Текст книги "Мургаш"

Автор книги: Елена Джурова

Соавторы: Добри Джуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

– Как видишь, стреляет! Почистить все винтовки на ходу! И не только в первой чете. Доложите, когда из них можно будет стрелять.

Продолжать путь по хребту для нас значило попасть под огонь минометов и тяжелых пулеметов. Поэтому мы повернули к правому лесистому склону. Это должно было ввести в заблуждение противника, наступавшего по восточным хребтам.

Для обеспечения левого фланга я выслал группу Миле с задачей занять седловину западнее Мургаша и продержаться, пока мы не поднимемся на вершину. Лишь после этого группа могла отойти и присоединиться к нам.

Снова двинулись вперед. Надо было как можно скорее занять вершину, чтобы стать хозяевами положения. Пять тысяч солдат мне больше не казались огромной силой. Если мы займем Мургаш, путь к Витине будет свободен.

Через лес идти куда труднее, чем по хребту. Там ветер сдул весь снег, а здесь он в два раза глубже.

В полдень мы достигли подножия вершины. До нее оставалось около километра. Совсем немного!

Здравко схватил меня за руку:

– Лазар, смотри!

К Мургашу спешила колонна противника. Видно, она прошла через Чурек. Дальше показалась еще одна войсковая часть. За ней – вторая, третья.

Штаб собрался на совещание.

Надо атаковать Мургаш! Предложение неплохое, но против нас уже было не меньше семи – восьми тысяч, солдат и жандармов. Я осмотрел северные склоны гор. Поросшие лесом, они казались тихими и спокойными.

В это время нас догнала вторая чета из батальона Ленко и группа Миле. Я объявил короткий отдых, чтобы за это время все успели перекусить. Хлеб, испеченный Мустафой, показался на редкость вкусным.

4

Мы снова тронулись в путь. В арьергарде осталась вторая чета батальона Ленко. Вскоре вошли в лес и стали быстро спускаться по Калояновой возвышенности, которая тянулась на несколько километров на север, до самого Литаковского хребта.

Здравко и я шли позади всех. Девять часов минуло с начала боя, и тень усталости легла на лица людей. Я взглянул на Здравко. Он еле держался на ногах.

– Остановимся ненадолго?

Я приказал передать в голову колонны, что объявляется пятнадцатиминутный привал, и огляделся. Нужно было организовать непосредственное охранение.

– Мустафа! Приказываю твоему отделению оттянуться назад и занять высоту!

– Ясно!

Не прошло и десяти минут, как наш Мустафа прибежал назад:

– Лазар! Войска с двух сторон!..

– Тревога! – крикнул я, и в тот же миг слева и справа затрещали автоматы и пулеметы. Немного погодя открыли стрельбу и колонны противника, двигавшиеся с Мургаша.

Оказалось, что со стороны Ботевградского поля также приближались колонны солдат и жандармов. Мы очутились в центре огромного, сжимавшегося вокруг нас кольца.

Неожиданная стрельба противника, успевшего вплотную приблизиться к нам, внесла растерянность в ряды нашего арьергарда. Кое-кто из бойцов, не слушая команды, бросился вниз по оврагу.

Начался бой по всему фронту. Меткий огонь наших головных подразделений быстро охладил пыл жандармов, жаждавших легкой победы.

В овраге, куда отошли Калоян и Стамо Керезов с группой партизан, тоже кипел ожесточенный бой.

Со мной осталась группа бойцов. Нам предстояло принять на себя главный удар противника, чтобы дать бригаде время для отхода.

Укрывшись за стволом бука, стрелял Миле. В нескольких шагах от меня спокойно заряжал свой карабин Огнян Джотето.

Жандармы лезли с трех сторон. Слышались крики офицеров, за деревьями мелькали фигуры жандармов, из-за каждого дерева сыпались пули. В пятидесяти шагах от меня пробежал офицер с легким пулеметом. Позиция, выбранная им, была очень удобной. С нее он мог отрезать путь к оврагу, единственный, который нам оставался.

Я вскинул автомат и короткой очередью сразил офицера. За ним ползли два жандарма. Первый бросился к пулемету, но, пока он наклонялся, пули из моего автомата достали его. Второй жандарм метнулся назад.

Чтобы прибавить своим солдатам смелости, офицеры заверяли их, что партизаны вооружены плохо, что автоматического оружия у них совсем нет. Неожиданная автоматная стрельба ошеломила нападающих, и они залегли за деревьями.

Бой разгорался. Стреляли со всех сторон, а нам нужно было беречь патроны. Я нажал на спуск автомата и внезапно почувствовал какую-то тяжесть в руке. Взглянул на нее и увидел, что в двух местах рукав набух кровью. Когда пули попали в меня – я не мог понять. Боль пришла неожиданно.

Я взял автомат в левую руку и выпустил еще одну очередь, уже не целясь. Потом засунул раненую руку за борт между двумя пуговицами своей офицерской куртки.

– Лазар, нас окружают!

Кричал Джотето. Я взглянул на Миле, который стрелял укрывшись за буком, посмотрел на остальных партизан и подал команду отходить к оврагу. Все сразу мы не могли отходить. Кому-то надо было остаться. Но кому?..

Товарищи начали отход перебежками. И вот остались только Огнян Джотето, Миле и я.

– Лазар, уходи! – крикнул мне Огнян Джотето.

– Мы будем ждать тебя у реки!

– Иди, иди!

Он подбежал к одному дереву и выпустил целую обойму. Пока я спускался, были слышны звуки его выстрелов. Когда его убили, как он погиб – я не видел.

Внизу у реки Еловица мы догнали одну группу партизан, среди них были Иван Белый и Мустафа. Мы перешли вброд речку и стали подниматься по крутому склону Литаковского хребта. Несмотря на то что кругом еще лежал снег, южный скат начал покрываться зеленью. Деревья с распустившимися почками стояли засыпанные снегом, который летел вниз при каждом дуновении ветра, при каждом прикосновении к стволу, и это казалось неправдоподобным.

Жандармы остановились у реки.

– Скорей к хребту!

На совещании мы решили, что, после того как перевалим через Литаковский хребет, остановимся на отдых в лесу, а ночью пересечем Ботевградское поле на пути к Средна-Горе.

Стрельба повсюду утихла. Куда отошли остальные партизаны – я не знал. Поблизости не было видно никаких следов. Вдруг Миле подбежал ко мне, остановился:

– Ты ранен, Лазар!

Я кивнул.

Миле стал рыться в своем ранце. Он вытащил из него бинт и пузырек с какой-то жидкостью, разрезал рукав моей куртки и сделал перевязку.

Маленькую полянку, где мы остановились, со всех сторон окружали высокие толстые деревья. Я решил, что останемся здесь, и выслал нескольких бойцов в горы на поиски уцелевших товарищей. В этот момент на хребте севернее нас снова разгорелся бой. Стреляли десятки тяжелых и легких пулеметов, автоматов и винтовок. Это батальон Ленко вступил в схватку с основными силами противника, двигавшимися из Ботевграда.

На западе тоже началась стрельба. Жандармы снова вошли в соприкосновение с группой Калояна и Керезова.

По Литаковскому хребту быстро наступала со стороны Мургаша колонна противника. Со мной было около двадцати человек. Единственным правильным решением было спуститься к Врачешской реке, а оттуда снова направиться к Мургашу. Рядом начиналась прогалина, которая вела к реке. Я позвал Миле и Ивана Белого и сказал им о своем плане отхода.

Я попытался подняться, и вдруг перед глазами заплясали красные и зеленые огоньки, все вокруг завертелось в бешеном круговороте. Чей-то голос, словно со дна колодца, крикнул: «Лазар, Лазар!», кто-то пошлепал меня по щекам, и я медленно открыл глаза.

Надо мной склонились несколько товарищей.

– Где мы?

– На поляне.

Я спохватился. Мы же решили, что спустимся по прогалине, а оттуда по поросшему лесом скату пойдем к Злой поляне, где стоят овчарни, в которых можно найти что-нибудь поесть и отдохнуть.

В это время колонна, двигавшаяся по Литаковскому хребту от Мургаша, открыла огонь. Мы стали быстро спускаться к реке и, перейдя ее, остановились в маленькой зазеленевшей буковой роще.

Хлеб, сладкий хлеб Мустафы, казался мне теперь горьким. Раны на руке болели, но сильнее этой боли была тревога за судьбу бригады.

Тогда я еще не знал, что батальон Ленко оторвался от врага, что группа Калояна и Стамо Керезова, хотя и плохо вооруженная, вырвалась из окружения, что после двенадцатичасового сражения из всей бригады погибли шесть человек: Латин, Прокоп Хаджихристов, Михаил Симеонов, Благой Харалампиев – Денчо, Илия Христов – Огнян Джотето и Здравко Иванов.

Тогда я еще не знал, что в этот день мы отбивались от наседавших на нас двенадцати тысяч солдат и жандармов, что еще восемнадцать тысяч ожидали нас в поле, что мы одержали настоящую, большую победу, что вечером в кабинете военный министр отчитывал подчиненных, позволивших «бандитам» выскользнуть из долго готовившейся западни, в которой должна была погибнуть бригада «Чавдар».

Солнце давно закатилось. Настала холодная снежная ночь, и опять – в поход. В темной дали угадывались очертания Мургаша.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

1

Злая поляна встретила нас леденящим ветром. Мы уже восемнадцать часов вели бой и отходили, прошли десятки километров по горам, преследуемые вражескими пулями. Остаток ночи провели в хижине в горах, а на рассвете отправились к Прыдле, где намеревались дождаться вечера.

Вот и Прыдля. Это было 4 мая. Укрывшись в густом лесу, мы с тревогой прислушивались к стрельбе, отзвуки которой время от времени слышались в горах.

Рука сильно болела, меня все время тошнило, есть я ничего не мог.

Группа, с которой мы прорвались через вражеское кольцо окружения, была оформлена как чета, возглавляемая Мустафой. После полудня он и Миле подошли ко мне:

– Лазар, мы предлагаем…

Они предлагали перейти нам вдвоем с Миле через Витинскую реку и по дороге, ведущей к Чуреку, добраться до Осоиц, чтобы там найти врача. Я согласился с ними.

Мы наметили встречу на поляне Папратина, где уже бывали не раз до этого. Контрольная встреча назначалась у камарской сторожки, и я приказал Мустафе вывести чету в лес над Осоицами.

Начало смеркаться, когда мы с Миле спустились к Ботевградскому шоссе. Вокруг было спокойно. Осмотревшись, мы перешли Витинскую речку.

А в это время за нами следили десятки глаз. У начала дороги до Чурека, как и на противоположной возвышенности, были устроены крупные засады. Но нас спас… полевой устав. Устав предписывал беспрепятственно пропускать патруль из двух человек, чтобы на засаду напоролись основные силы противника.

Офицер решил, что мы и есть такой патруль из двух человек и что через десять – пятнадцать минут по уже разведанной дороге пройдут основные силы партизан. Поэтому он дал знак не стрелять.

Мы с Миле медленно поднимались по крутому склону. Здесь снег уже стаял. С двух сторон возвышался молодой буковый лес. Вечер выдался теплый, наполненный ароматом первой зелени, с неумолкающим пением птиц. От снега и ледяного ветра на Злой поляне, от пороховой гари остались только воспоминания. И вдруг со стороны речки раздались пулеметные и автоматные очереди, им ответили винтовочные выстрелы – завязался бой.

– Это наши!

– Не может быть, Лазар. Чета еще на Прыдле. Я же им приказал выступить только в полночь.

Чета Мустафы или еще какая-то другая, все равно это были наши!

Спустя четверть часа стрельба утихла. Перевалив через хребет, мы продолжили путь к Осоицам. Обычно это расстояние можно было покрыть за час, но сейчас нам потребовалось в два раза больше времени. В десять часов вечера мы вошли в село.

Я решил остановиться у бай Павла. Он жил на краю села, а его проворная жена тетя Йота могла меня перевязать не хуже врача.

Я знал, что бай Павел соорудил между двумя комнатами идеально замаскированное укрытие. Там я мог провести несколько дней, пока не спадет температура и не затянутся раны на руке.

Мы осторожно вошли во двор, я тихо постучал в двери. Никто не отозвался. Постучал сильнее – опять молчание. Нажал на дверь – она слегка скрипнула и подалась. Я посветил фонариком. Здесь, видно, недавно были люди – на столе стояла неприбранная посуда.

Мы решили прилечь на широкую лавку у стены, отдохнуть.

– Они где-то здесь. Может, зашли к соседям. Подождем, пока вернутся.

Миле зевнул и вытянул ноги:

– Хорошо бы похлебать чего-нибудь горяченького…

Нас разбудило петушиное кукареканье. Мы вскочили. Было пять часов утра. Кудахтали куры, мычала корова. А где же все-таки хозяева? Вдруг на ступеньках деревянной лестницы послышались легкие шаги. Мы посмотрели в окошко. Сверху, протирая глаза, спускался десятилетний Вецо, младший сын бай Павла. Он открыл дверь в кухню.

– Вецо!

Мальчик испуганно вздрогнул и отступил назад:

– Бате Лазар…

– Входи!

– Бате Лазар, бегите! Они сейчас придут сюда.

– Что случилось?

Глаза мальчика наполнились слезами:

– Вчера забрали маму, папу, бате Ванчо, бабушку. И меня взяли, а потом отпустили. Они сказали, что опять сюда придут…

– Не бойся. Не придут.

Мне хотелось как-то успокоить моего старого друга, с которым мы не раз вели серьезные «мужские» разговоры о гайдуках и партизанах, о битвах и войнах.

– Еще кого-нибудь арестовали в селе?

– Многих. Бай Райко, бай Георгия, бай Йордана, деда Коле, тетю Вецу, тетю Елизавету и еще… А меня отпустили к скотине.

– Ты молодчина. Не боишься?

– Нет…

– Кто в селе, солдаты или жандармы?

– Жандармы, бате Лазар.

– У вас есть что в доме поесть?

– Есть масло в миске.

Мы переглянулись с Миле. Масло без хлеба не очень приятно есть. Но все же нужно было хоть чем-то утолить голод. Мы густо посыпали масло солью и съели по две ложки, запив водой. Остальное завернули в бумагу и положили в ранец.

– Ты, Вецо, сейчас выйди на улицу, посмотри, нет ли кого, и вернись. А увидишь что не так – просвистишь песню о Елене и пойдешь вниз. Понял?

Вецо ушел и скоро вернулся. Путь был свободен. Мы с Миле поспешили к сосновой роще.

Вечером нам предстояло встретиться на Папратине с четой Мустафы. До встречи мы решили пересидеть в роще. Миле два раза перевязывал мои раны, предварительно смазывая их йодом и посыпая… аспирином.

Ведь когда глотаешь аспирин, он помогает. Значит, если и рану посыпать, тоже поможет.

Этой медицинской логике мне нечего было противопоставить, кроме терпения послушного пациента.

2

Контрольная встреча с четой Мустафы не состоялась. Товарищи не явились.

…6 мая мы остановились в сосновом лесу у Буново. Миле отправился в село и вернулся оттуда с половиной жареного барашка, хлебом и бутылкой ракии. Протягивая бутылку, сказал:

– Это для промывания ран. Спирту не нашлось.

Целый день мы отдыхали. Узнали, что в селе полиция и жандармерия начали обыски, шли повальные аресты. Ночью мы поднялись по крутому восточному склону у речки Буновштица. Было холодно, но нам все же удалось немного вздремнуть.

Проснулись в полдень. Осмотрели ближние и дальние вершины, но ничто не говорило об опасности. Я вытянулся и тут же вскочил. Еще немного, и я дотронулся бы до длинной змеи с коричневой зигзагообразной лентой на спине. Она грелась на солнце сантиметрах в двадцати от меня. А в двух шагах от нее переплелся целый клубок змей, образовав пеструю пряжу.

– Миле, змеи!

Он вскочил, уставился на меня сонными глазами.

– Смотри, сколько змей кругом!

Откуда нам было знать, что это место в народе называется «змеярник». Здесь словно собрались все ядовитые жала Стара-Планины.

Мы отыскали по палке, сложили около себя камни и приготовились воевать с гадюками. Мы знали, что укусы их смертельны. Время от времени они поворачивали головы в нашу сторону, высовывали раздвоенные языки, шипели.

Камарская сторожка. Место наших постоянных встреч. Туда мы отправились 10 мая. Ночь выдалась темная, облачная, и мы залегли в придорожных кустах. Долго прислушивались, но ни говора, ни шагов уловить не могли. Подали сигнал, служивший паролем, и тут же от сторожки услышали ответ. Только наши ли это? Мы повторили пароль, и из темноты вынырнуло несколько фигур. В руках они держали винтовки. Мы поднялись на встречу.

– Кто такой?

– Свилен. А ты кто?

Это был Коста Хаджикинов, а с ним несколько товарищей из Пирдопского края.

Мы расцеловались. Я нетерпеливо стал расспрашивать его о судьбе третьего батальона. Коста находился в батальоне до 4 мая, участвовал в боевых операциях, а после этого отправился выполнять партийные задания в селах.

3

2 мая третий батальон оставил горную турбазу «Планинец» под вершиной Бабы и направился к Мирковским горам. Выпавший снег задержал партизан на несколько дней. Запасы продовольствия быстро таяли, и нужно было их пополнять. Группа численностью двадцать пять человек под командованием бай Стояна отправилась в село Буново…

Начальник околийской полиции в своем донесении 7 мая писал:

«В два часа дня 2 мая 25—30 партизан вошли в мельницу Ивана Попова у Буново, забрали 140 кг муки, заплатив за нее по 33 лева».

Группа бай Стояна скоро догнала батальон, и все продолжили путь по глубокому снегу, проваливаясь в него по колено. Вечером партизаны остановились в местности Дерин Ториште на ночлег.

Рано утром к временному партизанскому лагерю подошла дружина капитана Ботева. Она была включена во второй эшелон воинских частей, перед которыми власти поставили задачу не допустить, чтобы партизаны ушли из блокированного района.

Часовой, услышав подозрительный шум, разбудил командира. Халачев отправился на разведку, но вскоре его остановил охрипший голос:

– Стой! Пароль – или буду стрелять!

Блеснула серая сталь немецкого автомата, и его ствол уставился в грудь Стефану.

– Как это стрелять? Я твой командир! – прикрикнул на солдата Халачев, сразу же бросился в сторону и открыл меткий огонь из автомата. Ему удалось отогнать головную группу противника. А за это время батальон приготовился встретить врага.

Бой длился весь день и утих только к вечеру, когда батальону удалось оторваться от противника и выйти к лесочку между Мирково и Бенково.

Рано утром, еще до рассвета, Халачев разбил батальон на две группы и перед каждой поставил боевую задачу. Днем одна группа должна была скрываться в лесу около Смолско, а другая – недалеко от Бенково. Ночью они одновременно должны напасть на оба села, соединиться здесь и снова продолжать путь вместе.

В восемь часов вечера одна из групп напала на Бенково. На другой день начальник общественной силы написал в своем донесении:

«Выслав патруль, я пришел домой. Только сел ужинать – явились двое вооруженных людей, арестовали меня и забрали мою винтовку. Они приказали мне отвести их к лесному и полевому сторожам, у которых они также забрали винтовки…»

В три часа утра вторая группа заняла село Смолско, реквизировала в общинной управе деньги и пишущую машинку. На ней партизаны могли печатать письма и листовки, а также материалы для своей газеты.

4

Мы дали ему имя Орлин. Он был молод, жизнерадостен, знал много песен, прекрасно их пел. И еще был отважен. Когда после нескольких месяцев разлуки мы снова встретились у Жерковского дере, лицо его обросло густой черной бородой.

5 мая батальон вел бой с жандармами между селами Бенково и Радославово. Противник решил любой ценой уничтожить партизан.

Опытный командир, Халачев заметил, что рота жандармов спешит занять хребет, господствующий над соседними высотами.

Вперед пошли Халачев, Орлин, Караджа и Страхил. Четверо стоили целой четы. Хребта они достигли одновременно с жандармами. Четверо против роты. Четыре винтовки против трех тяжелых пулеметов, десятков автоматов.

И все же противник залег, приостановил свое продвижение. Редкие партизанские выстрелы были предельно точны, каждая пуля находила цель.

Хотя бы полчаса! Полчаса, чтобы батальон успел занять следующую высоту, откуда он мог продолжить бой!

Несколько жандармов стали ползком пробираться в тыл оборонявшимся.

Орлин приподнялся и стал стрелять с колена.

– Ложись! – крикнул Велко.

– Они окружают нас!

Десятки винтовок нацелились на храбреца, который спокойно, будто на стрельбище, посылал пулю за пулей. Огненный вихрь пронесся рядом с ним, не задев его.

– Поворачивают! – крикнул Орлин. – Велко, они пятятся назад!

Это были его последние слова.

К тому времени батальон уже отошел. Халачев, Страхил и Караджа простились со своим товарищем.

Когда на хребте воцарилась тишина, жандармы нашли остывшее тело Орлина. Его голову насадили на гладкий заостренный шест. Пронося ее по селам, глашатаи зачитывали специально подготовленный текст: «Это голова командира отряда! Такая участь ждет всех бандитов, поднявших руку на царя и державу».

Недаром его звали Орлин. Это был настоящий горный орел!

5

В отряде бай Марин не имел определенной должности. По старой привычке он продолжал заботиться о снабжении нас продуктами, ведал их распределением и хранением. Когда штаб заседал, когда принимались важные решения, он без приглашения садился между командирами, и никому не приходила в голову мысль, что он не имеет на это права.

В бою между Бенково и Радославово его ранило. Он, уже пожилой мужчина, с трудом сдерживался, чтобы не застонать от боли. Никто не должен был видеть, что он страдает. Однако силы быстро покинули его. Халачев заметил это и приказал одному партизану помочь ему идти.

Когда остановились на короткий отдых, чтобы немного перевести дух, Халачев присел около бай Марина:

– Ну как, бай Станю?

– Тяжело, Велко.

– Потерпи, бай Станю.

– Ведь из-за меня весь батальон задерживается…

– Это не страшно, – успокаивал его Велко. – Сам знаешь: раненого товарища бросать нельзя.

– Знаю. А все-таки лучше оставьте меня. Я как-нибудь сам доберусь до села. А там приютят. И лекарства дадут. Поправлюсь – снова увидимся…

Часовой прервал разговор. На противоположном хребте появился противник.

– Видишь, Велко, опять будет бой.

Командир задумался на мгновение, потом принял решение.

– С тобой, бай Марин, пойдут Найден и Марийка.

На пятый день все трое добрались до Литаково. Ночью Найден отыскал «верного» человека, родственника, который обещал их приютить и достать лекарства. Только эту ночь им нужно провести в лесу, а на следующий день он все устроит и, как стемнеет, придет за ними…

На следующий день этот «верный» человек сообщил о них властям.

Увидев приближающихся полицейских, бай Марин зарядил винтовку и сказал:

– Ребята, бегите, я их задержу!

– Беги, Марийка, мы с отцом их задержим! – крикнул Найден, ложась рядом с отцом и беря на мушку первого полицейского.

– Тате!.. Бате!..

В этих словах Марийки слышались и укор и мольба. Как они могли подумать, что она оставит их здесь и бросится бежать, чтобы спастись?!

Завязался неравный бой. Надежды на спасение не было. Когда патроны кончились, полетели гранаты.

И вот осталась только одна граната. Полицейские стреляли редко. Время от времени один из них кричал:

– Сдавайтесь, если хотите остаться живыми!

Трое переглянулись. Им обещают сохранить жизнь? Но какая это будет жизнь?

Марийка погладила гранату и прижала ее к груди:

– Тате, батко…

Оба подошли к ней, обняли ее.

Пальцы Марийки не задрожали, когда она выдернула чеку гранаты.

Старый солдат Марин Найденов считал: «…двадцать один, двадцать два, двадцать три…»

На мгновение мозг пронзила страшная мысль: неужели граната не взорвется?

6

7 мая начальник околийской полиции направил по инстанции доклад:

«О перестрелках, которые мы вели с партизанами последние четыре дня, ничего значительного сказать нельзя. Убит один партизан, трое пойманы…»

Потери партизан действительно были невелики, но батальон остался без продовольствия, и Халачев решил 16 мая, невзирая на жесткую блокаду, захватить Лыджене, Пирдопской околии, и запастись продуктами. Операция была проведена без потерь, но результаты ее оказались незначительными. Напуганное население пряталось по домам, и едва партизаны покинули село, как жандармы узнали об этом. Начались массовые аресты в Лыджене, Душанцах, Мирково.

24 мая батальон вошел в село Рибарица, Тетевенской околии, где добыл продукты и изъял оружие у членов общественной силы. Поднятые по тревоге жандармы и полицейские бросились по следам батальона. 25 мая халачевцы вступили в ожесточенный бой под вершиной Вежен.

Главный штаб Народно-освободительной повстанческой армии (НОПА) приказал третьему батальону оставить Чавдарский район и направиться в Ихтиманский край, в Родопы, где вместе с ихтиманцами он должен был войти в состав новой бригады.

Весь май батальон вынужден был вести бои и постоянно передвигаться, чтобы вырваться из кольца блокады, установленной во сто крат превосходившим его противником. Только в конце месяца блокада стала ослабевать. Оставив группу партизан в Пирдопском крае, Халачев примерно с семьюдесятью бойцами отправился в Среднегорье, где встретился с отрядом имени Георгия Бенковского. Оба отряда напали на село Мечка. В середине июня в батальон влилась Ихтиманская партизанская группа и оформилась как третья чета батальона. Отсюда халачевцы, выполняя поставленную задачу, ушли в Рилу и Родопы, где действовали до сентября.

26 июня третий батальон занял село Горна-Василица.

13 июня было совершено нападение на мандру у Белкемена.

11 июля двадцать партизан во главе с командиром Стефаном Халачевым захватили лесничество у курорта Юндола. Нападение было таким внезапным и стремительным, что находившийся там целый эскадрон в панике разбежался, бросив оружие.

На следующий день было совершено три нападения. Одна группа во главе с комиссаром Калайджиевым заняла село Свети-Тек. Вторая группа во главе со Стояном Хаджипенчевым захватила Аврамовы Шалаши. Третья группа во главе со Стефаном Халачевым овладела станцией Белица. Внезапность операции дала отличные результаты. Охрана была разоружена, и у чавдарцев стало на десять винтовок больше. Кроме того, они захватили двадцать гранат и много патронов.

22 июня батальон, в который непрерывно вливались новые бойцы, напал на село Якоруда.

Охрана, находившаяся в селе и на станции, по расчетам местных властей, была достаточной, чтобы отбить любое нападение: трое полицейских, четырнадцать лесных стражников, семь солдат станционной охраны, десятки хорошо вооруженных членов общественной силы.

Батальон, разбитый на группы, напал на село внезапно.

Быстро были заняты общинная управа, почта, полицейский участок и лесничество. Чета Караджи получила задачу овладеть станцией.

Чтобы уничтожить охрану, достаточно было нескольких гранат, но Караджа не хотел лишнего кровопролития. Он обратился к солдатам с призывом сдаться без боя. В этот момент один из них бросился на Караджу с ножом. Солдат быстро разоружили, но храбрый Караджа погиб.

В результате операции в селе Якоруда у партизан прибавилось двадцать пять винтовок и десять пистолетов, захвачено было много гранат и патронов.

28 июня батальон в полном составе напал на курорт Юндола. Еще тринадцать винтовок пополнили вооружение партизан, а жандармская часть, поднятая по тревоге, остановилась на грузовиках в двух километрах от того места, где находились партизаны, и благоразумно выжидала, когда они отойдут.

Батальон, выросший в бригаду, завершил свой боевой путь, участвуя в дни вооруженного восстания в установлении и укреплении народной власти в Костенце, Ихтимане и Софии.