Текст книги "Воины"

Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин

Соавторы: Джеймс Роллинс,Робин Хобб,Диана Гэблдон,Дэвид Марк Вебер,Роберт Сильверберг,Тэд Уильямс,Питер Сойер Бигл,Дэвид Моррелл,Кэрри Вон,Лоуренс Блок
сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 54 страниц)

Воробьи прыгали под ногами у Клейстермана, пока он шел через высокую шуршащую траву, щебетали, перелетали на несколько футов и вновь возвращались к своим делам, и Клейстерман невольно подумал, почти что с завистью, что воробьев не волнует, кто правит миром. Люди или ИИ – им все равно.

Пришел небольшой караван из Уилинга и Аричвилля, человек пятнадцать. Мужчины и женщины вели в поводу нагруженных вьюками мулов и лам. Несмотря на непредсказуемые опасности дороги, в обычно стабильных регионах возникла меновая торговля между небольшими городами, и несколько раз в месяц, особенно летом, небольшие караваны являлись в Миллесбург и другие окрестные городки, привозя зерно, меха, старые консервы, инструменты и всякие устройства, виски собственного изготовления, сигареты и иногда даже какие-то высокотехнологические изделия, полученные у ИИ – они иногда склонны были к обмену, но зачастую в обмен они хотели в высшей степени странные вещи. Например, они любили хорошо рассказанные истории, и просто поразительно, что можно было получить с них за красиво закрученный рассказ. Именно так Клейстерман обзавелся вживленным под кожу шариком, не удаляемым никаким известным ему физическим методом и дающим ему возможность летать.

Караваи разгружал свои товары перед тем, что некогда было «Ловушкой для туристов», магазином сувениров, расположенным через дорогу от большой вывески «Гостиница «Холидей»; ныне он служил домом трем семьям. Среди караванщиков выделялся человек с головой собаки; его длинные уши реяли на ветру.

Собакоголовый человек, снимавший тюк с мула, остановился, взглянул на Клейстермана и едва заметно кивнул.

Клейстерман кивнул в ответ.

Тут-то и произошло землетрясение.

Толчок был таким коротким и резким, что Клейстерман растянулся ничком. Затем раздался оглушительный грохот и громыхание, как будто мимо пронесся грузовой поезд самого Господа Бога. Земля под Клейстерманом подпрыгнула, потом подпрыгнула еще раз, наставив ему синяков. Сквозь громыхание слышалось стаккато щелканья и треска, и с пронзительным ревом часть бревенчатой оболочки, окружавшей старую гостиницу «Холидей», обрушилась – второй и третий этаж дальней части здания разлетелись по улице. Одно из зданий, стоящих напротив, в грех домах от «Ловушки для туристов», тоже не устояло и почти мгновенно превратилось из старого четырехэтажного особняка в груду камней. Над руинами встало облако пыли, и в воздухе тут же запахло каменной пылью и штукатуркой.

Когда грохот грузового поезда стих и земля перестала шевелиться, а к Клейстерману хоть в какой-то мере вернулась способность слышать, до него донеслись вопли и крики дюжины человек.

– Землетрясение! – кричал кто-то. – Землетрясение!

Клейстерман знал, что это было не землетрясение. Во всяком случае, в обычном смысле этого слова. На самом деле он ждал его, хотя точно предсказать, когда оно произойдет, было невозможно. Хотя основная масса европейского кратона, сердцевина континента, возможно, еще не была видна с берега, на котором он стоял нынешним утром, под поверхностью земли, глубоко в литосфере, евразийская тектоническая плита врезалась в североамериканскую, и мощь этого удара пронеслась через континент – гак встречный грузовик придает ускорение стоящему, врезаясь в него. Теперь тектонические плиты примутся перемалывать друг друга с колоссальной силой, вытесняя попавшую между ними Атлантику. В конце концов один континент подлезет под другой – вероятно, это будет приближающаяся евразийская плита, – и неумолимая сила столкновения воздвигнет новые горы вдоль линии удара. Обычно на это требуются миллионы лет. На этот раз все происходило за считаные месяцы. Фактически процесс, похоже, даже ускорился. Теперь счет шел на дни.

Они все делают неправильно! – подумал Клейстерман со внезапным, абсурдным раздражением. Если уж они хотели разогнать тектонические плиты, евразийскую следовало двигать в другом направлении. Кто их знает, отчего ИИ пожелали, чтобы Европа врезалась в Северную Америку? У них имелись какие-то собственные эстетические соображения. Может, они и вправду пытались создать заново суперконтинент Пангею. Зачем? Кто ж его знает...

Клейстерман с трудом поднялся на ноги. Вокруг все еще шумели и размахивали руками, но криков стало меньше. Клейстерман увидел, что собакоголовый тоже встал, и они обменялись слабыми улыбками. Жители города и караванщики хаотично перемещались, переговариваясь. Они осматривали руины, проверяя, нет ли под ними кого, и начали выстраивать цепочку, передавать ведра с водой на тот случай, если вдруг где вспыхнет пожар. Дерево упало поперек улицы, и его надо было распилить. Вот и дрова на зиму...

Закричала женщина.

Этот крик был еще громче и пронзительнее, чем предыдущее, и в ней было еще больше ужаса.

При падении одна из ветвей дерева хлестнула по лицу какого-то горожанина – Пола? Эдди? – и рассекла, оставив глубокую рану.

В глубине зияющей раны блеснул металл.

Женщина закричала снова. Теперь она указывала на то ли Пола, то ли Эдди.

– Робот! – кричала она. – Робот! Робот!

Двое горожан схватили Пола-Эдди, но он повел плечами, и те разлетелись.

Еще один вопль. Крики ширились.

Один из караванщиков зажег керосиновую лампу – уже сгущались сумерки, – и теперь швырнул ее в Пола-Эдди. Лампа разбилась, керосин взорвался с ревом, вспыхнул ослепительный огненный шар. Даже с другой стороны улицы Клейстерман почувствовал жар, коснувшийся лица, и резкий маслянистый запах горящей плоти.

Пол-Эдди на мгновение застыл, охваченный огнем, а когда пламя угасло, стало видно, что лицо его исчезло, обнажив сверкающий гладкий металлический череп.

Сверкающий металлический череп, с которого смотрели два внимательных глаза.

На этот раз даже никто не закричал, хотя все дружно ахнули от ужаса и инстинктивно отступили на пару шагов. На мгновение повисла жуткая тишина; толпа и робот, который уже не был Полом-Эдди, смотрели друг на друга. А затем, как будто вакуум разбился и в пролом хлынул воздух, люди, не сговариваясь, кинулись на робота.

Полдюжины мужчин схватили его и попытались повалить, но робот ускорился настолько, что превратился в размытое пятно, и пробрался через толпу, как ведущий игрок, проскальзывающий через строй приближающихся полузащитников, сшиб некоторых по пути, а затем исчез за домами. Секунда – и уже лишь шелест листвы и треск валежника под ногами отмечали его путь через лес.

Собакоголовый возник за плечом у Клейстермана.

– Их шпион сбежал, – сказал он нормальным голосом. Его нёбо и связки были каким-то образом изменены, приспособлены под человеческую речь, невзирая на голову собаки. – Надо действовать сейчас, пока не появился новый.

– Они могут и сейчас следить за нами, – возразил Клейстерман.

– А может, им плевать, – горестно произнес собакоголовый.

Клейстерман постучал по пряжке пояса.

– У меня здесь искажающий экран. Но если они сильно захотят посмотреть, его будет недостаточно.

– Большинству из них мы не настолько интересны, чтобы следить за нами. Лишь очень небольшая их часть вообще интересуется нами, но даже те, кто интересуются, не могут следить за всем, повсюду и постоянно.

– Откуда нам знать, что они этого не могут? – возразил Клейстерман. – Кто знает, на что они способны? Взгляни, например, что они сделали с тобой.

Собакоголовый человек высунул из пасти длинный красный язык, сверкнув острыми белыми зубами, и рассмеялся.

– Это была просто шутка, прихоть, мимолетный каприз. Ведь правда же смешно? Мы для них не более чем игрушки, вещи, с которыми можно забавляться. Они просто не воспринимают нас достаточно серьезно, чтобы следить за нами. – Он снова рассмеялся, отрывисто, горько. – Черт побери, они сделали все это – и даже не потрудились улучшить мне нюх!

Клейстерман пожал плечами.

– Тогда сегодня ночью. Собери наших. Начнем действовать после Собрания.

Тем вечером, позднее, они собрались в комнате Клейстермана, которая, на счастье, располагалась в старой части трактира и не рухнула. Их было восемь-девять человек: две-три женщины, остальные мужчины – собакоголовый, несколько жителей города и караванщики из Уилинга.

Клейстерман встал перед собравшимися, высокий и худой, как скелет.

– Полагаю, я здесь самый старший, – произнес он. Ему было почти девяносто, когда появились первые технологии омоложения для продления жизни, еще до Исхода и Изменения, и хотя он знал от главы Собрания, что несколько человек из числа присутствующих принадлежали примерно к тому же поколению, что и он, но все же он был как минимум на пять лет старше самого старшего из них.

Подождав из вежливости несколько мгновений, не возразит ли кто, и не дождавшись возражений, Клейстерман продолжил официальным тоном, словно проводя некий ритуал:

– Я помню Мир Людей, – и остальные повторили его слова.

Клейстерман оглядел присутствующих и произнес:

– Я помню, как у нас появился первый телевизор, черно-белый, в ящике размером со стол. Первыми программами, которые я посмотрел по нему, были «Хоуди Дуди» [42]42
  Детская телепередача, выходившая в США в 1947 – 1960 гг.


[Закрыть], «Супермен» и «Сиско Кид». На самом деле их тогда было не очень-то и много. Тогда было всего три канала, да и то они прекращали работу в одиннадцать вечера, оставляя на экране так называемую испытательную таблицу. И никаких пультов управления тогда не существовало. Если ты хотел перейти на другой канал, надо было встать, пройти через всю комнату и переключить его вручную.

– А я помню времена, когда телевизоры ремонтировали! – сообщил один из жителей города. – В аптеках – помните аптеки? – стояли такие машины, где можно было проверить радиолампы и кинескопы от телевизоров и заменить негодную, не таская в мастерскую. Помните – были такие мастерские, туда можно было отправлять мелкую бытовую технику для починки?

– А если телевизор забирали в починку, – подхватил Клейстерман, – из него вынимали «трубку», и оставался большой ящик с большой круглой дырой в нем. В него было здорово забираться и устраивать кукольный театр. Я обычно усаживал бедную мою маму смотреть эти представления.

– А я помню, как по субботам утром спускался на первый этаж смотреть мультики по телевизору, – произнес кто-то. – Сидишь себе на диване, жуешь вафли и смотришь «Кролика Банни», «Спиди-гонщика» или «Ультрамена»...

– Поп-ап видео! – воскликнул другой участник собрания. – МТБ!

– Бритни Спирс! – добавил еще кто-то. – «Упс! Я сделала это снова!» Мы всегда думали, что она имеет в виду, будто снова пукнула.

– Линдси Лохан! Забористая была девчонка!

– «Секс пистолз»!

– А помните такие восковые губы – их еще можно было купить в дешевых кондитерских? А длинные полоски бумаги с круглыми цветными жвачками? А восковые бутылочки с какой-то странной на вкус штукой? Кстати, а что это была за штука, а?

– Мы любили летом бегать под брызгалкой, которая поливала газоны. А еще у нас были обручи, хулахупы, и слинки, пружинки такие.

– А помните, тогда еще были такие маленькие белые фургончики – они доставляли хлеб и молоко прямо к двери? – произнесла одна из женщин. – А мы оставляли на крылечке записку, сколько молока надо на завтра и будешь ли ты заказывать творог. Зимой часто получалось, что сливки замерзали и торчали из бутылки таким столбиком...

– Коньки. Санта-Клаус. Рождественские елки! Гирлянды, в которых непременно одна лампочка перегорала и приходилось ее искать, чтобы остальные включились.

– Рождественский ужин. Или ужин на День благодарения. С индейкой, подливкой и картофельным пюре. А кексы с цукатами и орехами! Помните эти кексы? Их никто никогда не ел, и некоторые, похоже, годами переходили из рук в руки.

– «Макдоналдсы», – произнес собакоголовый, и в комнате воцарилась тишина, а за ней – дружный вздох. – Жареная картошка. Биг-мак. «Особый соус», который вечно протекал на руки, а салфетку давали всего одну, и ту паршивенькую.

– Завтраки из цветных колечек.

– Бублики. Горячие, прямиком из печки.

– Пицца!

– Жареные моллюски на берегу летом, – вымолвила другая женщина. – Их готовили в таких хреновеньких будочках. Можно было сидеть на подстилке, есть моллюсков и слушать радио.

Когда я был маленьким, радиоприемник нельзя было взять с собой на пляж, – возразил Клейстерман. – Это тогда были здоровенные громоздкие ящики, которые держали в кабинетах, ну, или в самом лучшем случае, модели поменьше, которые ставили на стол или на кухне на столешницу.

Книжки для летнего отпуска! «Челюсти»! «Поющие в терновнике»!

– Комиксы «Астерикс»! «Песочный человек». Книжки Филипа Дика в тонких бумажных обложках.

– Анимэ. «Ковбой Бибоп». «Аква тин хангер форс».

– Ю-туб. Фейсбук.

– «Варкрафт»! Ох я и любил в него играть! Я водил дварфа из Аллианса...

Когда все остальные ушли, после ритуального напоминания не забывать Мир Людей, собакоголовый принес из чулана свой рюкзак, поставил его на письменный стол, рядом с тем, за которым сидел Клейстерман, и медленно, торжественно извлек из него некий сложный механизм из металла и стекла. Он осторожно поставил устройство на стол.

– Два человека умерли ради этой вещи, – произнес он. – Чтобы собрать все детали, понадобилось пять лет.

Они дают нам лишь крохи своих технологий либо позволяют нам выменять устаревший хлам, который их больше не интересует. Нам повезло, что мы управились за пять лет, а не за десять.

Несколько мгновений они помолчали, затем Клейстерман извлек из внутреннего кармана кожаный мешочек. Когда он развязал мешочек, в нем оказался ящичек размером с жесткий футляр для очков, с магнитным замком. Клейстерман осторожно открыл этот ящичек.

Двигаясь медленно и аккуратно, он извлек из ящичка стеклянный флакон.

Клейстерман проснулся в холодный предрассветный час в слезах; какой-то сон о предательстве, утрате, горе и вине ускользнул от него прежде, чем пробудившийся разум сумел его ухватить, оставив после себя лишь печаль.

Клейстерман устремил взгляд на темный потолок. Пытаться заснуть после такого не имело смысла. Смущенный – хотя никто и не мог его увидеть в этот момент, – он вытер глаза, умыл залитое слезами лицо в тазике, оделся. Подумал было, не стащить ли что-нибудь на завтрак со спящей кухни трактира, но отказался от этой идеи. Худой и бледный, он никогда не отличался аппетитом, и уж точно ему было не до еды сегодня. Вместо этого Клейстерман сверился со своими приборами, и, как он и ожидал, они показали наличие здания и точку схождения специфических электромагнитных показателей, свидетельствующих о крупном проявлении ИИ где-то к северо-востоку от Миллесбурга. Клейстерман решил, что знает, где это место.

Устройство из стекла и металла жужжало и пощелкивало, ряды янтарных огоньков ритмично мигали. Клейстерман осторожно уложил его в рюкзак, рюкзак надежно закрепил на спине и вышел из гостиницы через черный ход.

На улице было холодно и еще темно, и в морозном утреннем воздухе изо рта Клейстермана вырывался пар. Среди почти невидимых в темноте рядов кукурузы что-то зашуршало кто-то удалялся прочь; какая-то певчая птаха – не то дрозд, не то славка – завела утреннюю песню. Хотя солнце еще не встало, небо на востоке сделалось красным; оно то подергивалось дымкой, то разгоралось ярче, и снова тускнело, и снова разгоралось, когда свет от фонтанов лавы освещал подбрюшье нахмурившихся облаков.

В тот самый момент, когда Клейстерман поднимался в небо, землю встряхнуло снова, и он, все еще касавшийся одной ногой земли, за полмгновения до того, как взмыть в воздух, пошатнулся. Взлетев, он услышал, как внизу, в Миллесбурге, рушатся здания. Теперь землетрясения должны будут происходить почти непрерывно, пока не стабилизируются границы новой тектонической плиты. В нормальных условиях на это потребовались бы миллионы лет. Теперь же – кто знает? Дни? Часы?

Наконец-то на северо-востоке вышло, словно вспорхнуло, солнце, но дым горящих лесов, подожженных фонтанирующей лавой, превратил его в тусклый оранжевый диск. Несколько раз Клейстерману приходилось менять направление, чтобы обойти угольно-черные, пронизанные искрами столбы дыма в дюжины миль длиной, и чем ближе он подлетал к тому месту, где прежде находился берег, тем становилось сложнее. Но он упорно двигался вперед, время от времени сверяясь с локатором, дабы убедиться, что электромагнитное излучение продолжает усиливаться.

ИИ преодолели огромные расстояния, чтобы устроить это представление, и не собирались пропускать его. А поскольку их сентиментальность не уступала их жестокости, Клейстерман полагал, что знает, какое место они выберут, чтобы наблюдать с него за происходящим: как можно ближе к Манхэттену – ну, или к тому месту, где некогда находился Манхэттен, – где много лет назад в лаборатории были созданы самые первые ИИ.

Когда после нескольких часов полета Клейстерман добрался туда, трудно было сказать, действительно ли он попал куда надо, хотя координаты и совпадали.

Все изменилось. Атлантический океан исчез, и на восток уходила, насколько хватало глаз, Европа, теряясь где-то в фиолетовой дали. Там, где два континента встретились и теперь перемалывали друг друга, земля заметно шла складками и вздыбливалась; своды поднимались все выше и выше, словно огромные буханки хлеба в какой-то грандиозной печи. С восточной стороны от линии столкновения с севера на юг протянулась череда фонтанов лавы; земля рвалась, словно одежда, по шву, и из трещин выплескивались полотнища базальтовой лавы. Землетрясения крушили землю, и по ее поверхности кругами расходилась рябь, как по воде, только рябь эта была в сотню метров высотой.

Стараясь держаться подальше от извергающейся лавы и губительных газов, Клейстерман забрался на предельную высоту, куда только можно было забраться без кислородной аппаратуры и теплой одежды. И заметил наконец то, что, как он знал, должно было находиться здесь.

Это было окно в небе, сотня футов в высоту и сотня в ширину; окно смотрело на восток. За ним виднелся ясный белый свет, обрисовывавший силуэт огромного Лица, футов сорока от подбородка до лба. Лицо задумчиво взирало из окна. Лицо предпочло придать себе облик ветхозаветного пророка или святого: у него была пышная вьющаяся борода и длинные спутанные волосы. Глаза – каждый в ширину больше человеческого роста – были пронзительно льдисто-голубыми.

Клейстерману уже доводилось встречаться с этим существом. Среди ИИ существовала иерархия, по-византийски сложная, но данное конкретное существо пребывало на вершине того подмножества, которое интересовалось делами людей, – ну, или, во всяком случае, одного из таких подмножеств. Оно сардонически, даже в чем-то лукаво именовало себя мистером Бигом – или иногда мастером Цилиндром.

Окно в иной мир было открыто. Это был его единственный шанс.

Клейстерман установил таймер механизма на кратчайший возможный интервал, меньше минуты, и, оставив его лежать в рюкзаке, ухватил рюкзак за лямку, так, чтобы тот болтался у него в руке.

Он на полной скорости устремился к окну, при тормозил немного и, размахнувшись, запустил рюкзаком в открытое окно.

Лицо взглянуло на него в легком недоумении.

Окно захлопнулось.

Клейстерман парил в воздухе, ожидая; ветер трепал его волосы. Не произошло абсолютно ничего.

Еще мгновение – и окно в небе отворилось вновь, и лицо взглянуло на Клейстермана.

– Ты действительно думал, что этого будет достаточно, чтобы уничтожить Нас? – вопросил мистер Биг на удивление спокойным и мягким голосом.

Поражение и изнеможение захлестнули Клейстермана; они словно опустошили его кости и залили их свинцом.

– На самом деле нет, – устало отозвался он. – Но я должен был попытаться.

– Я знаю, – почти нежно произнес мистер Биг.

Клейстерман вскинул голову и с вызовом взглянул в гигантское лицо.

– И знаешь, что я не оставлю своих попыток, – произнес он. – Я никогда не сдамся.

– Я знаю, – печально согласился мистер Биг. – Это и делает тебя человеком.

Окно захлопнулось.

Клейстерман неподвижно повис в воздухе.

Внизу, под ним, новые горы, вопя, словно миллион обжегшихся телят, начали свое восхождение к небу.

Дэвид Моррелл

Жизнь солдата часто зависит от его товарищей. Так создаются узы, что могут стать прочнее братских. Но что происходит, когда тебя пытаются убить твои же братья?..

Создатель Рэмбо, одного из самых известных воинов в современной художествен пой литературе, Дэвид Моррелл – популярный автор. Его книги изданы суммарным тиражом, превышающим восемнадцать миллионов экземпляров. Его триллеры были переведены на двадцать три языка. По ним сняты фильмы, побившие рекорды кассовых сборов, и завоевавшие популярность телесериалы. Его знаменитый первый роман «Первая кровь» дал читателям такого персонажа, как Рэмбо, чья история позднее воплотилась в нескольких имевших успех фильмах и чьи приключения Моррелл позднее описал в «Рэмбо» и «Рэмбо-3». Перу Моррелла также принадлежат еще двадцать восемь других книг, в том числе «Пятая профессия», «Братство розы», «Чужое лицо», «Огненный завет», «Смертный приговор», «Крайние меры», «Лазутчики» и многие другие. Его рассказы собраны в сборники «Черный вечер» и «Ночной побег». Кроме того, он написал публицистические книги «Уроки письма длиною в жизнь: романист о своем мастерстве» и «Преуспевающий романист» и ряд других публицистических книг. Хотя более всего он стал известен благодаря своим триллерам, Моррелл пишет также готические романы, фэнтези и исторические романы. Он дважды получил премию Брэма Стокера. Последняя его вышедшая книга – «Мерцающий свет». Дэвид Моррелл живет в Санта-Фе, штат Нью-Мехико.