Текст книги "Огненный столб"
Автор книги: Джудит Тарр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 41 страниц)
– Возможно, и нет. Если люди получат своих богов, они будут вполне удовлетворены.
– Но царь не разрешит. Он не может. Атон не позволит ему.
– Молись за то, чтобы у Атона прибавилось здравого смысла, – ответил Хоремхеб.
Царица отослала всех, даже господина Аи. Но Нофрет посчитала, что ее это не касается. Она осталась, и ее госпожа, кажется, ничего не имела против.
Когда все вышли, царица поднялась с кресла, сняла корону, отложила скипетр, двигаясь медленно и осторожно, как будто боялась рассыпаться от слишком стремительного движения.
Потом остановилась и замерла, словно не зная, что делать дальше. Подняла руки, опустила, повернулась и уставилась на Нофрет.
– Ты всегда знаешь, что делать. Что бы ты сделала теперь?
Вопрос застал Нофрет врасплох.
– Ты меня спрашиваешь?
– Я редко делаю это, – сухо ответила ее госпожа. – Но ты всегда ухитряешься подсказать мне ответ. Ты не так растеряна, как я.
– Но я же не царица, даже не царевна.
– Раньше это не имело для тебя значения. Что же ты видишь теперь? Думаешь, нам удастся убедить моего отца открыть храмы или заставить его брата заниматься чем-нибудь еще, кроме развлечений?
– Нет, если только солнце не начнет светить по ночам.
– Так оно светит в земле мертвых. – Царица прижала ладони к щекам. – Ох, как бы я хотела оказаться там. Хоть бы кто-нибудь помог мне!
Когда утихло эхо этих слов, Нофрет заговорила:
– Будь осторожна – ты можешь неожиданно получить такую помощь. Ты поняла, о чем не договорил военачальник Хоремхеб? О том, что будет потом? Амон придет в Ахетатон, поднимет бунт, свергнет царя и всех его последователей. Вот что я вижу, госпожа. И это еще не самое худшее.
Царица опустилась на пол, где стояла, не обращая внимания на то, что ее платье смялось и красивые складки разошлись.
– И я вижу это, – вымолвила она. – Я тоже вижу это. Нофрет, мне страшно.
Нофрет опустилась на колени рядом с ней. Царица вцепилась в ее руки, как слепая, и крепко держалась за них. Нофрет почувствовала, что ее госпожа дрожит, и дрожь передастся ей.
Здесь все было мирно. Никаких бунтовщиков на улицах, никто не ломится в ворота. С тех пор как царица навела во дворце порядок после чумы, жизнь текла гладко и спокойно. Все казалось таким же, как тогда, когда Нофрет впервые попала в Ахетатон – в те времена царь прочно сидел на троне, вся его семья была в полном здравии и процветала, и царство жило в повиновении, если не в полном довольстве, под властью Атона.
– Что-то произошло, – сказала царевна, уловив мысли Нофрет, как иногда случалось, или думая точно так же. – В тот ужасный год, когда все умерли – нет, даже раньше, когда отец узнал, что у него не будет сыновей. Что-то сломалось в нем и в Двух Царствах тоже. Это не удалось восстановить. И уже никогда не удастся. Некому. Нет достаточно сильного человека. Достаточно великого, чтобы совершить чудо. – Она задержала дыхание, пытаясь прогнать слезы, которые, казалось, злили ее, и замотала головой так, что жесткие, закрепленные бусами пряди ее парика качались и танцевали. – Я знаю, что сдаваться не стоит. Что-то ведь я могу сделать, но что? Я ничего не вижу.
Нофрет тоже не видела выхода, и признавать это было больно. Ее изобретательность и находчивость славились на всю округу. Но сейчас ей нечего предложить. Отчаяние накрыло девушку, как туман – холмы страны Хатти, густо и тяжело.
Она сказала единственное, что пришло ей в голову:
– Пойдем погуляем. Сходим куда-нибудь.
– Куда? Молоть муку возле гробниц?
Эти горькие слова не следовало понимать буквально, но Нофрет поймала царицу на слове.
– А почему бы и нет? Лучше, чем сидеть здесь, стенать и скрипеть зубами. Кроме того, у тебя там родственники. Помнишь предсказательницу Леа? Царица может попросить у нее совета, попав в очень трудное положение.
– Не знаю, настолько ли трудно мое положение, – сказала царица, но добавила: – В самом деле, почему бы и нет? Я пойду туда, как простая женщина, посоветоваться с пророчицей апиру.
26
Анхесенпаатон не привыкла ходить пешком на такие большие расстояния, и ее ноги, привычные лишь к дворцовым полам, даже в сандалиях были слишком нежны. Но она не жаловалась, и Нофрет не собиралась ее баловать.
Царица могла уйти из дворца незамеченной так же просто, как царь. Она вышла пешком, без короны и скипетра, и никто ее не узнал и не попытался остановить. Те немногие, кто мог бы – господин Аи, госпожа Теи, военачальник Хоремхеб – рядом в тот момент не случились. По-видимому, они совещались где-то в своих покоях, решая, что же делать с царем, который навлек на всех столько неприятностей.
В городе было тихо, – тише, чем должно быть в городе. Люди уходили из него, как песок уходит сквозь сито, медленнее, чем вода, но так же неотвратимо. Продавец пива, мимо которого всегда проходила Нофрет по пути в деревню, исчез вместе со своим прилавком. Наверное, вернулся в Мемфис, где было больше конкурентов, но и покупателей тоже.
И это больше, чем мятежи, вторжения, убийцы с ножами, убедило Нофрет, что она не в бредовом сне. Ахетатон умирал. Его жители возвращались в те места, откуда пришли сюда. Среди них ходили слухи, что царь болен или даже уже умер.
Никто по нему не горевал и не пытался выяснить истину: что он так же здоров, как всегда.
Нофрет крепко держала госпожу за руку. Та не привыкла ходить пешком, как обычная женщина, и все время обижалась, что прохожие не трудятся уступать ей дорогу. К счастью, она вела себя спокойно.
Когда они добрались до восточных ворот, царица уже натерла ноги, устала и шла вперед, молча следуя за своей служанкой. Нофрет купила бурдюк с водой, точно так же, как сделал Иоханан, когда она была больна – об этом вспомнилось и с удовольствием, и с грустью, – и заставляла ее понемногу пить по дороге. Анхесенпаатон не понравился вкус тепловатой воды, пропахшей кожей, но она была достаточно разумна, чтобы пить, когда хочется.
Вдвоем они добрались от ворот до селения гораздо медленнее, чем если бы Нофрет шла одна. Она с трудом сдерживала нетерпение. Если за ними примчится целое войско на колесницах, чтобы отвезти царицу туда, где ей надлежит быть, пусть будет так. Но ее изнеженные ноги не могли двигаться быстрее.
Селение, в отличие от города, выглядело точно так же, как и всегда. Никто его не покинул, и в воздухе не разносились стоны умирающих. Люди жили так же, как в те времена, когда Нофрет впервые попала сюда: растили детей, торговали и покупали на рынке, трудились на строительстве гробниц.
Однако работы теперь стало меньше, и на улицах встречалось больше мужских лиц. Мужчины собирались у дверей домов и на рынке, болтали и пили пиво. Они стояли у стен с пустыми от скуки глазами или сидели в тени и окликали проходящих женщин, которые не обращали на них внимания или отвечали насмешками.
Никто не сидел у дверей дома Агарона. Хозяина с сыном дома не оказалось; значит, у них еще есть работа или они делали вид, что есть. Так же поступали большинство апиру в селении. Все мужчины, встреченные Нофрет по пути к дому Агарона, были египтяне.
Леа тоже не откликнулась. Дом не был покинут, не похоже, чтобы из него бежали. Все осталось на месте, в загоне блеяли козы, и даже появилось кое-что новое – кошка, нежащаяся на солнышке у входной двери. Но людей не было ни внутри, ни снаружи.
Царица опустилась на ступеньки, а Нофрет пошла предупредить Леа об их приходе. Когда девушка вышла, ее госпожа сидела, держа на коленях мурлычущую кошку, очень спокойная – Нофрет давно уже не видела ее такой и не особенно усталая, несмотря на натруженные ноги.
Тревога Нофрет почему-то развеялась, и она сумела спокойно сказать:
– Никого нет дома. Посиди здесь, а я попробую найти Леа. Наверное, она у соседки. У Рахел маленький ребенок – может быть, Леа помогает ей.
Царица кивнула. Хорошо бы она не почувствовала ее волнения. Нофрет через силу улыбнулась, огляделась по сторонам, убедилась, что никто не досадит ее госпоже, и очень целеустремленно двинулась вперед, не зная, куда идти.
Сначала в дом Рахел, раз уж она о ней заговорила. Но Леа там не оказалось. Рахел ее давно не видела. Ничего не знала и другая соседка, Мириам, и Дина, которая была у нее в гостях и всегда знала, кто где находится.
– Может быть, Леа у гробниц, – сказала Дина, – она пошла туда утром, но я не видела, чтобы она возвращалась.
Правда, эта дорога вела и на рынок, но Нофрет не видела там Леа. Отходя от дверей Мириам, она оглянулась. Маленькая фигурка в белом платье спокойно сидела перед домом Агарона с кошкой на коленях, терпеливо ожидая, как приучены ожидать царицы. Она не поведет ее с собой к гробницам, пусть отдохнет.
Поблагодарив Мириам и Дину, Нофрет вернулась к своей госпоже.
– Входи и садись. В кувшине всегда есть вода, и я знаю, где они держат хлеб и сыр. Я поднимусь к гробницам. Леа там со своими мужчинами.
– Я пойду с тобой, – вскочила царица.
– Нет, не пойдешь. Подниматься наверх долго, а у тебя уже волдыри на ногах. Здесь ты в безопасности. Сюда никто не войдет без приглашения, а если попытается, пойди и выпусти козла.
– Но, – сказала ее госпожа, – как я узнаю, кто из них козел?
Нофрет вытаращила глаза.
– Ты не…
Конечно, она не знала. Царевны и царицы не имеют дела с козами – только с лошадьми, ручными газелями, кошками разного размера. Это животные для царей, а козы для простолюдинов и принцев пустыни.
Нофрет собралась с мыслями.
– Это несложно. Нос тебе укажет. Смотри, кто самый большой и вонючий и у кого на шее цепь. В случае чего, выпусти его, и я обещаю, что любой, кто вторгнется в дом, тут же вылетит наружу так быстро, как вынесут ноги – а козел следом за ним.
Царица слегка нахмурилась, потом ее лоб разгладился.
– Ах, ну да, я забыла. Козел всегда убегает, и все гоняются за ним по всей округе, но он возвращается только тогда, когда пожелает. – Она улыбнулась, что было теперь редким чудом. – Можно мне взглянуть на него прежде, чем я войду в дом? Чтобы точно знать, кого выпускать.
Нофрет подавила вздох. Стоило задержаться, чтобы увидеть улыбку своей госпожи.
Они постояли у козьего загона. Козел был сегодня во всей красе: царица зажимала нос, но смотрела на него с восхищением. Он тоже взирал на нее желтыми глазами со зрачками-черточками, древними, хитрыми и умными.
Потом козел сделал замечательную вещь, склонил голову, увенчанную большими изогнутыми рогами, к земле, не отрывая глаз от лица царицы. И она, маленькая дурочка, перелезла через загородку, подошла и погладила его, забыв даже про запах – а он прижимался к ней, нежно, как козленок.
Анхесенпаатон неохотно вышла, по пути лаская коз и козлят. Когда же они, наконец, выбрались из загона, Нофрет перевела дух. Козлиная вонь чуть не задушила ее. А он, удивительное создание, смотрел на ее госпожу, как на любимую козу из своего гарема.
Может быть, египтяне в чем-то правы, убежденные в божественности своих царей. Чем же еще объяснить поведение козла?
Царица даже не поняла, что смогла сделать. Она умылась над тазом, который ей показала Нофрет, позволила налить себе чашку воды и наполнить блюдо хлебом, сыром и фруктами, уложить ее на ковры, где вечерами сидели мужчины. Нофрет оставила свою госпожу там, молясь любому богу, готовому услышать ее, чтобы царица никуда не ушла и с ней ничего не случилось.
Теперь изнеженная госпожа не задерживала ее, и Нофрет очень быстро шла по горной тропе к гробнице царя. Она едва замечала, какой крутой, узкой, долгой и каменистой была ее дорога. Палящее солнце мало волновало девушку. Может быть, она была одержима богом или демоном торопливости. Неважно, что госпожа в доме Агарона находится в большей безопасности, чем когда-либо в жизни – там безопасней, чем во дворце, где слуги могут отравить царицу, стражники – достать мечи и пронзить ее сердце, а придворные – отдать на растерзание толпе. Нофрет всем телом чувствовала, что времени ужасающе мало.
Работа над царской гробницей продолжалась и даже показалась Нофрет более напряженной, чем прежде: так бывает, когда дело идет к концу. Там теперь трудилось больше народу, чем раньше – в глубине люди вырезали, расписывали, шлифовали.
Агарон находился в месте царского захоронения, куда нужно было спускаться по длинному коридору и двум пролетам узкой лестницы, где рабочие углубляли помещение. Иоханан наблюдал, как штукатурят стену, проверял качество работы. Но Леа нигде не было видно.
В жаркой духоте гробницы, пропахшей потом и ламповым маслом, Нофрет пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Люди, погруженные в свое дело, не замечали ее. Но Иоханан закончил работу, позвал кого-то проверять следующий участок и направился в ее сторону среди множества занятых делом людей.
Пока он шел к ней, высокий и крепко сложенный, в запыленной полосатой одежде, Нофрет увидела в нем что-то такое, от чего захотелось плакать. Она прикусила язык, чтобы сдержать слезы, с трудом сглотнула и, когда юноша подошел к ней, сказала с видимым спокойствием:
– Мне нужна твоя бабушка. Она здесь?
– Нет, конечно. Она собиралась весь день ткать свадебную вуаль для Леви, дочери священника. Кто тебя сюда послал?
– Дина, – ответила Нофрет, слишком усталая, чтобы сердиться. – Я не знала, что она так сильно меня не любит.
Иоханан вывел девушку наружу – на солнце было еще жарче, чем в гробнице, но воздух был чистый. Он усадил ее под навесом для рабочих, дал напиться и присел рядом. Взглянув на него, Нофрет не смогла удержаться от смеха: Иоханан был такой чумазый, весь в пыли, заляпанный штукатуркой… Стекающий пот проложил по ней русла, просвечивающие коричневой теплотой кожи среди серой пыли.
Он с восхитительным терпением ждал, когда она успокоится.
– У меня жуткий вид, правда? Но и у тебя не лучше. Как будто за тобой гнались собаки Сета. – Иоханан сказал это небрежно, но внезапно посерьезнел, словно потрясенный собственными словами. – В чем дело? Что случилось? Царь умер?
– Это было бы лучше для всех нас. Но он даже не болен. Амон и его жрецы превращают свои надежды в предсказания. Они убьют его, если смогут, царь он или не царь.
Вторая тень, еще выше и шире, появилась возле Иоханана. Низкий голос Агарона подействовал на Нофрет успокаивающе, как будто он погладил ее по голове.
– Если царь еще жив, то скоро умрет. Мы получили приказ закончить гробницу до следующего новолуния.
Нофрет не могла сразу сосчитать дни и фазы луны. Но Иоханан соображал быстрее, а, может быть, не был так утомлен.
– Девять дней. Прибавь или отними один. – Нахмурившись, он оглянулся на отца. – Странно. Чтобы забальзамировать тело, нужно семьдесят дней. Почему же…
– Они хотят, чтобы все было готово к его прибытию, – ответил Агарон. – Не получится. Царская усыпальница готова только вчерне, а с остальным придется подождать.
– Какая спешка, – удивилась Нофрет. – В Фивах понадобились бы годы, чтобы сделать все как надо.
– Фивы – древний город, – сказал Агарон. – Ахетатон, я думаю, не успеет состариться. Он построен на бесплодной земле и умрет прежде, чем она принесет плоды.
Агарон говорил спокойно, без видимого сожаления. Нофрет подумала, что в нем всегда живет обитатель пустыни, который вырос, кочуя от одного оазиса до другого, но нет места, которое он назвал бы домом.
Иоханан внезапно спросил:
– Зачем ты ищешь бабушку? Ты могла бы просто подождать ее в доме.
– Я оставила там мою госпожу, – сказала Нофрет и добавила, увидев, как расширились его глаза: – Ей нужно кое-что узнать. Мне кажется, твоя бабушка могла бы ответить ей.
– Что… – начал было Иоханан, но, поймав взгляд отца, не закончил фразы, а сказал: – Мы спустимся вместе с тобой.
Нофрет не возражала, и мужчины собрали свою одежду, связали и взвалили на плечи, взяли на дорогу бурдюк с водой. Привычные жители пустыни… Она никогда не смогла бы приспособиться так, как эти люди.
Обратный путь был долгим и утомительным. Все молчали. Нофрет радовалась этому молчанию. Их присутствие успокаивало: двое сильных мужчин, которым она доверяла, шли по узкой крутой дороге – один впереди нее, другой позади.
После такой спешки и неимоверных усилий Нофрет почти пришла в ярость, когда, вернувшись в дом Агарона, обнаружила, что ее госпожа сидит у ног Леа, грызет финики в меду и чувствует себя так уютно, как будто всегда жила здесь. Нофрет, измученная, задыхающаяся, покрытая пылью, стояла и молча смотрела на нее.
– Сходи вымойся, – сказала Леа. В ее голосе вовсе не было повелительности, но Нофрет и в голову не пришло возражать.
Когда она вернулась, оставив мыться мужчин, женщины сидели все так же. Нофрет опустилась на груду ковров, взяла чашу, протянутую Леа, и обнаружила, что она полна сильно разбавленного вина. Вино приятно холодило горло, хлеб был свежий и показался вкуснее всего, что ей когда-либо случалось есть. Девушка думала, что уже не способна чувствовать голод, но, откусив первый кусок, поняла, что зверски хочет есть.
Остальные терпеливо ждали, пока она насытится. Было странно видеть их вместе и в такой близости. Надменная Анхесенпаатон никогда ни с кем не вела себя так просто, даже с родственниками. И Нофрет подумала, что не так хорошо знает свою госпожу, как ей казалось.
Мужчины вошли, когда Нофрет уже почти утолила свой голод. Чистые, с влажными волосами, одетые в свое лучшее платье, они больше походили на братьев, чем на отца с сыном. Иоханан явно был младшим: он смотрел на царицу с откровенным любопытством, его отец – более спокойней, он был не так ошарашен ее присутствием здесь. Нофрет подумала, что Иоханану пора бы уже привыкнуть: недавно сам царь сидел почти на том же месте.
Мужчины ели с не меньшим аппетитом, чем Нофрет, может быть, немного более сдержанно. Наконец Леа решила, что церемонии соблюдены в достаточной степени, и сказала:
– Раз вы закончили, надевайте сандалии. Мы идем во дворец.
Иоханан торопливо заглотнул последний кусок и чуть не подавился. Его отец и Нофрет вдвоем постучали его по спине. В конце концов, он, багровокрасный, отдышался и сел, возмущенно глядя на бабушку. Из глаз его текли слезы.
Леа, ничего не сказав ему, поднялась без посторонней помощи – не очень быстро, но достаточно ловко. Агарон помог ей надеть накидку и сандалии, и замешкался со своими. Иоханан прыгал на одной ноге, распутывая ремешок.
Нофрет ждала его у дверей.
– Бежать не обязательно. Ты же знаешь дорогу.
Иоханан свирепо взглянул на нее, но ему пришлось нагнуться, чтобы, наконец, застегнуть сандалию.
Нофрет усмехнулась, хотя в душе посочувствовала ему. Она тоже не знала, о чем Леа говорила с ее госпожой, но так же, как и Иоханан, понимала, что спрашивать не нужно. Когда придет время, они обо всем узнают. А до тех пор, пусть они хоть до слез упрашивают, Леа не скажет ни слова.
27
Египтянка, хеттка и трое апиру, идущие в город перед заходом солнца, привлекли некоторое внимание стражи, но гораздо меньшее, чем опасалась Нофрет. Она даже подумала, не сделала ли что-нибудь Леа – какое-нибудь маленькое колдовство, – чтобы их отвлечь.
Скорее всего, нет. Гораздо более странные люди проходили через эти ворота и гораздо более внушительные. Пятеро пешеходов, запыленных и усталых, едва ли достойны внимания, если никому не досаждают.
Вела их Леа, шагая стремительно, несмотря на свои годы. Она свернула не ко дворцу, а в сторону великого храма Атона. Казалось, она прекрасно знает дорогу, хотя, насколько было известно Нофрет, никогда не покидала селения строителей с самого начала работ над гробницами.
Остальные в молчании следовали за ней. Нофрет уже едва держалась на ногах. Когда Иоханан в первый раз поддержал ее, она на него рявкнула, но потом решила согласиться с тем, что он сильнее. В конце концов, он же гораздо больше. Пусть наполовину несет и ее, впридачу к себе самому, пока не устанет.
Но Иоханан почему-то не уставал. Он казался утомленным не больше, чем Агарон, который нее на руках царицу, когда та совсем обессилела. Она позволяла это, сохраняя достаточно гордости, как и всегда, когда разрешала другим быть ее слугами.
Странная процессия проследовала через храмовые дворы. Большие густоволосые мужчины в шерстяной одежде резко выделились среди чисто выбритых, одетых в полотно жрецов. Жрецы хотели было возмутиться, но царица приподнялась на руках Агарона и сказала звонким властным голосом:
– Это происходит по моей воле. Убирайтесь!
Тогда они ее узнали, и, кланяясь до земли, поспешили исполнить приказание. Царица снова откинулась на плечо Агарона. величественная даже теперь. Но в глазах ее была тьма.
Царь лежал перед алтарем во внутреннем храме. Вокруг громоздились груды приношений: большие хлебы разной формы, кувшины с пивом и вином, цветы, вянущие от дневной жары, фрукты со всех концов земли, уложенные на подносы и в корзины, куски жареного мяса, над которыми роились мухи. Царь не обращал на все это никакого внимания. Он выглядел настолько истощенным, что Нофрет подумала, ел ли он вообще что-нибудь с тех пор, как начался день.
Агарон поставил царицу на ноги. Она покачнулась, ухватилась за него, выпрямилась. Нофрет чувствовала себя не лучше.
Леа спокойно прошла среди приношений и остановилась над царем.
– Вставай! – резко сказала она.
Царь медленно поднялся, моргая, растерянно глядя на нее, как будто спросонья.
– Иди за мной.
Леа знала храм так же, как и город, и это знание могло быть дано ей только свыше. Она привела его на крыльцо восхода, к вечеру находившееся в тени, когда солнце уже спустилось низко с другой стороны храма. Тут было тихое место, сохранившее тепло дня, но не так много, чтобы доставить неприятности. Здесь никого не было, никто не мог подслушать, чем не погнушались бы жрецы во внутреннем храме.
Мужчины держались настороже. Нофрет никогда не видела, чтобы они ходили вооруженными. Однако сейчас за поясом Агарона появился длинный кинжал, и у Иоханана тоже. До сих пор они, видимо, прятали их в рукавах или под одеждой. Не слишком мощное оружие против солдатского копья или лука, но достаточно опасное. От его близости у нее похолодела спина. Это уже не болтовня. Это правда. Сюда может войти смерть. Люди могут попытаться убить царя.
Люди, которые ему сродни, которым она доверяла.
И этим надо доверять. Выбора нет. Они охраняют царя, а не готовятся убивать его.
Леа села на царскую кушетку в павильоне. Ему оставалось сесть либо на пол, либо на одну из ступенек. Царь предпочел стоять, чуть покачиваясь. Его длинные пальцы шевелились. Похоже, он еще наполовину находился в трансе.
Никто не возразил, что пророчица из народа рабов заняла место, принадлежавшее царю. Царя, судя по всему, это вовсе не волновало.
Он заговорил, опередив остальных, не обращаясь ни к кому в отдельности:
– Атон явился мне, – сказал он, – огненными словами.
– И что же он тебе сказал? – спросила Леа, четко, словно жрец во время церемонии.
– Что я должен… – Царь заколебался, заморгал, снова поглядел на нее, словно только что по-настоящему увидев. – Ты пришла. Он сказал, что ты придешь. Значит… Значит, уже так поздно?
– Если что-то может быть позже. Так что же он тебе сказал?
– Он сказал, что я должен умереть.
Кто-то охнул. Нофрет не думала, что это она. Может быть, ее госпожа?
Ни царь, ни пророчица не обратили на это внимания.
– Я должен умереть, – продолжал царь, но не должен… – Он помотал головой, чтобы обрести ясность мысли. – Я должен умереть, но я должен жить. Не так, как Осирис, который вечно воскресает. Бог зовет меня. Я должен встать и идти. Туда, где солнце, туда, где оно сжигает.
– Он бредит, – прошептала Нофрет то ли себе, то ли Иоханану, стоящему рядом с ней.
Но он не слышал ее. Никто не слышал. Все смотрели на царя.
– Я должен идти в пустыню. Я должен следовать за Богом. Ночью он будет огненным столпом. Днем…
Леа встала и сделала то, на что никогда не решилась бы Нофрет, будь она даже царицей Египта. Она сильно ударила царя по обеим щекам, один раз, а потом другой.
Царь закачался, но в его глазах появилось осознанное выражение и что-то вроде мысли. Он поднял руки к щекам и выглядел вполне по-человечески озадаченным.
– Вот, – удовлетворенно сказала Леа. – Это прочистит тебе мозги. Значит, Бог зовет тебя в Красную Землю. Учитывая обстоятельства, очень разумно с его стороны. Черная Земля не слишком довольна тем, как ты ею правишь.
– Я не был хорошим царем. – Казалось, царь сожалеет об этом в своей рассеянной и смутной манере. – И Богу своему служил плохо. Он сердится. Называет меня глупцом, дрянным слугой, хилым заикающимся рабом. «Вон! – приказывает он мне. – Вон, в пустыню! Там, в созданной мною земле, ты будешь низко кланяться и славить меня. Служи мне так, как предписал тебе я, который есть и будет вечно».
– Но ты же фараон, Великий Дом Египта, – возразила Леа.
– Я ничто! – вскричал он. – Пыль и пепел, дыхание ветра, белая кость на красном песке. Я мертвец, несказанное слово. Когда я уйду, меня совсем забудут.
– Если Бог хочет, так и будет. Но пока ты не умер. Ты еще царь, пусть даже твое царство желает иного.
– Я умираю, – пробормотал он. – Я умру. Так говорит Бог.
– Действительно, – вмешался новый голос. – Это действительно так.
Все уставились на Анхесенпаатон, даже царь. Она подняла голову под тяжестью их взглядов.
– Разве вы не понимаете? Даже ты, отец? Ты слишком полон своим Богом.
– Я понимаю, – сказала Леа, – но не мне говорить.
Царица медленно кивнула. У Нофрет все внутри сжалось. Так вот о чем шел разговор, пока она карабкалась к гробнице царя. Это было что-то ужасное. Царица держала все в себе, как была приучена, но из ее глаз глядел ужас перед тем, чего даже ее отвага не могла вынести.
– Ты должен умереть, – сказала она отцу, – перед лицом Двух Царств. Ты должен умереть и перестать быть царем.
Дыхание Иоханана со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы. «Он понял», – подумала Нофрет. И она поняла – не раньше, чем пришло время. Ужасно, да – для египтянина. Но для чужеземца это имело смысл.
– Царь умрет, – говорила Леа. – Он болен, об этом знает весь мир. Его дни сочтены. Но человек, который был царем, голос и слуга Бога, поступит так, как велит ему Бог. Он выйдет в пустыню, в Красную Землю, под его обжигающий взгляд.
– И умрет там, – подхватил царь, – умрет и возродится заново. – Он улыбнулся нежно, как маленький ребенок. – О, да! Да, ты понимаешь. Ты все понимаешь.
– Я понимаю, – сказала Леа, – что царь сложит свои обязанности и станет тем, кем всегда на самом деле был, – пророком своего Бога.
– Но чтобы это сделать, – сказала царица торжественно, словно во время ритуала, – нужно, чтобы люди видели, как царь умирает. Он должен быть забальзамирован и похоронен в своей гробнице.
– Люди каждый день умирают, – заметил Агарон. – Жрецов можно подкупить, бальзамировщиков – убедить, что тело, которое им дали, и есть тело царя. Но царю придется самому подумать, как обмануть своих врачей. Может он заболеть, так заболеть, что вот-вот умрет?
– Бог меня научит, – сказал царь, буквально светясь от возбуждения. И немудрено – он, наконец, освобождался от груза царской власти.
Нофрет внимательно следила за своей хозяйкой. Трое апиру и хеттка могут наблюдать отречение царя с чувством, напоминающим удовлетворение, и царь, конечно, безумец. Но ее госпожа была египтянкой и к тому же царицей. Ни один царь в Египте никогда не отрекался. Он умирал или его смерть устраивали другие, но никогда он не слагал с себя короны, оставаясь жить.
Царица казалась спокойной и способной, даже жаждущей встретиться лицом к лицу с тем, что для египтянина немыслимо. И все же Нофрет наблюдала за своей госпожой. Она должна понять, что в существующих обстоятельствах нет иного выбора, кроме как допустить, чтобы царь был убит. Царство изгнало его. Даже двор отворачивался от него.
– И это значит, – говорила Леа, здравомыслящая, как всегда – а именно здравомыслие было отчаянно необходимо в этом деле, – что тебе, девочка, предстоит сыграть роль, какую никогда прежде не играли царицы. Ты должна смотреть, как он умирает, там, где это увидят и другие; когда же все сочтут, что он скончался, тебе придется помочь ему скрыться, а затем скорбеть над телом какого-нибудь незнакомца и участвовать в погребении. А когда его похоронят, ты по-прежнему будешь царицей и возьмешь себе нового царя.
– Но не сразу же, возразила царица. – Сменхкара молод и, хотя духом не силен, телом крепок. Он может пережить нас всех.
– А может и не пережить. Но ты будешь носить свою тайну в сердце, и она станет грызть тебя. Ты сможешь сделать это, дитя? У тебя хватит сил?
– Надеюсь, хватит.
Леа кивнула, судя по всему, удовлетворенная, чего нельзя было сказать о Нофрет. Но здесь у нее не было права голоса. Она уже сказала свое раньше. Если бы она не привела госпожу к Леа, если бы Леа не пришла сюда…
Это все произошло бы независимо от Нофрет. Она такая же раба Бога, как и все остальные. Какой бы ни был бог. Амон мог не иметь ничего против того, чтобы слуга Атона жил, лишь бы сам Атон был изгнан в пустыню.
– Но куда же ты пойдешь? – спросила она. – Как станешь поддерживать свою жизнь?
Удивительно, но царь ответил ей; Нофрет не ожидала, что он думает о чем-то еще, кроме своего Бога и возможности избавиться от скучного занятия быть царем.
– Я буду следовать за своим Богом и пойду туда, куда поведет он.
– Он пойдет на север, – сказала Леа, – а потом на восток, в пустыню, которая была нашим домом до того, как мы пришли сюда. Наши родичи еще там те, кто остался позади, когда мы пришли в Египет. Они позаботятся о нем и укроют его. Египет никогда не узнает, что его царь находится среди племен Синая.
Нофрет резко замотала головой, – ничего не выйдет. Синай находится под властью Египта. Его найдут и убьют.
– Атон защитит меня, – сказал царь: все те же слова, такие же безумные, как всегда, и так пугающе правильные.
– Ну хорошо, – согласилась она. – Но как же ты выберешься из Египта? У каждой переправы через реку стоят заставы, в каждой деревне есть соглядатаи жрецов. Если у кого-нибудь появится хоть малейшее подозрение, тебя схватят. Даже если удастся выбраться из Ахетатона. Ты знаешь о мире не больше, чем новорожденный котенок.
Царь захлопал глазами, слишком озадаченный, чтобы обижаться. Вмешался Агарон:
– Да, все это верно, но он же будет не один. Я пойду с ним.
– И я, – подхватил Иоханан. – Мы давно так решили. Бабушка видела, что до этого дойдет. Мы станем теми, кто мы есть на самом деле – людьми из племен, которые жили в Египте и решили вернуться домой. Мы получим пропуска, чтобы пройти заставы, у нас будут ослы, разные вещи на продажу, чтобы прокормиться и не вызвать подозрений, когда мы направимся на север.
– Его величество будет моим братом, – добавил Агарон. – Он немного слабоумен, но его посещают видения. Мы будем всегда держать его при себе, так как с ним может случиться припадок.
