Текст книги "Мургаш"

Автор книги: Елена Джурова

Соавторы: Добри Джуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

Расстояние, отделявшее нас от врага, не превышало двух километров, и если бы наводчики действовали умело, то не перебраться бы нам ни за что через гребень Негушевской высоты, за которым мы могли чувствовать себя в безопасности.

Я подал команду «Бегом!». Бежать по глубокому, по колено, снегу было трудно. Наконец первые партизаны миновали гребень. Еще несколько секунд – и все спасены!

– Быстрее, быстрее!

И вот уже последний боец перевалил через гребень. Стали спускаться вниз. Танкетки продолжали вести огонь, но нас это уже не пугало.

…После 9 сентября ко мне привели майора Стоянова, бывшего командира истребительно-противотанкового батальона, который преследовал нас у постоялого двора около Горна-Малины. Мне захотелось узнать, как нас тогда обнаружили.

В тот день, когда произошла перестрелка, хозяин постоялого двора шел по шоссе. Он поначалу не собирался заходить на постоялый двор, но по привычке решил проверить, все ли там в порядке, и вдруг заметил над трубой дым. Сразу же догадавшись, в чем дело, он бросился в общинную управу. Зазвонили телефоны. Из Софии последовал приказ: членам общественной силы и местной полиции идти следом за партизанами, но ни в коем случае не атаковать их, а только наблюдать за ними до тех пор, пока не прибудут солдаты.

Дивизион майора Стоянова был поднят по тревоге. Приказ он получил краткий: захватить или уничтожить партизан всех до единого! Предполагалось, что партизан не больше пятидесяти – шестидесяти и что вооружены они винтовками, пистолетами, одним или двумя тяжелыми пулеметами и несколькими автоматами.

То, что мы оторвались от преследователей, майор Стоянов воспринял как личную обиду, да и генерал Кочо Стоянов обрушился потом на него за то, что не смог захватить ни одного партизана.

– Сегодня вы, майор, лишились одной звездочки на ваших погонах! – кричал генерал. – Партизаны бесчинствуют, занимают села, болгары-патриоты их обнаруживают, сообщают о них, а вы с целым дивизионом, с шестью танкетками не сумели ничего с ними сделать!

Впервые за всю службу майор Стоянов нарушил офицерскую этику, прервав своего начальника:

– Разрешите доложить, господин генерал! Даю слово, что доставлю вам в три раза больше голов, чем сегодня убежало партизан.

В отношении количества обещанных голов майор Стоянов сдержал свое слово. Но это были не партизанские головы. Это были головы беззащитных наших ятаков и помощников, у которых не было оружия, чтобы защищаться.

…Оторвавшись от преследовавших нас танкеток майора Стоянова, мы решили провести два-три дня в горах. 28 февраля направились к Осоицам. Остановившись в сосновой роще, послали человека к связным узнать о положении в Софии.

Вскоре пришел Гере. Он ждал нас уже третий день. Калоян интересовался, как идет подготовка к конференции. Из штаба передали, что необходимо ее провести в середине марта.

Времени оставалось мало, а задач предстояло решить много. Мы разделились на несколько групп. Кочо в сопровождении одного партизана должен был отправиться в Новоселский район и через неделю вернуться в Осоицы. Станко с товарищами уходил в Байлово.

Чета уже построилась в походную колонну, и в это время Станко подошел ко мне и спросил:

– Что ты скажешь, взять ли мне жену с собой?

– Бери, – рассмеялся я. – Раз не можешь больше без нее.

Лицо Станко помрачнело.

– Я-то могу. Но ты же знаешь, какая сейчас обстановка в Байлово.

Прав был Станко, все могло случиться с его молодой женой.

– Я шучу, – хлопнул я его по плечу, – забирай ее с собой и сделай из нее хорошую партизанку.

Мы пожали друг другу руки на прощание. Это была наша последняя встреча с ним.

Его жена давно ожидала сигнала трогаться в путь и, не боясь, убежала из дома своего отца. Чета в ту ночь не могла остаться на квартирах в селе. Почти все ятаки были арестованы, и Станко повел ее в горы.

Добравшись до местности Кютуклия, партизаны нашли себе приют в овчарне. Уставшие до изнеможения, они легли на землю и скоро заснули. А в это время полицейская погоня шла по их следам. Скоро овчарня была окружена. На рассвете Станко поднялся раньше других, чтобы разведать местность. Едва он открыл дверь, прозвучал выстрел. Командир упал. Завязалась перестрелка, преимущество было на стороне врагов. Один за другим упали сраженные пулями Борис Тошев и Лазар Пейчев. Остальным партизанам удалось вырваться из огненного кольца.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

1

Дом бай Атанаса был виден из окон дома тетки Елизаветы. Однажды вечером она показала рукой в ту сторону и сказала:

– Иди туда.

– Зачем?

– Так велено.

Я накинула пальто и пошла. Меня ждала тетя Магда. Она провела меня на кухню, где я увидела Добри и Васко. За столом с ними сидел опрятно одетый, подтянутый солдат с мечтательными глазами и по-девичьи нежным лицом.

– Лена, это Ворчо.

Солдат, смущенно улыбнувшись, подал мне руку. За весь вечер он проронил всего несколько слов. Тетя Магда хлопотала около стола, а когда мы провожали гостей, сказала:

– Берегите себя, ребята. Ворчо, если что случится… я не переживу.

В ответ я услышала слова Ворчо:

– Не бойся, мама. Ничего не случится.

Я пеняла, что этот солдат – сын тети Магды и что он стал партизаном. Она провела рукой по его волосам, а он повернул к ней пламенеющее лицо и проговорил:

– Если вернусь живой и невредимый, знай, приведу жену – партизанку. А если не… если встретишь моих товарищей, укрась их винтовки цветами…

Крепко обнял ее и быстро вышел.

Нашел ли он себе девушку, которую хотел привести в дом женой, он не сказал. А может, это была только мечта, красивая, как и всякая мечта…

Мы вернулись с тетей Магдой в комнату. Тетя Магда, крепкая, всегда жизнерадостная, теперь устало прилегла на постель. Руки ее безжизненно свесились, лицо сразу постарело, глаза потемнели, погасли. Я молча села около нее. Потом поднялась, пошла к двери.

Тетя Магда тоже встала, открыла мне дверь. Наши взгляды встретились.

– Они вернутся… мама…

Разве не была она и моей матерью, если она была матерью и Ворчо, и Васко, и Добри…

Она обхватила мою голову. Я прижалась к ее груди, а она ласково поцеловала меня в волосы.

– Они вернутся, мама!

Она погладила меня и нежно тронула за плечо.

– Иди, дитя твое ждет тебя…

2

3 мая в бою Ворчо был ранен в оба бедра. Когда группа, с которой он пробился сквозь жандармские цепи, вышла из окружения, его перевязали, но повязка все время набухала от крови. Ворчо шагал все медленнее. Когда партизаны поднялись на вершину, он остановился, потом сел на землю.

– Может, отдохнешь? – озабоченно спросил его командир.

– Да нет, мне только переобуться.

Ворчо снял сапог и перевернул его. Из него, как из ведра, полилась кровь. Затем Ворчо так же «переобул» и правый сапог.

– Теперь легче будет идти, – произнес он и поднялся.

В Осоицах его отвели в дом к Савке и Христине. Целыми днями сестры не отходили от постели раненого, перевязывали его раны, клали холодные полотенца на пылавшую жаром голову.

Молодой, крепкий организм победил. Силы Ворчо все прибывали. Раны начали заживать.

Однажды утром Савка вышла на улицу и вдруг увидела, что к их дому направляется большая группа полицейских и агентов.

В это время в Осоицах находилась эвакуированная из Софии какая-то техническая служба, и у сестер жил важный инженер. В тот день инженер уехал в Софию. Сестры помогли Ворчо перебраться в комнату инженера, заперли дверь и, осмотрев еще раз весь дом – нет ли чего, что могло бы выдать присутствие партизана, стали ждать полицейских. Обыск вели со всей тщательностью. Никаких следов раненого партизана не нашли.

– Где вы его прячете? – грубо спросил старший полицейский.

Сестры недоумевающе переглянулись.

– О чем вы говорите?

– Не понимаете? – с угрозой в голосе спросил один из агентов. – Вот заберем вас, тогда сразу все поймете.

В доме, однако, ничего подозрительного обнаружено не было, и это поколебало уверенность полиции, что здесь мог находиться Ворчо. Наконец, перерыв весь сеновал, облазив свинарник и перевернув все в доме, полицейские остановились перед комнатой инженера.

– Почему комната заперта?

– Не знаю. Инженер живет здесь, у него там всякие вещи, документы, он ее всегда запирает. Сейчас он в Софии, вернется, тогда и тут можете проверить, – спокойно ответила одна из сестер.

Полицейские ушли, и Ворчо вернулся в свою комнату. Однако больше в доме оставаться было нельзя. В ту же ночь его перенесли на сеновал дяди Георгия. Утром, до ухода на поле, Георгий зашел к Ворчо, принес еды.

Время тянулось медленно, но нужно было терпеливо ждать. Еще несколько дней – и ноги станут слушаться Ворчо, еще несколько дней – и он уйдет в горы.

Вдруг перед сеновалом послышался топот.

«Полиция!» – пронеслось в голове Ворчо, и он быстро зарылся в душистое горное сено. Добравшись до самого пола сеновала, он замер.

Снаружи долго суетились, затем сиплый голос крикнул:

– Сдавайся, Стоил, мы знаем, что ты здесь!

Ворчо крепче сжал в руке пистолет и молчал. Кто-то толкнул дверь, и сеновал заполнился людьми.

Оглядевшись, они увидели, что внутри никого нет.

– Поковыряйте палками! – приказал тот же сиплый голос.

Начали прокалывать сено длинными заостренными палками.

– Нет ничего, – сказал один.

Второй подтвердил.

– Тебе приснилось, бабка. Никто сюда не входил.

– Я видела его, Стоил это был, – отвечал старческий голос. – Своими глазами видела его.

Заколебался старший полицейский. Поверить старухе или махнуть рукой и уходить? Потом все-таки решил:

– Вынести все сено наружу!

Десятки рук стали таскать сено, и скоро все увидели сидевшего в углу Ворчо. Он сжимал в руке пистолет, готовый застрелить первого, кто приблизится к нему.

Несколько человек разом набросились на раненого парня. Он вытянул руку и нажал на спуск. Раздался легкий щелчок, но выстрела не последовало – пистолет дал осечку.

Мгновение спустя озверевшие полицейские обрушили на партизана град ударов.

– Стойте! Он мне нужен живой! – крикнул начальник. – Хватит, оставьте его!

Живой партизан! Партизан, который может заговорить! Это была мечта всех полицейских агентов и их начальников; партизан, который рассказал бы о том, где расположены лагеря и базы, кто из жителей сел помогает партизанам. В том, что они смогут развязать язык Ворчо, полицейские не сомневались. Ведь в новоселском околийском управлении полиции имелась длинная и подробная инквизиторская инструкция. Я хочу привести ее полностью.

«Первая степень допроса.

Избиение.

1. Общее избиение кулаками, деревянными и резиновыми палками, железными прутьями, кулаками в боксерских перчатках и т. п.

2. Пытки по системе «летучая мышь».

3. Удары кулаками в область почек.

4. Удары гибкими прутьями по половым органам.

5. Удары рукояткой пистолета по грудной клетке.

6. Прыжки в подкованных сапогах на спине и груди арестованного.

7. Подвесив арестованного за кольцо, привязать ящики с патронами к обеим ногам и бить плеткой или палкой по пояснице.

8. Уложить арестованного на козлы и бить палкой по ступням.

Вторая степень допроса.

1. Избитого арестованного заставить быстро бегать. Если он бегает недостаточно быстро, угрожать убить из пистолета.

2. Заставить арестованного стоять прямо в течение нескольких суток, не позволяя ему ни есть, ни пить, ни спать.

3. Подвесить арестованного вниз головой, пока он не потеряет сознание.

4. Загнать арестованному под ногти спички и поджечь.

5. Привязать арестованного так, чтобы он не мог пошевелить ни ногой, ни головой, ни рукой. Эту пытку применять к нервным людям.

6. Посадить арестованного под кран, из которого на голову должна течь тонкая струя воды и попадать на одно и то же место.

7. Раздирать арестованному ноги.

8. Раздеть арестованного догола и оставить в карцере на цементном полу.

9. Вогнать арестованному битое стекло в задний проход.

10. Прижигать лицо арестованного горящей сигаретой.

11. Помещать наиболее слабонервных арестованных в комнату, смежную с той, из которой всю ночь доносятся вопли допрашиваемых.

12. Нестинарское хоро[10]10
  Нестинарка – женщина, исполняющая босиком на раскаленных углях обрядовый танец.


[Закрыть].

13. Деревянный шлем для раскалывания черепа.

14. Электрическая корона.

15. Дать арестованному соленой рыбы или соленой воды, после чего на несколько суток оставить его без воды и не допрашивать.

16. Надеть на арестованного электрическую корону, набить рот ватой и поставить перед глазами зеркало.

17. Налить арестованному скипидар в задний проход.

18. Сдавить арестованному грудь цепью, пока не поломаются ребра.

19. Отрезать у арестованного уши и заставить его съесть их.

20. Оскопить арестованного.

21. Изнасиловать жену арестованного в его присутствии и на глазах у детей.

22. Убить мужа на глазах его жены.

23. Убить детей в присутствии арестованных родителей.

24. Заставить арестованного копать себе могилу, инсценировать ложный расстрел.

25. Расстрелять арестованного на глазах тех, кому предстоит допрос.

Средства морального воздействия на население.

1. Разрезать на части тело казненного.

2. Зарыть живым в землю по шею.

3. Насадить головы на кол.

4. Сложить отрезанные головы на площади.

5. Закопать убитых, через три дня отрыть их и повесить вниз головой».

Раненого Ворчо привезли в новоселское околийское управление полиции.

Его били долго – он ни разу не охнул.

Спрашивали, как его зовут, – он не отвечал.

Выдергивали суставы, разбивали пальцы, натирали раны горьким перцем, душили до посинения – он молчал.

– Зачем вы привели мне этого немого?! – орал начальник полиции.

– Он не немой, он партизан! – отвечал агент.

– Заставьте тогда его заговорить!

Тщетно! Ворчо, у которого еще не пробился на лице пушок, а губы алели, как у девушки, нежный Ворчо молчал. Он умер в руках палачей.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

1

В лицо пахнул нагретый, спертый воздух. Однако после ночи, проведенной в снегу, это не могло никого смутить.

– Потеснитесь, товарищи, обсушиться нам надо.

Приподнялись сонные головы.

– Новых привел, Атанас?

– Новых. Совсем свеженькие, первый раз в горы пришли.

В полумраке кто-то поднялся, неуверенно шагнул вперед, затем опустился около меня.

– Лазар, ты?

Это был Митре. Поднялись и остальные товарищи, мы обнялись. Наиболее расторопные успели набросать в очаг толстых буковых поленьев, разворошить горящие угли и теперь раздували огонь. Скоро в овчарне весело запрыгало пламя, и мы уселись вокруг очага сушиться.

С нами и в самом деле прибыл один совсем новый партизан, муж Марианти, Борислав Антонов – Славчо. Он с любопытством осматривался. Партизанская обстановка для него была совсем чужой, и он долго прикидывал, где бы сесть, потом наконец решил примоститься на земле вместе с нами.

Впрочем, Славчо быстро освоился, и, когда начались бои, он сражался, как старый, опытный партизан.

После проведения кремиковской операции чета «Бойчо Огнянов» остановилась в лагере у горы Драгуна, в полутора километрах от реки Елешница. Здесь было несколько овчарен, в которых партизаны нашли себе приют.

Вопреки строжайшему приказу не ходить от овчарни к овчарне в светлое время дня мои старые друзья не выдержали, пришли. Около огня уже стояли Цветан, Атанас, Ленко, Христо Русков, Никола Величков и еще несколько человек. В это время подошли и Доктор с Любкой – они последними узнали о гостях.

Мне хотелось поподробнее узнать о кремиковской операции.

После третьей Мургашской конференции командование четы «Бойчо Огнянов» вместе с Митре и товарищами из Локорского районного комитета партии приняло решение напасть на Кремиковцы. Оснований для этого было более чем достаточно. Во-первых, Кремиковцы находились всего в пятнадцати километрах от Софии, и эта операция могла дать огромный политический эффект. Во-вторых, в село была эвакуирована швейная мастерская столичной полиции, а все мы очень нуждались в одежде. Там же находился и крупный аптечный склад, наш же Доктор давно мечтал обзавестись хотя бы достаточным количеством йода и ваты.

Кроме того, в Кремиковцах была оборудована военная телефонная станция, она обслуживала регентский совет и правительство. Под монастырем находилось регентское бомбоубежище, которое охранялось специальной ротой численностью более ста пятидесяти человек. Телефонную станцию нужно было во что бы то ни стало разрушить.

Секретарь Локорского районного комитета партии Димитр Тошков – Захарий поставил перед кремиковскими коммунистами задачу подробно изучить обстановку, уточнить местонахождение секретных полицейских постов, выяснить маршруты ночных патрулей.

Обстановка в Кремиковцах была довольно сложная. Телефонная станция охранялась солдатами, им на помощь в любой момент буквально через десять минут могла подоспеть рота, несущая охрану бомбоубежища. Чтобы успешно провести операцию, требовалось серьезно подготовиться к ней и проявить большую смелость и находчивость.

В тот момент в чете «Бойчо Огнянов», готовившейся к операции, насчитывалось около тридцати человек. Провести такую крупную и важную операцию этими силами было невозможно. Поэтому Захарий решил привлечь боевые группы коммунистов и ремсистов в селах Кремиковцы, Локорско, Бакьово, Световрачене и Подгумер.

Партизаны и бойцы боевых групп собрались в местности Тошкова Кошара. Здесь общее командование принял Митре. Он разбил людей на группы, назначил командиров. Операцию решено было провести в ночь на 8 марта. Она посвящалась Международному женскому дню.

Ровно в одиннадцать часов вечера к окраинам села двинулись все партизанские группы. Первой из них предстояло захватить и разрушить телефонную станцию.

Хотя партизаны и передвигались бесшумно, все же собаки учуяли приближение чужих людей и подняли бешеный лай. Разумеется, все село проснулось. Проснулись и охранники на телефонной станции и в общинной управе. Перепуганный часовой, заметив приближающиеся перебежками фигуры, выстрелил.

Партизаны открыли огонь залпами. Через десять минут охранники сдались. В перестрелке был ранен один солдат. Доктор Хариев сделал ему перевязку. Это произвело огромное впечатление на его товарищей – их все время пугали тем, что если они попадут в плен к партизанам, то никто из них не останется в живых.

Вторая группа ворвалась в швейную мастерскую и захватила богатые трофеи – полицейские шинели и куртки.

Санитары взяли из аптечного склада медикаменты, в которых мы так нуждались.

На площади пылали сложенные в кучу налоговые книги.

В половине второго ночи кремиковская операция завершилась. Более двух с половиной часов партизаны были полными хозяевами в селе. Солдаты и полицейские дожидались рассвета, чтобы устроить погоню за ними.

В заранее подготовленных укрытиях партизаны спрятали часть одежды и медикаменты. Члены боевых групп разошлись по своим селам. Подразделение продолжало путь в горы. Преследовать партизан правительство бросило отряд под командованием капитана Горчилова. Отряд состоял из настоящих головорезов, специально обученных ведению борьбы с партизанами, вооруженных автоматами и экипированных так, что можно было спокойно продержаться несколько дней в самых суровых условиях. Встреча с этим отрядом представляла большую опасность.

Командование решило любой ценой избежать боя. Несмотря на то что партизаны захватили в Кремиковцах девять новеньких винтовок, их вооружение не шло ни в какое сравнение с немецкими автоматами и ручными пулеметами, которыми располагали солдаты Горчилова.

Подразделение совершило длительный переход, сбив преследователей со следа. После нескольких дней напрасного лазания по горам жандармы возвратились в Софию.

– А что с шинелями? – спросил Васко, когда мы до конца дослушали рассказ об операции. Он с любопытством осмотрел новые шинели, в которые были одеты почти все стоящие вокруг нас.

– И для тебя найдется одна, – обнадежил его Митре, – только уговор: пусть сначала Лазар расскажет, что нового «наверху».

Новость, что я прибыл сюда, чтобы отвести товарищей на Мургаш, где должна была состояться наша четвертая конференция, уже была им известна. Они узнали об этом от меня сразу же, как только пришли. Поэтому я рассказывал о каменской операции и о безуспешных попытках установить связь с четой «Бачо Киро».

– Как сквозь землю провалились. Ни слуху ни духу от них.

– Не бойся, Лазар, – ответил Митре. – Раз мы ничего не слыхали о них, значит, все живы и здоровы.

Мы не знали тогда, что как раз в это время бачокировцы вместе с бенковцами освобождали город Копривштица.

2

Освобождали – это слово точно характеризует наши операции по захвату сел и городов. Только мы не осмеливались его произносить, потому что приносили свободу всего на несколько часов.

В освобождении Копривштицы участвовали партизаны из четы «Бачо Киро» и отряда имени Георгия Бенковского.

В начале марта правительство сосредоточило значительные военные и полицейские силы в Пирдопе, Панагюриште и Стрелче, чтобы разгромить среднегорских партизан.

Командование отряда имени Георгия Бенковского и четы «Бачо Киро» решило упредить полицию и войска и занять город Копривштица. Разведка донесла, что и городе имеется всего с десяток полицейских, четыре вооруженных сторожа, пятнадцать граждан, мобилизованных выполнять полицейские задачи, и пятьдесят человек из общественной силы, вооруженные новыми винтовками.

В предутренние часы 24 марта семьдесят партизан вошли в Копривштицу. Без единого выстрела они заняли общинную управу, полицейский участок, почту. Оперативное руководство сводного отряда: Иван Врачев – Максим, Стоян Мичев – Иле, Стефан Халачев и Тодор Дачев – расположилось в управлении кмета. Отдельные группы должны были арестовать самых злостных фашистов и запастись продовольствием и оружием.

Город постепенно пробуждался и узнавал: власть в руках партизан.

Старые вольнолюбивые традиции копривштинцев всколыхнулись с новой силой. Городскую площадь заполнили тысячи людей, пришедших послушать партизан. Речь произнес Стефан Халачев.

Революционный трибунал огласил, что приговорены к смертной казни три человека: кмет города Цанко Дебелянов, старый погромщик Иван Рашков, который и поныне продолжает считать себя околийским управителем, и Никола Сыбев, чиновник из реквизиционной комиссии. Последний осужден условно, остальные двое понесут заслуженное наказание.

Ни один голос, ни одна рука из многотысячной толпы на площади не поднялись в защиту двух преступников, осужденных за грязные антинародные дела.

После этого часть партизан отправилась возложить цветы к памятнику погибшим апрелевцам и на могилу поэта Димчо Дебелянова.

Отряд тронулся в путь, захватив с собой приговоренных к смерти.

В своем докладе начальник областной полиции добросовестно сообщал об «убытках, причиненных партизанами в Копривштице».

«Сожжены весь архив общины, налоговые книги, реквизиционные списки, сведения о штрафах, подлежащих сбору, и пр. Разбиты радиоприемник общины, два телефонных аппарата, счетная машина, пишущая машинка. Изъято двадцать тысяч левов из кассы общины, двадцать тысяч на почте и сорок тысяч из Популярного банка.

На почте уничтожены все средства связи: телеграфный аппарат и телефонный коммутатор.

Партизаны забрали из полицейского управления пять винтовок, пять одеял, три пары сапог, две полицейские формы.

Всего из города унесено более пятидесяти винтовок, розданных в свое время членам общественной силы, гражданской охране и сторожам.

По предварительным сведениям, партизаны забрали двести килограммов хлеба, десять килограммов рыбы, двенадцать килограммов сахару и пр.

Часть взятого партизаны оплатили…»

Однако о самом большом ущербе, причиненном фашистским правителям, окружной управитель ничего не написал: народ поверил в то, что дни фашистов сочтены, что подлинная свобода не за горами.

3

К нам прибывало много новых партизан. Я по очереди записывал их в книгу, расспрашивал, откуда они и чем раньше занимались, затем каждому определял обязанности.

Всех нас объединяло чувство жгучей ненависти к фашистским захватчикам, жажда свободы. Мы вместе мерзли, голодали и сражались, над всеми нами одинаково витал призрак смерти. И все-таки какие разные были у нас люди!

В нашей книге я записал имя Стефана Купарова. Родился он в Тырговиште и закончил художественную академию. Смуглый, с пышной шевелюрой, среднего роста, подтянутый и немного замкнутый – таким он был.

Бывало, соберутся партизаны, смеются, разговаривают, поют или спорят, а он стоит в стороне и как-то пристально, изучающе поглядывает на всех. Мне показалось это подозрительным. Однажды я заметил его сидящим в стороне от других, почти скрытого ветвистым буком и что-то пишущего. Писать в отряде было запрещено, и все знали об этом. Не разрешалось писать ни записок, ни писем – ничего, что, попав в руки полиции, могло бы навести на след.

«Нужно как следует отчитать его, – подумал я, подходя к нему. – Так ему всыплю при всех, чтобы и другим наука была».

Услышав мои шаги, он поднял голову и прикрыл рукой лист.

– Ну-ка дай сюда!

По его лицу пробежала тень смущения, а потом он протянул мне толстую тетрадку.

Я открыл тетрадку и увидел… нашего Митре. Он прижался щекой к прикладу – стреляет. Взгляд острый, пронизывающий, полный ненависти.

Я перевернул лист – лагерный костер. Около него спит партизан. Обнял винтовку, оперся головой о ствол…

Все это было мне знакомо. Десятки раз я сам спал так, десятки раз видел своих товарищей спящими у костра. Но на рисунке человек этот был изображен так, что чувствовалось: партизан, даже спящий, в любое мгновение готов к бою.

Я стал дальше листать альбом. Близкие, знакомые картины наших партизанских будней – и в то же время что-то неуловимо новое, поэтическое.

Я снова задержал свой взгляд на одном из рисунков. На поваленном бурей дереве сидит девушка и причесывает волосы. Все пуговицы на ее блузке застегнуты, под ней – упругая девичья грудь. Лицо мечтательное и строгое. У девушки не видно ни пистолета, ни гранат. Единственный партизанский реквизит – ствол винтовки, виднеющийся за деревом.

Я долго не отрывал взгляда от девушки. Затем перевернул еще один лист. На нем была неоконченная картина – партизаны шагают в колонне. Больше в альбоме не было рисунков.

– Очень хорошо! – только и мог я произнести.

– В самом деле тебе это нравится?

– Очень. Ей-богу, это просится в картинные галереи. И когда-нибудь ты напишешь такое полотно, что ему цены не будет…

В наших картинных галереях нет этого полотна. Стефан Купаров не создал его. Он был убит в бою 3 мая 1944 года.

– Здравствуйте.

Знакомое лицо улыбается. Но кто это?

– Не помнишь?

Голос тоже знакомый. И тут я вспомнил. Испанец. Испанец из лагеря с куском дерева в руках…

Я стоял тогда у проволочного забора, отделявшего нашу арестантскую группу от остальных лагерников, и смотрел на закат – потрясающее зрелище, которое можно увидеть только в Беломории. В нескольких шагах от меня остановились двое. Один из них – мой друг по тюрьме в Сливене, а второй – совсем незнакомый. Они не видели меня и продолжали разговаривать.

– Почему ты хочешь изобразить негритянку?

– Потому что Черный континент ведет еще более тяжелую борьбу за свободу, чем мы. И пролетариата там нет, и империалистические державы крепко ухватили народ за горло. Я хочу сделать свою негритянку символом борьбы.

– А все-таки лучше бы нашу, болгарскую девушку.

Тут я не выдержал и вмешался в разговор:

– А я тоже за негритянку.

Мой друг оглянулся, нет ли поблизости полицейского, и подошел к забору. Мы разговорились, и он рассказал, что Димитр Кирков, так звали незнакомого, еще будучи во французском лагере для бойцов интернациональных бригад, сражавшихся в Испании, отослал вырезанную им фигурку в Англию на какой-то конкурс, где она получила премию. А теперь вот хочет работать над негритянкой.

– А материал для фигурки есть?

Кирков протянул мне кусок дерева, который держал в руках:

– Вот.

Главным и единственным орудием труда Киркову служил перочинный ножичек.

– Как закончишь, покажешь?

– Если успею…

Он не показал мне свое произведение, потому что через несколько дней сбежал из лагеря. И вот сейчас этот человек подал мне руку.

– Как тебя сейчас зовут?

– Педро.

Это был второй испанец в нашем отряде.

– Что стало с твоей негритянкой?

– Вырезал. Мне удалось вынести ее из лагеря. Переслал домой.

– Здесь много хорошего мягкого дерева для резьбы, только едва ли у тебя найдется время для этого.

– Да, конечно, – вздохнул Педро. – Но лишь бы живым и невредимым остаться…

Для большой творческой работы в отряде возможностей, разумеется, не было. Но такой человек, как Педро, не мог оставаться простым бойцом. И действительно, Педро был назначен заместителем командира бригады. Но и ему, как и Стефану, не удалось осуществить свою большую мечту скульптора-резчика. И он погиб в бою при Негушево.

Через отряд и бригаду прошли около пятисот человек. Среди них были рабочие и крестьяне, ученики и студенты, инженеры, агрономы и врачи. Сюда приходили люди разных профессий, наделенные разными талантами, – скульпторы, художники, поэты и писатели.

Людей с поэтической душой у нас было много – ведь нельзя быть коммунистом, если не видишь будущее светлым и красивым.

4

На горной турбазе «Владко» собрались около ста человек: все партизаны из четы «Бойчо Огнянов» и четы «Филип Тотю», все партийные и ремсистские активисты, штаб отряда. Был здесь и Янко. Не хватало только партизан четы «Бачо Киро» во главе со Стефаном Халачевым.

Наша четвертая Мургашская конференция, по существу, решала такие же вопросы, как и третья, но сейчас планы действий уточнялись не на месяцы вперед, а на ближайшие дни и недели.

Было решено, что мобилизация в партизаны и формирование бригады должны завершиться к 25 апреля – к этому сроку предусматривалось собрать всех старых и новых партизан.

Мобилизацию намечалось провести с помощью повесток, которые будет распространять штаб отряда. Подготовку к мобилизации надлежало закончить к 15 апреля.

Согласно нашим планам намечалось призвать сотни людей без оружия и боевого опыта. Полиция уже была осведомлена об этом, и нам в любом случае нужно было упредить ее действия.

Первая задача заключалась в том, чтобы обеспечить безопасность новых партизан. Они приходили в партизанский район и в Софию из разных сел. Требовалось подготовить два мобилизационных лагеря за пределами районов наших активных действий. После долгих раздумий мы решили первый лагерь устроить в Стара-Планине, западнее реки Искыр. Густой буковый лес у вершины Харамлиец в Средна-Горе был выбран для второго лагеря.

Оба лагеря должны были отвечать необходимым требованиям, таким, как наличие отличной маскировки, труднодоступность, удобства для организации обучения, обороны и охраны. Полиция легко могла узнать о прибытии новых людей в эти места, и, в случае если она вздумает проследить за ними, следовало встретить ее метким партизанским огнем. Поэтому все старые партизаны были разбиты на две группы для охраны лагерей.