Текст книги "Мургаш"

Автор книги: Елена Джурова

Соавторы: Добри Джуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

Позднее, будучи партизанами, мы несколько раз навещали старика, снова ели его черствый хлеб и пили молоко, но он так и не понял, кто были случайные его гости.

На седьмой день вечером, лежа возле костра, мы с Тоне решили, что пора возвращаться в Софию.

– Правда ведь, эти наши горы словно созданы для гайдуков?

– Да.

Тоне задумался.

– Много воевод знает Мургаш. Среди них была и Рада-воевода. Из своего ружья она сбивала сокола в небе, и турки боялись ночью ходить по этим горным тропам, так как никто не знал, где его настигнет гайдучья пуля…

Я закрыл глаза. После утомительного дня мне было не до разговоров. Да и сон одолевал. Тоне подумал, что я сплю, и, присев возле огня и обхватив колени руками, тихонько запел какую-то старую, очень старую песню. Я заслушался, и вот на моих ногах появились гайдучьи онучи, в руках – меткое кремневое ружье, а у пояса – острая сабля. Тут воевода вдруг вскочил на большой камень возле нас, развернул знамя, и в тишине зазвучал его голос:

– Вставай, Добри!..

Я открыл глаза и поднялся на локтях. Надо мной склонился улыбающийся Тоне:

– Пора в дорогу!

Солнечные лучи стрелами пронзили небо. Дед Цветан выгонял из загона свою отару.

9

1 июня 1942 года. Девять часов вечера. Мы вдвоем с Тоне сидим в комнате у Петко. Тетка Райна суетится вокруг нас, все время то выходит из комнаты, то возвращается и в десятый раз спрашивает:

– Закусить не хотите?

– Нет, тетя Райна. Теперь после твоего угощения трое суток будем сыты.

Сунув руки под фартук, она вздыхает:

– Ох, ребятки…

Снова осматриваем оружие. Когда ходили на разведку, у нас были только дамский пистолетик и две гранаты. Теперь же к этому прибавились маузер, парабеллум и охотничьи ножи. Для начала совсем неплохо. Имея три пистолета, сто двадцать патронов и четыре гранаты, можно вступить в бой с полицией.

С сегодняшнего вечера мы партизаны – Тоне, Иван и я. С сегодняшнего вечера мы должны забыть, как нас называли жены и друзья, и стать: Тоне – Цветаном, Иван – Митре, а я – Лазаром. Даже когда мы одни.

Слышатся чьи-то шаги. Входит Иван. Нет, теперь не Иван, а Митре. Он в шароварах и куртке, за спиной ранец, в карманах оружие.

– Добрый вечер.

– Добрый вечер, Митре.

– Пошли.

– Погоди, сначала присядем на дорожку, – предложил Цветан.

Мы все садимся. И бай Петко и тетка Райна. Молчим. Таков обычай. Затем поднимаемся и выходим из дому.

Несколько шагов – и мы растворяемся в темноте. Идем полем один за другим. За спиной остается родной город, близкие сердцу люди, все наше прошлое. Но теперь не время об этом думать, у нас другие заботы. Мы идем. У моего пояса висит пистолет, принесенный Леной. Одежда тоже сшита Леной. Я шагаю, и мне кажется, что рядом идет она, моя Лена. Поле ровное, и мы идем с ней в ногу.

Сейчас бы запеть. Но партизанская дисциплина заставляет идти бесшумно. И я про себя пою старую советскую партизанскую песню:

 
По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперед,
Чтобы с боем взять Приморье,
Белой армии оплот.
 

В путь мы пошли втроем. Станем ли мы когда-нибудь дивизией, нашей, болгарской красной дивизией? Была ночь 2 июня 1942 года.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Гуськом в темноте шагаем втроем – Цветан, Митре и я. За спиной затихший город. Над головами низкие тучи. Цветан на миг останавливается:

– Будет дождь.

С внезапно налетевшим ветром падают первые капли. Крупные, тяжелые, они быстро превращаются в струйки, бьющие в глаза, заползающие за воротник, прекращающие землю в грязь. Неожиданно дождь и ветер утихли. До рассвета остается недолго.

Сегодня 2 июня, день чествования Ботева и наш первый партизанский день. Намокшие и измученные, мы спешим к небольшой сосновой рощице возле монастыря Святой Марии. Там находим лощинку, где можно укрыться от чужих взоров, расстилаем мокрую одежду, чтобы подсушить на солнце, и молча смотрим на Софию. Митре не из разговорчивых, и поэтому мы удивленно поворачиваемся к нему, когда он начинает:

– Здесь когда-то воевал Чавдар-воевода… У него была большая дружина, к нему шли тысячи крестьян, когда он их звал. Он осаждал Софию, и только спешно прибывшие из Пловдива подкрепления турок смогли остановить его наступление. А какой он был стрелок – попадал ястребу в глаз!..

– Мы тоже в один прекрасный день поведем осаду Софии, – произносит Цветан. Голос его тих и спокоен, и, может быть, поэтому мы ему верим. А ведь нас пока только трое.

2

В те дни мы еще не были настоящим партизанским отрядом. Создать такой отряд в районе Софии – в этом и состояла наша задача. Отряд у самой столицы! И это в то время, когда немецкие войска молниеносно двигались на восток – к Волге, к Кавказу, в то время, когда наша буржуазия объявила, что болгарские национальные идеалы достигнуты, в то время, когда люди по карточкам получали триста граммов хлеба в день и черный рынок был главным источником снабжения продуктами!

Создать отряд у Софии – значит бросить вызов всем властям, в распоряжении которых армия с танками и самолетами и полиция, значит, вдохнуть веру и надежду в сердца рабочих фабрик «Тонет» и «Беров», молодежи из Подуяне и Княжево, всех жителей столицы, всего болгарского народа. Отряд рядом с Софией!

До выступления в горы мы разрешили проблему связи с городом. Ведь связные должны были стать для нас ушами и глазами, через них мы могли получать указания партийного руководства, наладить снабжение отряда продуктами и оружием. Для этой работы требовались надежные, верные люди, на которых можно положиться.

Еще в квартире Петко мы обдумали все.

– Связной может стать Иванка, – предложил Митре. – Вы ее знаете и сами решите, справится ли она.

Митре советовал сделать связной свою жену. И мы знали, что она выдержит любое испытание.

– Нужны еще двое, – сказал Тоне.

– Можно еще Теферича. И Нанко…

Теферич – брат Лены. А Нанко – текстильщик, член партии. Он работал на одной фабрике с Леной и в нашем доме был принят как брат.

Таковы были перспективы нашей партизанской борьбы летом 1942 года. Против каждого партизана власти могут бросить тысячи солдат и полицейских. Нашими связными и курьерами были жены и братья, самые близкие и верные друзья и товарищи. Ятаками тоже были родственники, приятели и товарищи. Вооружением служили пистолеты, которые иногда давали осечку, гранаты, которые часто не взрывались.

Нашей силой была вера. Раз партия сказала, что надо образовать отряд вблизи Софии, значит, мы его создадим. Раз партия говорит, что когда-нибудь мы осадим Софию, что разгромим мощную фашистскую державу, значит, сделаем это – вопреки всем трудностям и невзирая на жертвы.

3

В сосновом леске мы пробыли столько, сколько было нужно, чтобы высушить одежду. Оттуда как на ладони виднелось ровное Софийское поле, столица, где жили наши близкие и друзья, а впереди поднимались три здания монастыря Святой Марии – помещение для монахинь, монастырская кухня и церковь. Мы еще раньше, будучи на разведке, подружились с монахинями, и, когда заходили в монастырь, они нас угощали плодами из своего чудесного сада. Неподалеку извивалась никогда не пересыхающая речушка Сперла, к небу тянулась вершина Готен.

После обеда мы начали подниматься выше в горы и вскоре оказались в вековой дубраве. Хотя мы и разведали эти места раньше, все же теперь часто останавливались и осматривались, чтобы не потерять направление. Путь наш лежал к вершине легендарного Мургаша.

Вечер застал нас у подножия этой горы, и здесь мы остановились, так как снова пошел дождь. У нас было два полотнища, из которых мы соорудили палатку. Дождь шел тихий, усыпляющий, и вскоре все погрузились в сон. Проснувшись наутро, увидели, что гора покрыта густым туманом, и нам пришлось подождать, пока ветер разгонит его. Только к полудню горизонт расчистился, и мы тронулись в путь.

На вершине нас встретил сильный ветер и ярко сиявшее солнце. Перед нами открывался чудесный вид: складки горных хребтов, поросших дремучим лесом, приютившиеся на пологих склонах городишки и села – Софийское поле, Ботевград, Пирдоп, и далеко на востоке вырисовывался силуэт Етропольского хребта.

– Вот они, наши владения, – сказал Цветан.

– Партизанская республика, – поправил его Митре.

Позднее наша республика охватывала Софийскую сельскую околию, доходившую до пригорода столицы – Подуяне, и околии Новоселскую, Ботевградскую, Пирдопскую и Етропольскую.

На «нашей» территории кроме гор и оврагов были три большие котловины – Софийская, Ботевградская и Пирдопская, которые можно было пройти из конца в конец за одну ночь. А это уже было для нас, партизан, большим преимуществом.

4

Еще до того как Митре выслали в Крсто Поле, он связался с двумя товарищами из своего родного села Ботунец – лесниками Рашо и Пешо и с ними обошел весь горный массив в поисках удобного места для партизанских баз.

Никто ему такой задачи не ставил, но человек он был военный и по привычке осматривался, прикидывая, где можно вырыть землянку, где устроить засаду. Лесники были его друзьями с детских лет, он их сделал ремсистами, а затем и коммунистами, и все трое верили друг в друга.

На третий вечер после нашего прибытия в горы Митре предложил пойти в Ботунец. Продукты, взятые в Софии, были на исходе, и найти людей, которые бы согласились помочь, было нашей главной задачей. Поэтому мы с Цветаном приняли предложение Митре без возражений.

Вечером, когда в селе все затихло, мы трое пробрались через задний двор и вошли в домик, где жили мать Митре и его брат Весо с женой.

Иван без стука открыл дверь, впустил сначала нас с Цветаном, а затем тихонько, закрыв за собой дверь, поздоровался:

– Добрый вечер!

Хозяева в изумлении поднялись с мест. Все знали, что Иван в лагере, а тут вдруг входит в дом, да еще не один, а с двумя незнакомцами. Первой пришла в себя мать:

– Добро пожаловать!

Затем вышел из-за стола Весо и подал руку:

– Доброго здоровья!

Мы сели за стол, и Митре распорядился:

– Какая есть еда, ставьте на стол.

– Сейчас, сейчас, – вскочила молодуха и быстро поставила перед нами миски.

Пока мы ели, Митре расспрашивал об одном, о другом из поселян и незаметно дошел до лесника Рашо.

– В тюрьме он, – равнодушно ответил Весо. – Убил одного из Бухова.

– Из-за порубки?

– Да.

– А его выпустят?

– Люди говорят, дней через десять – пятнадцать выйдет.

– А другой лесник, Пешо, где?

– В горах. Буховчане поклялись и ему всадить пулю в лоб.

Порасспросив о других жителях, чтобы не показать, что нас интересуют только лесники. Митре сказал родным:

– С этими товарищами я бежал из лагеря. Если поймает полиция – конец. Нам нужны одежда и главное – продукты. С тобой, Весо, мы будем иногда встречаться. Когда и как – узнаешь после. Только никому ни слова! Поймают нас – веревка обеспечена, да и вас не помилуют. А теперь давайте посмотрим, чем бы наполнить нам ранцы.

Мать Митре принесла кукурузной муки, сала, соли. Мы сложили продукты в ранцы и на рассвете были уже под Мургашем.

В первое же воскресенье после выхода в горы мы должны были встретиться в районе реки Елешница со связным Нанко. Ему было поручено принести продукты и собрать необходимую информацию. Рано утром отправились в назначенное место. Просидели до сумерек, а Нанко так и не дождались. После выяснилось, что и он ждал нас целый день, только в другом месте.

Что бы нас ни ждало – бои с полицией, голод и жажда, – связь с партией всегда должна быть регулярной и надежной. Поэтому в тот же вечер мы решили, что одни из нас пойдет в Софию и разыщет пропавших связных. Выполнить это задание поручили мне.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Пришел Добри. Побыл со мной десяток минут – и дом тетки Марии, куда я переселилась, снова опустел.

Он жив, здоров, лицо у него загорелое, голос стая строже, озабоченнее, а руки остались такими же сильными и ласковыми, как и раньше.

«Береги себя, Лена!»

А ты? Кто тебя будет беречь ночами в горах, когда из-за каждого кусточка, за каждым углом может подстеречь пуля?

Промелькнул и исчез. Лучше бы и не приходил вовсе! И только радует, что он просил меня им помогать: искать оружие, собирать продукты, подыскивать надежное убежище тем, кто станет приходить с гор.

2

Тра-ах, тра-ах, тра-а-ах!

Три выстрела из карабина заставили нас тотчас же броситься на землю и осмотреться. Через минуту Митре приподнялся:

– Это не в нас стреляют.

Выстрелы были сделаны самое меньшее в километре, а с такого расстояния, да еще в лесу, стрелять по человеку бессмысленно.

– Может, охотник какой.

Охотник или нет, но надо быть настороже, и мы, вынув пистолеты, пошли цепью вперед.

Днем раньше я вернулся из Софии, где восстановил связь с нашими курьерами, а сейчас мы искали лесника Пешо, который, по словам Весо, брата Митре, бродил в этих местах. Немного спустя заметили человека с ружьем, спускавшегося вниз по склону, перебежками от дерева к дереву. Митре долго всматривался в него.

– Это Пешо! Я пойду ему навстречу. Цветан пойдет за мной, а Лазар прикроет нас сзади.

Когда расстояние между нами и человеком сократилось до сотни шагов, он заметил нас и щелкнул затвором. Митре вышел на тропинку и замахал левой рукой. В правой он сжимал пистолет. Это заставило лесника припасть на колено и поднять ружье для стрельбы.

– Пешо-о-о!

– Вы кто?

– Я Иван.

Пешо забросил карабин за спину и побежал к Митре навстречу. Они обнялись.

Пешо поздоровался с нами, не спрашивая, кто мы, и все вчетвером уселись на скрытой от постороннего глаза поляне.

– Кто стрелял? – спросил Цветан, закуривая.

Пешо почесал за ухом и зло прищурился:

– Буховский пастух.

– В кого?

– В меня.

Оказалось, что старая вражда между селами Ботунец и Бухово продолжается. В их споре власти участия не принимали. Если бы буховский пастух убил Пешо, наверное, с неделю искали бы убийцу и так и не нашли, хотя оба села знали, кто он.

Мы бы еще обсуждали эту тему, если бы Митре не спросил:

– Какая-нибудь еда у тебя есть?

Пешо вывалил все из своей сумки на землю. Пока закусывали, Митре рассказал Пешо, в каком мы положении, и закончил словами:

– Ты и Рашо – наши люди в Ботунце. Мы ждем от вас продуктов, оружия, а самое главное – сведений о полиции и воинских частях. Вы нас предупредите об их приходе. О нас же никому ни слова, даже моему брату…

– Я думаю, – прервал его Пешо, – что надо рассказать еще одному человеку – Венко Деневу, кассиру кооператива. Он может помочь продуктами, теми, что выдаются по карточкам. И вообще он парень хороший. Секретарь молодежной организации, и ребята его слушают.

– Хорошо, расскажи, – согласился Митре, – но только ему одному.

Мы договорились, что на следующее утро Пешо придет на встречу с полным ранцем. Как пароль выбрали слово «Мурджо». Лесник возьмет с собой собаку и время от времени будет ее звать: «Мурджо, Мурджо, держи!»

До самого конца нашего пребывания в партизанах Пешо, Рашо и Венко были нашими постоянными и верными помощниками. Сколько хлеба и муки, картошки и смальца принесли они нам! В каком тяжелом положении они подчас оказывались!

2 мая 1944 года полиция и воинские части блокировали село Ботунец, и начались массовые аресты. Первым арестовали Венко. После долгих побоев в полиции он сказал, что Пешо и Рашо часто покупали в кооперативе сигареты.

– Для партизан? – подсказал шпик, который вол следствие.

– Возможно, – ответил Венко.

– Пиши, – повернулся сыщик к писарю: – «Лесники Пешо и Рашо все время покупали сигареты для партизан…»

В тот же вечер оба лесника были арестованы. Однако полиция допустила ошибку – их посадили в подвал, где находился Венко. Тот улучил момент, чтобы подойти к новым арестантам, и рассказал им о своих показаниях. Пешо и Рашо нахмурились.

– Если нам устроят очную ставку, отрицать все, – решили они.

Ночью их повели на допрос. Долго били, заставляя признаться, но они упорно твердили:

– Ничего не знаем.

Устроили очную ставку. Привели Венко.

– Ты их знаешь?

Он пожал плечами:

– Мы же из одного села.

– Скажи, покупали они у тебя сигареты?

– Курят оба, как же им не покупать.

– Но ведь ты признал, что покупали для партизан?

Венко поднял глаза, спокойно посмотрел на полицейских и сказал:

– Это вы так решили. А я ничего такого не говорил.

Пешо и Рашо отстегали плеткой и отпустили. А Венко и еще двух товарищей расстреляли для устрашения жителей.

3

Продуктов, которые мы получали от Пешо и от связных из Софии, хватало на несколько дней. Но пока нас было только трое, а ведь мы ушли в горы, чтобы создать целый отряд.

Еще при первой встрече Пешо показал, где расположены картофельные поля буховчан и ботунчан. Ночью мы спускались в поле и как кроты выискивали и выкапывали клубни картофеля. Брали по одной или две картофелины с каждой плети, а остальное снова закапывали. Никто не должен был догадаться, что здесь побывали люди. А клубни были тогда еще мелкие, как орехи. И все же каждую ночь мы наполняли по целой сумке. Запасы картошки, капусты и моркови, лука и репы, свеклы и тыквы складывали возле нашей базы в горах. Ночью же пробирались к сложенным на поле снопам, расстилали возле них полотнище и палкой осторожно вымолачивали из колосьев понемногу зерна. Переходя от одного снопа к другому, мы возвращались к себе в горы с сумкой, до половины наполненной житом. По дороге жевали твердые зерна, а на базе устраивали настоящий пир из вареного жита.

Часто случалось так, что мы расставались и по нескольку суток не видели один другого. Надо было связываться с партийными и ремсистскими организациями в селах, а где их не было, создавать и находить связных.

Раз в неделю встречались мы и с нашими софийскими связными. В их ранцах всегда было немного еды, по паре новых чулок, по пачке патронов, последние номера газеты «Работническо дело», партийные прокламации.

В первую очередь мы ждали сообщений ТАСС: после тяжелых и упорных оборонительных боев наши войска оставили город… противник понес большие потери в живой силе и технике… мы уничтожили столько-то танков, столько-то самолетов… гитлеровцы потеряли столько-то убитыми и ранеными…

Нас весьма интересовали сообщения о действиях многочисленных партизанских отрядов на оккупированной фашистами территории. Их становилось все больше и больше. Росло число диверсий на железных дорогах, партизаны уничтожали оккупантов.

В июле на нашу встречу с Нанко и Иванкой Боневой пришел еще один человек. Скрывшись от полиции, он нашел Иванку, и товарищи решили отправить его к нам, не сказав при этом, куда. И вот, обнимая нас, он непрестанно повторял:

– Ну и ну! Как это, черт побери, мне не пришло в голову, что это я к вам иду? – Потом с укоризной обратился к Иванке: – Почему же ты мне не сказала, к кому ведешь?

А она улыбалась и кивала головой на Цветана:

– Командир не разрешает.

– Запомни, я теперь не Тоне, а Цветан, – сказал наш командир улыбаясь. – А это – Митре, а это – Лазар. Тебя мы будем звать бай Стояном.

Так Стоян Хаджипенчев стал четвертым членом нашего отряда.

4

Во время летнего отпуска в 1941 году я как-то показал Лене серебряную монетку:

– Если к тебе придет человек и покажет эту монетку, знай: его послал я.

Вскоре после того как я вернулся из Беломория, призвали новобранцев. Молодые солдаты до принятия присяги были размещены в Сливнице, и командир прислал группу унтер-офицеров для их обучения, в том числе и Бочо Атанасова.

Еще в Софии я договорился с членами военной организации, что если к новобранцам будет послан кто-нибудь из наших товарищей, то я свяжу его с ними. Связной будет Лена. Перед отъездом Бочо нашел Лену, она устроила ему встречу с Пешо Майной, а тот связал его с товарищем из военной организации. На последней встрече этот товарищ сообщил ему пароль: «Привет от матери. Она тебе посылает эти конфеты». И отзыв: «Спасибо. А конфеты, видно, вкусные». Бочо отправился в Сливницу, и вскоре к нему пришел человек с конфетами.

В середине декабря нас демобилизовали, и я отправился в Сливницу сдать обмундирование и оружие. Там встретил Бочо, который рассказал мне, что среди новобранцев уже образованы партийные и ремсистские группы.

И вот теперь Стоян Хаджипенчев принес нам тревожную весть: в полковой организации провал.

Однажды вечером, придя домой, он нашел в ящике повестку о явке в пятый полицейский участок. Особых дел за ним не числилось, и он решил узнать, зачем его вызывают. Явиться нужно было в восемь тридцать, но пришел он раньше и уже в половине седьмого был у дежурного.

– Господин старший, я получил повестку.

Полицейский взял бумажку и долго вертел ее перед близорукими глазами:

– Ага, вспомнил. Разбойничеством занимаетесь вы в полку в Сливнице. Вот отправим тебя куда надо, там разберутся.

Бай Стояну вдруг все стало ясно. Разбойничеством он, конечно, не занимался, а раз его собираются отправлять «куда надо» под стражей, значит, в организации провал.

– Да какое же это разбойничество! – притворно возмутился бай Стоян. – Не сдал казенные шаровары! Забыл! Дал их старухе постирать, да так и остались у меня. Вот дурак! А теперь столько шуму будет из-за этого пустяка!

– Государственное имущество не пустяки, парень, – нахмурился полицейский. – Если каждый солдат будет брать брюки или куртку и забывать их сдавать вовремя, что станет с армией?

– Вы правы, господин полицейский.

– Сиди и жди.

Сел бай Стоян на стул, угостил полицейского сигаретой и вдруг предложил:

– Господин начальник, а не сбегать ли мне домой за брюками? Сразу же все и выяснится, как только я покажу их тут. Без лишних хлопот.

– А не удерешь?

– Ну что вы! Мы же не дети, чтобы в прятки играть.

– Тогда беги, и чтобы через полчаса был здесь.

– Раньше, господин полицейский. Мигом обернусь…

И вот Стоян у нас.

Через несколько дней мы узнали, что задержаны и отправлены в Сливницу Бочо Атанасов, Георгий Ковачки, Иван Соколов, Иван Цачев, Борис Шаренволов и несколько молодых солдат.

Наш отряд собрался на заседание. Мы с бай Стояном хорошо знали расположение казарм в Сливнице. Арестантское помещение находилось в конце двора, у подножия холма Козяк. Четверо вооруженных мужчин могли напасть, обезоружить стражу и освободить арестованных. Ясно, риск был не малый, но опасность, нависшая над нашими товарищами, была настолько велика, что стоило рискнуть. За нелегальную деятельность в армии суд обычно выносил смертный приговор.

Конечно, сами мы не могли ничего сделать. Надо сначала все разведать, а в этом могла помочь только сливницкая партийная организация.

На следующий же день мы поставили вопрос о связи со сливницкими товарищами, чтобы они подробно выяснили положение.

Оставалось ждать. Прошла неделя, другая, а ответа все не было. Верно, дело это нелегкое, но ждать бесконечно тоже нельзя. Мы уже хотели сами заняться разведкой, когда пришло сообщение: «Арестованных отправили в софийскую гарнизонную тюрьму».

А вместе с этим пришло и другое сообщение: «Провалов больше нет. Иван Соколов освобожден».