Текст книги "Пепельное небо"

Автор книги: Джулиана Бэгготт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Наконец старуха поднимает голову и произносит:

– Он разбил ей сердце.

Потом она закрывает глаза и начинает громко петь – пронзительно и мучительно, словно пытаясь заглушить все вокруг.

ПРЕССИЯ
САРКОФАГ

Прессия бежит изо всех сил. Брэдвел мчится впереди, крылья шелестят под его рубашкой, Партридж бежит нога в ногу с Прессией, и его куртка развевается позади. Прессия знает, что он может бегать гораздо быстрее, чем сейчас – из-за специальных тренировок в Академии – но ей кажется хорошим знаком, что он бежит рядом с ней. Может быть, он понял, насколько нуждается в ней. Песнопения отражались эхом по всему переулку, иногда внезапно кто-то громко вскрикивает.

– Снова в подземелье? – кричит Прессия.

– Нет, – отвечает Брэдвел, – они и туда спускаются.

Прессия оглядывается и видит капитана этой команды. Он голый по пояс, его руки и грудь вымазаны кровью. Кожа на лице сморщилась от ожогов и блестит. Одна из рук скручена около груди, сухая, но зато другая рука мускулиста. Вокруг костяшек пальцев он обернул ленту, в которую завернуты осколки стекла. Может быть, это тот самый солдат УСР, которого она видела во время патрулирования, хотя Прессия сомневается.

Он идет во главе клина. Другие в свободном порядке следуют веером за его спиной. Сзади шагает солдат с кнутом; это он решает, что пришло время окружить жертву. Прессия однажды видела женщину и ребенка, на которых напали во время Веселья. Сама она пряталась в старом опрокинутом почтовом ящике, который был открыт и давным-давно выпотрошен. Она помнит, как они подняли тело матери над головой после того, как избили ее до смерти, и перекидывали ребенка, как мяч.

Прессия спотыкается об обочину и больно падает, проехавшись по цементу. Ее ладони обжигает, голова куклы начинает сильно болеть. Перед глазами возникают и разворачиваются ботинки Партриджа, показывая влажные отвороты штанов. Прессия пытается подняться, но совершает ошибку, оборачиваясь еще раз на солдат; их вымазанные кровью, сверкающие тела пугают ее. Она снова падает.

– Сюда! – слышен крик Брэдвела откуда-то спереди. Он даже не знает, что она упала. Брэдвел перепрыгивает через низкую рухнувшую стену, рядом с упавшим шпилем.

Солдаты подходят все ближе и ближе. Их лидер не сводит с нее глаз. А потом ее тело поднимается вверх, ветер задувает ей в лицо. Надетый на голову куклы носок зацепляется за что-то на земле и слезает с руки. Она движется по воздуху, рука с головой куклы оказывается на виду, и слышит, как Партридж произносит:

– Ничего страшного, мы близко. Мы почти у цели.

Не хватало еще, чтобы Чистый спасал ее.

– Не надо, – говорит Прессия, – я в порядке. Отпусти меня!

Он ничего не отвечает, только крепче хватает ее. Она знает, что если бы он бросил ее, то ее бы забрали солдаты УСР, но тем не менее она ударяет его под ребра своим увечным кулаком:

– Я против! Отпусти меня!

В панике она видит, как Брэдвел поднимает кусок старых чугунных ворот, которые лежат у входа, ведущего к лестнице. Она закрывает глаза, когда Партридж сжимает ее еще крепче и кидается вниз по ступеням.

Как только ноги Чистого касаются земли, Прессия отталкивает его, и он ставит ее на землю. Без носка, скрывающего голову куклы, она чувствует себя голой. Она натягивает рукав свитера так сильно, как только может, и садится, прижав колени к груди и спрятав там куклу. Так темно, что она едва различает силуэты.

– Прости, – начинает оправдываться Партридж, – я должен был тебя подобрать, иначе…

– Не извиняйся, – прерывает его Прессия, потирая ребра, за которые он ее сильно сжал, – ты спас меня. Не веди себя так, будто ты в чем-то виноват.

Это лучшее, что она может сделать.

Они ютятся в углу на полу, подальше от лестницы, Прессия сидит между Брэдвелом и Партриджем, прижимаясь спиной к холодной стене, никто не двигается. Ей не верится, что Партридж взял ее на руки. Когда в последний раз кто-то носил ее на руках? Она вспоминает отца, заворачивающего ее в пальто и несущего на руках. Она чувствует, что скучает по нему, по ощущению тепла и безопасности.

В помещении тесно и сыро. Ее глаза медленно привыкают ко тьме, и Прессия видит, что они не одни в комнате. Возле противоположной стены виднеется каменная фигура – статуя девушки, сидящей на длинном узком цементном постаменте, закрытая колпаком из оргстекла, потрескавшаяся, но все еще целая. На стене табличка с надписью, но слишком далеко, чтобы можно было прочесть. У девушки длинные волосы, свободно отброшенные назад, простое платье в пол. Свои идеальные грациозные руки она сложила на коленях. Девушка выглядит одинокой, отрезанной от всего мира.

По ее печальным глазам видно, что она потеряла людей, которых любила, но в то же время, затаив дыхание, ждет, что же будет дальше.

Песнопения становятся все громче, шаги раздаются все ближе. Прессия натягивает рукав свитера ниже. Партридж замечает ее движение. Может быть, он захочет спросить, что она там скрывает. Но времени на вопросы нет. Шаги солдат раздаются практически над ними, заставляя кусочки потолка обрушиваться на них сверху.

Именно сюда приходят молиться, Брэдвел был прав. На цементном выступе, рядом с оргстеклом, Прессия видит воск от старых свечей, который стекал по стене на кафельный пол. Прессия снова смотрит на статую. Девушка сидит на своем постаменте, длинном ящике, который напоминает Прессии шкаф, в котором она спала когда-то. Прессия не знает, вернется ли она когда-нибудь в заднюю комнату парикмахерской. Ждет ли ее дед до сих пор, с кирпичом на коленях?

Шаги начинают напоминать раскаты грома. Потолок ходит ходуном. Штукатурка сыплется, комья грязи падают на пол. Прессия внезапно пугается, что потолок может обрушиться. Они все прикрывают головы. Партридж кладет фотографию обратно в пакет. Он помещает ее на сумку, которой он прикрывается от падающих кусков потолка.

– Мы будем похоронены заживо! – кричит Прессия.

– Звучит довольно иронично, – замечает Брэдвел, – быть похороненными заживо в склепе.

– Это не смешно! – возражает Прессия.

– Я и не пытался быть смешным, – отвечает он.

– Я бы не хотел умереть, – говорит Партридж, – особенно сейчас, когда я только что узнал, что моя мать выжила…

Прессия смотрит на него сквозь сыплющиеся сверху комья грязи. Так вот о чем он думает. Но почему он так уверен? Ведь старуха сказала, что кто-то разбил сердце его матери. Это ни о чем не говорит Прессии. Она задерживает на какое-то время дыхание, молясь, чтобы топот ног прекратился, но он продолжается. Обхватив колени руками и зажмурившись, она слышит, как толпа начинает ликовать. Слышно громкие возгласы, боевые кличи.

– Поймали кого-то, – шепчет Прессия.

– Это хорошо, – кивает Брэдвел, – это успокоит их. Теперь они поспешат оттащить тело на поле.

– Хорошо? – переспрашивает Партридж. – Как ты можешь так про это говорить?

– Хорошо в другом смысле, не в том, о котором ты думаешь, – говорит Брэдвел.

Пение удалятся.

Прессия смотрит на каменный гроб.

– Там мертвый человек? – спрашивает она.

– Это саркофаг, – отвечает Брэдвел.

– Что? – переспрашивает Партридж.

– Саркофаг, – повторяет Брэдвел, – иными словами, да, там мертвый человек, либо часть его.

– Мы находимся в могиле? – спрашивает Партридж.

Брэдвел кивает:

– В склепе.

Партридж все еще держит фотографию.

Прессия протягивает руку:

– Можно мне посмотреть?

Чистый дает ей снимок.

– Почему, – возмущается Брэдвел, – мне нельзя, а ей можно?

Партридж улыбается и пожимает плечами. С фотографии улыбается маленький мальчик лет восьми, стоящий на пляже, – Партридж. Он держит руку матери и ведерко. Дует ветер, и океан пенится вокруг их ног. Его мать красива, слегка веснушчата, с великолепной улыбкой. Старуха была права – он выглядит в точности как мать, такое же светлое открытое лицо. Прессия думает, что матери для нее всегда будут иностранками, из страны, в которую она никогда не попадет.

– Как ее зовут?

– Арибэль Уиллакс… ну, девичья фамилия ее была Кординг.

Она протягивает пакетик обратно Партриджу, но он качает головой.

– Пусть Брэдвел посмотрит на снимок.

– Неужели? – спрашивает Брэдвел. – Я думал, я не достоин.

– Может, ты увидишь то, чего не вижу я.

– Например?

– Улики или еще что-нибудь, – говорит Партридж.

Прессия протягивает фото Брэдвелу, и тот начинает его изучать.

– Я помню ту поездку, – рассказывает Партридж, – нас было только двое. Бабушка оставила нам домик недалеко от пляжа. Мы с мамой подхватили какую-то болезнь, что-то с желудком. Она сделала нам чай, и меня стошнило в мусорное ведро рядом с кроватью.

Он роется в рюкзаке и достает конверт с мамиными вещами.

– Вот, – говорит он, – может, если вы внимательно на них посмотрите, вам придет что-нибудь в голову. Я не знаю… Может, если прочтете поздравительную открытку, есть еще музыкальная шкатулка и кулон.

Брэдвел отдает снимок обратно Партриджу, берет конверт и заглядывает внутрь. Затем он достает музыкальную шкатулку и открывает ее. Начинает играть мелодия.

– Я не знаю эту песню, – говорит Брэдвел.

– Это, наверное, странно, но, честно говоря, я думаю, она сама ее сочинила, – отвечает Партридж.

– Но как же она тогда нашла музыкальную шкатулку, которая играет песню, сочиненную ею самой?

– Шкатулка похожа на самодельную, – замечает вдруг Прессия. Все становится просто и ясно. Она протягивает руку: – Дайте мне посмотреть.

Брэдвел отдает ей шкатулку. Девушка заглядывает внутрь и видит маленькие металлические молоточки, ударяющиеся о маленькие выступы на катушке.

– Я смогла бы сделать что-то подобное, имей я все нужные инструменты.

Она закрывает шкатулку, открывает, затем снова закрывает, изучая, как останавливается механизм.

Брэдвел достает золотую цепочку, застегнутую через несколько звеньев. Вращающийся лебедь. Прессия думает, что его тело сделано из чистого золота. У него длинная шея и глаза из больших драгоценных камней, ярко-синих, огромных, похожих на мрамор, которые видно с обеих сторон. Кулон прекрасен, без единого недостатка, незапятнанно-чистый. Прессия не может оторвать от него взгляд. Она никогда не видела ничего, что сохранилось бы после Взрыва. За исключением Партриджа, конечно. Синие глаза лебедя притягивают и гипнотизируют.

Наконец Брэдвел возвращает ожерелье обратно в конверт и смотрит на Прессию. Выражение его лица смягчается, будто он хочет сказать ей что-то, но затем снова застывает.

– Я привел вас на Ломбард-стрит. Это все, что я обещал.

Он встает, но не во весь рост, он слишком высок для этого помещения:

– Люди удивляются, как я смог выжить, предоставленный сам себе, когда мне было всего девять лет. Дело в том, что я выжил, потому что все время был один. Как только вы привязываетесь к другим людям, они начинают тянуть вас вниз. Так что дальше вы сами.

– Хорошее мнение, – говорит Прессия, – очень щедро и гуманно.

– Если бы вы были такими умными, вы бы тоже ушли, – добавляет Брэдвел. – Щедрость и гуманность могут вас убить.

– Слушайте, – заявляет Партридж, – со мной все в порядке. Не нужно водить меня всюду за ручку.

Прессия знает, что не сможет выжить, предоставленная сама себе. Он тоже должен был знать это. Но что теперь? Воздух дрожит. Немного освещенного солнцем пепла просачивается вниз. Он проникает сквозь вход в склеп. Уже наступило утро, и стало достаточно светло, чтобы Прессия могла прочитать надпись на плакате: СВЯТАЯ ВИ, но остальная часть имени стерлась. Табличка помята, буквы почти не видны. Девушка может прочесть лишь несколько слов, мало что значащих по отдельности: РОДИЛАСЬ… ОТЕЦ БЫЛ… ПОКРОВИТЕЛЬНИЦА… НАСТОЯТЕЛЬНИЦЕЙ… МАЛЕНЬКИЙ РЕБЕНОК… ТРИ ЧУДА… ТУБЕРКУЛЕЗ… Больше ничего. Родители Прессии поженились в церкви, устроили свадьбу с белыми шатрами. Она замечает небольшой букетик сухих цветов, прилепленный с краю при помощи воска. Подношение святой?

– Я думаю, мы в тупике, – говорит наконец Прессия.

– Не совсем. Моя мать выжила после Взрыва, – возражает Партридж. – Это уже много.

– Откуда ты знаешь, что она выжила? – спрашивает Прессия.

– Старуха сказала, – отвечает Партридж, – вы же были там.

– Мне показалось, она сказала, что он разбил ей сердце, – замечает Прессия, – и это ни о чем не говорит.

– Он действительно разбил ей сердце. Он бросил ее здесь. Если бы она умерла от Взрыва, у нее не было бы времени, чтобы сердце разбилось. Но это случилось. Он разбил ей сердце, и эта старуха знала об этом, знала, что мама осталась здесь и что мой отец взял с собой меня и моего брата. Вот что она имела в виду. Он разбил ей сердце. Она, может, и была святой, но не умерла святой.

Партридж кладет фотографию обратно в пакет, пакет опускает в конверт, а тот помещает во внутренний карман своего рюкзака.

– Даже если она пережила Взрыв, что сомнительно, – говорит Брэдвел, – она могла умереть после. Не столь уж многие выжили.

– Знаете, вы можете думать, что это глупо, но я уверен, что она жива, – заявляет Партридж.

– Твой отец спас тебя и твоего брата, но не ее? – удивляется Брэдвел.

Партридж кивает.

– Он разбил и мое сердце тоже.

На этом минутная исповедь заканчивается. Партридж прерывает ее словами:

– Я хочу вернуться к старухе. Она знает больше, чем сказала мне.

– Сейчас уже светло, – говорит Прессия, – мы должны быть осторожны. Давайте, сначала схожу я, осмотрюсь.

– Я сам пойду, – не соглашается Партридж.

– Нет, – заявляет Брэдвел, – пойду я. Надо оценить ущерб, нанесенный солдатами.

– Я же сказала, что я пойду! – отрезает Прессия, вставая. Горстка мусора падает с ее головы и одежды. Она хочет быть полезной хоть в чем-то, чтобы Партридж убедился, что она чего-то стоит. Она не собирается сдаваться.

– Это слишком опасно! – говорит Партридж, протягивая руку и хватая ее. Его рука обхватывает запястье Прессии, задрав рукав и обнажив затылок куклы. Чистый удивляется, но руку не отпускает. Вместо этого он смотрит ей в глаза. Прессия поворачивает кисть, показывая ему лицо куклы вместо ладони.

– Это последствия Взрыва, – объясняет она. – Ты спрашивал об этом. Вот тебе и ответ.

– Я вижу, – отвечает Партридж.

– Мы гордимся нашими отметинами, – поясняет Брэдвел. – Мы – выжившие.

Прессия знает, что Брэдвел хочет, чтобы это было так, но для нее все совсем иначе.

– Я просто пойду осмотрюсь, – говорит она наконец. – Со мной ничего не случится.

Партридж неохотно кивает и отпускает ее руку.

Прессия поднимается по каменным ступенькам к свету, стараясь скрыться за останками рухнувшей церкви, приседает, прячась за кусок стены, и смотрит на улицу. Несколько людей стоят вкруг прямо на дороге перед домом старухи. Брезент с ее окна сорван. Фанерной двери больше нет. Люди немного расступились, и на земле видна лужа крови, в которой блестят осколки стекла.

У Прессии щиплет глаза от слез, но она удерживается и не плачет. Она думает, что старухе не стоило так петь. Ей нужно было прекратить. Разве она сама не знала об этом? И Прессия чувствует, как в ней происходит резкая перемена – от сочувствия к презрению. Она ненавидит этот сдвиг. Она знает, что это неправильно, но ничего не может с собой поделать. Смерть этой старухи должна стать уроком. Вот и все.

Она отворачивается.

Кто-то резко хватает ее за запястья. Она слышит только пыхтение и чье-то дыхание. Потом ее перехватывают за живот, поднимают и бегут. Сперва она думает, что это может быть Партридж или кто-то из солдат с Веселья. Но нет, она слышит звук двигателя. Это солдаты УСР. Она дотягивается до ножа, который ей дал Брэдвел. Обхватив его рукоятку, она вытаскивает его из-за ремня, но чужая рука с металлическим пальцем так крепко сжимает ее запястье, что Прессия теряет хватку, и нож выпадает, стукнувшись о землю.

Рука с металлическим пальцем зажимает ей рот. Прессия пытается кричать, но крик получается сдавленным. Как тот мальчик с поврежденными ногами в комнате над подвалом, где происходила встреча, она кусает держащую ее руку в самое мясистое место. Она слышит, что ее похититель яростно мечет проклятия, так что его ребра опускаются и вздымаются, но хватку не ослабляет. Она кусает руку до крови, рот наполняется вкусом ржавчины и соли. Прессия выгибается и бьет похитителя в спину, пытаясь ударить его головой куклы. Знают ли Брэдвел и Партридж, что ее похитили? Спешат ли они за ней?

Прессия пытается сплюнуть. Она чувствует ветер в волосах и слышит шум двигателя. Посмотрев вверх, она видит кузов грузовика. За ней пришли. Прессия понимает, что ей конец.

ПАРТРИДЖ
ЧАСТЬ ПЛАНА

Спустя несколько минут Партридж поднимается наверх каменного склепа по ступенькам, чтобы посмотреть, как там Прессия. Почему ее так долго нет? Дует ветер. Посреди пустынного пейзажа алеет свежее пятно крови, в котором валяются осколки стекла.

Партридж возвращается к Брэдвелу, держась за стены, чтобы не упасть.

– Куда она могла деться?

– О чем ты? – Брэдвел отпихивает его и в три прыжка взбегает по лестнице. – Что случилось, черт возьми? Прессия! – кричит Брэдвел.

– Прессия! – орет Партридж вместе с ним, хотя знает, так делать нельзя. Они могут привлечь внимание.

Брэдвел подбегает к пятнам крови, за ним следует Партридж, у которого от ужаса скручивает живот. Он не знает, что делать.

– Ты думаешь, это ее кровь? – Голос у Партриджа дрожит.

– Видишь, кровь свернулась? Она здесь уже давно.

Взгляд Брэдвела становится диким.

– Она пропала, – обреченно произносит Партридж. – Она ведь в самом деле пропала.

Брэдвел озирается по сторонам.

– Перестань так говорить! – отрезает он. – Иди, поищи в доме у старухи. Я поднимусь выше и попытаюсь разглядеть что-нибудь оттуда.

Воздух рябит оттенками серого пепла. Сначала Партридж не понимает, куда идти. Затем видит входную дверь, где, как он узнал недавно, жила его мать. А теперь пропала Прессия. Это его вина. Он подбегает к дому старухи.

Фанеры уже нет. Он пролазит через тесный проход.

– Прессия! – зовет он. Дом старухи пуст. Партридж видит очаг, там, где нет крыши, несколько корней в темном углу, ветошь, скомканную на полу, как будто спеленатый младенец, рот которого выделяется темно-коричневым, как запекшаяся кровь.

Партридж слышит, как Брэдвел снаружи зовет Прессию. Но никто не откликается.

Партридж выбегает из комнаты обратно на улицу, к Брэдвелу.

– Ее нет? – У него едва получается задать этот вопрос, так он хочет оттянуть неприятный момент. Брэдвел, кажется, уже все знает. – Ее похитили?

Брэдвел разворачивается и ударяет Партриджа в живот, сбивая его с ног. Партридж падает на одно колено, хватается за ушибленное место и опирается другой рукой о камень.

– Какого черта? – бормочет он хриплым шепотом умирающего.

– Твоя мать мертва! Слышишь меня? Ты приходишь сюда и просишь нас рисковать всем ради мертвой женщины? – кричит Брэдвел.

– Мне очень жаль, – оправдывается Партридж, – я не хотел…

– Ты думаешь, ты единственный, кто кого-то потерял и хочет вернуться домой? – продолжает кричать Брэдвел в ярости, вены на его висках вздуваются, крылья бешено шелестят за его спиной. – Почему бы тебе не вернуться в свой чистенький маленький Купол и не придерживаться плана – просто издалека благосклонно наблюдать, как мы умираем?

Партридж все еще пытается вдохнуть, но чувствует, что еще чуть-чуть – и он рухнет на землю. Он заслужил того, чтобы его били. Что он наделал? Из-за него пропала Прессия.

– Мне ужасно жаль, – говорит он, – я не знаю, что еще могу сказать.

Брэдвел советует ему заткнуться.

– Прости, – выдыхает Партридж.

– Она рисковала своей жизнью ради нас, – произносит Брэдвел.

– Да, рисковала.

Партридж понимает, что один его вид противен Брэдвелу.

Брэдвел хватает Партриджа за руки и тянет вверх, но Партридж чувствует внезапный прилив гнева и инстинктивно толкает Брэдвела в грудь. Его движение оказывается быстрее и сильнее, чем он ожидал, он почти опрокидывает Брэдвела на землю.

– Я же не специально все это подстроил!

– Если бы не ты, – цедит Брэдвел, – с ней все было бы в порядке.

– Я знаю.

– Я доставил тебя сюда, – говорит Брэдвел, – теперь ты мне должен. Ты должен мне ее. Это наша главная цель. Не твоя мать, а Прессия. Мы должны найти ее.

– Мы? – спрашивает Партридж. – А как насчет твоей прекрасной речи о том, что ты ни с кем не связываешься, потому что ты всегда одиночка?

– Слушай, я помогу тебе найти мать, если сначала мы найдем Прессию.

Партридж колеблется и сам ненавидит себя за это. Может быть, тогда, в склепе, Брэдвел был прав, и лучше действовать в одиночку? Может, так легче выжить? Смог бы он дойти сюда один и куда бы дальше он пошел? Он думает о Прессии. Она бросила сабо в железный бак. Если бы не она, он, вероятно, был бы уже мертв. Может быть, так все и должно быть. Может, это судьба.

– Мы должны найти Прессию, – говорит Партридж, – конечно, должны. Потому что это единственное правильное решение.

– Ее похитили не просто так, – замечает Брэдвел.

– Что? – переспрашивает Партридж.

– Каким образом ты додумался до того, как выбраться из Купола? – спрашивает Брэдвел. – Чертежи? Ты так говорил?

– Первоначальные чертежи здания, – кивает Партридж, – подарок моего отца.

– Дай мне угадать, подарок недавний, да?

– Да, на двадцатилетие службы. А что?

– Чертов чертеж висит в рамочке на чертовой стене!

– А что в этом такого? – спрашивает Партридж, но сразу же понимает и сам, что не так. Он быстро добавляет: – Но я сам все понял про систему вентиляции. Я сам все вычислил, эти три минуты и сорок две секунды.

– А до тебя не дошло, что ты должен был обнаружить этот план?

– Нет, вряд ли. Отец точно не желал, чтобы я сбежал. Ты его не знаешь.

– Неужели?

– Он был не самого высокого мнения обо мне.

– Действительно. И правда, немного смущает, что им пришлось поместить чертовы чертежи в рамочку и даже повесить их на стену!

– Заткнись! – кричит Партридж.

– Это правда, и ты это знаешь, ты это чувствуешь, пусть и в глубине души. Сейчас все обрело смысл. Все встало на свои места, не так ли?

Казалось, мозг Партриджа сейчас взорвется. Это правда. Ему нужны были материны вещи, и он получил возможность достать их. Глассингс много лет просил разрешения на поездку в Архив, а затем совершенно неожиданно наконец получил?

Брэдвел тихо спрашивает Партриджа, стараясь казаться спокойным:

– Как ты наткнулся на Прессию?

– Я не знаю. Она сказала, что убегала от грузовиков УСР. Они были повсюду.

– УСР, – выдыхает Брэдвел. – Господи! Вы оба были овцами, которых пасли.

– УСР? Ты думаешь, они подчиняются приказам из Купола? Они разве не революционеры?

– Я должен был это понять! Даже Веселье, скорее всего, было спланировано. Команды пели, чтобы загнать Прессию. – Брэдвел шагает, пиная камни. – Неужели ты думаешь, что Купол просто так собрался тебя отфутболить? Они все это подстроили. Твой папик позаботился обо всем.

– Это не так, – возражает Партридж. – Я чуть не погиб в лопастях вентилятора.

– Но не погиб же! – восклицает Брэдвел.

– Откуда они узнали, где Прессия? Ее чип не работает, – говорит Партридж.

– Она ошиблась.

– Но что они хотят от нее?

– Я хочу увидеть все, что у тебя с собой, – говорит Брэдвел. – Я хочу узнать все, что знаешь ты. Мне нужно все, что у тебя в голове. Это все, ради чего ты мне нужен, понимаешь?

Партридж кивает.

– Хорошо. Я помогу тебе.