Текст книги "Отпечатки"

Автор книги: Джозеф Коннолли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Я собирался остановиться на этом. Хватит пока. Потому что я уже сказал все, что, в общем-то, собирался. Просто… мой отец, да? Я его недавно упомянул вскользь – и очень обрадовался, загордился, что не стал на эту тему распространяться. Потому что какого рожна он?.. Все время о себе напоминает и все портит. Ладно, послушайте – я просто расскажу этот пустячок – выброшу его из головы, и тогда мы все успокоимся и будем наслаждаться своими Рождествами. Потому что сегодня ночью, знаете, – я уже рассказывал? По-моему, нет, да? Не понимаю, как я умудрился об этом промолчать. Потому что сегодняшняя ночь – это великая ночь, ночь, которую мы все ждали. Сочельник. О да. Пьеса. Обмен подарками. И ужин! Бочка усердно и втайне трудится над ним, сказала мне Джуди. Конечно, самое вкусное он прибережет на завтра (я так думаю, торжественность наложит отпечаток на завтрашнюю трапезу), но сегодняшней ночи тоже явно предназначено стать чем-то очень особенным. И Тедди – он достал свое лучшее вино; говорит, ему не терпится узнать, что мы думаем, особенно о бордо, потому что на этот раз он слегка увеличил процентное содержание каберне, по-моему, он как-то так сказал. Но, конечно, в основном у него на уме пьеса. Боже – он столько в нее вкладывает. Я так надеюсь, что все пройдет хорошо. Пол создал наипрекраснейшие декорации. А Джуди сшила большинство костюмов – хотя Джон пошел и взял напрокат несколько самых экстравагантных. На самом деле это очень странная пьеса, зрителей – в семь раз меньше, чем актеров. Потому что она только для Лукаса, понимаете, эта пьеса. Лукас будет сидеть в зале, подле него Элис (король и его почетная королева, если угодно), а Мы устроим для них эдакое Представление по королевскому указу. Потрясающе. Но с другой стороны, сейчас все такое, да? Все.

Итак. Это нам еще предстоит (и, боже – не терпится увидеть лицо Бенни! И Каролины: Каролины тоже). Но сперва все же еще одно детское воспоминание (чтобы не мешало больше). На Рождество мать как-то умудрялась сэкономить немного из того, что отец считал нужным ей давать, и заворачивала в подарочную бумагу, может, пару ботинок для школы (в каждом полно сластей и фруктов, чтобы смягчить удар), или же, например, несколько книг, которые, как она считала, пойдут мне на пользу. Вот – только что вспомнил: насчет ботинок, я помню, как она ласково улыбнулась и сказала мне: о господи, Джейми, – ты посмотри, что ты делаешь! Ты надел их не на те ноги! И, господи, как она засмеялась, когда я посмотрел на нее, искренне озадаченный, и зарыдал – потому что я не мог – я не мог надеть их не на те ноги, потому что смотри, мамочка, ты что, не видишь – других ног у меня нет! Отец, даже он, по-моему, почти улыбнулся. Ну ладно. Иногда большая игрушка – помню, однажды мне подарили крепость. Она мне ужасно понравилась. Отец дал понять (и был при этом очень суров), что крепость – подарок не только на это Рождество, но и на следующее, а также на мой день рождения, который между ними. И он сдержал свое слово. Но мне ужасно нравилась эта крепость с маленьким подъемным мостом на цепях. Солдатиков у меня не было, поэтому пришлось населить ее космонавтами. Позже я узнал, что крепость соорудил старый мистер Диммок, живший через дом от нас (думаю, по профессии он был модельщиком или вроде того, что бы это ни значило), и что отец пообещал ему взамен роскошный обед в местном пабе и столько выпивки, сколько в него влезет. Старый мистер Диммок смеясь доверительно сообщил мне, о-о – многие годы спустя (когда я разбирал вещи отца после последнего удара, который его доконал; мать умерла от сердечной недостаточности, вызванной, я уверен, стрессом, болью и этим тяжким трудом – уживаться с ним после его первого удара)… да, так вот, старый мистер Диммок положил руку мне на плечо и сказал: «Я все еще жду, знаешь ли, – все еще жду свой шикарный обед, не говоря о выпивке, которая в меня влезет!» Я устыдился и предложил ему денег – и тут же увидел, что он обиделся. Он сказал мне: «Господи, Джейми, – да я просто пошутил». Лучше бы я не предлагал ему денег. Бенни она, эта крепость, не понравилась; и Каролина потом ее кому-то отдала.

Ну ладно. На Рождество, одно из первых, что я помню, отец удивил и меня, и мать, выйдя из сумрака своего кабинета с чем-то шарообразным, в красивой обертке, размером с футбольный мяч. Он вручил это мне. Я поспешно разорвал обертку (на ней был остролист и малиновки), потом содрал слой газетной бумаги («Дейли Экспресс»). Скоро я понял, что никакого мяча там нет – и чем больше измятых газетных листов опадало (мои руки испачкались и покрылись пятнами типографской краски), тем менее вероятным казался хотя бы мяч для крикета. Я затаил дыхание – балансировал между смехом и страхом, толком не понимая, как мне себя вести. Сверток становился все меньше и меньше, пока наконец я не нащупал в его сердцевине что-то твердое, такое, что можно оттуда выдрать. Это оказался свисток. Тяжелый, хромированный полицейский свисток – который, как я думал, пришелся мне по вкусу (до сих пор не могу решить). Мать, похоже, вздохнула свободно, хотя и несколько неуверенно. «Надеюсь, – сказал отец, – тебе никогда не придется в него свистеть». Таким образом он заложил традицию. На следующее Рождество – когда я закончил восхищаться своими положенными «Старт-райтами»[87]87
  «Старт-райты» – фирменное название детской обуви производства одноименной компании.


[Закрыть] и приступил к мандаринам – отец триумфально преподнес свой завернутый подарок, похожий на мяч. Я порвал обертку в клочья. Теперь я знал, что там не может быть ничего большого, поэтому бобром прогрыз дорогу внутрь. На этот раз в середине не было ничего. Вообще ничего. Под обрывками газет зияла пустота. Мать посмотрела на отца, и я тоже. Это был урок, сказал он: никогда не ожидай ожидаемого. Я ничего не ответил. На следующий год мы с матерью глядели, конечно, очень мрачно, когда отец подарил мне бумажный шар. На этот раз я не ожидал ничего. И не ошибся. И каждый следующий раз, без исключения, шар оказывался пустым. И да, кричал он, мой отец, в полном восторге, – опять пустой: но кто знает, что принесет следующий год? Захватывающе, спрашивал он, не так ли?

Что ж. Это было тогда. Но посмотрите на нас сейчас: просто посмотрите на нас. Ничего этого больше нет. Время фокусов вышло.

– Народ уже спускается, Поли, – предупредил Бочка – глаза его метались с кастрюли на серебряный колпак, с гриля на сковороду, томившуюся на медленном огне. – Ты дело делать будешь или как?

– Я уже все сделал. Это ты хочешь присмотреть за своими как их там, кореш. Мы все надеемся на твою знаменитую обжираловку в Сочельник, а? Да? И чтоб без обломов.

Но Бочка (и, черти полосатые, – видели бы вы его, да, видели бы, нет, серьезно – я не шучу: да вы гляньте, как он выступает, ребята, – разрядился в шикарные белые поварские тряпки, да, – огромный высоченный колпак, словно фабричная труба…). Но Бочка (вы гляньте, что у него поперек левой сиськи написано – видите, что? Такими, типа, красными завитушками? «Бочка», написано там: «Шеф-повар». В точку, а? Это я для него сделал. В одном приличном местечке в Сохо: семь штук). Но Бочка (ладно – я к этому перехожу) – он взял и смылся в дальний конец этой чертовой кухни, так? Чё он там делает, пидарас? Ах да – это же Тычок? Это чё – Бочка щас ему по башке хорошенько вмажет за… о, чтоб мне провалиться, он только шлепает его по запястью, вы гляньте. Вот в такие минуты жалеешь, что у тебя нет видео как ее там. Для потомков и всякое такое.

– Эй! – возмутился Тычок – отдергивая руку и ею потряхивая – вы посмотрите на его лицо: здорово Тычок разозлился. – Бля, Бочка, чё у тебя за дела?

– Дела! – заорал в ответ Бочка. – У меня, блин, дела? О да – хороший выбор, да, Тычок? Кто бы говорил. Я выложил канапе красиво и правильно, так? И я не хочу, чтобы ты их лапал своими грязными волосатыми лапами, ясно? Ты пришел и одно сожрал, так? Ты, бля, пришел и сожрал!..

– Ну, не надо так психовать, сынок! – засмеялся Пол. – В смысле – извиняюсь, если не прав, но я всю жизнь считал, что канапе съедобны, а?

– Да, но я уложил их симметрично, – не отступал Бочка. – Подготовил, чтобы на стол волочь. А теперь придется перекладывать все, которые с креветками…

Тычок только удивленно мотал головой.

– Черт возьми… этот мужик – он прямо вылитая Делия.[88]88
  Делия Смит (р. 1941) – британская ведущая кулинарных передач, автор кулинарных книг.


[Закрыть]

– Да ну? – повернулся Бочка. – А сам-то, парень? Ты полировал пол и наглаживал скатерти, так? Тебе понравилось бы, если б я помял скатерти и набросал дерьма на пол?

– Ничуть, кореш, – коротко ответил Тычок.

– Ого! – загоготал Пол. – Теперь у нас тут две Делии.

– А ты, Пол! – заорал Бочка. – Ты, блин! Я тебя видел – как ты суетился со своими занавесками, и светом, и цветами, и всякими там гирляндами и все такое. Мы все хотим, чтобы вышло идеально, так? Так что не надо мне портить ебаные канапе, вот и все, о чем я прошу. И, черт побери, – гляньте, сколько, блин, времени. Мне тут, нахер, некогда с вами. Пошли вон – вон, оба. Идите и налейте людям выпить или еще чего. Займитесь делом. Мне надо соус карамелизовать, и еще кое за чем приглядеть.

– Лады, – согласился Пол. – Идет. Пошли, Тычок, – оставим крошку Делию одну, ага?

– Да, – засмеялся Тычок. А потом сунул два пальца в рот. – Во, Бочка, – хошь получить свое канапе взад?

– Да-да… – пробормотал в ответ Бочка (руки его порхали со стола на стол, а мысли были заняты тысячей разных вещей). – Обхохочешься, Бочка. Обхохочешься. А теперь шевелите поршнями, лады?

Пол и Тычок неторопливо направились прочь – и они изрядно похихикали, эти двое.

– Черт побери, – сказал Тычок, рывком распахнув дверь в столовую. – А он прав – точно народ спускается и вообще. Тедди уже здесь, смотри. Фрэнки и Джон-Джон. Где только Джон-Джон откопал этот костюм? Ты глянь на его пиджак, Пол.

Пол кивал.

– Симпатичный, – согласился он. – С Сэвил-роу[89]89
  Сэвил-роу – улица в Лондоне, где расположены ателье дорогих мужских портных.


[Закрыть] небось. В смысле – где в наши дни достанешь бархатное блескучее шмотье с позументами, кроме как на Сэвил-роу? Слышь, Тычок, – я тут в раздумьях насчет кресла Лукаса? Это сюрприз. Я одолжил здоровенную такую штуку, типа трон, у одного дизайнера из Пимлико. И еще один, поменьше, для Элис. Я так прикидываю, им чертовски понравится. Не уверен, снять покрывала сейчас или подождать, ну, пока пьеса не начнется. Ты чё скажешь? Привет – а вон и Джуди. Привет, крошка! Как дела? Нормально, а, Джуди, любовь моя?

– Кроны!.. – восхитился Тычок. – Во как. Слышь, Пол – Джон-Джонов бархатный пиджак, да? Он напомнил мне случай, когда мы с Бочкой выпивали в Уэст-Энде, в таком реально крутом месте, и все, типа, на нас таращились и всякое такое, потому как, небось, решили, что мы жуть как вульгарны. И там сидел этот парень, да? Ну правда глазел на нас вовсю, да, – и я подошел к нему и сказал: прикольный у тебя пиджак, парень, с искоркой. А он презрительно так лыбится, да? И говорит, ну да, оно и видно, сколько ты смыслишь, да? Это никакой не пиджак с искоркой, говорит он, – это смокинг. Да? говорю. Ну, скажу я тебе, сынок, – может, это и был смокинг, но теперь это в натуре, бля, пиджак с искоркой, я тебе говорю, потому что я его только что поджег! Видел бы ты его рожу! Как подскочит, как давай себя руками хлопать, и все тамошние пидорасы заверещали, и вообще. Зашибись было – чесслово.

– Привет, Пол, – улыбнулась Джуди. – Веселого Рождества. Веселого Рождества, Тычок.

– Здорово, Джуди, любовь моя. – Пол дважды ее поцеловал. – Да – у тебя замечательное как его там. Так что, гм, – Тычок? Погоди секундочку, Джуди, хорошо? Слышь, Тычок, – так что: ты его поджег, что ли?

– О да – самую капельку! Мы-то с Бочкой смылись – но как они визжали, ты бы слышал! Прям истерика. Мы с Бочкой чуть животики не надорвали. Да. Вот по таким вещам я скучаю…

– О чем это вы, парни, говорите? – лукаво поинтересовалась Джуди. – Нет – не рассказывайте. Кажется, мне совсем не хочется знать. Пойдемте. Шампанское. По-моему, все уже здесь. Займем свои места. Захватывающе, правда?..

И Пол широко улыбнулся.

– Ага, – сказал он. – Ага. Еще как.

– Смотрю, ты достал эти свои кресла, – произнесла Джуди. – Какие они, Пол? Они очень большие? Жду не дождусь. Смотри – я передним кладу подарок Лукаса, да? На этот как бы стул. Боже, надеюсь, Лукасу понравится. По-моему, он просто замечательный. Очень необычный. Ну ладно. Знаете, он может открыть его и сегодня. Или на утро оставить. О господи. Я не знаю, как я дотерплю, если он оставит его на утро…

– Не беспокойся, Джуди, любовь моя: ему понравится. Обещаю. Слушай – мне надо отойти и поговорить тут чуток, хорошо? Отличное, должен сказать, платье. Обожаю кружева.

Джуди зарделась от удовольствия.

– Правда? Тебе правда нравится? Тебе не кажется, что оно слишком?..

Пол покачал головой и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.

– Оно просто прекрасно… – сказал он.

Но глаза его сейчас так и бегали туда-сюда. Декорации хороши, можно особо не сомневаться. Я отремонтировал регулятор основного света вон там, смотрите, – но, думаю, не стоит зажигать все канделябры, прежде чем мы правильно, ну, усядемся и все такое. Вы их засекли? Канделябры? Барокко, весят добрую тонну, точно вам говорю. Они тоже от приятеля в Пимлико. Его прет от больших вещей. На киношниках куш срывает. Да. Ну ладно. Сцена готова. Джуди пристроила все костюмы на вешалках за сценой – по алфавиту, путаницы не будет. Повсюду расклеены афиши – Джейми трудился на прессе как проклятый. Итак. Пожалуй, пойду перекинусь парой слов с ребятишками, вот что я сделаю – с маленькими Бенни и Мэри-Энн, вон они стоят. Хорошо, что они здесь, скажу я вам, потому как не важно, что вы, типа, устроите на Рождество, это ни хрена не значит, да? Если в доме нет пары ребятишек. Но погодите-ка – а это еще что? О боже мой – это всего лишь Фрэнки? Идет прямо ко мне и уже расставила руки для объятий и вытянула губки для чмоки-чмоки поцелуев. Разряжена в пух и прах. И так приятно пахнет. Знаете – не так давно я б на эту клевую куколку повелся.

– Пол! – радостно заверещала Фрэнки – ее огромные глазищи светились, и вообще их как будто нарисовал какой-то профи-визажист. Хотя, по правде говоря, – хрен с ним, с гламуром, она такая молоденькая и возбужденная, наша Фрэнки, что лучше бы встала на четвереньки вместе с Бенни и Мэри-Энн, помогла бы им упихнуть подарки под елку. Да. Так вот, я немного смутился, да? Потому как дальше она мне вот что сказала: – Вот ты мне и скажешь, Пол, – да? Расскажи ему, Кимми, – расскажи, о чем мы говорили.

– Сиськи, – сообщила Кимми. – Мы говорили о сиськах. Звените, сиськи.

Пол не был уверен, что ему все это нравится. Хотя попытался удержать улыбку.

– Что, правда?.. – довольно холодно спросил он. – Пожалуй, пойду, перекинусь словечком с Бенни и Мэри-Энн, знаете…

– О нет, послушай, Пол, – да, кстати, веселого Рождества и так далее. Нет, ты послушай. Кимми собирается наделать грудных картин, да? Ну – она не, сам понимаешь, сама будет их делать, конечно, – но это значит, что разноцветные отпечатки моих грудей будут висеть во всяких там художественных галереях и так далее. Здорово, правда? Ладно. Слушай. Кимми попросила меня, да? Но я не думаю, что мои сиськи для этого достаточно большие. Вот в чем проблема. И я вот что хочу узнать, Пол… в смысле: ты ведь мужчина?

– Надеюсь, да, любовь моя, – подмигнул ей Пол. Нет… мне это не нравится. Ничего хорошего. Хочу пойти поговорить с Бенни и Мэри-Энн, сейчас.

– Ну… – лепетала Фрэнки. – Я что хочу узнать, ну ладно, – ты как смотришь на силиконовые имплантанты, Пол?

– Оооо, Фрэнки, – засмеялся Пол (держусь изо всех сил, держусь изо всех сил). – Да никак я на них не смотрю. Они ведь под кожей? А? Так что их совсем не видно.

– О боже, ты ужасен, – вспылила Фрэнки. – Я серьезно, Пол. Что ты думаешь?

– Ну… по-моему, ты спрашиваешь не того парня. В смысле – спроси лучше у Джона, да? Не будет ли он, ну – типа, против?

Фрэнки на пару секунд задумалась.

– О, думаю, не будет… – сказала она. А потом прижала руки к груди. – В конце концов, это же он заплатил за эти…

– Долли Партон,[90]90
  Долли Партон (р. 1946) – американская кантри-певица, актриса и обладательница роскошного силиконового бюста.


[Закрыть] – встряла Кимми. – Эта телка мне подойдет. Вот что, ребята, – вы щас умрете. Читали, что она построила, типа – тематический парк? Долли П.? В США? Так вот: говорят, она собирается начать «мировую экспансию», сечете? Типа – а мы этого не знали? Да – сладкая пусечка Долли и две ее «умные ракеты»: вот что мне нужно.

Пол начал бочком отходить: ему стало как-то неопределенно, если честно.

– О боже, ну если тебе так кажется, Кимми!.. – горестно воскликнула Фрэнки, – ну тогда я просто обязана их заполучить, да? Новые. Но, может, у меня не хватит времени. Долго их делают? Ты не в курсе, Пол? Нет – наверняка не в курсе. Первые мне сделали очень быстро, но они были совсем маленькие. Когда ты собираешься делать картины, Кимми? Эй, Пол – ты куда пошел?..

Скорее, крошка, куда я ушел. Сечешь? Потому как я уже практически слинял, лапуля: и мне хорошо, как в как его там, врубаетесь? Думаю, самое время принять солидную дозу праздника. А где ее раздобыть, а? Верно – в самую точку, ребята: у детишек. Это же к ним надо идти, да? Всегда. Так что я просто взял и пошел туда. Здорово, Майк, говорю я сейчас (потому что он мне машет, гляньте): все хорошо, сынок? Симпатичный черный костюм на нем – весьма элегантный: не слишком отличается от Армани на мне, если честно, – но спорю на миллион, что он снял его с какого-нибудь гробовщика, который помер еще в каменном веке. У Майка есть чертовски неплохие шмотки: а как по мне, то шмоток много не бывает. А теперь посмотрите на Уну, пока вы здесь. Такое лицо – широкие скулы и все остальное – чертовски хорошо с этим ее перманентом, алой помадой, крошечными висюльками в ушах и так далее; бровей почти нету, но, пожалуй, тут пинцет поработал, если я хоть что смыслю (они изогнуты: из-за этого у нее такой вид, будто ее удивляет все на свете). На ней розовато-лиловое с красным облегающее вроде как вечернее платье, на нем тысячи каких-то блестящих херовин пришиты – не блестки, нет: что же это? Небось, стеклянные бусинки просто. Ну ладно, я сейчас зажигаю канделябры, да? А стеклянные бусы и вполовину бы так ярко не сверкали. Может, это у нас тут взаправдашнее, как говорится, сияние Рождества.

– Ты чудесно сервировал столы, Пол, – сказала Уна, вцепившись в его рукав, когда он проходил мимо. – Просто великолепно. У меня теперь настоящее рождественское настроение. Оно всегда настигает меня в самую последнюю минуту.

– Балдежно выглядишь, детка, – улыбнулся Пол, поглаживая ее руку. – Я просто задумался. Так как, Майк, – что ты положил под елку для своей сердечной зазнобы, а? Цеппелин? Рыбий жир? Или, может, истребитель «Спитфайр»?

– Ну ты и нахал! – засмеялся Майк. – Я не должен тебе говорить. Подарки – это сюрприз. – Он погрузился в раздумья. – Хотя, Иисусе… – прошептал он. – Как бы я хотел иметь «Спитфайр»… до смерти хотел бы…

– Боже мой! – расхохотался Пол, взъерошивая Майку волосы. – Лучше ему не становится, не так ли, Уна, прелесть моя? Как ты с ним уживаешься, а?

– Дух Дюнкерка,[91]91
  Дух Дюнкерка – пробуждение национального духа и национальной гордости, появившееся несмотря на поражение английских войск под Дюнкерком в годы Второй мировой войны.


[Закрыть] – ухмыльнулась Уна. – Шей сама и починяй.[92]92
  «Шей сама и починяй» – лозунг времен Второй мировой войны, призывавший женщин экономить одежду и ткани.


[Закрыть] Закрой глаза и подумай об Англии.

– Чего это вы вдруг грубите? – широко раскрыв глаза, вопросил Майк.

– Мы шутим, приятель, – уверил его Пол. – Ты и сам знаешь. Послушайте, мне надо свалить и разобраться с остальными канделябрами, хорошо?

– Они прекрасны, – вздохнула Уна. – Просто прелестны.

– Высший сорт, да? Мне этот хрыч сказал – совсем как в Букингемском дворце. И еще, знаете, мне надо с детишками переговорить – и к тому же, по-моему, до начала, типа, игры, осталось совсем немного. Надеюсь, вы двое выучили свои роли – а то Тедди вас убьет. Старине Бочке просто не терпится, скажу вам по секрету.

– Угу, – сказала Уна. – Жду не дождусь. Помираю с голоду.

– Я тоже, – подтвердил Майк. – Попозже поговорим, Пол.

– Договорились, – согласился Пол, пальцами изобразив готовый к бою пистолет и наставив его на каждого из них по очереди.

Да-да, думал он тем временем: эти ребятишки, по-моему, вот-вот лопнут. Трещат со старым Джоном вон там, видите? Мордашки раскраснелись, как на рекламе «Бисто»[93]93
  «Бисто» – фирменное название кубиков для приготовления мясного соуса.


[Закрыть] (не удивлюсь, если Майк им про это раз тысячу говорил). Такое ведь часто бывает, правда? Что мелкие дружат со стариками. Это хорошо, на Рождество: все, типа, поколения и так далее весело болтают… Да – говорю вам: мне сейчас хорошо видна вся сцена, да, и я так прикидываю, что все готово для памятного Рождества, если хотите знать мое мнение. Так: надо поторопиться. Бочка несет свои первые штуки, гляньте, – и да, ему все аплодируют, как всегда, глупому старому сукину сыну. А Элис, она, небось, придет с минуты на минуту – и все мы знаем, что это означает: что будет дальше. (Черт: на меня трясучка напала. В смысле – я знаю, что я знаю свои слова, разве нет? Ничего не боюсь. Я повторял и повторял их с Джейми и Джуди черт знает сколько раз – но вот сейчас я, типа, вряд ли вспомню хоть одно словечко. Это все нервы: нервишки шалят, знаете.)

– Здорово, Джон-Джон, старина. Эти два злодея тебе надоели, а?

– Ха! – засмеялся Джон. – Совсем наоборот, Пол, мой драгоценный друг. Они возвращают мне молодость – разве не так, Мэри-Энн? Что скажешь, Бенни?

Вместо ответа оба радостно фыркнули.

Он клевый мужик, этот Джон-Джон. Хотя знаете что: тут мы сваляли дурака. Наденьте на него старый красный купальный костюм – прицепите большую белую бороду, и я вам говорю: лучше Санты нигде не сыщете. Ух ты: здесь и правда здорово. Просто оглянитесь. Валяйте. Что вы видите? Я скажу вам, что вы видите, ребята, – вы видите целую комнату ужасно счастливых людей – все трещат напропалую и торопят приход Рождества. Ну. Я сказал «все»… Конечно, есть еще Гитлеры… торчат себе в своем углу, гляньте, как, блин, обычно. Пялятся на стол, как будто на нем что-то написано. Они такие странные оба, знаете. Когда в первый раз их видишь, думаешь: о боже мой, нет – эти двое, они же нам все нахер испортят. Но через некоторое время перестаешь их замечать. Они вроде как тени на стене – ничьи, типа, – тени того, что было, как-то так. Не могу объяснить. Да, но: на этот раз я же их заметил, так? Хотя хрен с ними, вот что я скажу. Лучше-ка вернемся к нашим ребятам, а? Посмеемся чуток.

– У нас тут фальстарт приключился, да, детки? – улыбнулся Джон. – Они хотели знать, Пол, какими были шестидесятые – хотели? А?

– А он подумал!.. – перебила Мэри-Энн, одной рукой указывая на Джона, а другой зажимая нос.

– Я подумал… – хихикнул Джон. – Ну – я сказал им, гм, – шестидесятые, да? Ну, сначала приходится немного притормозить. Коленки поскрипывают…

– Но мы-то имели в виду!.. – засмеялся Бенни.

– Да-да, – согласился Джон. – Они имели в виду не мои шестидесятые, боже правый, нет, – но шестидесятые годы, понимаешь? «Битлз» и так далее. Сам я больше любил Пресли, должен признать: он ближе моему поколению. А потом я заговорил… а о чем же я потом заговорил, Мэри-Энн?..

– Ты заговорил о Санта-Клаусе, – заявила Мэри-Энн. А потом распахнула блестящие и настойчивые глаза и сфокусировала их сияние целиком на Поле. – Ух ты, это все так волнующе, правда, Пол? Жду не дождусь. Просто не могу дождаться!..

Пол ухмыльнулся ей:

– Тебе не придется ждать, принцесса. Осталось совсем недолго, милая.

– Ах да, – вспомнил Джон. – О Санте – вот о чем. Я сказал, мол, я надеюсь, они оба верят в Санту, так?

– Я ответил, что не верю… – тихо и весьма пристыженно сознался Бенни.

– Но я ему сказала, что он должен, – заявила Мэри-Энн. – Есть вещи, в которые просто необходимо верить, Бенни, и Санта-Клаус – одна из них. Он почти наверху списка. – А потом она погрузилась в задумчивость: – Вообще-то список не слишком длинный…

Пол не спросил, кто или что находится в самом верху списка; Джон тоже. Даже Бенни, видимо, принял ее слова на веру.

– Хотя забавно, знаете ли, – размышлял Джон. – Насчет шестидесятых. Если честно, я их не догнал, пока не настали семидесятые и я не стал слишком стар, чтобы хоть что-то догонять. Ну – по крайней мере, что-то модное. Знаешь, Пол – из-за этой весьма слабенькой песенки… боже, я вот сейчас думаю – может, это были даже восьмидесятые. Нет, я же говорю – из-за довольно унылой песенки я это сделал – отправился в Сан-Франциско. И, признаюсь, со стыдом, я, ну – вдел цветы. В волосы.[94]94
  Имеется в виду хит «Сан-Франциско (Не забудь вдеть в волосы цветы)», исполненный американским певцом Скоттом Маккензи в 1967 г.


[Закрыть] Которые редели уже тогда. Ужас.

– Да? – засмеялся Пол. – И что, ты забалдел, Джон-Джон? Словил кайф, старый ты мошенник?

– Забалдел?.. О нет. Никогда в жизни не чувствовал себя таким дураком. Все на меня просто таращились: кошмар, до чего неловко.

– Что за парень! – восхитился Пол. – Слушайте – мне надо отойти на пару слов с Джейми: проверить, точно ли я помню слова и все такое. Я так прикидываю, Элис вот-вот придет. Так что попозже, хорошо, ребята? Взорвем хлопушку.

Пока Пол приближался, Джейми приветственно махал ему салфеткой. На самом деле он, Джейми, наблюдал за ним уже некоторое время – сознавая, что испытывает собственническую (и совершенно не оправданную) гордость: он такой обходительный, наш Пол, знаете ли. Как он скользит от одного человека к другому, всегда, похоже, говоря именно то, что нужно и именно столько, сколько нужно, а затем свободно отправляется дальше, оставляя за собой тепло касания к плечу и улыбки на лицах. Я – ну, я не вполне соответствую этому стандарту – нет, еще нет. Но знаете, мне кажется, что я на правильном пути. Цель уже видна. Потому что мне кажется, что тот поэт, не помню, кто это был, – тот, который распинался, что человек, мол, не остров – знаете такого? Наверняка знаете.[95]95
  Имеется в виду цитата из «Медитации XVII» английского поэта Джона Донна (1572–1631): «Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе; каждый человек есть часть Материка, часть Суши…»


[Закрыть] Должно быть, метафизик какой-нибудь; видите ли, по правде сказать, я очень давно не читал стихов. Может, снова начну. Раньше мне нравилось – я всегда считал, что они намного лучше романов: правдивее, что ли. Успокаивали меня. И волновали тоже. В общем, делали все, что положено делать стихам. Где-то они лежат, все мои «Фейберы» и «Пингвины»[96]96
  Имеются в виду книги британских издательств «Фейбер энд Фейбер» (осн. 1929) и «Пингвин Букс» (осн. 1936). Романы самого Джозефа Коннолли неизменно издаются в «Фейбер энд Фейбер».


[Закрыть] в мягких обложках. В одной из коробок. Надо бы откопать. Ладно – я что хочу сказать: он был совершенно прав, этот поэт, если вдуматься. Разве нет? Удивительно, правда? Потому что если говорить, к примеру, обо мне, то я действительно, ну – не состою из, нет, но люди, которые окружают меня, явно меня определяют. Моя жена, совершенно очевидно, – сидящая рядом со мной в очень красивом колпаке (из золотой и голографической бумаги; Кимми велела кому-то из своих сделать нам всем по такому). Похоже, ей правда нравится быть со мной. Теперь. Что весьма поразительно. Ей хорошо здесь. Конечно, в основном из-за Бенни. Она видит, как ему полюбилось это место. Слава богу. И, конечно, все мои друзья – Джуди, Пол… да все, правда. И постоянно витающие над нами и среди нас искусная поддержка и присутствие Лукаса. Хозяина бала. Все это вселяет уверенность, знаете ли, – и поддерживает ее. По-моему, Донн: тот парень с островом. Ладно – я не дотягиваю до стандарта Пола (а он уже здесь и улыбается своей фирменной улыбкой), но мне правда кажется, что осталось совсем чуть-чуть. Ах да: и пока я в этом праздничном, и веселом, и… да, думаю, весьма самодовольном настроении (что ж – мне есть с чем себя поздравить, разве нет?), можно быстренько ввести вас в курс дела насчет сигарет, да? Последнюю я выкурил – на крыше, когда Элис возилась с крысами и кляла сов, – шестнадцать дней назад. Шестнадцать дней. Господь всемогущий.

– Нормалек, да, Джейми? Привет, Каролина. У тебя все хорошо, милая? Нам всем радостно и весело, да?

– Если выпью еще шампанского – точно будет, – засмеялась Каролина. – И я не хочу больше никаких маслин, и канапе, и всего остального, потому что они здорово насыщают, знаешь ли, а я хочу приберечь место для того особенного, что нам приготовит Бочка. Я помираю с голоду, правда, Пол. Скоро там Элис? Есть хочется…

– Я как раздумал… – задумчиво произнес Джейми.

– Ага, – согласился Пол. – Я прикидываю, она чутка выбилась из расписания. Ну – это же Рождество? Имеет полное право. Я зачем вообще подошел, Джейми, – я забеспокоился из-за своих слов, но уже все вспомнил. Определенно нервы шалят.

– У тебя! – ахнул Джейми. – Нервы? Я не верю. Должен сказать, Пол, – ты сделал совершенно чудесные декорации. Правда, Каролина? Просто чудесные. Вы только посмотрите на них.

И они посмотрели, все трое – Джейми, Пол и Каролина. Они окинули взором расстилавшуюся перед ними картину – свечи мерцают на серебре, блестящие хлопушки, колпаки и очень эффектные цветы и фрукты. Необыкновенные гирлянды. И главное, самое главное – сияние беззаботности и удовольствия на лицах. Тедди говорил Дороти (как раз расслышал конец фразы), что если Бочка не вынесет еду в самом ближайшем времени, придется открыть еще дюжину бутылок, судя по скорости, с которой опустошаются эти. А затем сам Бочка выглянул из-за двери, и в его глазах пряталась тревога – ни с чем не перепутаешь.

– Может, я… – сказал Джейми. – Как по-вашему, мне, может, ну, знаете, гм… пойти и проверить, все ли в порядке, вроде того? В смысле, с Элис?..

– Ну… – замялся Пол. – Они ведь знают порядок? А? Элис и Лукас. Они сами его придумали. Соблюдали каждый вечер. Может, потому что сейчас, типа, Рождество, они вроде как напряжение нагнетают? Кстати – я понимаю, к чему ты клонишь. Уже сильно поздно, да?

Джейми кивнул.

– Так что вы думаете? В смысле, я не хочу показаться, знаете, – грубым или вроде того…

– Ну, вот что я тебе скажу, Джейми, – иди-ка ты, посмотри, что там творится, а я попрошу Тедди, пусть прочитает нам что-нибудь рождественское, или гимн споет, или еще что. Чтобы народ о жратве не думал. Наверняка ты встретишь их по пути. Можешь сказать, что просто в сортир направлялся.

– Мм, – задумался Джейми. – Может быть. Ты не против, Каролина?

– Ну, если хочешь, Джейми. Но я уверена, они вот-вот придут. Они же знают, что делают, правда?

– Наверное, ты права. Но все-таки – хуже не будет, правда? Проверю, и все.

Джейми отодвинул стул и быстро выскользнул из-за стола.

Странно это, думал он, шагая в тишине по бесконечному коридору. Никогда не бродил в это время, по понятным причинам – все мы сидели внизу и ужинали, так? И, боже, – теперь, когда шум в столовой растаял в пустоте, тишина, знаете, она теперь абсолютная. А лифт – лифт грохочет так, что рискуешь оглохнуть. Наверное, он всегда так делает; просто я никогда не замечал.

Что ж, вот и этаж Лукаса, но по-прежнему никого. Я только очень тихо подойду к двери, потому что не хочу ничего прерывать. Знаете – если они разговаривают или… или. На самом деле дверь слегка приоткрыта, я только что заметил, – как будто я собираюсь зайти прямо к ним, а это будет несколько странно. Нет – хуже, чем странно: неловко. Может, мне вернуться. Вернуться? Не знаю. Ох боже мой – я уже просто не знаю. Что делать. Правда. Ну, слушайте, – теперь, раз я здесь, я вполне могу – глянуть одним глазком, так сказать. Как по-вашему? Вот и хорошо. Ладно: так и сделаю.