Текст книги "Ее дикие звери (ЛП)"
Автор книги: Э. П. Бали
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
Глава 27
Дикарь
Когда я просыпаюсь, чувствую себя дерьмово и знаю, что мне что-то вкололи. Увидев, куда они меня ведут, я попытался вырубить волков-надзирателей, но через несколько секунд получил три острых укола в заднюю лапу, за которыми последовали еще три в бок.
На моих запястьях черные кандалы, а тело словно избили. На голове шишка размером с Австралию, и в этом месте есть только один волк, которому удалось бы свалить меня. В воздухе пахнет морской солью, кровью и землей, и когда я подтягиваюсь, то вижу, что нахожусь в клетке, прислоненной к стене огромной пещеры. Пахнет затхлостью, но поблизости жужжит промышленный вентилятор, разгоняя прохладный воздух во влажной темноте.
Толстые стальные прутья окружают меня со всех сторон, а слева от меня стоят еще две одинаковые клетки, где Ксандер и Коса молча сидят на пластиковых стульях. Воздух наэлектризован, и по тихому гулу я понимаю, что наши клетки под напряжением.
– Какого хрена! – громко кричу я с каменного пола.
– Ты наконец-то решил присоединиться к нам, – звучит знакомый баритон.
Я со стоном поднимаюсь на ноги и вижу огромного льва, сидящего на стальном стуле перед нашими клетками. За ним находится глубокий бассейн с водой, что объясняет солоноватый запах.
– Где Лия? Что это за место? – спрашиваю я, плюхаясь в свое собственное пластиковое кресло.
В углу клетки лежат сложенные спортивные штаны, но я не обращаю на них внимания. Сейчас полетит дерьмо, и я бы предпочел встретить его голой кожей. Мне нужно свалить отсюда к чертовой матери и повидаться с Аурелией.
– Это одна из подземных пещер, где я тренирую бешеных зверей, – спокойно объясняет Лайл. Но он хрустит костяшками пальцев и смотрит на меня так, словно готов к убийству. Может быть, мы наконец увидим, как этот человек превращается в Сокрушителя Зверей.
– Ты осознаешь, что ты натворил, Дикарь? – его голос звучит опасно тихо. – Что сделали ты и твои братья?
Я опускаю взгляд на свои руки. Я все еще чувствую на своей коже идеальный аромат ванильного торта Лии. Все еще чувствую ее обнаженное, извивающееся тело под своим. Я даже смог попробовать на вкус ее мягкие губы в переулке. В тот момент сбылись все мои мечты. Небеса разверзлись, и я почувствовал себя… срань господня. Ну, я почувствовал, что вернулся домой. Как будто все плохое, что случалось в моей жизни, исчезло только от одного ее присутствия. Моя Регина.
Мой анимус жалобно скулит.
– Не отвечай ему, – кричит мне Ксандер, агрессивно бряцая своими черными цепями.
Я смотрю на своего дракона, но его глаза закрыты над пустыми глазницами. Когда они забирают у него магию, они забирают и его магическое зрение.
– Ты будешь вести себя тихо, Ксандер, – говорит Лайл. – Я отвернулся, когда начали пропадать студенты. Я не обращал внимания, когда мои видеопотоки стали пустыми. Но я не потерплю, чтобы вы похищали анима.
– Анима? – рычу я. – Анима?
– Забудь об этом, брат, – хрипит Коса.
– Куда вы ее вели? – Лайл кладет ногу на колено, как будто готовится к долгому допросу. – Своего рода месть за то, что произошло у Полупернатого?
Мы трое молчим. Потому что да, хотя это и не было местью, нам нужно было, чтобы Аурелия ушла. Но более того, она только что превратилась в гребаного волка, и для меня это изменило… некоторые вещи. Я снова смотрю на Ксандера, но он просто сидит в своем кресле с каменным лицом.
Лайл вздыхает.
– Мы можем сделать это легким или трудным способом.
Он шутит? Обычно это моя реплика.
– Я хочу увидеть Лию, – рычу я, зная, что просить об этом глупо, но мой анимус заставляет меня тосковать по ней. – Я хочу посмотреть, все ли с ней в порядке.
– Она тебе небезразлична? – Лайл вытягивает ноги и с интересом наклоняется вперед. – Или это просто твое собственничество?
Да. Нет. Дерьмо. Мой анимус хочет ее. Клянусь всеми звездами во вселенной, мой анимус чертовски хочет ее, но мужчина во мне не может позволить этому случиться.
– Сколько раз она уже отвергла тебя, Дикарь? – Лайл говорит мягко, но это как острый нож у моего горла. – Скажи это вслух.
Мой анимус берет верх и с диким рычанием бросается на стальные прутья. Боль взрывается, когда электричество искрит, и меня отбрасывает назад на бетон. Воздух наполняет едкий запах обожженной кожи и крови. Я знаю, что это мои собственные повреждения, но я смакую боль, как обед из трех блюд.
– Давай, Дикарь, – голос Лайла ближе, как будто он стоит у моей клетки, и смертельно настойчив. – Позволь мужчине взять верх. Думай. Не позволяй своему анимусу управлять твоим членом.
Но все, что я вижу, – это Аурелию в образе волчицы. Темная и красивая, с мехом цвета ночного неба. Она сияла. Мой анимус отвечает, глубоко и гортанно:
– Она пиздец как нужна мне.
– Все волки знают это, Дикарь, – вздыхает Лайл. – Если твой альфа говорит «нет», это значит «нет».
Я знаю, о чем он говорит. Я понимаю это, действительно понимаю, но я не могу позволить, чтобы это было правдой.
– Она принимала мои подарки и хранила их, – хриплю я. – Она их не выбрасывала.
Ксандер драматично вздыхает, потому что понимает, что я должен обеспечить ее. В конце концов, драконы копят свои богатства, и он сам бы преподнес ей золото и драгоценности, но он слишком крепко держит своего дракона в когтях, чтобы сделать это.
– Тебе не стыдно? – тихо спрашивает Лайл, пока я лежу на полу, позволяя своей коже гореть. Я заслуживаю этого наказания. – За то, что причинил ей боль? За то, что прижал ее к земле голой и заставил подчиниться тебе? Ради Бога, Дикарь, она плакала. Ты довел ее до слез.
Мой анимус громко скулит, и я знаю, что это правда. Мы довели Аурелию до слез.
– Мы еще увидим, как она плачет, прежде чем все закончится, – тихо говорит Ксандер.
Коса ничего не говорит, потому что, вероятно, согласен.
– Это может отправить тебя обратно в Блэквотер, Дикарь, – говорит мне Лайл. – Я мог бы замолвить всего пару слов в Совете.
– Я бы выбрался, – парирую я, наконец поднимаясь в вертикальное положение. – Мы знакомы со множеством зверей в Блэквотере.
Но Лайл криво улыбается мне.
– О, я тоже, Дикарь. Я тоже. – Он отряхивает ворсинку со своего костюма, и мне, черт возьми, трудно представить его в тюрьме.
Он освободился еще до того, как я туда попал, так что мы никогда там не встречались.
Однако он продолжает:
– А еще я мог бы сделать так, чтобы Аурелия тоже оказалась в Блэквотер.
Вот же ублюдок.
Мои глаза снова поднимаются на него, и мы оба знаем, что он меня поймал. Не ожидал, что Лайл окажется таким же безжалостным, как мы.
Они бы погубили Аурелию в федеральной тюрьме. Какой бы она ни была колючкой, внутри она мягкая и сладкая, как шоколадный пудинг. Она бы оказалась вне моей досягаемости, и я никогда не смог бы выполнить этот дурацкий кровавый договор Мейса Наги.
Я удивляюсь, когда Коса вмешивается.
– Ее отец этого не допустит.
– А, Змеиный король, – говорит Лайл, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Косу. – Он интересный зверь. Ты знал, что он потратил каждый день прошлой недели, посылая мне коварные угрозы?
Лев потирает подбородок, как будто представляет себе письма, которые получил.
– Он держал ее отдельно от себя половину ее жизни, а теперь отчаянно хочет вернуть? Как же так получается?
Я знаю как. У Аурелии две формы. Это неслыханно. Невозможно. В наши дни это миф, но если кто-то и знает почему, так это Коса. Я бросаю взгляд на своего кровного брата, но он смотрит прямо перед собой.
Любой отец в здравом уме не захотел бы выпускать ее из виду. Мысль о том, что Мейс Нага вернет ее, приводит меня в бешенство от мыслей и образов, которые я не могу контролировать. Я снова набрасываюсь на электрические прутья.
Я бью по ним, как таран, и меня отбрасывает назад в десять раз сильнее. Ксандер тихо ругается.
– Остановись, – командует Коса.
Я стону и падаю на спину, моя кожа горит, сердце пытается вырваться из грудной клетки.
– Я убью тебя, – говорю я Лайлу.
Он вздыхает.
– Позволь мне помочь тебе, Дикарь.
– Мне не нужна твоя ебучая помощь.
– Вот что сейчас произойдет, – говорит Лайл нам троим. – Я не собираюсь обращаться по этому поводу к властям. Я не собираюсь отправлять тебя обратно в тюрьму, Дикарь. Но то, что мы собираемся сделать, – это быть честными друг с другом.
Он поворачивается.
– Коса, – Лайл шагает к клетке моего брата, позвякивая большими ключами у себя на поясе. – У меня сложилось впечатление, что у нас было взаимопонимание.
– Для тебя все могло закончиться намного хуже, Лайл, – хрипит Коса.
К моему удивлению, Лайл вздыхает и говорит:
– Я знаю. Вот почему мы собираемся прийти к другому соглашению. В обмен на то, что я не буду доносить на вас и приводить сюда палачей Совета, вы расскажете мне, почему вы все заключили кровавый договор со Змеиным Королем. Не пытайтесь отрицать это, потому что я видел змеиную магию на ваших пальцах, и метки точно такие же. Я видел этот тип магии в Блэквотере.
Глядя на Лайла, я понимаю, что этот ублюдок на самом деле отдаст нас на казнь. Я вижу, что в его глазах скрывается бешеный зверь, жаждущий крови. Он наслаждается насилием так же сильно, как и я.
Пока я в изумлении смотрю на льва, в моей крови пульсирует одно единственное слово, и я едва слышу низкий скрежет Косы, когда он посвящает Лайла в суть дела.
После этого Лайл глубоко вздыхает.
– Вам не нужно было беспокоиться о похищении, – говорит он. – Если Лия проиграет суд, ее отец потребует, чтобы с ней поступили по Старым Законам, а это значит, что она все равно вернется к нему.
Мой анимус ревет мне в уши, и я могу только переждать это.
Глава 28
Дикарь
Восемнадцать лет назад
– Давай, щенок. Подними руки, – рычит на меня папа за пределами октагона.
Я быстро поднимаю свои крошечные кулаки, решив больше не получать ударов, когда тигренок напротив меня рычит сквозь разбитую губу. У него тоже наметился синяк под глазом, но у меня немногим лучше.
Мы двигаемся по рингу, не сводя друг с друга зорких глаз. Здесь пахнет сигаретным дымом и травкой, а также кровью детенышей, которые сражались до нас. Они вытерли пластиковые коврики ринга, но я все еще чувствую запах железа.
Тигренок бросается на меня, я пригибаюсь и замахиваюсь своими волчьими когтями. Бью его в живот, и он вскрикивает, бросаясь на меня в ответ. Я слишком неуклюж, и он задевает меня по боку. Огонь обжигает мою кожу, и я понимаю, что он меня достал.
– Блядь! – кричу я.
Мужчины и женщины за пределами ринга смеются, потому что им нравится, когда щенки ругаются. Мой папа издает низкое предупреждающее рычание.
Я знаю, что это значит для меня. Это рычание.
Я атакую соперника всем, что у меня есть, нанося удары по его голове, шее, груди. Костяшки моих пальцев треснули, но я продолжаю наступать, размазывая по нему кровь. Мордочка детеныша покрывается его собственной кровью, блестит, как свежая краска, и я слышу хруст, но продолжаю атаку, потому что все, что я слышу, – это рычание моего отца в моей голове.
– Хватит, щенок, – раздается низкий рокот у моего уха. Меня поднимают прямо в воздух, когда взрослые выскакивают на ринг, чтобы проверить тигренка, который теперь лежит без движения.
– Отпусти меня! – кричу я волку, который держит меня за шкирку.
– Успокойся, щенок. Бой окончен. Ты победил.
Облегчение теплым душем накрывает мою голову, и я перестаю дергаться.
– Правда?
Он опускает меня на землю, и я смотрю на него своими опухшими глазами. Рубен очень массивный, даже больше моего отца, и он не бьет щенков, как это делают другие взрослые, поэтому он нам всем нравится.
– Дикарь, – рычит отец, и я, прихрамывая, ковыляю обратно к нему, пока он мечет в меня кинжалы взглядом с другой стороны ринга.
– Он хорошо сражался, Фенгари, – говорит Рубен, следуя за мной. – Сумел выпустить когти. Но ему нужно научиться сдержанности. Контролю.
Щенки обычно не могут вытащить части своей звериной формы до наступления половой зрелости. Извлечь их можно только побоями, и каждый раз это причиняет боль, потому что у меня мягкая кожа. Но папа быстро вытянул их из меня. Я выпячиваю грудь, потому что слова Рубена звучат хорошо.
Мой отец что-то ворчит в ответ, когда я спрыгиваю с платформы на пол.
– Пойдем, Коса, – он щелкает пальцами в сторону моего брата, который сидит рядом с милой леди-змеей. Мой брат такой красивый, и даже в своем пятилетнем возрасте я вижу, что взрослые тоже считают его красивым. Ему не разрешают стричь свои длинные серебристые волосы, и теперь они доходят ему до локтей, хотя и за девчонку его не примешь. Глаза, голубые, как утреннее небо, осматривают мои раны, и он тянется ко мне.
Коса берет меня за окровавленную руку, когда мы выходим со склада, и я думаю, он делает это, чтобы я не облизывал костяшки пальцев. Только когда мы возвращаемся домой и отец затаскивает меня в гараж, я попадаю в беду.
Мама фыркает, когда папа тычет меня кулаком в ребра.
– Не плачь, Дикарь, – кричит она голосом, похожим на скрежет консервной банки. – Будет только хуже, если ты это сделаешь.
Она сидит на старом ящике из-под молока с Косой на коленях и расчесывает ему волосы своей лучшей щеткой. Раньше она была хорошенькой, моя мама, но теперь у нее запавшие глаза, а зубы пожелтели от белой пудры, которую она употребляет.
Я стараюсь этого не делать, правда стараюсь, но я не могу остановить слезы, когда они льются. Мой живот уже кровоточит, и когда я падаю навзничь, то скольжу по холодному бетонному полу гаража. Коса вскрикивает и пытается спрыгнуть с моей мамы, но она хватает его за шею и усаживает обратно. Брат издает сдавленный звук, и из своего особого угла вопит мама Косы.
– Не делай так, – воркует моя мама Косе. Затем она швыряет в Лили пустую банку из-под пива. Она отскакивает от ее клетки, и я вздрагиваю от этого звука.
– Вот что будет с Дикарем, если он не станет драться как следует, – сердито говорит мой отец. Он чудовищный Рекс, мой папа, с темными волосами и глазами, как у меня. У него покрытые татуировками большие мышцы, которые он использует, чтобы причинять людям боль. Никто не хочет идти против него, потому что в конечном итоге они окажутся на глубине шести футов под землей.
Я все еще лежу на полу, истекая кровью, пока мой отец крадется из гаража обратно в дом, где бросается на диван и включает телевизор. Я слизываю кровь с коленей, но Коса цокает на меня и говорит:
– Я принесу антисептик.
– Нет, ты не сделаешь этого, – сердито говорит моя мама. Она бросает на меня взгляд. – Возьми скотч, малыш. Грязь полезна для тебя, как и боль. Это заставит твоего волка выглядеть лучше.
Я молча подчиняюсь, направляясь к столу, где папа хранит медицинскую ленту и инструменты, которыми он меня лечит.
Сквозь прутья клетки мама Косы смотрит на меня своими большими голубыми глазами, точно такими же, как у ее сына.
– Пожалуйста, – шепчет она мне. И тут я понимаю, что она обращается не ко мне, а к кому-то, кого я не вижу позади себя. Папа говорит, что она «безумна, как шляпник, только выглядит лучше».
Коса считает ее красивой, а я думаю, что она похожа на русалку, только ту, которая всегда плачет. Она протягивает бледную руку с длинными пальцами и прикасается к замку своей клетки, затем прикасается к своему сердцу. Ее заплаканные глаза смотрят на меня, и она улыбается, но очень грустно.
Лили почти никогда не разговаривает, потому что в основном она бешеная, но по какой-то причине сейчас она говорит мне полное предложение. Может быть, она слушала телевизор, а может быть, это просто голоса у нее в голове.
– Однажды… – ее голос звучит так, словно она проглотила наждачную бумагу и стерла ею горло. От этого моя кожа покрывается мурашками. – Однажды твоя Регина заставит тебя плакать, маленький волчонок.
Глава 29
Аурелия
На следующее утро нас с Минни выпускают из тюремной камеры. Ни одна из нас не выспалась, и мне приснился странный сон о Дикаре и Косе. Волк дрался на ринге, и оба они выглядели совсем еще маленькими. Сон был слишком ярким, и то, что я помню каждую деталь, потрясает меня больше, чем мне хотелось бы признавать.
Хуже того, со мной даже не было Генри, чтобы он мог прижаться к моей щеке, когда я проснулась вся в поту и с сердцем у горла. Мой маленький нимпин действительно помогал мне на прошлой неделе, но я не до конца осознавала, насколько сильно. Он был животным-компаньоном во всех смыслах этого слова.
Как только дверь нашей камеры открывается, мы с Минни немедленно отправляемся в ветеринарную клинику, чтобы забрать его и Герти.
Бедные нимпины пищат и бросаются к нам, когда мы воссоединяемся, их огромные черные глаза буквально кричат, что они очень волновались, и я чувствую себя ужасно. Медсестра сообщает, что птенцы были в истерике, когда проснулись, но сразу успокоились, как только им объяснили ситуацию. Их искупали и угостили ягодами, но в остальном они были заняты наблюдением за золотыми рыбками в аквариуме, встроенном в стену клиники.
Прижав их к груди, мы направляемся в обеденный зал, чтобы присоединиться к Ракель, Сабрине, Коннору и Стейси. Когда мы входим, весь зал на мгновение замолкает, прежде чем шум возобновляется. Генри прижимается ко мне, желая подбодрить, и я целую его в чистую, пушистую макушку. Бросив взгляд в конец зала, я обнаруживаю, что тот столик в дальнем конце пуст.
Странно как-то не видеть ни одного из трех монстров местного правящего Двора на своем обычном месте. Но моя анима издает горестный крик, заставляя меня содрогнуться.
Прекрати. Они пытались похитить меня, черт возьми!
Даже не знаю, что бы сделала, столкнись я с ними прямо сейчас. Я все еще зла. Мне все еще больно и я по-прежнему чувствую себя преданной. Просто притворяться, что их не существует, кажется самым безопасным, и теперь это будет моим фирменным приемом в ментальной гимнастике.
Анимы из нашей маленькой группы стараются не задавать нам слишком много вопросов, хотя я знаю, что их просто распирает от любопытства. Вся Академия знает, что трое психов пытались похитить меня, и что Лайл Пардалия спас нас с Минни. Еще раз, он герой школы, а я – объект насмешек. В этой Академии не так уж мало драматических событий, но попытка похищения все равно из ряда вон выходящая. Я избегаю их вопросов с угрюмым выражением «не связывайся со мной», которое теперь всегда у меня на лице.
Расслабленное сучье лицо?
Берите выше, – расслабленное не-связывайся-со-мной-или-я-выколю-тебе-глазные-яблоки лицо.
Кроме того, я нервничаю перед моим «сеансом терапии» с боссом-львом этого прекрасного заведения, и это занимает все мои мысли в данный момент. Никогда не думала, что меня действительно постигнет такая участь, и это кажется особенно жестоким со стороны вселенной – проводить сеанс на следующий же день после моей попытки побега. Понятия не имею, как много он знает о произошедшем, но уверена, что лев собирается втереть мне свою точку зрения. И втереть не в хорошем смысле этого слова.
К тому же, выражение его лица вчера сказало мне все, что мне нужно было знать о том, как пройдет сегодняшняя встреча.
Что он хочет, чтобы я сказала? «О, мне так жаль, что я сбежала, сэр. Больше этого не повторится!» Мы будем говорить о моих глубоких, мрачных страхах по поводу того, что я закована в цепи? О моих запутанных отношениях с отцом? Я бы предпочла окунуть голени в кипящее масло.
Тяну с завтраком, насколько могу, но Минни смотрит на меня широко раскрытыми глазами, указывая на часы, висящие над буфетом.
– Хотела бы я быть мухой на стене на этом сеансе терапии, – вздыхает она. – То, что он психолог, делает его еще горячее. Держите меня, девочки!
Остальные анимы, включая Коннора, хихикают в знак согласия. Ракель даже ухмыляется мне.
Меня передергивает от их преклонения перед ним, и на моем лице отражается ничем не прикрытое разочарование.
– Что ж, у тебя будет свой шанс, Мин.
Этим утром Минни тоже получила уведомление о встрече с Лайлом после обеда, и мы предположили, что это будет допрос о ее собственном участии в этой, как она сама выразилась, «ситуации с заложниками».
– Это будет ужасно, – бормочу я, поднимаясь на ноги. – Говорю тебе, я стану еще более психически неуравновешенной, чем сейчас.
Минни хихикает, словно это милая шутка, и я оставляю их и нимпинов неторопливо завтракать. С тоской оглядев наш столик, я подхожу к одному из охранников у двери и показываю ему свое уведомление о встрече.
Он кивает, и двое надзирателей провожают меня вглубь центрального здания, где должны быть все офисы. Без Минни или кого-то из девочек рядом со мной я вдруг чувствую себя очень одинокой.
Кожу покалывает, когда несколько проходящих мимо анимусов оглядывают меня с ног до головы, следуя в противоположном направлении. Нередко можно увидеть зверей, которых по школе сопровождают двое или более охранников, но я одна из немногих, у кого на шнурке есть предупреждающий знак, и самцам становится любопытно.
Тот факт, что я расхаживаю с этой биркой позора, является еще одним видом унижения. Другие звери гордятся тем, что у них есть такая нашивка, но для меня это становится вирусной шуткой.
– Эй, Рискованный полет, – издевается проходящий мимо лев.
– Скорее… провальный улет! – говорит его друг.
Они оба хохочут над своей замечательной шуткой, и я понимаю, что мне никогда этого не забуду. Боги, я предпочла бы «Крошку-зайчишку».
Охранники никак не останавливают их насмешки. Сборище мудаков, очень большое сборище. И я еще не забыла, как Дикарь заявил мне открытым текстом, что некоторые охранники находятся у них на жалованье. Похоже на какое-то мафиозное дерьмо.
И если это мафиозное дерьмо, тогда Коса автоматически становится мафиозным доном.
От этой мысли меня пробирает дрожь до самых костей. Скорее всего он занимает именно такое положение, это вполне логично. Еще в подземелье Полупернатого я знала, что они занимаются нелегальным бизнесом.
Мы добираемся до кабинета заместителя директора только после того, как охранники задерживаются, чтобы обсудить с другими свою пересменку, поэтому я зла, как собака, и уже опаздываю. Но когда лифт поднимается на верхний этаж, открывая шикарную зону отдыха с ковровым покрытием, достойную кабинетов премьер-министра, я тревожно кусаю губы. Я все еще не оправилась от вчерашнего. Помножьте это на недостаток сна, и я практически не в себе. Генри вибрирует у меня на плече, пытаясь меня успокоить.
Охранники занимают позиции у лифта, и моя паника усиливается. Неужели я останусь наедине с этим парнем? Лев и так затаил на меня обиду за прошлый побег, даже назначил наказание назло. Охранники, конечно же, будут со мной на встрече, да?
Утонченная львица с длинной гривой золотистых волос и в сексуальном розовом деловом платье, подчеркивающем каждый ее изгиб, встает из-за стола администратора. Я внезапно чувствую себя очень унылой в своем старом платье свободного кроя. Она улыбается, когда открывается лифт, но когда понимает, что это я, ее улыбка тут же сползает. По какой-то причине это раздражает меня, и я демонстративно оглядываюсь в поисках кабинета Лайла. Но в роскошном бордовом интерьере видны только закрытые двери. По всему холлу расставлены папоротники в горшках, привнося немного природы в корпоративное пространство.
– Здравствуйте, я здесь по поводу…
– Ты опоздала, – огрызается секретарша.
Я уже хотела извиниться, как вдруг она обувает черные туфли на шпильках с красными подошвами и направляется к богато украшенной двери в дальнем конце коридора. Львица быстро стучит, затем открывает дверь, не дожидаясь ответа. Я думаю, это немного бестактно, но откуда мне знать? Я всего лишь преступница.
– Она здесь, – объявляет секретарша. Мне не нравится, как она произносит «она», словно я грязный носовой платок.
– Спасибо, Джорджия, – доносится изнутри низкий мужской голос.
Джорджия, чье платье идеально облегает ее тело, прищуривает глаза и кивает головой в сторону комнаты.
Она пытается показать свое превосходство, и по какой-то причине, возможно инстинктивно, это злит мою аниму. Моя спина выпрямляется, подбородок поднимается, и походка становится более размашистой. Генри издает ласковую, ободряющую трель у меня на плече, пока я удерживаю зрительный контакт с «Джорджией» и решительно направляюсь к двери. Хлопающие по пяткам шлепанцы портят эффект, но все же.
Пренебрежительно проходя мимо нее, я вхожу в комнату…
И моментально спотыкаюсь о край толстого ковра. Я издаю тихий писк, но тут же беру себя в руки и выпрямляюсь. Генри на мгновение отрывается от моего плеча, но быстро приземляется обратно с низким раздраженным квохтанием.
Позади меня гребаная Джорджия фыркает, прежде чем закрыть дверь. Мы с анимой решаем, что ненавидим ее и обе ее идеальные ноги супермодели.
Поэтому я с высокомерным видом встречаюсь взглядом с массивным зверем в костюме, сидящим за столом из красного дерева. Длинные медово-русые волосы аккуратно собраны сзади, а серая «тройка» настолько идеальна, что меня тошнит. Я словно вошла в чистилище и встретила архангела, который собирается допросить меня перед золотыми весами. Будет ли мне позволено попасть на небеса, или он сочтет меня достойной только ада? Легко забыть, что ему двадцать семь, если верить слухам.
– Не опаздывайте больше, мисс Аквинат, – коротко говорит он.
Его глубокий голос скользит по моей коже тяжелым шелком. И меня настолько это бесит, вместе с той секретаршей, что я просто стою и киплю. Идеально гладко выбритая челюсть Лайла сжимается, и мое сердце начинает биться быстрее, когда он холодно произносит:
– Принято извиняться, когда опаздываешь на встречу. Я ожидал от вас большего.
Что за придурок. Но я точно помню, что этот парень – архангел диких и бешеных зверей, потому что он должен научить нас, как вести себя в обществе, а не просто быть животными. Но я все еще раздражена тем, что он притащил меня сюда против моей воли. И… он «ожидает от меня большего»?
Я склоняю голову в ответ на это заявление.
– Правда?
Его лицо такое холодное, что я чувствую озноб на спине, и анима во мне умоляет подчиниться его абсолютному альфа-доминированию. Но он буквально сорвал все мои хорошо продуманные планы. Враг номер один, нравится это моей аниме или нет.
Он ничего не говорит, и я понимаю, что он не собирается продолжать, пока я не извинюсь. Я вздыхаю так глубоко, что у меня поднимаются плечи.
Но будь я проклята, если буду покорной, когда скажу это.
Поэтому я гордо поднимаю подбородок.
– Прошу прощения за опоздание, господин заместитель директора.
Это была насмешка в моем голосе? Черт, определенно была. Почему я буквально тыкаю в льва палкой? Более умная женщина обнажит шею и только потом вонзит нож ему в спину. Но я просто не могу проглотить это, потому что прямо сейчас непокорность – это все, что у меня осталось.
– Садитесь, – приказывает он, указывая на один из двух стульев, стоящих друг напротив друга у причудливого эркера.
Моя анима подталкивает меня вперед, как только четкая команда достигает моих ушей. Я так сильно ненавижу своего зверя, но не смогу сопротивляться, снова не споткнувшись, поэтому просто подхожу и плюхаюсь на жесткое сиденье. Беру Генри на руки и глажу его пушистую шерстку, чтобы отвлечься. Он такой милый, просто моргает, глядя на меня, и перебирает своими забавными лапками. Я не отрываю взгляда от его влажных черных глаз, когда Лайл встает и подходит, чтобы сесть напротив меня.
Твою мать, нет. Теперь он слишком близко.
Даже сквозь мои семь щитов я сразу же ощущаю его запах. Внешне от него пахнет одеколоном и свеженапечатанными книгами, но под этим скрывается ощущение абсолютной власти, которое заставляет меня дрожать под моим старым платьем. Почему мы должны так сидеть? Я не поднимаю на него глаз и просто продолжаю двумя пальцами гладить мягкую голубую шерстку Генри. Его волосы вырастут длинными, и в конце концов я смогу заплести их в косу. У Коннора уже есть крошечные бриллиантовые заколки в волосах его нимпина, и я хочу относиться к Генри так же хорошо.
Под этим углом я вижу ноги Лайла. Он кладет одну ступню в блестящей деловой туфле на колено, и я замечаю, как серые брюки обтягивают мышцы его бедра.
Моя анима стонет, и я даю этой сучке пощечину. Генри моргает, чувствуя мой дискомфорт, и опирается на мои пальцы, пытаясь утешить. Как только мы вернемся в столовую, он получит самую сочную чернику, какую я только смогу найти.
В этом кабинете все идеально ровно и организовано. Здесь нет ни пылинки, ни чего-либо, что не служило бы определенной цели. Веет энергией помешанного на контроле человека размером со слона.
Львы известны своей эстетикой, но Лайл вывел все на совершенно новый уровень.
Он молчит слишком долго, поэтому я поднимаю на него взгляд. Янтарные глаза смотрят на меня так пристально, что я на мгновение теряюсь, но потом прихожу в себя и отворачиваюсь, ерзая на стуле, чтобы скрыть свой дискомфорт.
Он запугал меня, и я уверена, что он делает это нарочно. Мудак.
– Что мы будем делать? – спрашиваю я.
И снова ему не нравится то, что я говорю, поэтому он задает встречный вопрос:
– Почему вы пытались сбежать вчера, мисс Аквинат? У вас что, совсем нет здравого смысла?
Ну и наглец.
– Здравый смысл – это именно то, что толкнуло меня на побег.
Мне действительно не следовало этого говорить, потому что в нем тут же вспыхивает интерес.
– Что вы хотите этим сказать?
Я тяжело выдыхаю через нос, потому что понятия не имею, что ему сказать. Такие мужчины, как он, мужчины, занимающие руководящие посты, редко бывают чуткими и всепрощающими. Прямо как мой отец. Нужно быть безжалостным, чтобы добиться власти. Может, он и понятия не имеет, кто я такая, но я достаточно хорошо знаю его типаж. И я знаю, что уклонение от ответа разозлит его.
Поэтому я ничего не говорю и пристально смотрю в эркерные окна, выходящие на фасад школы. Там находится поле для Охотничьих игр, пышное и нетронутое. Место, в котором человек может потеряться. Прямо как моя свобода на севере субтропиков.
– Вам не следовало беспокоиться, – продолжает он тихим голосом. – На этой дикой земле вам негде спрятаться от меня.
