Текст книги "Отпечатки"

Автор книги: Джозеф Коннолли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Так что у нас теперь творится? Вот-вот придет Лукас (я знаю, потому что Элис уже здесь, а Лукас всегда спускается через несколько минут после нее: ничего особенного, вы выучите все эти трюки, когда пробудете здесь еще немного). Смотрите-ка – два новых лица: пойду к ним (почему бы и нет?)

– Привет, ребята – ничего, если я?.. Меня зовут Дороти – я с Кимми, вон, видите, у двери? Американка – ужасно милая. Моя лучшая подруга. А это моя дочка, вон там – болтает с Майком и Уной. Мэри-Энн ее зовут.

– О да, – одобрил Пол Тем – глаза сияют, раскинул руки. – Какая миленькая крошка! Я как раз – ага, Тычок? Я как раз говорил своему приятелю Тычку: Тычок, говорю, как по-твоему, чья это милая крошка? Чесслово. Правда, Тычок? Меня зовут Пол, Дороти, – очень рад. С тобой познакомиться. А это, как я уже сказал, Тычок.

И Дороти скользнула на соседний с этим невероятно предупредительным юношей стул. («Вам удобно, голубушка? Да? Вам хватит места для локтей, когда хавчик принесут? Потому как я могу и ужаться, нет проблем – а старину Тычка мы просто выбросим в окно, если мешать будет. Правда, Тычок?»)

Тычок, в свою очередь, чертил узор на темно-розовой узорчатой скатерти зубцами серебряной вилки, а в голове у него вертелось: Ох ты ж бля, ох господи, что за ахинею Пол несет на этот раз, а? Я вам прямо скажу – вообще не врубаюсь, о чем это он, вот как пришли сюда. Ты ему о деле толкуешь, а он говорит – заткнись, да только нахуй мне такое, пацан, а? Я только дело и знаю. Да блин, это то, кто мы такие, только он, кажись, напрочь забыл. Да еще и трындел тут про всякие гребаные тарелки, и свечи, и прочее шоу ебанутое, которое нам тут устроили, а я только и блеял: да, Пол, да: это тарелка, просто охереть какая тарелка. А свечи – что? Они разве в розетку не включены, а? А он твердит: знаешь, что с тобой не так, Тычок, – хочешь знать, что с тобой не так? А я отвечаю: нет, Пол, – нет, не хочу, кореш. Потому что со мной все так – нет, ты меня послушай: это с тобой что-то не так, сынок. Это ты у нас рехнулся. Я пришел сюда с Полом Темом, корешем своим, и другим своим корешем, Бочкой: мы деловые партнеры (три мушкетера, я так говорю: скорее уж, три балбеса,[45]45
  «Три балбеса»(1934–1958) – комедийный фарсовый телесериал с участием комиков Гарри Мозеса Говарда (Мо), Сэмюэла Говарда (Шемпа), которого впоследствии сменил Джером Лестер Говард(«Кёрли», Курчавый), а также Ларри Файна (Ларри).


[Закрыть] отвечает он). Когда я в последний раз видел Бочку, он был внизу, на кухне, в здоровенном таком кретинском поварском колпаке (я не шучу) и ныл, не переложил ли он чего-то там – ванили или еще какой пидорской дряни, не слишком ли много ее в мороженом, или во взбитых сливках, или в каком-то ебаном креме, почем я знаю? Прекрасно. Короче, у одного уже пары пластинок в музыкальном автомате не хватает. А теперь Пол щебечет с этой новой пташкой о ее сопливой сучке, а я сижу и думаю – как же это, нахер, вышло, что оба моих кореша с катушек съехали? Да. Ну ладно – итак: которая вам больше нравится, а? Потому что у меня для вас два подарка на выбор в этой пещере уцененки Санта-Клауса: могу предложить вам миссис Бриджес[46]46
  Имеется в виду Кейт Бриджес, повариха аристократического семейства Беллами, автор кулинарной книга (1905) и персонаж британского телесериала «Вверх и вниз по лестнице» («Upstairs, Downstairs», 1971–1975).


[Закрыть] на кухне, которая вовсю хлопочет с деревянной ложкой наперевес. Или (если это не слишком заманчивое предложение) сбагрю за сущие гроши эту вот крошку Мэри Поппинс – которая вот-вот вскочит и помчится птичек, нахуй, кормить. Ох ты ж бля, о господи. Скажу только, что если Бочка не притащит мне классной жрачки немедленно, я, ей-богу, засуну его гребаную голову в блендер – и пускай взбивает.

Ай-ай: а это еще что? Все варежки закрыли. Даже огни пригнулись (как они это делают со свечами, а?). Чё творится-то? А, ясно – вошел кто-то. Встал перед своим креслом. Чтоб я сдох, если это не святой Франциск Ассизский – как по-вашему, мы сейчас рухнем на колени или как? Ой нет – я соврал: это же Лукас, да? Всю дорогу был Лукас. Ох ты ж бля, о господи… кажись, немало воды утекло с тех пор, как старина Пол над моими шутками гоготал. А теперь что, он сейчас на меня посмотрел – и рожа его, я серьезно: ну натурально задница лошадиная. Не то что, ну – как всего пару дней назад, когда я сказал ему: слышь, Пол, я тут вспомнил: как-то раз говорю я одному мудаку: у тебя уши горят, мужик. Да ну, отвечает он, с чего бы это? Да потому что я тебе волосы поджег, пидор ты безмозглый! Смешно? Пол чуть не описался: одно удовольствие посмотреть. Да… хорошие были деньки.

– Друзья… – начал Лукас – он почти шептал, очень-очень тихо – он показал открытые ладони, словно демонстрировал всем, что в них ничего не спрятано (хотя непонятно, с какой стати там вообще могло что-то быть).

Пол ломаться не будет и расскажет вам, что Лукасов прикид его потряс: черный бархат с темно-красными отворотами – прекрасный покрой; я тоже, знаете ли, не отказался бы от новых шмоток, мои мне здорово осточертели, если честно. И вот еще что – вы только посмотрите на их лица: все, ну, вроде как смотрят на него снизу вверх, да. Похоже, мужика здорово здесь уважают, ребята, да уж, к гадалке не ходи. И я только что понял, да-да, почему мы все смотрим на него снизу вверх – прямо глазеем все, вроде того. Это просто потому, что он стоит, эдак улыбается, и руки его вроде как, ну, протянуты к нам, и он вот что делает – смотрит нам в лица, одно за другим. Прям как когда я был пацаном и ходил в воскресную школу, немного похоже – когда мы все стояли в ряд и ждали, пока священник сунет тебе черствую облатку в пасть: ожидание, точно, вот это что. Смотрите! Он только что посмотрел на меня – и, я не знаю: на мигу меня внутри все аж задрожало. Будто припечатали, сечете? Да, но вы вон туда посмотрите. Заметили? Вон там, у двери кухни (и, господи милосердный, к разговору о кухнях – не знаю, сильно ли старина Бочка взопрел, ожидая сигнала к началу, – но что до меня, то я ничуть не сомневаюсь, Бочка пахал как вол – попомните мои слова). Нет, ну смотрите – вон там, говорю же. Забавная маленькая пара, я их не знаю – вообще не видел еще, если честно: довольно старые, я так прикидываю. Да, но, короче, – они снизу вверх не смотрят. Они вообще не смотрят на Лукаса. И друг на друга тоже не пялятся – нет, оба уставились на стол, как будто понятия не имеют, что это такое: довольно забавно.

– Вон там… – прошептал Пол Дороти. – Что это с теми двумя, а?

Веки Дороти затрепетали, она нервно заозиралась. Это неправильно – говорить, когда Лукас среди них и смотрит. Впрочем, она прекрасно знала, о ком это Пол: ей не надо было следить за его взглядом.

Очень тихо и поспешно она ответила:

– А – ничего особенного… это просто Гитлеры. Шш, тише – Лукас сейчас заговорит.

Пол недоуменно моргнул:

– Что, душечка?..

– Гитлеры. Шш. Лукас… – прошипела Дороти, глаза ее широко раскрылись от необходимости немедленно убедить его, что самое главное сейчас – сохранять тишину.

– Этот вечер… – произнес Лукас. – Сегодняшний вечер. Должен отметить, что для всех нас это в некотором роде торжество. Возможно, кто-то из вас уже познакомился с новичками. Но тем, кто еще не успел, скажу – у нас появилось много новых друзей. Это Тем, он сидит рядом с неизменно прелестной Дороти – очаровательное платье, Дороти: цвета замечательно тебе к лицу. Тем – дизайнер; это, я уверен, не единственная сфера его компетенции, – и он приглашает вас прибегнуть к его весьма значительным талантам. Мистер Тычок, полагаю я, крепок и молчалив, словно мощное течение под покровом глубокой темной реки: я уверен, его мощь нам весьма пригодится. А на камбузе – скоро, я верю, он появится – хозяйничает Глиста, наш новый шеф-повар: мистер Бочка. Он чудотворец, в чем я ничуть не сомневаюсь. Леди и джентльмены – позвольте мне в этот миг предложить весьма роскошный тост в честь великого человека Киллери – нашего кулинарного выпускника.

– Точно, точно! – подхватил Тедди – и общий хор любящих и одобрительных голосов поплыл над головой ужасно смущенного Майка Киллери, чье лицо покраснело, как приснопамятный жуткий цыпленок в винном соусе, которого он на днях подал под гарниром из обильных и однообразных извинений, прежде чем выбросить большую часть в помойку. Уна перегнулась и поцеловала ему руку. Майк лишь ухмыльнулся, подбородок его едва не касался стола, а глаза стыдливо поглядывали вверх, словно проверяя, не безопасно ли вылезать. Дороти ужасно за него радовалась – и все еще трепетала сама: мое платье очаровательно – оно очаровательно (цвета замечательно мне к лицу).

– Еще один новичок, – продолжал Лукас, – это мой милый друг Мил, вот он, если кто еще не имел удовольствия с ним познакомиться. Мил сидит вот здесь, под заботливейшей опекой, в чем я ни секунды не сомневаюсь, не только бесконечно искрометной Джуди – прекрасный вечер сегодня, Джуди. Так сладостно смотреть на твои волосы в мерцании свечей, должен сказать. Так вот, не только Джуди, но и нашего друга Лиллихлама. Не правда ли, Мил? Да. Бесспорно.

Лукас еще раз обвел всех взглядом – кратко кивнул каждому по очереди. Затем черты его посерьезнели.

– Друзья, – невероятно нежно произнес он. – Соприкоснитесь, будьте добры…

Все взяли друг друга за руки. Джейми ухватился за Джуди и Тедди совершенно инстинктивно; Пол Тем решил, что мысль довольно забавная, и со смехом последовал общему примеру. Тычок помедлил, но недолго: определенно нужна демонстрация силы (ты что, глухой? Ты слышал, что он сказал, так ведь? Моя мощь весьма пригодится).

– Давайте, – мягко, нараспев говорил Лукас, – вознесем хвалу. Вознесем хвалу той неведомой силе, что бесконечно мудро и щедро собрала нас вместе. Мы смиренны. Мы едины.

Затем он резко сел, и почти тут же радостный и легкомысленный гул разнесся по комнате, пока салфетки разворачивались, бокалы, звеня, наполнялись вином, а смех родства, равно как и, думал Джейми, пьянящее оживление, наполняло комнату до краев, любовно обвивалось вокруг него.

– Эта молитва, – сказал он Джуди. – Это ведь во многом была почти что молитва ему самому. Нет, Джуди – слушай: я совсем не считаю, что это неправильно. По-моему, это прекрасно. В это стоит верить. Гм – Джуди… а эта пара – кто? Я заметил, что они не брались за руки. Кто это такие?

– Пластыри помогают? – улыбнулась Джуди. – Да, кстати, Тедди, – Джон велел передать тебе, что шардоннэ просто великолепно. Выпил два галлона.

– Я рад, – ответил Тедди. И, ей-богу, так он и выглядел.

– Да, они – по-моему, они работают, – оценил Джейми. – Вообще-то я столько их на себя наклеил, что они просто не могут не сработать, а? С каждым вдохом я как будто пачку «Житан» выкуриваю.

– О, смотрите! – воскликнула Джуди, захлопав в ладоши. – Еда. Честное слово. Да, да: к нам идет мистер Бочка!

Среди лавины неподдельных охов, рева и спорадических взрывов аплодисментов, встретивших Бочку, который тащил огромную супницу, исходящую паром – и влекшую за собой мощные горячие струи запахов прекрасной и вкусной еды, которая всех ждет, – среди всех этих приветствий, которые заставили блестящее после кухни Бочкино лицо расплыться от удовольствия – среди всего этого Тедди наклонился к Джейми и страшным шепотом сообщил, что нет – нет, они, Гитлеры, никогда не берутся за руки и вообще не делают ничего, что делают все остальные. Никто не знает, почему. Похоже, они сопротивляются, гм, – как же Джуди однажды это назвала? Морали, кажется: сопротивляются морали этого места, да. А мы им это позволяем. Ох, посмотри – мм мм! Суп, вот что это такое, если я не слишком ошибаюсь. Пахнет просто чудесно…

Бочка щедро разливал по тарелкам темно-коричневый густой, жирный суп, время от времени в тарелки плюхались оранжевые комки бог знает чего. Похоже, сегодня раздачей по кругу будет руководить Кимми.

– Я надеюсь… – довольно робко сказал Бочка. Однако его порыв ни к какому завершению не пришел.

– Но, – уточнил Джейми, – это же не их – в смысле, это какая-то шутка или что? Да? В смысле – это же не может быть их настоящая фамилия, правда?

Тедди поднял брови (лучше бы это Джуди все объясняла).

– Кто знает? Не думаю. Если кто родился с такой фамилией – почти наверняка рванул бы ее менять, я бы так сказал. Я думаю, Майк разбирается в этих вещах получше меня. Ну ладно. Так где же мой суп? У Джуди уже есть, видишь, – а где мой? Он вкусный, Джуди? Суп? Вкусный, а? Боже, как я на это надеюсь.

Джуди положила ложку в тарелку.

– На самом деле… – сказала она – похоже, она искренне удивилась, – он невероятно вкусный. Правда. Слои вкуса очень…

– А! – радостно заорал Тедди. – Вот и мой! И твой тоже, Джейми, смотри. Великолепно. Нет – говорю же, нам их представили в самом начале. Дэйв Гитлер его зовут, так сказала Элис. И миссис Гитлер. По-моему, ее имя вообще не произносилось, его жены. Вот и все. Тайна, покрытая мраком. О бог мой, это и правда прекрасно, не так ли? Очень крепкий бульон… сливки… жир, крутоны. Такой мягкий…

Джейми кивнул.

– Восхитительный, – согласился он. – Восхитительный.

– С другой стороны… – задумчиво произнес Тедди, – со мной вряд ли стоит толковать о фамилиях, правда. Меня аж передернуло. Не знаю, гм, – заметил ты, Джейми – но когда он, ну, знаешь… – Лукас, да? Когда он назвал меня так… о боже. Каждый раз передергивает. И всегда будет, наверное. Ну то есть – другим это все равно. Никто меня не дразнит. Это во мне дело. Оно сидит внутри меня.

– Этот суп, – заявила Джуди, промакивая губы салфеткой и при этом ухитряясь причмокивать, – был настоящим историческим событием. Я говорила тебе, Джейми – у него бзик. Правда, дорогой?

– Может быть, ты?.. – нервно огрызнулся Тедди; но тут же остыл. – Это было – невероятно, невероятно вкусно, я должен это сказать.

– Нет, – твердо отрезала Джуди. – Я – нет. Лучше, чем Гитлер, во всяком случае.

Тедди выглядел несчастным.

– Может быть, – признал он. – Может быть…

Джуди отбросила тяжелый локон с плеча.

– А что, правда они?.. – жеманно осведомилась она у обоих соседей. – Сегодня выглядят особенно хорошо? Мои волосы? Свечи идут им на пользу, конечно, но…

– Безупречно, – улыбнулся Тедди. – Изумительно. Правда, Джейми?

Джейми лучился от удовольствия всех сортов (мне ужасно все это нравится).

– Да, – сказал он. – О да, Джуди. Они… прекрасны.

Закругляясь с жеманством, Джуди поцеловала Тедди в краешек бороды и погладила Джейми по руке.

– Вы оба такие милые, – проворковала она. – О. О! Смотрите: еще еда! Ох, ням. Интересно, что дальше. Я бы сказала, что лошадь бы съела, но эта шутка вообще-то всегда дурно попахивала, потому что с Майком, ну… откуда было знать, да?..

И Бочка, пока гордо и застенчиво тащил на стол основные блюда (да, кстати – я вам скажу кое-что, хорошо? Это не готовка меня тогда достала, нет-нет – ничего подобного, нет. Дело было в другом, ну, я не въехал, типа, как мне, блин, плюхнуть все эти долбаные тарелки на стол прямо так разом? Но я вам скажу: я справился) – да, пока он тащил на стол основные блюда, он натурально летел, наш Бочка. Он как-то раз говорил в баре с каким-то актеришкой – малехо голубоватым, если по правде… но бар только-только открылся, так что там вообще одни пидоры толклись, ну я и думаю, хер с ним: никто нас не засечет. Никто из моих дружков, которые сразу бы начали думать: ага – а старина Бочка-то у нас голубой, смотрите, мужики. Ну, в общем – этот чудак, да: актер второго плана, так он мне сказал. Ну да – вот что я подумал, и вообще: да ну? И, ну вроде, какого такого плана, приятель? Потому что я ни разу не видел его по телику или еще где. Не важно. Я хочу сказать только, что он трепался, мол, когда ты, ну вроде, на сцене, в как его там – театре, вроде (по-моему, он типа мим был: изображал ослиную жопу, небось) – тебе, блин, так охрененно по кайфу, что кокаин и рядом не лежал. А потом, ну, тебе надо как-то справиться с тем, что ты с нее слез, прежде чем ты, ну, снова на нее заберешься и будешь на коне. И я тогда ему, значит, говорю только: ага, ага, ладно (он малехо разошелся: войди кто в дверь, и я пропал, ребята). Но вот сейчас – я вот это, ну, и пытаюсь вам сказать – здесь и сейчас, да? По-моему, до меня дошло, про что это он болботал. Потому что им охрененно понравился суп, понимаете. Охрененно понравился. Выжрали все до дна. Мне, типа, почти не придется мыть горшок – вот как охрененно он им понравился. Да, горшок – как же он называется?.. Супница, что ли (могу ошибаться. Забавное старое слово. Похоже на «спутница». Моя бывшая спутница, Морин, классно трахалась, но язык у нее был как помело) – в общем: супница, да? Вылизали дочиста. Да. Так вот, я думал про себя, совсем недавно, как я уже говорил: ладно, сынок, хорошо, по справедливости: ты хорошо выступил по части супа, спору нет – и думаю, что стейки и прочее барахло (я их замариновал, знаете ли, вот что я сделал: в этом весь фокус, если хотите знать. Макаешь во что надо, потом малехо отбиваешь и вуаля, они пахнут, как розы)… так вот, я думаю, эти стейки – первый класс, с такими замечательными разводами, темным жирком подернутые, сечете (нет, это надо видеть). Да, но с кем я имею дело, а? У меня тут пятнадцать или шестнадцать придурков, да? А? Так вот, я думал, мол, ладно, мужик, вот что: или половина останется холодной, как пизда матери-настоятельницы, или мне придется устроить какую-то, нах, эстафету. Но нет: обошлось, ничего такого не было. Эта кухня, я не шучу – она точно свалилась из какого-то пафосного отеля на востоке. Тут такие столы, что на них можно в футбол играть, сечете? И я нашел кучу всяких штуковин, которые все за тебя сделают, и надрываться не надо. Так вот, мне, короче, надо хорошенько растолочь картошку, так? Жму кнопку на этой ебаной бетономешалке, я б так сказал, – и гладенько так все идет, сынок. Потом я кидаю туда масло, капусту нашинкованную, чеснок и пару хороших горстей свежей нарубленной зелени, ага (я положил базилик, положил петрушку, положил тимьян, еще положил это красное дерьмо, как его – ах да, паприка, в точку: я вам скажу, ребята, у меня тут все на свете). Еще положил горох, еще как (я обожаю горох, просто обожаю: по мне, так горох ничуть не хуже орехов) – что ж, они сами о себе позаботятся, если честно, так что мне-то теперь придется над подливкой попотеть. Я вообще-то не знаю, как там у вас чего, но я считаю, что, по большому счету, что бы ты ни приготовил, подливка все исправит или испортит. А тот здоровенный горшок этого добра, который я сварганил… что вы сказали? Рассказать вам, что в нем? Что сделать? Вы что, издеваетесь? Забудьте об этом, ребята! Секрет фирмы, вот что это такое – его знаю только я и господь мой создатель, вот вам крест – и можете перерезать мне горло, если хоть одно слово сорвется с моих как их там (еще я отличную настойку ставить умею, хитрюги, – как насчет завтра, а?). Губ. Если хоть одно слово сорвется с моих губ. Да, так вот слушайте, говорю вам, – этот здоровенный горшок подливки вышел просто на славу. Пахнет потрясающе, а? И блестит, как зад победителя дерби.

Ну так что дальше – я их все раздал, тарелки (думал, может, привлечь к этому делу старину Пола или Тычка, а? А потом думаю, ну нет, черта с два – это мое дело, да? Это мое дело). Так что я раздал все тарелки и присел наконец сам – между крошкой-янки, да, и каким-то шикарным стариканом, вот – и я вам скажу (я не выдумываю): все они сидят, уткнувшись в тарелки, и оооох, они говорят… ммммм, вот и все, что я слышу. А они еще даже не попробовали. Так что, в общем и целом, думаю, я сегодня на коне, скажу без ложной скромности. А эти – соседи мои: шикарный чудак и янки-дудль – оба набили полный рот, так-то. И если б они были, как Тычок (ну, понимаете – Тычок отличный парень, ничего сказать не хочу – соль чего-то там, – но в нем нет, что называется, настоящего класса, сечете? А? Ну то есть давайте по-честному: никакой он не джентльмен, ничё такого – на королевскую вечеринку его б не пригласили, куда там) – так вот, какой-нибудь старый знакомый ублюдок, вроде Тычка, он давно бы уже высказал прямо, да? У него пасть битком набита едой, он брызгает слюной во все стороны, челюсть отвисла, прям вылитая корова какая-то. Но тут-то нас дальше ждет пара кусков более светских, врубаетесь? И да, хорошо – я уже слышу довольно взвизгов, криков и прочей муры в конце стола – как этого чудака зовут, Майк, да? Мистер Бомбежка? Он только что подошел, ага, хлопнул меня по плечу и сказал, что я гений: он сказал, что я ебаный гений, ребята! Да. (Конечно, «ебаный» он не сказал.) Мм. Ужасно мило, правда? Но я прикидываю, лучше я подожду еще чуток, посмотрю, что эти двое скажут. Пока что они самозабвенно жрут. Так или иначе, вряд ли мне тут особо долго болтаться.

– Ни хрена себе! – Таково было первое восклицание Кимми, за которым вскоре последовали многие другие. – Я хочу сказать, ну – ни хрена себе, ага? Безословно умереть и не встать! В последний раз, Бочка, признаюсь как на духу, я ела подобный стейк в такой, ну – столовой в Верхнем Ист-Сайде. И мне та-а-ак не хотелось уезжать из Нью-Йорка, потому что я знала, что в Англии мне ни за какие коврижки не найти такой стейк. Так что я имею в виду ни хрена себе, понимаешь? Я в полном отпаде.

– Должен сказать, – с энтузиазмом вступил Джон, – это и вправду было совершенно необыкновенно хорошо.

Ну, подумал Бочка: мне все это здорово нравится, да? А?

Пальцы его левой руки бесцельно, но настойчиво теребили багет, и очень тихо он произнес:

– Есть еще травяное масло и всякое такое прочее, если хотите… Вообще-то оно не особо нужно, там же подливка и то-се. Но если вы его, типа, хотите, ну вроде того – так оно есть, вот и все.

Майк Киллери встал, и люди зааплодировали, не успел он произнести хоть слово. Он постучал ложечкой по бокалу.

– Друзья! Друзья! Дайте мне сказать, пожалуйста! Будьте так любезны. Тост… это слишком скромный жест в данном случае, думаю, все вы с этим согласитесь, – но как бы то ни было, я предлагаю тост – за Бочку! Тихо, пожалуйста!.. Секундочку… За Бочку, господа, – этот человек гений! И мало того – все вы, господа, избавлены им от моей кошмарной стряпни – нет-нет, спасибо, спасибо, – вы так добры, но я и сам прекрасно знаю. Мне, видите ли, приходилось есть вместе с вами. Короче. За Бочку. За нашего шеф-повара!

Комната наполнилась одобрительным гулом (костяшки застучали по столу, зазвенели бокалы), и никто не кричал громче Пола. (Видите?! Видите?! А что я вам говорил? А? Давай, герой, трудись!)

Пока Бочка пытался справиться со своей повой, нежданной и совершенно непреднамеренной трансформацией в лучистый обогреватель, Майк сел под бурные аплодисменты, Уна его поцеловала, а Мэри-Энн сдвинула брови, наклонилась к нему и шепотом безотлагательно проинформировала, что очень-очень обрадовалась, когда Майк сказал, что его стряпня совершенно кошмарная, потому что она, Мэри-Энн, тоже всегда считала, что его стряпня совершенно кошмарная, но никогда бы этого не сказала – но теперь-то можно сказать, Майк? Потому что ты, Майк, тоже, да? Ты тоже считаешь, что она совершенно кошмарная? Да? Я так и думала. (Она перестала трещать, лишь когда до нее докатился гул общего удивления, и ее, маленькую Мэри-Энн, бросило в жар, едва она в замешательстве поняла, что теперь слышен лишь ее голос.) Она мигом сообразила, что дело в Лукасе. Лукас стоял, и все лица обратились к нему – никто не хотел упустить свою порцию внимания.

– Я немного добавить могу, – сказал он, – к этому замечательному панегирику. Я тебе весьма обязан, Киллери. Думаю, мы должны поблагодарить Лиллихлама за его прекрасное вино, которое составило сегодня компанию не менее прекрасной еде.

Загремели аплодисменты, Лукасово лицо посерьезнело, и все затаили дыхание. Комната замерла в ожидании – но родник любви совершенно явно и даже почти зримо переполнился, когда лицо Лукаса смягчилось и потеплело:

– Которой… мы не должны дать остыть! Bon appetit, mes amis![47]47
  Приятного аппетита, друзья мои! (фр.)


[Закрыть]

По комнате раскатился хохот, и Лукас сел на место. Пол мельком глянул на Тычка, который скалился, как полоумный; в его глазах что-то мелькнуло, когда он понял, что его засекли, но улыбка не покинула его лица. Дороти, сидевшая рядом с ними, – она слегка склонила головку Полу на плечо – улыбалась Мэри-Энн, которая радостно ей махала, и Дороти открыто плакала, взрываясь плохо контролируемыми приступами смеха. Фрэнки соблазнительно надула губки и, опершись подбородком на руку, энергично рассылала серии звучных воздушных поцелуев, дробью слетавших с ее длинных, прямых, белых пальцев во все стороны сразу, ко всем, кто хотел бы их принять. Джейми с неподдельным удовольствием пожирал свой стейк и картофель, и одновременно скреб некоторые наиболее доступные пластыри: он сейчас во многих отношениях готов был взорваться. Джуди как-то умудрилась взять его под локоть и неуклюже, однако весьма по-девичьи хихикая, поглощала бордо Тедди. Уна подкинула в воздух несколько горошинок и изящно поймала их все губами. Джон промокал рот салфеткой – высоко подняв брови, соединив два пальца в кольцо, энергично сигнализируя тем самым Бочке о безоговорочном признании безупречного мастерства последнего. Лукас потихоньку потягивал свой джин с оолонгом, безмятежно обозревая представшую его взору картину. Элис разделяла его чувства, каковы бы они ни были, и часто поглядывала на него, как никогда внимательно. Дэйв и миссис Гитлер уставились на стол; охряной свет свечей льнул к их лицам, избегая темных впадин глаз, но лаская линии скул и подбородка.

Бочка вернулся на кухню, готовиться к представлению третьего и последнего акта бессмертной пьесы, которую он, как выяснилось, написал. «Так держать!» – крикнула ему эта американка, Кимми, когда он со скрипом отодвинул свой стул и пробормотал ей и Джону, что время, оно, мол, никого не ждет. «Так держать!», да, вот что она. В смысле, бог его знает, что это значит. (Так держать? Она что – указывает мне, как тарелки тащить, что ли? Не грохни посуду, парень – ты уж как-нибудь обойдись без дырявых рук?) Впрочем, да, думаю, она хотела меня подбодрить, ну – вдохновить, что ли, как вообще-то все они, да. И, если учесть, как ей понравилась моя подливка и все такое, я на нее бросил пару жарких взглядов, да, – потому что вполне ебабельная баба, о чем разговор (расслабиться не помешало бы). Но нет. Насколько я понял, ни фига. Никаких намеков на «Давай, парень, чего ждешь?» На самом деле это только подтверждает – обычно говорят и пишут, мол, бабам только и нужно – яйца побольше, так? А? Я хочу то есть сказать, все болтают и болтают, что бабам нужен мужик, который доказал, что справится с чем угодно, да? Ну, типа, со всем, что встанет у него на пути. Но тут ничё подобного, шиш с маслом – ни слова, нет. Ей понравилась моя подливка, но сока моего ей не надо. Может, ей вообще парни не по нутру. Вполне может быть, знаете ли, что она живет с той, второй, как ее… ну вон той, с дочкой: Дороти, кажется. Потому что они обе в зашибенской кондиции, знаете ли: ну чисто голубки. В Лондоне сейчас деться от этого некуда: куда ни плюнь, женщины берегут себя для себя, сечете? – а эти ваши так называемые мужики ничуть не лучше: одни пидарасы со всех сторон. Такими темпами человечество скоро нафиг вымрет – и, если честно, я, ребята, не особо расстроюсь. Потому как что это? А? По большому-то счету? Жизнь и все такое прочее. Только шныряешь и пресмыкаешься, так? Пытаешься раздобыть пожрать. Шныряешь и пресмыкаешься, вот и все – день, нахер, за днем. Правда, сегодня, если честно, я ничё такого не ощущаю. Сегодня я вроде как понял, чесслово, про что это люди, когда говорят, что вроде как, ну – предвкушают. Я тоже предвкушаю. Да, я. Никогда этого раньше не делал. Знаете что – можно приготовить им завтра мою картофельную запеканку с мясом. Сто лет ее не делал. Должна пойти на ура. Хотя я не забываю и про старого доброго угря с пюре: может, пойду этой дорогой. В любом случае, на десерт черная смородина, толченная с яблоком, – пожалуй, самое оно. Ну а сегодня, ляди и жентльмены, посмотрим, как им понравится мой шоколадный пудинг с ванильным кремом, а? Скоро узнаем, ребятки, потому как я тащу им это дерьмо прямо сейчас, да. И вот что я вам скажу: я предвкушаю.

– О мой боооог! – приветственно заорала Кимми при виде столика на колесиках – многие отреагировали сходным образом, но ее, безусловно, было слышно лучше всего. – О мой боооог, Джон, – чавкалат! О боже – я сплю иль грежу?

– Мм! – засмеялся Джон. – И, похоже, горячий. Надо успеть урвать свою долю, пока моя Фрэнки его не увидела, а то, насколько я ее знаю, она все слопает. Она и шоколад! Любовь всей ее жизни.

– Послушай, Джон, а как, по-твоему, Бочка, ну, все это сделал? Я думаю, может, он использовал, ну – сухую смесь для пудинга? Что-нибудь в этом роде. Знаешь, Джон, – у вас с Фрэнки отношения что надо. Я вот думаю, может, мне подцепить парня вроде тебя?

– Такого же старого? – улыбнулся Джон. – И богатого. Мм – известно, что это работает, да.

– Старше, – уточнила Кимми. – Что до больших бабок, ну – я и сама неплохо зарабатываю. Но, конечно, деньги не помешают. Деньги еще никому никогда не мешали. Не знаю, говорила ли я тебе когда-нибудь, Джон, – я же была замужем один раз. Ага, замужем. Совсем недолго. Боже, какой идиот. То есть это я – я была идиоткой, что это сделала. Но парень… его звали Аарон? Он тоже был редкостный идиот, понимаешь? Иногда я называла его Элвис, а потом узнала, что его это ужасно бесит, – после чего начала называть его Элвисом, ну, все время. Эй, Бочка! Сюда, мой сладкий! Твоя крошка мечтает о чавкалате!

– Сколько вы были вместе? – спросил Джон.

– Кто? Мы с идиотом? О – пару месяцев. Сто лет. Не знаю. Я думаю, этот ужин, понимаешь, – ну, как-то напомнил. Я целыми днями придумывала, что бы этому парню съесть, понимаешь? Молочного нельзя, мучного нельзя – мяса ни-ни, как и почти всего остального. Говорю тебе – черт, поверить не могу, что все это делала для такого кретина, – я чуть не сдохла от вегетарианской готовки, знаешь. Прочитала все книжки Марты Стюарт[48]48
  Марта Стюарт (р. 1941) – автор множества книг, журналов, теле– и радиопередач, посвященных обустройству семейного очага, уходу за домом и садом; гуру американских домохозяек.


[Закрыть] от корки до корки, потому что мама, она сказала мне, мол, я должна создать для мужа настоящий домашний уют, понимаешь? А то он улетит прочь. О боже – да через пару недель я сама бы купила ему билет на самолет: первый класс, в один конец, детка!

Внезапно воздух наполнился ленивым и теплым жужжанием тысячи трутней, когда теплый шоколадный пудинг и легкий прохладный сливочный крем просочились между губ и скользнули по нёбам.

– Очень, очень хорошо, – проговорил Джон. – Подлинное наслаждение…

– Это безословно лучше, чем секс, – залепетала Кимми. – Тебе, наверное, так не кажется, а? Везунчик Джон. Но знаешь – я правда пыталась с тем парнем, понимаешь? Я посыпала свежей нарубленной зеленью домашнюю пасту – посыпала собственноручно приготовленное рагу. А он что делал? Мой муж, этот идиот. Его лицо – оно словно съежилось от отвращения, понимаешь? И он давай своими ручонками, своими пальчиками выбирать все, что он назвал, как же – ах да: «зеленой дрянью». Вот тебе и на. Марта Стюарт, та говорит, что время от времени надо готовить парню настоящий романтический ужин: порезать всю еду в форме сердечек, говорит она. И, знаешь, я думаю: ладно – хорошо, я постараюсь. Но через месяц я уже готова, ну – я бы его горло порезала в форме сердечек, понимаешь? Но я все равно пыталась что-то с этим сделать, да. А потом я подумала о еде, которую приготовила в тот вечер – кажется суп, спагетти и сабайон:[49]49
  Сабайон – крем-мусс из яичных желтков, сахара и вина.


[Закрыть] ну и ладно, думаю, пошли они к черту, сердечки эти.