Текст книги "Ароматы"
Автор книги: Джоанна Кингсли (Кингслей)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
3
1960–1961
В 1960 году Нина стала одной из «виндзорских леди» – замужних женщин, которые, чтобы немного подработать, обходили в субботу и воскресенье дома своего района, предлагая домохозяйкам косметику фирмы «Виндзор».
Это была самая большая косметическая фирма Америки, имевшая лицензии на право торговли в Европе, на Дальнем Востоке и в Южной Америке. Хелена Рубинштейн называла «Виндзор» фирмой дешевых сосисок, но доходы Виндзора были выше доходов фирм Рубинштейн и Элизабет Арден. Не выдерживали конкуренции с Виндзором ни Авон, ни производящие изысканные духи фирмы Ревлона и Маргарет Пирсон. Язвительное прозвище возникло оттого, что «Виндзор» побивал конкурентов дешевизной и масштабностью. Секрет был прост – экономия на рекламе. «Виндзор» не выпускал красочных рекламных проспектов и не печатал дорогостоящих объявлений в газетах. Фирма платила комиссионные своим «виндзорским леди», обходившим клиентов с каталогами товаров фирмы и чемоданчиками с образцами. Домохозяйки выбирали и заказывали товар, а если губная помада или тени не приходились по вкусу, то покупательница могла вернуть их товарному агенту в следующее посещение.
Система себя оправдывала – «виндзорские леди» получали неплохие комиссионные, и это обходилось фирме дешевле, чем широкая реклама товаров. К тому же создавался постоянный круг покупательниц, приверженных «своим леди».
Косметические товары продавались дешевле, чем у других фирм, но цены были не очень низкие, чтобы не дискредитировать фирму. Покупательницы среднего класса не могли выбирать духи или помаду, исходя из принципа «чем товар дороже, тем он лучше», но не хотели и дешевки. Поэтому «Виндзор» никогда не продавал за пятнадцать центов крем для лица себестоимостью десять центов – цена назначалась минимум вдвое выше, что давало акционерам фирмы немалые доходы.
Нина начала работать на фирму в середине ноября, через несколько дней после того, как Джон Кеннеди был выбран президентом. Нина голосовала за него, и Арман тоже, – он впервые участвовал в выборах как полноправный американский гражданин. Они отпраздновали победу Кеннеди дома, с местным вином, так как с деньгами в семье было очень туго.
Нина надеялась, что таким образом сможет помочь семье выпутаться из затруднений. Ей казалось, что работа будет интересной и не трудной, так как многие домохозяйки были преданы фирме «Виндзор» и постоянно заказывали товары у «своих леди».
В субботу Нина вышла с чемоданчиком, наполненным образцами и каталогами, не забыв прихватить широкую улыбку. Вечером она вернулась измученная, но торжествующая, заработав тридцать долларов комиссионных. Ей понравились и работа и женщины, которых она обслуживала. Нина любила делать людям хорошее, а покупка косметики давала утомленным нудной работой домохозяйкам минуты отдыха.
В воскресенье она опять заработала тридцать долларов и пять домохозяек пригласили ее на чай с кексом.
– То, что я не получу в долларах, доберу в фунтах, – шутливо сказала она, целуя Армана в макушку. – Будет у тебя жена с талией в три обхвата. – Хотя Нина устала, но испытывала приятное возбуждение – работа ей нравилась. Этой ночью они с Арманом впервые за несколько недель занимались любовью.
Им всегда было хорошо вдвоем, но за этот год они занимались любовью очень редко. Секс отступил на второй план, каждый был занят своей работой и ее проблемами, и совместная жизнь свелась к обсуждению налогов, счетов и обеденных меню. Они как-то забыли о том, что свело их друг с другом, незаметно утратили что-то важное. Не ощущая этого, они жили повседневной жизнью, забывая, что тело и воображение – тоже часть реальности.
Но в это воскресенье желание вспыхнуло, как прежде, прорвав унылый покров скуки. Нина медленно раздевалась в вечернем сумраке спальни, обнажая свое нежное тело – груди, бедра, ягодицы, плавно поворачиваясь перед Арманом, словно впервые демонстрируя ему свою наготу.
Этот медленный стриптиз все более возбуждал его. Ее тело казалось Арману незнакомым и пленительным. Он забыл, как волнует ее нагота, и, коснувшись груди Нины, вздрогнул в эротическом порыве. Она легла рядом с ним и словно раскрывалась навстречу ему, увлажнившаяся кожа блестела, когда он гладил ее плечи, пышные груди, живот и темный треугольник лона. Он ввел руку в щель, открывающуюся среди рощицы кудрявых волос, и почувствовал тепло и призывный трепет. Он вынул руку, и Нина застонала, умоляя его продолжать. Арман встал на колени, нагнулся над ней и пробежал языком от пупка до темного треугольника, очертив его своей слюной. Потом приник к нему ртом, и сосал ее соки, а она, подавляя стон оргазма, схватила подушку и откинулась в нее лицом извиваясь от наслаждения. Тогда он оторвал от ее тела свои губы, приподнялся над ней, вошел в нее и немедленно кончил.
– О, это было колоссально, – сказала она потом. – Надо это повторять почаще.
– Я боюсь наделить тебя пагубными привычками.
– У меня всегда была склонность к дурным привычкам, – задорно возразила она, – и я не собираюсь меняться.
Он улыбнулся и поцеловал ее в лоб, зная, что ночь любви повторится не скоро.
Причина была в том, что он устал, заработался. Долг висел над ним темной тучей, и непрестанная мысль о нем лишала его сил. Винить он мог только себя, но тем не менее чувствовал постоянное глухое раздражение против Нины. Это она побудила его сделать еще одну попытку. Он похоронил свои надежды после провала в фирме Маргарет Пирсон и не стал бы пытаться вновь. Но Нина с пылом молодой влюбленной женщины стремилась возродить в нем веру в себя, в свой блестящий гений и попытаться еще раз. Она восхищалась им и льстила, убеждая, что он наделен волшебным даром. Вспоминая это, он мрачно улыбался – она сумела возродить его мечты, и это принесло ему гибель. Если бы он не встретил Нину, он работал бы как прежде, получая полное жалованье, а теперь треть его уходила на расплату за попытку осуществить свои прежние безумные фантазии.
Пятьдесят тысяч долларов. Он должен был выплатить их Джуди Гросвенор, захотевшей, чтобы он снова создавал свои изумительные духи. До войны она была одной из его американских клиенток. Он случайно встретил ее с дочерью в магазине на Пятой Авеню, и она его сразу узнала.
– Это же Арман Жолонэй! – радостно воскликнула она. – Маг и волшебник! Весь Париж был от него без ума, Банни, еще до того, как ты родилась.
За чаем в роскошном отеле «Плаза» она рассказала, что ее четвертый муж, Мэтью Гросвенор, недавно умер, оставив ей наследство, и она хотела бы начать какое-нибудь интересное живое дело, например открыть модный салон в Далласе.
Они встретились еще раз, и он узнал, что у нее возник новый замысел, связанный с ним. Она решила, что салон модного платья – ординарная идея, захотела создать магазин редкостей, где можно было бы купить яйца работы Фаберже, старинную золотую парчу, а также духи Армана Жолонэй. В нем должно было быть все самое редкое, изысканное, почти недоступное.
Нина убедила Армана принять предложение. Джуди Гросвенор оказала финансовую помощь. Он снял помещение и устроил лабораторию, пытаясь воссоздать ароматы, созданные им в довоенном Париже, но не смог воскресить свой талант. Чутье исчезло, знаменитый «золотой нос» Армана Жолонэй отказал ему. Через полгода Джуди Гросвенор начала выражать нетерпение, еще через месяц пригрозила процессом. Так возник чудовищный долг, который Арман обязался выплатить. Они стали практически нищими. Арман во всем винил Нину, подогревавшую тщетные надежды. Если бы не эта злосчастная попытка, у них, по крайней мере, было бы хорошее вино к обеду. Эта неудача разрушила Армана, он чувствовал свою несостоятельность, гибель души, таланта, способности любить. Ему казалось, что он ничто, пустая шелуха. Иссякла и его любовь к Нине, и он в последний раз сыграл для нее страсть, как актер, собирающийся уйти со сцены.
Первый уик-энд Нины был самым удачным. Теперь день ото дня ее доходы становились все меньше и меньше и уже не превышали тридцати долларов за день. Ее энтузиазм увял, и хотя деньги были нужны, она так уставала от дополнительной работы, что быстро утрачивала веселость и жизнерадостность.
Дело было не только в усталости, но главным образом в отношениях с Арманом. После восхитительной воскресной ночи он не касался ее. Огонь их любви угас, скудная теплота отношений не согревала души, как водичка комнатной температуры не утоляет жажды.
Была еще Ви, по-прежнему любившая Нину; они были словно две сестры. Но Ви внушала ей тревогу – у нее не было подруг, друзей-сверстников, она ни разу не целовалась с мальчиком. Выросшая красавицей, привлекавшая всеобщее внимание, она совершенно не обращала на это внимания. Однажды Нина взяла ее на вечеринку с танцами, но Ви не хотела танцевать, а на попытки мужчин завести разговор отвечала односложно. В шестнадцать лет – пору цветения – Ви не обладала жизнерадостностью юной девушки. Отстраненность и тяга к уединению, желание замкнуться «в башне из слоновой кости» отдаляли ее от Нины.
Арман переживал депрессию и становился недоступен для Нины. Марти тоже беспокоила Нину, но к этой тринадцатилетней дикарке нелегко было подступиться. Маленькая бунтовщица была тверда, словно бронированный армейский грузовичок. Нина кое-что по собственному опыту знала о необходимости ограждать себя от мира жесткой броней, но не могла бы сказать Марти, что хорошо ее понимает.
Марти редко бывала дома, слоняясь по городу с кампанией пятнадцати-шестнадцатилетних подростков. Арман, Ви и Нина избегали разговоров о ней, словно боялись узнать, как и чем она живет.
Нину начало одолевать чувство безнадежности. Она пыталась сохранить стойкость и бодрость, но это ей не всегда удавалось. Ежедневная, без выходных работа изнуряла, и у нее не оставалось сил заниматься домом.
Она вспоминала прежнее ощущение любви – словно гигантская птица распахивала крылья и уносила ее в небеса.
Арман открыл ей не только мир новых любовных ощущений. Совместная жизнь обострила все ее чувства, расширила мировосприятие. Нина, как многие американки, не любила вино, предпочитая сладкий лимонад. Арман научил ее смаковать вино, пить его маленькими глоточками, ощущая вкус на языке и нёбе. Нина полюбила и оценила его. Арман научил ее разбираться и в еде, улавливать вкус тонких деликатесов и чувствовать отвращение к пережаренным или небрежно приготовленным блюдам.
Вино, еда, одежда… Прилежная ученица Армана, Нина стала изысканно и стильно одеваться, избегая кричащей, дурного вкуса одежды многих американок. А еще он ввел ее в неведомый многим мир запахов. «Обоняние – самое тонкое и индивидуальное из всех чувств», – говорил он ей. И теперь, просыпаясь на рассвете, она испытывала наслаждение, вдыхая ароматы раннего утра, упивалась запахом кожи Армана, похожим на очищенный миндаль.
Любовь угасла, и Нина больше не пыталась искушать Армана. Могучие крылья любви печально опустились. В память о любви, в расплату за нее Нина продолжала тянуть свою лямку. Она начала неудержимо полнеть и не боролась с этим бедствием стареющих женщин – ей стало безразлично собственное тело, больше не пробуждавшее желание у Армана.
Ви не могла понять, почему не чувствует себя счастливой. Как будто бы все было хорошо. Ее мечта осуществилась, – у нее была мать, и даже к лучшему, что не родная – Ви чувствовала себя ровней Нине, они обо всем говорили как подружки-ровесницы. И при этом Ви, наконец, ощущала нежную заботу и ласку старшего: Нина расчесывала ей волосы по утрам, заставляла принимать лекарства во время болезни, убирала постель, если она торопилась в школу.
Ви нахмурилась. Нет, дело не в Нине. Нина идеальна, она – лучшее, что досталось Ви в жизни. Ви нежно коснулась губами лепестков чайной розы, только что купленной в цветочном магазине, – у Нины был сегодня день рождения. Тогда в чем же дело? Что-то было не так. Причина тревоги не Марти. Марти ни при чем, она всегда была посторонней, чужой. Она перестала волновать Ви с тех пор, как появилась Нина. «Не подходит… – повторила про себя Ви и вдруг поняла, – семья! Марти всегда была вне семьи, а вот Ви и Нина связаны семейными узами. Но Арман и Нина… Что происходит между ними? Они уже не подходят друг другу, между ними исчезла душевная связь, сегодня день рожденья Нины, но Ви знала, что Арман не сделает ей подарка. Так разве это семья, если души существуют врозь?»
Тяжелое жаркое лето медленно подходило к исходу. Нина прибавила за полгода пятнадцать фунтов и с трудом переносила жару – одежда теснила располневшее тело, лицо блестело от пота.
В первую субботу сентября Нина взяла с собой к своим покупателям Ви – та давно просила ее об этом. Ви надела свое самое красивое платье – они купили его вместе с Ниной на распродаже – прямую рубашечку без рукавов с маленькими розами на светло-сером фоне, с широкой розовой лентой вместо пояса.
«Словно фарфоровая статуэтка…» – подумала Нина, глядя на Ви, выглядевшую совсем юной и хрупкой. Длинные тонкие руки, нежная шея, светлое лицо без косметики в рамке блестящих волос. Ви была в том возрасте, когда одежда очень меняет облик. В узком черном платье она выглядела бы молодой женщиной, а сейчас – молоденькой девушкой на пороге расцвета.
Постоянные покупательницы знали, что Нина еще молода, чтобы иметь дочь-подростка, и она представила Ви. – Это моя сводная сестра. Правда, мы похожи?
Ви польщенно улыбнулась, не замечая шутливого тона Нины. Ей хотелось, чтобы их приняли за сестер, хотя Ви была высокая и худенькая, а Нина – толстая коротышка, с более темными волосами и более грубой кожей и чертами лица, чем у Ви, лицо которой словно было вылеплено из алебастра.
В бледно-голубой гостиной грузная пожилая женщина приветливо улыбнулась и сказала Нине, показывая на Ви: – Предложите из своих товаров те, что сделают меня похожей на нее!
– Сейчас поищем! – отозвалась Нина, приставляя карандашик к носу с видом глубокого раздумья. Пожав плечами, она улыбнулась: – А вам действительно хочется снова стать шестнадцатилетней, миссис Макколи?
– Да пожалуй, нет. Но неплохо было бы сбросить несколько годочков и избавиться от морщин.
– Вот этого мы сможем добиться! – весело подхватила Нина. Она достала каталог и принялась расхваливать достоинства смягчающего крема, косметических примочек и нового сорта мыла, способствующего раскрыванию и очищению пор кожи. Слушая уверения Нины, что все эти средства возвратят лицу свежесть и мягкость, женщина одобрительно кивала головой. Внимательно наблюдавшая за ней Ви увидела, что на ее усталом лице появилась милая улыбка, и она как будто помолодела.
На пути к следующей клиентке Ви попросила Нину открыть секрет ее успешной торговли.
– Да никаких секретов! – хихикнула Нина.
– Но вы учились этому?
– Фокус несложный. Три правила. Первое – проникнуть в дом. Второе – польстить клиентке. Если она страшна как смертный грех, то хвали ее умение варить кофе, ее мебель, ее канарейку. Третье – воспользоваться ее некомпетентностью и внушить ей то, что ты хочешь.
– Как это?
– Ну, например, ты говоришь, что у нее нежная кожа, но ее совершенно необходимо подпитывать увлажняющим кремом. И небрежно сообщаешь, что фирма только что выпустила крем именно для такой кожи, как у нее.
– Ну и что?
– Обычно срабатывает, – улыбнулась Нина. – Почти все клиентки обнаруживают, что никогда не пользовались лучшим кремом, и заказывают его снова.
– Что-нибудь еще? – настойчиво расспрашивала Ви.
– Подожди, подумаю, – сказала Нина и вдруг прыснула.
– Ну что?
– Понимаешь, бэби, – Нина с трудом сдерживала смех, – мы на этой работе начинаем чувствовать себя врачами, которые обходят больных со своими чемоданчиками и волшебными средствами и возвращают им здоровье и бодрость духа. Они сами внушают нам это! – Нина снова залилась смехом.
– Как странно!
– Я не знаю, почему, но это так. В общем-то было забавно делать эти «врачебные обходы». Да, утомительное лето, но хорошее. Приятно будет вспоминать, – закончила Нина, словно подводя итог. Она уже не смеялась, на ее лице появилось задумчивое, даже печальное выражение.
В следующем доме их окутал властный запах кэрри [13]13
Рис с приправами индийское блюдо.
[Закрыть], в котором Ви различила едкость кардамона и остроту кориандра. Их приветствовала темнокожая женщина из Вест-Индии в белом халате медсестры. Нина спросила, как себя чувствует ее больной.
– Не так уж плохо, – бодро ответила та. – Из комнаты не выходит, но кушает исправно. Давайте и мы съедим по кусочку бананового кекса – я испекла к чаю.
– Вы снова за свое, Наоми! – запротестовала Нина. – Сколько раз я говорила, что безобразно толстею.
Толстые люди веселее, возразила та, отправляясь на кухню. Пока Наоми была на кухне, Нина приготовила для нее набор косметики. – Она любит голубой и синий цвета, – объяснила она Ви, раскладывая на столике аквамариновые тени для век, синюю краску для ресниц и карандаш для бровей под названием «Синее небо».
– Какая прелесть! – воскликнула Наоми, вышедшая с подносом. Она поставила на стол кекс и чайник, схватила косметику и, накинув пеньюар, стала краситься перед зеркалом. – Ну, как? – повернулась она к Нине.
– Чудесно!
– Я беру все это, – сказала Наоми, – а теперь выпьем по чашечке чая.
За чаем Ви наблюдала, как, восхищаясь кексом, Нина сумела убедить креолку купить румяна, губную помаду и тени «Мерцание ночи» к вечернему платью.
Глядя на покупательницу, Ви пыталась вообразить, на какой вечер Наоми наденет голубое вечернее платье и наложит косметику, для каких мужчин.
Когда они вышли из дома с пакетиками с банановым кексом, которые Наоми заставила их взять с собой, Нина посмотрела на Ви и сказала. – Я попытаюсь объяснить. Каждая женщина, к которой мы приходим, живет мечтой. У нее тяжелая жизнь, муж, который ведет себя с ней как скотина или не обращает на нее внимания. Она не может справиться со своими детьми. Каждый день одно и то же, и у нее начинает ныть сердце. Она спрашивает себя. «Что же это со мной?»
И тут прихожу я со своим набором фокусов и что-то ей предлагаю. Я оказываю ей внимание, любуюсь, уверяю: «Попробуйте вот это, и вы станете совсем другой женщиной!» В глубине души я не верю, что сумею ее убедить, но она сама хочет мне поверить, потому что ей нужно на что-то надеяться. Наоми живет с паралитиком, а муж миссис Макколи алкоголик.
– Никто не может жить без надежды, – закончила Нина задумчиво.
Они снова входили в обшарпанные двери, сидели в мрачных гостиных или пахнущих прогорклой пищей кухнях. Иногда женщина говорила, что у нее еще не кончился запас косметики, но обычно они покупали.
– Сегодня самый удачный день! Ты – моя «волшебная палочка»! – сказала Нина Ви после двенадцатой продажи. Обслужив еще двух клиенток, она решительно заявила:
– Пора заканчивать! Надо отмстить этот день!
Взяв Ви под руку, она повела ее в кафе «Ленни», где в неоновой вывеске не горела буква «е». Ви ни разу в жизни не была в кафе или ресторане.
– Знаешь, Нина, – сказала Ви, – ты делаешь то же, что папа. Когда он делал духи в Париже и продавал их, он говорил, что женщины приходят к нему покупать мечты.
– Не совсем…
– Ну да, это были другие женщины, знаменитые актрисы, герцогини и тому подобное, но все они хотели купить волшебное средство. Не что-то реальное, подобно куску сыра или ботинкам. В аромате духов они обретали магию, делавшую их другими. То же чувствуют и твои клиентки.
– Ты – дочь своего отца, – сказала Нина, сжимая ее ладонь. – Ты добьешься своего.
– Когда-нибудь я буду дарить волшебство людям.
– Конечно.
– Я добьюсь, Нина! Люди будут себя чувствовать счастливыми и богатыми, словно нашли золотой клад.
– Конечно добьешься! Ты поймаешь солнечный зайчик, – ласково подтвердила Нина, подтолкнула Ви к дверям кафе и вошла вслед за ней.
Ви волновалась, потому что никогда еще не пила крепких напитков и не знала, как они могут подействовать.
– Две «Розовых леди»! – распорядилась Нина, и официант отошел от их столика со скучающим видом, как будто и не расслышал ее слов. Но он сразу вернулся с двумя коктейлями, и Ви осторожно сделала первый глоток. – Колоссально! – сказала она с широкой улыбкой. Вкус был нежный и сладкий, как у крем-соды с мороженым, только лучше.
Нина смотрела на нее, наклонив голову к плечу и словно медлила начать разговор.
– Ну, ты, кажется, хочешь принять у меня эстафету! – спросила она.
– Да, я хотела бы заняться этим делом Оно мне нравится. – Ви посмотрела на серьезное лицо Нины и спросила: – А как же ты?
– Я хочу покончить с этим.
– С «виндзорскими леди»? – спросила Ви, предчувствуя худшее.
– Не только. Не знаю, как сказать. Я люблю тебя, очень люблю. Ты это знаешь, Ви. Но моя жизнь, – она остановилась, у нее перехватило горло, – моя жизнь лишилась смысла. Арман и я любили друг друга, но теперь он меня не замечает. Хотя я стала вдвое толще, – горько пошутила она.
– Ты хочешь бросить нас, – спокойным голосом сказала Ви. Она начала дрожать.
– Ви, через месяц тебе исполнится семнадцать. Ты закончишь школу и сможешь приехать ко мне.
– Никогда!
– Бэби… Постарайся понять меня Я не хочу уезжать от вас, но без личной жизни я через год превращусь в толстую старуху. Будущее закроется для меня… Мне будет сорок, и что тогда? Уже не смогу завести семью, детей…
– Детей?.. – повторила Ви, словно не веря.
– Я даже не знаю, хочу ли я иметь ребенка. Но чувствую, что не имею права упустить шанс, пока еще не состарилась…
– Понимаю! – сказала Ви ледяным тоном и вдруг, вскочив из-за стола, выбежала на улицу. Нина побежала вслед за ней и в вечернем сумраке, прижавшись к ней, прошептала. – Я умру, если не уеду… – Но Ви как будто не слышала.
Нина позвала официанта, расплатилась и потащилась домой, не оглядываясь на Ви, чувствуя себя старой и бесконечно усталой.
Дойдя до дома и вынимая из сумочки ключ, она увидела, что Ви стоит рядом.
– Бэби? – спросила она неуверенно. Ви обвила ее шею руками, отчаянно плача, как в тот день, когда погиб котенок Джуэл и Нина стала жить вместе с ними. – Я люблю тебя, – рыдала она, – я не хочу… не могу понять.
Со сжавшимся сердцем Нина порывисто прижала к себе девочку. Закусив губы, чтобы сдержать рыдания, и зажмурившись. Открыв глаза, она увидела на втором этаже слепое неосвещенное окно спальни, которую делила с Арманом, и поняла, что должна уехать.
– Где бы я ни жила, Ви, там твой дом.
Ви начала приходить в себя.
– Спасибо, – выдохнула она, – спасибо тебе за все. – Она отвела руки Нины и отступила. – Теперь я понимаю: женщина не может жить без мечты.
– Не может… – мягко подтвердила Нина. Они ступили на порог дома, держась за руки. Ви остановилась и сказала: – Мне никогда не было так плохо с тех пор, как умер Джуэл. Но не беспокойся, Нина. Я выдержу. Я знаю, что ты должна уехать, хотя я не могу почувствовать это.
«Она выдержит, – думала Нина, открывая дверь. – Ви сильнее любого из нас».
