Текст книги "Отпечатки"

Автор книги: Джозеф Коннолли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

– Для меня – значит…

– О господи, пожалуйста, Джейми, ты будешь меня слушать или нет?!

– Нет, твою мать, не буду. Я сказал, для меня – значит, черт бы тебя побрал, Каролина, потому что это моя работа, моя жена, мой дом, Иисусе, мое будущее. Что вдруг такого плохого в надежде?

– А Бенни? Как насчет Бенни? Как это на тебя похоже, Джейми, – ты даже не включил Бенни в свой список несчастий!

– Не пытайся мне это пришить, Каролина. Ты же знаешь, я его очень сильно…

– Хорошо, прекрасно, можешь его как угодно, Джейми, честное слово, – потому что вот что я тебе скажу: я не пушу туда Бенни. На миллион миль не подпущу. Так что кончай уже со своими «надеждами», Джейми, потому что если честно…

– Ты не посмеешь, Каролина.

– А вот, блядь, увидишь, эгоистичный ты козел! Я не позволю втянуть своего сына в секту. Иначе какая я, по-твоему, мать?

– Секту?! Господь всемогущий, по-твоему, это секта? Я скажу тебе, какая ты мать, Каролина, раз уж ты спрашиваешь, – совершенно невменяемая, вот какая. Боже правый, где ты набралась такой… Иисусе… О господи!

– Это не я невменяемая – это ты, Джейми, – ты и твой больной психованный дружок Лукас. Вы сумасшедшие. Вы опасны для общества. А он – он вообще натурально жуткий.

– Не дури, Каролина. Все это вообще ни при чем. Все из-за того, что после – это сколько же лет прошло? Почти всю свою кошмарную жизнь я вкалывал и вкалывал, и вот меня выперли – я внезапно потерял работу, и для тебя я не мужчина больше. Так, Каролина? Ну конечно. В этом все и дело, а?

– Ты рехнулся, Джейми. Если ты так считаешь, ты настоящий псих…

– Да, кстати – а как же ты? А? Ты вообще никогда не работала. Как ты собираешься остаться чистенькой? Почему во всем виноват я?

– Ах ты ублюдок. Бенни. Бенни – моя работа. Мы же договорились.

– Да, да. Может, и договорились. Но это было до… всего этого.

– А теперь – после. Надо жить настоящим. Я ухожу, Джейми, – я серьезно. И забираю Бенни. И не проси меня…

– Каролина, погоди… ты сама себя послушай…

– Да пошел ты. Пошел на хуй, понял? Не знаю, куда мы уходим, но мы уходим. А ты – ты можешь делать, что хочешь. Чего твоя душенька захочет. Как всегда, блин. Дошло?

Джейми вздохнул. Он вздохнул еще раз, и Каролина, похоже, присоединилась. Она вскочила и теперь суетилась.

– Вас понял, – сказал он. – Вас понял, выполняю. Конец связи.

Губы Каролины были бледными, тонкими и сжатыми, какими представали ему всегда.

– Джейми, уйди, пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты тут был, когда… Не хочу, чтобы Бенни видел нас такими. Сходил бы к Лукасу, а? Попроси его помочь тебе выбрать новые занавески, например, а? Можешь воскурить фимиама.

Джейми потушил сигарету и прикурил новую. Его боевой задор по большей части уже испарился. Осталась лишь мучительная слабость.

– Не то чтобы, – вздохнул он, – Бенни раньше такого не слышал… бедный чертенок.

– Ну да… – только и возразила устало Каролина. – Вот и хватит.

Джейми мягко прикрыл за собой дверь. О боже. Уффф… Ну ладно. Может, и правда – схожу к Лукасу. Не занавески выбирать, конечно. Он-то мне уже говорил, что ничего подобного не будет – вообще ничего не будет на окнах (я этого не одобряю, вот что он сказал). Не хочет портить чистоту линии – по-моему, суть в этом, не знаю. И спорить не собираюсь. Лукас – он знает об этом все, обо всем таком знает. И вообще – она же его, правда? Печатня. Да. Его. Так что все в его руках.

Я, однако, в некотором роде, наверное, знаю, о чем это он – вся эта болтовня о чистоте и сохранности. Дело не только в занавесках, понимаете? – о боже, нет. Тут скорее о том речь, как все сложится – о том, какой это все, я так думаю, ну – будет накладывать отпечаток. А Каролина, если честно, никогда бы не вписалась. По крайней мере в этом все мы солидарны. Сам Лукас, знаете ли, выразил легчайшую тень сомнения. Насчет нее. Теперь мне проще об этом сказать. Да и вообще, она ведь сделала свой выбор, так? Сами слышали. По-моему, она бы только испортила остальным всю малину. Она, Каролина, не плохой человек – господи, не поймите меня неправильно. Вы меня особо не слушайте, когда я в запале, сами понимаете, момента и все такое (сами знаете, как это бывает). Иисусе, да по сравнению с моей первой женой Каролина святая. Ее, Эйлин, вы никогда не видели – и, друзья мои, вам здорово повезло. Мы недолго протянули вместе. Всякий раз когда мы ложились в постель (хотите – верьте, хотите – нет), она совала под подушку офигенно здоровый кухонный нож. Боже правый, говорю вам – я чуть не помер от напряга. Первые месяцы на секунду глаз не смыкал. Да что тут говорить – один ночной кошмар и пиши пропало. На рассвете я осторожно приоткрывал один глаз – проверить, не красные ли простыни. Как-то раз свозил ее к мужику этому на Харли-стрит,[7]7
  Харли-стрит – улица в Лондоне, где расположены кабинеты преуспевающих врачей.


[Закрыть] аккурат на углу. Сколько сеансов и сколько потраченных денег? По сути сказал, что это у нее психологическое. «Да? – спросил я. – Да?» – «Просто смирись, дружище». «Логического»-то мне толком не досталось, это я вам могу сказать, а вот психа я огреб по полной программе. Ну да ладно. Я оставил ее в Троицын день в Эшби-де-ла-Зухе.[8]8
  Эшби-де-ла-Зух – городок в северо-западном Лестершире.


[Закрыть] Так что теперь это все в прошлом, слава богу. Беда в том, что это прошлое меня догоняет: я так подозреваю, оно пошустрее меня.

Итак. Можно и к Лукасу. Можно чаю выпить. Еще раз поглядеть на свою совсем не маленькую квартирку в Печатне. А вы небось думаете – что же это я чувствую после недавней супружеской ссоры? Печаль, наверное, глубоко внутри (хотя по виду, наверное, и не скажешь). Печаль и вину, и стыд, да, и еще – забавно, но факт – некоторое разочарование. Все это, и еще чуточку голод. Надо что-то предпринять. Может, стоит запастись едой? Не знаю, что Лукас планирует, но он только что купил чудовищно огромный холодильник с морозилкой: они больше похожи на вертикальный морг. Да, пора в путь, нечего тут больше болтаться. Вот выкурю еще сигаретку, и вперед. Потому что я, говорю же, – заядлый курильщик, понимаете ли, возможно, вам незнаком этот тип. Оно и понятно. В наши дни мы стали вымирающим видом.

– Ты такой добрый, Лукас, ага. Ну то есть – мы все, да – мы все по правде, вроде того, благодарны. Сам знаешь. То есть это – будем, когда все, типа, немного устаканится, ага?

Лукас широко улыбнулся из-за своего стола, и глаза его под тяжелыми веками на мгновенье блеснули.

– Ты слышала, Элис? Что изрек юный Тем? Сама вежливость.

Элис слышала; в этот миг ее носик и часть лица пребывали глубоко погруженными в потрясающе густую пышность темно-оранжевых лилий, плотно – и, похоже, беспорядочно – набитых в пятнистое – и, возможно, с художественным умыслом покрытое выбоинами – оцинкованное ведро, обладающее, как недавно отметил Лукас, цветом и видимой прочностью истребителя времен Холодной войны. Элис подняла голову и отбросила с глаз рваные пряди, которые не хотели возвращаться на место по собственной воле, – и пока два пальца тщились отмести последние четыре, ну максимум шесть, докучливых и упорных волоска от угла рта, она подавила смешок и довольно ровно сказала:

– Что ж, Пол очень вежливый мальчик. Правда, Пол? И настоящий гений в том, что касается – ну, знаешь, с цветами.

Пол Тем опустил глаза и принялся старательно вертеть носком черно-белой баскетбольной кроссовки дыру в одной особенно старой, подлинной и темно-блестящей ореховой половице – он смотрел вниз и следил за безудержным текучим порывом этой гигантской доски, что стремилась прочь, к самым пределам просторного, залитого солнцем Лукасова чердака, и упиралась в периметр, колюче заострившись, будто кончик кинжала. Тем оторвал взгляд от пола лишь когда жар схлынул с щек, но пульсирующие алые пятна на висках оставались заметными для всех. Бочка и Тычок – они хорошо его знали (и знают до сих пор) – независимо и одновременно нацепили самодовольные усмешки шутливой снисходительности, и, похоже, старались послать их Лукасу и Элис, где усмешки сии полагалось встретить (это почему-то казалось несомненным) с немедленной симпатией и подспудной нежностью.

– Да цветы – это ерунда вообще-то, – наконец выдавил Пол, пожатием плеча отметая похвалу, – один глаз смотрит прямо и оживленно, другой (весьма удивительно, мимолетно подумала Элис) рыскает туда-сюда – возможно, дабы полностью убедиться, что сей незнакомый горизонт чист, как и сообщалось в донесениях. – Когда воткнешь их, значит, в стакан, типа, в банку какую, ну – вазу, вроде того – тогда увидишь все толком, да, точно, но я их так сделал, в таком роде, что – короче, поставь их во что-нибудь обычное, что ли, такое, лады? Так ближе к настоящим, как их, цветочным формам. Да. К тому же я обычно обдираю все листья. С тюльпанами та же ерунда. С розами и всяким таким.

– Лучше примолкни… – посоветовал Бочка эдаким фальшиво-конспираторским шепотом, таким же примерно жарким, как тайное знание в его в глазах.

Элис и Тычок хохотнули – почти в унисон, чего не могли не заметить оба. И тут же, словно по команде, замолчали.

– Извините… – взвыл Пол, краснота вновь поползла по его горлу вверх, заливая челюсти. – Я это, не хотел, ну…

– Отнюдь нет, Тем, – мягко произнес Лукас. – Твоя бесподобная цветочная композиция уже стала совершенно ослепительным элементом – или, я бы даже сказал, компонентом – всего этажа. Посоветуешь нам еще что-нибудь?

Пол помотал головой, уже говоря:

– Да вы просто, знаете, – поставьте их в такое место, где вам самому понравится. Ну, по смыслу. Не прячьте в бесполезную какую-нибудь комнату, понимаете? Хотя здесь такого, конечно, и нету…

– Разумеется, – согласился Лукас, возлагая ладони на поверхность стола, после чего начал медленно, по одному, прижимать к ней пальцы – осторожно, почти исследуя, будто увидел план совсем недавно и, хотя ему интересно, как пойдут дела, не станет, тем не менее, спешить (пойдет на ощупь). – Элис, принеси всем выпить, пожалуй. Выпьем, друзья? Я предлагаю тост за будущий успех наших новых жителей.

– Еще вот чего запомните, – внезапно зачастил воодушевленный Пол, – нельзя, чтоб стебли доставали до дна вазы. Или чего там у вас.

– Ведра… – улыбнулся Бочка, которого, знаете ли, никак нельзя назвать толстым; нет-нет, никак нельзя.

– Ага, – ухмыльнулся в ответ Пол. – Или ведра. Ага.

Элис разносила высокие конусообразные бокалы шампанского. Я так прикидываю, подумал Тычок (который пока не говорил, но это же не мешало ему думать, правда?), они все заранее пооткрывали. Потому как я не слыхал, чтоб эта телка Элис хлопала пробками или чё. Когда мне приходится открывать шампанское – а вы уж не сомневайтесь, я это дело всегда стараюсь на кого другого свалить, – всегда, блин, получается, в натуре, поганый взрыв. Вообще-то я в курсах, в чем загвоздка, мне сотни раз объясняли; только дело доходит до самого последнего поворота, как меня хоть… как я вроде как потею, и готово, вот же ж блин, настоящий потоп, молодец, поздравляю. Да, так оно часто бывает.

– А это тебе, Лукас, мой дорогой… – нежно пропела Элис и сунула ему под руку небольшой цилиндрический стакан с какой-то довольно желтой маслянистой круговертью: точняк не шампанское, подумал Тычок (это уж к гадалке не ходи).

Лукас пригубил.

– Ваше здоровье, господа, – произнес он. – За тебя, Тем. И равно за вас, ребята, – Тычок и Бочка. Скажите же – вы оба что, не обладаете столь банальными признаками, как фамилии? Или фамилии ваши – мрачный секрет, кой вы не раскроете нам? Я, разумеется, не хочу показаться грубым, о нет. Просто случилось так, что вопрос сей возбуждает во мне любопытство.

Вслед за этим последовала добрая порция весьма добродушного сопения и шарканья ног – отчасти гнусавый и задушенный ответ на тост Лукаса (бокалы довольно неуклюже сдвинули неизвестно зачем), отчасти истасканное, пускай и тяжкое псевдозамешательство из-за фамилий. Тычок подумал: что ж, небось, мы ему кой-чего должны, Лукасу этому, кем бы он ни был, – он ведь столько нам наобещал.

– Нет-нет, есть. Конечно, есть, – бросился наконец Бочка уверять Лукаса и Элис (поскольку Тычок и Пол – ну, они и так знали).

– Ага, – вставил Пол. – Дракула и Франкенштейн!

Было продемонстрировано пристойно онемевшее веселье: Лукас капельку расширил глаза, показывая, что все слышал, Элис шутливо отмахнулась от подобного бреда ладошкой, а Тычок и Бочка утвердительно захмыкали («Чистая правда», – почти прокудахтал Тычок).

– Дело в том, – продолжал Бочка, – что мы вроде как подзабыли, когда в последний раз, ну, их использовали, если честно. Мы всегда просто Тычок и Бочка – правда, Тычок? Не в анкетах и всяком таком, конечно, – но их-то мы стараемся избегать, а? Когда можем.

Лукас кивнул: похоже, все понял. Какое счастье.

– А почему тебя зовут Тычком, Тычок? – невозмутимо осведомился Лукас. – Ты что, любишь драться? Людей колотить? Может, ты этим известен?

Тычок покачал головой. Все замерли в ожидании продолжения, но, видимо, на этом пока все. (Кроме Пола, конечно – он не замер: он слишком хорошо знал Тычка. А Бочку – Бочку он только начал изучать.)

– А ты, Бочка? Быть может, ты обрел это прозвище в школе?

Бочка отхлебнул шампанского, почесал нос и слегка закашлялся.

– Нет, – сказал он. – Нет. Как ни странно, в школе меня, это… звали Глистой.

О да, он бы мог развить тему, Лукас (немного покопаться в деталях), но предпочел обратиться к Полу:

– Так что там со стеблями, Тем? Почему так? Что за этим таится? За тем, что стебли не должны доставать до дна?

– Ну, – начал Пол. – Если их утрамбовать, все сгниет. Некрасиво и все такое. Проще простого, а? Сдохнут намного быстрее. А еще я на них прыскаю. Прыскаю, ага? В смысле, на цветы. Не на стебли, само собой, потому как это полная чушь. Нет, на цветы, понимаете? Это как в природе. Люди думают – о, прекрасно, букет цветов. Засунь в горшок и дело с концом. Нет, блин. Вы ж хотите, чтоб на них роса была утренняя. А выходит ночная хмарь. К тому ж, если по правде, надо воду каждый день менять. Напрягаться никому неохота. Но я – всегда пожалуйста. Все время это делаю. Никогда не забываю. – Пол оторвал взгляд от половицы (он уже запомнил все трещины и узоры). – Извините, – прошептал он. – Меня опять занесло, да? Бочка, ты б говорил мне, когда меня заносит, вот как сейчас…

– Да я пытался! – ласково усмехнулся Бочка. – Не больно-то помогло.

– Элис, – сказал Лукас. – Как по-твоему, к нам кто-то пришел?

Элис уже отставила свой едва пригубленный бокал.

– По-моему, я что-то слышала… – Она сощурила глаза, вглядываясь вдаль.

– Ага, я тоже, – с готовностью согласился Пол и, будто спаниель, постарался попасться на глаза Элис, когда та прошла мимо – и зашагала к двери.

– А я не слышал. Ничего не слышал, – высказался Бочка. – А ты, Тычок?

И Тычок лишь дернул плечом – могло означать что угодно, в том числе и уклонение от ответа. Пол послал Лукасу быструю полуулыбку, а Тычок и Бочка словно заразились от приятеля интересом к каштанового цвета полу… а Элис пришлось проделать долгий путь, прежде чем двери в дальней стене стали полностью различимы. Лишь когда она собралась ухватить обеими руками и открыть толстые, покрытые черным лаком тяжелые засовы и щеколды, совершенно ясно услышала она весьма нетерпеливое и отдающееся эхом тук-тук-тук – там, в десятках ярдах отсюда, оно казалось почти лишь возней или шебуршанием грызуна; здесь же это был настоящий гром.

Джейми чуть не упал на нее, когда она распахнула двери. Первое, на чем он сфокусировал взгляд, не считая мило улыбающейся Элис, – немало взбесившая его кучка людей в конце зала и где-то за ними – Лукас. Черт, подумал он, вот черт: я ведь и не подумал, что он может быть не один. Однако Лукас приветливо махал руками и что-то кричал ему – ох, скорее всего, какое-то всеобъемлющее приветствие, только и мог предположить Джейми (потому что я вам говорю – расстояние, до смешного нереальное, я отсюда как будто выступление мима смотрю). И сейчас, одолевая бесконечный путь, Джейми остро сознавал, что весь горит – руки опухли и неуклюже свисали по бокам, уши словно краснели и увеличивались с каждым шагом. (Теперь я различаю, что здесь трое мужчин… куда подевалась Элис? С Элис мне не страшно, думаю, она по-прежнему идет за мной… и я совершенно точно понятия не имею, кто они такие. Сейчас нас будут знакомить. О боже, о боже. А я-то хотел, может, неспешно поговорить по душам с Лукасом.) Который уже встал, протянув руку для теплого приветствия (более или менее таким образом, по мнению Джейми, выразился бы сам Лукас; нет, – он бы выразился, ох – гораздо, гораздо лучше).

– Мой милый Мил, – поприветствовал его Лукас. – Иди сюда и познакомься с семьей. Ты, я так полагаю, пришел?.. Ты здесь?

Джейми быстро кивнул:

– Да, да. Да, Лукас, я, ммм… да.

– Итак. Неизбежное наконец-то случилось.

Неизбежное, значит, – и оно наконец-то случилось. И оно было совершенно неизбежным, так? Совершенно ясным и очевидным если не для всех и каждого, то для Лукаса-то уж точно? Что я приду и приду один. Что Каролина наверняка – в один прекрасный день – от меня уйдет? Видимо, да.

– Да, Лукас, да. Ты, наверное, с самого начала знал.

Но я никак не могу въехать, Лукас, – хотя, признаю, ужасно хотел бы. Ну то есть, Иисусе, – кто все эти люди? Стоят и таращатся на меня.

– Добро пожаловать, – произнес Лукас. – Элис, бокал нашему прекрасному другу Милу. Ну что ж, пришла пора всех перезнакомить, вы позволите? Джейми Мил – по профессии типограф, если не ошибаюсь? А это мистер Пол Тем и его верные спутники Тычок и Бочка. Или, если угодно, Дракула и Франкенштейн. Полагаю, Элис ты уже знаешь.

Были протянуты руки, прозвучали одинокие, добродушные, пусть и несколько неловкие восклицания. Джейми охотно забрал у Элис высокий и прохладный бокал шампанского.

– Воздержимся от пытливых вопросов, откуда пришли мы, – довольно пафосно продолжал Лукас. (Бочка искоса бросил взгляд на Тычка; тот перехватил взгляд, но толком не понял, о чем Бочка думает, однако мне сейчас кажется, что ничего особенного, всего-навсего: Лукас Клетти, да? Он чё, всегда так гонит? А если я правильно понял Поли, он, парень этот, предлагает нам – вообще без никаких вопросов – офигенно огромное жилье в этом самом здании, где нас никто не тронет и мы сможем спокойно обстряпывать свои дела. Да, но почему? Ась? Ну то есть – в чем подстава? Это ж совсем не нормально. Ему-то какая выгода? Как по-моему, вопросы серьезные: задам их Поли попозже, вот что я сделаю, как только мы отсюда выйдем. Торчим здесь, как придурки, уже целую вечность, как будто, я не знаю, – как будто ждем, пока нас отпустят, типа того. Прям как в школе. Хорошо хоть, что эта красотка, Элис, без конца подливает шипучки, так что подставим стаканы и изобразим готовность, пока лучше так, я считаю. Как по-твоему, она ему кто? Уж не жена точно. Делает, что велено, правда? Небось секретарша или вроде того.) – Восхитительные цветы, не правда ли. Мил? С гордостью сообщаю, что это работа нашего юного Тема.

Глаза Джейми распахнулись, как у преступника в страхе перед грубым разоблачением. Цветы? Здесь есть цветы? Ах да – вот – вот они, цветы. Уродливые здоровенные коричневые штуки, набитые в ведро.

– О да. Симпатично, – довольно легкомысленно сказал он. – Или будет симпатично, когда вы, типа, их доделаете. Ничего, если я закурю, Лукас? Можно?

Большинство присутствующих удовольствовались более-менее тихим и многозначительным хохотком, что-то вроде того. Но не Пол: Пол промолчал.

– Курение, Мил, – один из вопросов, которые нам следует обсудить. Присаживайся, будь любезен, – предложил Лукас, возвращаясь за стол (он вновь возложил руки на столешницу, растопырив пальцы). – Скоро вам раздадут официальный список, гм, соглашений, которые мы все должны выполнять. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что Элис активно трудится над списком практически в эту самую минуту. Не так ли, Элис? Именно. А пока я лишь вкратце очерчу парочку наиболее важных вопросов. Итак, я понимаю, что многие присутствующие с удовольствием будут развивать собственные таланты – я рад, что среди нас много художников. Например, дорогая Элис. И не последний из них – Тем. Не правда ли, Тем?

– Ну… – запинаясь, начал Пол. – Если вы называете украшение – всякое там оформление и прочее такое художеством… ну да. Думаю, да.

– И весьма благородным, – уверил его Лукас. – Которое, полагаю, вскоре выделится в отдельное направление искусства. Мы все, я убежден, с восторгом испросим позволения воспользоваться твоими незаурядными талантами. А ты, юный Бочка… или мне следует называть тебя Глистой? Напоминает чудесные школьные годы, а? В общем, наш добрый друг – замечательный повар, как уверил меня Тем. А это, Глиста, дарует тебе ранг одного из наиважнейших членов нашего маленького сообщества.

– А?.. – отозвался неподдельно удивленный Бочка. – Гм – а это почему? Чё-то я не очень…

– Потому что, дорогой Глиста, ты будешь готовить для нас!

Бочка бросил взгляд на Пола, но не обнаружил ничего: совершенно пустая стена.

– А… да? А что… типа, что?.. В смысле, мы?..

– Мы все, – взмахнув рукой, пояснил Лукас, – будем трапезничать совместно. Только по вечерам, разумеется. В течение дня все совершенно вольны самостоятельно заботиться о своих хозяйственных нуждах. Но я искренне верю, что для нас крайне важно, поймите, ужинать вместе за одним столом. Я глубоко убежден, что именно это связует семьи. Пока наш шеф-повар – Киллери. Дорогой Киллери. Боюсь, его энтузиазм не вполне соответствует его способностям – в чем, я уверен, он признается первым. Мнится мне, сердце у него к этому не лежит. Элис тоже готовит время от времени – существенно лучше, должен признать, – но ее обязанности обширны, о да, а в сутках слишком мало часов. Так что пойми, Глиста, ты нам нужен. Хорошо? Ну как, договорились? А?

– Я, гм – что ж, если все… да, пожалуй, да. Короче, постараюсь не устраивать массовых отравлений…

– Ха! Не слушайте его, – встрял Пол. – Он, блин, настоящий волшебник на кухне, старина Бочка. Прошу прощения за свой как его там…

– Не сомневаюсь, что ты прав, – улыбнулся Лукас. – И скоро мы будем иметь честь самостоятельно убедиться в этом. Ладно – еще несколько вопросов, очень-очень бегло. Я с глубоким сочувствием наблюдал, как ты, мой милый Мил, ощупывал левый карман своего пиджака. Я, вероятно, не ошибусь, предположив, что там пачка сигарет и зажигалка?

Джейми поспешно выдохнул.

– Я задыхаюсь, – признал он.

– Увы, увы – ничем не могу помочь. Ну, ну, Мил, – не надо падать духом. Позволь, я объясню? Это очень старое здание, как тебе прекрасно известно, – в нем полно дерева, сам видишь. Полы, лестницы – даже старые лифты. И совсем немного перегородок. Полагаю, это совершенно неприемлемый для всех нас риск – не говоря уже о куда более серьезном риске для тебя самого, Мил. К тому же… признаюсь, я считаю курение малоприятной привычкой. Но это небольшая цена, как ты, я уверен, со временем осознаешь, за все те радости, что ты пожнешь. Считай, что тем самым ты продляешь свою жизнь в приятном окружении. Хорошо?

Все взгляды устремились на Джейми – он остро это ощутил. Одна мысль о том, чтобы не курить, чуть не лишила его здравости рассудка. Руки ужасно тряслись, а губы, о боже, – невольно разъезжались во все стороны.

– Я – я просто не знаю, Лукас… – проблеял он. – В смысле, я вряд ли смогу… Иисусе.

– Пределы наших возможностей, нашей решимости, – добродушно ответил Лукас, – просто поразительны, если награда обещает компенсировать боль. Я безгранично верю в тебя, Мил. А сейчас перейдем к другим делам.

– Ты, гм, – не очень расстроишься, Лукас, – прохрипел Джейми, – если я только, ну – на секунду выскочу наружу? Мне надо… Я только что вспомнил, что мне кое-что нужно, гм…

– Иди-иди, Мил! – поистине весело пропел Лукас. – Ждать тебя к ужину?

– Я, ну – да, Лукас. Да. Спасибо. Это будет, гм… Просто… извините меня. Элис. Мне прямо сейчас надо…

– Все понятно. До свидания, Мил. Итак, Глиста, – у нас сегодня вечером еще одно место за ужином. Как обычно, придет Киллери, вместе с Уной. Они очаровательны – просто очаровательны. У тебя, Тем, наверняка найдется много общего с Киллери. Его завораживает стиль и вещи сороковых, правда, Элис? Все десятилетие. Уверен, вы поладите. Старина Баррингтон и его текущая муза Фрэнки тоже придут. Он такой неугомонный, этот Баррингтон – откуда только силы берутся. Наряду с остальными… все они совершенно очаровательны, уверяю вас. Я заблаговременно сообщу тебе. Глиста, сколько людей почтят нас своим присутствием, так что не утруждай себя подсчетами. Сделай мне одолжение, не готовь из субпродуктов. Субпродуктов я просто не вынесу. В остальном ты совершенно свободен в своих кулинарных экспериментах. В полной мере. Элис будет твоим казначеем. Прекрасно. А сейчас, джентльмены, – Мил оставил нас и, несомненно, крайне занят дальнейшими пытками своих легких, поэтому, Элис, пожалуйста, проинструктируй его позже, хорошо? Касательно того, что я намерен изложить сейчас всем вам. Я понимаю, все вы занимаетесь разным, но, боюсь, вам придется обойтись без компьютеров. Да-да, я вижу, на ваших лицах написано… что? Если не ужас, то явное удивление – и признаюсь, что подобной реакции и ожидал. Но я должен быть тверд. Никакого Интернета – ничего в этом роде. Понимаете ли, ничто не должно вторгаться в Печатню. Я ощущаю это крайне остро. Мы должны быть неприкосновенны. Совершенно отделены – отдельны. Если вы не понимаете этого сейчас, то поймете со временем, пожалуйста, поверьте мне.

– Но послушай, Лукас… – довольно неуверенно возразил Пол. – Ну то есть – я вроде как, да – понял, о чем ты, потому что оно, ага – очень особенное, это старое место. Я сразу въехал – опа!.. Но, понимаешь, – все мои, ну, базы данных… я чё-то не врубаюсь, как мне…

– У тебя, значит, есть официальная фирма, Тем? – весьма любезно осведомился Лукас.

– Ну… не знаю насчет официальной – в смысле, официальная? – но есть. Свое дело, вроде того. Бланки всякие. «Схемы Тема» называется. Мы, типа, все трое в ней работаем.

Лукас впал в задумчивость.

– Ммм. «Схемы Тема», да? И ты, очевидно, считаешь это блестящим названием для фирмы, да, понимаю. Но послушай, милый Тем, – подобные фирмы, дизайнеры интерьера и так далее – ну, например, такие гранды, как «Коулфакс и Фаулер»:[9]9
  «Коулфакс и Фаулер» (осн. 1934) – ведущая британская художественно-оформительская фирма, представители традиционного английского стиля.


[Закрыть] не знаю, знаком ли ты с ними?..

– Не, этих пацанов я не знаю. Они в каком баре тусуются?

– Не важно. Я это к тому, Тем, что подобные концерны существовали задолго до наступления технологической эры, и я не сомневаюсь, что твоя фирма будет преуспевать несмотря на сходные ограничения. Это значит, разумеется, что тебе придется чаще выходить и встречаться с людьми, но разве это не преимущество? Общаться с клиентом лично? Однако, джентльмены, на сейчас хватит. Уверен, у всех нас есть обязательства, которым следует уделить время. Можете совершенно свободно обсуждать между собою поднятые мною вопросы. Мы соберемся вновь за ужином. Глиста, обещаю тебе, Элис скоро будет в твоем распоряжении. Да? Хорошо. Великолепно. До встречи, Тем. Мистер Тычок. Глиста. До новых встреч.

Лукас поднял руку, и все начали расходиться – Тычок напряженно думал: ну, слава богу, блин, хоть это закончилось. Христос всемогущий, этот парень умеет трындеть, уж это точно (я-то уж думал, мы здесь всю ночь проторчим). Бочка продолжал размышлять над новым назначением: ммм, ладно, хорошо – все это прекрасно, но, знаете что – я курю – и курить буду. Не смолить день и ночь, конечно, – ничего такого – но я это, люблю время от времени пару затяжек сделать, о чем разговор – и дальше тоже курить собираюсь. Ну, в смысле, ладно, хорошо – это место нам просто бог послал, верно? И как раз вовремя – спросите у Поли. Иисусе. Но все равно – всему ведь есть, черт возьми, предел. Ну то есть – это чё? Парень, Лукас, – если заловит меня с «Бенсонами», он что тогда сделает? Посадит в карцер? Заставит сто раз написать: «Я больше не буду курить»? И на черта же я заикнулся про «Глисту», а? Теперь придется терпеть. О боже – меня, блин, Бочкой зовут. Надо бы перетереть с Поли – кой-какие правила назначить. Посмотреть, что почем. Поли с виду такой задумчивый (знаете что? Мы сейчас втроем с полчаса перлись, блин, и только-только дошли до проклятой двери. У Поли там, кажись, чё-то с ней не заладилось, а?).

Как, блин, это работает? – вот что пытался понять Пол. Эту ублюдочную ручку надо сюда крутить или что вообще? Прямо сейф какой-то. Нет-нет – погоди-ка – вот оно: ага, получилось. Обернуться теперь и помахать? Да – будь полюбезнее. Он ведь был с нами любезен? Чудак этот, Лукас. И, господи боже, – знаете, что: если б я на него не наткнулся вчера в этом сраном старом кабаке (кстати, а сам-то он чего там околачивался? Без понятия пока) – ну в общем, мы все трое оказались бы в глубокой жопе. Нам просто некуда было пойти. Я это, знаете, не религиозен, ничё такого, но я вам прямо скажу, ребята: это было в натуре чудо, что Лукас так вовремя появился. Так что не стоит раскачивать лодку и гнать волну. Надо это вбить в тупые головы этих двоих.

– Итак, Элис, – сказал Лукас. – Что ты думаешь о новых членах нашего прихода? Нашего стада братьев и сестер?

Элис засмеялась.

– Ты говоришь будто настоятель ужасно древнего и почтенного монастыря, Лукас, – сказала она, осторожно смешивая ему очередной коктейль – ровно на два пальца джина «Танкерей», сверху налить едва теплого оолонга, бросить половинку кубика сахара и быстро перемешать длинной серебряной ложкой.

– Ты начинаешь постигать меня, – улыбнулся Лукас. – Ты знала, что подобный образ мне польстит. Ау тебя самой ничего нет, Элис? Ты ничего себе не налила?

– У меня еще осталась капля шампанского, дорогой, – а потом мне пора заняться делами. Никак не пойму, отчего у меня здесь столько хлопот. Но их хватает. Пожалуй, объявлю забастовку.

Лукас отхлебнул из бокала.

– Милая Элис, – произнес он.

Элис улыбнулась и низко наклонилась, чтобы – что? Возможно, поцеловать его. Лукас не двигался, пока над его лицом не нависла угроза падения ее тени. Он быстро повернулся к окну и распростер руки.

– Свет! Свет! – воскликнул он. – Он поистине одна из восхитительнейших черт сего экстраординарного места. Как по-твоему, Элис?

Элис выпрямилась (поспешно переменила свою дурацкую сутулую позу) и тихонько согласилась со всем, что Лукас нес на этот раз, пособничая и подстрекая его к очередному увиливанию.

– Итак, – начала она. – Где ты откопал этих типов? По-моему, они ничего… это сложно, правда? Отталкиваться от первых впечатлений. Впрочем, ты ведь никогда ничего подобного не чувствуешь? Сомнений. О боже, этот – Тычок, да? По-моему, он вообще рта не открыл. Пол вроде бы довольно милый. Ха! Однако, надо признаться, я согласна с Джейми насчет цветов: мне они тоже кажутся недоделанными. Как по-твоему, он на такое способен, Джейми? Бросить курить?