Текст книги "Мургаш"

Автор книги: Елена Джурова

Соавторы: Добри Джуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

22 июня 1941 года. Утром как смерч пронеслась весть: Германия напала на Советский Союз.

Что нам готовит будущее? Жизнь полна неожиданностей.

– Добри, война!

Сникший Илия Спиров стоял передо мной. А был всегда шустрый, бодрый парень.

– Какая война?

– Гитлер напал на Советский Союз.

Известие меня ошеломило. В первое мгновение я поддался испугу, охватившему большинство людей, но вскоре мною завладела одна мысль: вот «наш последний и решительный бой».

Все, что мы делали до сих пор в комсомольских и партийных ячейках – выпуск листовок и газет, вывешивание лозунгов на стенах, маевки на Витоше и Люлине, – было только подготовкой к этому моменту, когда каждый должен показать, чем он может помочь первому в мире пролетарскому отечеству.

– Передай активу, что сразу же после завтрака соберемся во дворе, – сказал я Илии Спирову.

– Слушаюсь, Добри.

Я взглянул на Илию. Он стоял по стойке «смирно»; растерянность исчезла.

После завтрака все высыпали во двор и горячо обсуждали события, спорили, волновались, так что наша группа ничем не выделялась. В тесном кругу стояли Борис Шаренволов, Стоян Хаджипенчев, Никола Желявский, Иван Соколов, Илия Спиров, Васил Пигов, Иван Цачев, Бочо Атанасов и я.

– Считаю, что мы должны создать в полку боевую организацию, – начал я.

– А разве у нас ее нет? – прервал меня Желявский.

Вопрос был законным. У нас действительно была организация, но теперь требуется что-то другое. Нужна строго законспирированная военная организация, которая сможет по первому сигналу выполнить любое указание, любой приказ партии. По правде говоря, мы пока не получали какой-либо партийной директивы о создании такой организации, но мне казалось, нам самим следует трезво оценить момент и принять такое решение. У меня на этот счет сомнений нет. А что скажут мои товарищи?

– Правильно, нужно это сделать! – отозвалось несколько человек одновременно. Остальные в знак согласия закивали головой.

– В таком случае, можно считать, что сегодня, двадцать второго июня сорок первого года, в двадцать пятом полку создана организация Болгарской коммунистической партии. Предлагаю следующую структуру: полковое руководство, батальонное и ротное. Ротные секретари войдут в батальонное руководство, а батальонные секретари – в полковое. Члены партийных групп будут знать только своего секретаря и связываться только с ним. Прием новых членов в организацию должен быть очень тщательным и строго индивидуальным. Надо утвердить полковое руководство. Что скажете?

Заговорил Соколов:

– Среди нас – представители всех батальонов и отдельных рот. Предлагаю тех, кто присутствует на этом собрании, ввести в состав полкового руководства. А если нужно будет, привлечем и других товарищей. Секретарем предлагаю тебя.

Не помню точно, сказал Соколов «секретарем» или «ответственным», но, в сущности, это означало одно и то же.

– Во-первых, – начал я, – надо в ближайшие два-три дня завершить оформление организации. Срок – неделя. Во-вторых, необходимо собрать как можно больше оружия и переправить его с отпускниками в Софию. Для этого нужно хорошенько осмотреть все укрепления линии Метаксаса, там найдется немало пистолетов, винтовок, патронов. Важно действовать осторожно, чтобы не напороться на провокатора. И в-третьих, мы должны неустанно разъяснять солдатам авантюристическую агрессивную политику Гитлера и антинародные действия болгарского правительства. Нашим лозунгом теперь станет: «Ни одной болгарской винтовки, ни одного болгарского солдата на восточный фронт!» Вот пока и все. Надо разобраться, что происходит на фронте, как развиваются события, и обстановка подскажет нам дальнейшие действия.

Все вопросы были решены, и мы разошлись по своим ротам и батальонам.

После обеда пришел Аргир. Я расспросил его о последних новостях, и мы условились в дальнейшем встречаться ежедневно, по возможности днем и вечером, чтобы получать информацию о событиях в мире.

Трудный, тяжелый это был день. Непрерывно гремело радио, оповещавшее о молниеносном продвижении механизированных немецких соединений, сбитых советских самолетах, уничтоженных орудиях и танках. Офицеры, видимо по приказу начальства, стали приходить в подразделения, славословить «немецких рыцарей» и обливать грязью Советский Союз. Как трудно было сдерживаться и сохранять спокойствие, чтобы не вскочить и не бросить таким офицерам в лицо: «Врешь, гад! На кого клевещешь?!»

26 июня. Получил письма от Лены, дяди, Нади и Григора.

27 июня. Переместились на новые квартиры, в бывшую греческую школу. Комнаты светлые и чистые.

Уже на шестой день после начала войны во всех частях нашего полка, переброшенного на побережье Эгейского моря, были созданы подпольные ячейки. На заседании руководства подвели итоги этой работы. Оказалось, что в полку более сорока коммунистов и комсомольцев и довольно много солдат, находящихся под нашим влиянием.

С Аргиром по-прежнему поддерживал регулярную связь, не рассказывая ему, однако, о наших делах. В первые же дни я сказал, что мы нуждаемся в оружии. Он пообещал помочь, и действительно вскоре я получил от него несколько пистолетов и гранат. Другие товарищи тоже сумели достать кое-что из оружия.

28 июня после обеда узнал, что ночью нас выведут на облаву и обыски. С Аргиром мы уже встречались утром, но я не был уверен, что он снова придет вечером. Кроме того, мне предстояло заступать в караул, а людей надо было во что бы то ни стало предупредить. Только как это сделать, если я никого не знаю? И тут как раз ко мне подошел Соколов, направлявшийся в увольнение. Я поручил ему сделать все возможное, чтобы предупредить наших людей в городе, а сам быстро побежал к плацу, где унтер-офицер уже строил караул.

После Соколов мне рассказал:

– Несколько часов я сновал по улицам города, надеясь встретить кого-нибудь из знакомых, все напрасно. Тогда я зашел в первую попавшуюся парикмахерскую. Там ожидали своей очереди только греки. Парикмахер тоже был грек. Обращаясь ко всем сразу, я спросил:

– Можно ли побриться без очереди? Я очень спешу. Парикмахер, уже пожилой человек, указал мне на свободный стул, а один из очереди по-болгарски сказал:

– Все тут спешат.

А мне только того и надо: я понял, что этот человек знает болгарский язык.

– Я в самом деле спешу. Ночью предстоит облава, и надо еще многое сделать, но если вам тоже некогда, то могу остаться и небритым. Невелика беда.

И меня сразу же след простыл.

Вечером к ограде подошел Аргир:

– Верно ли, что ночью будет облава?

– Да, будьте готовы.

Очевидно, фраза, брошенная Соколовым в парикмахерской, сделала свое дело.

1 июля. Нас подняли в три часа. Обыски начали в шесть. Нет ничего более неприятного, чем врываться в чужой дом, рыться в чужих шкафах и сундуках со скудным скарбом. Наша группа в этот день не обнаружила ничего подозрительного.

2 июля. Получил письмо от Лены.

Разразившаяся война у многих вызвала испуг и растерянность. Этого нельзя сказать про моих друзей и товарищей – коммунистов. Они самостоятельно, без всяких указаний свыше, начали сплачивать вокруг себя солдат в разных полках, батальонах и ротах, отыскивали единомышленников и сочувствующих, создавали организации.

Возникли организации в прибрежных артиллерийских батареях, соседних полках, интендантской команде и саперном батальоне. Было создано и дивизионное руководство. Возглавил его Петр Вранчев, а его ближайшими помощниками стали Антон Попов и Желязко Колев.

Наше полковое руководство собиралось почти каждый вечер. Новости после этого разносились по всем батальонам и ротам. Аргир регулярно информировал нас о передачах московского радио, а также о всех решениях Греческой коммунистической партии.

В то время в Ксанти издавалась газета «Прибрежная Болгария». В ее типографии печатником работал Ицо Спиров. Он имел доступ к бюллетеням Болгарского телеграфного агентства, и мы с его помощью узнавали о положении на фронте.

Главной своей задачей в тот момент мы считали разоблачение лживой пропаганды противника.

19 июля. Пришел приказ представить список солдат, отправляющихся в отпуск во вторую очередь. Из нашей роты в этом списке 34 человека. Попаду ли я в него?

21 июля. Утром принесли отпускные удостоверения. Завтра отправляемся в Момчилград. Радуемся, словно дети на пасху.

Узнав, что еду, я сразу отправился к Аргиру. Взял у него пистолеты и гранаты, которые он приготовил для меня, познакомил его с товарищем, выбранным моим заместителем. Договорились, что, как только вернусь, тут же дам знать о себе.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

1

Тридцать дней отпуска для солдата – это и много и мало. Много – когда думаешь о них, находясь на службе; мало – когда приедешь домой.

Переодевшись в гражданское, уже на второй день я почувствовал себя так, будто и не было за плечами трех месяцев службы в армии. Дома начались обычные встречи, заседания, митинги. И хотя я не входил в состав районного комитета комсомола, уже с первых дней включился в работу.

Передо мной стояла задача: установить связь с партийным центром, доложить о нашей работе в полку, посоветоваться, на верном ли мы пути, договориться о дальнейших действиях.

С районным комитетом партии я связался через Пешо Майну. Он был своим человеком в нашем доме и мог приходить в любое время.

Пешо был первым, кого я увидел по приезде в Софию. Поговорили о том о сем и, так как нам обоим было некогда, условились встретиться на следующий день в девять часов вечера. В этот час начиналась передача московского радио на болгарском языке, и мы собирались, чтобы послушать новости с фронта. А они были неутешительные и даже тяжелые. В конце сводки диктор обычно сообщал: «После тяжелых и упорных боев наши войска оставили…»

Газеты регулярно печатали карты с обозначением линии восточного фронта, и мы карандашом отмечали оставленные города. Но, хотя немцы заняли уже большие территории, никому из нас не приходило в голову, что это может решить исход войны, что мы, возможно, проиграем ее…

Пешо пришел, когда передача уже закончилась.

– Что сообщили?

– Сбито двадцать четыре самолета, уничтожено тринадцать танков, а один снайпер истребил сто фашистских офицеров и солдат.

– Хорошо. Если так пойдет дальше, скоро поредеют дивизии фюрера.

Я ему подробно рассказал о своей организационной работе в полку, о людях, которые нас поддерживали, о настроениях солдат, о положении греческого населения и наших связях с ним.

– Очень хорошо. Постараюсь завтра познакомить тебя с одним товарищем. Обо всем доложишь ему.

Встреча эта состоялась не на следующий день, а почти через неделю. Товарища звали Димо Дичев.

– Мы еще увидимся с тобой, а теперь, смотри, не очень влезай в комсомольскую работу. Ты нам понадобишься для другого, более важного дела, – сказал он в конце нашей беседы.

С Димо Дичевым мы встречались еще несколько раз. При последней встрече, перед моим возвращением в полк, договорились об условном сигнале, который будет дан из Софии, если Центральный Комитет решит начать восстание в районах, прилегающих к Эгейскому морю. Димо Дичев рассказал, как связаться, с другими товарищами из нашей дивизии, и дал подробные указания о дальнейших действиях. Обговорили мы и такой важный для нас вопрос: что предпринимать, если у нас в полку начнутся аресты.

– На сколько человек в полку вы можете рассчитывать?

Я прикинул в уме. С входившими в организацию товарищами, с людьми, которые находились под нашим влиянием, с друзьями, которые всегда вступятся за нас, можно рассчитывать на несколько сот человек. А они смогут повести за собой всю солдатскую массу.

Димо Дичев задумался. Нелегко принять правильное решение. Наконец произнес:

– Поднимайтесь! Если начнутся аресты, поднимайтесь на восстание.

И мы стали обсуждать положение в полку и дивизии, дислокацию немецких войск в районе Димотика. Софлу, Фере, говорили о связи с коммунистами в других болгарских частях, вырабатывали общий план действий на случай восстания.

– Когда вернешься в полк, – закончил Димо Дичев, – собери руководство. Вместе обсудите этот план во всех деталях. Постарайтесь не допускать ошибок. Один неверный шаг может погубить организацию, созданную с таким трудом, обречь на смерть сотни людей.

2

Кто-то постучал в дверь.

– Входи!

Никто не вошел, а снаружи снова постучали.

– Входи же!

И опять никто не появился. А к нам обычно входили без стука.

– Ну тогда, если нравится, стой за дверью.

Дверь открылась, и на пороге вырос Добри.

– Ты что, вернулся?

Я столько дней ждала его приезда в отпуск, ждала, что его демобилизуют, а вот теперь, когда он наконец пришел, так встретила его! Я бросилась обнимать Добри, а он вдруг отстранил меня.

– Погоди, на мне полно вшей. Сначала нужно переодеться.

Как он изменился за эти три месяца, пока я не видела его! Похудел, оброс. Я стояла в растерянности, не зная, что сказать. И тут раздался голос мамы:

– Здравствуй, Добри! А ты, Лена, собери человеку поесть.

Я пошла к буфету достать тарелки и вилки, а мама поставила большой котел в печку. «Человек» должен был вымыться хорошенько, чтобы снова приобрести человеческий вид.

Когда мы остались вдвоем, Добри вытащил несколько «одринок» – так мы называли тогда яйцевидные гранаты – и подал мне одну из них.

– Спрячь эту штуку где-нибудь в укромном месте. Остальные я передам товарищам из района.

Я уже давно приготовила под черепичной крышей надежный тайник для оружия, боеприпасов и нелегальной литературы. Гранату я быстро спрятала туда же. Когда я вернулась, Добри пригласил меня сесть рядом с ним на лавку.

– Докладывай, что вы сейчас делаете в районе.

Несмотря на то что в районном комитете я замещала Добри, несмотря на то что он был моим мужем, когда мы заговорили с ним об организационных вопросах, я смотрела на него, как на руководителя, послушно отвечая ему, словно ученица.

– В «Риле» наша группа уже насчитывает семь человек. Необходимо разбить ее на две. Секретарем у нас толстушка Ленче…

– А ты тоненькая Ленче, – перебил меня Добри и подвел к висящему на стене зеркалу. – Посмотри-ка на себя!

И в самом деле, я очень похудела за последнее время. Но поскольку мы вели серьезный разговор, я отошла от зеркала и стала продолжать:

– Группа в «Шабате» разрастается. Мы привлекли еще двух девушек. До этого мы поручили им вести работу в БРС…

Вместе с Добри в отпуск приехал и Георгий Ковачки. Районный комитет решил провести общее собрание с их участием. Они должны были рассказать нам об обстановке в Беломории и о том, что происходит в армии, а мы – ознакомить их с нашей работой в районе.

В ближайшее воскресенье было решено организовать «субботник» – так мы называли тогда те дни, когда работали в пользу политических заключенных. Вся районная молодежная организация вместе с теми, кто не являлись ее членами, а симпатизировали ей, отправилась в местность Чепински Искыр за ивовыми прутьями. Нарезанные прутья там же на месте, пока они еще не успели потерять эластичность, мы с помощью нехитрого приспособления отбеливали, а после этого относили корзинщикам. Полученные деньги передавали в организацию.

После работы было намечено провести заседание комитета.

В Чепински Искыр мы решили пойти в субботу вечером. К нам пришли Гошо и Пешка, мы приготовили ранцы и, как только стемнело, отправились в дорогу. Вскоре мы веселой компанией уже шагали по лугу. Вокруг не было ни одной живой души, и мы громко пели песню о танкистах, потом о комсомольце-буденновце, который перед смертью говорил своему коню:

 
Ты, конек вороной,
Передай, дорогой,
Что я честно
Погиб за рабочих.
 

Ночь стояла темная, луна должна была взойти только в одиннадцать часов, и мы быстро шагали прямо через поле. Нашим проводником был Гошо, который ходил уже по этой дороге «тысячу раз».

Неожиданно Пешка споткнулся, и Гошо остановился.

– Далеко еще? – спросила я, сняв с плеча ранец.

– Да вроде бы… недалеко, – не совсем уверенно ответил Гошо и выругался в адрес луны, которая явно запаздывала взойти.

– Я тоже думаю, что уже близко, – вмешался Добри. – Пахнет водой. Где-то рядом должен быть Искыр.

– А вы у нас единственные проводники, – шутливо заметил Пешка.

– Давайте отдохнем немного, – предложил Добри. – Подождем, пока взойдет луна, тогда и сориентируемся.

– Хотя бы какую-нибудь копну сена найти, – вздохнул Пешка. – А то так, на голой земле…

Мы расстелили на земле одеяла, которые взяли с собой, улеглись, поговорили немного и вскоре все замолчали. Вдруг до нас донеслись голоса людей. Нам показалось, что эти люди где-то далеко, но мы решили ничем не выдавать своего присутствия: еще неизвестно, кто это такие.

Восход луны все проспали. Зато, как только солнечные лучи коснулись наших глаз, мы вскочили словно по команде.

Я осмотрелась. Всего в каких-нибудь двадцати шагах от нас стояло несколько копен сена, о которых мы мечтали ночью.

– Эй вы, проводники! – крикнул, рассмеявшись, Пешка. – До Царьграда дошли, а святую Софию не заметили.

– А у тебя самого где глаза были, на затылке, что ли? Чего же ты-то ни одну копну не заметил? – начал оправдываться Гошо.

В этот момент в ближайшей копне что-то подозрительно зашевелилось. Через мгновение из нее показалась лохматая голова – это был наш новый районный секретарь – Неделчо Ганчовский. Следом за ним вылезли Стоян Дылгия, Трендафил Мартинский и Живко Василев, а из другой копны выбрались Недка Колева и еще одна девушка. Почти весь районный комитет был в сборе.

В этот день ракитник, росший на берегу Искыра, остался без веток. Ребята старались перегнать друг друга, соревновались, кто больше нарежет прутьев, и девушки отбеливали их и связывали в большие вязанки, которые вечером нужно было отнести в Софию.

Но вот солнце начало опускаться над Люлином, парни и девушки стали группами расходиться. Когда над полем воцарилась тишина, мы снова собрались у копен сена. Несколько наших ремсистов, не входивших в комитет, отправились в охранение – их расставили по местам наши воины, и заседание началось.

Мы рассказали о работе в районе, Добри и Гошо ознакомили нас с настроениями в армии, а под конец снова был поставлен вопрос о том, что всех членов комитета необходимо вооружить. В то время только Неделчо и Живко имели пистолеты.

Наши воины переглянулись.

– Да, в таком виде, как сейчас, на вас всех одного полицейского хватит. Переловят, как цыплят в курятнике.

– Пистолеты необходимы всем, и не только пистолеты…

– Само собой, что не только пистолеты. Я позабочусь, чтобы у каждого члена комитета было и по две гранаты.

Это отозвался Живко. Его голос я узнала бы из сотен – низкий, грудной, энергичный.

Утром после заседания Добри ушел, и, когда я вернулась с работы, его еще не было. Наступил вечер, и я уже начала беспокоиться, но вдруг дверь широко открылась и Добри поманил меня к себе пальцем.

– Иди-ка посмотри.

Он вынул из кармана маленький дамский пистолетик.

– Дай, – попросила я, протянув руку.

– Погоди немного. Такое без выкупа не дается.

– Проси что хочешь…

– Баницы, да чтобы брынзы было побольше.

– Сейчас приготовлю, давай пистолет.

Вместе с пистолетом Добри принес и коробку патронов. Я долго любовалась пистолетом, а потом Добри снова взял его у меня и стал объяснять:

– Вот это ствол. Это спусковой крючок. А это…

Когда на улице затихли шаги ночных прохожих, я спырятала пистолет в тайник, куда уже раньше положила гранату. Теперь я была вооружена…

3

Через два дня после моего возвращения в полк мы собрались, чтобы обсудить поставленные перед нами задачи. Я сообщил товарищам, что о нашей организации теперь знают в Софии, что, возможно, предстоит начать восстание.

Слово «восстание» оказало удивительное воздействие на моих товарищей. Глаза у всех так и загорелись. Некоторые даже решили, что восстание – это вопрос ближайших дней, если не часов, и стали спешить, обвинять меня в нерешительности и промедлении.

Пришлось вновь и вновь втолковывать, что восстание в полку можно начать только по сигналу свыше и лишь после того, как заручимся поддержкой остальных частей дивизии, или если произойдет провал организации и потребуется вызволить арестованных товарищей.

А потом началась та будничная организационная работа, без которой немыслимо ни одно большое дело. Надо было привлечь к работе как можно больше людей, в том числе и командиров. Мне удалось установить связь с одним офицером из резервистов. Родом он был из села Петерч и состоял там в комсомольской организации. Кроме того, я несколько раз беседовал с командиром нашего взвода. Этот честный и смелый человек откровенно говорил, что считает нападение Гитлера на Советский Союз авантюрой, которая дорого обойдется не только немцам, но и нашему народу.

Хотя мы покинули Ксанти, все же сумели опять связаться с Аргиром, а через него с бывшим рыбаком из города Дедеагача Барбой Ламбо, который в то время занимался продажей арбузов.

Связь с Барбой Ламбо поддерживал Иван Соколов. Когда ему удавалось побывать в Дедеагаче, он обязательно заглядывал на городской базар, где среди наваленных арбузов восседал продавец, расхваливавший свой товар. Стоило показаться Соколову, как Барба Ламбо громко провозглашал:

– Сладкие, медовые! Только у Барбы Ламбо! – И тут же предлагал: – Давай, солдат, выбирай. Тебе отдам по дешевке.

Соколов начинал перебирать арбузы, выстукивая и тиская их, пока продавец не «терял терпение».

– Подожди, я сам выберу. И если окажется несладким, в следующий раз не возьму с тебя денег.

Доставал арбузы из тех, которые были припрятаны у него под рогожкой, выстукивал один, другой и уверенно заявлял:

– Вот этот самый сладкий.

Возвратившись в казарму, Соколов в укромном уголке начинал разрезать арбуз. В нижней его части всегда имелось треугольное, тщательно замаскированное небольшое отверстие. А в нем – завернутый в пергаментную бумагу густо исписанный листок. Так Барба Ламбо сообщал нам последние новости.

Комитет специальным решением обязал всех членов организации самым добросовестным образом исполнять свой воинский долг, чтобы не было никаких недоразумений с офицерами и никто не оказался под арестом из-за какой-нибудь глупости или мелочи. Ведь арест товарища мог быть понят как сигнал к восстанию.

Мы готовы были начать действовать в любой момент. Но команды сверху не поступало.

Очевидно, военный центр не находил целесообразным начинать в тот момент восстание на побережье Эгейского моря. Однако он дал указание всячески укреплять организацию и быть в постоянной боевой готовности.

Снова пошли слухи о скорой демобилизации резервистов. В связи с этим в середине ноября состоялось заседание полкового комитета, обсуждался вопрос об изменении его состава.

Дело в том, что все без исключения члены комитета были резервистами. Да и среди рядовых членов организации самыми активными также были коммунисты, призванные на службу из резерва. Поэтому и было решено создать новый полковой комитет, назначить его представителей в батальоны и роты, чтобы в случае объявления демобилизации обеспечить бесперебойную работу партийной организации в полку.

Прошло еще две недели. Из смелых и преданных товарищей быстро создали комитет, образовали и новые партийные группы. Слухи о скорой демобилизации в первые дни декабря стали особенно упорными. Даже наши ротные командиры говорили о предстоящем расставании.

13 декабря после обеда ко мне прибежал товарищ, работавший в штабе полка. Задыхаясь, он сообщил:

– Отправляемся… завтра утром… в шесть часов.

– Это точно?

– Абсолютно… Сам читал… приказ…

В нашем распоряжении оставалось несколько часов. За это время надо было встретиться с товарищами из нового полкового комитета, переговорить с ними и, наконец, просто попрощаться. А затем собраться в дорогу.

У нас уже заранее многое было решено, обдумана каждая мелочь. Мы еще раз условились о паролях для связи, пожелали друг другу доброго пути, обменялись последними рукопожатиями и расстались.

Для некоторых это рукопожатие оказалось действительно последним. Такова уж логика борьбы. Говоришь «до свидания», назначаешь встречу, а она не может состояться: на пути встает смерть.