Текст книги "Блестящие разводы"
Автор книги: Джун Зингер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 44 страниц)
2
Когда женщины приветствовали их, Хани почувствовала себя неловко. Можно было подумать, что она спасла мир от ядерной катастрофы, а не просто потребовала сногсшибательную сумму денег и дом в придачу в качестве доли общего имущества. Затем, когда Нора, необыкновенно привлекательная в красном шелковом «восточном» жакете, с бриллиантовыми сережками, светлыми волосами, зачесанными назад в высокую прическу, бросилась к ней и, обняв, проговорила:
– Поздравляю, дорогая, с блестящим разводом! – глаза ее наполнились слезами.
Нора, увидев ее слезы, прошептала:
– Не надо, дорогая. Это только вначале больно. Тут-то и помогают деньги. С ними легче переносить боль. И ты слишком хороша, чтобы слезами портить свою внешность. Я всегда говорила, что гораздо важнее выглядеть красивой во время развода, чем во время свадьбы.
Несмотря на свое обещание быть любезной с Норой, Сэм не могла удержаться и с издевкой в голосе протянула:
– Почему вы всегда это говорите, Нора?
Стараясь не замечать колкости, Нора улыбнулась:
– Я говорю это потому, что это так и есть. Свадьба, если хорошенько подумать, это фактически конец – завершение встреч двух людей, ухаживания, ссор и примирений. Это конец, а конец чего бы то ни было всегда печален. А с другой стороны – развод! Это значит: прощай, прошлое, и здравствуй, будущее, и я всегда говорю, что мы должны снова выглядеть красавицами. Привлекать все самое лучшее. Особенно новых и интересных мужчин!
– И богатых! Разве это не важно? – настаивала Сэм.
– Ну разумеется, дорогая, – ответила Нора, делая вид, что не понимает ее вызова.
– Вот видишь, Нора! – воскликнула Сэм. – Еще одно мудрое наблюдение со стороны дамы, которая может высказаться по любому вопросу, будь это замужество или развод. И, насколько я знаю, никто не компетентен в этом больше нашей Норы.
Нора звонко рассмеялась и потрепала Сэм по щеке, затем повернулась к дворецкому, чтобы попросить его принести еще несколько бутылок вина, а Хани тем временем шепнула Сэм:
– Мне показалось, ты говорила, что собираешься быть с ней как можно любезнее…
– Да, ты права, – Сэм с притворным раскаянием опустила ресницы.
– Так зачем же ты все время язвишь и задираешься?
– Ты помнишь этот рассказ о лягушке и скорпионе? Они пришли к ручью, через который было нужно переправиться, и скорпион говорит: «Я не умею плавать. Давай я переберусь на твоей спине», а лягушка отвечает: «Если ты сядешь мне на спину, то ты ужалишь меня, и я пойду ко дну». Скорпион на это: «Что за чепуха! Разумеется, я не буду тебя жалить! Если ты пойдешь ко дну, то и я тоже». Ну, лягушка позволила скорпиону забраться себе на спину, и конечно же, на самой середине ручья скорпион жалит лягушку, и они оба начинают тонуть. Лягушка спрашивает: «Ведь ты знал, что произойдет. Зачем же ты меня ужалил?», а скорпион отвечает: «Потому что я скорпион».
– Тебе никогда не приходило в голову не быть скорпионом?
Сэм рассмеялась:
– Ну разумеется, приходило. Но в этом-то все дело: я действительно скорпион.
– Хани, ты молодец! – Лейки Оуэнс, звезда одного из первых сериалов, хлопнула ее по спине. – Ты даже затмила Фрэнси Ли. Ей удалось получить всего сто пятнадцать миллионов!
– ВСЕГО? – с возмущением спросила Крис Кэмпбелл, которая вот уже пять лет была в разводе после шестимесячного замужества с рок-звездой. – Я едва получаю столько, сколько мне нужно на оплату лишь одной спальни.
– Скажи спасибо и за это, – сказала Лейки, хватая бокал с шампанским с подноса. – Бедняжке Фрэнси было за шестьдесят, она отдала Норману свои лучшие годы. И как ты можешь сравнивать шесть месяцев с Диким Биллом Боунтоном и время, которое Фрэнсис потратила на Нормана?
– К тому же ты всегда недооценивала влияние прессы, – вставила Пэмми Петри, глава фирмы «Петри паблик релейшнз», затянутая в кожу, усеянную горным хрусталем. – Посмотри на Элану Стьюарт. Она действительно сделала все, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание. Она выходила замуж за Рода так, что об этом знали все, и рассталась с ним публично, так что стоило только открыть газету, как с нее на вас смотрели ее фотографии с малышами Рода. Теперь она получает фантастические алименты и имеет шикарное жилье. Почему? Потому что кому же хочется – пусть даже это будет и рокер – выглядеть последним подонком, который не желает заботиться о своих детях? Если бы ты была поумнее и продержалась с Диким Биллом хотя бы пару лет, завела бы ребенка или двух, запечатлела это на тысяче фотографий, где бы вы были?
– Завести ребенка или двоих? Продержаться пару лет? – взорвалась Крис. – Как бы я смогла это сделать? Как только он женился на мне, он перестал со мной трахаться. А однажды, когда я поехала по магазинам в Сакс, он переселил одну из своих певичек в мою кровать, а все мои вещи отнес в гараж. У меня даже не было ключа от гаража!
– Дело в том, что рано или поздно они все загуливают, – раздался мрачный голос Рей Питерс, женщины средних лет, автора многих комедий, которая была одета в оранжевый спортивный костюм и желтые кроссовки. – Когда ты их притягиваешь, то они тоже вызывают волнение, но как только перестаешь думать о том, что именно делает тебя привлекательной, остается просто их нянчить: тереть спинку, готовить им ванну, смешивать коктейли для них, заниматься их выходами в свет и слушать вечное нытье о том, как им трудно живется. Мораль: если подчинить свою карьеру и интересы карьере и интересам мужа, то окажешься по горло в дерьме, причем без лодки.
– Есть действительно умные женщины. Посмотрите на Эми. Она не бросила свою карьеру ради Стивена. Теперь у нее не только куча денег – около сотни миллионов, ребенок от Стива и ребенок от ее нынешнего дружка: она ухитрилась сохранить хорошие отношения со Стивом, они нередко ужинают вместе.
– Да, это здорово, что Спилберги остались друзьями.
– А еще – у Эми хватает денег, чтобы не убиваться на работе. Она теперь может выбирать то, что ей нравится.
– Да Бог с ней, с Эми, посмотрите на нашу Хани. Она будет продолжать работу, кроме того, заполучит Краун Хаус, да еще двести пятьдесят миллионов в придачу!
«Да, но у меня не будет того, что я действительно хочу, – подумала Хани, – и уж конечно, не будет дружбы с Джошуа».
Она взглянула на Сэм, взглядом умоляя ее «Спаси меня!», и Сэм взяла ее под руку:
– Извините нас, но я хочу немного покормить Хани. Только подумайте об этих двухстах пятидесяти миллионах. Представляете, сколько ей придется затратить калорий.
Прежде чем они отошли, раздался скрипучий голос Рей:
– Возьми эти деньги, Хани, и сделай на них что-нибудь по-настоящему серьезное.
Хани засмеялась:
– Что я должна сделать? Начать выпускать журнал, создать еще один фонд?
– На деньги, полученные после развода, ты должна начать новую жизнь и в то же время покажи этому Джошуа – докажи ему, что можешь добиться кое-чего, причем объясни это ему на его собственном языке, – Сэм говорила серьезно.
– Новая жизнь? А что ты называешь «его собственным языком»?
– Чего ты всегда хотела? Стать настоящей актрисой. Это и будет для тебя новая жизнь. А что самое главное для большой шишки?
– Думаю, его компания «Ройял продакшнз».
– Вот именно! Он любит «Ройял продакшнз» больше всего на свете, и если ты на деньги, полученные как компенсацию за развод, купишь студию, – настоящую студию, которая снимает настоящие фильмы, а не всякую чепуху для телевидения, а затем сделаешь хорошую вещь, на которую, как он говорил, ты не способна, – разве это не будет для него полезной клизмой? Это покажет ему, что ты никогда не была телевизионной куколкой. И если ты добьешься успеха, то вот тут-то ты его и поимеешь!
– Но…
– Не теперь. Вон пришли еще девушки. Улыбнись и возьми немного пудинга. Это должно быть очень вкусно, потому что мачеха наняла для стряпни какую-то поварскую звезду. Норе надо отдать должное, она всегда умеет заполучить самое лучшее и самое модное в области кулинарии. – Сэм положила немного сладкого на свою тарелку и попробовала. – М-м-м… это действительно вкуснятина.
Однако Хани едва попробовала свой пудинг, раздумывая над тем, что ей только что сказала Сэм. Она соображала: имела ли в виду Сэм какую-нибудь определенную студию, чтобы «поиметь» его.
Вообще-то проект казался заманчивым. За все те годы, что они были женаты, она, по правде говоря, ни разу «не имела» его в переносном смысле этого слова. Хотя и в буквальном тоже имела не так уж часто. Обычно именно он имел ее, хотя иногда она и пыталась принять более агрессивное положение сверху. Это давало ей возможность выбирать: постепенно впустить его в себя или же яростно наброситься на него. Задать тон, выбрать ритм – яростно-неистовый или же мучительно-медленный. Заставить его кричать от невыносимого желания или же умолять ее ускорить движение, или же, наоборот, замедлить… Нет, он не так уж часто позволял ей это. Джошуа был способен наслаждаться жизнью, любовью и сексом, лишь когда командовал сам.
Если быть откровенной с собой, и развод, и ее требования были по-настоящему связаны лишь с этим – ей хотелось «иметь его», – и дело было не в мстительности или самооценке, даже не в деньгах, которые она честно заработала. Может быть, с самого начала это и был развод, «чтобы поиметь».
Она подняла глаза и встретила взгляд Норы, Хани была поражена печальным выражением лица Норы. Но когда их глаза встретились, оно резко изменилось. Интересно, подумала Хани, о чем Нора думала, что так расстроило ее.
Совсем недавно она поздравила ее с блестящим разводом, блестящим из-за денег. Однако во время свадьбы Нора поздравляла ее с блестящим замужеством, которое, по Нориному определению, включало в себя любовь, удобство, удовольствие (читай – секс) и деньги. Но у замужней или разведенной – деньги у Хани были. Может быть, Норе грустно из-за того, что Хани потеряет привычное наслаждение?
Он был сверху, его полные губы дразняще ласкали ее губы, затем мучительно медленно спускались к ее горлу, плечам, груди. Он брал в рот ее соски – эти два бугорка, такие же твердые в своем желании, как и его напрягшийся член, которого она так хотела и о котором так умоляла его.
Всегда дело кончалось тем, что она выпрашивала это последнее проникновение, окончательное завершение, как будто он хотел оставить самое лучшее себе. И снова она обещала себе никогда не просить – ни его любви, ни его тела, ни всего того, что он мог дать ей.
Вряд ли Нора жалела ее потому, что она лишится наслаждения. В конце концов, это Голливуд, а секс был самым дешевым товаром Голливуда. Кроме того, Нора не могла знать, приносил ли ей секс наслаждение, разочарование или оставлял ее равнодушной.
Сожалела ли Нора о том, что она теряет любовь?
Но любовь это такая обманчивая вещь, здесь никогда ничего наверняка не знаешь. Любил ли он ее по-настоящему? Как только что сказала Сэм, он больше всего на свете любил «Ройял продакшнз», а на втором месте, наверное, был Краун Хаус. Так что если она отберет у него дом, то, по крайней мере, у нее будет одна из двух вещей, которые он любил больше всего. Даже сейчас она не знала, занимала ли хотя бы третье место в этом списке.
И что могла знать Нора о любви, чего бы не знала она сама? Она в очередной раз, может быть, уже в сотый, подумала: было ли у Норы хоть одно замужество по любви? Вероятно, найдя ответ на этот вопрос, она поняла бы, почему Нора с такой печалью смотрела на нее…
– Когда этот адвокатишка дал мне на выбор четыре варианта, которые, как он говорит, всегда предлагают своим клиентам, – переговоры, суд, капитуляция или убийство, – я не сомневалась. Я сказала, что согласна только на убийство своего Джека! – Произнося это, Дон Харрис так яростно крутила на пальце кольцо с изумрудом, как будто это была шея ее мужа. – Я знала, что Джек обманывает меня с половиной города, и также знала, что ему придется немалую сумму выложить за то унижение, которому он меня подверг. Я не только хотела получить половину всего того, что у него было, включая его сапфировые запонки, я жаждала его крови.
– И ты ее получила? Отрезала Джеку яйца?
– Мы пока еще продумываем план действий. Убийство – не такая уж простая вещь, как кажется. Мы не такие везучие, как Хани.
У Хани мелькнула мысль о том, что необходимо было бы внести поправку: ей мысль об убийстве и в голову не приходила. Ей никогда не хотелось крови.
«А может быть, я ошибаюсь?» Но уж если кто-нибудь и подумывал об убийстве, так это был он, а не она. Это он убил их любовь, их брак своим полным пренебрежением к ее интересам… Его лживые обещания… Его притворные поцелуи.
Но ей не хотелось горевать. Она хотела насовсем уйти из его жизни. Может быть, когда-нибудь, когда он поймет, что она живой человек, а не кукла Барби, они и смогут быть друзьями.
– Так как, Хани? – поинтересовалась Сэлли Фостер. – Это твой адвокат уговорил тебя ударить его в самое уязвимое место?
Хани пожала плечами. Это было похоже на вопрос «Когда вы перестали бить свою жену?». Почему все решили, что она хочет его ударить побольнее, когда она просто желает взять то, что по праву принадлежит ей? Кроме того, ни одна женщина здесь не хотела бы услышать, что ее адвокат, Пресс Рудман, вообще-то настаивал на том, чтобы она проявила больше великодушия, чем корысти. Эти женщины хотели знать лишь о самом плохом.
– Не знаю, – вздохнула Джилл Хэлперн, – такое впечатление, что у некоторых женщин все так легко получается. Посмотри на Бриджитт Нельсен. Не успела выйти замуж за Рэмбо, как осталась опять свободной с шестью миллионами.
– А как насчет Свида и Джоан Коллинз? Он попытался обчистить ее, хотя у него и была подружка на стороне – таких называют «цветок страсти». Вот это действительно размах. К счастью для Джоан, у них был заключен брачный контракт.
– Ну, я не знаю. Мне кажется, брачный контракт говорит об отсутствии доверия друг к другу и в конечном счете оказывает дурное действие на сам брак. Вот посмотрите на Дональда и Айвану. Он без конца переделывал этот контракт. Очевидно, с самого начала у него были какие-то планы. Хани, а у тебя был брачный контракт?
Хани начала было:
– Вроде нет. Я…
– А у него был «цветок страсти» на стороне?
Хани сделала вид, что не слышала вопроса, однако светлая блондинка продолжала:
– У них у всех «цветы страсти» на стороне, но это не имеет никакого значения. Чего они все не могут понять, так это того, что в Калифорнии развод не основывается на прелюбодеянии и что большая буква «И» означает «имущество», а не «измена».
Нора подошла к группе женщин, окружавших Хани.
– Ну что ж, похоже, все здесь неплохо проводят время. Так чью репутацию вы терзаете сейчас? – спросила она весело.
– Мы только что говорили о брачных контрактах и о большой букве «И» – означает ли она «имущество» или «измена», – ехидно улыбнулась Сэм. – Учитывая ваш богатый опыт, Нора, дорогая, может быть, вы захотите что-нибудь добавить по этому вопросу?
Нора фыркнула:
– О Боже, боюсь, что мне нечего сказать. Я уже забыла абсолютно все, что касается брачных контрактов, имущества и измены.
Хани повернулась к Сэм, которая откусывала блинчик с крабами, причем черный соевый соус стекал по ее пальцам, она ела руками вместо того, чтобы пользоваться вилкой и ножом, и ей каким-то образом удавалось делать это очень изящно.
– По-моему, я выполнила свой долг, – сказала она медовым голосом. – Ты не думаешь, что заслужила небольшой передышки? И Бейб до сих пор нет. Может быть, нам стоит проверить, не случилось ли с ней чего-нибудь?
Да, ей необходимо было повидаться с Бейб – Бейб, такой счастливой в своем замужестве.
– Хорошо, мы позвоним кое-куда и выясним, где она может быть, – Сэм слизнула соус с пальцев. – Сейчас потихонечку улизнем в библиотеку и оттуда позвоним.
– Знаешь, что странно? – прошептала Хани, когда они на цыпочках проходили через зал. – Ни от кого из них во время всего разговора я не слышала ни одного доброго слова ни об одном мужчине.
– А ты что, надеялась это услышать? – фыркнула Сэм. – Все эти женщины – голливудские экс-жены.
– И все же ты не думаешь, что может найтись хоть одна женщина, которая скажет: «Да, у нас не сложилось, но он потрясающий парень и я желаю ему счастья».
– Вообще-то такое предположить можно, но я думаю, что эти бабы просто не в состоянии произнести такое. А ты, Хани? У тебя есть желание заявить об этом?
– Ну, думаю, что не могла бы это сказать. И я действительно желаю ему счастья.
«Большого-пребольшого счастья. И кто знает? Вполне возможно, что я всегда буду желать ему любви…»
3
– Я позвоню в Вашингтон, но если мы там ничего не узнаем, то тебе придется пообщаться с ее матерью, – сказала Сэм, закрывая за собой дверь библиотеки. – Честно говоря, у меня нет настроения сегодня разговаривать с Кэтрин. Ты же знаешь, как она говорит по телефону – с такой легкой королевской раздражительностью в голосе. Я всегда с ней очень мило здороваюсь, очень вежливо спрашиваю о ее самочувствии, – сказала Сэм, подходя к массивному дубовому бару, находящемуся в центре комнаты, чтобы взять бутылку бренди. – Но она всегда цедит сквозь зубы.
Она налила немного бренди в две рюмки, посмотрела на свою работу и добавила еще чуть-чуть, затем протянула одну рюмку Хани.
– Начинается всегда так: «О, это ты, Са-ман-та. Полагаю, что ты желаешь поговорить с Бабеттой?» И мне всегда хочется на это ответить: «О нет, вообще-то я желаю Бабеттиного папочку, вашего супруга – судью. Мы уже так давно не валялись с ним в постельке». Но поскольку я девушка воспитанная, я никогда этого не говорю.
Если Бейб нет, то Кэтрин обязательно скажет, что не получала от нее известий уже несколько недель, для того чтобы я подумала, что у той что-то произошло. Затем она спрашивает: «Может быть, я могу для тебя еще что-нибудь сделать?» Как будто только что сдвинула для меня гору, и мне ужасно хочется сказать: «Да, пожалуйста, нагнись и дотронься руками до пальцев ног, чтобы я могла воткнуть горячую кочергу в твою задницу!»
– Хорошо, – согласилась Хани, отсмеявшись, – ты звони в Вашингтон, а если ничего не узнаешь, я поговорю с Кэтрин, хотя и не понимаю, за что мне такая честь.
– Ты заслуживаешь ее, потому что всем известно, как прекрасно ты ладишь с Кэтрин Трейси, почти так же, как и со старушкой Норой. Это твой стиль. Ты из тех девушек, которую хотят удочерить все матери.
«Не совсем, – подумала Хани. – Я знаю одно довольно существенное исключение – моя собственная мать».
– Это была секретарь Бейб по связи с общественностью, – сказала Сэм, вешая трубку, – а я не знала, что у нее она есть. Ей что, действительно нужен такой секретарь? Во всяком случае, мисс Присси сказала, что Бейб вылетела из Вашингтона в половине девятого утра по их времени и должна прибыть сюда в половине двенадцатого по нашему времени, и она сразу же приедет сюда, то есть она должна быть здесь в половине первого, ну, в крайнем случае, в час. – Сэм посмотрела на часы. – Уже почти три, значит, где-то что-то запоздало.
– Она совершенно определенно сказала, что Бейб улетела в половине девятого?
– Она сказала, что шофер сенатора Райана отвез Бейб в аэропорт. Хм-м… Секретарь по связи с общественностью для нее, шофер для него, этот большой дом и все эти необыкновенные развлечения… Они неплохо живут на денежки Кэтрин и судьи, и меня интересует один вопрос: если они разведутся, как они собираются делить собственность Трейси?
– Сэмми, дорогая, не забивай головку всякой ерундой. Брак Бейб крепок, как кирпичная стена.
– Может и так, но когда рушится кирпичная стена, знаешь, как это происходит? По мере того как начинает крошиться раствор, начинает выпадать один кирпичик за другим. Кирпичная стена хороша тогда, когда хорош раствор, когда при его составлении учитываются и погодные условия, и всевозможные нагрузки, и совместимость материалов. А каков раствор, что скрепляет кирпичики Бейб? Мне кажется, что там многовато Трейси, перемешанных с песком и водой.
– Но а то, что называется любовью? Разве это не входит в связующий состав?
– Все зависит от того, какую именно любовь иметь в виду и кто кого любит. Лично мне кажется, что Грег любит родителей Бейб, а они любят его – и все это прекрасно, – я не имею ничего против таких чудесных отношений. Только где же здесь место для Бейб? Ее-то кому любить?
– Ну почему ты всегда обо всех так плохо думаешь, Сэм? Почему ты не веришь тому, что Бейб счастлива в своем замужестве?
– Верить? Это ты и делала, когда с шорами на глазах летела к алтарю?
– Ну, Сэм! – В голосе Хани послышался упрек, – Бить меня по самому больному месту!
– Прости, Хани, боюсь, что удар был действительно ниже пояса. Но ты знаешь, что я тебя люблю и что нас связывает достаточно крепкий раствор, ведь так? Так ты меня простила?
Хани безнадежно махнула рукой:
– Боюсь, у меня нет выбора. Ты прощена. Теперь позвони в аэропорт и узнай, вовремя ли прилетел самолет Бейб. Секретарша сказала тебе, каким рейсом она вылетела?
– Да, компания ТВА. Она также попросила, поскольку ее Прекрасный Принц всегда желает знать, где находится Бейб, в случае, если ему будет необходимо с ней связаться, перезвонить туда, как только она объявится. – Сэм усмехнулась: – Это уж обязательно.
Она взяла телефон и набрала номер. Через пару минут ей сообщили, что самолет Бейб прилетел вовремя. Он приземлился в половине двенадцатого.
– Боюсь, что ничего другого нам не остается, кроме как позвонить Кэтрин Трейси, – вздохнула Хани и начала набирать номер, пока Сэм подошла к бару и налила в их рюмки еще бренди.
После, по крайней мере, пятиминутной беседы с Кэтрин Хани со смехом доложила:
– Похоже, что Кэтрин не видела и не слышала Бейб уже несколько недель, а может быть, и несколько месяцев. Ты бы поверила, если бы она сказала – лет?
– Вот видишь? Что я тебе говорила? Она всегда так говорит, независимо ни от чего, так что можно с ума сойти от волнения. Ты ей не сказала, что мы уже три часа ждем Бейб?
– Нет.
– Ну и правильно. Хотя пусть бы тоже немного посходила с ума от волнения.
– Ну а что же нам теперь делать?
– Ничего. Может быть, Бейб не понравилось, как она одета, и она пошла по магазинам вместо того, чтобы сразу же приехать сюда.
– Ходить по магазинам в течение трех часов сразу после самолета?
– Почему бы нет? Ты же знаешь, что она большая любительница походить по магазинам.
– Наверное, стоит позвонить ее секретарше и сообщив, что мы не может ее найти? Может быть, они станут ее искать со своей стороны?
– О Боже, Хани, дай ты Бейб немного передохнуть! Три часа – это еще не значит, что человек пропал. Бедняжке хочется провести эти три часа так, как она хочет, не сообщая об этом ни мужу, ни секретарше, ни матери. А тебе не может прийти в голову, что она специально воспользовалась такой возможностью, чтобы провести часок-другой в мотеле, так чтобы об этом никто не узнал? Полагаю, что единственное, что мы можем для нее сделать, – не сообщать о ней в полицию.
– Все это очень странно.
– Будем сидеть здесь и пить до тех пор, пока Бейб не появится тогда, когда сама захочет. – Сэм пошла к двери и заперла ее. – Если кто-нибудь начнет стучать, не отзывайся. Будем сидеть здесь и ждать, пока весь этот паноптикум разойдется и появится Бейб. Давай еще выпьем?
Хани протянула свою рюмку, показывая, что у нее еще остался бренди, а Сэм пошла к бару наполнить свою рюмку еще раз и, пока она нализала, вспоминала, как они делали то же самое в этой же самой комнате – запирались здесь от всего мира. Иногда они так просиживали часами, не обращая внимания на стук в дверь, и Сэм, отказываясь отворить, спокойно читала вслух книгу, снятую с одной из многочисленных полок наугад.
Несмотря на то что это происходило не раз, Хани всегда поражалась, как спокойно не реагировала Сэм на приказ: «Отвори дверь!», в то время как Бейб сверкала черными глазами от возбуждения и восхищения таким явным проявлением непослушания. В то же время это было несколько нервное возбуждение, потому что, хотя Сэм и вызывала ее восхищение своей дерзостью, однако сама она никогда в жизни не осмелилась бы устроить такую штуку дома, и Хани очень хорошо ее понимала. Трейси не поощряли телесные наказания, однако их молчаливое осуждение, наказание «ограничением в чем-либо» или запрещение было достаточным для того, чтобы Бейб всегда умоляла: «Давайте пойдем к тебе, Сэм, или к тебе, Хани, куда угодно, только не ко мне!»
– Ну, а если к двери подойдет Нора? Тебе тогда придется открыть. Ты уже больше не непослушная девчонка. И потом, это ведь ее дом.
– Ну уж конечно!
– Надо отдать Норе справедливость, она всегда предоставляла тебе здесь кров, независимо от того…
– Еще бы! Этот дом принадлежит ей не больше, чем «Грантвуд студия». Кроме того, она хочет, чтобы я жила здесь, а она могла мне без конца напоминать, какая я дрянь, и следить за мной, как она делала это, когда я была ребенком. Так же, как она всегда следила за папой.
Опять все сначала. Хани казалось, что о чем бы не шел разговор, все равно кончалось Норой.
– На самом деле, Сэм, она контролировала твоего отца ровно настолько, насколько он ей это позволял.
Сэм издала какой-то шипящий звук:
– Он был просто воском в ее руках, этих расчетливых, хитрых руках. Почему же он оставил ей мою студию и мой дом, черт подери!
– Ой, Сэм! – спокойно возразила Хани. – Она никогда не была твоей студией. Она была его студией, и он предпочел оставить ее женщине, с которой был счастлив. Рано или поздно тебе придется смириться с этим и перестать себя терзать!
– Но я не могу этого вынести! – воскликнула Сэм и бросилась на диван рядом с Хани, прижимаясь разгоряченным лицом к прохладной кожаной обивке. – Это все мое! Я его дочь! В моих жилах течет его кровь, так же как в его жилах текла кровь создателя фильмов. Эта студия принадлежит мне! Ты же знаешь, она Норе и на фиг не нужна. Она позволяет управлять ею совсем посторонним людям с тех пор, как умер папа. Для нее студия никогда ничего не значила, кроме того, что она приносит доход.
– Но Нора всегда хотела, чтобы ты там работала. Она, если говорить откровенно, просто заставляла тебя…
– Ну конечно. Она хотела, чтобы я была там на побегушках. Ей просто нужно было унизить меня.
– Да перестань, Сэм. Дело было в том, что ты хотела начать с самой дорогой пятидесятимиллионной картины, а Нора считала, что тебе надо начинать с мелочи, так, чтобы ты прошла весь путь и познакомилась со всем процессом. Она думала, что…
Сэм резко села:
– Какого черта ты можешь знать, о чем она думала? И вообще, ты ничего об этом не знаешь! Точно так же, как ты не знаешь, почему она восстанавливала против меня моего отца или почему она отослала Хьюби, – лишь из-за того, что он любил меня.
Хани не знала, что на это ответить. Прошло столько лет с тех пор, как Сэм последний раз упоминала Хьюби.
– И ты не можешь знать, почему она убрала меня с дороги, когда умирал отец. Или вот вопрос номер один: почему отец оставил все ей – даже свои деньги из наследства я могу получить только по разрешению Норы! – возмущенно фыркнула Сэм. – Получать с ее санкции! Это же ни в какие ворота не лезет!.. Если бы ты не была так ослеплена ее фальшивым обаянием, ты бы увидела, что это стопроцентная стерва, которая окрутила доверчивого мужика, и то, что ей это удалось, говорит только о том, какое у него было чистое и доверчивое сердце. А, да что толку говорить об этом с тобой? Но наступит день, когда тебе придется сделать выбор. Подумай и реши, на чьей ты стороне. На ее или на моей?
«Но я уже сделала свой выбор, Сэм, – хотелось крикнуть Хани. – Я сделала свой выбор, когда предала Нору, не рассказав ей правды о Т. С., и я сделала это только для того, чтобы скрыть правду от тебя».
– О Боже, ну почему мой отец женился на ней? Ну почему? Это такая стерва, а он был такой замечательный человек, ведь правда?
Хани кивнула не сразу, а Сэм, которая обычно очень тонко подмечала всякие нюансы, была так возбуждена, что не обратила внимания на небольшую паузу. Вместо этого она разрыдалась, и Хани стала покачивать ее, как ребенка, чтобы успокоить. Она никогда не видела Сэм в таком состоянии.
– Все будет хорошо, Сэм. Вот увидишь.
– Ты поможешь мне? Ты будешь на моей стороне?
– Ну, Сэм, я всегда была на твоей стороне, и, конечно же, я помогу тебе. В этом и заключается дружба. Но тебе и не нужна будет никакая помощь. Ты же говорила, что у тебя такое чувство, что Нора, возможно, отдаст тебе студию. Ну что ж, если выяснится, что она этого делать не собирается, вероятно, она даст тебе возможность управлять студией, а затем, если ты окажешься на высоте, вы сможете работать вместе и организовать какое-нибудь взаимодействие, возможно, партнерство, или какую-нибудь сделку: ты ей передашь часть своего наследства, а она тебе – по крайней мере, долю в студии…
Сэм села и отвела с лица густые волосы, затем вытерла слезы.
– Я не знаю. У тебя все получается так просто. Но ведь так никогда не бывает?
Хани попыталась улыбнуться:
– Может, на этот раз так и будет.
Но на Сэм напала довольно обычная для нее хандра, и Хани вспомнила о их недавнем разговоре.
«Если ты возьмешь деньги и купишь студию – любую студию или производственную компанию, – ты начнешь новую творческую жизнь, а заодно вставишь клизму Джошуа… Покажешь ему, что ты никогда не была просто куколкой для телевидения».
Не намекала ли Сэм, что она должна купить именно «Грантвуд студию»? Купить ее для них обеих? Или же она говорила просто так, как с ней нередко бывает, когда ей нравится болтать?
Но Сэм только что спросила у нее, на чьей она стороне и поможет ли она ей. Может, это и была та самая помощь, на которую она намекала? Но Хани никогда не приходила в голову такая мысль. Раньше всего ей хотелось иметь свою студию. И действительно ли ей так уж хотелось «ставить клизму» Джошуа?
Хани молилась про себя, чтобы Нора, которая была намного умнее их, сделала бы то, что надо, и как можно скорее. «И пожалуйста, милый Боженька, сделай так, чтобы те слухи, которые до меня дошли, оказались бы ложными!»
Погруженная в свои мысли, она вздрогнула, услышав резкий хриплый смех Сэм:
– С самого первого дня, как я встретила Нору, я молилась только об одном – чтобы папа с ней развелся. Но теперь я вижу, что развестись с ней надо мне, и если я в конце концов заполучу «Грантвуд студию», то постараюсь сделать так, чтобы не видеть ее до конца своих дней.
– Но все это время, Сэм, с тех пор как умер твой отец, даже с тех самых пор, как ты стала достаточно самостоятельной, тебе вовсе не обязательно было жить здесь или разговаривать с ней. Никто же тебя не заставлял приезжать сюда. По правде говоря, Сэм, я никогда не могла понять, почему ты все время приезжаешь в Грантвуд Мэнор.
