Текст книги "Пепельное небо"

Автор книги: Джулиана Бэгготт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

ПРЕССИЯ
ЛОДКИ

Они шагают в прихожую и видят белые стены, все в цветах, и широкую лестницу, ведущую на второй этаж. Прессия сразу же чувствует себя в ловушке. Она по-прежнему прижимает пузырек к голове, сдавливая его пальцами, все ее тело болит. Она заглядывает в столовую, и опять ее поражает блеск люстры, дрожащей над длинным столом.

Над головой слышатся шаги – может, это жена Ингершипа? Люстра напоминает Прессии о деде и о том, как он лежал на больничной койке. Девушка пытается вспомнить чувство надежды, но потом на ум приходит обед с ножом в руке, латексные перчатки, жжение в желудке и то, как ей не поддавалась дверная ручка. Она только щелкала, а затем это щелканье превратилось в щелканье курка пистолета, толчок в руку, потом в плечо. Прессия зажмуривается и вновь открывает глаза.

Двое солдат держат оружие, направив его на них. Ингершип появляется наверху и начинает спускаться к ним, чтобы поприветствовать, немного шатаясь и держась за перила из красного дерева. Запер жену в спальне? Они дрались?

– Бросьте ваше оружие здесь, – говорит Ингершип. – Мои люди тоже это сделают. Мы же не варвары!

– Только если дадите нам вас обыскать, – произносит Брэдвел.

– Прекрасно. Но доверие – это недооцененная вещь, если вы меня спросите о моем мнении.

– Похоже, вы ждали нас, – говорит Партридж.

– Есть вещи, которые мне сообщает Купол, и я один из приближенных твоего отца.

– Действительно, – с сомнением произносит Партридж. Даже того, что Прессия знает об Эллери Уиллаксе, достаточно, чтобы засомневаться, имеет ли он вообще доверенных лиц? Уиллакс, похоже, никому не доверяет.

– Положите все оружие на тот столик, – говорит Ингершип, указывая на стол около стены.

Они складывают туда ножи и крюки, как и рекруты. Эль Капитан обыскивает своих собственных солдат. Он смотрит им в глаза, и они отводят взгляд. Прессия думает, что, наверное, он пытается понять степень их преданности. Они не стали стрелять, когда он второй раз открыл огонь во дворе. Только однажды, да и то – в машину. Значит ли это, что их преданность разделена? Если бы Прессия была на их месте, она бы делала то же самое – играла на обе стороны, пытаясь выжить.

Брэдвел обыскивает Ингершипа. Позже надо будет спросить у него, каково это. Сколько в Ингершипе живого? Металл со стороны лица идет по всему телу? Надо будет узнать. Интересно, думает ли Брэдвел сейчас о ней? Ее щека все еще помнит его теплую кожу и стук его сердца. Палец помнит его изрезанные губы. Она заставила его пообещать, что он не умрет. Чувствует ли он то же самое к ней – головокружение и стук сердца? Она потеряла столь многих, что все, что она понимает сейчас, это что она не может потерять еще и Брэдвела. Ни за что.

Солдаты обыскивают их по очереди. Прессия стоит рядом с Лидой, солдаты быстро проводят руками по ее телу.

– Я бы не хотел, чтобы меня застрелили, – говорит Ингершип Эль Капитану.

– А кто бы хотел? – отзывается Эль Капитан.

– А кто бы хотел? – повторяет Хельмут.

– Солдаты будут сопровождать меня, просто на всякий случай, – продолжает Ингершип, – а девушки будут ждать нас в гостиной.

Прессия застывает. Она смотрит на Лиду, та качает головой.

Гостиная слева от них. Она вся в шторах и мягкой мебели с разбросанными подушками.

– Нет, спасибо, – отвечает Прессия. Она вспоминает заднюю комнату в парикмахерской, шкаф, в котором она когда-то пряталась. Больше нельзя скрываться. Она вспоминает улыбающуюся рожицу, которую она нарисовала в пепле. Сейчас она исчезла, пепел покрылся сверху новым пеплом. Прессия не собирается снова скрываться и прятаться.

– Ждите в гостиной! – кричит Ингершип так громко, что даже пугает Прессию.

Лида бросает взгляд на Прессию и спокойно произносит:

– Мы будем сами выбирать, что делать.

Кожа Ингершипа краснеет, царапины загораются. Он смотрит на Эль Капитана, на Брэдвела, на Партриджа.

– Ну? – он ждет, что они что-нибудь сделают.

Те обмениваются взглядами. Брэдвел пожимает плечами:

– Они же вам ответили.

– Я не позволю их жуткому упрямству помешать нам.

Ингершип поворачивается к лестнице и начинает с трудом подниматься. Поднявшись, он отпирает дверь ключом, висящим на цепочке в кармане.

Они входят в комнату, напоминающую большую операционную, стерильную и белую. Под окнами на столешнице лежат металлические лотки, небольшие ножи, марлевые тампоны и резервуар с чем-то, напоминающим раствор анестезии. Все встают вокруг операционного стола. Прессия представляет, что именно здесь ей вживили «жучки» и «тикалку». Она не помнит ничего, разве что обои. Прессия прислоняет голову куклы к стене, по-прежнему держа пузырек с лекарствами близко к голове. Обои бледно-зеленые с рисунком из лодок. Они выглядят странно знакомыми. Возможно, это их она увидела, когда пришла в себя на мгновение – лодки с раздутыми парусами.

– Вы часто делаете здесь операции? – спрашивает Брэдвел.

– Иногда, – отвечает Ингершип.

Солдаты выглядят встревоженно, они не сводят глаз с Ингершипа и с Эль Капитана, не зная, кто следующим может выкрикнуть приказ.

– Иди и приведи мою прекрасную жену, – приказывает Ингершип одному из них. Солдат кивает и исчезает на пару минут.

Из зала доносятся голоса и какая-то возня. Дверь остается закрытой. Солдат возвращается с женой Ингершипа. Ее руки и лицо все еще покрыты оболочкой, с отверстиями только для глаз и рта, и пышный парик с медового цвета волосами все еще на ней. Она одета в длинную юбку и белую с высоким воротом блузку, покрытые кровью, которая проступает через ее оболочку на одежду, как темные разводы. Оболочка на одной руке порвана, из-под нее торчат пальцы. Некоторые из пальцев голубоватые, будто их выворачивали. Может, так Ингершип получил царапины. Оболочка на лице тоже порвалась, в районе челюсти, и открылась бледная кожа с темными синяками и двумя рубцами, выглядящими как свежие ожоги. Прессия пытается в точности вспомнить слова жены Ингершипа на кухне. «Я не сделаю тебе больно». Разве она помогла Прессии? Если да, то как?

Ингершип указывает на малюсенький кожаный стул в дальнем углу. Жена быстро пересекает комнату и усаживается на него. Когда она садится, Прессия думает, что она выглядит совсем как манекен, затянутый в оболочку, подобно чучелу Чистого. Дети любили делать такие, чтобы иногда их сжигать. Но ее глаза живы, они моргают и бегают. Она смотрит на их лица. Ее взгляд останавливается на лице Брэдвела, будто она его узнает и хочет, чтобы он узнал ее тоже. Но он ее не узнает. Затем она быстро смотрит на Прессию и снова опускает глаза.

Прессия кивает ей, не зная, как прочесть ее невыразительную мимику. Жена Ингершипа кивает в ответ, а затем быстро переводит взгляд на свои обнаженные пальцы. Должна ли Прессия спасти ее?

– Здесь когда-то была детская? – тихо спрашивает Лида, может быть, чтобы снять напряжение.

– Нам нельзя иметь детей, – отвечает Ингершип, – официальный приказ. Правда, дорогая?

Прессия в замешательстве. Официальный приказ? Затем Партридж обменивается взглядом с Лидой. Они хорошо знают правила. Прессия понимает, что кому-то можно размножаться, а кому-то – нет.

– Коробка? – просит Ингершип жену.

Она встает и поднимает что-то, лежащее рядом с хирургическими инструментами. Это маленький круглый металлический контейнер с выключателем. От него идет провод к розетке в стене. Жена снова садится на стул, держа коробку на коленях.

Брэдвел выкрикивает:

– Это оно, да?

Внезапное движение пугает жену Ингершипа. Она прижимает выключатель к груди.

– Спокойно, – приказывает Ингершип. – Моя жена очень пуглива в последнее время.

Он машет рукой перед ней, и она закрывается от него.

– Видишь?

Она прячется так же, как собака, которую Прессия иногда подкармливала, та самая собака, которую застрелили солдаты УСР.

– У нас есть то, что нужно вам, – произносит Партридж. – Давайте все сохранять спокойствие.

– Вы подумали, что будете делать дальше? – спрашивает Ингершип. – Я вот этого не понимаю. Здесь нет будущего, но ты же знаешь, что можешь вернуться назад. Ты мог бы покаяться. Твой отец заберет тебя обратно. С этими ему точно нечего делать, – он указывает рукой на остальных, – но ты, ты мог бы выжить.

– Я не хочу возвращаться туда. Я предпочитаю умереть в бою.

Прессия верит ему. Она недооценивала Чистого, принимая за слабость отсутствие у него опыта жизни в ее мире.

– Готов поспорить, твое желание исполнится! – серьезно говорит Ингершип.

– Обезвредь эту штуку, Ингершип! – кричит Эль Капитан.

– А ты, – обращается к нему Ингершип, – ты, с дебилом на спине! Что будет с тобой? Ты никогда не победишь. Ничего, во что ты веришь, не существует. Твои солдаты – даже не твои собственные солдаты! Этот мир, куда ни глянь, принадлежит Куполу.

Эль Капитан смотрит на двух солдат.

– Не потеряй хватку, Ингершип. Ты знаешь, со мной все будет в порядке.

– В порядке, – эхом отзывается Хельмут.

– Моя жена начала капризничать с тех пор, как ты нас посетила, Прессия. Очень нагло. Но я был добр. Я просто хотел покаяния. И взгляните на нее сейчас – само послушание. Если я скажу ей повернуть выключатель, она это сделает. Хотя она очень деликатное существо, по своей природе она послушна.

Он бросает властный взгляд на жену. Это все шоу, догадывается Прессия, но непонятно, для них или для Купола, или это что-то более личное, игра на публику.

Ингершип шагает к Прессии, которая крепче прижимает таблетки к голове.

– Что, если я скажу вам, что они идут. Они уже близко. Спецназ. Подкрепление. Не полдесятка, а целый взвод.

– Это ложь, – отчеканивает Лида. – Если бы Уиллакс хотел, чтобы они были здесь, они бы уже давно были здесь.

Прессия не знает, верить ей или нет, но восхищается ее убежденностью.

– Ты говоришь со мной? – возмущается Ингершип. Он подходит к Лиде и звонко ударяет ее по щеке тыльной стороной ладони. Девушка отшатывается и хватается за стену, чтобы удержать равновесие. Прессия чувствует, как у нее в животе начинает разгораться ярость.

Партридж протягивает руки и хватает Ингершипа за лацканы.

– Кем вы себя считаете? – Он так крепко вцепился в Ингершипа, что тому нечем дышать.

Несмотря на это, Ингершип смотрит на Партриджа хладнокровно.

– Ты не на той стороне, – хрюкает он. Не глядя на жену, он приказывает: – Поверни выключатель.

– Нет! – кричит Брэдвел.

Пальцы жены Ингершипа трогают выключатель легко и нервно – как сделало бы деликатное существо.

– Она еще совсем юная, – тихо произносит Брэдвел. – Она только что лишилась матери. Представьте себе – ребенок без матери.

Прессия понимает, что он делает. Жене Ингершипа нельзя иметь детей. Но когда-то было можно. Так ведь? Зачем еще обклеивать комнату обоями для детской? Брэдвел играет на этой памяти, ищет уязвимое место.

– Пожалейте ее, – умоляет он. – Вы можете ее спасти.

Ингершип кричит еще раз:

– Поверни выключатель!

Женщина бросает взгляд на мужа и слушается его приказа, повернув ручку. Прессия глубоко вдыхает, а Брэдвел устремляется к жене Ингершипа, выбивая из ее рук коробочку, та разлетается при ударе о пол. Все в комнате застывают. Взрыва не происходит.

Внутри Прессия слышит тупой щелчок – в каждом ухе – а потом все становится слышно очень четко. Линзы в ее глазах на мгновение гаснут, и она перестает видеть, но ненадолго. Прежде чем она успевает вскрикнуть, ее зрение возвращается, и оно больше не затуманенное, а ясное.

Партридж толкает Ингершипа о стену.

– Что случилось? – кричит он.

– Я жива. Я могу видеть и слышать четче. На самом деле, все очень громко, даже мой голос. – Прессия опустила руку с пузырьком вниз.

Жена Ингершипа встает со стула.

– Я не активировала «тикалку». Я сдвинула провода. Если бы кто-нибудь повернул выключатель, отключились бы только «жучки». Я сказала, что не сделаю тебе больно. Я обещала.

Она поворачивается к Прессии:

– Вы должны забрать меня с собой.

– Они убьют нас за это! – орет Ингершип на жену. Он стоит, ссутулившись у стены и затаив дыхание. – Понимаешь? Убьют нас!

– Сейчас они думают, что она мертва, – произносит жена Ингершипа. – У нас есть время, чтобы сбежать.

Ингершип в шоке смотрит на жену.

– Ты это спланировала?

– Да.

– Ты даже колебалась, прежде чем повернуть выключатель, пока меня душили, чтобы они подумали, что ты не хочешь ее убивать…

– Я же деликатное существо.

– Ты ослушалась меня! Ты предала меня! – кричит Ингершип.

– Нет, – отвечает его жена ровным голосом. – Я спасла нас, чтобы мы успели сбежать.

– Сбежать куда? Чтобы быть Несчастными?

У его жены кружится голова. Чтобы не упасть, она хватается за шторы над столом. Ее лицо под оболочкой искажается, она начинает плакать.

Прессия смотрит на Лиду, на царапины от кольца Ингершипа на ее скулах.

– Она спасла меня, – произносит Прессия.

Ингершип бросается к столу и вынимает из нижнего ящика пистолет. Направив его на Партриджа, он произносит:

– Я могу убить тебя, и теперь, без «жучков», твой отец ничего не узнает!

Он кричит солдатам:

– Схватить их!

Но солдаты не двигаются с места. Они смотрят на Эль Капитана, а затем на Ингершипа.

– Они действительно тебя не уважают, Ингершип, даже с оружием. Не так ли? – усмехается Эль Капитан.

Солдаты по-прежнему не двигаются.

– Тогда я убью вас сам, по очереди, – цедит Ингершип. Он направляет пистолет в лицо Брэдвелу. – Ты думаешь, он не знает, кто ты?

– О ком вы говорите? – спрашивает Брэдвел.

– Уиллакс знает все о тебе и о людях, приведших тебя в этот мир.

Брэдвел прищуривается:

– О моих родителях? Что он о них знает?

– Ты думаешь, он позволит их сыну бросать ему вызов?

– Что он знает о них? – повторяет Брэдвел, делая шаг к Ингершипу, дуло утыкается парню прямо в грудь. – Скажите мне!

– Он был бы не прочь, если бы я добавил тебя в коллекцию. Маленькие реликвии. Но я бы, конечно, предпочел, чтобы ты умер.

– В его коллекцию? – удивляется Партридж.

Жена Ингершипа слишком сильно повисает на тонких занавесках, и они срываются с карниза. Она падает назад, потеряв равновесие. Развернувшись за спину мужа, она оказывается в ловушке из белой марли, в коконе. Но что-то блестит в ее руке. Это скальпель.

Она шагает вперед, занавеска скатывается с нее, как одежда. Женщина резко втыкает скальпель в спину Ингершипа. Он испускает крик и бросает пистолет, скользнувший по плитке. Ингершип изгибается и падает на пол. Лида быстро хватает пистолет и направляет его прямо на Ингершипа, который корчится со скальпелем в спине, размазывая кровь по полу.

Брэдвел опускается рядом с ним на колени.

– Так что насчет моих родителей? Что о них говорил вам Уиллакс?

– Жена! – кричит Ингершип. Непонятно, зовет ли он на помощь или кричит от злости.

– Мои родители! – кричит Брэдвел. – Скажите, что Уиллакс говорил о них!

Ингершип зажмуривается.

– Жена! – кричит он еще раз. Она дотрагивается ногтями до дырки в оболочке на челюсти, и слезы текут из ее глаз. Рыдания вырываются у нее из груди. Она стягивает с головы парик, обнажив густые, спутанные рыжие волосы. Лицо все покрыто шрамами, не только старыми, но и свежими – синяками, рубцами и ожогами. Видно, что когда-то она была красивой.

Ингершип, корчась на кровавом полу, орет:

– Жена! Принеси таблетки!

– Они ничего не стоят, – произносит Партридж.

Ингершип поворачивается на плече.

– Жена, иди ко мне! Ты нужна мне, мне ужасно больно!

Жена Ингершипа прислоняется к стене. Она прижимается к ней щекой и слегка касается рукой обоев, одной-единственной лодки. На мгновение это походит на головокружительный конец всего. Брэдвел поднимается и еще раз смотрит на Ингершипа. Тот моргает и отводит взгляд. Он явно умирает. От него уже не добиться информации о родителях Брэдвела. Парень подходит к Прессии и притягивает ее к себе. Она прижимается головой к его шее, и он обнимает ее.

– Я думал, что она убила тебя, – шепчет он, – думал, что больше не увижу тебя.

Прессия снова слышит биение его сердца, как гулкий барабан. Брэдвел жив, а Ингершип уже мертв, его глаза пусты. Она думает о профессии своего деда, владельца похоронного бюро, и чувствует, что над мертвым телом нужно прочитать молитву, но не знает ни одной. Дед говорил, что на похоронах, которыми он руководил, они пели песни, похожие на молитвы. Он сказал, что песни были для тех, кто оплакивал, чтобы исцелить их. Прессия не знает ни одной такой песни, кроме колыбельной, что пела ее мать. Что-то есть в этой детской комнате без ребенка, что заставляет ее вспомнить о матери, о ее лице, что появлялось на мониторе, о ее голосе. Прессия открывает рот и тихо поет.

Ее голос не удивляет Партриджа. Он как будто много лет ждал, чтобы услышать его. Ее голос грустный, и Партридж в какой-то момент узнает мелодию – это та самая песня, что мама пела им ночью. Колыбельная, которая вовсе и не колыбельная, а история любви. В голосе Прессии он слышит голос матери. Она поет о том, как закрылась дверь и как развевалось платье девушки. Он вспоминает ночь танцев и дыхание Лиды под плотной тканью. Ее тоже поражает песня, потому что она хватает его за руку, ту, с марлей, без пальца. Он знает, что это не конец войны, но на мгновение можно представить, что все закончилось. Он наклоняется к Лиде и спрашивает:

– Твоя птица из проволоки… она попала на выставку в Зале Учредителей?

Лида хочет спросить его, что будет с ними. Куда они пойдут? Какой у них план? Но слова не сходят с ее языка. Все, что есть в ее голове, это птица из проволоки. Одинокая птица, красиво кружащаяся в клетке из проволоки.

– Я не знаю, – говорит она. – Я здесь. И больше не вернусь.

Жену Ингершипа зовут Иллия. Она думает, быть ли ей Иллией. Она больше не жена Ингершипа, он мертв. Она думает о Марии, о девушке из песни, девушке на крыльце. «Не ходи», – вот что она сказала бы этой девушке. Кровь ее мужа на ее обуви. Она прикасается к лодке на обоях детской и вспоминает лодку отца, как она девочкой вычерпывала ведром из нее воду. Ее укачивает, будто в лодке. Она слышит слова отца: «Небо как кровоподтек. Только буря сможет исцелить его».

Эль Капитан смотрит на солдат. Он думает, что они могут сказать ему. На этой земле живут и другие, и их кожа вся в синяках, как и кожа жены Ингершипа. Они живут где-то на земле. У них не так много еды, которая не отравлена. Некоторые из них, конечно, умирают. Он кладет руки на стол под окном, чтобы перенести вес брата. Отсюда видно, только немного мутно, остатки старого шоссе. Когда-то здесь было приютское кладбище. Он бывал там однажды с мамой в грозу. Она хотела найти свое место на кладбище. Сам Эль Капитан не пошел. Он стоял за воротами в проливной дождь и ждал ее, держа за руку Хельмута, потому что его пугали молнии. По дороге домой мама сказала им: «В ближайшее время мне не нужен будет участок. Я умру старухой. Не грусти».

Но она поехала в приют для легочных больных. Срок был известен, и они не знали, когда она вернется.

«Ты за главного, пока я не вернусь, Эль Капитан».

И он в ответе за Хельмута до сих пор. Более того, он сам и есть Хельмут. Когда он ненавидит Хельмута, он ненавидит себя. А когда любит своего брата? Работает ли это так же? Правда в том, что вес Хельмута не просто сделал его сильнее, он прижал его к земле, будто без Хельмута он улетел бы с этой планеты.

Хельмут ощущает ребра брата между колен, сердцебиение брата прямо перед своим сердцем. Он говорит:

– Вниз… взреветь. По ветру взобраться.

Сердце брата везде, куда бы он ни пошел, оказывается перед сердцем Хельмута. Это тот путь, который он совершает по миру – сердце брата, удар, затем его сердце. Сердце над сердцем. Сердце ведущее, сердце ведомое. Сердца-близнецы, связанные вместе.

Брэдвел помнит эту песню. Арт Уолронд, пьяный физик, сливающий данные родителям, включал ее в кабриолете. Брэдвел помнит, как ездил с Уолрондом, а сзади сидела собака по имени Арт, и ветер играл их волосами. Уолронда давно уже нет, как и родителей Брэдвела. Но Уиллакс знает их. Что сказал бы Ингершип, если бы был еще жив? Брэдвел хотел бы знать. Но он не думает об этом долго, голос Прессии проникает в его сознание. Щека Прессии прижата к его груди, и он ощущает песню всей кожей. Тонкие вибрации, движения ее челюсти, мышц шеи, голосовых связок – хрупкий инструмент, дрожащий в горле. Память об этом останется в его коже, как и мягкое быстрое дыхание Прессии, каждая выведенная нота, песня, текущая из ее уст, ее закрытые глаза. Это снисхождение – думать о будущем, и он бы не думал, если бы не Прессия. Что, если они будут сражаться с Куполом и одержат победу? Будет ли у него жизнь с ней? Не кабриолет, не собака и не обои в детской с лодками. Но что-то больше, чем это.

Партриджу надо выйти. Слишком много всего сразу. Мать мертва. Ее голос – это песня в горле Прессии. Лида гладит его руку. Он качает головой и отодвигает ее.

– Нет.

Ему нужно побыть одному.

Он выходит из комнаты и проходит через зал. Там он видит дверь, открыв которую, находит комнату связи. Все приборы включены, огромный синий монитор, провода, клавиатура, колонки. Он слышит голос отца, дающий инструкции. Люди отвечают ему: «Да, сэр. Конечно, сэр». А потом кто-то произносит: «Там кто-то есть, сэр». Отец вздыхает:

– Ингершип. Черт побери! Наконец-то.

– Он мертв, – говорит Партридж.

На синем мониторе появляется лицо отца, его косящие водянистые глаза, небольшой паралич головы, руки на клавиатуре перед ним. Кожа его как будто сырая, темно-розовая, чешуйчатая, словно недавно ошпаренная. Он выглядит бледным и тяжело дышит. Грудь слегка вогнута.

Убийца.

– Партридж, – тихо произносит отец. – Партридж, все кончено. Ты один из нас. Вернись домой.

Партридж качает головой:

– У нас твой близкий друг, Сайлас Гастингс, и твой приятель Эрвин Вид оказался нам очень полезен. Мы бы никогда не узнали, над чем он работает, если бы не задали ему несколько вопросов о тебе. Они оба хотят видеть тебя.

– Нет! – кричит Партридж.

– В лесу произошла ошибка, с Седжем и матерью, – быстро шепчет отец. – Несчастный случай. Безрассудство. Но мы искупили это. Все закончилось.

Теперь Партридж видит, что кожу на шее отца тоже опалило, будто это всего лишь тонкая розовая мембрана. Может, его кожа вырождается? Это один из тех признаков, которые распознала мать?

«Безрассудство? – думает Партридж. – Искупили? Все кончено?»

– И я свел тебя с твоей сестрой. Видишь? Это мой подарок тебе.

Партриджу становится трудно дышать. Его отец все подстроил. Он знал Партриджа, знал, что тот будет делать. Он обращался с ним как с марионеткой.

– Ты получил все, что нам нужно здесь. Это многим поможет. Ты молодец.

– Разве ты не знаешь?

– Что? – спрашивает отец. – Что такое?

– Все только начинается.

– Партридж, – начинает лепетать отец, – выслушай меня!

Но Партридж пулей вылетает из комнаты и сбегает вниз по лестнице. Он открывает дверь, а затем, без причины, запрыгивает на крышу черного автомобиля. Он стоит и смотрит вдаль, ощущая начало.

Затем он оборачивается и оглядывает дом, большую желтую махину, небо, давящее сверху, и колыхание полотенца с кровавой полосой. Ветер, как же он все еще удивляет Партриджа.

Когда песня заканчивается, повисает тишина. Как долго она продолжается? Прессия не знает. Время больше не движется. Оно наполняет и исчезает. Прессия подходит к окну, Брэдвел встает позади нее, обнимает ее за талию и смотрит через плечо. Никто из них не может сейчас далеко отойти друг от друга. И хотя никто из них не обозначил словами то чувство между ними, они связаны, потому что были близки к тому, чтобы потерять друг друга.

Жизнь возобновляется, потому что должна продолжаться. Эль Капитан вместе с солдатами поднимают Ингершипа за руки и волоком выносят из комнаты, оставляя следы крови.

Лида выходит следом и вбегает обратно.

– А где Партридж? Кто-нибудь знает, куда он пошел?

Никто не знает, и она выходит снова.

Жена Ингершипа поднимает занавеску и начинает складывать ее.

– Ты пришла за мной.

– А вы спасли мне жизнь, – отвечает Прессия.

– Я все поняла, как только увидела тебя впервые, – говорит жена Ингершипа. – Иногда ты кого-то встречаешь и понимаешь, что твоя жизнь уже не будет прежней.

– Это точно, – кивает Прессия. Это было в точности про нее, Брэдвела и Партриджа. Она никогда уже не будет прежней.

Иллия кивает и смотрит на Брэдвела:

– Ты напоминаешь мне мальчика, которого я знала, но это было сто лет назад.

Ее глаза смотрят мимо него, не в фокусе, немного вдаль. Она прикасается к мягкой ткани и выходит в коридор.

Прессия и Брэдвел остаются в операционной одни. Прессия разворачивается к нему, и он нежно целует ее в губы. Она ощущает тепло его губ на своих губах.

Он шепчет:

– Теперь твоя очередь обещать мне не умирать.

Прессия говорит:

– Я постараюсь.

Поцелуй как во сне. Было ли это на самом деле?

А потом она вспоминает про немой колокольчик. Она вытаскивает его из кармана и протягивает Брэдвелу.

– Это подарок. Всегда думаешь, что еще будет время, но его не будет. Не бог весть что, но я хочу отдать его тебе.

Брэдвел берет колокольчик и трясет его. Тот не издает ни звука. Он прикладывает его к уху.

– Я слышу океан, – говорит он.

– Я бы хотела когда-нибудь увидеть океан, – отвечает Прессия.

– Послушай. – Он прикладывает колокольчик к ее уху. Девушка закрывает глаза. Тусклый солнечный свет пробивается через окно, она ощущает его сквозь закрытые веки. Она слышит приглушенные воздушные звуки – это и есть океан?

– Он звучит так?

– Нет, не совсем, – отвечает Брэдвел. – Настоящий шум океана не может поместиться в колокольчике.

Прессия открывает глаза и бросает взгляд на серое небо. Ветер дрожит от пепла, а затем она слышит голос Партриджа, выкрикивающий их имена.

Их настигает запах дыма. Что-то горит.