Текст книги "Ее дикие звери (ЛП)"

Автор книги: Э. П. Бали

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Глава 51

Дикарь

Я шагаю по коридору общежития в поисках моего маленького посланника. Звери разбегаются, когда видят, что я приближаюсь с убийственным выражением лица и такими же намерениями.

Я несчастлив.

С тех пор, как Аурелия выбежала из моей комнаты, все еще пропитанная моим запахом, истекающая моей спермой и с метками моих братьев на коже.

Звук женского стона разносится в воздухе, как тихая песня, и я хмурюсь.

Следуя по запаху Рокки к комнате с открытой дверью, я прислоняюсь плечом к дверному косяку и наблюдаю.

Брачные группы не возражают против зрителей, даже собственники хотят похвастаться своим рексом или региной. Особенно волки.

Рокки был между ног женщины, облизывая и посасывая ее киску, в то время как другой анимус входил в нее сзади. Я наблюдаю за ними уже минуту, но на самом деле мои мысли заняты Аурелией и тем, как она ласково шептала мне на ухо. Она была мягкой подо мной, даже покорной. Как будто она хотела открыться мне и быть моей душой и телом.

Всего на мгновение я поддался ощущению обладания региной. Что мной обладает женщина.

И, черт возьми, это было ни на что не похоже.

Наконец Рокки замечает меня и взвизгивает. Волчица открывает глаза, и второй анимус стонет и откатывается в сторону.

Раздается хор голосов:

– Извините, мистер Дикарь! – и Рокки набрасывает одеяло на свою женщину.

Обычно у меня не возникает с этим проблем, но по какой-то причине данная сцена действует мне на нервы, и они это чувствуют.

– Не знал, что у тебя есть регина, – бормочу я, пока Рокки натягивает джинсы. Ему всего восемнадцать, и он такой тощий, что носит объемные джинсы, чтобы выглядеть крупнее. Я приглашаю его на спарринги с молодыми волками, чтобы сделать сильнее, но подумываю тренировать лично. Я показываю парню пальцем, чтобы он следовал за мной, и хотя остальные бросают на него угрюмые взгляды, Рокки спешит подчиниться.

Я, вроде как, должен чувствовать себя неловко из-за того, что прерываю веселье, но мне плевать.

– Д-да, мистер Дикарь, – говорит он, закрывая за собой дверь. – Для нас с Джереми Шерри – регина.

– Я не знал, – снова бормочу я. Почему я этого не знал?

– Я встретил Джереми в свой первый день, и он познакомил меня с Шерри. У вас для меня сообщение, которое я должен кому-то передать?

Я резко разворачиваюсь к нему лицом, и Рокки замирает, теряя краску с лица и снова бормоча извинения. Коридор вокруг нас пустеет.

– На что это было похоже? – рычу я.

– Ч-что?

– Знакомство с ней. Как ты ей понравился?

Рокки криво улыбается, и я смотрю на него, пока он потирает затылок, словно что-то вспоминая. Должно быть, это хорошее воспоминание.

– О, сэр, ну, это была любовь с первого взгляда, полагаю. Она улыбнулась, и я словно провалился сквозь пространство. Ее щеки порозовели, а потом…

Ярость адским пламенем вырывается из моей груди. Рокки обрывает себя на полуслове.

– Убирайся нахуй с глаз моих, Рокки.

Он разворачивается и несется обратно по коридору, скользя кроссовками по полу, прежде чем на полном ходу влететь в свою комнату. Как только он исчезает из поля зрения, я разворачиваюсь и крадусь по пустому коридору, направляясь прямо к борцовским матам. Обед скоро закончится, но в этот час Рубен проводит спарринги для тех, кому они нужны, чтобы держать себя в руках.

Образ спины Аурелии, убегающей от меня, мелькает в моей голове снова и снова.

Она собирается покинуть меня. Они собираются забрать ее.

К тому времени, как добираюсь до борцовского зала, я уже взбешен, на взводе и готов к кровопролитию.

– Кто хочет подраться? – реву я. – Кто, блядь, хочет подраться?

На борцовских матах все замирают подобно жертвам.

– Я хочу кого-нибудь убить, – рычу я, сжимая руки в кулаки. – Я хочу ощутить плоть в зубах и кровь на когтях. В своем гребаном рту.

Рубен встает между мной и студентами, его высокая фигура возвышается колоссом над ними.

– Ты всегда умел складно говорить, Дик, удивительно, что ты неграмотный. – Он рявкает остальным: – Убирайтесь вон.

Моя грудь вздымается от тяжелого дыхания, пока я наблюдаю за их нарочито медленным отступлением, хотя видно, что они готовы бежать. Бедолаги просто не хотят активировать мой охотничий инстинкт. Который и так на волоске.

Рубен отпивает из своей бутылки, но не сводит с меня глаз.

– Хочешь подраться, Дик? – спрашивает он, вытирая рот, затем надевает боксерские щитки, не сводя с меня глаз. Он манит меня к себе. – Тогда иди сюда и дерись.

Я бросаюсь на него.

Он обнажает зубы, когда я бью по щиткам, колотя по ним с бешеной скоростью. Я бью сильнее, чем следовало бы, но моя кровь бурлит, в голове стучит, и мой волк хочет увидеть, как кровь оросит его кожу. И мне плевать на отсутствие указательного пальца, я наслаждаюсь болью от ампутации, этим чистым, враждебным жжением. Аурелия исцелила его до того, как я кончил в нее так сильно, что мое тело до сих пор гудит от этого. Каким-то образом она сделала меня еще сильнее, и теперь мой волк – сплошное дикое безумие.

Рубен не отстает, но мне этого недостаточно.

– Сними эти ебучие щитки и ударь меня! – рычу я.

Он игнорирует меня, зная, что это единственное, что удерживает моего волка под кожей.

– Все из-за той орлиной анимы, да? – Рубен фыркает, отступая в сторону, пока я подпрыгиваю на месте. – У которой сегодня суд.

Я рычу и снова бросаюсь на него.

Он отклоняется, ударяя меня по голове. Моя голова откидывается в сторону, но боль кажется такой чертовски приятной.

– Для тебя необычно испытывать такую ярость из-за какой-то симпатичной анимы, – ворчит Рубен. – Это вредно для здоровья и наверняка прикончит твою задницу, щенок.

Соглашусь не соглашаться.

– Твоя одержимость этой девушкой ненормальна, – настаивает он. – Отпусти ее.

И тогда мой волк рычит:

– ОНА МОЯ РЕГИНА!

Рубен в шоке отшатывается назад, его карие глаза округляются.

– Твоя регина?

Она шептала мое имя. Мое имя, в мое ухо, наслаждаясь тем, как мой член входил в нее. Ее сладкие стоны звучат в моей голове, и я хочу большего.

Но я знаю, о чем думает Рубен, такой зверь, как я, обычно является рексом для стаи самок. Это имеет смысл, учитывая мою силу. Но он не знает Аурелию, не знает, как хорошо она принимала меня прошлой ночью. Как заставляла меня чувствовать себя.

– Что ты имеешь в виду? осторожно спрашивает он. – Почему она не…

– Потому что она не хочет, – рычу я. – Она. Блядь. Не. Хочет. Меня.

Рубен вздыхает, опускаясь на задницу и уставившись на меня.

– Она думает, что ты слишком опасен.

Я пожимаю плечами.

– И она права, Дик.

Я свирепо смотрю на него, но это правда. Я и в лучшие-то времена не очень стабилен.

– Я не знаю, что делать, – эти слова никогда не слетали с моих губ, и мне кажется, что их произносит другой человек.

– Я уверен, что она тоже хочет тебя, – тихо говорит Рубен. – У регин есть неутолимая потребность в своей стае. Она, должно быть, просто беспокоится об остальном дерьме, которое с ней происходит.

Он понятия не имеет.

– Да, но она должна была прийти ко мне с этим вопросом. Я в жизни так не хотел кому-нибудь помочь. Но она мне не позволяет.

– Она тебя не знает.

– Это не имеет значения.

– Женщинам труднее, щенок, – Рубен поглаживает свою длинную каштановую бороду, и я даже не зацикливаюсь на дурацком прозвище. – Мы их естественные хищники. Отношения должны строиться на доверии. Будь то регина или нет. Ты не можешь доверять тому, кого не знаешь.

Я хмуро смотрю на него, а затем качаю головой.

– Но я ее пара. Я бы никогда…

Рубен выгибает бровь, глядя на меня.

– Черт, – я действительно хотел причинить ей боль. Я хотел ее смерти.

– Моя Регина сначала отвергла меня, – голос Рубена звучит мягко.

Я изумленно смотрю на него.

– Что?

– Да, так и было. Раньше я был плохим парнем, – ухмыляется он. – Возможно, ты не помнишь, но я занимался всяким дерьмом. Как только я оказался в тюрьме, я думал, что она отвергнет меня навсегда. Но…

Опускаясь на колени, я давлю на него.

– Что ты сделал? Как тебе удалось завоевать ее?

Он цыкает на меня.

– Дело не в том, чтобы завоевать ее, дело в растущем доверии и взаимном уважении. Ты должен заслужить ее, Дик.

Заслужить ее?

Рубен, должно быть, видит мое замешательство, потому что начинает хохотать.

– Ты поймешь, кем тебе нужно быть для нее. Если ты действительно хочешь заботиться о ней и быть ее парой, тебе нужно выяснить, что ей нужно, и дать ей это. Ты… должен ставить ее на первое место, Дик.

Я падаю на мат с громким стуком.

– Они собираются забрать ее у меня.

– Кто?

– Ее отец. Мейс Нага собирается казнить ее по Старым Законам.

Рубен тихо ругается.

– Он замешан в темной змеиной магии. Тебе нужно быть осторожным.

Мать-Волчица, я знаю. Я отрубил эту магию от своего тела. Мейс хочет избавиться от своей дочери из-за ее силы. Ему не нужен соперник.

Я рассеянно говорю:

– В тот день, когда мы с Косой получили свою метку, это было похоже на нечто большее, чем судьба.

Рубен потрясенно втягивает воздух. Зачастую братья объединяются в брачную группу, но братья разных орденов обычно этого не делают. Рубен, однако, не задает вопросов и вместо этого говорит:

– Что случилось с твоим отцом, Дик? Это сделал ты? Или это был Коса?

Я смотрю на него, огромного волка, который дружил с моим отцом. Друзья, да, и все же он не раз давал ему отпор. Сейчас в нем нет гнева, только любопытство.

Но мысль о смерти, мысль о Лии на плахе приводит меня в такую ярость, что я снова бросаюсь на Рубена.

Боль взрывается в моем левом бедре, и я резко останавливаюсь. Вторая боль пронзает мой бок, и я удивленно вскрикиваю, прежде чем меня охватывает ярость.

В этом мире есть только два зверя, которые могли бы подкрасться ко мне незаметно.

С болью, разливающейся по моему телу, я узнаю огненную магию, обволакивающую дротики. Я медленно оборачиваюсь и вижу Ксандера, стоящего у входа в спортзал, изо рта у него торчит сигарета, а в руках – автоматическое дротиковое ружье.

– Прости, брат, – говорит Ксандер, затягиваясь сигаретой. – Это было необходимо.

Боль достигает моей груди, и я покрываюсь испариной, пока мое сердце перекачивает яд в мозг.

Ноги перестают работать, и я позволяю себе упасть на колени.

У меня есть только секунды.

– Я, блядь, убью тебя, – рычу я.

– Я знаю.

Мое зрение сужается, прежде чем все вокруг становится черным.

Глава 52

Дикарь

Десять лет назад

Мне было тринадцать, когда женщины начали звать меня на боях, как они звали Косу. Я сильный и высокий, накачанный благодаря постоянным тренировкам, и папа водит меня к парикмахеру, чтобы мне сделали красивую прическу. На боях они отпускают комментарии по поводу моего тела, и однажды папа начинает смотреть на меня со странным блеском в глазах.

Как-то раз мы вернулись домой с тренировки, и папа спрашивает:

– Ты все еще девственник, Дикарь?

Я поднимаю на него глаза, потому что он впервые назвал меня по имени, а не «щенок». И все же, какого черта?

– Ага… – говорю я. – Коса сказал, что я должен подождать, пока мне не исполнится хотя бы двадцать, чтобы я случайно не навредил другому человеку.

Папа бросает убийственный взгляд на Косу, и я знаю, что у него будут неприятности из-за моего глупого рта. Я бью себя по голове, но папа хватает меня за руку, когда я замахиваюсь для второго удара.

– Прекрати. Совсем дураком станешь.

Я опускаю руку.

– Но ты же хочешь, да? – спрашивает папа, пристально оглядывая меня с ног до головы. – Хочешь кого-нибудь трахнуть?

Мое лицо вспыхивает, и я пожимаю плечами.

– Да, наверное. Когда-нибудь.

– Тебе нравится кто-нибудь из девчонок в школе?

Я поднимаю взгляд на папу, потому что этот разговор какой-то странный, а Коса стоит рядом со мной, весь напряженный, словно готов к драке. Но это бессмысленно, потому что папа все время меня бьет. Только он никогда не говорил со мной таким тоном. Я сразу же начинаю что-то подозревать и бросаю взгляд на брата, но вижу, что он бледен как привидение.

– В чем дело, пап? – спрашиваю я.

– Не задавай вопросов, – рычит он, толкая меня лицом вниз, чтобы заставить подчиниться. Затем он достает что-то из кармана. – Ты знаешь, что это?

Это маленький синий пластиковый квадрат, и жар заливает мое лицо, потому что Коса рассказал мне о нем.

– Да, – бормочу я.

От Косы веет холодом, и я знаю, что он из-за чего-то очень злится, но я, блядь, понятия не имею из-за чего.

– Как это называется, Дикарь? – папа говорит абсолютно серьезно, и я знаю, что он теряет терпение.

– Презерватив.

Я более чем осознаю присутствие мамы на диване и Лили, сидящей в своей клетке в гостиной позади меня. Но папа продолжает:

– Ты знаешь, как им пользоваться?

– Да, – бормочу я.

– Хорошо. Убирайтесь, – он отворачивается от нас и тянется к телефону.

Когда мы уходим, моя мама говорит невнятным голосом, который у нее бывает под кайфом:

– Сколько еще мы сможем заработать?

Мне больно, потому что моя мама всегда спрашивает о том, сколько денег я зарабатываю, а не о том, сколько крови проливаю. Иногда она зовет Косу к себе в спальню, но никогда меня. Я ревную и бросаю на него сердитый взгляд. На самом деле я не испытываю к нему ненависти, но теперь я знаю, что мама любит его больше, чем меня. Папа пытается завести еще одного ребенка от Лили, но у него ничего не получается. Я пытался сказать ему, что им нужно больше ее кормить, но получил удар в горло. Лили вообще перестала говорить. В основном она просто спит и хлюпает носом. Коса убирает ее клетку и берет на руки после того, как папа с ней закончит, но в последний раз, когда он это сделал, она едва не выцарапала ему глаза.

Думаю, Лили показалось, что он собирается причинить ей боль. После этого я тайком принес ей шоколадку, но она не прикоснулась к ней.

Когда мы выходим из гостиной, Коса хватает меня за руку, и я поворачиваюсь сказать ему, чтобы отвалил, или я сломаю ему руку, но слова застревают в горле. Чистый ужас на его лице останавливает меня. Брат такой белый, что мог бы показаться мертвым, если бы не его очевидная дрожь. Голубые глаза широко распахнуты, а рука на моей руке такая чертовски холодная, что обмораживает меня.

– Коса? – шепчу я, гадая, не становится ли он таким же сумасшедшим, как его мама. Он всегда этого боялся.

Он смотрит на меня в упор, когда говорит:

– Я им не позволю.

Крики наших родителей пронзают ночь, ударяя меня прямо между глаз. Но этот звук – сладкая музыка. Другие волки с нашей улицы выбегают из своих домов, чтобы поглазеть на наш пылающий дом и густой черный дым, который заполняет черное небо.

Коса выходит из пламени, его обнаженная кожа с головы до ног покрыта пеплом, одежда сгорела дотла.

Он кашляет, и это грубый звук, похожий на скрежет пилы по дереву. Я бросаюсь вперед и дергаю его за руку, чтобы мы могли убраться отсюда, но он кладет свою перепачканную сажей руку поверх моей, и его хватка подобна стали. Он хочет остаться. Он хочет почувствовать их боль, их страдания. И вот, я сижу с ним на тротуаре, он обнимает меня, и мы смотрим, как наши отец и мать отправляются в ад.

Когда крики прекращаются и их заменяет вой сирен, мы вместе направляемся прочь от дома. Коса с кучей наличных, которые он откладывал – чаевые от людей, которых он называет клиентами. А я? Я ухожу со знанием, которое, как проклятие, засело у меня в голове, потому что Коса рассказал мне все, что наш отец позволял незнакомцам делать с ним с восьми лет.

Он обнимает меня.

– Я никому не позволю причинить тебе боль, щенок.

Брат всегда имеет в виду то, что говорит. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, и тогда впервые вижу метку на его шее сбоку. Знак, оставленный божественной рукой, сотканный из света, который исходит не из этого мира.

Череп с исходящими пятью лучами света.

Мы оба резко вздыхаем, тянемся друг к другу.

Мы связаны не только кровью, но и душой. Братья одной брачной группы.

– Когда мы найдем нашу регину, – с восхищением выдыхаю я, касаясь его шеи, – мы завоюем мир.

Где-то есть девушка, такая же, как мы, созданная для нас, которая будет любить нас. Кем она будет – акулой или волчицей? Я надеюсь, что волчицей.

Но Коса не выглядит таким уверенным, и я знаю это, потому что мускул на его квадратной челюсти пульсирует в такт биения сердца.

– Сначала, – серьезно говорит он, – мы собираемся убить всех, кто когда-либо причинил нам вред.

Глава 53

Аурелия

Я резко просыпаюсь и опускаюсь затылком на подголовник, только когда вспоминаю, что нахожусь в машине с Лайлом, а не перед горящим домом с Дикарем и Косой. Я смирилась с тем, что это не просто сны. Что каждый раз, после близости с Дикарем, я вижу его воспоминания во сне.

И от последнего у меня учащается сердцебиение.

Генри тихо курлычет мне на ухо, и я прижимаюсь к его крошечному теплому телу в поисках утешения.

Остаток обратного пути в Академию Анимус проходит так же тихо, как и поездка в суд, только по всему моему телу пробегает темная волна – словно я уже заперта. Словно челюсти моего отца уже сомкнулись на моей шее. Цепи, которыми я себя обмотала, стонут от напряжения под потоком моих эмоций.

Я думала, что сошла с ума, когда убегала и голодала. Но это кажется детской забавой по сравнению с происходящим сейчас. По сравнению с неминуемой гибелью. Я сжимаю руки, чтобы остановить дрожь.

Лайл стискивает руль так, что костяшки пальцев побелели. Интересно, он зол или смущен из-за судебного процесса? Может быть, он думает, что я зря потратила его время.

Скорее всего, он верит в то, что услышал сегодня, и это только укрепит его мнение обо мне.

Я хочу плакать. Хочу рвать на себе волосы. Хочу кричать во всю силу своих легких.

Мой отец выиграет это дело. Он так тщательно все спланировал. Достал мое старое грязное белье и выставил его на всеобщее обозрение в наихудшем виде. Мне было шестнадцать, когда я занялась сексом с Тео Крайтом, тихим парнем, который был добр и нежен со мной. Мы встретились в магазине тети Шарлотты, он купил пачку мармеладных мишек и сигареты, а я была очарована татуировкой у него на шее.

Отец помечает самых ядовитых змей Змеиного Двора, а Обыкновенный Крайт – самая ядовитая змея в мире. Но они также наименее агрессивны. Возможно, именно это привлекло меня к нему. И присущая ему опасность, и ее отсутствие. Он был таким же противоречивым, как и я.

Я заставляла его читать непристойные сцены из моих любимых паранормальных романов. Мы ели плохо приготовленные спагетти и неделями занимались сексом, как кролики. Он был неуклюж, но быстро учился, и мы вместе испытали множество оргазмов.

У меня до сих пор сводит живот от воспоминаний о его казни на глазах у всего нашего Двора. Отец использовал свой собственный яд, согласно традиции. Он заставил меня смотреть, как того требовали традиции.

На мгновение мне приходит в голову, что я заслуживаю своей судьбы. Я знала своего отца и каковы будут последствия разоблачения. Но тогда я не могла отказаться от внимания. В течение шести недель я была не одна в этом мире.

Когда мы подъезжаем к Академии, меня удивляет облегчение, которое я испытываю, увидев эти массивные, витые черно-золотые ворота. Два дракона встают на дыбы по обе стороны, герб Анимуса в центре. Я была здесь чуть больше месяца, и запомню эти недели на всю оставшуюся жизнь.

Мы останавливаемся на подъездной дорожке, и кажется, проходит вечность, прежде чем Лайл подходит к моей двери и выпускает меня. Я не смотрю ни на него, ни на охранников, которые слоняются вокруг нас, пока мы идем в общежитие анима. Есть судьба, которую уготовил мне отец, и судьба, которую уготовила себе я, и эти две нити-близницы оплетают меня, как змеи, раскачиваясь в такт биению моего сердца.

Тудум.

Тудум.

Тудум.

Длинные лучи послеполуденного солнца заливают общежитие золотом, и в ушах раздается резкое рычание, низкое и хриплое.

Бежать бессмысленно, мисс Аквинат. Я смогу найти вас где угодно.

Лайл понятия не имеет, во что он меня втянул. Ни малейшего гребаного представления. И он не поверит, если я расскажу.

– Мисс Аквинат. – Голос Лайла напряжен, как натянутый поводок.

Может ли он слышать это предупреждающее рычание?

Я оборачиваюсь и смотрю на его широкую грудь. Несмотря на долгую дорогу, его рубашка накрахмалена, галстук разглажен. Я хочу провести пальцами по его шелковой длине. Он расстегивает мои наручники, осторожно прикасаясь только к стали, как будто сама моя кожа ядовита.

Возможно, так оно и есть.

Лайл мгновение ничего не говорит, а потом:

– Посмотрите на меня.

Скрепя сердце, я подчиняюсь.

Его янтарные глаза потемнели, но остальная часть лица остается непроницаемой. Я не знаю, что он видит в моих глазах, может быть, загнанного в угол зверя. Может быть, гнев, который я чувствую глубоко внутри.

Кажется, он собирается сказать что-то вдохновляющее. Что-то приятное, например: «Молодец. Ты хорошо держалась. Мы старались». Это то, что сказал бы нормальный человек, не так ли?

Очевидно, у него осталась только апатия, потому что он говорит:

– Я позову вас, когда получу вердикт.

– Как долго? – мой голос тусклый, как старая медь.

Он моргает, вглядываясь в мои глаза.

– Несколько часов.

Я ничего не могу с собой поделать. Мое зрение затуманивается, и слеза скатывается по щеке. Я даже не смущаюсь, потому что рычание в моей голове становится только громче.

Не говоря больше ни слова, я разворачиваюсь и захожу в общежитие.

Тяжесть давит на тело, угрожая затащить меня под лестницу этого старого здания и похоронить под ней. Я боролась. Я бежала. Я сидела в том зале суда и перенесла публичное унижение. К завтрашнему дню журналисты опубликуют все, что они видели, во всех государственных газетах.

Рычание в моей голове распространяется по всему телу. Генри издает испуганный звук. Добравшись до коридора третьего этажа, я смотрю на портрет дракона, счастливо парящего над горами. Свобода. Голубая и сияющая. Вот что представляет эта картина.

В комнате меня ждут Минни, Ракель, Сабрина, Стейси и Коннор. Нимпины чирикают в знак приветствия, но улыбки их владельцев соскальзывают с лиц, когда они видят меня через открытую дверь.

– О, Лия. – Минни бросается ко мне и заключает в объятия. – Все в порядке. Все будет хорошо.

Я зажмуриваю глаза, когда другие анимы обступают нас. Я зажата со всех сторон. Чья-то грудь прижимается к моей щеке, и я знаю, что это Сабрина. На самом деле, это как-то успокаивает. Рука Ракель обнимает меня за спину, а Стейси прижимается щекой к моей щеке. Рычание стихает, совсем немного.

Коннор кладет подбородок мне на макушку.

– Эти ублюдки безжалостны, – бормочет он мне в волосы. – Гребаные ублюдки из Совета. Кем они себя возомнили?

– Конченные ублюдки, – бормочет Сабрина.

– Мы должны п-поджечь их м-машины, – говорит Ракель.

Смех срывается с моих губ, потому что пожар – это именно то, что со мной происходит. Когда отец поджег особняк Полупернатого, он поджег и мою жизнь.

Минни сжимает меня крепче, словно может удержать одной лишь силой воли. Стейси ругается и отчитывает Ракель за замечание о пожаре.

В конце концов, мы размыкаем объятия.

– Когда ты получишь результат? – тихо спрашивает Минни.

Я вытираю глаза.

– Лайл думает, это займет несколько часов.

– Лия, – тихо говорит Стейси, – эти вещи были здесь, когда мы вернулись в твою комнату после обеда.

Шмыгая носом, я смотрю на то, куда она указывает. На моей кровати куча вещей.

– Я сказала им ничего не трогать, – нервно говорит Минни.

Но я едва слышу ее. Я едва слышу их робкие вопросы или осторожное фырканье Ракель и Коннора, потому что рычание в моей голове превращается во что-то на микрон меньшее, чем бешенство.

На моей кровати лежит аккуратно сложенный комплект черных спортивных штанов. Сверху лежит старый USB-накопитель и крошечный квадратик красной фольги, в которой когда-то был шоколад.

Медленно я соскальзываю на пол, мои колени внезапно слабеют, а мозг охватывает отвратительный жар.

Моя анима кричит, и этот крик сотрясает мой череп.

– Лия, – шепчет Сабрина, как будто не может поверить в то, что говорит. – Почему Убойные Братья присылают тебе подарки?

– Это вообще подарки? – спрашивает Стейси.

– Конечно, подарки, – тихо говорит Ракель.

Но мои суженые не дарят мне подарки. Они возвращают подарки своей регине.

– Я больше так не могу, – выдыхаю я, хватаясь за живот, как будто могу вцепиться в свою аниму, держать в своих объятиях и заглушить ее крики. – О, Богиня, я больше так не могу.

Я ясно дала понять своим парам, что отвергаю их, когда убегала. Но теперь они отвергли меня самым конкретным способом, на который способен анимус.

Традиционно регина или рекс первыми дарят подарки членам своей стаи. Это своего рода утверждение, и, даже не подозревая, я подарила им эти вещи. Тот факт, что они хранили их все это время, а теперь вернули…

Я втягиваю воздух пересохшим горлом и издаю звук, напоминающий предсмертный хрип.

– О, Богиня! – Минни подбегает ко мне. – Успокойся, Лия. Успокойся, черт возьми. Дыши. Дыши!

Генри впечатывается всем телом в мою щеку, и я настолько потрясена внезапной болью, что делаю полный, ничем не ограниченный вдох. Я в шоке перевожу на него взгляд, но его чернильно-черные глаза гневно смотрят в ответ. Нимпин громко и сердито чирикает, содрогаясь всем телом.

– Он был довольно красноречив, – говорит Коннор. – Послушай Генри, Лия.

Нимпины пищат в знак согласия.

– Блядь, – всхлипываю я. – Блядь!

– Что происходит, ребята? – в панике спрашивает Стейси.

– Э-это же очевидно, разве нет? – говорит Ракель позади меня.

– Это невозможно, – отвечает приглушенно Стейси, словно прикрывает рот. – Завтра начинается ежемесячный карантин, так что она просто немного раздражена! Скорее всего, дело в этом.

– Дело не в этом, – тихо говорит Коннор. – Одно с другим не связано, никаким блядским боком.

Минни приходит мне на помощь.

– Послушайте, ребята. В чем бы ни была правда, это больше не имеет значения. У нас осталось всего несколько часов.

– Ты п-права, – ворчит Ракель. – Нам н-нужно иметь я-ясную голову.

Я прижимаю Генри к груди, пытаясь убедить его, что я не совсем схожу с ума.

Но судороги и рычание внутри моего тела говорят мне об обратном

– Это полный бардак, – шепчу я.

В комнате воцаряется тишина, друзья апатично смотрят на меня, наверняка пытаясь понять, что все это значит.

– Чем ты хочешь заняться, Лия? – спрашивает Сабрина, приглаживая мои волосы. – Хочешь, я сделаю тебе прическу?

Я качаю головой.

– Я хочу искупать Генри. – В последний раз. Я не произношу это вслух, но они и так понимают.

Нимпины взволнованно подпрыгивают, услышав, что сейчас займутся своим любимым делом, но Генри просто смотрит на меня, словно пытается мне что-то сказать. Я поднимаюсь на ноги, пока анимы собирают полотенца и щетки.

Эти змеи-близнецы угрожающе раскачиваются. Рычание внутри меня заставляет дрожать все мое тело.

Каждый мой поворот ведет к бегству. И в конце каждого пути ждет высший хищник, решивший вонзить в меня зубы. Дракон Ксандера ошибся. Нам суждено расстаться, нравится ему это или нет.

Всегда в бегах. Всегда преследуемая. Всегда добыча.

Минни смотрит на меня, намыливая Герти, но я избегаю ее взгляда и сосредотачиваюсь на массаже Генри, который тоже смотрит на меня снизу вверх.

Мы тихо моем и приводим в порядок наших нимпинов, голоса других анима не громче шепота. Нимпины любят воду и находят ее расслабляющей. Таким образом они подзаряжают свои батарейки, засыпая в перерывах между массажами, и источая ароматы мыла и пены для ванны.

Это хорошее отвлечение от того, что должно произойти.

И все это время я стою спиной к свертку, все еще лежащему на моей кровати.

К тому времени, как раздается стук в нашу дверь, за окном уже совсем стемнело. Там стоит Джорджия, по бокам двое охранников, а позади Тереза.

– Вам нужно пройти со мной, мисс Аквинат.

У меня кровь стынет в жилах не от ее слов, а от отсутствия какой-либо ухмылки. Какого-либо отношения. Ее лицо предельно серьезно.

Темное чувство застывает в моей груди.

– Верно.

Я оборачиваюсь, но Минни уже рядом и обнимает меня.

– Я буду рядом, Лия, – говорит она. Затем ее голос дрожит, и она многозначительно сжимает мою руку. – Жду прямо здесь, когда ты вернешься.

Мое сердце. Как это возможно, что я чувствую, как оно разрывается и наполняется одновременно? Я беру ее руки в свои, потому что хочу видеть ее глаза, пока говорю это.

– Минни, ты была мне хорошей подругой, – шепчу я. – Самой лучшей. Спасибо тебе за твою дружбу.

Я отворачиваюсь от тигрицы прежде, чем слезы хлынут из ее глаз, потому что, если я увижу их, могу окончательно потерять самообладание.

– Я пойду с тобой, Лия, – говорит Тереза, но в ее глазах тоже появляется блеск. – Я буду с тобой всю дорогу.

– Спасибо.

Она не заметила ничего необычного в комнате. Я застегиваю куртку.

Поворачиваюсь, чтобы в последний раз взглянуть на своих друзей. Минни держит Ракель за руку, розовые волосы сияют, глаза блестят. Ракель хватает Сабрину за руку, как будто тоже нуждается в поддержке, а моя подруга-леопард закусывает губу. Стейси вытирает нос рукавом и тоже хватает Сабрину за руку.

Я рада, что они есть друг у друга.

Однако взгляд Коннора полон противоречия, когда он сжимает руку Стейси, и устремляет на меня понимающий взгляд. Он знает, что они мои суженые. Интересно, раскроется ли теперь мой секрет? Интересно, имеет ли это теперь значение?

– Я люблю вас, ребята, – говорю я. – Вы были мне как семья, которой у меня не было последние семь лет.

– Не говори так, Лия, – огрызается Ракель. – Не говори этого, черт возьми.

Я улыбаюсь волку, потому что впервые за все время нашего знакомства Ракель не заикается.

– Я не собираюсь умирать, – заверяю я их со слабой улыбкой. – Так никуда не годится.

Минни нетерпеливо кивает, и я заставляю себя улыбнуться ей.

Охранники надевают на меня стальные наручники и выводят в коридор, Тереза идет в ногу со мной.

Прогулка проходит в тишине, но я сразу понимаю, что меня ведут не в кабинет Лайла. Вместо этого мы идем в противоположную сторону, к медицинскому крылу. Я никак это не комментирую, пока мы проходим через двойные запертые двери, и знакомый запах дезинфицирующего средства ударяет мне в нос, успокаивая и вызывая тревогу одновременно.

Адреналин скребется по моим венам, как стекло, и я с трудом подавляю дрожь во всем теле, которая пытается разорвать меня на части. Такой ужас я испытывала только в ночных кошмарах.

Я знакома с этим чувством по пробуждениям в поту с сокрушительными ударами сердца.

Но теперь все по-настоящему.

Мы проходим через приемное отделение, и я вижу Лайла, стоящего там в одиночестве.

Но когда я смотрю через открытые стеклянные двери, мне становится ясно, почему все собрались здесь.

На подъездной дороге, зажатый между бронированными черными внедорожниками, ждет черный «Роллс-ройс» с хорошо знакомым мне гербом на водительской двери, потому что он был на стене моей детской спальни. Каждое утро я просыпалась с ощущением, что мой отец напоминает мне о том, кто я. Кем он хотел, чтобы я была.