила свою ледяную руку в самое его существо и что есть силы потянула за тонкие струны сердца. Горе исказило его лицо, превратив в уродливую скорбную маску.

– Но как они узнали про переход? Аллура не могла предать меня.

– Это не она, Руфус, – печально сказал друг и вздохнул, собираясь с духом перед тем, как выложить всю правду. – Горлицы рассказали, что один из драконов показал им путь к источнику и посоветовал закрыть его навсегда.

– Элайна… – воскликнул Руфус и закрыл лицо руками.

– Да, это была она, – с горечью подтвердил Тарьял.

Неожиданно Руфус встрепенулся и лицо его озарилось надеждой.

– Откуда горлицы узнали о том, что произошло? Как они попадают в Первозданный мир?

– Есть еще один источник, Руфус. Однако он слишком мал, чтобы кто-нибудь смог им воспользоваться, кроме горлиц.

– Я должен попасть туда.

Руфус и Тарьял вскочили на лошадей и помчались в горы, где находился второй источник. Лицо Руфуса пылало надеждой, однако в один миг сменилось болью и отчаянием, едва он увидел, насколько тот мал.

– Мы расширим проход, – воскликнул Руфус. Но Тарьял покачал головой.

– Любое вмешательство разрушит источник.

Руфус припал к стене и в бессильном бешенстве ударил по ней кулаками. Синие глаза его метели молнии, а под пеленой гнева бушевал неиссякаемый океан тоски.

– Тарьял, – попросил он шепотом, – Пошли горлиц к Аллуре. Пускай они скажут ей, что я всегда буду помнить и любить ее. Что не будет у меня другой жены, кроме нее. Что только она одна мне нужна.

* * *

Годы шли, и время неумолимо поглощало надежду, а потом остался лишь прах. Тоска переросла в сеть глубоких морщин в уголках бездонных синих глаз, в которых по-прежнему мелькали молнии. Спустя десять лет Руфус все также был одинок. Шумные компании любили его, друзья уважали и помнили, правитель долины назначил его советником – настолько силен и бесспорен был его авторитет. Но теперь мало что могло озарить радостью его хмурое чело.

Однажды утром служители алтаря привели к Руфусу мальчишку. Тот выглядел довольно странно, то и дело падал, не в силах удержаться на ногах. У мальчишки были нежные черты лица, обрамленного светлыми волнистыми кудрями, и большие синие глаза, глядя в которые, Руфус вдруг почувствовал симпатию и жалость к этому малышу.

– Ты Руфус? – спросил мальчишка, смешно коверкая слова.

– Да, я Руфус. Ты болен, малыш?

– Нет, я не болен. Просто я впервые хожу на двух ногах. Вообще-то я привык летать и плеваться огнем, а теперь о рту у меня словно ручей, и язык какой-то короткий, – пожаловался мальчик, – Но с другой стороны здесь я такой как все.

– Откуда ты?

– Меня зовут Люмиар. Я пришел из мира, в котором был драконом. Дядя Эйнольс сказал мне, что я больше не могу оставаться с ним, потому что в этом мире драконов не любят и мне лучше быть среди своих, и я уже достаточно взрослый, чтобы он смог отпустить меня одного. Мне уже девять, – похвастался Люмиар.

Руфус опустился перед ним на колени и взял его лицо в свои ладони. Смутное подозрение закралось в его сердце, начавшее вдруг биться быстро-быстро.

– Мама моя умерла во время родов. Я жил с дядей Эйнольсом, и мы с ним много путешествовали, бывали на ярмарках в разных городах. Он учил меня рисовать. Дядя просил передать тебе это, – мальчик вытащил из-за пазухи кусок холста и протянул Руфусу.

Взглянув на картину, Руфус почувствовал, как глаза его наполняются слезами, а в груди с новой силой просыпается давно забытое чуство.

– Дядя Эйнольс просил, чтобы я обязательно вернулся и рассказал, нашел ли я тебя. А то он будет волноваться, что я потерялся.

Руфус обнял сына и прижал его белокурую головку к своей груди. В это мгновение ему казалось, что в его жизни не было более счастливого момента…