355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джоанна Кингсли (Кингслей) » Ароматы » Текст книги (страница 16)
Ароматы
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 00:58

Текст книги "Ароматы"


Автор книги: Джоанна Кингсли (Кингслей)



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

2

«Аполлон», яхта длиной в 120 футов, развивающая скорость в 48 узлов, была больше и быстрее, чем «Меркурий» Ставроса Ниаркоса – первая яхта, построенная по особому заказу.

Менаркос заказал ее той же английской фирме, что построила яхту его соперника; увеличение размеров и веса потребовало новых расчетов, инженеры представляли придирчивому заказчику один проект за другим, и только пятый получил его одобрение.

Только через три года Софокл Менаркос вышел в море на своем «Аполлоне» – великолепнейшей и самой быстроходной яхте в мире. Стены внутри помещений яхты сияли розовым каррарским мрамором, полы покрывали персидские ковры. В гостиных висели бесценные картины старых мастеров – Корреджо, Тициана, редко встречающегося Джоджоне. Стены библиотеки и кабинета Менаркоса были затянуты гобеленами, а в зале для танцев радовала глаз стенная роспись Джоан Майро. Золотой сервиз, столовое серебро или раковины из китайского фарфора в ванной – все детали обстановки были выдержаны на уровне взыскательного художественного вкуса.

Полки погреба ломились от редчайших вин стоимостью не менее двухсот долларов за бутылку, в огромном холодильнике висели на крюках туши или окорока оленей, шотландских ягнят и аргентинских быков. В секциях огромной кладовой хранились такие деликатесы, как французская земляника и баварские грибы, знаменитый шоколад из Швейцарии, экзотические южные фрукты, сыры из разных стран. Даже самые пресыщенные богачи – гости Менаркоса, объехавшие весь свет, не могли бы заказать блюда, которого в кухне «Аполлона» не смогли бы приготовить и подать.

Марти, ступив с Жан-Люком на палубу «Аполлона», была ошеломлена.

– Вот это ванна! – присвистнула она, забыв парижские уроки хороших манер.

– Да, я здесь живу скромно и непритязательно, – признал Жан-Люк, – но ничего, ты привыкнешь.

– Да ну тебя, сумасшедший! – Марти швырнула в лицо Жан-Люка трусики и бюстгальтер и продолжила распаковывать чемодан.

Жан-Люк кинул кружевные вещицы обратно. – Я говорю всерьез. Тебе придется привыкать. И продолжим парижские уроки. Там ты только начала. Вспомни, какой ты была скромной маленькой мышкой в начале…

– Вот уж нет, – со смехом сказала Марти, – всегда была кошкой-охотницей, а не мышкой.

– Да, кошечка красивая, хочется погладить, – согласился он, подступая к ней. Марти замерла, ожидая его прикосновения. Он научил ее заниматься любовью не в американском спортивном стиле, а медленно, неспешно, ожидая, когда твое тело откликнется на томительную ласку. Он многому научил ее в Париже, поставив себе целью поднять Марти до уровня великосветских гостей Менаркоса, которые все без исключения были светилами искусства или бизнеса.

– Я сделаю из тебя суперзвезду мирового класса, ты будешь одной из самых блестящих женщин в любом светском обществе.

– Зачем? – спросила Марти, охваченная дрожью восторга.

– У тебя такие задатки, что я должен их развить. И еще для Менаркоса.

Жан-Люк Дельбо родился в Касабланке в 1930 году. В пятнадцать лет сбежал из дома и отправился за счастьем. Он выглядел взрослым, был умен и находчив. У Жан-Люка еще в школе обнаружились незаурядные способности к языкам. Со школьным запасом знаний он предложил свои услуги как переводчика с английского на французский американскому командованию оккупационных войск во Франции, приврав, что его отец был капралом в американской армии. Проверять его никто не стал, а за два месяца он овладел английским «как янки».

Мартина догадалась, что он плыл на «Нордике» навестить родных в Касабланке, и спросила его об этом.

– Да, впервые за двадцать лет.

– Почему же ты не сразу уехал? Что случилось?

– Когда я увидел тебя, твою энергию и решительность, я понял, что не к чему возвращаться к старому. Ты и я похожи – мы забываем прошлое, и идем вперед.

– Да, – согласилась она.

Они разговаривали на пути в Париж, сидя в креслах самолета с рюмками бренди в руках. Они еще не были близки – он только поцеловал ее, одобряя ее решимость, ловкость, когда она спрыгнула вслед за ним с палубы «Нордики», и пошутил, что похищает ее, как сказочный рыцарь прекрасную принцессу. Союз был скреплен этим легким касанием губ и пожатием рук.

Они сидели в креслах самолета и рассказывали друг другу о себе – впервые Марти имела дело с мужчиной, который не сразу пускал в ход руки, а вел с ней разговор.

Марти рассказала, что ее мать умерла, когда она была грудным ребенком, и она жила с отцом и сестрой в Бруклине, но фактически не общалась с ними.

– У меня была своя жизнь, – сказала она вызывающе.

– Где?

– На улице. Сестра отдала меня в закрытую школу, а потом я училась в колледже. Но это было не для меня, я удрала на море.

– Отец и сестра по-прежнему живут в Бруклине?

– Старик умер. А она занимается бизнесом, деньгу заколачивает.

Что-то в ее тоне, язвительная горечь, с какой Марти говорила о сестре «она», подсказали Жан-Люку, что больше расспрашивать не надо.

– Мы с тобой похожи, – заключил он. – Идем своим путем. Другие нам ни к чему.

– Правда, их можно использовать, – заметила Марти, чувствуя, что нашла человека, которому может говорить все, что думает.

– Их можно использовать, – подтвердил он и подумал: «Кто же из них кого использует».

Жан-Люку было необходимо утвердить свою власть над кем-то. Много лет он был при Менаркосе, добившись всего, о чем мечтал: богатства, женщин, места наверху, но за это ему приходилось угождать и беспрекословно повиноваться. Теперь он хотел тоже подчинить кого-то своей воле. Марти подходила для этого: он завладеет ею и отдаст Менаркосу, и она поможет ему справиться с деспотом. Боже, как он его ненавидел и как он им восхищался!

Они остановились в отеле «Крийон» на площади Согласия, оставили свои чемоданы и отправились в магазины. – Сначала одежда, – сказал Жан-Люк.

Он начал с белья, вертя в руках трусики и бюстгальтеры и обсуждая их качество и фасон с продавщицей. Марти со своим школьным знанием французского стояла молча, пока он не велел ей все померить. Он вошел в примерочную к Марти вместе с продавщицей, и она под их взглядами почувствовала себя неловко и отвернулась, рассерженная. Он рассматривал ее как манекен в витрине. Она почувствовала себя униженной и взбешенной.

– Мы все берем, – кивнул Жан-Люк продавщице.

Три дня Марти ходила с Жан-Люком за покупками, испытывая и удовольствие, и досаду. Они покупали перчатки, шарфы, сумки в галантерейных магазинах, платья и костюмы в модных салонах и, наконец, в завершение – переливчатый, пятнистый, словно леопард, плащ от Диора. – Меха купим осенью, – сказал он, – когда у тебя выработается стиль.

Они возвращались в отель измученные, и Марти в своей спальне тщетно ждала Жан-Люка, мучаясь подозрением, не гомосексуалист ли он.

Наутро четвертого дня он вошел в ее спальню, когда она пила кофе, и заявил: – Сегодня мы начнем уроки французского.

Они встали и девять тридцать, позавтракали сэндвичами и стаканом вина и занимались до часу дня. На ленч отводилось полчаса, и они вновь приступили к занятиям. В пять часов Жан-Люк закрыл учебник и сказал: – Иди к себе, прими ванну и жди меня.

Когда он открыл дверь, она лежала на кровати обнаженная. Он, стоя в дверях, рассматривал ее тело пристально, опускаясь взглядом от груди к лону. – Раздвинь ноги, – сказал он и стал развязывать галстук.

Снимая одежду, он не сводил глаз с ее обнаженной сокровенной плоти. Его горящий взгляд пробуждал в ней острое желание, и она сдвинула ноги.

– Нет! – сказал он. – Я хочу смотреть.

Ей хотелось съежиться в комочек, но она послушно развела ноги, снова обнажив красную полоску.

Раздевшись, он подошел к ней – тонкий, стройный, почти безволосый; член его уже набух, он поднес его к лицу Марти и излил сперму ей в рот.

Когда он лег на нее, она обхватила руками его бедра, застонала и задвигалась под ним. Он разнял ее руки, прижал ее и заставил лежать неподвижно. – Спокойно, – приказал он. – И молчи. Лежи и сосредоточься. Предоставь все мне – я мужчина. Будь женщиной.

Она подчинилась и, когда он вошел в нее, обвила его руками и прошептала: – Это было чудесно. Как никогда в жизни.

Он положил палец на ее губы. – Спокойно, Марти. Не лги. Это потом тебе будет чудесно, когда я научу тебя. А пока не притворяйся.

– Что ты говоришь? – изумленно спросила она. – До сих пор ни один мужчина не называл меня холодной.

– Любой мужчина заметит, если будет внимателен. Ты ведь никогда не испытывала оргазма?

– Нет. Только во время мастурбации.

Его пальцы скользнули вниз и стали нежно массировать ее лоно. Через десять минут она выпрямилась, потом снова откинулась назад и судорожно схватила его руку. – Не надо, перестань! – взмолилась она.

Он уступил ей, нагнулся и нежно поцеловал ее В губы. – Все наладится, – пообещал он. – Доверься мне, маленькая Марти. Не бойся! Я сделаю из тебя настоящую леди и настоящую женщину. Только доверься мне.

Она обвила руками его шею и заплакала, прижавшись лицом к его щеке.

Пять недель спустя в спальне на яхте Менаркоса Марти стояла перед Жан-Люком, гладившим ее обнаженное тело. Прижав ее к себе, он вошел в нее стоя; они занимались любовью в новом ритме, которому он научил Марти, и она трепетала от наслаждения.

Теперь она была настоящей женщиной и ее принимали за леди. Ее французское произношение было безупречно, хотя запас слов невелик. Он часами терпеливо натаскивал ее, заставляя десятки раз повторять один и тот же звук или слово. Ей пришлось сто семь раз повторить слово «час», пока он не сказал «неплохо». Жан-Люк, француз, идеально владел английским и имел право требовать с Марти такого же совершенства, какого достиг сам. Она понимала это, даже когда жаловалась, и ей льстило, что он безгранично верит в ее способности – не только умственные, но и физические. С тех пор, как они начали заниматься любовью, Марти поняла, что до него никто так не уважал ее тело. Он вступал с ней в любовный поединок как с равной, его мужественность требовала полной отдачи от ее женственности с тем, чтобы их тела в полноценном сексе были гордыми и свободными.

Теперь Марти носила более свободные, менее облегающие платья. Сначала ей было непривычно, потом она почувствовала, что ее груди гораздо соблазнительнее под мягко спадающей тканью, чем если бы они торчали, как ядра.

В первый вечер на «Аполлоне» они сидели за обедом с тремя парами гостей. Менаркоса еще не было на борту, но яхту уже подготовили к отплытию.

За обедом Марти держала себя превосходно, и Жан-Люк с гордостью наблюдал, как легко она режет ножом для рыбы порцию лосося, непринужденно, но сдержанно отвечая на вопросы соседей на английском и французском языке. Парадоксально, но она предпочитала недавно освоенный французский. Здесь произношение Марти было безупречно, а родной язык мог выдать ее с головой: интонации Бруклина, далеко не аристократического квартала Нью-Йорка, все еще звучали в речи Мартины, особенно в произношении дифтонгов. «Вот если бы в моей речи «звучали деньги», – думала Мартина, к которой обратилась дама, сидящая напротив нее, тоже американка. У нее был золотой, звенящий голос с изысканным произношением бостонцев или жителей аристократических кварталов Нью-Йорка. «Это голос Дэзи, героини Скотта Фитцджеральда, – подумала Марти, – «голос, в котором звенят деньги». Когда Марти встречалась с такими собеседниками, Жан-Люк строго напутствовал ее: «Уж лучше, промолчи, не афишируй свой Бруклин!»

Жан-Люк представил ее «женщине с золотым голосом» как Мартину де Нувель. Они вдвоем разработали «легенду» прошлого Мартины: отец, младший сын обедневших французских аристократов, эмигрировал в Америку в начале тридцатых и нажил состояние в текстильной промышленности, его жена, урожденная Руссель, из богатой буржуазной семьи, умерла от дифтерии. – Мартина пожелала изменить дифтерию на пневмонию, оставив сиротой единственную трехлетнюю дочь (братьев и сестер Мартина не пожелала).

Она выросла в Нью-Йорке, а сейчас путешествует по свету, как многие ее сверстницы – богатые американки, присматривая подходящего мужа, а с Жан-Люком они «просто друзья». Сочиняя легенду, Жан-Люк сказал, что их связь нужно только слегка завуалировать, потому что любовник-иностранец часто сопровождает в путешествиях богатых молодых американок, и будущий муж, особенно американец, относится к подобным эпизодам в биографии своей нареченной снисходительно или даже одобрительно – такая связь обогащает американку утонченным сексуальным опытом Старого Света. Так что напрямую говорить об их связи не следует, но можно намекнуть на нее особой интонацией или притворно смущенным покашливанием. В этом нет ничего скандального, просто эпизод сексуального образования девушки из Нового Света в Европе. «Женщина с золотым голосом» понимающе улыбнулась, переведя взгляд с Мартины на Жан-Люка: все ясно, но углубляться не следует.

– Вы в первый раз на «Аполлоне»? – спросила она вкрадчиво.

– Мне его включили в маршрут в бюро путешествий, – вежливо, но со скрытой насмешкой ответила Марти.

Жан-Люк едва не фыркнул в свою тарелку. – «Молодец девчонка! – подумал он. – Отравленные стрелы отлетают от нее как от носорога с толстой шкурой. Дама, конечно, хотела узнать, не является ли Марти бывшей или будущей любовницей Менаркоса».

– Ах, вот как. А вы собираетесь посетить парк Крюгера?

Марти не ответила. Она, не отрываясь, смотрела на огромного человека, который, едва войдя в комнату, тотчас же изменил ее атмосферу своим присутствием. Жан-Люк встал навстречу Софоклу Менаркосу.

Когда ребенка внесли в сиротский приют, монахиня в приемном покое читала «Царя Эдипа» – Софокл был ее любимый писатель. Она подарила это имя подкидышу, как богатая крестная мать, делает подарок своему крестнику.

В двенадцать лет он сбежал из монастырского приюта, бродяжничал, воровал еду и жил впроголодь, пока его не взял к себе отец Доминикос, нашедший мальчишку спящим у церковной двери. Священник кормил его, но заставлял работать в саду, убирать церковь, – парнишка делал все, а служанка только готовила еду.

Через несколько месяцев священник начал учить его грамоте; Софокл быстро все схватывал и быстро развивался физически. В тринадцать лет он выглядел взрослым мужчиной и у него начал ломаться голос. Отец Доминикос счел его созревшим для своих замыслов. У священника был потайной ящик в книжном шкафу, где он хранил коллекцию эротически изображений. Однажды, во время занятий с Софоклом, он запер дверь кабинета, вынул гравюры и начал одну за другой показывать их мальчику. На лице Софокла выступил пот, дыхание участилось. Одну из гравюр он выхватил из рук священника, так как не мог оторвать от нее глаз. Это было изображение женщины, которую насилует орел. Распростертое под огромными крыльями нагое тело с раздвинутыми ногами, обморочное лицо, горящие глаза птицы, терзающей хищным клювом и когтями женские груди и живот, льющаяся из ран кровь, – картина так возбудила Софокла, что член его напрягся и терся об ткань штанов. Священник наблюдал за ним с улыбкой, потом отобрал гравюру и спрятал коллекцию в шкаф.

– Тебе понравилось?

– Замечательно!

– Завтра покажу еще.

Софокл всю ночь не спал, вспоминая изображение. У него горела кожа, ему казалось, что он взорвется; утром он почувствовал эрекцию; едва он дотронулся до пениса, на простыни изверглось семя.

Вечером отец Доминикос спросил, не хочет ли он исповедаться. Софокл побагровел и не ответил. – Картинки, что я тебе показывал, – ты о них вспоминал ночью? – вкрадчиво спросил священник.

Софокл кивнул, не отрывая глаз от пола.

– А хочешь посмотреть их еще?

– Да, очень хочу!

Священник принес свою коллекцию и сел рядом с мальчиком, положив руку на его ногу. Когда член Софокла встал, священник положил на него руку. Софокл заерзал на скамье, член набухал все сильнее, отец Доминикос, тяжело дыша, давил на него. Потом он быстро расстегнул ширинку штанов Софокла и скользнул рукой внутрь. – Чудесно! – сказал он. – Продолжай смотреть картинки. То, что я делаю, будет тебе на пользу, сын мой. – Он наклонил голову, охватил член губами и сжал так сильно, что Софокл застонал. Семя горячей струей хлынуло в рот священника.

Вечером Софокл сбежал с узелком одежды, деньгами, которые он нашел в потайном ящике, и картинкой с изображением орла, насилующего женщину.

С этого дня он жил самостоятельно, зарабатывал, где мог, и воровал, когда не находил работы. Но обычно работу ему давали, потому что он был сильный и крепкий. Скоро он нашел постоянную работу на верфи. Ловкий и сметливый, через два года он из ученика стал мастером, в двадцать лет взял в аренду небольшую флотилию, потом занялся всякими манипуляциями не только в корабельном деле, но и с нефтью, сталью и цветными металлами. К тридцати годам он стал одним из богатейших людей в мире.

Когда через десять лет Жан-Люк Дельбо встретил Менаркоса, тот был уже «человеком легенды» О нем рассказывали множество фантастических и правдивых историй. Он был четыре раза женат на красивых женщинах чувственного типа, титулованных или по крайней мере знатного рода. Менаркос занимался сомнительными сделками, и респектабельность его супруг в какой-то мере служила ему прикрытием.

Все его браки кончались трагически. Труп первой жены был вынесен волнами на берег Миконоса. Вторая попала в сумасшедший дом. Третья пропала без вести, а четвертая умерла в больнице – причины смерти остались невыясненными. Ни от одной жены у него не было детей.

Все знали, что в жизни Софокла Менаркоса было много темного, но он привлекал людей исключительной энергией и каким-то почти гипнотическим обаянием. Хотя обстоятельства его личной и деловой жизни внушали серьезные подозрения, доказательств не было, и люди, сближающиеся с ним, предпочитали не верить слухам. Единственный, кто знал тайны Менаркоса, был Жан-Люк, служивший у него вот уже семь лет.

– Приветствую вас, сэр, – с глубоким поклоном иронически приветствовал Менаркоса Жан-Люк.

Тот ответил ему широкой улыбкой, сгреб в объятия длинными, как у гориллы, руками и дружески похлопал по спине.

– Маленький братец, мы давно не виделись, – прочувствованно сказал он и добавил подозрительно. – А ты не пытался удрать отсюда?

– Никогда, – торжественно ответил Жан-Люк. – Да и как бы я мог? В целом мире не укроешься от вашего острого взгляда.

– Да, это верно, – с довольным видом подтвердил великан. – Мой глаз – словно глаз Господа Бога. Я все вижу. А это кто такая?

Жан-Люк повернулся к Мартине – взгляд Менаркоса был устремлен на нее.

– Мартина де Нувель, – представил он.

– Х-мм. С этой хорошенькой штучкой мы позабавимся, – подмигнул Менаркос.

Глаза Жан-Люка побелели от гнева. Но эти вспышки в их отношениях случались так часто, что он мгновенно сдержал себя.

– Конечно.

Менаркос бросил на него острый взгляд.

– Вижу, вижу. Бедный мальчик влюбился и хочет приберечь девочку для себя самого. Вы просто эгоист, молодой человек. Но это не имеет значения. Решает леди.

«Я хочу и смогу удержать ее», – подумал Жан-Люк. Он успокаивал себя, вспоминая, что он первый настоящий мужчина в ее жизни, после мимолетных встреч и увлечений. В их последнюю ночь в Париже она говорила, что любит его. Она привязана к нему и нуждается в нем. Но хватит ли у нее сил противостоять Менаркосу? Если он поймет, что она хочет уступить, он расскажет ей все о Менаркосе.

Ви была по-настоящему разгневана своей последней встречей с Марти в Сент-Реджисе. Она до того расстроилась, что у нее вдруг пропало всякое желание опекать Марти и отвечать за нее. С детства Ви пыталась возместить Марти равнодушие отца, любимицей которого была она. Много лет ей приходилось выплачивать сестре долг. Больше она не в силах была платить. После смерти Армана и исчезновения из жизни Ви Юбера она впала в депрессию, перестала думать о Марти и чувствовала, что отсутствие сестры ей безразлично, даже если та никогда не появится.

Шло время, и его целительный эффект возрождал душу Ви. Она стала беспокоиться о Марти: где она? Болеет? В депрессии? Ви все еще была подавлена смертью отца и не могла понять, почему на вершине успеха и с возродившейся верой в свои силы, свой талант он покончил с собой. Эти мысли приводили Ви к мрачному предположению: не унаследовала ли Марти склонность к самоубийству?

Когда Майк Парнелл позвонил ей в июне и сообщил, что он окончил колледж и живет теперь в Нью-Йорке, Ви захотела встретиться с ним. Она познакомилась с Майком во время поездки к Марти, и воспоминание о нем было связано с образом сестры. Все это время Ви приятно было вспоминать молодого правоведа, который умел рассмешить ее и с которым она, как с очень немногими, могла быть самой собой. Но с момента их встречи произошли события, которые изменили ее, – она уже не была прежней Ви.

Один человек убил себя, потому что она не признавала его прав, другой отказался от нее, – птица была ранена из двух стволов. Ви была дважды покинута мужчинами, которых она любила больше всего на свете. Теперь она не хотела подвергать риску свое сердце. Нет, только короткая встреча.

– В воскресенье вечером? – спросила она. – Чай в «Плаза».

– Хорошо. – Голос Майка звучал разочарованно. Он рассчитывал, что она согласится на обед, и он проведет с ней весь вечер.

Она почувствовала его разочарование и попыталась подсластить пилюлю: – Там замечательные пирожные!

Майк засмеялся. – Ладно, согласен на чай. Только не вздумайте распускать слухи, что многообещающий молодой адвокат сластена и объедается пирожными.

– Клянусь, никому ни слова!

– Тогда в четыре. Узнаете меня по сияющим глазам и здоровому румянцу.

После чая они прогулялись по Центральному парку. Впервые со времени событий в декабре Ви расслабилась и успокоилась. Она рассказала Майку об исчезновении Марти и своей тревоге. Он предложил разыскивать ее с помощью хорошего частного детектива.

Ви не понравилась эта идея, но на следующий день в банке Дон Гаррисон спросил: – Вы можете найти Марти?

– А в чем дело?

– Ей исполняется двадцать один год. Она должна получить пятьдесят процентов доли Армана в фирме как законная наследница. Хорошо бы разыскать ее.

Ви позвонила Майку, и он обещал, что розыски будут вестись опытным сыщиком строго конфиденциально. Он спросил Ви, сколько она собирается платить.

– Не знаю, – сказала она. – Сколько запросят…

– Но ведь вы, кажется, не дружны с сестрой?

– Она моя сестра, – просто ответила Ви.

– Понимаю вас. Спасибо за вчерашний вечер.

– Это вам спасибо, Майк. Вы вытащили меня из скорлупы впервые за много месяцев. Я чувствовала себя счастливой, как школьница.

– А знаете, чего бы я хотел?

Ви выжидательно молчала.

– Я хотел, чтобы вы были со мной всю ночь.

Ви была рада, что Майк не может увидеть румянца, залившего ее щеки.

– Сами не знаете, чего хотите, – мягко сказала она. – Ведь я храплю.

Рон Драйден, отрекомендовавшийся другом Майка, пришел в офис в среду. Он был молод, деловит, с хорошими манерами. Ви сообщила ему нужные сведения и тут же наняла, выписав на предварительные расходы чек в 1000 долларов.

Сведения для начала розысков были очень скудные: Марти заявила сестре, что покидает Нью-Йорк на морском судне. Драйден все-таки добрался до Провинстауна, но уже началась путина и все рыбаки, знавшие Марти, были в море. Только владельцы закусочной Порки вспомнили, что Марти уехала в Нью-Йорк, где Джонни Лисбон обещал найти ей работу.

Драйден разыскал Джонни Лисбона, но тот не пожелал ничего рассказывать «проклятой полицейской ищейке» и только подтвердил, что был знаком с Марти.

Рон сосредоточил свое внимание на гавани Нью-Йорка. Он просмотрел списки служащих всех теплоходных компаний, вел розыски в Бруклине, надеясь с помощью фотографии Марти найти людей, которые были с ней знакомы и, может быть, до сих пор поддерживали связь. Ви получала ежемесячные отчеты. В конечном счете Драйден получил информацию, что Марти работала в казино на «Нордике», но покинула лайнер в Касабланке.

«В поведении Марти выработался шаблон, – в печальном раздумьи признала Ви. – Она убежала из колледжа. Бросила работу и убежала с корабля. Убегает, спасается бегством каждый раз, когда не может с чем-то справиться». Ви вспоминала десятилетнюю Марти, убегающую с кухни, чтобы спастись от нелюбви Армана, бегство из Нью-Йорка пятнадцатилетней Марти и загадочную историю с украденными драгоценностями. Угроза тюремного заключения укротила ее, несколько лет она спокойно училась в школе и колледже. Но стереотип поведения слишком прочно укрепился в ее сознании, и она бежала от угрозы, опасности, принуждения, не желая противостоять, встретить противника лицом к лицу. Она выскакивала в ближайшую дверь – так она бежала из колледжа и вот теперь с корабля.

Устав от раздумий, Ви набросала текст телеграммы Драйдену с разрешением продолжать поиски за границей и заполнила чек на его имя. Но она была уверена, что Марти уже снялась с якоря в Касабланке и разыскать ее в Европе будет нелегко.

Менаркос был предупредителен к Марти, скорее, это было настойчивое ухаживание. В каюте, которую она делила с Жан-Люком, ежедневно появлялись свежие розы, а за обедом Марти находила на тарелке под салфеткой у своего прибора какой-нибудь ценный подарок: золотую розу с мелкими жемчужинками среди лепестков, серьги из белого коралла в форме водяных лилий, с росинками бриллиантов в сердцевине. Сегодня это был браслет из черного жемчуга с застежкой из кроваво-красных рубинов.

Жан-Люк мрачнел, когда она находила подарки, но сказал, что было бы безумием от них отказываться – каждый стоил целого состояния. Потом в их каюте, среди букетов роз, присланных Менаркосом, он спросил: – Что ты будешь делать, если Менаркос захочет тебя?

– Это исключено. У него любовница на борту.

Все знали о бурном романс Менаркоса с Милой, знаменитой югославской актрисой; она была сейчас на борту «Аполлона», но из каюты не выходила.

– Не увиливай. Отвечай на мой вопрос, – твердо сказал Жан-Люк.

Марти покачала головой: – Зачем ты спрашиваешь? В моей жизни один мужчина. Ты дал мне все.

– И ты признательна мне, – заметил он колко. – Но если я решу отдать тебя ему? Пойдешь?

Она посмотрела на него растерянно. Их любовь для него ничего не значит? Или он готов на все ради Менаркоса? Она смотрела на него, стоя у двери комнаты в белом шелковом вечернем платье, пытаясь понять его взгляд, страстно желая его.

– Нет! – вырвалось у Марти.

Одним прыжком Жан-Люк оказался возле нее и прижал к себе. – Дорогая, – прошептал он. – Марти, моя любовь… Останься со мной…

– Я буду с тобой, пока ты этого хочешь, – ответила она, понимая, что он только испытывал ее, боясь потерять. Она нежно гладила его щеки, когда раздался стук в дверь. Жан-Люк открыл и вернулся к Марти с конвертом в руках. – Это тебе, – сказал он хриплым голосом. Это было послание Менаркоса: он приглашал Марти немедленно прийти в его каюту на ужин. Марти и Жан-Люк обменялись долгими пристальными взглядами. Он отвернулся первый. – Иди, – сказал он глухо. – Тебе ведь этого хочется?

Они снова посмотрели друг на друга, и Марти поняла, что он предоставляет решение ей, потому что не в силах противостоять Менаркосу.

Обнаженные плечи Марти сияли над черной тафтой низко вырезанного платья, рот алел, словно роза. Менаркосу он казался кровавой раной на лице Марти, и он не мог отвести от него глаз.

– Еще глоток кальвадоса, дорогая. Он старше вас.

Менаркос смотрел на губы Марти, пока она пила нежную и крепкую яблочную водку, потом перевел взгляд на ее полную грудь под черным шелком. Он представлял себе белоснежные полушария, темные соски, сгорая от желания кусать их, чтобы они покрылись красными кружками в капельках крови.

Она видела, как глаза мужчины раздевают ее. Марти привыкла к таким взглядам, они ей льстили. Но сейчас, наедине с Менаркосом, она чувствовала грозную опасность. Этот человек был словно ураган, который все сметает на своем пути.

За три дня она уже несколько раз видела приступы его ярости, – он впадал в бешенство иногда от одного неосторожного слова и с грозным ревом могучего водопада обрушивался на виновного. Марти увидела опасный блеск в его глазах и сжалась. Впервые в жизни она оказалась лицом к лицу с силами Зла.

– Покажи мне свои груди, – сказал Менаркос низким угрожающим голосом.

Марти бессильно откинулась на спинку кресла. Менаркос подошел к ней, взял за плечи и поставил на ноги. – Пойдем, – сказал он, показывая на дверь спальни.

Марти услышала легкий стук, и в комнате появился Жан-Люк, вошедший через потайную дверь. Она попыталась повернуться к нему, но не могла двинуться, словно загипнотизированная.

Жан-Люк посмотрел на нее, потом на Менаркоса, кивнул своему боссу и сказал – Извините. – Резко повернувшись, он вышел в ту же потайную дверь.

Менаркос выпустил Марти и лениво улыбнулся. – Ладно, оставь пока платье на себе. Допей своей кальвадос, – сказал он.

Она повиновалась, охваченная дрожью.

Жан-Люк вернулся в свою каюту. Он чувствовал гнев, отчаяние, страх, но больше всего – страх. Все случилось так быстро, что он не успел пустить в ход свое оружие – разоблачение.

Он предназначал Марти для Менаркоса, который питал слабость к полногрудым женщинам; для него он отшлифовал ее манеры, чтобы выдать за женщину из высшего общества. И его план сработал. Но он хотел опутать Менаркоса, а нанес удар себе. Почему он не предупредил Марти и отдал ее во власть чудовища? Она решила сама, но она не знала того, что хотел рассказать ей Жан-Люк. Он узнал о тайне своего патрона, посетив сумасшедший дом, куда была помещена его вторая жена. Жан-Люк хотел понять, почему от богатейшего человека в мире все его жены спасались бегством – в безумие, в смерть.

Роз-Мари, изящная английская леди с тонкими запястьями и лодыжками и непомерной для худого тела грудью, выдала Жан-Люку обе тайны Менаркоса.

– Дети, – шептала она боязливо, – к нему приводили детей. Потом их увозили в большом черном лимузине. Молчаливых, бледных как бумага, словно из них выпили всю кровь, с широко раскрытыми глазами. Благослови их Бог! Потом женщины. – Она схватила Жан-Люка за руку. – Потом я… Другая сторона монеты… Молодые женщины с большой грудью. Тушить об нее сигареты, резать бритвой…

Жан-Люк вырвал свою руку и сбежал. Он знал, что женщина признана безумной и в сумасшедший дом поместила ее собственная семья. Но в последующие годы ему пришлось вспомнить слова Роз-Мари, когда он видел, как к Менаркосу привозили мальчишек-школьников, и не все возвращались из его кабинета.

Жан-Люк никому ничего не рассказал. Менаркос обращался с ним как с младшим братом, обогатил его, защитил против закона. Но Жан-Люк был втянут во многие сомнительные сделки Менаркоса, и тот легко мог раздавить его.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю