Текст книги "Ее дикие звери (ЛП)"
Автор книги: Э. П. Бали
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)
Глава 6
Аурелия
Первым возвращается слух и осознание, что я нахожусь в какой-то больнице, лежу на узкой кровати. Со стоном открываю глаза и понимаю, что, должно быть, потеряла сознание в грузовике. Горло словно наждачная бумага, каждая косточка в теле горит огнем, и даже глаза режет от яркого белого света над головой.
Полагаю, так и происходит, когда обсидиановые цепи заставляют твои кости насильно сдвигаться. Добавьте сюда мое истощение, так что мне совсем плохо.
Надо мной горят галогенные лампы, в нос бьет запах дезинфицирующего средства для рук, и постоянно раздается звуковой сигнал приборов наблюдения. Я нахожусь в кабинке, отгороженной синими пластиковыми занавесками, и на тыльной стороне ладони стоит капельница. Я пытаюсь сесть и тут же понимаю, что мои руки прикованы наручниками к бортикам кровати по обе стороны от меня.
Бросив быстрый взгляд за занавески, я вижу двух вооруженных охранников, одетых во все черное, в комплекте с каской, балаклавой и пластиковыми очками. Честно говоря, они больше похожи на военных, чем на надзирателей, полагаю, для того, чтобы запугать нас.
С радостью поделюсь впечатлением, – это чертовски хорошо работает.
Морщась, я снова опускаю голову, и моя анима обыскивает окрестности в поисках моих суженых. Я поднимаю свой самый важный щит, сантиметр за сантиметром, и говорю ей, чтобы она, черт возьми, успокоилась. Они будут где-то здесь, я уверена в этом.
На правой руке висит «колокольчик» вызова медперсонала, и я, прищурившись, смотрю на зеленую кнопку, прежде чем нажать ее. К какофонии звуков в отдалении добавляется новый низкий звуковой сигнал.
Я жду около пяти минут, прежде чем миниатюрная леди с выбившимися из пучка каштановыми прядями спешит в мою кабинку, с энтузиазмом натирая руки дезинфицирующим средством.
– Привет, Аурелия, – говорит она, одаривая меня радостной улыбкой. – Я Хоуп, старшая медсестра. Как ты себя чувствуешь?
– Э-э, болезненно, я полагаю, – я быстро осматриваю свое тело и отмечаю, что не чувствую особой боли, которая указывала бы на серьезную травму. И тут я замечаю, что на меня надели розовый хлопчатобумажный больничный халат и пластиковую ленту с моим именем для удостоверения личности. Я съеживаюсь, пытаясь понять, сколько людей видели меня голой по дороге сюда.
– Хорошо. Что ж, я здесь, чтобы убедиться, что ты в хорошей форме, прежде чем начать процесс зачисления…
Несколькими кабинками дальше возникает суматоха, и за мгновение до громкого сердитого рева срабатывает сигнализация. Ноги в тяжелых ботинках проносятся мимо нас в том направлении.
– Похоже, не все счастливы находиться здесь, – Хоуп машет рукой, посмеиваясь, и я решаю, что она мне нравится. – Как только пакет жидкости закончится, мы сможем все это убрать. Похоже, ты совсем не ела и не пила последние несколько дней? Ты сильно обезвожена, и магия на нуле.
К лицу приливает кровь. Я подумываю солгать, но у меня уже несколько дней не было нормального человеческого общения, и мне кажется, что я могу рассказать ей правду.
– Я… я убегала, – признаюсь я. – У меня не было времени ни на что, кроме… бега. То есть, полета.
Она издает неодобрительный звук, заглядывая в планшет.
– С тобой уже случалось такое раньше?
Что-то внутри меня злится на то, что мне задают подобный вопрос. Я не преступница и не какой-нибудь дикий, бунтующий подросток. Но мой голос мягок, когда я отвечаю.
– Нет. Это было впервые.
Но не в последний раз. Как только я смогу выбраться отсюда, я снова улечу. Мне просто нужно найти способ. Я смогу это сделать. Я знаю, что смогу.
Она кивает.
– Есть какие-нибудь проблемы в поведении, о которых нам нужно знать? Твое уголовное прошлое чистое, но записи семейного врача заканчиваются в возрасте тринадцати лет. Тебе только что исполнилось двадцать, это семь лет отсутствия записей.
Значит, она знает, чья я дочь. Или, по крайней мере, когда-то была.
– Да, последние несколько лет мне не нужно было обращаться к врачу, – потому что я изгнана из своего Двора и должна была заниматься самоисцелением от незначительных недугов. Оставшись в тринадцать лет одна и научившись готовить, я пару раз получала пищевые отравления и простуды, но ничего хуже этого не случалось.
Она задает мне еще несколько вопросов о моем здоровье, из которых особо нечего отметить, кроме того, что у меня болезненные и нерегулярные месячные и что в настоящее время я не веду сексуально активную жизнь (на что моя анима драматично ворчит). Хоуп сообщает мне, что у меня взяли кровь, образцы волос и мазок изо рта, пока я была в отключке. Я чувствую себя немного не в своей тарелке из-за этого, но, очевидно, у людей, обвиняемых в тяжких преступлениях, нет выбора. Список вопросов весьма обширен, и мне неприятно вести такой открытый разговор с посторонним человеком.
– Я заметила у тебя довольно агрессивные отпечатки клыков на левой стороне шеи.
Все мое тело коченеет, когда я понимаю, что укус кобры, который оставил на мне отец две недели назад, до сих пор не зажил – не потому, что я не могла его вылечить, а потому, что я намеренно оставила его там, чтобы напомнить себе, почему мне нужно было выбираться ко всем чертям из своего положения. Почему я не могла просто сдаться. До сих пор мои щиты прикрывали шрам, но, похоже, моя истощенная магия оголила его.
– Ничего особенного.
Хоуп бросает на меня взгляд.
– На тебя напали?
– Нет.
Да. Твою мать, да. Меня прижали к стене и тому подобное. И все потому, что я сказала своему отцу, что теперь, как совершеннолетняя, я больше не в его власти. Он, конечно, исправил это недоразумение.
Хоуп, кажется, понимает, что больше ничего от меня не добьется, и пытается подойти с другой стороны.
– У тебя есть брачная группа?
Претендующий укус партнера мог бы объяснить метку. Увы, я никому не принадлежу и никогда не буду.
– Нет, – лгу я.
– Что тебе открыло пророчество феникса?
Обычно считается невежливым спрашивать, но я полагаю, что в этом заведении все ставки отменяются.
– Хм, еще три орла.
Она ласково улыбается мне, как будто я девушка с дружелюбной, милой брачной группой орлов, ожидающих меня где-то в пространстве.
– Некоторые анимы находят здесь свои брачные группы, Лия. Ты могла бы быть одной из счастливиц, – я слабо и фальшиво смеюсь, делая вид, что полна надежды, как сделала бы нормальная девушка, которая не убегает от своих суженых. – Но ты ведь не присягала Двору Крыльев, Лия?
Я избегала этого семь лет. По закону мне нужно было присягнуть Двору. Поскольку я была орлицей, как и моя мать при жизни, в период полового созревания я должна была перейти из Змеиного Двора во Двор Крыльев. Жар снова заливает мое лицо, и я качаю головой.
– Я… я была… – я прикусываю губу. – Простите. Я не знаю, что на это сказать.
Черт, я самая большая идиотка на планете. Мне давно следовало придумать историю на такой случай. Что-нибудь получше, чем «Ах да, насчет этого. Мой отец семь лет держал меня в обшарпанном бунгало и запрещал покидать его, если только у него не было для меня секретной работы, где я таскалась невидимая по бойцовским рингам и незаконным Дворовым побоищам, исцеляя раненых, и никто никогда не догадывался, что это я носилась туда-сюда, а не страшная, могущественная магия Короля Змей».
Но Хоуп ни о чем таком не подозревает, потому что она добрая женщина и похлопывает меня по бедру.
– Мы справедливый Двор и будем рады принять тебя. Особенно учитывая твои оценки на курсе целительства, который ты закончила в прошлом году.
Я что-то бормочу в ответ, потому что мне действительно нравится исцелять. Это моя вторичная сила, которая сама по себе редка, но она служит хорошим прикрытием для моих настоящих защитных способностей.
Хоуп заполняет анкету и находит мне одежду. И когда я говорю «одежда», я имею в виду последний писк тюремной моды прямо с подиумов старушки Блэквотер. Оранжевый комбинезон пахнет так, словно пролежал на дне коробки много лет. Большинство девушек, должно быть, достаточно умны, чтобы прийти в своей одежде. Охранникам приходится снять с меня наручники, чтобы я могла одеться, но они снова их надевают, как только я отдергиваю занавеску.
Добрая медсестра дает мне зип-пакет, куда кладет обезболивающее, средство от глистов, специальный шампунь, потому что, очевидно, проведя неделю в кустах, я теперь могу завести вшей и птичьих клещей, и большую пригоршню презервативов. Когда я поднимаю брови, она мрачно кивает.
– Мы раздаем их здесь бесплатно.
Наш вид известен своими беспорядочными связями, и, естественно, при междворовых отношениях все может быстро, мягко говоря, стать беспорядочным. Забеременеть можно, только выполнив ритуал размножения, так что это не проблема, но это не останавливает распространение ЗППП.
Они делают красивый снимок на фоне шкалы роста на стене возле моей кабинки, и через несколько минут мне выдают удостоверение личности с моим именем и надписью «Анима-орел», прикрепленное к розовому шнурку с надписью «Риск полета» большими черными буквами.
Они меня уже раскусили.
– Ознакомление начинается завтра, – говорит Хоуп, выводя нас из моей кабинки в пустую зону ожидания, где стоит еще один массивный охранник в черном с головы до ног и с винтовкой. – И Аурелия?
Я крепко сжимаю свой пакет на молнии, настороженная внезапной переменой в ее тоне.
Хоуп хмуро смотрит на меня.
– Мы усилим охрану в течение первого месяца, но… это может быть опасным местом для молодой женщины, особенно такой милой, как ты. Не, и я повторяю, не ослабляй бдительность. Держись поближе к другим анима.
Хоуп оставляет меня в приемной размышлять о тяжелой судьбе в неволе и птичьих клещах. Надзиратель просто стоит там, повернувшись ко мне боком, и покорно смотрит в стену.
Охренеть. Хоуп не только назвала меня «милой молодой женщиной», но и помочь пытается. Чувство тепла разливается в груди. Я провела семь лет в изгнании, и прошло так много времени с тех пор, как взрослый человек действительно пытался помочь мне бескорыстно. Единственным добрым человеком в моей жизни был дядя Бен, который сказал мне бежать, когда начался пожар в поместье Полупернатого.
Быть на виду в месте с таким количеством зверей заставит меня пересмотреть многие установки. Моя кожа покрывается мурашками, и я ловлю себя на том, что потираю руку носом, словно это все еще клюв, которым я могу поскрести.
Черт бы меня побрал, должно быть, я все-таки немного одичала. Долгое пребывание в измененной форме оказывает неприятный эффект, когда вы возвращаетесь в свое человеческое тело, и вы склонны забывать человеческие нормы поведения. Некоторые звери заходят так далеко, что становятся бешеными и даже полностью забывают, как говорить. Что может быть еще хуже? Некоторые звери, которых мы называем «измененными», остаются в своей звериной форме навсегда. Вернуть человека из такого состояния практически невозможно. Но именно это, как утверждает Лайл Пардалия, он делает в этой самой школе. Его прославляют как своего рода гениального спасителя.
Что касается меня? До сих пор во мне не было ни капли дикости. И это был настоящий момент падения в бездну. Падение, которое привело меня сюда, в эту школу-тюрьму, где полно тех самых мужчин, которых я изо всех сил старалась избегать. А что, если двое других суженых, которых я еще не встретила, тоже здесь? Это будет конец игры. Брачные группы предопределены судьбой, и именно судьба сводит нас вместе в случайные моменты.
Но я могу защитить себя. Я занимаюсь этим годами. Физраствор, который влила в меня Хоуп, уже помогает мне восстановить силы. Пока я жду, энергии собирается достаточно, чтобы поднять большую часть моих щитов. Мой магический запас невелик, на уровне тлеющих углей, но я должна восстановиться в течение нескольких дней с нормальным питанием. Если смогу продержаться здесь достаточно, у меня будет возможность использовать свой секретный щит-невидимку, чтобы убраться отсюда к чертовой матери.
Я бросаю взгляд на свою новую мешковатую тюремную одежду. Она и мой новый модный зип-пакет – вот и все, что у меня есть. Как только я пересеку границу между штатами, мне каким-то образом нужно будет устроиться на работу, чтобы начать зарабатывать деньги. Я не могу просто воровать у невинных.
События дня захватывают меня, и я откидываюсь головой к холодной каменной стене. Где-то здесь регистрируют Ксандера, Косу и Дикаря и размещают в комнатах общежития, чтобы начать учебный год.
Обхохотаться можно. Эти монстры сидят в классе? Пишут эссе и учатся хорошим манерам? Представляю, как Коса сидит за крошечным столом с карандашом в руках и сосредоточенно переписывает заметки с классной доски, зажав язык между зубами.
Дикая богиня, на что меня подписали?
Глава 7
Дикарь
Птичка-док двигается дальше по своему длинному списку.
– Есть какие-нибудь проблемы со здоровьем или травмы, о которых мне нужно знать?
Ксандер, как обычно, скор на расправу и кричит из соседней кабинки:
– У Дикаря сифилис! Мы называем его Сиффи-Дикки.
Я огрызаюсь на него через плечо, затем вежливо поворачиваюсь к доктору.
– Нет, док. Я ежедневно проверяю свой член, если вы понимаете, что я имею в виду. И я всегда предохраняюсь.
Предохранялся. Гребаное прошедшее время.
Я смотрю на свой указательный палец, на котором у меня и моих братьев черным шрифтом отмечен кровный договор со змеем. Мне больше не суждено ни с кем трахаться. С тех пор, как Аурелия ворвалась в мою жизнь в тот роковой день.
Ее отец заставил нас поклясться, что мы вернём ему дочь, чтобы он мог казнить ее вместо нас. Согласно этому договору, нам также запрещено спариваться с ней. Но в анимусе есть нечто такое, из-за чего ему трудно убить свою регину. Это не невозможно, просто тяжело, и как только ты трахнешь свою регину… что ж, твой зверь может вообще не захотеть отпускать ее. Как только мы доставим Аурелию, договор будет выполнен, метка исчезнет, и мы вернемся к нашей прежней жизни.
Мы просто должны убедиться, что никто не узнает об этом. Особенно наша Регина.
– На самом деле, – говорит док, – не всегда можно определить, просто взглянув на пенис. Могу я сделать быстрое сканирование тела?
– Я весь в ожидании.
Ни в одной из моих полостей нет ни болезней, ни чего-либо еще, так что я не волнуюсь. Оружие и наркотики – для более слабых зверей. Все, что мне нужно, – это мои когти и зубы.
Она кивает, и ее взгляд меняется, чужая магия накатывает на меня теплой, нежной волной. Мой анимус раздраженно рычит, потому что теперь ему не нравится, когда какая-либо женщина, кроме моей Регины, прикасается ко мне своей магией. Но я воздерживаюсь от физического рычания, потому что мне не нужно убивать ее. Она проверяет Юджина на всякий случай, и хотя его сердце учащенно бьется под моими пальцами от такого внимания, он хороший мальчик и остается спокойным.
– Все готово, мистер Фенгари и Юджин, – говорит док. – Я надеюсь, что мне не придется видеть вас здесь снова, но что-то мне подсказывает, что придётся.
Умная птичка.
После того, как она закончила со мной, крупная волчица ведет меня на встречу с Косой и Ксандером в битком набитый вооруженной охраной изолятор. На обоих наручники из простой стали и одинаковые красные ремешки «Опасно» на шеях, прямо мои близнецы. Ксандер одет в оранжевый комбинезон, прикрывающий наготу, хотя его ноги все еще босые, и он продолжает ухмыляться охранникам вокруг нас.
Единственная женщина в комнате, высокая львица лет тридцати, кивает мне.
Она окидывает меня уже привычным взглядом, прежде чем перевести взгляд на Юджина у меня подмышкой.
– Заместитель директора сейчас вас примет, – блестящие красные губы изгибаются в улыбке, прежде чем она поворачивается и плавной походкой выходит из комнаты. Коса следует за ней, в то время как охранники провожают нас с Ксандером. Женщина одета в синее деловое платье, которое наводит на мысль, что она секретарша Лайла или личный помощник, хрен его знает, как правильно, волосы собраны в длинный золотистый хвост до поясницы. Льва всегда можно узнать по шерсти: длина и цвет волос – их гордость и достояние.
Отдам должное Лайлу Пардалия, он очень умен, раз прислал за нами аниму. Может, мы трое и не очень хорошие мужчины, но мы не причиняем вреда женщинам и детям, если можем этого избежать. Никому из нас не нравится, когда нами командуют, и просто неприятно видеть, как Коса следует чьим-либо указаниям. Но вот мы здесь, в школе, которая должна приручить нас. Это так забавно, что у меня вырывается громкое фырканье, и Ксандер смотрит на меня своим какого– хрена-взглядом, сверкая горящими глазами.
Нас ведут по ряду коридоров под стук каблуков львицы, топот сапог охранников со стальными носками и горловое монгольское пение Ксандера в наушниках. Они даже не пытались снять их с него в парке. Не удивлюсь, если в его уголовном досье большими красными чернилами написано ни в коем случае не трогать наушники.
В конце концов, пол становится деревянным, и мы натыкаемся на лифт, в который нам нужно войти. Это тот ещё процесс, потому что все вместе мы не помещаемся. Львица поднимается первой, затем нас с братьями поднимают поодиночке в сопровождении трех охранников.
Мы собираемся на третьем этаже, где, должно быть, находятся кабинеты старшего персонала, потому что здесь, вдоль обеих стен, есть несколько дверей важного вида с бронзовыми табличками. Единственная открытая дверь ведет в кабинет Лайла, лев замечает нас, кивает своей помощнице и поднимается из-за стола из красного дерева.
– Мистер Пардалия примет их наедине, – надменно заявляет львица. – Охрана подождет здесь.
– Вы уверены? – спрашивает тот, от которого пахнет восточной коричневой змеей. Я запоминаю его запах.
Она бросает на парня взгляд, от которого могла бы облезть краска, и охранник захлопывает свою хлеборезку.
Мы следуем за ней в кабинет Лайла. Там лежит шикарная красная ковровая дорожка, а кондиционер установлен на минимум, что я ценю, но также знаю, что это известный прием, помогающий успокоить самых буйных зверей.
Львица с важным видом выходит из офиса, покачивая задницей так, чтобы привлечь наше внимание. Я привык к откровенным женским выходкам, но все равно приподнимаю бровь, когда она проходит мимо меня, потому что думал, что Лайл чопорный синий воротничок, который не потерпит подобного. Она закрывает за собой дверь, и я впервые как следует рассматриваю Лайла Пардалия.
Я уже видел его в телеинтервью, но в реальной жизни этот зверь выглядит совсем иначе. Он крупный лев, лишь немногим выше наших с Косой 198 сантиметровов. Одет в дорогой темно-синий костюм-тройку, под которым скрывается достаточно широкое и мускулистое тело, что выдает его ежедневные тренировки. Глаза цвета виски настолько проницательны, что не упускают ни единой детали в нашей троице, и я знаю, что он оценил уровень нашей агрессии за считанные секунды.
Именно этим Лайл и знаменит больше всего: реабилитацией бешеных – и даже измененных – зверей. Жестокая и кропотливая работа, но его процент успеха, очевидно, очень высок.
Перед столом стоят три стула, а сам стол очень чистый и организованный. Здесь только бумага, авторучки… и маленький выцветший синий деревянный предмет, который привлекает мое внимание. Он в форме человека с крыльями и неуклюже раскрашен. У меня возникает желание разломать его на куски.
Лайл благоразумно не стал предлагать нам сесть, встал перед своим столом, прислонившись к нему задом и положив руки на край столешницы в открытом жесте, чтобы показать нам свою доброжелательность.
К моему огорчению, он игнорирует нас с Ксандером и обращается к нашей акуле.
– У нас будут проблемы, Коса? – спрашивает он прямо.
Какого хрена? Об этом он должен спрашивать меня. Я рычу:
– Я собираюсь разрушить твою жизнь, лев.
– Дай мужчинам поговорить, Дикарь, – спокойно отвечает он. Я знаю, что он ждал моей реакции, и в этом есть мрачный подтекст, который мне не нравится.
– Этот парень, – мысленно говорю я своим братьям.
Лайл поджимает губы, словно знает, что я говорю с ними телепатически.
Я ухмыляюсь, потому что точно знаю, за что он меня ненавидит, и причина довольно веская.
Коса смотрит в панорамное окно кабинета и на некоторое время замирает, вглядываясь куда-то вдаль. Я примерно представляю, о чем он думает, но мой брат-акула совершенно непредсказуем.
В конце концов, его сапфировые глаза переключаются на Лайла.
– Будут проблемы. Я с ними разберусь. Не волнуйся, – голос Косы приводит в ужас каждого, кто раньше его не слышал, но вряд ли Лайла называют Сокрушителем Зверей за просто так, поэтому он никак не реагирует на повреждённый скрежет Косы.
– Я надеялся, что мы сможем работать вместе, – говорит Лайл.
Я усмехаюсь, но Коса спокойно отвечает:
– Наше перемирие будет зависеть от ряда факторов.
– Конечно.
Два зверя оценивающе смотрят друг на друга. Напряжение нарастает, как натянутая тетива, готовая лопнуть в любой момент. Даже Юджин чувствует это и начинает вибрировать, словно телефон у меня под мышкой. В этой комнате столько силы, что я чувствую, как она обжигает мою кожу холодным огнем, и это одновременно возбуждает и раздражает. В конце концов Лайл говорит:
– Я позабочусь о том, чтобы ваши просьбы были выполнены.
Значит, у него все-таки есть мозги.
Коса коротко кивает, и это больше, чем заслуживает лев.
Лайл поворачивается к Ксандеру.
– У тебя здесь будут проблемы со зрением?
Ксандр рычит, задетый за живое.
– Пока у меня есть моя магия, я такой же, как любой другой зверь. И даже без нее я справлюсь.
Он не преувеличивает, у Ксандера божественный слух. Однажды я сломал ребро и даже не знал об этом. Той ночью, когда мы лежали в наших кроватях – причем дракон был в наушниках, – он сказал мне перестать дышать, потому что его раздражал скрежет моих трущихся друг о друга ребер.
После чего ему пришлось уворачиваться от лампы, пущенной ему в голову.
– Тогда ладно, – тихо говорит Лайл, переводя взгляд с одного на другого. – Пока вы следуете правилам академии, у меня не будет к вам претензий. И да, Дикарь, твой петух эмоциональной поддержки может остаться.
– Да, да, – бурчу я, поглаживая Юджина по голове. – Мы не будем мочиться на мебель.
Лайл игнорирует меня и вручает каждому из нас пачку бумаг, без сомнения, список школьных правил, написанных крупными буквами, для тех, кто умеет читать. Когда он пытается вручить мне мой пакет документов, я игнорирую его, и вместо этого он отдает его Косе. Я примерно представляю, что там написано: не трахаться в коридорах, не обнюхивать самок, не бегать с голой задницей.
– У нас здесь судебная система, Дикарь, – многозначительно говорит мне Лайл. – Это чудо, что нам разрешили приютить тебя здесь, – По всем правилам, они должны были отправить меня обратно в тюрьму для больших мальчиков. Даже не представляю, за какие ниточки потянул Лайл, чтобы доставить меня сюда. – Никакого убийства. Никаких увечий. Понял?
Я рычу себе под нос, возмущенный его доминирующим тоном, и единственное, что останавливает меня от того, чтобы вцепиться ему в глотку, – это ответное рычание Косы.
