Текст книги "Мургаш"

Автор книги: Елена Джурова

Соавторы: Добри Джуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1

Усевшись на груды хвороста, партизаны из четы «Бойчо Огнянов» слушали Тодора Живкова – Янко, представителя окружного комитета партии. Собрались все, кроме часовых.

– …Битва на Курской дуге лишит фашистов возможности вести крупные наступательные действия на восточном фронте. Они вынуждены только отступать, пока не будут добиты в своем логове – Берлине.

Ось Рим – Берлин трещит по швам. «Верный» союзник немцев вышел из строя. Фашистская Италия больше не существует.

Софийские правители в смятении. Смерть царя повергла всех в панику. Среди крупной буржуазии ходят слухи, что смерть царя – дело рук немцев.

Перед Болгарией сейчас два пути: продолжать идти с Германией или порвать с ней.

Первый путь означает передачу болгарской армии и руки немецкого командования для «защиты Балкан». Он не сулит нам ничего другого, кроме физического истребления сотен тысяч болгар, превращения нашей страны в театр военных действий, и в конце концов приведет к полному военному разгрому и новой, несравненно более страшной катастрофе, нежели национальная катастрофа 1918 года.

Другой путь означает освобождение Болгарии от немецкой опеки, сохранение ее людей и национальных ресурсов, обеспечение ее свободы и независимости…

Но для этого… народ и армия должны решительно встать против управляющей страной гитлеровской агентуры и создать истинно национальное правительство…

Так говорит Георгий Димитров.

Задача, поставленная им, может быть выполнена, только если народ будет располагать своим вооруженным отрядом, пользующимся уважением и доверием масс. Таким отрядом партии и народа должен быть отряд «Чавдар». Ваша ответственность повышается потому, что отряд действует в окрестностях Софии, потому, что каждая его акция обсуждается как в регентском совете, так и в последней бедняцкой хижине. Выполняет ли отряд стоящие перед ним задачи?

Партизаны затаили дыхание. Сейчас они услышат оценку партии, суровую и правдивую, которая разрешит все сомнения, все колебания.

Янко продолжал:

– Окружной комитет считает, что отряд успешно выполняет решения первой Мургашской конференции. Его ряды значительно выросли, сохранены люди, несмотря на тяжкую и продолжительную блокаду. Расширены и укреплены связи с населением партизанского района. Правилен курс на расширение и активизирование боевой работы отряда. Нападение на етропольскую сыроварню и особенно буновская операция – отличный пример для будущей деятельности.

Сейчас не осень 1941 или 1942 года. Позади Сталинградская и Курская битвы, события, изменившие военное и политическое положение в Европе. Исходя из конкретных условий и новых требований, окружной комитет считает, что деятельность отряда пока еще недостаточно удовлетворительна. Не использован в полной мере революционный энтузиазм партизан, нарастающее недовольство населения для свершения крупных серьезных дел. А теперь, после того как партизаны и штаб выслушали оценку партии, хотелось бы услышать мнение всех, кто собрался здесь, на отрогах Мургаша.

Полтора дня продолжалась работа второй Мургашской конференции. Первым взял слово Калоян. Начальник штаба зоны был хорошо осведомлен о действиях отряда, и его мнение совпало с оценкой окружного комитета.

Потом выступили Пчелинский, Стефан Халачев, Илия Пешев, Тодор Дачев, Никола Величков и другие товарищи. Все говорили примерно одно: надо как можно скорее начать широкую наступательную боевую деятельность во всем партизанском районе.

Кто виновен во многих наших бедах? На этот вопрос был дан единодушный ответ: весь штаб целиком. Штаб страдает излишней осторожностью, даже робостью, тогда как требуется организовывать и проводить наступательные операции.

Я в своем выступлении тоже раскритиковал пассивность отрядного руководства, хотя и сам был его членом и наравне со всеми нес полную ответственность за недостаточную активность партизан. Необходимо было внести в жизнь отряда новый, боевой дух.

Все члены штаба тоже хорошо это понимали и были готовы выполнить любую задачу, которая перед нами будет поставлена.

Под конец снова слово взял Янко. От имени окружного комитета партии он сообщил о новых назначениях:

– Окружной комитет партии считает, что командиром отряда должен быть назначен… Лазар.

Я ожидал всего, только не этого. Ведь в пассивности действий отряда был виноват в значительной степени и я, как заместитель командира и секретарь партийной организации! Может быть, надо встать, прервать выступление представителя партии и сказать: «Вы ошибаетесь, товарищ!»

В этот миг сидевший рядом Стефан Халачев хлопнул меня по коленке:

– Теперь, Лазар, держись!

А Янко продолжал говорить:

– Заместителем командира – Митре, комиссаром – Велко, начальником штаба – бай Стояна, интендантом – Пешо, врачом отряда – Ивана Хариева, командиром четы «Бойчо Огнянов» – Николу Величкова, комиссаром – Косту Букованского, командиром четы «Бачо Киро» – Стефчо и комиссаром – Владимира Калайджиева. Цветан направляется на партийную работу в Софию…

По рядам пронесся одобрительный гул. Люди улыбались, приветственно махали руками. Нельзя было раздумывать. Это означало бы несогласие с волей партии, с товарищами.

Я поискал глазами Тоне. Янко сказал, что он отправится на партийную работу в Софию. Что чувствовал в этот момент мой старый товарищ, человек, кого я долгое время считал своим учителем, который был мне как родной брат? Я встретил его спокойный и ясный взгляд. Тоне подошел ко мне и крепко пожал мою руку.

– Поздравляю, Лазар! Поздравляю с большой ответственностью!

– Если сможешь, возвращайся сюда.

Он усмехнулся:

– Знаешь ведь, идем туда, куда пошлют!

Это было точное определение нашей жизни в те годы. Шли туда, куда пошлют. А через несколько месяцев партия сочла нужным вернуть Цветана снова в наш отряд.

Характер партийной работы в нашем партизанском районе требовал создания новых руководящих органов, которые имели бы постоянную связь со штабом и координировали всю работу. По предложению Янко были образованы чавдарские районные комитеты партии и РМС, которые не подменяли существовавшие до этого районные комитеты, но занимались конкретным руководством, делами отряда. Оба комитета были вспомогательными органами окружного комитета партии. Руководство партийной работой и работой РМС в отряде оставалось в руках политического комиссара. Секретарем Чавдарского партийного района был избран бывший комиссар отряда Ангел Гешков, а секретарем РМС района – пламенный молодежный трибун Прокоп Хаджихристов.

Члены наших районных комитетов распределились так: в Локорском районе работали Димитр Тошков – Захарий и Венко Нанчев – Делчо, в Новоселском районе – Дего Стефанов – Владо и Благой Бонков – Кочо. В Новаченском районе – Ангел Гешков – Васо и Георгий Павлов – Начо. В Пирдопский район ушли на работу Веселин Андреев – Андро и Христо Ганев – Колка.

Не будет преувеличением сказать, что работа этих «апостолов», как прозвали их чавдарцы, была связана со значительно большим риском и опасностью для жизни, чем у партизан. Им приходилось то и дело изменять свой внешний вид. Они выдавали себя за туристов, комиссионеров и торговцев, за учителей, врачей, эвакуированных жителей столицы, крестьян, которые ищут заблудившуюся скотину, за мобилизованных солдат и унтер-офицеров, выдавали себя даже за полицейских, если этого требовала обстановка. Их фальшивые документы не были надежной защитой, поэтому их пистолеты были всегда наготове, а последний патрон имел точно определенную цель – собственное сердце.

Немногие из первых наших «апостолов» дожили до свободы. В боях погибли Дечо Стефанов, Димитр Тошков, Прокоп Хаджихристов, Венко Нанчев, Благой Бонков и Димитр Георгиев – Васко. В 1944 году на смену выбывшим из строя товарищам пришли Христо Русков – Желязко, Недялко Периновский – Игнат, Никола Евтимов – Бойко, Коста Хаджикинов – Свилен, Богдан Манолов – Богдан, Георгий Стоев – Гошко и Йордан Йотов – Йосиф.

И с каждым днем все громче и сильнее звучал голос партийной правды, которую эти люди несли народу.

2

Вторая Мургашская конференция закончилась 11 октября. Тодор Живков и Здравко Георгиев сразу же уехали, захватив с собой Тоне Периновского. С нами остался только Пчелинский, который некоторое время должен был оказывать помощь штабу.

В этот же день все отрядное руководство собралось на совещание. На нем присутствовали Пчелинский, командиры подразделений и секретари партийных и ремсистских районных комитетов. Надо было как можно скорее составить конкретный план действий на ближайшие месяцы. Общая линия была определена и утверждена конференцией, теперь все зависело только от нас самих.

Первый вопрос касался тактики отряда на осенне-зимний период. Мы решили принять тактику непрерывных и неожиданных для врага ударов. От нас требовались согласованность действий подразделений, умение дезориентировать врага, держать его в постоянном напряжении.

Главной задачей обоих подразделений было проведение боевых и политических акций, занятие сел, агитационная работа в них, организация снабжения отряда продуктами и оружием.

Вторая важная задача – нападение на полицейские посты с целью сеять среди полицейских панику. При этом учитывалось, что значительная часть полиции в то время состояла из взятых по мобилизации людей.

Третья задача – ликвидация предателей, осужденных партизанским трибуналом. В большинстве случаев к смерти приговаривались сельские старосты, полицейские ищейки и другие представители власти, которые терроризировали население. Эффект таких «карательных» операций в будущем оказался огромным. Многие из полицейских и кметов попросили освободить их от этой работы, некоторые сами оставили свои посты и просто-напросто сбежали из района действий нашего отряда.

Последним пунктом повестки дня совещания был вопрос об усиленной военной и физической подготовке партизан. Новая тактика требовала длительных маршей и искусства владеть всеми видами оружия. И по этому вопросу не было, да и не могло быть, никаких споров. Этого требовала сама жизнь. И какие тут могли быть мудрствования?

Силы нашего штаба были распределены следующим образом: Митре вместе со Стефчо должен был отправиться в чету «Бачо Киро». В чете «Бойчо Огнянов» оставались мы с Велко и бай Стоян. «Апостолы» отправлялись по селам.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

1

«Провести операцию в селе Огоя. Группу разведчиков возглавит комиссар отряда. Ликвидировать кмета села Горни Богров, как изменника. Для приведения приговора в исполнение группа выступает под командованием командира отряда». Таково решение штаба.

По дороге к станции Яна идем втроем: Ленко, Маке и я. Приговор вынесен, и фашист должен быть уничтожен.

Страшное дело – убить человека. Живет он, смеется, разговаривает, у него есть близкие, которые его любят, и вдруг пуля кладет всему конец. Нет, это не просто пуля кладет конец, а решение трибунала, суровых, неподкупных судей, которые судят по чести и революционной совести.

На встречу с нами из села Горни Богров пришел Мироско Райчев. Мы сообщили ему о задании и от него узнали, что кмет с двумя какими-то людьми в фаэтоне уехал на станцию Яна.

План пришлось изменить. Надо отправляться на станцию. Ленко знал кмета в лицо, и мы решили, что будем действовать, как подскажет обстановка. Мы идем молча. Я стараюсь не думать о том, что все же придется выполнить приговор – убить человека.

В сущности, разве это человек?

Можно ли считать человеком шпика, который запускает иголки под ногти арестованным?

Человек ли полицейский, который фотографирует партизан с отрезанными головами?

Можно ли назвать людьми тех, из дворца и правительства, которые помогают фашистской Германии воевать против пролетарского отечества, против своего народа?

Разве они люди?

Нет, сегодня мы убьем не человека.

Вдруг видим: приближается фаэтон.

– Это он! – кричит Ленко.

Остается двадцать, десять шагов, затем раздается голос Маке:

– Стой!

Мы подошли к фаэтону. Бледный свет карманного фонарика освещает путников. Кмет поспешно хватается за задний карман, где лежит пистолет.

Выстрел, второй, третий… В это время позади слышится крик.

– Что такое?

Ленко машет рукой.

– Потом, – отвечает он и ударяет дулом пистолета сельского сторожа, схватившегося было за винтовку.

Тело кмета сползает и падает на землю. Ленко наклоняется и берет парабеллум кмета и винтовку сторожа. Затем отводит меня в сторону.

– Товарищ командир, этот негодяй хотел тебя застрелить, – коротко доложил он, показывая на сторожа.

– Ты его знаешь?

Ленко шепчет:

– Очень бедный человек. И многодетный…

Мы пришли, чтобы привести в исполнение смертный приговор над одним закоренелым врагом. Все должны понять, почему он наказан. Если же вместе с ним кучер отвезет в село и труп сторожа, что скажет народ? Одинакова ли их вина?

– Иди сюда! – приказываю я.

Сторож подходит.

– Ты заслуживаешь пули. На этот раз я тебя прощаю. Второй раз пощады не будет!

– Прости-и-и, господин начальник!

Булавкой прикалываем к отвороту пиджака убитого кмета записку. В ней говорится, что мы привели в исполнение приговор, вынесенный революционным трибуналом при штабе отряда «Чавдар», и предупреждаем всех предателей, что их ждет та же кара.

2

Комиссар, отправившийся на разведку вместе с двумя партизанами, в лагерь не возвратился. Партизаны доложили, что он по каким-то делам пошел в село Огоя.

Я давно намеревался напомнить комиссару наше партизанское правило: в одиночку никуда не ходить. Только Стефан не был бы Стефаном, если бы не делал все по-своему.

Мы стали ждать его возвращения. На первую контрольную встречу он не пришел. На вторую тоже. Я начал не на шутку волноваться. Послал несколько групп в разные стороны на розыски.

Вечером одна из групп привела Стефана, бледного, перепачканного кровью.

Доктор Иван Хариев осмотрел комиссара и стал его раздевать. Когда оголил спину, мы ахнули. Она превратилась в решето: десятки маленьких окровавленных дырочек, а вокруг каждой из них красная опухоль.

– Отчего это?

– Дробь из охотничьего ружья.

Доктор наклонился и осмотрел ранки.

– Все дробинки внутри. Надо вынимать.

– Ты сможешь?

В лагере не было никаких инструментов – ни скальпеля, ни щипцов. А ведь это операция.

Иван криво усмехнулся:

– Смогу, Лазар. Раз я доктор… Надо только острое лезвие от безопасной бритвы и горячую воду.

Вода вскоре закипела, нашелся и ножичек, и операция началась. Иван вытер ранку тряпочкой, смоченной в кипятке, стиснул кожу двумя пальцами, а затем разрезал ножичком. Дробинки, засевшие неглубоко, выскакивали сами.

Операция продолжалась больше часа. Надо было вынуть десятки дробинок. Все это время Стефан лежал ничком. Время от времени я пытался заговорить с ним, но он стискивал зубы и не отвечал. До конца операции он не пошевелился и не охнул.

Наконец, когда все было закончено, он поднялся, но зашатался и, если бы его не поддержали, упал бы.

– Теперь пусть спит! – распорядился Иван. – Завтра осмотрю раны. Заживет скоро… – А когда мы остались одни, добавил: – Только бы не получилось заражения крови. Тогда уже ничего не смогу сделать.

Комиссар проспал целые сутки, а придя в себя, рассказал следующее.

Расставшись с товарищами, он вошел в низкий густой лесок на холме против села Огоя и стал наблюдать за движением на дороге. Солнце сильно пекло. Вокруг было тихо и спокойно, и Халачев задремал.

Разбудили его громкий выстрел и боль в голове и спине. Он перекатился несколько раз вниз по крутому склону и огляделся. Напротив стоял человек и поспешно перезаряжал двустволку. Стефан успел вынуть пистолет. Прогремели два выстрела одновременно, и бандит упал. Это был один из тех полицейских в штатском, что отправились в горы искать партизан.

Выстрелы могли привлечь внимание овчаров, и Стефан быстро направился к Мургашу. Он ощупал шею – кровь, засунул руки под рубашку – и там кровь. Обмотал шею и спину шарфом, но это не помогло. Шатаясь, пошел дальше. Затем упал и долго лежал, не в силах даже пошевелить пальцем. Уже совсем стемнело, когда дополз до кустарника. Утром побрел дальше. За весь день прошел едва ли больше пяти километров.

На третий день идти стало совсем невмочь. И тут вдруг увидел – к нему направляются трое. Схватился за пистолет. Будь что будет! Бежать не мог, а спрятаться не было уже времени. Приблизились – наши!..

Доктор снова осмотрел Стефана, снова перевязал его. Затем отвел меня в сторону:

– Опасности заражения нет, но в горах оставаться ему нельзя. Нужен полный отдых и хорошее питание. Потребуется не меньше месяца. Он потерял много крови, и нужно было бы сделать переливание, но здесь это невозможно.

С требованием Доктора пришлось согласиться, да и сам я видел, что со Стефаном совсем плохо. И мы решили отправить его в Чурек к бай Пешо. Отвести его туда я намеревался поручить Васко и еще двум товарищам. Вызвав их к себе, я приказал собираться в дорогу.

– Сейчас? – спросил Доктор.

– А как же? Сам ведь хотел отправить Стефана в село?

– Правильно, но нужно дать ему немного отлежаться.

Я пожал плечами и отменил приказ:

– Ладно. Вечером побывает на свадьбе.

– На какой свадьбе? – изумленно взглянул на меня Доктор. Он ведь знал наш закон: любовные дела в отряде строго-настрого запрещены.

– Увидишь, – усмехнулся я. – Увидишь вечером у лагерного костра…

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

1

В нашем отряде, как и в других, было немало молодежи – юношей и девушек. Неписаный, железный закон партизанской жизни запрещал какие-либо любовные связи. Считалось, что, раз пошел воевать, должен забыть про сердечные дела, оставить их на будущее.

Случалось, мы замечали, что парня и девушку начинает тянуть друг к другу. Тогда вызывали парня.

– Ты ведь знаешь, какой у нас порядок?..

Но на этот раз любовь оказалась сильнее приказов штаба отряда, сильнее партизанских законов. Летом пришла к нам семнадцатилетняя девушка. Мы ее назвали Сашкой. О своей жизни она рассказала совсем коротко. Отец ее – рабочий, мать – работница, и она с малых лет стала работать. В мастерской было много молодежи. Собирались иногда повеселиться. Однажды Сашка оказалась в компании, где все было не так, как везде. Ребята, которые провожали ее домой, не назначали ей свиданий в кино, не пытались ее поцеловать на прощание.

Здесь много разговаривали, спорили, читали стихи, обсуждали разные книги. Это было для нее ново и интересно.

Затем кто-то из ребят смотрел на часы и говорил:

– Пора идти.

На улице несколько человек отделялись от компании и сворачивали в сторону. Сашка догадывалась: они куда-то ходят. Но вот куда? Однажды она взяла одного из них за руку.

– Возьмите и меня с собой.

– А если что-нибудь случится?

– Ничего.

Что же могло случиться? Парень продолжал:

– Если нас арестуют, скажешь, что ты моя подружка, что мы пришли на свидание.

Сашка кивала головой. Время подходило к двенадцати, и на улицах все меньше попадалось запоздавших прохожих.

В этот вечер Сашка впервые расклеивала прокламации. Через несколько дней в одной комнатке на мансарде стала членом РМС.

Смелость как талант: человек рождается с нею.

Смелой родилась и Сашка. Крепкая, сильная и выносливая, она никогда не хныкала, не жаловалась, а ее большие черные глаза смеялись даже в трудную минуту.

Спустя несколько месяцев в отряд пришел Ленко, смуглый, подтянутый, жизнерадостный парень.

Сашка улыбалась всем, но стали поговаривать, что Ленко она улыбалась чаще, чем другим, чаще останавливала на нем взгляд. И он стал каким-то молчаливым, замкнутым. Я позвал его к себе:

– Порядки наши знаешь?

Он вспыхнул и коротко ответил:

– Я люблю ее.

Я пошел к Сашке. Хотелось мне поругать ее, а она посмотрела мне прямо в глаза и, не отводя взгляда, с тем торжеством любви, перед которым сразу отступаешь, ответила:

– Я люблю его.

И я отступил. И даже благословил их любовь.

Никто не знал, что вечером у лагерного костра состоится свадебный обряд, никто, кроме членов штаба. И когда собрались все партизаны, я сказал:

– Товарищи, сегодня мы отмечаем важное событие: в нашем отряде создается семья – Сашка и Ленко. Пожелаем же им долгой совместной жизни, а после победы много детей.

Все бросились поздравлять молодых.

2

Отряд наш стал бригадой из трех батальонов. Командиром одного из них назначили Ленко.

В июне батальон Ленко занял село Негушево. Все дороги, ведущие из села, были сразу же перекрыты сторожевыми постами, а телефон отключен, и все же полиции стало известно о нападении партизан на Негушево. Против батальона Ленко были брошены крупные силы жандармерии, завязался тяжелый, неравный бой.

Сашка и Камен должны были прикрыть отход батальона. Камен залег с пулеметом, а в трех шагах от него – Сашка с карабином в руках.

– Отходи, Сашка!

– Оттаскивай пулемет, а я тебя прикрою.

Сохранить пулемет – долг каждого партизана, и Камен начал отползать. Вскоре к нему присоединилась Сашка, израсходовавшая все патроны.

Батальон разделился на две группы. В одну из них вошли Янко, Ленко, Доктор, Камеи, Сашка, Катя и еще несколько человек. Эта группа подошла к небольшой горной речушке, которая после дождей вышла из берегов. За рекой темной лентой чернело шоссе, и по нему непрерывно шли бронетранспортеры с жандармами.

Последовал короткий приказ: пулеметному расчету перейти реку, занять позицию над шоссе и прикрыть отход группы.

Старшим пулеметного расчета была Сашка. Она взяла Камена за руку, и оба вошли в воду. Река была довольно глубокая, и пришлось идти по грудь в воде. Вот они уже на противоположном берегу.

Мимо них проходили последние бойцы группы, когда на шоссе сверкнули фары – полицейский «штайер» ощупывал дорогу.

Заговорил карабин Сашки, застрекотал пулемет Камена. Послышалась команда: «Отступайте!». Пока напуганные жандармы прятались в дорожных канавках, Сашка и Камен догнали группу.

Несколько ночей шла группа, пока не достигла Лонянского леса. Вокруг стояла тишина. Люди решили, что вышли из неприятельского окружения и, отыскав укрытое место, легли отдыхать.

Разбудил их частый автоматный и пулеметный огонь. Со всех сторон наступали жандармы. Разбуженные партизаны заметались.

– Стой! – раздался властный голос Янко.

Партизаны обернулись к нему – он стоял во весь рост и посылал пулю за пулей в приближающихся жандармов.

– Стойте! – повторил команду Доктор. – Ленко, автомат.

Партизаны остановились, залегли и на огонь противника ответили огнем, потом стали пробиваться через кольцо окружения. Каждому приходилось действовать в одиночку. Спастись удалось немногим. Жандармские пули настигли Калину Вескову, Илию Йорданова, Цветана Пенева и Стефана Петкова.

Пробилась сквозь цепи врагов и Сашка, но, оставшись одна, трое суток бродила по горам, прислушивалась к ночным шумам – не услышит ли знакомый сигнал, до боли вглядывалась в темноту, но напрасно…

Ушли жандармы, не стало товарищей, нет и Ленко. Трое суток Сашка не брала ни крохи в рот, три дня не смыкала глаз, искала партизан.

Наконец она увидела какого-то пастуха. Подошла к нему и попросила хлеба. Заметив в руках девушки карабин, он со страхом поглядел на нее и дал кусок холодной мамалыги. Ничего другого у него не было. Сашка попросила его спуститься в село и принести поесть. Он согласился.

Пастух вернулся. В одной руке у него была толстая пастушья палка с крюком, в другой – полная сумка с едой.

– Вот, принес тебе, – сказал он, переводя дух, и протянул ей сумку.

Сашка, ничего не подозревая, взяла сумку. И в этот миг почувствовала страшный удар по рукам. Пастух набросился на нее, а из-за деревьев показались полицейские.

Начался допрос. В ход пошла плетка, но Сашка молчала. Молчала, когда к ее груди приставляли пистолет, молчала, когда ей выкручивали руки и когда штыки сквозь одежду вонзались в тело.

– Давайте прикончим ее здесь, – предложил один из жандармов.

– Нет, – ответил начальник. – Провезем ее через Етрополе и Ботевград, чтобы все полюбовались на эту красавицу.

В полдень жуткий кортеж двинулся по улицам Ботевграда. В окружении жандармов шла избитая до полусмерти девушка, шла без страха навстречу смерти.

– Дайте ей винтовку, чтобы люди посмотрели, как выглядят «народные защитники», – засмеялся начальник.

На плечо Сашке положили винтовку и погнали вперед. По обеим сторонам улицы толпились молчаливые жители. И здесь случилось чудо. Словно не было ни побоев, ни мучений, ни голода, ни бессонных ночей. Тряхнув головой, Сашка рукой оправила свои кудри, взяла винтовку на ремень, и по ботевградским улицам шла уже не полумертвая девушка, а гордая партизанка. Ее глаза смотрели смело и дерзко, плечи поднялись, а стоявшие по сторонам люди опускали глаза. Ее шаг стал тверже, а из опухших и окровавленных уст полилась песня.

– Остановите ее! – завопил начальник, и чья-то огромная рука заткнула ей рот, а тяжелый кулак опустился на израненную спину…

Медленно тянулась эта процессия по улицам города. Одна старушка, шедшая впереди, палкой разгоняла детей:

– Бегите домой, нечего вам тут смотреть… Такого и при турках не бывало…

Только как остановишь детское любопытство! И навеки врезался в память этим ребятам образ партизанки с ружьем на плече и слова песни, которые вырывались из ее уст.

Сашку расстреляли на краю выкопанной могилы.

3

Солнце уже стояло высоко в небе, и его лучи быстро поглощали утреннюю росу. По покрытой цветами поляне шагал Ленко с товарищем. Три дня назад он был командиром батальона, три дня назад рядом с ним шла его черноокая Сашка. Когда она начинала петь, все вокруг замолкало, даже ветер.

А теперь нет ни батальона, ни Сашки…

Третий день шел Ленко по горам в надежде найти батальон. Ни на секунду его не покидала мысль, что не сумел он вывести батальон из-под удара врага, не сберег Сашку. Ленко не замечал ни цветов вокруг, ни пения птиц. Появился бы сейчас враг – с каким остервенением он бы бросился на него, с каким наслаждением принял бы смерть!..

Тишина. Где-то на западе возвышался Свештиплаз. Вдруг раздалась автоматная очередь. Спутник Ленко бросился на землю, осмотрелся. Впереди никого. Обернулся. В двадцати шагах позади лежал Ленко, а на земле около него валялся автомат. Синий дымок из ствола еще не растаял в прозрачном воздухе.

Партизан бросился к командиру. Пуля пробила сердце. Ремень автомата был порван.

Ленко сдержал клятву, данную Сашке: в радости и скорби, в жизни и смерти всегда быть вместе…