Текст книги "Пепельное небо"

Автор книги: Джулиана Бэгготт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

ПРЕССИЯ
ЗЕМЛЯ

Прессия пытается следить за движущимся ландшафтом, выгибающимися темными пыльными песками, воронками, рябью. Автомобиль наполовину скрывает рекламный щит. Ключ торчит в замке зажигания. Прессия все еще ощущает в себе тяжелые последствия эфира. Она начинает дремать, затем резко просыпается.

Ружье плотно сжато в здоровой руке. Интересно, стало ли ее обоняние острее, раз слух и зрение затуманены. Запах гнили составляет неотъемлемую часть местности. Вспоминаются бледные влажные яйца и устрицы. Прессию снова мутит, и она закрывает глаза, чтобы восстановить равновесие у себя в голове.

С закрытыми глазами она видит картину, как Брэдвел и Партридж обедают за большим столом. Теперь, после того как она увидела дом Ингершипа, подобная картина вполне может оказаться реальностью, но только не для них. Прессия представляет лицо Брэдвела, его глаза, рот. Он смотрит на нее. Он хочет что-то сказать.

Прессия открывает глаза. Светает. На востоке появилась бледная окантовка.

Она все время слышит какое-то шипение, возможно, от движения песка. Если появится холем, она убьет его. Должна убить. Разве это неправильно – убить то, что хочет убить тебя?

Своим затуманенным зрением она видит несколько кусочков взорванных шин, скелет ржавого фургона, а далеко-далеко, когда ветер утихает и пепел оседает вниз, место, где горизонт встречался с серой полоской неба. Где-то там стоит дом, в котором живет Ингершип и его жена, затянутая в оболочку.

Она ждет, что из-за пейзажа за ее спиной вот-вот появится униформа Эль Капитана. Голова куклы, почерневшая от золы, смотрит на нее выжидательно, как будто чего-то от нее хочет. Раньше, в детстве, Прессия разговаривала с куклой и верила, что кукла ее понимает. Здесь никто не видит кукольную голову. Даже Купол не видит своими доброжелательными глазами Бога. Бог, он и есть Бог. Она представляет склеп, красивую статую за треснутым стеклом.

– Святая Ви, – шепчет она, словно это начало молитвы. Она что, хочет молиться? Ей хотелось бы думать о рассказах деда, а не о застреленном мальчике, не о водителе, съеденном холемом, и не о холеме, который может съесть ее.

А вот и история. Каждое лето в Италии проходил фестиваль. Там были такие огромные чашки, что в них можно было сидеть, играть в игры и даже выиграть пакетик с золотой рыбкой. Рыбка выглядела то больше, то меньше, когда крутишь пакет.

Земля сбоку начинает закручиваться в вихрь от ветра, и Прессии это не нравится. Она инстинктивно моргает, стараясь прояснить зрение, но становится только хуже. Вихрь и ветер, казалось, конфликтуют друг с другом. А потом Прессия видит пару глаз. Сердце сразу уходит в пятки. Она нажимает кнопку на ручке двери, чтобы закрыть окно, но ничего не происходит. Сначала нужно завести сам автомобиль. Прессия хватается за ключи и начинает крутить их в разные стороны. Она слышит несколько кликов и с силой поворачивает ключ. Двигатель оживает, громко урча.

Холем все еще бурлит и пенится. Прессия нажимает на кнопку. Окно закрывается, втянув в салон несколько горсток пепла вместе с ветром. Девушка поднимает ружье и взводит курок. Руки не слушаются. После секунды колебаний Прессия пытается прицелиться. Холем припадает к земле. Снова исчезает, но ненадолго.

Прессия замирает. Пепел кружится в машине. Она готова была стрелять, но она никогда раньше этого не делала. Она не офицер, а всего лишь шестнадцатилетняя девочка! Даже если она передаст Куполу все, что они хотят, что будет с Партриджем? Что будет с Эль Капитаном и Хельмутом? А с дедушкой? Она представляет его на больничной койке, улыбающегося, с размытыми лопастями вентилятора в горле. Было ли беспокойство в его глазах? Предупреждал ли он ее?

Что происходит, когда от тебя больше нет пользы? Прессия знает ответ на этот вопрос.

– Прости меня, – шепчет она, уверенная, что подвела дедушку. Она видела Святую Ви с тонкими чертами лица. Это и была ее молитва. – Прости меня.

В этот момент она чувствует резкий рывок за ружье. Она тянет назад, отказываясь отдавать. Рядом возникают руки. Они сильные, все в земле, не человеческие, с длинными когтями. Они хватают ее за плечи и начинают вытягивать из машины. Прессия старается не выпускать ружье, стрелять она больше не может, но использует приклад, чтобы колотить им холема по груди.

Она знает, что автомобиль – ее лучшая защита. Ни в коем случае нельзя выходить. Но руки тянут ее вперед. Прессия отталкивается и застревает «кукольной» головой в руле, и в это же время ружье выстреливает само по себе.

Руки холема тянут ее к себе. Резко пахнет гнилью, смешанной с запахом ржавчины. Холем пытается высвободить ее руку от руля, потянув ее за талию через окно. Прессия сгибает ноги.

В этот момент она зачем-то смотрит за спину холема. Хребты песка за его спиной оказываются позвоночником с ребрами.

Холем слишком силен. Ее ноги поддаются. Она и холем летят вперед, и существо теряет хватку. Прессия тянется к ружью, поднимает его с земли, переворачивается на живот и стреляет. Холем распадается на маленькие комки грязи.

Колючий хребет продолжает двигаться к ней. Прессия вскакивает на ноги и снова пытается прицелиться, но хребет скользит под ней, как акула под каноэ. Она поворачивается и видит, что земля рябит, как вода в шторм. Это пробуждаются и встают из-под земли другие холемы.

Холем слева от нее размером с волка. Другой вздымается вверх, как гейзер, футов на двадцать в высоту. Она поворачивается и стреляет, затем поворачивается и вновь стреляет, не останавливаясь, чтобы оценить ущерб. Пятясь, она пытается добраться до машины, запереться внутри.

Где же Эль Капитан? Неужели он пошел не тем путем?

Еще один холем размером с волка прыгает на нее и валит с ног. У него нет морды, но она чувствует его горячее дыхание на шее и на лице. Она ударяет его прикладом по тому, что должно быть ребрами. Холем испускает хрип.

Девушка быстро отползает прочь.

Колючий хребет добирается до тела Прессии, вышибив ружье из рук и выдавив воздух из легких. Ружье откатывается к ногам холема-волка.

Прессия слышит крик. Эль Капитан?

Колючий хребет пятится назад. Нож свистит в воздухе и разрезает его пополам. Хребет мякнет и падает. Мясной нож втыкается в землю.

Это Эль Капитан.

– Я был у мясника, – быстро говорит он.

Холемы выползают повсюду. С Хельмутом, дергающимся за спиной, Эль Капитан разрезает на три куска следующий столб пыли и протыкает каждый из них ножом. Какая бы в них ни осталась жизнь, она с шипением удалилась, а остатки золы и грязи смешались с землей Мертвых земель.

Прессия стреляет так быстро, как только может. Эль Капитан что-то кричит ей, но она не слышит его, оглушенная выстрелами.

Еще один холем бросается на нее, прижав к земле и схватив ее за грудь. Прессия упирается коленями и руками, но он крепко держит ее. Ее мышцы шеи напрягаются изо всех сил от его хватки, она роняет ружье и пытается освободиться. Дыхания не хватает. Внезапно возникает Эль Капитан. Он хватает холема за горло и приставляет к нему пистолет-электрошокер. Спускает курок, и холем падает.

Прессия задыхается.

Эль Капитан берет ее руку и сует туда что-то маленькое.

– Возьми.

Прессия ничего не отвечает.

– Надеюсь, оно того стоило.

Другой холем надвигается на них. Эль Капитан хватает ружье и стреляет. Холем шипит, убираясь прочь.

Прессия разглядывает украшение. Она сразу же узнает его. Это значит, что Брэдвел привел Партриджа в мясную лавку после того, как ее забрали. Они все же, наверное, вместе. Но почему кулон сломан? Что случилось со второй половинкой?

Она оглядывается. Холемы роятся повсюду. Прессия чувствует, как что-то хватает ее за талию. Она пинает это ногами изо всех сил. С каждым ударом сыплются горсти пыли и пепла. Она царапается и колотит руками, но все же ощущает, как ее медленно затягивает голодная земля. Прессия пытается вытащить себя, но впереди видит армию холемов, надвигающихся издалека. Вдруг они утащат ее под землю и сожрут? Страх сдавливает дыхание. Она не хочет быть похороненной заживо.

Мир скачет вокруг нее. Девушка вскидывается и начинает дрожать. Она продолжает биться, но ее отравили, подчинили, избили. Она слаба и хочет есть и пить. В уже затуманенных глазах совсем темнеет.

Прессия зовет Эль Капитана. Он отзывается откуда-то, и сквозь комья грязи, поднятые от борьбы, она видит, как Эль Капитан борется с холемом. Он по-прежнему держится на ногах, но холемов становится все больше и больше. Эль Капитан рядом с машиной, Прессия видит ее черный блеск. Холем отбрасывает Эль Капитана к автомобилю. Тот падает на землю. Им суждено здесь умереть.

Прессия обхватывает руками и толкает холема. Зажмурившись, она думает о синем лебедином глазе. Мир становится весь синим, и теперь шум в ушах и шее тоже становится синими, как и Эль Капитан, и автомобиль. Она поворачивается в сторону серых холмов, которые тоже стали синими, и начинает вглядываться, ища лица матери и отца. Она понимает, что сходит с ума. Их нет. Но сознание ищет хоть какое-нибудь утешение перед смертью. Дом. Где же он?

Земля затягивает ее. Она слышит утробное рычание холема, проходящее сквозь все ее тело. Прессия открывает глаза, и Мертвые земли кажутся ей еще более мертвыми – полными пепла, смерти и бесконечного песка. Она продолжает бороться, сжимая в кулаке подвеску, пинаясь, но не нанося никакого ущерба холему. Ее силы на исходе. Конверт с инструкцией и навигатором потерялись. Фотография с дедушкой осталась в ее памяти. Сам снимок тоже исчез, будто его и не было. Где сейчас дедушка? Как там Фридл? Увидит ли она их снова? Умер ли Эль Капитан? Может, он успел добраться до машины. Она поворачивается на звуки борьбы, чтобы увидеть то, что будет последним, что она увидит. Раздается звук шагов. Сначала Прессия видит один пепел, затем возникает лицо ребенка, ребенок на руках у матери. Прессия снова ощущает себя маленькой девочкой, и как будто ее мать здесь, а не разорвана на кусочки оконным стеклом.

– Прессия, – говорит мама, – держись!

Откуда-то возникает рука.

Затем все вокруг сжимается до одной точки и погружается во тьму.

ПРЕССИЯ
ЖЕРТВА

Прессия просыпается, ощущая под щекой что-то твердое. Голова гудит. Она видит шину с истертыми покрышками. Но эта шина не от длинного черного автомобиля. Прессия лежит в комнате, и шины маленькие. Они соединены с мотором с лезвиями. Газонокосилка? Интересно, это ей снится или это что-то вроде загробной жизни? Подвал, посвященный уходу за газоном? Это и есть жизнь после смерти? Девушка пытается сесть.

Вокруг звучат тихие голоса. Один голос раздается совсем рядом:

– Подожди. – Это женский голос. – Не торопись.

Прессия снова ложится на бок. Она вспоминает холемов, Эль Капитана, стреляющего из ружья, мать с ребенком. Затем закрывает глаза.

– Эль Капитан и Хельмут, – произносит она.

– Двое в машине? Твои друзья?

– Они мертвы?

– Мы пришли туда за тобой, не за ними. Живы они или мертвы – это для нас не имеет значения.

– Где я?

Прессия оглядывается и видит лица женщин и детей. Мир начинает вертеться вокруг нее, будто она едет в огромной чашке, о которой рассказывал дед. Дети слиты с телами матерей. Она смотрит то на одну, то на другую.

– Ты здесь. У нашей Доброй Матери.

Матери? У нее нет матери. В комнате промозгло. Прессия вздрагивает. Тела женщин сдвигаются, и за ними Прессия видит коробки с расплавленными игрушками, искореженные почтовые ящики и трехколесные велосипеды.

Прессия снова пытается встать. Женщина поддерживает ее за локоть и помогает сесть на колени. Она держит совсем маленького светловолосого ребенка, слившегося головой с ее рукой.

– Это наша Добрая Мать, – говорит женщина, указывая прямо перед собой, – поклонись.

Прессия смотрит прямо и видит женщину, сидящую на простом деревянном стуле, скрепленном пластиковыми веревками. У нее простое лицо, аккуратное, с маленькими чертами лица, все в кусочках стекла, как мозаика. На нее светит лишь одна лампа, и стекло переливается. На шее бледная кожа практически срослась с ниткой жемчуга – она выглядит как ряд идеальной формы опухолей. Добрая Мать одета в тонкую, почти прозрачную рубашку. Сквозь нее видны контуры гигантского металлического креста, вросшего в живот и грудь, вплоть до горла, отодвигающего ей плечи. Он заставляет ее сидеть очень прямо. Женщина одета в длинную юбку, и из оружия у нее только кочерга, лежащая на коленях.

Прессия опускает голову и так замирает, ожидая, когда Добрая Мать попросит ее подняться. У ног Доброй Матери аккуратно сложено оружие Брэдвела. Это означает, что он может быть здесь. Что он как-то замешан в этом. Может, он все-таки пытался найти ее, когда она исчезла? А Партридж? Сердце начинает тяжело биться в груди. Прессия быстро наполняется надеждой, пока не понимает, что это оружие означает, что его отобрали у Брэдвела и, может быть, его даже убили.

Они оставили ожерелье, чтобы она его нашла? Они ушли?

Кулон. Где он сейчас?

Кровь бросается в голову, и Прессия чувствует головокружение. Тем не менее она не шевелится. Она ждет, когда женщина с кочергой скажет что-нибудь, и наконец это происходит.

– Встань. Ты, наверное, хочешь спросить, – произносит Добрая Мать, – как и все, откуда крест? Была ли я набожной монахиней и сплавилась ли с ним во время молитвы?

Прессия качает головой. Она еще даже не успела подумать об этом. Женщина имеет в виду свой крест в груди?

– Это не мое дело, – говорит Прессия.

– Наши истории – это все, что у нас есть, – отвечает Добрая Мать. – Только они сохраняют нас. Мы дарим их другим. Наши истории имеют большое значение. Ты понимаешь?

Это напоминает Прессии, как она в первый раз услышала в подвале Брэдвела, говорящего о сохранении прошлого. Брэдвел… Она не может даже представить, что с ней будет, если она узнает, что он мертв.

Добрая Мать смотрит на нее. Она о чем-то спрашивает Прессию, а та не может вспомнить о чем, поэтому просто кивает. Это же правильный ответ?

– Я расскажу тебе свою историю, это будет мой подарок тебе. Я стояла у окна с металлической рамой. – Добрая Мать говорит, водя пальцем по ткани рубашки вдоль креста. – Смотрела в окно на небо, содрогаясь и прижимая руку к стеклу.

Женщина протягивает руку, покрытую стеклом.

– Ты уже видишь мою скорую смерть?

Прессия кивает. Ее мать была убита дождем из стекла.

– Что это за оружие? – спрашивает Прессия, показывая рукой на пол.

– Подарки, – говорит Добрая Мать, – от смертного, который привел к нам Чистого, тоже смертного. Мы называем всех мужчин смертными. Думаю, ты понимаешь это.

Это означает, что они живы или мертвы? Они что, убивают всех мужчин, которые им попадаются? Вот почему они называют их «смертными»?

За спиной она слышит движение и оборачивается.

В комнату вталкивают Партриджа и Брэдвела. Они здесь, все еще живы. Их сердца бьются в груди, легкие качают воздух. Прессия чувствует такое облегчение, что чуть не плачет.

– На колени, смертные! На колени перед нашей Доброй Матерью! – кричат женщины.

Партридж и Брэдвел опускаются на колени по обе стороны от Прессии. Выглядят они хуже некуда, с красными глазами, оба потрепанные, одежда вся в пепле. Но все же Брэдвел сияет улыбкой. Он рад видеть ее, и это согревает что-то в груди у Прессии, ее щеки пылают.

– Прессия, – радостно шепчет Партридж, – они нашли тебя!

Так значит, ее не поймали, а нашли? Они искали ее все это время? А она была так уверена, что они разошлись в разные стороны. Думала, что Партридж продолжит искать мать, а Брэдвел не заводит никаких отношений, потому что иначе он не выживет. Что же означает то, что он решил найти ее?

Добрая Мать хлопает в ладоши, и все женщины с детьми кланяются и уходят. Остается только одна, охраняющая дверь, вооруженная метлой, как копьем.

– Мы думали, что эти двое пришли сюда с Веселья, – говорит Прессии Добрая Мать. – Мы не принимаем участие в спорте, но когда они вмешиваются, мы убиваем всех солдат, каких можем, прежде чем они уходят.

Она берется тонкими пальцами за ручку кочерги.

– Я рада, что вы не убили их, – отвечает Прессия, обнадеженная, что Эль Капитан и Хельмут, возможно, тоже живы.

– Я тоже рада. У них есть миссия. – Добрая Мать неуклюже встает, из-за оконной рамы в груди ей приходится приложить усилие, опершись на подлокотники. Ходит она с трудом. – Мы помогли им в этой миссии, потому что ты – женщина. Мы верим в спасение наших сестер. Но это не все. Дело в поиске матери Чистого. – Добрая Мать ходит кругами по комнате. – Чистый имеет для меня значение. Сентиментальную ценность, проще говоря.

Она кивает охраннице, которая подходит к Партриджу, ткнув кончиком метлы ему в горло.

– Мне кажется, это не обычное задание и даже этот Чистый – не просто обычный Чистый. Кто ты? Кто вы все?

Партридж вопросительно смотрит на Брэдвела. Прессия понимает, что он думает – произносить ли имя отца? Сбережет ли это его жизнь? Или только сделает хуже?

Брэдвел кивает, но Партридж, кажется, не совсем ему доверяет. Прессия задается вопросом, что же было с ними после того, как она пропала. Партридж не шевелит головой, но смотрит прямо на Прессию. Он сглатывает, задев кадыком метлу.

– Рипкард Уиллакс. Все зовут меня Партридж.

Добрая Мать улыбается и качает головой:

– Так, так, так.

Она обращается к Прессии:

– Ты видишь, как он неоткровенен? Он ведь скрывает информацию? У него есть что сказать, но он не говорит. Все смертные так делают. Никогда не бывают честными.

– Я ничего не скрываю! – возмущается Партридж.

– Смертные не должны обращаться к Доброй Матери, если их не спрашивают! – Женщина с метлой ударяет Партриджа по спине.

Добрая Мать говорит сейчас только с Прессией.

– Взрыв застал нас здесь, одних, в наших домах или в капкане автомобиля. Некоторые вышли во двор, чтобы посмотреть на небо, или, как я, стояли у окна. Мы прижали детей к груди. Детей, которых смогли собрать. Были среди нас и те, кто умирал в тюрьмах. Нас всех бросили на смерть. Мы ухаживали за умирающими. Мы хоронили мертвых. Мы хоронили своих детей, и когда их стало слишком много, мы соорудили костры и сожгли на них тела наших детей. Смертные, вот кто с нами все это сделал. Мы называли их Отец, или Муж, или Мистер. Мы видели их темные грехи. Пока мы бились о ставни домов, как птицы в клетке, или головой о стены тюрем, мы наблюдали за ними. Только мы знаем, как они ненавидели себя, как им было стыдно за их слабость, за их эгоизм, их ненависть и как они обратили это все против нас, против собственных детей – и против всего мира. – Добрая Мать снова садится в кресло: – Они оставили нас умирать, и мы вынуждены нести наших детей, детей, которые никогда не перерастут нас, и будем делать это вечно. Наше бремя – наша любовь.

Повисает пауза. Прессия думает, что произошло с ребенком Доброй Матери или, может, с детьми. Вроде бы с ней слит только крест и куски стекла, никакого малыша не видно. Она сожгла тела всех своих детей на костре?

– Где ты была, когда тебя забрали? – спрашивает Добрая Мать.

– Меня схватили солдаты УСР, чтобы подготовить на офицера. Сначала я не понимала почему. Меня отвезли в дом к главному офицеру, и оказалось, что он и его жена работают на Купол. У них есть культурная пища.

– Несъедобная, – добавляет Добрая Мать. – Мы знаем. Мы обнаружили это недавно и следим за ними.

– У них мой дедушка, в Куполе. Он заложник. Моя задача состоит в том, чтобы отдать Чистого и его мать в руки Ингершипу. Где-то здесь бродит Спецназ, дикие мутанты. Им мы должны передать Партриджа и его мать.

– Спецназ? За пределами Купола? – спрашивает Партридж.

– В приказе было сказано, когда мы обнаружим твою мать, нам нужно найти лекарства, – отвечают Прессия. – Они думают, что она в каком-то бункере или что-то вроде того.

– Если в Куполе думают, что она здесь, это хороший знак, разве не так? – говорит Партридж.

– Это означает, что мы должны найти ее прежде, чем это сделают они, – мрачно замечают Брэдвел.

– У нас появились конкуренты!

– Моя мать и я не сможем вернуться. Мы точно не вернемся назад.

– Мы можем помочь, – говорит Добрая Мать. – Я обычно не говорю со смертными, но сейчас я должна. Все зависит от оплаты. Смотрите, мы нашли девушку, и если вы хотите выбраться из Тающих земель живыми, вам понадобится наша защита.

Прессия смотрит на Брэдвела. Это правда, что им нужны матери?

Он кивает.

– Я не знаю, есть ли у нас что-нибудь стоящее, чтобы расплатиться с вами, – говорит Прессия.

Добрая Мать бросает взгляд на их оружие.

– Где вы все это взяли?

– В мясной лавке, – отвечает Брэдвел.

– Ты мясник?

– Нет. Я нашел лавку, когда еще был ребенком, сразу после Взрыва.

– Вы хотите, чтобы мы расплатились оружием? – тревожно спрашивает Прессия.

Добрая Мать смотрит на нее с улыбкой.

– У меня есть любое оружие, о котором только может мечтать девушка. – Она протягивает руку: – Дайте-ка мне.

Прессия наклоняется, поднимает один из ножей и, поклонившись, протягивает.

– Ты была с матерью, когда все произошло? – спрашивает женщина.

– Да.

– Потеря есть потеря, – говорит Добрая Мать, касаясь лезвия. – Ты либо принимаешь это, либо нет.

– Какую плату вы хотите? – повторяет Прессия.

Добрая Мать наклоняется к Партриджу и говорит:

– Мы наблюдали за вами в течение долгого времени, еще до того, как мои женщины подошли к вам. Знаете, сколько раз мы могли убить вас и какими способами?

Он качает головой.

– Если хочешь найти мать, тебе не справиться без нашей помощи. Все дело в том, готов ли ты принести жертву ради своей цели.

Партридж смотрит на Брэдвела и на Прессию.

– Это тебя спрашивают, – тихо произносит Брэдвел.

Добрая Мать указывает ножом на Партриджа:

– Это то, как я вижу ситуацию. Ты ведь здесь уже достаточно давно?

– Достаточно для чего? – спрашивает Партридж.

– Достаточно, чтобы перестать быть Чистым.

– Я не понимаю, о чем вы, – шепчет Партридж.

Прессия думает о рубцах, ожогах, отметинах, слияниях, а затем, глядя на нож в руке Доброй Матери, почему-то об ампутации.

– Чистота – это бремя, – заявляет Добрая Мать. – Вот что мы обнаружили. Когда ты уже не Чистый, когда тебе уже не нужно это защищать, ты свободен, терять нечего.

Партридж яростно мотает головой:

– Я не против этого бремени!

– Я хочу, чтобы твоя плата стала также подарком для тебя. Я помогу тебе расстаться с Чистотой. Ты никогда не поймешь до конца, но я сделаю тебя одним из нас, правда, в очень маленькой степени, – она улыбается.

Партридж обращается к Прессии:

– Скажи ей, что не нужно этого делать. Мы придумаем что-нибудь другое, чем расплатиться. Я сын Уиллакса. Он же может быть полезным?

– Ты больше не под Куполом, – напоминает Добрая Мать.

– Нет, давайте придумаем что-нибудь другое, – говорит Прессия.

Добрая Мать качает головой. Брэдвел тихо и спокойно спрашивает:

– Что вы хотите с ним сделать?

– Просто знак, отметину, – отвечает Добрая Мать.

– Какую отметину? – снова спрашивает Брэдвел. – Палец?

Желудок Прессии завязывается в узел. Хватит с нее крови. Больше никаких потерь. Нет, нет.

– Мизинец, – произносит Добрая Мать, держа обеими руками рукоятку ножа. Она бросает взгляд на Партриджа. – Женщины могут тебя подержать.

Прессия чувствует себя дико, будто животное царапает ее ребра изнутри. Она с трудом представляет, что сейчас чувствует Партридж. Он в отчаянии смотрит на нее. Брэдвел, похоже, единственный, кто понимает, что этого не избежать. Он говорит Партриджу:

– Это подарок. Ты легко отделаешься. Это всего лишь мизинец!

– Мне не нужны такие подарки! Меня и так все устраивает. Я рад, что Прессия вернулась. На этом подарков хватит.

Прессия хочет попросить Добрую Мать забрать что-нибудь у нее, но понимает, что это только разгневает ее. Добрая Мать ненавидит смертных. Она будет презирать Прессию за этот акт самопожертвования. Но затем Прессия понимает: а ведь он должен заплатить! Он пришел сюда, что бы найти свою мать, в конце концов, чего он ждал?

– Они оставят нас без защиты, – убеждает Брэдвел. – И мы не найдем твою мать, потому что умрем!

Партридж застывает, побледнев. Дыхание его сбивается. Прессия смотрит на него и повторяет эту простую истину:

– Мы умрем.

Партридж смотрит на свою руку, затем на Брэдвела. Он уже и так подверг опасности жизни Брэдвела и Прессии. Это самое малое, что он может сделать, и он знает это. Он подходит к Доброй Матери и кладет руку на стол.

– Подержи ее, – просит он Брэдвела, – так, чтобы я ее не отдернул.

Брэдвел прижимает запястье Партриджа так сильно, что Прессия видит его побелевшие костяшки. Партридж сжимает остальные пальцы, оттопырив мизинец.

Добрая Мать примеривается, высоко поднимает нож и быстрым движением отрезает мизинец Партриджа посередине. Звук – почти как выстрел – заставляет Прессию вздохнуть. Партридж даже не вскрикивает, все произошло слишком быстро. Он пристально, словно отключившись, смотрит на свою руку и быстро льющую кровь из половины мизинца. Партридж как будто онемел, потому что его лицо не имеет определенного выражения. Но потом он закатывает глаза к потолку и корчится от боли.

Добрая Мать протягивает Брэдвелу тряпку и кожаную повязку.

– Оберни плотно его палец. Создай давление и держи его высоко.

Брэдвел оборачивает кожаную повязку вокруг пальца Партриджа. Он сжимает пальцы в кулак, а затем прижимает яркие окровавленные тряпки к сердцу Партриджа. Букет. Вот о чем думает Прессия – букет красных роз, такой можно было бы увидеть в старых журналах Брэдвела.

Добрая Мать поднимает другую половину мизинца и отдает ее Партриджу:

– Отведи его обратно в комнату. Женщины ожидают по ту сторону двери, чтобы проводить вас.

– Есть еще кое-что, – говорит Брэдвел.

– Что еще? – спрашивает Добрая Мать.

– Чип в шее Прессии, – отвечает Брэдвел, – он все еще работает.

– Нет, это не так, – быстро произносит Прессия.

– Да, это так, – решительно заявляет Брэдвел.

– Ни один из наших чипов не выжил. Кому следить за нами, бегающими тут просто так?

– Так или иначе, они пасли вас с Партриджем. Это же очевидно, – говорит Брэдвел Прессии. Он обращается к Доброй Матери. – Есть у вас тут врачи или медсестры? Кто-нибудь опытный?

Добрая Мать подходит к Прессии и встает за ее спиной. Она берет горсть волос и поднимает их, обнажив шею девушка. Женщина прикасается к шраму на шее Прессии, старому узелку. Прессия ощущает, как холодок побегает по ее спине. Она не хочет, чтобы кто-нибудь резал ей шею.

Добра Мать, как ни в чем не бывало, приказывает:

– Вам нужен нож, алкоголь и чистые тряпки. Я все это обеспечу. Ты сам будешь вырезать чип, смертный.

Прессия умоляюще смотрит на Брэдвела:

– Нет, скажи ей, что ты не будешь это делать!

Брэдвел смотрит на свои руки и качает головой:

– Чип у Прессии в шее. Это очень опасно.

– Ты хороший мясник, – говорит Добрая Мать.

– Вообще-то я далеко не мясник.

– Ты не ошибешься.

– Почему вы так уверены? – спрашивает Брэдвел.

– Потому что, если что-то пойдет не так, я убью тебя. Считай это моей прихотью.

Это совсем не утешает Прессию. Брэдвел выглядит еще более нервным и потирает свои рубцы на щеке.

– Идите, – говорит Добрая Мать.

Женщина с копьем доводит их до двери. Партридж с трудом держится на ногах, и Прессии трудно сохранять равновесие. Женщина открывает дверь, и перед тем как выйти, Прессия оборачивается и видит Добрую Мать, которая баюкает одной рукой другую и, наклонив голову, смотрит на свой левый бицепс. Прессия прослеживает взгляд Доброй Матери и видит сквозь прозрачный материал рубашки маленькую выпуклость – все, что осталось от ребенка – младенческие губы, темный ротик, торчащий из верхней части руки Доброй Матери, все еще живой и дышащий.