Текст книги "Отпечатки"

Автор книги: Джозеф Коннолли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

– Тихо, тихо, тихо, Бочка, старина, – остынь, лады? – засмеялся Пол. – Держи себя в руках. Нечего разоряться из-за такой ерунды. А? Мы с Тычком – по доброте душевной, заметь, – мы идем просто, ну, чтобы помочь тебе разобраться. Скажи, Тычок? Мы ж тебе друзья, а не гниды.

– Я же сказал! – заорал Бочка. – Мне ничья помощь нахуй не нужна! И вот еще, Пол, – от вас хоть какой толк есть на кухне, а? Вы даже воду вскипятить не можете.

– Ну вот тут ты не прав, мистер шеф-повар. Ну и хуета, Тычок, – я вспоминаю все, что сказал старине Лукасу про, как ее там – доблесть, так? – нашего Бочки. Впрочем, что толку тебя спрашивать, Тычок. Ну, короче – искусство валять дурака на кухне, да? По-моему, он это запомнил. Бац – и он уже Мистер Удивительный, и ему ничья помощь нафиг не сдалась – даже лучших друзей, вот что у него на лбу написано. Ты играешь не по правилам, сынок.

– Хватит мне мозги полоскать. Пол! Ты же сам въезжаешь, о чем я. Мне лучше работать одному – и всегда так было. Я тебе это доказал, да? А? Показал тебе. В нашем последнем деле. И вообще что ты несешь? А? Ты хочешь сказать, что малехо разбираешься в готовке и всяком таком, Пол? Для меня это новость, знаешь ли. А ты что скажешь, Тычок? А? Ты когда последний раз что-то стряпал, а, Пол? Что-то не припомню, чтоб ты хотя б за китайской едой навынос сгонял. Ты даже кофе варить не умеешь.

Пол смеялся: он развлекался вовсю.

– Вранье – все вранье, Бочка, дружище, все не так. Я сотни раз следил за яйцом в кастрюле… чего? Воды. Да. Там полно пузырьков, да?

– Кончай, Пол. Хватит языком молоть.

– Нет, ты погоди – послушай. Я смотрел на яйцо, да? Оно, типа, в воде крутилось. И я сказал ему – знаешь, что я ему сказал, Тычок?

Тычок секунду подумал.

– Нет, – признался он.

– Ну, раз нет – так я тебе скажу.

– Слышь, Пол… – весьма устало произнес Бочка. – Мне уже вниз пора, ясно?

– Я скажу тебе, что я сказал. Я сказал: «Хорошо, мистер Яйцо – допустим, ты меня тоже видишь. Тогда вылезай, если считаешь, что достаточно крутой!»

Бочка вздохнул:

– Ох ты ж господи…

Тычок глубоко задумался, а потом ткнул пальцем Полу прямо между глаз.

– Это, – сказал он, – было смешно. Да?

– Слышь, Пол, – вклинился Бочка (Иисусе – когда их так клинит, говорю вам, они могут всю ночь нахуй проболтать). – Все, я валю отсюда. Можете таскаться за мной сколько хотите. Замечательно. Я, блин, не могу вас остановить.

Пол наклонился и хлопнул его по щеке.

– Нет, противный, – ухмыльнулся он, – не можешь. Да, и еще вот что, Бочка, раз уж разговор зашел. Никогда не говори о работе как о своей стряпне, понятно? На работе – да, я с тобой согласен, приятель. Ты особенно хорош, когда тебе есть где развернуться. Уважаю. Я серьезно, сынок. Но черт побери, Бочка, – здесь только мясо и овощи. А? Никакой, как ее там, хирургии, ничё такого, а?

– Нейро… – произнес Тычок. Приятели мельком глянули на него.

– Да, – кивнул Пол. – Именно, старина Тычок. Никакой нейрохирургии. Бочка? В тесноте, да не в обиде, а? Я дело говорю, сам знаешь. Мы должны все делать вместе – да, Тычок? В этом соль.

– О господи… – простонал Бочка. – Начинается…

– Чё, не так? А? – настаивал Пол. – Так. Альфи. А теперь шевелись давай – о чем ты вообще думаешь, Бочка? Если не заработаешь мослами в два раза быстрее, парень, – не успеешь ни фига. Просек?

Так все и шло: Пол гнул свою линию, конечно, блин, гнул (а когда он этого не делал? А, Пол?), все трое нашли дорогу на цокольный этаж – без проблем: забраться в довольно хлипкий древний лифт и – ууух! Вниз до упора, очень просто. Когда Бочка ее увидел, он просто обалдел, чего уж тут скрывать. Настоящая кухня, приятель, – совсем не такая, как я привык. Для начала – чистая, блин. Офигенно огромная – как будто прямиком из крематория. Полно всяких столов (то, что надо), а на задах невероятный холодильник: в нем жрачки хватит на целую армию. К тому же в нем (можно в него просто зайти, но я б вам не советовал) было все на свете. Так что я вытягиваю из него отличное с виду мясо – филе, наверное, чё скажете? Высший сорт, сынок. А потом я начинаю вынюхивать и высматривать, вроде того, – открывать и закрывать этот шкафчик, и этот, и этот – ну, в общем, чтобы понять, как оно тут все, сечете?

– Слышь? – сказал Пол – ну да, он это просто сказал, но, чесслово, больше походило на йодль – в таком-то месте. Небось, потому что потолок кривой и сводчатый, гляньте, да еще плитки под ногами.

– Чего орешь? – отозвался Бочка. – И что ты там нашел? Кончай дурака валять.

Пол сунул руку в большую стеклянную банку – и в таком виде замер, а глаза его становились все больше и оскорбленнее, до предела, так он разобиделся.

– Дурака валять? Дурака валять? Ты что сказать-то хотел – дурака валять? Я дегустирую, ясно? Все лучшие повара так делают, знаешь ли, Бочка. Я думал, ты с этим поспешишь, сынок. У них всегда отменный вкус, да. Это… что это по-твоему, Тычок, ну-ка, засунь в свою ржущую пасть эту штуку.

Пол запихал что-то мягкое и коричневатое в рот Тычку, и тот сосредоточенно задумался, покорно жуя. Пол энергично чавкал еще парочкой.

– Ну – так что это, а, Тычок?

– Слышь, Пол… – сказал Бочка. – Если хочешь помогать, так помогай, блин, хорошо? Закрой банку и помоги мне с кастрюлями, а?

– Да-да – всему свое время, Бочка. Всему свое время. Так что ты думаешь, Тычок?

Тычок продолжал жевать непонятное нечто. Он пребывал в растерянности.

– Не знаю… – сказал он.

– Знаешь, чё я думаю? – спросил Пол, глотая и запихивая в рот еще. – Я думаю, это сушеные персики или вроде того. А, Тычок? Персики, как по-твоему?

Тычок продолжал жевать непонятное нечто. Он пребывал в растерянности.

– Не знаю… – сказал он.

– Больше похоже… – неохотно начал Бочка (лучше я сам оттащу эти чертовы кастрюли. Ясно, какая от них будет помощь, – за каким рожном они вообще приперлись?) – скорее абрикосы, если вкус примерно такой. Наверно, абрикосы, да.

Пол засунул еще одну в рот, закрыл глаза и пощелкал языком (вылитая утка, подумал Бочка).

– Абрикосы, да? – произнес Пол. – Что ж – я въезжаю. Может, и абрикосы. Ты чё скажешь, Тычок? Абрикосы?

Тычок наконец проглотил непонятное нечто. Он пребывал в растерянности.

– Не знаю… – сказал он.

– О-о, господи боже, – загоготал Пол (и я вам говорю – не будь у Бочки полные руки стальных сковородок с крышками да еще, кажется, алюминиевая пароварка, он бы зажал уши ладонями, такой, блин, кошмарный поднялся шум – как будто гогот по стенам заскакал, вернулся и прямо по морде вдарил). – Ты вообще ничего ни о чем не знаешь, а, старина Тычок? Ну ничё, расслабься. Я тебя все равно люблю!

Пол взъерошил Тычку челку, ущипнул его за щеку, и Тычок стоял и заливался краской под тяжестью всего этого.

И Бочка в эту самую секунду был уже готов прекратить это все к чертовой матери. Ну то есть, смотрите сами: по справедливости. Я на это дело подписался, так? Оно на мне. Я должен приготовить три блюда для, ну не знаю – десятка полтора человек (потому что Элис сказала, их будет пятнадцать, но она толком не знала, собираются ли Гитлеры спускаться или нет: клянусь, именно так она и сказала), а время на месте не стоит, так ведь? Ну еще бы, оно вообще ничем таким не занимается. Часы идут и идут, идут и идут: такая у них природа, это каждый знает, тик-так и все такое. Это я к тому, что могу это сделать, понятно? Я знаю, что могу, ясно? Меня это не парит. Но вот пары клоунов, которые ошиваются на кухне и все нахер портят, мне нафиг не надо. Так что пора сказать им, чтобы сматывали удочки… Я просто повернусь и скажу: слышь, Пол – слышь, Тычок… погодите-ка секунду! Погодите… а это еще что такое? О нет! Господи помилуй – глазам не верю! Еще какие-то сволочи в дверь ломятся. Изумительно, блин. Ну, нахуй, все. Лавочка закрывается, сейчас я им устрою. Вот же ж херотень – говорю вам, это непросто. По правде сказать, все непросто, когда вокруг люди. От них безобразие одно.

– Привет, привет, привет! – возбужденно кричала Джуди, подпрыгивая и подскакивая в кухонных дверях – одна рука сзади, шарит по воздуху в слепой попытке сцапать Тедди, который отстает. В другой руке она крепко держала что-то – Бочка решил, что это охрененный букет цветов, вот только никаких цветов на стеблях нету. – Вы, наверное, мистер Бочка, да? – поприветствовала она его, подойдя так близко, что зелень щекотала ему кончик носа. – Так много новых лиц! Меня зовут Джуди, ребята, – а этот бронзовый полубог у меня за спиной – это мой партнер, родная душа, любовник – в общем, Тедди. Все вино в шкафах за вашими спинами сделал Тедди – правда, Тедди? Все сам делает, и оно очень вкусное. А это, мистер Бочка, травы.

– А я-то думал, – сказал Пол, – где ж у вас тут пойло. А где трава, Джуди, душечка? Меня зовут Пол. Это Тычок. Поздоровайся с леди, Тычок. Ах да – а это мистер Бочка, с ним вы уже познакомились.

– Гм?.. – запнулась Джуди, слегка озадаченная. – О нет, нет, нет, нет, нет, вот глупыш! Не трава, а травы! Вот, видишь? Это свежий тимьян, мистер Бочка, – видите? Петрушка с плоскими листьями – а это мята, а это мята курчавая. И базилик.

– Какой Базил, Джуди, душечка? – засмеялся Пол. – Ладно – шучу. Что ж, небось они тебе пригодятся, все эти травы – не правда ли, мило с ее стороны, мистер Бочка?

– О господи, Христа ради, Пол, прекрати, – прорычал Бочка. – Меня зовут Бочка, миссис – гм, Джуди. Просто Бочка. Не надо никакого «мистера», хорошо? Да – и за травы псип. Я люблю свежие травы. С ними совсем другое дело.

– Именно, – выразительно согласилась Джуди. – Я их выращиваю на балконе, знаете ли. Развела настоящие заросли. Там невероятно солнечно – даже зимой. У меня нет слов, как я рада вас всех видеть! Добро пожаловать – добро пожаловать. Как весело нам будет! Правда? Ужасно весело. Тедди, давай, поздоровайся с ребятами. Не прячься…

Тедди шагнул вперед и пробормотал в пол, что он вообще-то уже всем помахал, потому что, ну, Джуди, сами знаете – говорила, и он вроде как не хотел ее перебивать.

– Ладно, – добавил он. – Лиллихлам. А сейчас, Бочка, – быть может, ты не против выпить немного того, что я самонадеянно зову, гм – бургундским. Я делаю несколько сортов – шардоннэ, потом белое послаще и еще то, что в черный день почти сойдет за неплохое ординарное бордо. Попозже пополню тутошние запасы.

– Чудесно, – одобрил Пол. – Ну что, давайте-ка поработаем дегустаторами «Шато Тедди», а?

– О да, – согласилась Джуди. – Давайте все выпьем за новеньких?

– Гм – слышь, – вставил Бочка. – Я не хочу, ну, знаете – вроде как вмешиваться или типа того, но… может, оставим это на потом, а? Мне бы просто…

– О да, конечно, – немедленно поняла Джуди. – О чем только я думала? Мистеру Бочке надо возиться с едой, а вместо этого ему приходиться возиться с нами. У нас еще будет время выпить, ребята! Пойдем, Тедди – нам пора. О – привет, Майк! Ужасно рада тебя видеть. Смотрите все – это Майк. Не ожидала тебя увидеть, Майк, – краешком глаза углядела «Чай „Лайонз“». Бог ты мой – управляешься все быстрее и быстрее! Впрочем, ладно – добро пожаловать, добро пожаловать! Ничего себе у нас вечеринка!

Да уж, подумал Бочка, это точно, да? Может, к нам еще Колдстримский, чтоб его, гвардейский полк заглянет через пару минут. Тогда можно будет построиться в шеренгу и вынести знамена к ебеням.

– О – не обращайте на меня внимания! – засмеялся Майк. – Я заскочил просто, ну чтобы, гм – убедиться, что Бочка, ну, понимаете – нашел кухню и во всем разобрался – но я смотрю, он уже вовсю пашет. А, Бочка? Вовсю пашешь, да? Еще раз привет, Пол. Я откопал эти медали Восьмой армии, если тебе еще интересно.

Глаза Пола уже загорелись.

– Правда? О да, Майк – просто супер. Я бы прям щас глянул, если ты не против.

– Ну разумеется – до ужина я совершенно свободен. Должен сказать, Бочка, – это невероятное облегчение для меня, что теперь ты делаешь, ну – все это.

– Ну да… – начал Бочка. (О черт – я же должен быть вежливым, да? Да, надо повежливее. В смысле – я только и мечтаю, как бы врезать им по рожам и наорать на них, чтобы убирались нахуй, но ведь нельзя, да? Надо быть вежливым…) – Было бы здорово, вообще-то… ну вроде как начать все дела, типа.

– Да, да, – засмеялся Пол. – Намек понят, Бочка, старина – мы уже уходим, ясно? Пошли, Майк. Да, а Уна твоя не против?

Майк энергично закивал:

– о господи – да она только за. И, кстати – помнишь, ты говорил, что тебя заинтересовал чайный сервиз? Ну, черно-белый?

– Какой – «Шелли»?[39]39
  «Шелли» (осн. 1860) – фарфоровая фабрика, в 1930-х гг. выпустила ряд известных сервизов в стиле ар деко.


[Закрыть] – уточнил Пол. – О да – офигенный.

– Ну – еще у меня есть – держи челюсть, чтоб не упала! Еще у меня есть один или два предмета кисти Клэрис Клифф…![40]40
  Клэрис Клифф (1899–1972) – британская художница по фарфору начала 1920-х – конца 1930-х. Ее стиль, тяготеющий к ар деко, называют «подлинный эксцентрик».


[Закрыть]

Лицо Пола засветилось.

– Не может быть! Ты меня разыгрываешь! Что – настоящая Клэрис Клифф? «Фарфор-Эксцентрик», да? Оранжевые и синие каперсы?

Майк кивал так, словно отчаянно пытался раз и навсегда выбросить саму идею из головы:

– Имя-нно. Ну что, идем? Послушай – удачи тебе, гм – Бочка. Уверен, все неимоверно счастливы, что я больше не готовлю, – они набросятся на все, что приготовишь ты, как львы ненасытные! Ох… я не имею в виду, что это будет невк… ладно – ты, наверно, понимаешь, о чем я.

– Ерунда, Майк, – проныла Джуди, шлепнув его по плечу, как бы говоря «Да ладно тебе». – Та штука, которую ты приготовил на днях, – в воскресенье, кажется? Отличная такая мягкая куриная запеканка, да? Невероятно вкусная. Мы все так считаем. Абсолютно все.

– О, ну, спасибо, Джуди – спасибо. Ты очень добра. Ну что, идем, Пол? Да? Ну хорошо, тогда всем пока – увидимся за ужином.

Пол и Майк уже почти ушли, когда Майк обернулся и, похоже, с крайней неохотой – словно бремя вины внезапно стало совершенно невыносимым – ровно добавил:

– Вообще-то, гм, Джуди, – это была рыба, та штука. В воскресенье. Не курица. Рыба.

– Правда? – бодро ответила Джуди, ничуть не обеспокоившись. – Ну, она была невероятно вкусная. Мы все так считаем. Абсолютно все. Нам пора, Тедди, – пойдем-ка, приволочем бормотухи мистеру Бочке. Вообще-то, ребята, я пошутила – она невероятно вкусная. Мы все так считаем. Абсолютно все.

Майк с Полом уже ушли, и Джуди с Тедди собирались последовать их примеру. Бочка (и, господи боже, времени-то сколько прошло) мог наконец-то расслабиться.

– А ты чего ждешь, Тычок? А? Иди давай – вали отсюда. Повесь, что ли, шмотки в шкаф, или что? Слышь – делай что хочешь, хорошо, только не здесь – лады, Тычок? Черт – ты сожрал почти всю банку этих самых – ну, абрикосов, или что это было. Ты чё, распробовал наконец? Чё думаешь – понравилось?

Тычок проглотил последний кусок непонятного нечто. Он пребывал в растерянности.

– Не знаю… – сказал он.

Бочка лишь закатил глаза, помахал ему вслед и наконец-таки, блин, занялся делом. Потому что, говорю вам, это непросто. По правде сказать, все непросто, когда вокруг люди. От них безобразие одно.

Тедди крепко прижал свежеотмытую бутылку К узкому крану, решительно повернул вентиль против часовой стрелки, и теперь губы его равномерно шевелились, пока он считал до семи, прежде чем закрыть кран. Он уже знал с точностью до доли секунды, сколько времени потребуется стандартной бутылке, чтобы наполниться до пробки. Сейчас, видимо, это стало, если вдуматься, чем-то вроде образа жизни, все это домашнее виноделие. Он начал с – ох, как и многие оптимисты до него, я так думаю, – с простого набора из магазина, большой стеклянной бутыли. Исходная смесь положила начало ряду весьма разнообразных дурных запахов и совершенно непредсказуемым, но всегда ужасным взрывам, прежде чем забрезжил наконец великий день, когда можно было осторожно снять первую пробу. Которую быстро вылили обратно и вскоре с равной осторожностью процедили через муслин (потому что оно ведь не должно так выглядеть, а? Как по-твоему, Джуди? Оно какое-то густое, и мутное, и на кровь здорово смахивает, и еще какие-то странные хлопья в нем плавают, да еще и тонут); а затем оба с важностью продегустировали. Он набрал полный рот (идея заключалась в том, позднее размышлял Тедди, чтобы пойти до конца и на самом деле проглотить эту жидкость, что в тот миг казалось несколько более необходимого), после чего обратил задумчивый и вопрошающий взор к Джуди. Которая выглядела так, словно весь вечер обжиралась лимонами. Или, может быть, напрягала мышцы, чтобы смачно поцеловать прыщавую физиономию слюнявого идиота неизвестного происхождения. «Не, гм – супер, да?» – отважился Тедди. «Ну… – последовал задышливый комментарий Джуди (потому что она, понимаете ли – она это проглотила), – …по-моему, немного не хватает, гм… может, сахару добавим?» Так они и сделали. Он, разумеется, не растворился, поэтому следующий, очень неуверенный глоточек не только был омерзительно кислым, но и хрустел на зубах. Что ж, возможно, удастся использовать эту партию для, ну не знаю – готовки, может?.. Предложим его на кухнях, скажем, для каких-нибудь винных соусов? Лучше, возразил Тедди (ну, смотрите сами: первые неудачи такого рода надо смело встречать лицом к липу, понимаете; иначе где же возможности для самосовершенствования, я вас спрашиваю? Если вы не готовы признать свои ошибки)… если оно вообще на что-то годится, я бы сказал, лучше слегка побрызгать им в пакетик чипсов. И да, они попробовали, но нет, это не сработало (чипсы будто сгнили прямо у них на глазах) – так что эта первая партия, как выяснилось, идеально подошла для того, чтобы вылить ее в старую керамическую раковину в дальнем углу (а Джуди позже, когда Тедди ее не слышал, клялась шепотом, что глазурь после этого так толком и не оправилась – смотрите, какая она стала розовая и шершавая).

Ну да. Все это было давным-давно, с удовольствием сообщает он. Сейчас у нас разработан отточенный и гладкий процесс, не смотрите, что это говорит сам Тедди, – и к тому же в довольно приличном масштабе. У нас тут целых два длиннющих ряда огромных стеклянных амфор, смотрите – три четверти которых в любой момент занимаются делом – брожение идет вовсю – а вот там, напротив, видите, четыре огромные бочки из-под хереса, которые Майк (господи его благослови) привел в порядок для Тедди, тому уж – охх, много лун минуло. Был такой старый паб, бар, в Клеркенвелле, по-моему, широко разрекламированные попытки которого спастись от гири крановщика провалились, и Майк рылся в погребах, потому что узнал от надежных людей, что туда десятилетиями сваливали все старое торговое барахло. Он раздобыл несколько очень милых волшебных фонариков, рекламирующих портер «Макесон» и «Швеппс», целую нетронутую коробку увесистых толстых кружек для пива тридцатых годов и (О! Сокровище из сокровищ! Майк до сих пор с дрожью, со сладким трепетом вспоминал тот миг, когда вытащил сложенный лист бумаги из оригинального защитного конверта) – плакат 1942 года «Болтун – находка для шпиона» кисти Фугаса,[41]41
  Фугас – творческий псевдоним Сирила Кеннета Берда (1887–1965), карикатуриста, автора многих военных плакатов.


[Закрыть] ни разу не использованный! Сейчас он в рамке стоит на высоком комоде, аккурат рядом с изрядно вдавленной каской сотрудника отдела противовоздушной обороны и нераспечатанным пакетом чулок для дружинниц,[42]42
  Здесь: дружинница, член «Земледельческой армии» – женской организации, члены которой работали на фермах во время Второй мировой войны вместо мужчин, ушедших на фронт.


[Закрыть] с защитой от колючек (если верить Миллеру,[43]43
  «Руководства Миллера» – популярная серия руководств для коллекционеров, открывшаяся в 1979 г. «Руководством Миллера по ценам на антиквариат».


[Закрыть] они немало стоили). Но с точки зрения Тедди смысл всего этого был в том, что прелестные дубовые бочки остались сиротами – ему только надо было пойти и взять их. А беда – в том, что, о господи, они оказались невероятно тяжелыми, даже пустые, да и все равно, похоже, намертво вросли в землю. Сперва он был здорово обескуражен. А потом сделал то, что, разумеется, надо было сделать в первую очередь (как и говорили ему Джуди и Майк): он пошел к Лукасу. Объяснил ситуацию – как важны они для него и какая огромная разница получится, если вино побудет в бочонке хотя бы, ох – хотя бы пару месяцев, понимаете: просто удивительно, какая огромная разница. Лукас, как обычно, молча выслушал (и что творилось в глубине его бесстрастных глаз? Тедди не имел представления; обсудил это с Майком, но тот тоже блуждал в потемках), а затем Лукас спокойно попросил адрес (как он выразился) искомой пивной. На следующее же утро к Печатне завернул фургон, и три мощных парня подняли бочки в лифте, выстроили их в ряд и надежно прикрутили к прочнейшим крестообразным опорам (которые Лукас за ночь раздобыл бог знает где): и мы тут же приступили к работе – дела пошли на лад. А позже, в тот же вечер, Тедди нашел у своей двери красиво завернутый и украшенный лентами пакет. Внутри лежал настоящий малиновый фартук виноторговца (с вышитыми на нем словами «Тедди: винодел»), серебряная чашка сомелье в форме ракушки гребешка на цепочке, а также бутылка «Шато латур» 1961 года. На этикетке Лукас, не мудрствуя лукаво, написал: «Выпей меня: я – твой образец для подражания». Тедди ощутил – о боже, как вам это объяснить? Как хотя бы попытаться выплеснуть свои чувства, если даже тогда он задыхался от любви? И Джуди обнимала его, и осторожно покачивала, а он плакал и смеялся навзрыд, а потом даже выл от полноты счастья. Они не открыли «Латур»: берегут для весьма особого случая. Этикетку он вставил в рамку, она теперь висит прямо над бочками, рядом с прикнопленным расправленным фартуком: «Тедди», значится на нем. «Винодел». (Спасибо, господи, что Лукас счел неподходящим «Лиллихлама».)

– Надо было проверить, сколько у них там осталось бургундского, – говорил в этот миг Тедди через плечо Джуди, которая где-то поблизости занята чем-то, гм – на сей раз чем? Ах да – взвешивает свои пышные, розовые, крапчатые голые сиськи, одну приподняла в левой руке, другую – опасливее – в правой, подержала какую-то секунду, затем сменила темп и начать попеременно болтать ими вверх-вниз, этакой вульгарной синкопой.

– Наверное, – припомнила она, – пары ящиков пока хватит. Шардоннэ там просто куча – я видела в холодильнике, а бордо мы, похоже, уговорили. По-моему, люди поняли, что это единственный способ пережить бесконечные запеканки. Как по-твоему, это и правда была рыба в этой кошмарной липкой штуке, которую мы ели в воскресенье? Я назвала ее куриной только из вежливости… На вкус больше походило на крысу, попавшую под извержение вулкана. По-моему, я заработала опухоль.

– Значит, два ящика, – согласился Тедди. – Ох, Джуди, – да ты всегда думаешь, будто у тебя опухоль. Я не припомню минуты, когда ты не была совершенно уверена, что как минимум половина твоего тела переполнена опухолями. Как бы то ни было, опухоли – это часть нас. Любишь меня, люби и мои опухоли. Чем ты старше, тем больше опухаешь – это расплата за взросление. Помнишь ту опухоль у меня на шее? Оказалось, совершенный пустяк, правда?

– Та опухоль у тебя на шее, – сказала Джуди, – оказалась твоей головой. Просто мы ее не замечали раньше. Волосы и борода прикрывали. Нет, серьезно, Тедди – послушай: на этот раз у меня действительно опухоль. Я чувствую. Она круглая и твердая, а опухоли ведь такие, да? Круглые и твердые.

– Предполагалось, что ты заткнешь бутылки… – только и добавил на сей раз Тедди (пожалуй, я могу различить, что грядет, и, наверное, следует поторопиться). – И убери одежду и газеты, Джуди, душечка, – как бы я хотел, чтобы ты научилась опрятности.

Джуди рухнула обратно на стул. Ее озабоченность собственными сиськами (как и сами сиськи), похоже, совершенно сдулась, и теперь Джуди довольствовалась случайными косыми взглядами туда, вниз, и нерегулярными пощипываниями соска.

– Потом уберу. Зануда. Это просто, ну – барахло, Тедди – оно же тебя не убьет, правда? И сам разберись с пробками – вот умница. Ты же знаешь, от меня никакого толку после «Самаритян». Господи, как же они выматывают. Слушай – как тебе наши кухонные кокни? По-моему, они все наверняка жулики. Подонки общества. А с виду такие милые – особенно этот Пол. Нахальный паренек. Надеюсь, они не окажутся по-настоящему гадкими, ну, убийцами там, и так далее. А то знаешь, в этих местах как раз Джек Потрошитель промышлял. Майк говорил. Может, они – его давно потерянные сыновья. Должна сказать, по-моему, это просто ужасно, что тебя ни на гран не интересует моя опухоль, вот что, Тедди. Тебе должно быть интересно – это ведь и твои сиськи тоже, если б ты их хотел… А этот Джейми, который раньше приехал, – ой, он мне ужасно понравился. И знаешь, я уверена – я правда думаю, что смогу помочь ему бросить курить. Я правда думаю, что смогу. Надо просто снова заставить его поверить. В конце концов, терапия есть терапия. Потому что я совершенно уверена, что корень бед – в его жене, понимаешь? Ты видел, как мало у него вещей? Ужас. Так и вижу – должно быть, дошло до точки, когда он просто сказал: да господи боже, как-бишь-там-зовут-его-жену – забирай все! Забирай все, что хочешь, потому что я хочу одного – поскорее отсюда убраться!

– Мыло, – обронил Тедди. – Ты смотришь слишком много мыла.

– Одна из немногих моих радостей. Куда ты собрался?

– Куда, по-твоему, я мог собраться? Собираюсь отнести вино вниз. Когда сам вставлю пробки. Ладно, пойдем, Джуди – и не пихайся ты так. Просто подвинься, если можешь. Подбери весь этот мусор с пола, если хочешь сделать что-нибудь полезное.

Джуди стояла прямо перед ним, глаза ее вызывающе горели.

– Пощупай. Мою. Опухоль, – сказала она.

Тедди подергал себя за бороду и отвел взгляд.

– У тебя нет опухоли.

– Все равно пощупай.

– Джуди… вино, да? Надо. Не могу, гм…

И он чуть не сказал «подвести людей», что было бы, рассудил он, нехорошо. Вместо этого он погладил ее по щеке, поцеловал и нежно прошептал:

– Ты знаешь, что я люблю тебя. Знаешь, что всегда буду. Знаешь, Джуди?

Джуди залилась румянцем, улыбнулась и подушечкой пальца щелкнула Тедди по кончику носа.

– Дурачок, – мягко сказала она, глядя вниз. – Конечно. Конечно…

Она подобрала – что это? Ах да – шерстяной кардиган с фуксиями и васильками, что-то вроде домашнего халата (но покороче) – и повязала вокруг себя.

– Вперед, Тедди, – скомандовала она. – Вставим пробки.

Когда все бутылки были закупорены и уместились в ящиках, Тедди снова заговорил:

– Почему… ты это делаешь, Джуди? Работаешь у «Самаритян»?..

– Пожалуйста, Тедди, – не начинай. Я тебе уже говорила, почему. Ну? Говорила?

– Да, но… некоторые из этих – мужчин, с которыми ты беседуешь. Они хотят говорить именно с тобой. Я проверял. Прости, но я проверял. В смысле – почему они это делают, Джуди? Спрашивают именно тебя. В смысле – ведь все должно быть анонимно, разве нет? В этом же смысл «Самаритян»? Так почему ты?.. Почему они?..

– Непрерывность, – отмахнулась Джуди. – Помнить, где остановились.

Тедди одним пальцем копался в бороде у самого подбородка, словно пытаясь поймать там что-то маленькое и назойливое.

– Но – дело ведь в сексе, да? Они хотят говорить с тобой только о сексе. Я слышал. Ты никогда не беседуешь с самоубийцами, или должниками, или алкоголиками, или наркоманами, или беспутными женщинами, или еще кем, так? Ты вообще не разговариваешь с женщинами…

– Послушай, Тедди. Это им помогает. Я же объясняла.

– Но… но ты когда-нибудь думала вообще, чем они могут заниматься? Ну, понимаешь – в смысле, делать? На другом конце?..

Его рука сейчас, будто клешня, драла бороду на одной щеке вверх и вниз – может, примериваясь выдернуть растительность вовсе.

Джуди взяла его за локти и серьезно взглянула в глаза.

– Послушай, Тедди – послушай. Читай по губам. Это помогает им. Ясно? Вот почему я это делаю. Это им помогает.

Тедди кивнул. Это не был кивок удовлетворения или хотя бы понимания. Здесь они уже бывали (о да: и не раз), так что это было скорее узнавание стены, за которую, видимо, невозможно проникнуть.

Он уже загрузил все бутылки на тележку и наклонился, чтобы затянуть ремни.

– Ну хорошо, – сказал он. – Пойду свезу эту груду вниз… много времени не займет. Боже правый – ты только посмотри на часы…

– Удачи, Тедди, – очень радостно пропела Джуди. – До скорой встречи. Если наткнешься на Джейми, передай, что я его люблю, хорошо?

Лишь когда дверь за ним закрылась, Джуди несколько задумалась. Было бы намного проще делать то, что я делаю (боже – иногда мне самой не помешала бы сигарета), если бы только он понял – просто справился с тем, что так его тревожит. И то же самое было, кстати, с сексологической практикой – то же самое, что теперь с «Самаритянами». Я ему тысячи раз говорила: я делаю это, потому что это им помогает, – тысячи раз. Это им помогает, да. И, ммм, – мне тоже.

И Джейми, как ни странно (а Тедди вообще не думал о Джейми), и впрямь оказался первым, на кого Тедди наткнулся – вполне буквально, между прочим: едва тележку не перевернул.

– Эй, осторожней, Джейми! Ты чуть не опрокинул тележку, парень!

– О боже, я ужасно!.. – запинаясь, проговорил Джейми, выныривая из чуть не случившегося ужасного падения головой вперед и потирая ушибленное колено. – Я не смотрел, куда я… я просто ужасно, гм – знаешь, извини и всякое такое, гм… о господи, слушай – мне жуть как стыдно, но я, кажется, совершенно забыл, ну – твое, гм…

– Тедди, – сказал Тедди. – Меня зовут Тедди. Куда ты так несешься?

– Тедди – о господи, ну конечно Тедди – я знал это, конечно, я знал. Тедди, да – Тедди.

– Я в курсе, – улыбнулся Тедди. – Так что за спешка?

– Гм? О, ну просто, понимаешь, я перепутал все времена. и прочее. Я, кажется, решил, уже намного больше семи, а на самом деле всего, гм…

– Шесть. Шестой час, я бы сказал. Так что – ты думал, пора ужинать, что ли? Нет-нет – боюсь, придется еще подождать. Слушай, у меня есть пачка «Фрутгамс»[44]44
  «Раунтриз Фрутгамс» – фруктовая жевательная резинка, впервые выпущенная в 1893 г.


[Закрыть] – если совсем сил нет терпеть.

– Да – вот именно так мне и – понимаешь, я на самом деле шел повидаться с Лукасом, но…

– Не сейчас, – властно изрек Тедди, прикрыв глаза и покачав головой. – Никогда не пытайся увидеть Лукаса в это время дня.

– Ну да – Элис то же самое сказала. Я не знал. В смысле, она сказала так, словно я должен был знать – ну вроде как я сумасшедший, или похуже даже, раз не знаю, но… в общем, я не знал. Теперь знаю. Но тогда не знал.

– О да. Известный факт. Никогда не ходи к нему в это время. Это его особое время, одно из – всегда бережет для себя. Еще с десяти до одиннадцати утра и сразу после обеда час. Ну вот, теперь ты все знаешь. Убережет тебя от будущих, гм…

– Это точно. Спасибо. Знаешь – я и не в курсе был, что «Фрутгамс» еще выпускают. Раньше нравились.

– «Фрутгамс»? О господи, да. Жить без них не могу. Две пачки в день сжираю. Хочешь? – Тедди протянул полупустую упаковку.

– Ну да, господи Иисусе, – мне надо что-нибудь засунуть в рот, а то совсем свихнусь. Собственно, почему я и искал Лукаса. Думал, может он ослабит запрет на, гм…

– Курение? Никогда. Он насчет этого очень тверд. Тяжело тебе, да? Думаю, несладко. Вот – возьми «Фрутгамс». Следующая черная, смотри-ка.

Лицо у Джейми вдруг стало затравленное и яростное.

– Тяжело? – исторг он едва задушенный вопль. – Господь милосердный, Терри – Тедди. Тяжело даже близко не лежало с тем, как я!.. Прошли всего, ох – часы, и я, по-моему, вот-вот слечу с катушек. Я болен. Я так болен…