Текст книги "Отпечатки"

Автор книги: Джозеф Коннолли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Джейми растерялся. Ему казалось, что он наблюдает излияние – выслушивает монолог, – но ни капли ни в чем вообще не участвует.

– Прости, Джуди, – а что именно – при чем, гм, – при чем тут Уна?

– Гм? А, Тедди и Уна, между ними кое-что было давным-давно. Не здесь, конечно, – о нет, не здесь. До того. Она была не единственной. Когда он пил, у него таких было много. И мальчиков тоже, кстати: не редкость при его-то профессии. Вот еще кое-что, к чему мне, видимо, придется привыкать. О господи. Не знаю, смогу ли. Все заново…

Джуди впала в глубокую печаль и задумчивость – но тут же очнулась, будто внезапно вспомнила, что хотела рассказать что-то ужасно забавное.

– Ах да, Джейми, – и вот еще: он, Тедди, наконец-то решил переменить фамилию. Ну, точнее – подсократить. Он сказал мне – если ты искренне, если ты правда веришь, Джуди, что однажды увидишь мою фамилию на афишах, – ну, она просто обязана быть получше, чем Лиллихлам, так? Я же говорю, у него бзик… Ладно. Отныне, говорит, он станет Тедди Лилли. Или даже Тедом. Тед Лилли. Он еще не решил…

А затем она расплакалась – так бурно и быстро, что Джейми просто не мог это предвидеть. Он успел лишь отвести в сторону горящий конец сигареты, прежде чем она обрушилась на него, и теперь с удивлением ощущал, как грудь его мощно содрогается в унисон с тяжелыми и глубокими всхлипами Джуди.

– И… – умудрилась выдавить она через некоторое время, по-прежнему зарывшись лицом Джейми в плечо. – У меня опухоль. В груди. Тедди говорит, что я придумываю, но я не придумываю. – Она подняла на него влажные и покрасневшие, опухшие, но все еще напряженные светло-голубые глаза. – Хочешь… потрогать ее, Джейми?.. Мою опухоль? Хочешь ее потрогать, Джейми?

Джейми не двинулся с места. Он продолжал гладить ее туда-сюда по спине и издавать, вероятно, утешительные звуки. Он по-прежнему смотрел на дальнюю часть стены: внимательно разглядывал точку, в которой, смотрите, луч света пересекал подоконник.

– Нет… – вздохнула Джуди. – Не хочешь. Тедди тоже не хочет. Что ж.

Она отстранилась, провела ладонями по дряблому, бледному и мокрому лицу, хлюпая носом и сглатывая.

– Единственная причина, на самом деле… почему я работаю в «Самаритянах». Иногда это… единственный известный мне способ… связаться. Конечно, я прекрасно понимаю, почему они мне звонят, эти мужчины. Спрашивают меня – ну, знаешь, лично меня. Почему Тедди это не нравится. Они говорят о сексе – о своих, знаешь ли, так называемых сексуальных проблемах… не удивлюсь, если это все вранье. А потом ждут, чтобы я им ответила.

Джуди теперь – к немалому ужасу Джейми – казалась почти такой, как всегда: компетентной Джуди – Джуди, которая владеет ситуацией. Прежней Джуди: прежней Джуди, Джуди, в которой я нуждался.

– Хочешь еще этого прекрасного вина, Джейми? Жалко оставлять. Тедди, я не сомневаюсь, сидит сейчас на задах кухни и приканчивает, должно быть, вторую, а то и третью, по моим расчетам, бутылку шардоннэ. Если, конечно, не нашел бренди. Так что… он не оценит «Латур» по достоинству. Давай, Джейми, – пожалуйста. Налей. Налей, нам обоим.

Джейми сделал, как ему было велено. Пригубил свое вино – протянул Джуди ее бокал.

– Они дрочат, – сухо продолжила она. – Конечно, дрочат. Для этого и звонят. Эти мужчины. Намного дешевле, чем секс по телефону. Намного. Но суть в том, Джейми… – И она вновь уставилась на него этим всепоглощающим взглядом, без которого Джейми, если честно, прекрасно мог обойтись. – Суть в том, видишь ли… что я тоже это делаю. Да. Мне это необходимо. Говорю же, это единственный известный мне способ… связаться. Видишь ли.

Джейми уставился на свои руки. Хотелось закурить: почему-то казалось, что сейчас не время. Джуди вздохнула.

– Думаю, – сказала она, – ты хочешь уйти. Поверь, я ничуть тебя не виню.

Джейми ухмыльнулся ей прямо в лицо; ему было страшно неловко. Затем поставил бокал, внезапно вскочил и на негнущихся ногах направился к двери. Джуди догнала его и коснулась рукой.

– Я знаю, Джейми, что у всех нас есть свои… сомнения и секреты. Просто они так долго хранились, а сейчас… выплывают на свет. Они всегда были, разумеется, – просто сейчас мы снова их видим. И, может, нам это не нравится. Как твой брак, Джейми, да? Не расстраивайся из-за него. Я хочу сказать, я ни секунды не думаю, будто он тебя расстраивает. Жить с женщиной… может не всякий мужчина. На самом деле вопрос в том, чем тебе придется пожертвовать, чтобы справиться. Меня больше всего беспокоит, конечно, – вполне могу тебе рассказать, все остальное ведь уже рассказала. Уйти отсюда. Не в смысле, понимаешь, навсегда, нет, не в этом смысле… хотя и это само по себе высасывает из меня силы. Нет… я о том, чтобы сделать хоть шаг наружу. Хотя бы до реки. Потому что я не знаю, в курсе ли ты, Джейми, заметил ли ты – а с какой стати замечать, – но с тех пор как мы сюда переехали, с тех пор как мы с Тедди впервые очутились здесь, не считая «Самаритян» – а Джон, он отвозил меня прямиком к ним, а потом прямиком обратно, – я никогда – никогда, ни на миг – отсюда не выходила. Я просто больше не знаю, каков внешний мир.

Джейми смотрел в пол. Хотел было коснуться ее плеча, но не собрался.

– И… – заключила Джуди. – Мне страшно… страшно, Джейми. Очень. Но. Все это, наверное, из-за того, что я знаю, чем мне придется пожертвовать, чтобы справиться…

Это запах утра, заключил Джейми: это запах утра, а не яркость его, напоминает мне. Мм – резкий аромат новизны и возбуждения в солнечных бликах и искрящихся отражениях. Но как он неуместен сейчас: совершенно неуместен, о да, совершенно. Ибо в то утро, которое я вспоминаю, в день, когда я впервые приехал сюда, я лихорадочно думал совсем о другом: я предвкушал в некотором роде будущее – может быть, даже ничтожный шанс на стабильность. Но то, как я выгружал свои жалкие и немногие, быстро побросанные в сумку пожитки из багажника этого кошмарного таксиста (разглагольствующий идиот, несмотря на всю свою болтовню, понятия не имел, куда меня везти) – это ведь совсем другое, нежели вид крепких и неулыбчивых профессиональных грузчиков, которые перетаскивают настоящие горы барахла в гигантский, похожий на пещеру фургон. Они экономят силы, эти решительные и коренастые мужчины – никаких лишних движений, аккуратно и точно приседают и поднимают груз. Они с легкостью несут вещи, при одной мысли о весе которых у меня дрожат коленки. Как тот филенчатый шкаф с резным узорчатым навершием, смотрите, – Кимми только что сказала мне, что он битком набит банками краски и стопками трехгранных коробок, кажется, она выразилась именно так, которые когда-то должны были стать основой некой инсталляции – в общем, очередная куча дерьма, беззаботно заключила Кимми, – но барахла так много, что проще перевезти все вместе, чем тратить время и нервы на то, чтобы тщательно разобрать и выкинуть ненужное.

– Как ты, Кимми? – осмелился Джейми (она наблюдала за грузчиками, бранила их – и, похоже, наслаждалась этим). – Ты ведь наконец это делаешь. Уезжаешь.

– Послушай, Джейми, о'кей? Все, типа, говорят, что хотят уехать, но так здесь и болтаются. Не в моем стиле, детка. Надо валить – значит, надо, понял? Эй! Эй, ты, в идиотской кепке! Да, ты, – я с тобой говорю. Поосторожнее там, о'кей? Эти крошки – искусство.

Да, думал Джейми: она права. Большинство из нас в основном праздно слоняется – неразумно надеясь, что очень скоро (быть может, завтра?) все внезапно неким чудесным образом вернется на круги своя: все станет по-прежнему.

– И все же. Ты очень решительна. Чем-нибудь, гм, – могу я тебе помочь? А? Чем-нибудь?

– Можешь оттащить свой зад наверх и посмотреть, как у них там дела – у До и Мэри-Энн. Они здорово переживают. Но я должна приглядеть за этими парнями, ага? Я – я могу жить где угодно. Сюда я переехала только из-за До. Ты в курсе? Да наверняка. Она так рвалась переехать сюда с Мэри-Энн и придурком, которого называла своим мужем, – все эдак уютненько. Но потом придурок передумал, а я просто запрыгнула на ходу. К тому же я люблю ее. Она, возможно, не знает…

Джейми уставился на нее:

– Ты хочешь сказать?..

– Да. Да. Конечно, хочу. Я без ума от нее. Но я не – давила на нее, ничего такого, знаешь. Я подумала, если она захочет изучить свою сек-сальность, то, может, ну, знаешь: поймет. Однажды. Послушай – кто знает? Может, когда-нибудь мы выберемся из этого мрачного места, если все пойдет хорошо. Эй, ты! Не ты, мистер, – а ты! Сигарету погаси, ясно? Там холсты! Это искусство, золотко!

Это напомнило Джейми, что пальцы его уже тлеют. Он уронил окурок на землю и крепко растер носком ботинка, а сам тем временем рылся в карманах в поисках следующей.

– Мы собираемся переехать в, как его – Челси?[99]99
  Челси – фешенебельный район в западной части Лондона; известен как район художников.


[Закрыть] – вернулась к разговору Кимми. – Ты бывал в Челси, Джейми? Там прикольно. Адрес я оставила Элис. Заходи, если хочешь.

Джейми кивнул.

– Может быть, – сказал он.

– Я думаю… знаешь, что я думаю, Джейми? Мы с До прекрасно можем воспитать маленькую Мэри-Энн, как по-твоему? Я могу, ну – обеспечить нас? Кому нужен небритый тупица с членом? Надо просто верить в то, что у тебя есть. А До, когда-нибудь она пустит в свою жизнь Псы Дрожжи, и кто знает, что дальше будет? Джейми – сходи, посмотри, чего они там валандаются? Хорошо? А я буду пинать этих ослов.

Джейми улыбнулся и наклонился легонько ее поцеловать.

– Увидимся, Кимми, – сказал он, хотя думал, что вряд ли, да, вряд ли он когда-нибудь снова ее увидит. (Эрн, его звали, этого гребаного таксиста – он уже двадцать два года в этом деле, исполнилось на Рождество; теперь, значит, будет двадцать три.)

Какой удар – видеть это место пустым, как сейчас (опять напомнило, как я впервые сюда пришел). В смысле, эти комнаты – ну да, мы знаем, что они огромны, конечно, – но когда все вещи и мебель внезапно исчезают… И я даже не замечал никогда, что у Кимми и Дороти так много вещей (да вы только посмотрите на этот фургон: он размером с дом и уже набит почти под завязку). Есть здесь кто-нибудь?.. Ах да – Дороти сидит на гнутом стуле в самом конце под высоким окном и лениво перебирает пальцами густые, рыжевато-коричневые, распущенные волосы Мэри-Энн (а та скорчилась рядом и, похоже, ничто на всем белом свете не интересует ее больше, чем пустая стена).

Джейми направился к ним, проклиная стук каблуков по бескрайнему, безграничному полу.

– Ну, с вами обеими… – тихо сказал он, приблизившись. – С вами все хорошо? Вы готовы, гм?.. Кимми, ну… Да, вы не против, если я?.. – Он быстро зажег сигарету и глубоко затянулся. – Что ж… – сказал он. – Что ж. – Он даже подумывал было хихикнуть, но вскоре, слава богу, оставил эту идею.

– Бенни понравились его подарки?

Джейми на миг застыл. Приятный и холодный солнечный свет свободно струился сквозь множество окон, и когда Джейми вновь упрямо побрел к ним, их лица (по-прежнему такие далекие) упорно расплывались перед его глазами, а потом его на миг ослепила яркая вспышка света – и тут же померкла. И голос Мэри-Энн был тонким и слабым – слова ее, едва вылетев изо рта, целиком растворялись в громадной и гулкой громадной пустоте вокруг.

Но он так и не ответил, потому что, по правде говоря, не знал, что сказать (продолжал сосать сигарету: Иисусе, они поистине божий дар во многих отношениях). Он раза два, быть может, говорил по телефону с Бенни (с тех пор). Его мать говорила мало и быстро передавала трубку сыну (вот, Бенни, вот: поговори с папочкой). Но подарки… о них как-то речи не заходило. Я совершенно забыл, что именно подарил ему, вообще забыл, что это было – а он ничего не сказал ни об одном из них. Да и ни о чем другом, вообще-то; просто бормотал «Привет, па» и предоставлял мне самому выкручиваться. Она решила, заявила Каролина, что им лучше остаться у ее матери, пока, как она выразилась, Джейми не сочтет нужным пошевелить задницей и хоть что-нибудь сделать. Короче говоря, вела себя совсем как прежняя Каролина (недолговечные яркие ленты, струившиеся с воздвигнутого ею самой копья, теперь не просто поистрепались или выцвели, но исчезли, исчезли совсем: были сорваны и унеслись в ад). Она, конечно, слышала о завещании Лукаса; какая-то птичка напела.

– Они ему понравились, – заявил Джейми, который наконец дошел до этих двоих (и теперь стало не так тревожно, если хотите знать). – Он передавал тебе огромный привет и множество поцелуев, Мэри-Энн. Да, вот именно.

Она продолжала смотреть на стену.

– Но, – довольно чопорно уточнила Мэри-Энн, – я думаю, не такими словами.

Джейми глянул на Дороти в надежде, быть может, на поддержку: тщетно.

– Я бы хотела еще раз с ним поговорить, – продолжала Мэри-Энн довольно мечтательно. – Он хороший. Хотя вряд ли я его опять увижу когда-нибудь.

– О, ерунда, – возмутился Джейми. – Конечно, увидишь, Мэри-Энн. Вы будете лучшими друзьями, вы двое…

Мэри-Энн уверенно покачала головой. Но на него не смотрела: продолжала задумчиво разглядывать тот же пустой кусок стены.

– Нет. Так не бывает. Когда люди уходят, они просто уходят, знаешь. Я это видела. Я ему говорила, чтобы он верил во всякие вещи, да. Но только в те вещи, которые здесь. Когда они уходят, они больше ничего не значат. Это как будто они умерли, вроде того. Все хорошее теперь умерло.

По правде говоря, Джейми совершенно не хотел все это выслушивать, и ему немало полегчало, когда Мэри-Энн поднялась с пола и сказала матери, что если она, Мэри-Энн, понадобится, она будет внизу с Кимми. Она так и не посмотрела на Джейми, лишь повернулась, пробежала по гулкой комнате, с трудом открыла и захлопнула за собой дверь. В некотором роде оно и к лучшему, думал Джейми. Не считая того, что теперь придется иметь дело с Дороти. Ну ладно:

– Итак, Дороти… вот, гм – вроде и все, да? Как ты, гм?.. Я, наверное, ничем не могу?..

Она повернулась к нему:

– Как по-твоему, это правда, Джейми? Это правда?

– Ну… что именно, Дороти? Что – правда?

– То, что сказала Мэри-Энн. Что когда люди уходят, они умирают.

– Нет! Нет-нет-нет-нет-нет. Нет, Дороти, нет. Вовсе нет.

Ну да-а-а-а, наверное, да. В смысле – не буквально, может, но в общем и, знаете, как его? Целом, да, они умирают. Да.

– Хотя, знаешь, это забавно, – продолжала Дороти. – Когда Лукас был… ну – сам знаешь. Когда он был – здесь. Я его почти не видела. В смысле – за ужином, да, конечно, как и все мы. Но в другое время, ну – целые дни проходили и… Но теперь я просто знаю, что его здесь вообще нет… ну, знаешь: ушел. И почему-то в этом нет больше смысла. Нет смысла оставаться здесь, никому. Наверное, мы поэтому и уезжаем. Возможно, это лучше всего. По крайней мере, Кимми так считает. Если бы мне пришлось решать, ну… я думаю, я ничего бы не делала. Что, собственно и происходит. Ничего. Совсем ничего. Совершенно бесполезна. Знаешь, я здесь единственная, кто ни разу ничего не положил на место. Пассажирка. Вот кто я такая. Это Кимми: это она все делает. Все, что нужно. Как странно уезжать… хотя, конечно, на самом деле я вообще не должна была жить здесь.

– Ты ей очень – нравишься, – пробормотал Джейми (я хочу уйти, немедленно: хочу уйти). – В смысле, Кимми…

– О, это мягко сказано, – внезапно оживившись, запротестовала Дороти. Она встала и положила руку на спинку гнутого стула. – Наверное, надо бы отнести это вниз… это последнее, что осталось…

– Я возьму, – немедленно отозвался Джейми. – Дай мне, Дороти. Я отнесу.

– Она любит меня, вот в чем дело, – очень серьезно произнесла Дороти – широко раскрыв глаза, глядя прямо в непуганое лицо Джейми. – Я вечно вынуждена притворяться, будто я не знаю, насколько это глубоко… потому что как бы я перед ней ни преклонялась, я не готова к чему-то, знаешь: большему. Меня это просто не интересует. Хотя многих людей интересует, да, Джейми? Такое.

Джейми прикурил сигарету. Последний окурок пришлось, страдая, затушить двумя пальцами и спрятать в карман: не хотел бросать на пол.

– Разве? – спросил он.

– Мне так кажется. Джейми – рассказать тебе одну маленькую историю? Возможно, тебе понравится.

– Кимми, гм, – будет ждать, нет? И Мэри-Энн?..

– Это быстро. Слушай. Однажды… много, много лет назад, как мне теперь кажется, хотя на самом деле совсем не так уж давно. Мой самый лучший друг усадил меня и сказал: послушай, послушай, Дороти, – выслушай меня, хорошо? Да, сказала я: что? Говори – я слушаю: ты мой самый лучший друг. Ты можешь рассказать мне все, что угодно. И наконец я это услышала – наконец, потому, что мне еще пришлось его уговаривать. Оказалось, прошлой ночью, когда я спала, моего самого лучшего друга изнасиловали. Я была в шоке. Ты должен заявить об этом, сказала я: я пойду с тобой в полицию. Но нет: он не хотел. Но почему нет? спрашивала я. Ты должен. Почему нет? И он ответил мне: потому что… я никогда не забуду его слова… потому что мне понравилось: очень, очень понравилось. Я смотрела на него во все глаза. Тебе понравилось? Но как?!.. В смысле, как ты мог?!.. А потом… я поняла. Пришлось. Быть может, просто настало время поумнеть. И я сказала: ну ладно тогда, Энтони… если тебе так понравилось… понравилось это… думаю, это значит, что между нами все кончено. И, разумеется, так и было. Понимаешь ли, Джейми, – Энтони, мой муж, любил ходить по всяким странным кабакам и клубам. Не знаю, должна ли я была об этом знать. Наверное, да. Он повсюду разбрасывал спичечные коробки. Ну ладно. Кстати, там он и встретил Лукаса – в одном из таких мест. И Джона. Ну, Джон – он хозяин их всех, знаешь. «Рагу», «Голубой ангел» – у него их дюжины. Я думаю, оттуда и деньги. Они были близкими друзьями, знаешь ли. Энтони… и Джон, да… они собирались переехать сюда, просто чтобы быть ближе к Лукасу. А мы с Мэри-Энн были просто багажом. Вот я о чем говорила – ну, что вообще не должна была жить здесь. А потом… вскоре Джон встретил Фрэнки – которая, видимо, оказалась воплощением его мечты. Думаю, это легко понять. Если, знаешь, – так думать. Это Лукас их познакомил. Ты знаешь о Фрэнки? Да: думаю, да. И Энтони, ну… мы быстро переехали сюда втроем, а потом он встретил… кого-то еще. И бросил меня. Бросил меня и Мэри-Энн и свил гнездо с, о господи: Нельсоном. Представляешь? Лукас так расстроился, когда он уехал. Думаю, был разговор, чтобы выгнать нас с Мэри-Энн и поселить этого Нельсона на наше место… но ничего из этого не вышло. А я, что уж тут говорить, Джейми, – я была на волосок от психушки. Если бы не Кимми… Но, понимаешь, я знаю, почему она прилепилась ко мне, ох, так – крепко. Я знала это тогда и знаю сейчас. Но – я просто не могу стать такой, какой ей нужно. Понимаешь? Я пыталась: просто не могу.

Дороти подняла голову, а Джейми продолжал разглядывать пол. Она вздохнула и подумала, что стоит попытаться проявить мужество.

– Самое забавное… – продолжала она – весьма неубедительно, однако изо всех сил постаравшись изобразить легкомыслие и быстро сломавшись, – самое глупое во всем этом то, что столько времени прошло, а я все еще люблю его, Энтони, – а он, он любит Нельсона. И Лукаса – я и его люблю, странно, да? Как все мы любили. А теперь он на небесах.

Дороти целеустремленно направилась к выходу, а Джейми засеменил за ней по пятам, держа гнутый стул тремя пальцами и вращая его туда и сюда.

– Ой, Джейми! – вскрикнула она. – Мой жакет не у тебя? Я должна закрыть руки. Не выношу их. Их вида. Странно, правда? Мне твердят, что они ничуть не хуже, чем у других людей, но все же… Наверное, у многих из нас есть части тела, которые нас смущают. О боже, да я просто схожу с ума! Вот же он. Все это время я держала его в руках!..

У двери она обернулась и огляделась.

– Итак, – подвела итог она. – Последний взгляд… Знаешь, это больше не похоже на место, где я жила. Ну, знаешь: на дом. Когда все вещи вынесли, и вообще. Теперь здесь просто – пусто. Ничего не осталось. Пойдем, Джейми?

Джейми закурил сигарету, подхватил стул и последовал за Дороти.

Он щурился на них, как он надеялся, вежливо – на этого мужчину, на эту женщину, – пока они брели по широкому коридору – и она, эта женщина, часто отлеплялась от него, этого мужчины, восхищаясь деталями – окнами, балками, светом, пространством и так далее, – в точности как все они. По правде говоря, его, Джейми, на сей раз застали врасплох; не предупредили, что ожидается новый клиент, – но поток людей, господи, он уже практически не иссякал. Агенты, похоже, посылали к нему очередную компанию, когда только им в голову взбредет: официальные визиты остались в прошлом. Как и многое другое.

– По-моему, это самое трудное, – сказал он Полу, слегка расслабившись теперь, когда чужаки ушли. – Ну, знаешь: незнакомцы. Новые люди. Шляются тут. Сразу становится ясно. Ну, как бы…

Пол кивнул, протягивая Джейми рифленый зеленый бокал, наполненный до краев. (Майк – он подарил мне набор таких стаканов. Считает, что это 1950 год. Боже, о боже, бедный Майк: уж и не знаю, на каком он нынче свете, наш Майк.)

– Да. Я секу. На, опрокинь стаканчик. Моя последняя бутылка шардоннэ Тедди, вот что это, сынок. Потому как сомневаюсь, что он сделает еще, да.

Джейми ухмыльнулся и пригубил вино.

– Иисусе… – тихо сказал он. – Если он и дальше будет напиваться, как ночью… Иисусе. Он едва мог донести бутылку до рта. Бедняжка Джуди. Последнее, что ей нужно. Им понравилось, Пол? Этим людям. Как по-твоему, они заинтересовались? По-моему, да. Похоже, это место всем нравится с первого взгляда. Легко понять…

– Ага. Я прикидываю, нам хорошую деньгу предложат, старина. Мы его быстро загоним, это место. А ты, сынок, – хватит уже ходить вокруг да около, знаешь. Выставляй свою долю на продажу. В смысле – никто тебя не гонит из Печатни, ясен день. А? В смысле – у нас тут все хорошо, да? А? Но нам нужны бабки, Джейми, посмотри правде в лицо. И я бы из-за Джуди особо не переживал, кореш. Другие справляются, значит, и она сможет.

– Да-да – я знаю, знаю, Пол… просто, бедняжка Джуди – она, похоже, только и делает, что справляется. Пора бы ей передохнуть, вот и все. Она так боится отъезда, знаешь, – а тут еще Лиллихлам снова запил, ну… Она, Джуди, по правде мне помогла. С моей жизнью. Браком. Сигаретами и вообще…

– Да?.. – засмеялся Пол, глядя, как Джейми тушит уже седьмую сигарету и лихорадочно роется в поисках пачки.

– Да, ну… – признал Джейми. – Не ее вина, что я снова закурил. Или что Каролина… Но она правда особенная, Джуди. По-моему, у нее есть настоящая целительная сила. Третий глаз. Я правда так думаю.

– Да? – фыркнул Пол. – А по виду ее и не скажешь.

– Ты шутишь?

– Кто – я?! Вовсе нет. В жизни ни разу не шутил! Нет, серьезно, старина – я врубаюсь, о чем ты говоришь насчет старушки Джуди. Небось, она могла бы и мне помочь, да как-то не сложилось. Я однажды был у одного такого, да – у терапевта, целителя или как там им нравится себя называть. Но даже сеанса не протянул. В смысле, когда я к ним пришел, я был не такой уж и буйный, сечешь? А ушел настоящим психом. Это все их «расслабляющая» музыка виновата. Совершенно вывела меня из себя. Птички поют, вода журчит – и куча скрипок. Говорю тебе, я готов был ободрать струны со скрипок и придушить ими птичек – или утопить этих сволочей в звенящем, блин, ручье. Так что нет – на меня эта ерунда не действует. В смысле – что за хрень, а? Но послушай – нет, послушай меня, Джейми, хорошо? Не ржи – нечего тут сидеть и ржать, да? Я про то, что надо продать твою хибару, знаешь. Это надо сделать, сынок. Альфи. Да? Я же дело говорю, сам знаешь.

Джейми кивнул. Пол был прав – конечно, прав. И да, они говорили об этом много раз, и вроде все должно получиться, насколько Джейми мог предвидеть: да, конечно, все сложится как нельзя лучше. Так чего я тяну кота за хвост? О боже – да очевидно же. Обычный мой прискорбный и вялый страх перемен – да еще природная лень. Но, в отличие от большинства из нас, у меня есть реальный выбор – благодаря тому, что я сейчас полагаю «Схемами Тема». Потому что это он все придумал. Не знаю, что бы я иначе делал, если честно. Болтался бы здесь, наверное, до упора, среди строителей, незнакомцев, чужого шума и гнусного вторжения — а Каролина все пилила, и пилила, и пилила бы меня насчет денег… а потом я продал бы все за гроши во время экономического спада и бросил бы все деньги ей в лицо – а дальше что? Ничего. Плыть по течению. Потеряться. Опять. Но это… это и впрямь хорошо. Или может быть хорошо. Как бы то ни было, план таков:

Гм. Во-первых, однако – давайте вычеркнем всех наших иждивенцев: ну, знаете – людей, с которыми жили мы с Полом. У Пола: Тычок уже покинул нас (надеюсь, только и сказал Пол, он будет осторожен – не знаю, что он имел в виду; расспрашивать я не стал). Бочка, ну – он вроде как болтается туда и сюда. Свалит на пару дней – вернется, чтобы поесть и переодеться. Вроде как не определился. Пол, тот считает, что Бочка может найти чертовски неплохую работу в каком-нибудь ресторане (и, боже, будь у меня ресторан, Иисусе, – я назначил бы его шеф-поваром тотчас же), но не факт, что зарплата его устроит (Бочка привык получать все и сразу, только и сказал Пол, – не знаю, что он имел в виду; расспрашивать я не стал). А у меня, ну… Каролина и Бенни, они сейчас где-то снимают квартиру. Каролина, она позвонила мне и сказала, что это где-то в Белсайз-парк и там очень мило. А потом сообщила, сколько платит за аренду, и я сказал; да, да, понимаю – что ж, надеюсь, там очень мило, потому что за такие, блин, бабки, квартира должна быть первый сорт. И тут мне, на самом деле, помогла Элис. Мы с ней вместе изучили план – ну, «Схем Тема», как я уже сказал, и она показалась мне… ну, знаете, я не ожидал, что она будет так ужасно довольна, но так все и было, она вроде и впрямь обрадовалась. Так что Элис, помоги нам господь (и как только это случилось?) сейчас платит за Каролинину аренду: еще хороший довод в пользу того, чтобы выставить мое любимое жилище на торги, как Пол говорит, – потому что я не хочу, блин, чтобы Каролинина арендная плата выжала меня нафиг досуха. К тому же я уверен, что рано или поздно я должен расплатиться с Элис, – и не важно, нуждается она в деньгах или нет. Она, конечно, в них не нуждается, но это не имеет значения. Впрочем, я могу и рассказать: Лукас, знаете ли, – он оставил ей все. Не только весь верхний этаж, это само собой, но и все, что у него было. Ну – а кому еще. На самом деле, именно так она и сказала. Она была очень печальна. Она сказала, что Лукас не столько оставил все ей, сколько не оставил кому-то другому. Что ж, сказал я, – по крайней мере, теперь ты миллионерша, Элис: неплохое все-таки начало, раз уж тебе приходится начинать сначала. Она улыбнулась мне и сказала: миллионерша, да – какое замечательное слово. Я много-много-много раз миллионерша, Джейми: я одна могу учредить целый клуб миллионерш, да; но что до начала, я сомневаюсь, что это возможно, – я думаю, начать можно лишь раз. Я думаю, начало бывает лишь одно. Такова его природа (и она по-прежнему была печальна).

Итак. Ладно. Вернемся к нашему плану. Я здорово дергался, когда впервые заговорил с Полом (мы встречались вечерами; его присутствие очень успокаивало). Итак, Пол, сказал я, – дело обстоит так. Это реальность. Мы должны продать свои комнаты. Должны отсюда уехать. Что мы будем делать? И, к моему вящему удивлению, он сказал мне, что.

– Что ж, слушай сюда, Джейми, – мы вот что должны сделать – объединить усилия. Я – ну, я должен продать нашу долю, чтобы честно, поделиться с Тычком и Бочкой. А ты, приятель, – тебе придется отдать две трети, да?

– Две трети? Ты плохо знаешь Каролину. Она считает, ей положена половина, а ее сыну – так она теперь называет Бенни… ее сыну – в общем, Бенни, она считает, тоже положена половина, на будущее, а с остальным я могу делать все, что мне заблагорассудится. Это не просто. Быть женатым.

– То-то, приятель. Вот потому-то я и не женился. Но нет – она согласится на две трети, конечно, согласится. Потому как, слышь, – она везучая телка, да? А? Без обид.

– Какие уж тут обиды. Ты прав. А ведь она даже ничего в ответ не делала. Боже – ей, Каролине, даже не нравился Лукас. Я вообще удивлялся, знаешь ли, в некотором роде, что он позволил ей остаться. Хотя – запретить он, разумеется, не мог: не в его стиле. Но вряд ли ему так уж нравилась эта идея… Ладно. Ты прав. Она везучая телка.

– Верно, приятель. А теперь слушай. Если мы оба хотим, ну, типа, тут остаться – потому как ты ведь хочешь, да? Или ты хочешь свалить?

Огонек мелькнул в глубине привычно отчаявшихся печальных глаз Джейми.

– О боже, нет – в смысле, да, да – конечно, я хочу остаться, но?..

– Тогда слушай. Твоя треть и моя треть – все равно чутка не хватает, да? До полной цены. Нашей, типа, собственной комнаты. Но знаешь – я тут посекретничал с Элис, да?

– Правда? – переспросил Джейми. Да ну? Ох ты. А я думал, я один секретничаю с Элис.

– Да, правда. Ну так слушай. Подвал, да? И туннель. Плюс старая столовая и кухня, откуда они начинаются. Ну, все это принадлежит Элис, да, – как и чердак и все остальное. Ладно, короче, она с радостью загонит это нам за сколько у нас будет. Я проверил: на самом деле это на целую кучу денег дороже, без базара. Ну так что, кореш, – ты в деле, а? Я дело говорю, сам знаешь.

В общем, костяк плана был таков. С тех пор мы обговорили все это в деталях, разумеется, – как это будет работать, что мы будем делать. А теперь вид этой парочки чужаков, которая шаталась по огромным комнатам Пола и вынюхивала – им тут определенно нравилось, – да еще его постоянные уговоры наконец подвигли меня: прямо с утра я выставлю свое жилище на торги. Иисусе, время более чем подходящее: если мы собираемся это сделать, что ж, надо просто взять и сделать это. Потому что Киллери – ну, знаете, Майк, Унин Майк – он только что принял предложение. Покупает домик в Пиннере, кажется, так он сказал, или еще где – определенно, чтобы хранить в нем свое добро. Он угрожал избавиться от всего, ну, знаете – барахла: сказал, что все ушло, мертво, и ему тоже пора, и какой смысл цепляться за весь этот хлам, если Уна, его Уна ушла. Потому что она, похоже, ушла: бросила его. Пол наверняка знает намного больше о том, как это вышло, но расспрашивать я не стал. Если по правде, мне не так уж интересно, что происходит с другими парами. Хотя этот случай, признаю, меня удивил: я правда думал, что они не разлей вода, эти двое, ну, знаете, душой и телом. А вот. Поди разберись, верно? В любви. По определению, если у тебя есть пара, то ты уже не одинок, так? Не так. И вот результат: ты ничего не смыслишь. Но он, кажется, потихоньку приходит в себя: во всяком случае, ему явно очень нравится дом, который он покупает. Говорит, там сохранились цветные стекла в парадной двери, к канализации не прикасались со времен Второй мировой; проводка просто смертельный номер – короче, он совершенно счастлив. Ну, сказал я, – ты же получил, что хотел: значит, все не так уж и плохо, а? Я только одного хочу, уныло сказал он, – только одного я хочу на всем белом свете.