Текст книги "Блестящие разводы"
Автор книги: Джун Зингер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 44 страниц)
55
– Ты должен пойти на выпускной вечер завтра, Т. С., если даже это будет последний вечер в твоей жизни!
Он покачал головой в восхищении и криво улыбнулся:
– Ты действительно явление, Нора! Ты никогда не сдаешься. Пойти на этот чертов выпускной вечер, когда в понедельник я должен лечь в больницу и этот вечер может стать действительно последним в моей жизни. Но ты все равно хочешь заставить меня.
– Прости, если я не так выразилась. Глупо, но это всего лишь оборот речи. Ты ложишься в больницу только для обследования.
– Обследоваться, чтобы узнать, что мне нужно распроститься с жизнью? – засмеялся он. – Мне кажется, что это просто лишняя трата времени.
– Я не хочу слышать, что ты говоришь, как уже приговоренный к смерти, и разводишь такую панику. Если даже они скажут тебе… ну, нечто не совсем обнадеживающее, это совсем не значит, что ты не сможешь полностью вылечиться.
– Ты все еще играешь роль веселого оптимиста, да? Ну что же, это очень благородно с твоей стороны, особенно учитывая все… Это одна из причин, по которой я женился на тебе. Твоя щедрость, оптимизм и доброта. Я знаю, ты считаешь, что я женился на тебе только из-за денег, но меня привлекала твоя личность. Например, я всегда восхищался твоею силою воли.
– А я твоею, поэтому я не потерплю весь этот скулеж и то, как ты жалеешь себя, – Нора говорила сухим тоном, но ей было больно в ярких лучах заходящего солнца, струящегося из окон, видеть, каким он стал бледным, – круглогодичный загар Т. С. куда-то исчез. Его лицо стало нездоровым, морщины обозначились глубже, он стал не похож на себя, па человека, который все время улыбался и наслаждался жизнью и солнцем. Она подошла к окну и задернула занавеси, думая о странностях природы, – именно в эти минуты, когда солнце садилось, оно светило ярче всего, хотя через некоторое время наступят сумерки.
– Я больше всего уважал в тебе, Нора, отсутствие всяких уверток. Ты никогда не сдаешься и никогда не скрываешь ничего. Жаль, что ты сейчас делаешь именно это!
Улыбаясь, она села рядом с ним на покрытый ситцем диван.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, Т. С. Я всегда ценила в тебе то, что ты ясно и четко выражаешься.
Т. С. хмыкнул:
– Ты разве не знаешь, что лучше не вешать лапшу на уши старому брехуну? Мы оба прекрасно понимаем, в чем дело. Поэтому нам нужно выложить все карты на стол в лучших традициях Норы и Т. С. Грант. Нам придется примириться с правдой!
«Примириться с правдой? Он опять хочет о чем-то со мной договориться. Но сейчас уже поздно о чем-то договариваться, и Т. С. отлично понимает это. Сейчас он просит, чтобы я признала очевидный факт и не лгала ему в эти последние предсумеречные часы».
Но должна ли она говорить ему правду, учитывая, как это страшно и больно? Насколько легче замаскировать истину обычными, ничего не выражающими и ободряющими фразами и внушением неоправданного оптимизма до самого конца. Это гораздо легче, чем помочь ему подготовиться и принять неизбежный и страшный конец!
«Нора, ты должна все решить и взвесить!»
Да, он обманул ее, когда женился. Да, для нее было ужасно обнаружить, что он не любил ее! Но она выстояла, и они заключили мир, и с тех пор они были честны друг с другом. И четко выполняли условия их соглашения. Он не любил ее, потому что был не способен кого-то по-настоящему любить. Но Нора знала, что он уважал и восхищался ею, что она ему нравилась… Возможно, больше, чем кто-либо вообще в его жизни. И если не было любви, то не было и равнодушия с его стороны.
Правда, они часто бывали противниками, но никогда – врагами! Они даже больше бывали партнерами и даже союзниками! Кто-то мог бы сказать, что хотя они не были любовниками, за исключением фальшиво-милого начала, они были близкими друзьями. И даже когда они начали торговлю и она представила ему такие жесткие условия, каких он даже не ожидал, он оставался, как любил называть себя, рисковым парнем. И он никогда не вспоминал, что она переспорила его. Даже сейчас он держался нормально, хотя все было против него и в конце жизни он получил грязную оплеуху от судьбы!
Нет, их брак нельзя было назвать блестящим, – но, с другой стороны, он не был и таким уж неудачным!
И если ей чего-то не хватало в этом браке, то в других аспектах она получила гораздо больше того, на что могла рассчитывать. А разумный человек должен примиряться с тем, что ему предоставляет судьба и обстоятельства! Да, она должна была ему сказать все, но сделать это очень аккуратно, чтобы избавить его, да и саму себя, от излишней боли и страданий!
Но она никак не ожидала, что он выложит перед ней новые карты, те, о которых она ничего не желала слышать.
– Я хочу признаться, что изменил тебе, – начал он.
– Мне не нужны твои признания, – прервала его Нора. – В нашем соглашении никогда не оговаривались условия сохранения верности и невозможность измены. Было сказано, что приличия не должны нарушаться.
– Но я как раз нарушил приличия, и сделал это достаточно гнусно. И хотя я, может быть, не нарушил букву контракта, но нарушил его дух.
– Пожалуйста, не нужно продолжать, Т. С. Что бы ни случилось, теперь это не имеет никакого значения.
– Ты не права, и если мы разговариваем начистоту, как честный человек я должен тебе об этом сказать. Разве ты можешь отказать умирающему в том, чтобы он покаялся в своих грехах? – пошутил Т. С.
– Ну, если ты хочешь…
Нора пожалела, что дала ему свое согласие. Когда он хриплым шепотом сказал:
– Я трахался с малышкой Бейб, – Нора могла только прошептать:
– С нашей Бейб? Будь ты проклят, почему с ней?
– Мое единственное оправдание – я был очень расстроен своей болезнью и старался таким образом забыть…
– Это не объясняет, почему ты выбрал Бейб, – в ужасе закричала Нора. – Она так молода и так беззащитна. Ты воспользовался ее нуждой в отцовской любви. Ты же мог выбрать сотни других женщин!
– Но я думал, что только нежное молодое тело может спасти меня. Я подумал: как я могу умереть, если эта милая молоденькая женщина любит меня? Я считал, что в этом заключена какая-то магия. Она придаст мне силы, я буду как бы возрождаться. Ты можешь меня понять?
«Так вот что он называет честностью? Перекладывать на меня свои гнусные извращения! Как он смеет говорить о возрождении? Что дает ему право требовать от меня понимания?»
Нора понимала, что пока она, пытаясь как-то осмыслить все, что касалось Т. С., проводила множество бессонных часов, мучаясь и стараясь понять и простить, он, глядя в ухмыляющееся лицо смерти, оставался таким же эгоистом, таким же расчетливым человеком, каким был всегда. Человеком, которому было наплевать на любого и на всех.
– Итак, Бейб оказалась твоей жертвой, на которую ты набросился, как стервятник на падаль? Но почему не Хани? – потребовала ответа Нора, она начала кричать на него – в такой она была ярости. – Она так же молода, как и Бейб, и гораздо красивее. Ее так же можно желать, как и ее мать, которую ты не колебался вые…, когда тебе это было выгодно!
– Я никогда не соблазнился бы Хани.
– Почему? Потому что ее не так-то легко заполучить в отличие от Бейб? Потому что знал, что она тебя отвергнет? Потому что она все понимает и всегда держится от тебя подальше? Я замечала, как она это делает.
– Правда, что она избегает меня, как и ее отец. Может, потому, что она, как и Тедди Розен, вычислила, что я могу оказаться ее настоящим отцом!
Правда! Нора не могла отрицать, что она тоже долго размышляла об этом.
– Поэтому ты и не попытался соблазнить Хани? Как благородно с твоей стороны! Как тобой следует восхищаться! Не хотел вые… девушку, которая, может быть, является твоей дочерью! А Сэм? Как насчет Сэм? Ты же знал, что она не твоя дочь и она никогда бы не отказала тебе! Никогда, – голос у Норы стал тихим, ей было так горько. – Она изголодалась по твоей любви, она выполнила бы любую твою просьбу. И сделала бы все с огромным удовольствием. Скажи мне, почему не Сэм?
Она не знала, что надеялась услышать в ответ. Может, он скажет: «Хотя я и знал, что она не моя дочь, сама Сэм об этом не догадывалась, и мысль о том, что у нее были сексуальные отношения с собственным отцом, сделала бы в дальнейшем ее жизнь страшной и принесла бы ей огромный вред».
Но он не сказал ничего такого, а просто признался:
– Мне это даже не приходило в голову. Если честно, то Сэм не привлекает меня в сексуальном плане.
Когда Нора услышала это, она в ярости дала ему ужасную пощечину, но он даже не моргнул, он продолжал улыбаться этой своей ироничной улыбкой, и Норе захотелось плюнуть ему в лицо!
– Ты не дала мне рассказать все до конца. Я собирался объяснить, что Сэм мне не нравится, что мне неприятно, когда она находится рядом, потому, что, когда я вижу ее, то испытываю чувство вины.
Может ли эта вина – вина, но не любовь – хоть в какой-то степени оправдать его? Ей было так плохо – она мечтала, чтобы он замолчал.
Но Т. С. желал рассказать все до самого конца о своей короткой связи, которая не принесла радости ни ему, ни Бейб. Бейб ушла, и он остался рыдать в грязную подушку в мотеле «Божественной звездной пыли»!
– Почему ты плакал? Потому что Бейб наконец все поняла и отвергла тебя? Или потому, что она не стала спать с тобой? Она отказала тебе в чуде, которое, как ты надеялся, сможет спасти тебя от смерти? На самом деле ты с самого начала знал, что чуда не произойдет!
– Ты ошибаешься! Я плакал потому, что понял, что у меня было такое чудо рядом и оно могло спасти меня, – он взял лицо Норы в свои руки, – и я этого не понимал и променял на ерунду…
Нора отошла к окну, чтобы на этот раз раскрыть занавеси и впустить в комнату последние лучи заходящего солнца. Она закрыла лицо занавеской и начала плакать, потому что уже было поздно, слишком поздно для всего… даже для такого волшебного средства, которое называется любовью.
– Хорошо, Нора, я пойду на этот вечер, но мы должны заключить соглашение.
– Что ты хочешь?
– Я не знаю, как долго продлится моя болезнь, но я собираюсь с честью сыграть свою последнюю проигранную игру. Я не желаю, чтобы у моего изголовья сидела Сэм, приставала ко мне, рыдала, стонала и умоляла, чтобы ее папочка не покидал ее. Ты должна помочь мне, Нора, спаси меня от Сэм. Отошли ее куда-нибудь… и как можно дальше!
Нора согласилась ради Сэм – и ради Т. С. Сэм не должна была видеть, как умирает человек, которого она считала своим отцом. И самое главное – если Т. С. решил во всем признаваться, как бы пытаясь обелить себя тем, что резал правду всем без разбора, Норе следовало оградить Сэм от возможного его признания на смертном одре, что она не его дочь. Эта правда погубит Сэм.
Т. С. взял ее за руку:
– Но ты останешься со мной? До самого конца, как бы долго все это ни продлилось? Я понимаю, что не могу тебя просить об этом, мы никогда не обговаривали этот аспект, но, черт возьми, умирающий заслуживает какого-нибудь подарка, а ты всегда была порядочным человеком! Ты всегда в конце концов выигрывала что-то ценное!
Была ли она победительницей? Ну, это с какой стороны посмотреть на ее победы. Она хотела проиграть тоже достойно.
– Я буду с тобой.
И тогда произошло то, чего можно было ожидать – он начал обнимать Нору. Бархатные сумерки перешли в темно-фиолетовую темноту, и Нора почувствовала, что пришло их время, их час. И она так же страстно ответила на его объятия, как это было в первую ночь их той далекой встречи…
Часть девятая
День выпуска
Лос-Анджелес. 1974–1975
56
Она позвонила в два часа после полуночи. Для Лос-Анджелеса самое подходящее время, чтобы разбудить Тони.
– Если ты еще недостаточно очухался, чтобы узнать мой голос, старый дружище, то сразу скажу, что это твоя приятельница Нора Грант.
– Я вполне достаточно очухался, чтобы понять, что если ты называешь меня «старый дружище», то чего-то хочешь от меня, и отнюдь не предложения выйти замуж.
Она засмеялась:
– Я позвонила тебе, чтобы обратиться с чисто деловым предложением.
– Но ты не забыла, что я актер, а не бизнесмен.
– Я предлагаю тебе великолепную возможность быть и тем и другим. В самом деле, я предлагаю тебе шанс стать тем, кем, как ты уверял, до смерти хочешь стать – продюсером.
– Или я еще дрыхну, или вижу сон, или ты пытаешься разыграть меня?
– Первое неверно, второе правильно.
– Сейчас слишком ранний час, – простонал он, – чтобы так шутить. Так что – я угадал?
– Что я разыгрываю тебя? Это будет первым, что я завтра сделаю.
– Нора, ты прекрасно знаешь, что есть только одно дело, в котором я хорош в столь ранний час, поэтому, если хочешь, чтобы я только ответил на твой вопрос, повтори мне его, пожалуйста, по буквам.
Когда она сделала это, он простонал:
– Я знал, что буду сожалеть, что это не было брачное предложение. Все, что я могу сказать – надеюсь, что не подведу тебя. Вначале я не удержал тебя, а затем не смог удержать Хьюби.
– Но этим и прекрасна жизнь, дорогой Тонн. Каждый раз открывается что-то новое… Но только сейчас, пожалуйста, постарайся удержать то, что ты можешь получить…
Тедди разбудил Хани к завтраку в семь тридцать, хотя церемония выпуска была назначена на два часа.
– Но, папа, я могла бы еще поспать до девяти или даже десяти, – запротестовала она.
– Я больше не мог ждать. У меня сюрприз.
– Бельгийские вафли с клубникой или оладьи с брусникой?
– Извини, но не будем гадать. Живо надевай халат и шлепанцы и спускайся вниз.
Потом он буквально стащил ее по лестнице и распахнул входную дверь. Едва Хани успела подумать, какой же сюрприз мог ее ожидать в качестве подарка к выпускному дню, как, увидев у подъезда белый «сандерберд» [7], она вскрикнула: «С-берд!» и разрыдалась.
– Надеюсь, это не слезы разочарования, – улыбнулся Тедди. – Или ты ожидала получить «мазерати»?
Но оба они знали, что плачет она от радости, и не только потому, что «с-берд» был сверх ее ожиданий, но потому еще, что это означало, что они приняли телепьесу и выплатили последний чек.
– О, папа, значит, им действительно, действительно понравилось?
– Ты говоришь – понравилась, малышка? Они влюбились в нее!
– О! – Она обняла его. – А Нора знает?
– Конечно, она помогла мне выбрать машину, и это она настояла на белой. Она сказала, что красивые блондинки должны ездить на белых машинах. А ты знаешь, что в таких вещах Нора разбирается безошибочно.
– Знаю. Но вот вопрос: что мы собираемся есть на завтрак – бельгийские вафли или оладьи с брусникой?
– Я думаю, что именно ты должен сказать ей, когда она спустится к завтраку, а это должно произойти с минуту на минуту. Она говорила, что поставила будильник на девять, так что она уже должна быть готова, включая час на мейк-ап и час на причесывание.
– Но почему именно я должен ей сказать? – потребовал Т. С., допивая третью чашку кофе. – Это нечестно с твоей стороны, Нора. Ты говорила, что все, что от меня требуется – это чтобы я пошел на выпускную церемонию. Почему ты не можешь сказать ей о Лондоне и фильме?
Нора запила глотком чая вторую таблетку аспирина.
– Потому что это подарок к ее выпуску и для нее будет иметь гораздо большее значение, если об этом ей скажешь ты. Если это сделаю я, она заподозрит, что я пытаюсь избавиться от нее.
– Но она все равно так отреагирует! Все эти слезы, и поцелуи, и общая истерика. Ты знаешь, как я ненавижу истеричек. Что мне нравится в тебе, Нора, что ты всегда держишь себя в руках.
– Но ей только восемнадцать – она имеет право на возбуждение. Особенно после такого волнующего предложения. Полететь в Лондон, жить там и сниматься в кино! Вспоминаю, когда мне было восемнадцать и я самостоятельно ехала в Лондон! О! Я вовсе не держала себя в руках, я была так взбудоражена.
При этом воспоминании ее глаза засветились, и Т. С. посмотрел на нее жадным взглядом.
– Как бы мне хотелось знать тебя тогда, – сказал он наконец.
– О, тогда я бы тебе не понравилась, – засмеялась она. – Вряд ли я принадлежала к твоему типу кинозвезды. Я была такой, такой неоформившейся, словно ком глины, из которой еще лишь предстояло что-то вылепить, и находилась в состоянии постоянного возбуждения, в каком будет и Сэм, особенно когда узнает, что предстоит работать в этом фильме вместе с Тони. Ты ведь знаешь, что она так же обожает кинозвезд, как и ее отец.
Но Т. С. был не в настроении выслушивать поддразнивания.
– Вот поэтому именно ты должна сообщить ей эту важную новость. В конце концов, Тони был твоей идеей и твоим мужем.
Он разбил скорлупу своего яйца всмятку и поморщился:
– Нора! Это не яйцо всмятку! Оно сырое, вот оно какое, а ты знаешь, что я ненавижу яйца, если они сварены не так, как я люблю. И ты знаешь, как я рассчитываю, чтобы ты позаботилась об этом.
Бейб позвонила Хани в десять:
– У меня только одна минута. Мы собираемся по поводу великого дня позавтракать в отеле «Бель-Эйр». Я звоню, чтобы узнать, какой автомобиль ты получила.
– Ну ты даешь! Как ты узнала, что я получила автомобиль?
– Очень просто. Половина девочек из Бизли уже имеют машины, вроде Сэм, остальная половина должна получить сегодня, потому что это очень практичный подарок, служит, сразу двум целям – это и как презент к выпуску, и предмет первой необходимости. А мамы девочек из Бизли тоже рассматривают этот день как свой выпускной – конец их обязанности развозить своих жопотрясок-дочерей. Итак, какую машину ты получила?
– Белый «с-берд»! А ты получила машину?
– Ага, – без энтузиазма ответила Бейб, – «мустанг».
– Но «мустанг» это класс. Разве тебе не нравится?
– Коричневая машина разве класс? Ты получила белую. У Сэм зеленая, а у меня цвета говна.
– О, угомонись, Бейб. Сегодня день выпуска по всей Америке, и, как ты думаешь, сколько девочек получают по этому поводу новенький, с иголочки «мустанг»? Право же, стыдись.
– Да? А ты знаешь, что этот мой фальшивый отец сказал мне, когда вручал ключи от этой благородной окраски – так Кэтрин называет цвет говна машины? Он потряс мне руку и заявил, что надеется на мою благодарность. А миссис стояла рядом и поддакивала. Но я решила, что не подам и виду. По крайней мере, он никогда не развлекался со мной в сексуальном смысле, во всяком случае, насколько я помню. А она никогда не била меня, если не считать тех нескольких раз, когда, выйдя из себя, стукнула меня по лицу щеткой для волос. Ну, а теперь я должна спешить – нас ждет очень благородный завтрак. Скажи, пожалуйста, ты никогда не слышала о говнистого цвета яичнице? Я не буду удивлена, если нам подадут ее по поводу выпуска. Я слышала, что это последний писк благородной кухни.
– Хани, девочка, где ты пропадала? Последние четверть часа я звоню тебе каждую минуту.
– Ладно, если тебе действительно интересно, то я катала Тедди на моем прекрасном белом «сандерберде».
– «С-берд»? Здорово! Счастливого выпуска, Хани-затейница.
– Тебе тоже, Сэмми. Но почему ты звонила мне каждую минуту? Ты получила новую игрушку на колесах?
– Нет, не машину. Нечто гораздо более волнующее. Только не падай, когда услышишь! Я отправляюсь в Англию! Папа сообщил мне об этом утром. «Грантвуд студия» снимает там фильм, и я еду в Лондон, чтобы участвовать в нем! А теперь угадай, кто будет продюсером и звездой? Вот теперь ты действительно отпадешь. Бывший Норин муж – Тони Нэш! Можешь представить? Держу пари, это должно было убить ее, потому что все время, пока папа излагал мне подробности, она перебивала его, чтобы напомнить мне, что, хотя, как она надеется, я получу от этого удовольствие, главной целью моей поездки должна быть учеба, учеба, учеба и что она надеется, что я правильно расценю эту возможность и не забуду, почему я туда попала и дыр-дыр-дыр… Хани, почему ты ничего не скажешь?
– Скажу, как только приду в себя от шока. И сколько времени тебя не будет?
– Столько, сколько требуется, чтобы сделать кино, я полагаю. Может быть, целый год. Не думаю, что у них уже есть режиссерский сценарий, но папа говорит, что самая лучшая школа, если я пройду весь процесс с самого начала.
– Это значит, что ты не будешь поступать осенью вместе со мной в университет? – несчастным голосом спросила Хани.
– Нет, но зато у меня будет собственная квартира, и вы с Бейб сможете навестить меня в ваши первые каникулы, и мы устроим большой шум! Завтра я улетаю!
– Завтра? Но как ты можешь так быстро? И почему? Разве это так необходимо? Что-то чрезвычайное?
– Ты знаешь, мой папа говорит: «В кинобизнесе всегда все чрезвычайно». А он знает, что говорит. Во всяком случае, Нора заказала мне билет на самолет, который вылетает завтра на рассвете. Не знаю, почему она выбрала такой ранний рейс, но полагаю, что рассчитала, что чем раньше я исчезну, тем быстрее и лучше она уладит свои дела. Хани, ты еще не сказала, что рада за меня.
– Конечно, рада, но все это так неожиданно. О, Сэм, я буду так скучать по тебе, так…
– Я тоже, но я вернусь, Хани-Кролик, а ты побываешь у меня в гостях. А сейчас я должна позвонить Бейб и рассказать ей. До скорого, Хани-Звездочка, и с выпуском тебя и твоего папку.
Она повесила трубку раньше, чем Хани успела сказать ей, что Бейб уехала на завтрак.
Еще до того, как они выехали с подъездной аллеи, судья – он сидел рядом с Бейб, которая была за рулем, – непрерывно ворчал и зудел по поводу ее вождения, в конце концов, она готова была рвануть на следующий красный свет.
Наконец, Бейб спросила его, может быть, он будет чувствовать себя более комфортно, если она отдаст руль ему. На что он с нескрываемым сарказмом ответил:
– Поскольку ты не проявляешь и намека на благодарность и даже не пытаешься заткнуть свой рот, я начинаю склоняться к тому, чтобы забрать у тебя не руль, а сам автомобиль.
Она готова была огрызнуться: «Какого… ты сам не заткнешься со своим зудением о том, какая я неблагодарная и как не похожа на леди?»
Но всего этого она не высказала, потому что именно так он и мог поступить – отобрать этот дурацкий автомобиль и оставить ее на долгое жаркое, лето без собственных колес. И тогда осенью она снова должна будет зависеть от них в поездках в колледж, в то время как она рассчитывала хоть как-то избавиться от этой зависимости, вдохнуть хоть немного свободы. А пока Кэтрин требовала, хотя прямо и не высказывала этого, чтобы она извинилась перед отцом за свою грубость и неблагодарность, иначе они забудут и про завтрак и про церемонию выпуска.
Бейб не хотела извиняться, но перспектива провести остаток дня и весь вечер запертой в доме с ними настолько угнетала ее, что она пробормотала требуемые слова. Когда она подъехала к покрытому тентом подъезду отеля, то затормозила так резко, что, если бы не ремни безопасности, судья безусловно вылетел бы из машины через лобовое стекло.
Выходя из автомобиля, она подмигнула привратнику, отгоняющему машину на стоянку, нежно улыбнулась судье и так мило извинилась перед ним, как только мог бы пожелать любой отец. Они уже сидели в элегантном, битком набитом зале ресторана, Кэтрин смотрела по сторонам, выглядывая, есть ли здесь кто-нибудь, кого стоило бы заметить, а судья погрузился в изучение меню, когда она сказала ему, сделав невинные глаза:
– Ты для меня по-настоящему чудесный отец, хотя я знаю, что ты удочерил меня. Мама требовала, чтобы я никогда не затрагивала эту тему, но думаю, что сейчас, когда я заканчиваю школу, ты захочешь сообщить мне, кем является мой настоящий отец.
Они ответили одновременно. Кэтрин, побледнев от гнева, выпалила: «Являлся, а не является. И на этом прекратим дискуссию».
Судья, криво улыбнулся:
– Ты не должна хотеть этого, и поверь мне, если ты будешь настаивать, то поймешь, почему тебе так трудно быть настоящей леди.
– И что было дальше? – вся кипя, потребовала Сэм.
– Она заказала яйца «Бенедикт», он – яблочный пирог, а я, поскольку не была голодна, только стакан отравы.
– Бейб! – Сэм, доведенная до белого каления, завопила в телефон, – я не спрашиваю о меню, я спрашиваю о том, что ты сделала, когда он сказал, что ты не должна хотеть узнать, кто твой отец, и о том, почему тебе трудно быть леди.
– Я промолчала, – с несчастным видом произнесла Бейб.
– Почему? У тебя есть полное право знать факты – кто был твой отец и почему твоя мать отказывается говорить об этом!
– Ты ничего не понимаешь, Сэм. У меня нет никаких прав. Все, что у меня есть, это Кэтрин и судьи. И если я не позволю им вести себя, как они хотят, то не буду иметь и их. И кому какое дело, кем был мой отец, если он мертв. Где он был, когда я нуждалась в нем? Кроме того, как намекает судья, он может оказаться убийцей, или насильником, или еще кем-то в этом замечательном роде. Как бы то ни было, это судья все решает, потому что это он женился на моей старушке маме и удочерил меня, простил ей ее ужасные ошибки и меня с моей дурной кровью. Поэтому, я полагаю, что Кэтрин права, а я не права, – я должна быть благодарна за то, что он дал мне свою фамилию, учитывая все, и неудивительно, что она хочет сохранить свою тайну.
Она начала плакать.
– Как бы то ни было, меня волнует не он и не то, что он говорит, хотя он и важный человек. Меня волнует она, она моя мать и предполагается, что должна любить меня. Но она не любит. Она стыдится меня, вот это меня и волнует по-настоящему.
– А ты никогда не задумывалась, что, может быть, она стыдится за себя?
Тогда Бейб стала смеяться сквозь слезы.
– Вот это да! Екатерина Великая будет стыдиться за себя? Тебе, Сэм Грант, должно быть стыдно: ты забыла, что она не только Ли из Вирджинии, но и великолепная женщина с размерами номер четыре, и великолепная леди, которая вышла замуж за этого мужчину!
Ладно, хватит. Теперь расскажи мне подробнее о твоих новостях. О Господи, как бы хотела очутиться на твоем месте, поехать в Лондон одной, чтобы никто не стоял у тебя над душой, не командовал тобой!
– Придется работать с Тони Нэшем? Я как-то видела его фотографию в журнале. Он поразительно хорошо сохранился, хотя, судя по тому, что он был женат на Норе, ему, должно быть, уже много лет. – Хотя я не собираюсь ставить это ему в упрек. – Она хихикнула. – Вот бы поднялся вой, если бы я затеяла интрижку с Нориным бывшим, а? Ее бы это взбесило, а меня нисколько бы не смутило, потому что мне всегда нравились немолодые мужчины.
– Ага, – вяло согласилась Бейб, – я знаю. – Меньше всего она хотела бы обсуждать проблему связи с немолодым мужчиной, особенно с Сэм. – Лучше я пойду готовиться. Хотя я уже принимала сегодня душ, Кэтрин настаивает, чтобы я приняла еще раз. Кажется, она думает, что я настоящая вонючка.
Нора нашла Сэм в библиотеке, погруженную в раздумья.
– Мы должны скоро выезжать. Не пора ли тебе принять душ и одеться?
Сэм подняла голову:
– Ты думаешь, я нуждаюсь в душе?
– Нуждаешься? А разве ты обычно не принимаешь душ перед тем, как одеться?
– Обычно да. Но Бейб только что рассказала мне, что ее мать велела ей принять душ, хотя она принимала его лишь два часа назад. Бейб думает, что это потому, что Кэтрин считает ее вонючкой.
– Что за глупость? Что особенного, если Кэтрин предложила ей второй раз принять душ? Почему Бейб поднимает шум из ничего?
– Но для Бейб это вовсе не ничего. Это ее состояние души. Она действительно верит, что как личность она вонючка. А Кэтрин – сука, а судья говно, потому что подталкивает ее на это. Мне кажется, ты должна говорить с ними об этом.
Нора заупрямилась:
– Даже если то, что ты сказала о них, правда, почему ты полагаешь, что я тот человек, который должен говорить с ними?
– Помнишь тот случай, когда нас поймали за курением травки и Кэтрин сказала, что Бейб больше не должна с нами дружить? Ты поговорила с ней и заставила изменить свое мнение. Я убеждена, что она пошла на это потому, что ты доказала, что у нее тоже рыльце в пушку.
– Чепуха.
– Неужели? Бейб знает, что судья удочерил ее, и примирилась с этим, но они до сих пор не хотят сказать ей, кто ее настоящий отец. Они говорят, что он был ужасно плохим, и это заставляет Бейб предполагать, что она тоже плохая. Я подслушала однажды, как ты кому-то говорила, что Кэтрин вовсе не из Вирджинии, а из Мемфиса, штат Теннесси, и что ее девичья фамилия вовсе не Ли. Почему она лжет? И не говори, что не знаешь, я не поверю тебе.
– В таком случае я не буду ничего ни подтверждать, ни отрицать. Но я спрошу и тебя. Если бы даже я знала ответы на все эти вопросы, почему ты думаешь, что я имею право вмешиваться в жизнь другой женщины, диктовать ей, что она должна, а что не должна рассказывать собственной дочери? И что побуждает тебя думать, что я имею право разглашать секреты других людей? И наконец, если ты задумала рассказать Бейб, что ее мать на самом деле вовсе не Ли из Вирджинии, ты должна быть чертовски уверена, что она готова услышать это, хочет услышать. А может, лучше ей ничего не знать?
– Но каждому всегда лучше знать правду! – вскричала Сэм.
– Не всегда, Сэм, не всегда, – сказала Нора, думая в это время, что она сама часто порывалась рассказать Бейб известные ей факты. – Что же касается того, что Бейб не следует считать себя вонючкой, то это должно вытекать из ее собственного самоощущения, иначе это ничего не стоит. А теперь собирайся побыстрее, мы действительно опоздаем, отец уже одет и нетерпеливо ждет. И поскольку нас поджимает время, почему бы тебе не пропустить душ? Ты и так уже благоухаешь, как роза, даже под любым другим именем…
– Ну, и как я должна это принимать? – в отчаянии вскричала Сэм. – Ты говоришь серьезно или шутишь?
– Тебе уже восемнадцать, и сегодня твой выпуск, Сэм. У тебя хороший, ясный ум, предполагается, что ты уже взрослая. Так почему бы тебе не вычислить это самой?
Прекрасный день для проведения церемонии выпуска на открытом воздухе, подумала Нора, любая невеста была бы счастлива выбрать такой день для своей свадьбы. Счастлив выпуск, чей праздник приходится на такой солнечный день.
Комментатор службы прогноза погоды на телевидении предсказывал прекрасную погоду с температурой семьдесят четыре градуса [8]в Лос-Анджелесе, при почти нулевой влажности и минимальном смоге. И место тоже было выбрано превосходное – Шекспировский сад роз Бизли, за который каждая воспитанница Бизли испытывала законную гордость, поскольку все его разнообразные экзотические растения, прежде чем их пересадили в открытый грунт, были выращены ими в собственных теплицах, и каждое названо в честь прекрасной героини из какого-либо произведения великого писателя.
Они немного опоздали, так что Сэм в ее синей мантии и шляпке с кисточкой, с развевающимися из-под нее волосами пришлось мчаться, чтобы успеть присоединиться к одноклассницам, выстраивающимся для проведения церемонии, в то время как Нора и Т. С. взяли первые попавшиеся маленькие белые стульчики. Оглянувшись, Нора увидела слева от них и на ряд ближе супругов Трейси и Тедди, сидящего правее, шарящего взглядом по рядам девушек, и подумала: он ищет меня, хочет убедиться, что я здесь. Потом он нашел ее и помахал рукой, и она ему ответила, а Т. С. наблюдал за ней с улыбкой и загадочным выражением глаз. Он собирался что-то сказать, но в этот момент ударил оркестр и девушки, выстроенные в линию по росту – Бейб первая, Сэм последняя и Хани где-то в середине, – начали свой воодушевленный марш по проходу.
