Текст книги "Воины"

Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин

Соавторы: Джеймс Роллинс,Робин Хобб,Диана Гэблдон,Дэвид Марк Вебер,Роберт Сильверберг,Тэд Уильямс,Питер Сойер Бигл,Дэвид Моррелл,Кэрри Вон,Лоуренс Блок
сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 54 страниц)

Они были американцами и выполняли свою часть дела. Эм пыталась принять все как есть. Унять свой гнев. Но не получалось. Война превратилась в сознании Эм в какую-то мелочь на заднем плане. Она оказалась лицом к лицу с собственной битвой.

Пока здесь командует Барнетт, Милликену ничего не будет. Полковник надежно замял это дело, потому что не желал продолжения расследования – не желал, чтобы правда о недостатке дисциплины среди его пилотов-мужчин выплыла наружу. Милликена не отдадут под трибунал, не лишат права летать, потому что обученные пилоты слишком ценны. Эм ничего не могла поделать – только стоять и смотреть на него. Что она может сделать, чтобы этого было достаточно?

– Мэри Кин была моей подругой, – негромко произнесла она.

Милликен едва слышно произнес:

– Это была случайность. Я не собирался ее подбивать. Я сожалею. Сожалею, ясно?

Тишина ранила, словно клинок. Никто из парней так и не посмотрел на Эм.

Эм повернулась и вышла, остальные летчицы вместе с ней.

Солнце уже зашло, но девушка по-прежнему слышала гул моторов над летным полем; самолеты взлетали и садились, и шум двигателей изменял тональность, когда самолеты проносились над головой. В воздухе пахло авиационным топливом, а аэродром был украшен огнями, словно звезды упали на землю. Завтра солнце взойдет снова, что бы ни произошло, и ничего не изменится. Эм не могла сказать, победила ли она. Она прислонилась к стене, сползла на землю, уткнулась лицом в колени, обхватила голову руками и заплакала. Остальные летчицы собрались вокруг, гладя ее по плечам. Не говоря ни слова, ничего особо не делая. Просто ждали, пока она выплачется. Потом Лилиан с Бетси подхватили ее под руки и оттащили обратно в казарму, где у одной из девушек была припрятана бутылка виски.

Эм сидела напротив полковника Рупера и ждала, пока он прочтет ее аккуратно отпечатанный доклад. Полковник прочитал его дважды, разгладил страницы и отложил в сторонку. Потом сложил руки и изучающе уставился на девушку.

– Как вы себя чувствуете?

Эм помедлила мгновение, задумавшись, вместо того, чтобы отделаться дежурным «нормально». Потому что это было неправдой, и полковник ей не поверил бы.

– Сэр, оно того стоило?

Руперт вопросительно склонил голову набок, и Эм попыталась объяснить свою мысль.

– Мы вправду делаем что-то для войны? Или получится, что мы оглянемся и обнаружим, что Мэри умерла совершенно напрасно?

Полковник, опустив взгляд, некоторое время подыскивал нужные слова. Эм ожидала услышать какие-то банальности, поток утешений. Но не дождалась.

– Ты хочешь, чтобы я тебе сказал, что смерть Мэри была не напрасна, что то, что она делала, было важно для исхода войны, что ее гибель поможет нам победить. – Руперт покачал головой. Эм почти пожалела, что он не стал подслащивать пилюлю. Ей не хотелось слышать ничего подобного. Но она испытала облегчение от того, что полковник предпочел сказать правду. Возможно, скверно относящиеся к ним мужчины-летчики правы и создание ВАСП – это всего лишь такой рекламный трюк.

Полковник продолжал:

– Нельзя построить военную машину так, чтобы она рассыпалась, если вынуть один винтик. Возможно, потом мы оглянемся назад и решим, что могли бы справиться и без вас. Но, Эмили, это было бы намного труднее. У нас катастрофически не хватает пилотов, и мы не можем переправить самолеты туда, где они необходимы. А война будет тянуться еще чертовски долго.

Эм не хотелось думать об этом. Можно перечислить все цифры, всех людей, погибших за последние несколько лет, и вполне понять эти цифры на бумаге. Но стоит начать добавлять в список имена и истории каждого, и вы перестанете что-либо понимать, и ничто не оправдает этих потерь. Эм просто хотела, чтобы все поскорее закончилось и Майкл вернулся домой.

Рупер порылся в стопке бумаг, лежавших на краю его стола, и нашел ту, которую искал. Он демонстративно принялся изучать ее, давая Эм время отвлечься от стены, в которую она уставилась. В конце концов девушка взглянула через стол и встретилась взглядом с полковником.

– У меня есть распоряжение о переводе тебя в другую часть. Если захочешь, конечно.

Эм покачала головой. Она была сбита с толку и не могла понять, что же она сделала не так. Может, все-таки Барнетт как-то умудрился отомстить ей за произошедшее?

– Сэр, – в замешательстве произнесла девушка. – Но... куда? Почему?

– В Палм-Спрингс, – ответил Руперт, и у Эм округлились глаза, а искра в сердце вспыхнула. Она знала, что находится в Палм-Спрингс. – В школу истребителей. Если тебя это интересует.

Март 1944 года

Эм уселась на свое место и опустила фонарь кабины самолета.

Она завела мотор, и тот взревел. Девушка произнесла, едва слыша собственный голос в этом реве:

– Башня, говорит П-51 21054. Прошу разрешения на взлет.

Ее руки лежали на ручке управления, и Эм ощущала, как мощь самолета перетекает в нее. Эту машину не нужно было понукать. Все, что требовалось от Эм, – дать ей волю и позволить оторваться от земли.

В ухе прожужжал голос диспетчера:

– П-51 21054, говорит Башня. Взлет разрешаю.

Это был тигр, припавший к земле перед прыжком. Ракета, готовая взорваться. Нос приподнят выше хвоста – Эм даже не могла посмотреть прямо вперед, только вверх.

Эм послала дроссель вперед, и самолет начал двигаться. Потом он начал двигаться по-настоящему. Хвост приподнялся теперь Эм уже могла смотреть вперед, в конец взлетной полосы, и машина прибавила скорость. Сотня миль в час. Эм потянула ручку управления, подняла – и земля осталась внизу. Эм оглянулась через плечо. Взлетная полоса уже сделалась крохотной. Впереди было лишь открытое небо и вся скорость, которую Эм могла выжать из этой машины.

Это было райское блаженство.

– Самая счастливая девушка на свете, – пробормотала Эм и подумала, что Мэри бы это понравилось.

С.М. Стирлинг

Многие полагают, что С.М. Стирлинг заслуженно унаследовал после Гарри Тертдлава титул короля альтернативной истории. Он – стремительно восходящая звезда научной фантастики и автор пользующегося широкой популярностью Нантакетского цикла («Остров в море времени», «Против течения лет», «В океане вечности»), в котором повествуется, как остров Нантакет проваливается в 1250 г. до нашей эры, и цикла Драка («Маршем через Джорджию», «Под игом», «Каменные псы» и «Дракон» плюс сборник рассказов «Дракас!» других авторов, изданный под редакцией Стирлинга), в котором противники отделения американских колоний от Англии создают в Южной Африке военизированное сообщество и в конце концов завоевывают большую часть Земли. Кроме того, он написал Эмберверсский цикл («Умереть в огне», «Война защитника», «Встреча в Корваллисе») пятитомного цикла «Пятое тысячелетие» и семитомного цикла «Военачальник», а также отдельных романов, таких как «Конкистадор», «Пешаварские уланы» и «Небесный народ». Кроме того, Стирлинг писал книги в соавторстве с Раймондом Фейстом, Джерри Иурнелем, Холли Лисле, Ширли Мейер, Карен Верштейн и снимавшимся в «Звездном пути» актером Джеймсом Духаном, а также принимал участие в создании сериалов «Вавилон-5», «Т-2», «Разумный корабль», «Всемирная война» и «Люди против кзинов». Его рассказы были собраны в сборник «Лед, железо и золото». Последний цикл Стирлинга также посвящен Эмберверсу – это тетралогия Чжана, из которой пока вышло три тома: «Восходные земли», «Бич Божий» и «Меч госпожи».

Родившийся во Франции и росший в Европе, Африке и Канаде, С.М. Стирлинг ныне живет в Санта-Фе, штат Нью-Мехико.

В своем динамичном рассказе автор показывает, как возникает невероятный союз между двумя очень разными воинами, а затем отправляет их на еще более невероятное дело, такое опасное, что волосы дыбой встают, – дело, которому предстоит испытать их решимость, изобретательность и мужество – и их дружбу.

Древние пути

Стоял жаркий июльский день лета две тысячи пятьдесят пятого от Рождества Господня, он же пятьдесят седьмой год с момента Изменения, плюс несколько месяцев. Вокруг раскинулась ковыльная степь Среднего Поволжья, и по ней, насколько хватало глаз, ветер гнал седые волны, высотой по колено. Челюсти Сергея Ивановича неутомимо трудились над полоской безвкусной сушеной баранины, а сам он лежал на животе и смотрел в бинокль на приближающегося странного всадника, сперва маленького, как муравей, под бескрайним синим сводом небес.

– Что это за тип, а, коняга? – лениво спросил он, обращаясь скорее к себе, чем к лежащей рядом лошади, и мысленно проверил свое оружие. – Надо иметь медные яйца, чтобы ехать тут в одиночку. Или очень спешить, видит бог.

Сергей задумчиво пожевал полоску вяленого мяса – это было все равно, что грызть доску, а занозы он время от времени подрезал кинжалом. Зубы у него были молодые и крепкие, и Сергей желал сохранить их как можно дольше. У его отца, Ивана Михайловича, к сорока восьми годам от зубов осталось пять почерневших пеньков, и жить ему приходилось на вареной капусте и похлебке – когда он не был пьян и не жил на самогонке, а пьян он, надо признаться, бывал частенько.

Незнакомец, кем бы он ни был, приближался довольно быстро. Он то пускал коня в галоп, то переводил на рысь, то снова гнал галопом. В поводу он вел двух заводных лошадей. Торговцы из Белгорода с удовольствием возьмут трех лошадей.

– Эй, он спешит куда-то или от кого-то?

Сергей отправился сюда, надеясь добыть сайгака или дикую лошадь. Ну и затем, чтобы убраться прочь из станицы и из их переполненной глинобитной хижины, прочь от воплей младших братьев и сестер и бесконечной подсобной работы – пока не пришла пора собирать урожай.

И еще потому, что дедушка Михаил умер, а горевать при других о восьмидесятилетием старике было неуместно – на все воля Божья. Такова уж жизнь, а смерть казаку полагалось презирать. Михаил был великим человеком, одним из немногих, кто вырос еще во времена до Изменения, и одним из вожаков, восстановивших Войско Донское.

«Я – последний из них, – таковы были предсмертные слова старика. – Последний, и со мной тот мир умрет снова».

Сергей не знал, что дед Михаил имел в виду, но все равно у него защипало глаза. Он поспешил задавить эти мысли и сосредоточился на более насущном деле.

– А топор он швырял – ну что твой ангел! – пробормотал молодой казак. – Царствие тебе небесное, дедушка.

Небольшая рощица и остатки старых фруктовых садов окружали с севера огрызки фундамента каких-то разрушенных зданий – единственное свидетельство того, что прежде здесь были возделанные земли, во времена до того, как машины остановились. Излучина великой реки находилась всего лишь в восьмидесяти километрах отсюда, но народ из его станицы сюда не ходил, если дорожил головой. Слишком уж много басурманских рож тут ошивалось. Вражда между русскими и татарами возникла еще задолго до времен Красных Царей и века волшебников, в дни сказочные и незапамятные.

– Иногда, конечно, бывает, что кто-нибудь из эти уродов кубанцев забирается так далеко на север, – пробормотал Сергей. – Иди дагестанцы... Тихо, чертова скотина! – добавил он, когда лошадь пошевелилась.

Крупный тощий серый конь был хорошо обучен и продолжал лежать рядом с хозяином. Оба они, лошадь и человек, потели под горячим полуденным солнцем. Когда Сергей перенес вес на локти, из травы во все стороны порскнули маленькие белые кузнечики. В воздухе пахло озоном и сеном – а еще людским и конским потом, кожей и металлом.

– Слава Господу по веки веков, – пробормотал казак, когда сквозь двойные линзы возможно стало разглядеть черты лица незнакомца и другие подробности. – Да он, пожалуй, и вовсе не татарин. Во всяком случае, не ногаец.

Так в нынешнее время называли себя плосколицые племена, живущие вдоль берегов Волги, и сородичи Сергея хорошо знали их по войне, торговле и происходящим время от времени умыканиям невест. Шлем у незнакомца был остроконечный, и по краю он был отделан полоской меха, а не обмотан тюрбаном. Черные волосы незнакомец собрал в хвост. А стремена у него были довольно длинные, а не подтянуты так, чтобы колени оказывались высоко подняты, как по-гоблински ездили татары.

– Может, мне и не стоит его убивать. Во всяком случае, сразу. Батюшка Черепанин браниться будет, если я убью христианина из-за лошадей.

Да и жалко будет упустить возможность порасспрашивать его. Любопытство грызло Сергея не хуже комара. Дед Михаил всегда относился к молодежи с пренебрежением, потому что те сидят на одном месте, и похвалялся, как странствовал от Германии до Китая на службе у Великороссии, в давние времена до Изменения. Большинство ровесников Сергея не видели смысла тратить время на истории про дни Красных Царей, но самого Сергея они временами вгоняли в смутное томление. Жизнь в станице могла нагнать скуку.

«А если Ольга узнает про Светлану, она может сделаться чересчур интересной!»

Приближающийся всадник сидел на странной лошади молодой казак в жизни не видал ничего подобного – коротконогой, косматой, с головой как бочонок и круглым пузатым туловищем. Выглядела она неважно, но бодро несла всадника вперед. Две запасные лошади, которых незнакомец вел на длинном поводу, была татарскими – более высокими, стройными и красивыми, по и вид у них был более усталый, хотя они несли лишь легкие переметные сумы.

«Либо он ждет драки, либо только после драки. Скорее удирает от кого-то. Кто ж отправляется в набег в одиночку? А в седле он сидит хорошо, – заметил про себя Сергей. – Не хуже казака. Ростом малость не вышел, но точно не мужик».

Все казаки считали себя дворянами, хотя и сами работали в поле.

Незнакомец был хорошо вооружен: на поясе у него висел ятаган, нa спине – странный плоский колчан со стрелами, в руке был лук.

К седельной луке были прикреплены круглый плетеный щит, обтянутый кожей, и свернутый аркан. Кроме того, одет он был в сапоги, кожаные брюки и кольчугу поверх кожаного подкольчужника – слишком теплый наряд для середины лета, если не ждешь боя. Пока Сергей наблюдал, незнакомец остановился и оглянулся, привстав в стременах и заслонив глаза от солнца.

Сергей кивнул сам себе, спрятал бинокль, подобрал копье и свистнул коню. Конь вскочил, и казак легко взлетел в седло. Незнакомец мгновенно отреагировал – потянулся за стрелой. Он был примерно в трех сотнях метров от Сергея. Предельная дистанция выстрела для сильного мужчины и мощного лука. Но рука его замерла, когда Сергей вскинул копье над головой, а затем развернул наконечником вниз в знак своих мирных намерений. Его собственный лук остался висеть в чехле у левого колена. Казак спокойно ждал, пока незнакомец не подъехал поближе и не остановился на расстоянии разговора.

Они посмотрели друг на друга. Сергей был молодым – ему недавно сравнялось двадцать, – шести с небольшим футов роста, широкоплечим, сухощавым, с мышцами как канаты, немного длинноватым лицом и прямым носом. А еще он обладал впечатляющей коллекцией шрамов, многие из которых были на виду, поскольку из одежды на казаке имелись лишь широкие шерстяные брюки, высокие сапоги и широкий кожаный пояс. На поясе висели казачья шашка, кинжал и небольшой топорик с длинной метровой рукояткой. На бритой голове красовался длинный светлый чуб, перевязанный ремешками, что свисали над правым ухом и до самого плеча. Усы цвета спелой пшеницы все еще мучительно смахивали на пушок; на загорелом лице выделялись яркие, светло-зеленые, чуть раскосые глаза.

Второй парень походил на татарина, но был намного темнее, чем большинство татар: смуглая темная кожа, заплетенные в косу черные волосы, плоское, почти приплюснутое лицо, высокие скулы и вздернутый нос. Узкие миндалевидные глаза были голубыми, но поскольку умыкание женщин давно вошло в обыкновение у обеих сторон, стало невозможно по одной лишь внешности определить, кто есть кто. Незнакомец уступал Сергею в росте. Он выглядел сильным, но худым. Юнец, едва-едва ставший достаточно взрослым, чтобы отправляться в набег. Даже для чернозадого у него было на редкость безволосое лицо. Блестевший на лице пот несколько сглаживал бесстрастное выражение.

Незнакомец заговорил первым.

– Русский? – спросил он, указав на Сергея. Судя по голосу, он был даже моложе, чем казалось на вид.

Казак кивнул и стукнул себя кулаком в голую грудь, так, что висевший на шее серебряный крестик подпрыгнул.

– Да, русский, христианин, – ответил он.

– Меня звать Доржа Абаков, – произнес незнакомец.

– Я – Сергей Иванович Хоркин. Казак из станицы Полово Войска Донского, атамана Олега Андреевича Архипова. А ты, плосколицый?

– Народ тангх. Вы, русские, говорить калмыки. Мой правитель – Эрдне, хан Элста.

«Далеконько же он забрался», – подумал Сергей, удивленно приподняв брови.

Хана такого он не знал и лишь краем уха слышал о калмыках. Они пасли свои стада и ставили юрты в засушливой степи к югу от Астрахани, что на Каспийском побережье. По-русски Доржа говорил коряво и с акцентом, но вполне понятно; гортанное произношение намекало на еще какой-то язык, возможно, бывший для него родным.

– Мусульманин? – с подозрением поинтересовался Сергей.

Доржа презрительно сплюнул, покачал головой и указал наверх.

– Почитаю Тенгри Эстег – Вечносинего Отца-Небо – и милосердного Будду, а не дурацких богов из книжек.

Это можно было воспринять как оскорбление в адрес святой православной веры, но следующие слова калмыка, сопровождавшиеся поворотом большого пальца на восток, тут же заставили Сергея сосредоточиться на них.

– Ногайцы гонятся за мной убить. Пять и два.

– Семь татар?! – вырвалось у Сергея.

Доржа кивнул.

– Семь, да, это слово.

И он охотно продемонстрировал пальцы одной руки и еще два и горой.

– Их было девять, когда они за мной погнались, – добавил юноша, улыбнулся, продемонстрировав очень ровные белоснежные зубы, и похлопал по рукоятке ятагана. Потом указал на запасных коней:

– Это их лошади. Не мои.

Сергей заковыристо выругался, сожалея о своем решении не убивать незнакомца из засады. Возможно, татары повернули бы назад, если бы нашли труп. Они слишком близко подобрались к станице, чтобы чувствовать себя в безопасности. Теперь же... даже если не считать долга крови, всякий ногаец, обнаруживавший здесь одинокого русского, истыкает его стрелами, даже не задумываясь – если, конечно, они не захотят попробовать поймать его, чтобы замучить или чтобы продать на невольничьем рынке. Перемирия сейчас не было, да и в любом случае, они находились слишком далеко от торгового тракта, идущего вдоль железной дороги Белгород—Волга.

Сергей подавил желание пустить коня в галоп. Если он просто ускачет, что помешает Дорже ехать за ним на расстоянии выстрела из лука?

«Чернозадые черти выследят нас обоих! То-то этот калмыцкий байстрюк улыбается!»

Количество врагов, приходящихся на него, только что уменьшилось наполовину.

«Но на мою-то долю сейчас достанется трое!»

Казак расхохотался и протянул калмыку руку.

– Что-то давненько я не пускал никому кровь, – произнес Сергей.

Доржа принял протянутую руку, равно как и глоток питья из предложенной Сергеем фляги, и кусок хлеба с солью из седельной сумки. Казак в свою очередь отпил из фляги калмыка. Во фляге был кумыс, перебродившее кобылье молоко. Кумыс был лучше воды – вот и все, что о нем можно было сказать хорошего.

– Мы бежим дальше или деремся здесь? – спросил Доржа. – Это земля твоих... нет, это твоя земля – тебе решать.

Сергей огляделся, затем многозначительно взглянул на лошадей калмыка. Они, похоже, не только устали, но еще и страдали от жажды, судя по высунутым языкам. А если беглец не имел возможности остановиться и напоить коней, то и преследователи, возможно, тоже их не поили...

– Слушай, песий брат, вон там вон, в разрушенном колхозе, есть старый колодец, – задумчиво произнес он. – Татары, свиньи, про него знают, и, возможно, отправятся туда поить лошадей.

Доржа ухмыльнулся и кивнул, указал на запад, а потом изобразил в воздухе извилистую линию, поворачивающую на север и воз вращающуюся параллельно их следам.

– Срезать путь и спрятаться в развалинах, так, чтоб татары не увидели? Они подъедут скоро, может быть...

Он указал на солнце, а потом на то место, где оно должно было оказаться примерно через час.

– За это время они нас дважды поймать, если бежать.

Сергей расхохотался. Калмык быстро ухватывал самую суть.

– Да. В четырех километрах к западу отсюда есть глубокий овраг. Он ведет на северо-восток. Можно поехать по нему, потом выйти к развалинам с севера, если поторопимся. Мне нравится, как ты думаешь, калмык! Поехали!

Их действительно было семеро – татар, мужчин с клочковатыми усами и реденькими бородками, в выцветших зеленых тюрбанах, длинных заношенных овечьих тулупах... и с неприятно чистым и ухоженным оружием.

Сергей смотрел через грязный кусочек старинного стекла, как враги спешились посреди редкой травы в центре старого селения, рядом с осыпающейся грудой ржавчины, что некогда, до того как машины остановились, была одним из чертовых волшебных быков.

Называли таких быков тракторами, если верить старым байкам; их изначально призвали из ада злые колдуны Красного Стального Царя, чтобы угнетать крестьян. Дед Михаил всегда говорил, что это были просто механизмы, вроде часов или молотилки, и пахать на них получалось куда быстрее, чем на волах. Сергею в это не очень верилось: если их не приводили в движение злые духи, отчего они перестали работать все одновременно?

«Но рассказывать байки дед умел, хоть правдивые, хоть нет! Чтобы пахать сидя, как будто в корчме сидишь?!»

До ногайцев было не больше двадцати метров. Ступали они неуклюже, и их сапоги поднимали клубы пыли в редкой траве. С такого расстояния казак даже чуял исходящую от них вонь пота и прогорклого масла, такую же сильную, как запахи сухой земли, и старых кирпичей, и дерева развалин.

Вокруг колодца были устроены глинобитные бортики и прочная деревянная крышка. Из зданий давно утащили все хоть сколько-то полезное, кирпичи вывозили телегами, а дома на окраинах сгорели, когда кто-то осенью выжигал траву, но ни один житель степи никогда не стал бы уничтожать источник, будь он казаком, татарином или даже разбойником. Татары выглядели уставшими, а их кони – еще хуже, невзирая на то, что у каждого татарина было по три запасные лошади. Животные тоже страдали от жажды. Косоглазым татарам пришлось удерживать их, как только те почуяли воду. Они натягивали поводья, хлестали коней ременными плетями по мордам и ругались, а истосковавшиеся лошади толкались и вскидывали головы.

«Татары ездят быстро, и лошади у них хорошие, – подумал казак. – Доржа, должно быть, заставил их изрядно за собою погоняться».

Он мысленно добавил несколько зарубок на память к тому живейшему уважению, которое начал вызывать у него пришелец с востока.

«Хоть он и без бороды, а не сопляк, однако!»

Ногайцы прошли по следу Сергея с Доржей ровно столько, чтобы убедиться, что те не собираются навестить колодец, а потом направились прямиком туда. Два товарища, сведенных вместе волей случая, галопом проскакали три километра на запад, затем сделали петлю, свернули по оврагу на север и вернулись обратно, держась в стороне от своего напоказ оставленного следа.

Татары считали, что их добыча продолжает удирать на запад сломя голову. Они намеревались напоить лошадей, а потом уже возобновить погоню и поднажать как следует, чтобы те, кого они преследуют, загнали коней – лошади, страдающие от жажды, умирают быстрее. Но, несмотря на то что они считали себя в безопасности, всадники Ногайской орды были опытными воинами. Двое из них остались в седлах и внимательно поглядывали по сторонам, держа луки наготове, пока остальные их соплеменники сняли с колодца крышку, сделанную из массивных брусьев, размотали арканы, спустили в колодец кожаные ведра и проворно вытащили их уже с водой.

Сергей по пути натянул свою косоворотку, а поверх нее – кожаный жилет, в который были вшиты старинные пластины из нержавеющей стали. Это было дедушкино наследство, как и круглый красноармейский шлем, прикрывающий теперь бритую голову казака. Сергей оглянулся на Доржу и постучал по луку, потом поднял два пальца и повел рукой, указывая на татар-часовых.

«Мне того, который севернее, твой – который южнее. А потом – скольких успеем».

Калмык решительно кивнул, не высовываясь из-за четырехфутового основания разрушенной стены. Сергей извлек из колчана три стрелы, выбрав охотничьи, с широкими треугольными наконечниками, поскольку ни на ком из татар вроде бы не было доспехов. Одну стрелу он наложил на тетиву, а две осторожно воткнул в землю. Доржа последовал его примеру. Его стрелы были с черным оперением, как было принято у кочевников; казак предпочитал использовать дорогие павлиньи перья – их привозили из Крыма, – хотя некоторые друзья дразнили его за щегольство.

Сергей с Доржей вскочили на ноги – одновременно, как будто не один год тренировались вместе, – одинаковым движением натянули луки и спустили тетивы.

– Ура! – закричал Сергей.

Доржа просто завизжал, пронзительно и торжествующе – больше всего этот звук напоминал скрежет напильника по металлу.

Щелчки тетивы по кожаным наручам прозвучали почти одновременно, так же как и глухие удары стрел, достигших цели. На расстоянии в десять метров стрела из мощного лука – из рога и сухожилий, такими пользовались всадники, – разила быстрее молнии. Гагарин, в которого целился Сергей, полетел назад, на круп своего коня, с двумя красными всплесками – стрела вонзилась в его грудь и, не замедлив движения, вышла из спины. Второй часовой получил от Доржи стрелу под мышку – она вошла по самое оперение; татарин рухнул, вопя и молотя ногами.

Сергей потянулся за второй стрелой. Доржа выстрелил прежде, чем казак успел натянуть тетиву, и один из спешившихся татар недоверчиво уставился на торчащее из живота древко – а потом опрокинулся навзничь, так и не выпустив из рук ведра. Длинная кожаная веревка ухнула в колодец следом за ним, и снизу донесся вопль, а потом громкий всплеск – человек ушел в воду вниз головой.

– Еще четыре! – крикнул Сергей.

Но тут ногайцы заорали в ответ и попрыгали в седла. Сергей быстро пригнулся – над головой свистнули стрелы. Татары погнали лошадей к стене со свирепыми воинскими кличами:

– Гур! Гур! Гур!

И грохот копыт. Сергей громко расхохотался; они с Доржей развернулись и побежали, перескочив через более низкую заднюю стену разрушенного здания и резко свернув влево, в щель между более высокой грудой камней и большим дубом.

– Эти неверные свиньи не слезают с лошадей, даже чтоб поссать!

На это казак и рассчитывал. Первый татарин, продемонстрировав редкостное искусство верховой езды, перемахнул через стену, через которую только что перепрыгнули Сергей с Доржей, и еще в полете выстрелил. Сергей с воплем уклонился, когда стрела свистнула над его левым ухом, и нырнул наземь. Доржа приземлился рядом и зашарил по земле. Достигший прохода татарин слегка натянул поводья, дожидаясь сотоварищей, потом снова двинулся вперед, занося копье.

– Тяни! – заорал Сергей.

– Да тяну, тупой бык! – прохрипел Доржа.

Их связанные вместе арканы взвились из пыли; один конец был надежно закреплен за дуб, второй – прихвачен за выступ источенной непогодой кирпичной стены. Они уперлись изо всех сил и откачнулись назад, но, даже притормозив об выступ, веревка бешено рванулась из мозолистых ладоней казака, когда первые две лошади налетели на нее. Одна из них кувыркнулась, сделав полное сальто, и рухнула на своего всадника, как кухаркин деревянный молоток на свиную отбивную. Вторая поскользнулась, и всадник перелетел через ее голову. Лошади, скакавшие позади, вздыбились и замолотили в воздухе ногами; их ржание перекрывало крики их всадников, пытающихся обогнуть мешанину человеческих и конских тел.

Сергей сорвал с пояса топорик, перехватил его поудобнее и молниеносно швырнул с размаху. Ясеневая рукоятка покинула его ладонь тем текучим движением, какое, бывает, ощущаешь, когда бросил что-то правильно, а секунду спустя стальное лезвие врезалось татарину в лицо. Татарин упал и замолотил по земле руками, захлебываясь криком.

Доржа уже выхватил свой ятаган. Он ловко, словно кошка, уклонился от поспешного удара сплеча, отбив его своим круглым щитом, и вонзил острие ятагана в заднюю ногу лошади. Та взбрыкнула, и ногайцу стало на некоторое время не до фехтования. Этого оказалось достаточно.

«Вот уж точно, ловкий, как кошка!» – подумал Сергей, когда острая сталь с дамасским узором скупым движением полоснула последнего татарина по бедру. Ятаган рассек ногу почти до кости. Доржа отскочил назад, предоставляя своему противнику истекать кровью.

Татарин, которого сбросила лошадь, приземлился с ловкостью куницы, перекатившись через голову и тут же вскочив. Лук он потерял, но зато почти мгновенно выхватил свой изогнутый шамшир.

– Аллах акбар! – И с этим воплем ногаец ринулся вперед, вращая меч над головой. – Гур!

– Ёб твою мать! – отозвался Сергей, ухмыляясь и приподнимаясь на носки. Возможно, татарин даже понял его – бранные слова все перенимали быстро. – Ура! Христос воскресе!

Его шашка была длиннее оружия кочевника – слегка изогнутая, без гарды, с яблоком в виде орлиной головы, – и хотя татары были грозными бойцами, когда бились верхом, пешими большинство из них делались столь же ловкими, как свинья на льду. Сергей увел удар ногайца в сторону, слегка заворчав от столкновения, – ну и силен же был татарин! – со звоном и снопом искр. Татарин лупил по нему, словно зерно обмолачивал, но Сергей отступал, пока не увидел краем глаза Доржу, заходящего татарину в тыл. Тогда казак ринулся вперед – надо быть дураком, чтобы драться с татарином честно, если тебя ничто к этому не принуждает.

Секунду спустя ногаец рухнул с криком боли – ятаган рассек ему подколенное сухожилие, а сабля казака полоснула но правой руке. Сергей снова крякнул от удивления, когда Доржа не дал ему добить татарина; юноша отбил удар, который должен был стать последним, и казак на секунду пошатнулся.

– Чтоб тебя черт в мешке унес! – возмущенно бросил казак, оглядывая кромку шашки. Слава святым, зарубок не осталось. – Ты чего?

Доржа не обратил на него внимания. Вместо этого он поставил ногу на грудь раненому татарину и приставил острие ятагана к его горлу. Татарин плюнул в юношу, потом зашипел, когда острие вдавилось в тело.

– Где принцесса? – спросил Доржа... по-татарски – Сергей неплохо им владел.

– На пути в Астрахань, куда ты не сможешь за ней последовать, презренный кяфир и...

Острие ятагана нашло цель, и ругательство перешло в бульканье, а пятки татарина выбили короткую дробь по земле. Доржа стер кровь с ятагана и носка своего сапога овечьим тулупом кочевника.

– Принцесса? – небрежно поинтересовался Сергей, помогая своему случайному товарищу позаботиться об остальных ногайцах.