Текст книги "Огненный столб"
Автор книги: Джудит Тарр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 41 страниц)
66
При первом свете утра апиру по одному осмелились выбраться на улицу, проходя через двери, кровь на которых, наконец, засохла и потемнела. В их квартале царила мертвая тишина, но с других улиц доносились плач и горестные крики.
Господь выполнил свое обещание. В каждом доме старший ребенок, первенец, лежал мертвым, сраженный рукой бога. Царь сидел на троне, прижимая к груди своего первого ребенка, любимую дочь Нефер-Ра. Он не выпускал ее из рук. Людей, ставших причиной ее смерти, рабов, так долго находившихся под его игом, он отослал прочь с воплем ярости.
– Убирайтесь! – закричал он Моше и тем нескольким, кто пришел с ним во дворец правителя ранним утром. – Убирайтесь и не возвращайтесь никогда!
Дети Исроела поймали его на слове. Послушные велению своего бога, они сожгли остатки пиршества, сложили все свое имущество, забрали стада и отары и вышли из Пи-Рамзеса. Ворота были открыты. Стражники умерли или бежали. Никто не сопровождал их, и толпы любопытных не мчались следом, чтобы посмотреть, куда они направляются. Ни у кого не было ни желания, ни досуга для этого. Каждый дом в Египте стал домом скорби.
Только апиру радовались. Они шли с песнями, гнали перед собой свои стада. Их было очень много, целый народ, освобожденный, наконец, из неволи.
Нофрет шла впереди с Мириам, Моше и Агароном и с остальными старейшинами из Синая. Несмотря на то, что египтяне пребывали в растерянности, Иоханан и Иегошуа собрали вооруженных людей и расположили их впереди, сзади и по сторонам – для охраны. Они вышли из города так, как путешествовали – их родичи по пустыне, готовые отразить нападение.
Апиру совсем недавно были рабами. Они понимали, что такое осторожность, и знали, что настороже быть полезно. Но большинство из них были непривычны к странствиям и не умели беречь силы и продовольствие. Нофрет видела, что многие чересчур щедро расходуют воду; слишком часто пьют, проливают на землю, как будто всегда можно сходить к ближайшему колодцу, чтобы пополнить запасы.
Этому надо положить конец прежде, чем они войдут в пустыню. Сейчас они еще находились и цивилизованной стране, на дороге через передовые посты Египта. Подвинуться в пустыню с таким количеством народа, с множеством детей и стариков без еды и питья невозможно.
Путь на восток, в Ханаан, был попроще, поскольку там находились города, а между ними – оазисы, и не требовалось пересекать ни озер, ни морей. Но тамошние жители вряд ли приветствовали бы приход целого народа, вооруженного племени, которое вполне можно принять за захватчиков. Поэтому апиру шли на юго-восток, по дороге в пустыню, ведущей к восточному побережью.
Так решил Моше. Ни один здравомыслящий человек не сделал бы такого, а тем более не пошел бы за тем, кто ведет людей этой дорогой. Но Моше был пророком их бога, утверждал, что им руководит Господь, и они покорно шли следом.
Огромное количество людей, мало приспособленных к странствиям в пустыне, двигалось гораздо медленнее, чем кочевники в Синае. К полудню они все еще видели зелень виноградников вокруг Пи-Рамзеса, но к закату добрались до края пустыни и взглянули вперед, на Красную Землю.
Здесь они встали лагерем. У кого-то еще оставались силы петь. Большинство людей устали, натерли ноги, дети хныкали, просили, чтобы их понесли на руках, но все были счастливы. Они были свободны!
В эту ночь устроили пляски у костров. Молодые были особенно жизнерадостны, и, если дать им немного отдохнуть, поесть и выпить, могли бы бодрствовать еще не одну ночь. Той ночью звезды светили ярко. Смерть не бродила во мраке. Им не нужно было другой защиты, кроме их сородичей, стоящих на страже с луками и копьями – без этого в пустыне нельзя.
Одни старейшины крепко спали, другие плясали вместе с молодежью. Но Моше, Агарон и Мириам, вместо того, чтобы праздновать, собрались на совет. Нофрет присоединилась к ним. Пришел Иоханан, а чуть позже и Иегошуа, доказав парням из Пи-Рамзеса, что может дважды прыгнуть через костер так же высоко, как и они. Он со смехом плюхнулся у ног матери.
Но его смех быстро угас. Старшие ели, запивая еду разведенным вином.
– Завтра, – говорил Иоханан, – этим людям придется начать учиться мудрости. Мы соберем все запасы пищи и воды и назначим кого-нибудь из мужчин ответственным за них.
– Пусть продуктами распоряжаются женщины, – вмешалась Мириам. – Ведь мы же готовим еду.
– Хорошо, – примирительно сказал Иоханан. – Но тогда пусть почтенные старейшины определят дневную порцию. Иначе могут возникнуть драки, а те, кто не сумел запастись, начнут голодать и страдать от жажды.
– У некоторых кончится вода уже завтра, – заметил Иегошуа. – Я видел, как один человек сегодня купался: вырыл яму в песке, застелил ее кожами и нежился, как фараон в бассейне.
– И никто его не остановил? – недоверчиво спросила Нофрет.
– Кому бы это пришло в голову? Люди смеялись и спрашивали, нельзя ли искупаться после него. Они не осознают, что здесь нельзя достать воду, когда вздумается.
Иегошуа, выросший среди кочевников Синая, не понимал таких людей, но пытался понять. Нофрет гордилась им.
– Им придется научиться жить иначе, – заметил Иоханан. – Они уже больше не горожане, а принадлежат пустыне и Предводителю.
Моше кивнул, глядя на огонь. Мириам, сидя рядом с ним, произнесла:
– Может быть, им не понадобится ничему учиться. Мы бежали из города, но не от царя.
– Господь низверг его, – сказал Иегошуа. – Он отпустил нас.
– Его низвергло горе, – возразила Мириам. – Гордыня снова одолеет его и пошлет в погоню за нами. Царь и прежде нас не любил, а теперь ненавидит и жаждет отомстить за смерть дочери.
– Его сын и наследник жив. Не станет же он…
К удивлению Иегошуа, Нофрет оборвала его и сказала неожиданно сердито:
– Если бы ты был девочкой, мой дорогой львенок, я бы не меньше горевала, потеряв тебя.
Сын явно смутился, но упрямство пересиливало. Он не отводил взгляда.
Нофрет продолжала:
– Раскрой же глаза, дитя! Он любил свою дочь и ценил ее: она была его главным советником. Да, у царя остался наследник, который получит трон, но ума у него маловато.
Иегошуа неохотно потупил взор.
– Понятно… Значит, ты думаешь, он будет гнаться за нами?
– Я знаю это, – сказала Нофрет, опередив ответ Мириам. – Царь собирается настигнуть нас у моря, раз уж мы выбрали именно этот путь.
– Дорога в Ханаан – дорога воинов, – заметил Иоханан. – Но мы не собираемся воевать, тем более сейчас, когда нас так много.
– И мы не боги и не духи, чтобы идти по морю как посуху, – добавила Нофрет.
– Бог поведет нас, – вымолвил Моше.
Даже Иоханан не поверил этому. Наступило молчание, в конце концов, нарушенное Иегошуа, который откликнулся на зов сверстников, танцующих и прыгающих через огонь у другого костра.
…Моше оплакивал Египет. Он, единственный из всех, плакал, когда апиру покидали Пи-Рамзес, плакал, когда они спускались по реке из Мемфиса. Его люди пели, торжествуя победу, а он горевал по умершим и по жестоко разоренному царству и не разделял их восторга.
В первую ночь в пустыне несколько старейшин из Синая пришли к нему, разгоряченные вином и весельем. У них возник новый план.
– Египет слаб, – говорили они, – а царь ушел из Мемфиса. Давай пойдем туда, захватим город и станем в нем править.
– В вас говорит вино, – сказала Мириам. – Пойдите проспитесь. Мы выступаем на рассвете.
Она находилась за пределами их круга, невидимая, неслышная и незаметная. И старейшины, не обращая внимания на ее слова, тесно обступили Моше, сидевшего у огня.
– Разве ты не хочешь снова стать царем? Мы сможем править, как когда-то цари-пастухи, причем намного лучше. В конце концов, наш царь по праву станет царем Египта.
– Мы уже давно объяснили вам, – терпеливо произнесла Мириам, – что умерший царь не может снова вернуться к жизни.
Но переубедить старейшин было невозможно.
– Веди нас в Мемфис, – настаивали они. – Кстати, не затем ли ты забираешь на юг вместо того, чтобы идти на восток? Давай повернем на запад. Пойдем в царский город.
Моше неожиданно поднялся, отстранил их и скрылся во мраке. Старейшины смотрели, разинув рты. Некоторые поднялись было, чтобы идти следом, но натолкнулись на серьезное препятствие: Иоханан и Агарон преградили им путь.
Чтобы стать старейшиной, не нужно обладать особенной смелостью, даже особенной мудростью, просто нужно, чтобы человеку повезло прожить дольше своих сверстников. У старейшин хватило храбрости пойти в Египет, но противостоять этим двум сильным мужчинам они не решились. Агарон и Иоханан грозно смотрели на них сверху вниз, и старейшины скромно удалились к своим кострам допивать вино и утешаться этим.
– Они когда-нибудь оставят его в покое? – спросила Нофрет у Мириам.
Та пожала плечами.
– Когда мы выйдем из Египта и окажемся подальше от искушения, они, скорей всего, позабудут свои глупости.
– По-твоему, это всего лишь глупости? А тебя такое искушение не одолевает? Ты бы могла снова стать царицей, если бы как следует постаралась.
На мгновение маска безразличия спала с лица Мириам. Нофрет прочла на нем страстное желание, боль воспоминаний, сожаление о том, что могло бы быть, но не случилось.
– Я не хочу стараться, – сказала она спокойно и убежденно.
– Правда?
Глаза Мириам сверкнули, но она сдержалась.
– В какой-то степени, мой друг. Я не хочу особенно стараться.
Упоминание о дружбе слегка озадачило Нофрет. Она никогда не считала себя и Мириам подругами; но как иначе их можно было назвать? Конечно, не госпожой и служанкой. Они необходимы друг другу. Они знали цену друг другу.
Они не откровенничали, как женщины апиру, но это им и не требовалось. Они были вместе с детства. Никто не знал Нофрет с таких давних пор, как Мириам, и Нофрет помнила ее с тех пор, как та была маленькой обнаженной царевной, третьей дочерью позабытого Эхнатона.
Они переглянулись в свете костра. Мириам слегка кивнула, повернулась и ушла и палатку, где жила вместе с отцом.
Нофрет не пошла за ней. Если Мириам надо выплакаться, она предпочтет сделать это в одиночестве. Нофрет было нелегко возвращаться в Египет, но для бывшей царицы и богини, ставшей лишь голосом, воздухом, это намного тяжелее.
Нофрет медленно обернулась, стоя на краю светового круга. Агарон и Иоханан снова сидели у огня, спокойно беседуя. Иегошуа танцевал среди молодежи, прыгал через костер и смеялся. Некоторые девушки из Пи-Рамзеса засматривались на него, хихикая и прикрываясь накидками.
Моше не было видно. Но Нофрет знала, где он. Пророк апиру шел по пустыне, окутанный силой своего бога, словно плащом. Духи ночи обходили его стороной. Порождения тьмы избегали его присутствия.
Вдруг она поняла, что видит и воспринимает вещи, невидимые простым человеческим глазом. Она всегда чувствовала присутствие богов и тайных сил; и видела чудеса магии так же ясно, как свет во тьме. Но сейчас к ней пришла новая ясность: больше знание, чем видение, больше сердцем, чем глазами. Значит, это не совсем тот дар, которым обладала Леа, и, по-видимому, обладает Мириам. Нофрет была не такой, как они. Но она ведь чужеземка, не родня апиру.
В прежние времена она отвергла бы этот дар, обратила бы против него всю силу своего врожденного упрямства. Но здесь, в Красной Земле, по дороге из Пи-Рамзеса, у нее не было сил воспротивиться. Она не могла сказать, как говорили апиру: «Желание Господа будет исполнено». Но могла склониться перед неизбежным.
Нофрет немного отошла от костров, но не затем, чтобы последовать за Моше. Она только вышла за пределы освещенного места. Здесь шум лагеря был тише. Она услышала крик шакала. Боги Египта находились рядом, наблюдая, но не поднимая руку на пришельцев с Синая.
Здесь ощущалось присутствие и того человека, который верил, что является и царем, и богом. Он еще находился в Пи-Рамзесе, но уже отдал приказ: утром его войско выступит в поход. Каждый воин оплакивал родича, друга или товарища по оружию – тех, кто были первыми сыновьями своих отцов.
Дочь царя наконец забрали в дом очищения. Рамзес оплакивал ее, запершись в своей спальне, без сна и в гневе. Гордыня, принесшая его царству столько бедствий, окрепла в нем с новой силой и овладела им, словно демон. Он не признавал ни голоса рассудка, ни законов логики. Бог апиру совершил убийство. Царь Египта отомстит людям, поклоняющимся этому богу. Он считал это справедливой карой, забывая о том, что, убив всех до единого, он лишит свою страну почти главного богатства – рабов.
Нофрет, потрясенная, с трудом пришла в себя. Ей казалось, что она упала в глубокий водоем и еле выплыла, едва не утонув. Прежде с ней ничего подобного не случалось. Ей были известны сказки и слухи об искусстве жрецов, рассказы о духах, которые идут, куда прикажет хозяин. Но на самом деле все это оказывалось гораздо проще, чем изображают жрецы.
Нофрет повернулась к свету и долго смотрела на звезды. Лагерь затих. Казалось, она созерцала свод небесный так долго, что он успел совершить полный круг.
Она глубоко вздохнула. По телу пробежала дрожь. Приблизившись к костру, она устроилась поближе, чтобы поскорее согреться.
Руки Иоханана легли ей на плечи. Тепло медленно окутывало ее.
Он не спрашивал, почему его жена так продрогла в теплую ночь, даже когда она сказала.
– Фараон собирается преследовать нас. Он страшно разъярен.
Иоханан кивнул, не удивившись, поскольку и Моше, и Мириам предсказывали то же самое. Когда он поднял ее на руки, она протестовала, но очень слабо. Он отнес ее в шатер и уложил в постель.
Там Нофрет, наконец, как следует согрелась и ненадолго даже почти забыла о том, что видела и предвидела.
67
Царь не смог настичь их ни в этот день, ни в следующий, ни даже через день. Он слишком долго медлил, прежде чем выйти с войском из Пи-Рамзеса. Его задержали государственные обязанности, траурные церемонии и другие дела. Но зато, выступив, наконец, в поход, он точно знал, куда направились апиру: за ними оставался след, широкий, словно главная река Египта.
Снявшись со стоянки, они являли собой еще более беспорядочную толпу, чем когда выходили из Пи-Рамзеса. После двух бурно проведенных ночей многие вообще едва переставляли ноги. Некоторых уже начинала мучить жажда, потому что они истратили весь свой запас воды. Когда люди поняли, что по дороге воды не будет и на ночлег тоже придется встать в безводном месте, поднялся ропот. Небольшая, быстро передвигающаяся группа успела бы дойти до оазиса, но не весь народ.
Самые упрямые вообще не желали покидать лагерь и настаивали на том, чтобы их оставили на месте. Если царь придет с погоней, в чем они сомневались, то, скорее всего, минует их. Казалось, они не понимали, что бог сделал невозможным их дальнейшее пребывание в Египте, и вернуться туда они не могут. Идти назад им было нельзя, только вперед.
Эти люди нуждались в кнуте надсмотрщика. Но надсмотрщиков здесь не было. Их молодые спутники и люди с Синая с мечами и копьями заставили упрямцев встать, подгоняли их, если они спотыкались, тащили тех, кто продолжал сопротивляться. И весь народ, желал он того или нет, вышел из лагеря в засушливые земли.
Накануне апиру шли в тумане вина и радости. Теперь люди пробуждались и начинали понимать, где находятся и как здесь оказались. Путь был нелегок.
Солнце пекло нещадно. Никто точно не знал, куда они направляются. Некоторые полагали, что в Синай, но для большинства Синай был сказкой или мечтой.
– Это пустыня, – говорили одни. – Там нет ничего, кроме песка и скал, насколько хватает глаз, а посередине высокая гора, где живет бог.
– Нет-нет, – возражали другие. – Это прекрасная страна, зеленая и богатая, где реки текут молоком и медом. Там наши стада будет жиреть, а отары множиться.
Они спорили на ходу до тех пор, пока у них не пересохли рты, и соглашались только в одном: здешняя земля слишком сурова и тут очень мало воды. Мечтавшие о зеленых пастбищах оглядывали Красную Землю и приходили в отчаяние. Те, кто предвидел лишь засушливые места и суровую жизнь, громко провозглашали, что это только начало.
– Мы будем блуждать в пустыне вечно, – говорили они. – Мы никогда больше не увидим зеленой травы и текущей воды.
– Увидите, когда мы дойдем до моря, – сказала Нофрет одной из таких.
– Конечно, – огрызнулась женщина. – Но хотела бы я знать, как мы будем пересекать его? Там нас ждут лодки? Или там есть мост?
Нофрет не знала, как ответить. Ответил Моше, но то же, что и всегда:
– Господь все устроит.
Народ, называвший себя Исроел, по имени предка, от которого, считалось, он происходил, был самым упрямым, склонным к препирательствам и непокладистым собранием людей, с каким когда-либо приходилось сталкиваться Нофрет. И все-таки они продолжали свой поход, даже сохраняй некое подобие порядка. Люди – не все, но на удивление многие – стали следить, сколько воды у них осталось, и более экономно расходовать продовольствие.
К вечеру они были готовы встать на отдых. Передовой отряд Иоханана – в большинстве его люди из Синая, лишь немногая часть которых охраняла тылы, – ушли вперед, чтобы найти место для лагеря. Когда остальные пришли на место, молодежь уже ждала их, готовая заняться грузом, провизией и водой. Люди начали ставить шатры и разводить костры. Потом им раздадут дневную порцию пищи и воды.
Многие нудно и громко ворчали, но ни у кого не было сил возмущаться открыто. Нофрет подозревала, что это может случиться позже, когда люди отдохнут и наберутся сил для нового тяжелого перехода. Сейчас они хмурились, некоторые даже плакали, но выполняли приказания.
Когда Иоханан, наконец, пришел к костру, усталый, растрепанный и угрюмый больше обычною, Нофрет сказала:
– Умно придумано. Навязывать им свою волю, когда они слишком утомлены, чтобы протестовать. Понятно, что, когда они отдохнут, возражать будет уже поздно. И, в конце концов, они привыкнут действовать как армия, а не как дамы на прогулке.
– Никогда они не станут армией, – ответил он мрачно. – Я согласился бы и на приличное кочевое племя.
Нофрет подала ему чашу, наполненную сильно разбавленным вином, потом жаркое из козлятины с хлебом и травами. Сначала он ел без аппетита, но быстро вошел во вкус.
Она кивнула.
– Старейшины снова на совете. Моше излагает новый закон. Он говорит, что лучше сейчас, чем слишком поздно. К тому времени как царь настигнет нас, мы должны обрести силу. Если же мы останемся просто толпой…
Иоханан, не дослушав, вскочил на ноги, вернее, попытался: от усталости его качало. Нофрет подхватила мужа и, когда он все же устремился вперед, попыталась задержать. Он сердито взглянул на нее.
– В чем дело? Я должен быть там.
– Отдохни. Они будут препираться до полуночи.
– Мне нужно быть там. Пойми, произойдет мятеж, если мы и дальше будем поступать с людьми так, как сегодня. До сих пор мы были вынуждены действовать, и действовать быстро, но в дальнейшем сами люди захотят участвовать во всех делах.
Нофрет не сумела остановить его; муж был намного сильнее ее. Она отпустила его, но и сама пошла следом, в середину лагеря, к самому большому костру, где собрались старейшины.
Сегодня попоек уже не было. В лагере было почти тихо. Многие уже спали, некоторые прямо на земле, даже не добравшись до постелей. Ближе к костру старейшин люди бодрствовали и прислушивались к разговорам.
Как и ожидала Нофрет, там шло препирательство, по большей части о том же, что и по дороге: зеленые пастбища против бесплодной пустыни. Старейшины из Синая, наконец, кажется, начали понимать, что они сделали, выведя из Египта многие сотни людей, нуждающихся в пище, крове и средствах к существованию. Их страна, хотя и с трудом, поддерживала живущих там. Теперь туда шел еще целый народ.
Моше ничего не говорил. И Мириам тоже молчала. Сначала Нофрет даже не увидела их, однако оба были там. Они сидели недалеко от костра, но в тени, отрешенные, не замечающие шума. Говорил Агарон:
– Господь подумал об этом. Ждите и наберитесь терпения. Сначала мы выберемся из Египта, а потом направимся в страну, которую он для нас приготовил.
– И где это? – поинтересовался один из старейшин. Нофрет был знаком этот голос и это лицо: Шмуэль из Пи-Рамзеса, такой же недоверчивый, как и всегда. – По-моему, лучше вернуться в Египет. Совершенно очевидно, что мы не сможем без помех покинуть его – нам придется выходить из страны с боем или переплывать море.
– Мы не можем вернуться, – возразил Агарон. – Господь сказал об этом достаточно ясно.
– Господь показал царю, насколько он силен. Но мы нужны царю, чтобы строить его город. Теперь он знает, что нас нельзя бить и морить голодом, что нельзя отнимать у нас детей. Давайте работать на него, как многие другие, за плату. Строителей лучше нас нет – иначе зачем бы ему так долго упираться и не отпускать нас?
– Царь был слишком горд, чтобы отпустить вас, – сказал Иоханан, проталкиваясь к отцу. – Эта же гордыня убьет вас, если вы попытаетесь вернуться. Он хочет, чтобы теперь вы все были мертвы и сгнили, за то, что бог сделал с ним и с его царством.
– Память царей коротка, – возразил Шмуэль. – А увековечение их славы требует, много времени и денег. Мы нужны фараону, и он это знает. Без нас он не успеет завершить строительство своего города за время, отведенное ему для жизни.
Иоханан взмахнул рукой.
– Ну что ж, идите! Возвращайтесь обратно. Царь в дне пути отсюда, с лучниками и колесницами. Ступайте и бросьтесь к его ногам. Так ему будет удобней отрубить ваши головы. С вас он и начнет мстить нам за первенцев Египта.
– Я всегда говорил, – произнес кто-то рядом с Нофрет, – что все зашло слишком далеко. Мор на землю и скот – это весьма неплохо, но убивать детей…
Остальное потонуло в шуме. Закричали все сразу: одни хотели вернуться, другие – идти вперед, некоторые по-прежнему желали захватить Мемфис и посадить там своего царя.
Оглушительный рев команды перекрыл все голоса, хотя и не утихомирил спорщиков. Со всех концов лагеря сбегались люди: одни уже были полностью одеты и вооружены, другие торопливо застегивались и тянули мечи из ножен. Новая команда Иоханана – и апиру построились в ряды, оттеснившие беспорядочную толпу. Впереди люди из Синая, за ними – из Пи-Рамзеса.
Нофрет очень захотелось спрятаться, но укрыться было негде. Она отступила в тень, поближе к Моше и Мириам, которые, казалось, не замечали ничего, кроме видений, возникавших и исчезавших перед их закрытыми глазами. Но то был остров в бурном потоке. В эту тень никто не заходил, все обходили своих пророков стороной, опасаясь помешать им.
Вскоре люди Иоханана восстановили порядок. Шмуэля почтительно, но твердо утихомирил собственный сын. Апиру свирепо сверкали глазами, переругивались, но скоро все стихло. Тех, кто уже перешел к рукопашной, растащили, несмотря на отчаянное сопротивление.
Иоханан оглядел их всех, подбоченясь, нахмурив брови.
– И это мудрейшие люди Исроела! Два дня на свободе – и уже развоевались. Неужели вы все позабыли, почему находитесь здесь, а не в безопасности под кнутами в царском городе-сокровищнице?
Многие потупили глаза, и ропот стих.
– Народ мой, – продолжал он почти нежно, словно выговаривая провинившемуся близнецу, которого стоило бы наказать, но он слишком любим. – О, мой народ, если мы хотим добраться до Синая, то должны быть сильными. А сила наша – в единстве. Мы не можем драться из-за каждой мелочи. Нам надо все решать вместе. Тогда Господь поведет нас прочь из Египта, в нашу собственную страну.
Раздалось несколько голосов. Иоханан сверкнул глазами на говоривших, и они замолкли.
– Впрочем, это, может быть, и не Синай. Но мы должны пройти через него, чтобы попасть туда. Мы не можем вернуться, не можем сдаться на милость египтян. Нет ее… Царь Египта идет за нами, мой народ, и он в гневе. Настигнув нас, он постарается уничтожить всех.
Поднялся стон, нет, вопль искреннего бессловесного ужаса. Голос Иоханана хлестнул, словно бич.
– Прекратите! Да, мы в опасности. Некоторым или всем нам угрожает гибель. Но мы люди Господа. Он выбрал нас. Он ведет нас. Пока мы сильны, он не позволит нам умереть от руки царя Египта.
– А если мы не сможем быть сильными? – снова встрял Шмуэль.
Вместо Иоханана ответил Эфраим:
– Придется. Ничего другого нам не остается.
– Предводитель, – вздохнул Шмуэль, отстранил сына и воздел руки к небу. – Тогда молись, мой народ. Молись, чтобы мы все не спятили и нас вели не безумцы!
Сначала несколько человек, потом еще несколько, потом почти все, окружавшие его, стали молиться, как молился он, потрясая поднятыми руками, громко обращаясь к богу. Поднялся отчаянный шум, лишенный всякого благозвучия, но все же в нем чувствовалась сила. Пусть это была сила отчаяния, но, тем не менее, сила.
Звук, раздавшийся совсем близко, изумил Нофрет до потери речи. Мириам смеялась. Тихонько, словно стараясь сдержаться, но смеялась.
Когда приступ смеха миновал, Мириам взглянула на Нофрет, все еще улыбаясь, чем повергла ее в еще большее изумление. В глазах Мириам блестели слезы, но это были слезы веселья.
– Что за люди? Ну кто еще будет так безоговорочно подчиняться богу, но при этом так орать?
– Мы, – ответила Нофрет.
Мириам снова засмеялась.
– Вот именно. Выходит, это нам в наказание? Мы находимся среди них, потому что только этого и заслуживаем?
– Я думаю, – сказала Нофрет помолчав, – что их бог прекрасно умеет выбирать момент и очень жесток.
– Нет. Это не жестокость. Это такой юмор. В юности я никогда не смеялась, ты же знаешь. Но теперь, начиная стареть, я буду смеяться или умру. Это он наложил на меня такое проклятие.
Нофрет присела возле Мириам. Моление продолжалось. Моше, сидевший рядом с дочерью, был неподвижен, словно камень. Он был в плену у своего бога, который не отпустит его до утра. А больше им двоим никто не мог помешать.
– Ты думаешь, нам предстоит умереть? – спросила Нофрет.
Мириам посмотрела на нее не без любопытства.
– А ты как думаешь?
– Не знаю. Но царь идет по нашим следам. Он настигнет нас, когда мы дойдем до моря. Нас много, но большинство – это женщины, дети и старики, которые уже не в силах сражаться. А у царя – колесницы и лучники. Он может уничтожить всех нас.
– Это он может. Во всяком случае, попытается. И ты не веришь, что бог спасет нас?
– А ты?
Ее собственный вопрос вернулся назад, и Мириам сгорбилась под его тяжестью.
– Раньше спасал. Надеюсь, что и теперь спасет.
– Я не могу наверняка сказать, что я знаю, – продолжала Нофрет, – и еще меньше понимаю, во что верю. Глядя вперед, я вижу воду и сухую землю, Синай и гору бога. Я вижу годы, Мириам. Годы в пустыне, в вечных скитаниях, без остановки. Нас будут постоянно преследовать, куда бы мы ни шли. Никто не захочет принять нас. Нас очень много; нам слишком многое нужно. Единственная надежда для нас – брать и брать, что придется и где удастся. Или умереть по эту сторону моря, в руках Великого Дома Египта.
– Смерть есть надежда? – Мириам задумалась. – Полагаю, что в какой-то степени это так. Возможно, что сухая земля, которую видишь ты и вижу я, – это страна мертвых. Говорят, что они блуждают вечно, если им не повезло быть похороненными в домах вечности. Для нас такого не будет. Наши кости будут лежать под открытым небом.
По-видимому, это пугало ее не так сильно, как прежде, когда она была египтянкой, воспитанной в убеждении о том, что тело должно сохраняться для того, чтобы душа могла жить. Теперь она была провидицей апиру, а для них тело не имело никакой ценности, раз уж душа покинула его. Они хоронили умершего, оплакивали и забывали.
И весь этот народ может погибнуть на берегу моря. Нофрет и прежде приходилось ходить по самой границе страны мертвых, но она видела многих, которые переходили эту границу и возвращались к живым. Сейчас было иначе. Здесь находился целый народ, целое племя, избавившееся от рабства только для того, чтобы оказаться в опасной близости от смерти.
А хочет ли Нофрет умереть с ними?
Она вообще не хочет умирать. Если же придется… Лучше здесь, чем одной среди чужих людей. Ее муж и сын умрут вместе с нею. Остальные ее дети, если того захочет бог, будут в безопасности, вне досягаемости египетского царя.
Могло быть и хуже. Она вздрогнула, вздохнула, поднялась на ноги. Мириам собиралась остаться здесь и молиться. Нофрет хотелось спать. Уже скоро – завтра или послезавтра – они выйдут к морю, а за ними придет царь Египта. Ей понадобится вся ее сила, чтобы сражаться или умереть.
