Текст книги "Ароматы"
Автор книги: Джоанна Кингсли (Кингслей)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
4
Сентябрь 1968
Частые деловые поездки Ви мешали ей контролировать работу лаборатории, и она положилась на Армана. В офисе было много работы, но здесь она могла полностью доверить Илэйн Смоллетт, идеальной деловой женщине. Секретарша сама разрешала все мелкие вопросы, улаживала дела средней сложности и оставляла для Ви только «самые твердые орешки». «Без вас я бы утонула в бумагах», – говорила Ви, нежно обнимая Илэйн. «А без вас и бумаг никаких не было бы», – улыбалась в ответ Илэйн.
Илэйн принадлежала к редкому роду служащих, которые умеют взять на себя решение серьезных проблем в отсутствие босса, и отступить на задний план при его возвращении. Ви была уверена в деловых способностях Илэйн и во время своих поездок была спокойна за офис. В ее отсутствие все шло совершенно гладко; на крайний случай Илэйн всегда имела номера телефона гостиниц, где Ви останавливалась во время своих поездок. Иное дело было с лабораторией. Когда Ви посетила ее впервые за несколько месяцев, оба помощника Армана обрушились на нее с жалобами на то, что он заставляет их слишком много работать.
– Ваш отец стремится к совершенству, а оно недостижимо, – сказал Питер Твайт, которому постоянный загар придавал сходство с работником спасательной станции на водах.
– Что вы имеете в виду?
– Он загонял нас, как мулов. Мы не видим человеческого обращения, – присоединился к Твайту второй помощник, Вилли Гумперт.
– Но он и сам много работает, – возразила Ви.
– Ну и что хорошего? Он замучил себя работой. Пострадает его здоровье.
Ви нахмурилась. Питер Твайт был компетентным химиком из Калифорнии, беспечным и немного медлительным. Очевидно, его недисциплинированность раздражала Армана, но Ви не могла его уволить: Арман сам нанял Твайта, сделав выбор среди нескольких претендентов. Ви вздохнула. – Я поговорю с ним, – пообещала она.
Она шла через выложенный кафелем коридор к личной лаборатории Армана и думала, что, к счастью, в помещении есть кондиционеры. Сентябрьская жара была невыносимым продолжением лета и удручала, словно докучливые гости, уже стоящие у дверей и никак не решающиеся уйти. Постучав в дверь и услышав хмурый голос Армана «Кто там?», Ви поняла, что ее огорчает не жара, а неизбежный разговор с отцом. Арман выглядел усталым, неухоженным, немытые сальные волосы торчали клоками.
– Поговорить? – брюзгливо сказал он. – Мне некогда разговаривать, ездить в Калифорнию и тому подобное. Я делаю духи.
Она почувствовала несправедливость невысказанного обвинения и ответила сердито: – А я делаю деньги.
Он отвернулся от парфюмерного органа и уставился на нее.
– Деньги! – возразил он саркастически. – Из чего же ты делаешь деньги?
Она смотрела на него ясным взглядом.
– Когда ты была маленькая, я обещал, что мы будем делать золото. Но во что ты превратилась сейчас – только и думаешь о долларах!
Ви глубоко вздохнула и положила руку ему на плечо.
– Папа, все это создал ты, я знаю. Без тебя не было бы ни денег, ни Джолэй. Мы работаем вместе, ты и я.
– Ты уверена?
Она начала снова:
– До войны, во Франции, была другая жизнь. Жизнь в романтическом ореоле, жизнь высокого стиля. Так ты жил… – Перед мысленным взором Ви прошла процессия безликих женщин в вечерних платьях, женщин богатого обеспеченного мира, бездумно предающихся развлечениям… на миг Ви позавидовала им. – Но здесь, в Америке, жизнь не та. Ни одной унции самых великолепных духов не продашь без рекламы. Закон жизни – бизнес.
– Да, – подтвердил он невыразительно. – Другая страна. Для молодых.
Оба замолчали. Потом Арман снова начал говорить тихим голосом, отвернувшись от Ви к своим полкам с флаконами:
– В молодости я верил в себя, следовал своему призванию, и ничто не могло заставить меня свернуть с пути. Я отверг своих родителей, потерял родной дом и любовь отца. Это был трудный путь. Но я верил, Ви! Я верил. – Он тяжело вздохнул. – Теперь я в чужой стране. Моя дочь забыла французский язык. Я необеспечен…
Ви попыталась протестовать, но Арман остановил ее. – Нет, не перебивай меня. Ты должна понять, почему я работаю на износ. Я работаю без отдыха, но не так, как раньше. Тогда во мне горело творческое пламя, теперь во мне тлеет страх. Я боюсь, что мой талант сходит на нет, и однажды все увидят, что я несостоятелен.
Ви хотелось подбежать к отцу и обнять его, но она чувствовала, что он не примет жалости.
– Твой талант не иссяк, – сказала она твердо. – Ты по-прежнему гениален. Это признают все.
Арман опустил голову.
– Ты слишком молода и не понимаешь, что значит сомневаться в себе. Ну, хватит об этом. Мне надо работать.
Ви поцеловала отца в макушку и вышла из лаборатории.
Через шесть лет после создания «Парфюмерии Джолэй» фирма получала на ежегодных распродажах около шести с половиной миллионов долларов. Постоянные клиенты были верны духам «Джолэй», славящимся изысканностью и высоким качеством.
Но в последнее время стали происходить обескураживающие явления. Клиенты возвращали партии товаров, не возобновляли заказы. Ви занялась подсчетами и получила неутешительные результаты. Она пришла поговорить с Арманом.
– Это я, – сказал он, как будто эта мысль преследовала его и раньше. – Это мои ошибки.
Последнее время Арман работал в лаборатории до полуночи и возвращался туда на рассвете, выпив вместо завтрака чашку кофе. Вид у него был изможденный, лет на десять старше своего возраста, и двигался он стариковской скованной походкой Ви не раз просила его отдохнуть, взять хотя бы небольшой отпуск, но он словно и не слышал ее слов.
В следующее воскресенье Ви услышала, что Арман в своей спальне проснулся на рассвете, как в будние дни, и вбежала к нему. Встав перед дверью, она воскликнула: – Я не позволю тебе идти в лабораторию, папа! Ты не даешь себе отдыха! Ты заболеешь!
– Кто же будет работать, если не я? – желчно возразил Арман. – Кругом лентяи.
Ви покачала головой – Оттого, что ты переутомляешься, страдает и твоя работа. – К сожалению, Ви знала, что Арман был прав, обвиняя себя переутомляясь, он допускал ошибки в работе.
– Нет! – взвился Арман – Моя работа безупречна. Портят дело эти безответственные лентяи. Они хотят не работать, а только деньги получать. Я их всех вышвырну, этих негодных помощников, секретарш…
– О чем ты говоришь? – спросила Ви, по-прежнему загораживая дверь.
– Вот о чем: я продам эту чертову компанию людям, которые умеют вести дела! – Арман смотрел на дочь как обвинитель.
Она не верила своим ушам.
– Значит, по-твоему, в ошибках виновата я?
Он пожал плечами. – А что ты понимаешь в бизнесе? Девчонка…
Ви взорвалась. – Да ты бы милостыню просил, если б не я! Ты не хотел даже попытаться… Мы жили на Нинины деньги, потом я начала работать…
– Благодарю вас, мадам, – ответил он с ироническим поклоном. – Но компания «Джолэй» – моя, потому что я делаю духи.
– А я продаю их. Обеспечиваю упаковку, транспортировку, рекламу. Доставляю тебе сырье для работы в лаборатории. Компания – наша!
– Все время ты, ты! Меня тошнит от этого! Где мое имя, мои фотографии в газетах? Всюду белокурая красотка, всюду ты! А ведь твоя мать была красивее тебя! – Он оттолкнул ее и вышел.
Ви прислонилась к двери и закрыла глаза. Было еще только семь часов утра. «Слава Богу, – подумала она, – что Дон Гаррисон посоветовал разделить акции Джолэй между членами семьи». Арман не может продать компанию. Когда Ви в двадцать один год достигла совершеннолетия, она утвердила раздел акций – 40 процентов себе, столько же – Арману и 20 процентов – Мартине, которая получит свою долю, вступив в компанию или достигнув совершеннолетия.
Он не может продать без ее согласия, но это не успокоило Ви. Гнев, вырвавшийся на волю у обоих – у отца и дочери, – мог стать разрушительным. Умышленно или в результате стресса Арман мог погубить все дело.
Необходимо что-то предпринять. Страх и неверие в себя могут привести Армана к стрессу. Надо успокоить его гордость, восстановить веру в себя. Ви застонала. Это ее долг, ее задача, и она должна все немедленно обдумать.
Снова кризис. Она положила кусочек хлеба в тостер и налила в стакан апельсинового сока. Ее жизнь как будто соткана из кризисов, так плотно прилегающих друг к другу, что и нитки не продернешь. Годы и годы у нее не было времени жить для себя, заводить друзей, бывать в обществе. Даже ближайших друзей, Чандру и Филиппу, она видела только на деловых совещаниях. «Нет времени жить, – подумала Ви. – Нет времени для нормальной жизни».
Она не вынула ломтик хлеба из тостера. Сейчас ей нужна только чашка кофе для прояснения сознания, чтобы заняться расчетами… Чтобы обдумывать проект для Армана, – его надо вдохновить, ублажить, уступить его потребности в независимости, восстановить его веру в себя.
«А моя собственная вера в себя?» – думала Ви, сидя за письменным столом в кабинете в ночной сорочке.
Кофе добавил энергии для работы, а умоется и оденется она потом.
Арман сказал, что молодость не знает сомнений… Вот она сидит за письменным столом в семь часов утра и к концу дня, может быть, придумает способ поправить дела. Так зачем же одеваться? Чтобы, выйдя вечером из-за письменного стола, надеть ночную сорочку и лечь спать… одной… в холодной постели…
Нет, отец не прав. Ее обуревают сомнения – она сомневается, так ли живет, как надо У нее нет личной жизни. В двадцать четыре года она все еще девственница. У нее нет времени познакомиться с мужчиной, заинтересоваться… и полюбить его. Она уныло посмотрела на фотографию матери на столе и почувствовала, как молодость и любовь уносятся от нее вдаль со скоростью экспресса.
Кто виноват? Мать, которая умерла? Марти, которую приходилось опекать? Может быть, чтобы возникла способность к любви, надо с детства впитывать ее тепло. Материнской любви Ви была лишена. Мартина? Младшие сестры не любят старших. Арман! Она налила себе еще чашку кофе. Отец был очень нежен с ней, когда она была крошкой. И потом тоже… От него исходило тепло любви, окружая Ви ярким светом. И Нина любила ее…
Но она не впитала этой любви, раз мужчины говорят, что она фригидна. Может быть, у нее что-то не в порядке. Сексуальный опыт был только однажды – с Филиппой… «Нет, что-то со мной не так, – мрачно подумала Ви, допивая вторую чашку кофе. – Может, именно из-за того, что опыт сексуальной жизни начался с женщиной?»
Ви знала, что она нравится мужчинам – почему же они тоже не привлекают? Иногда они даже внушали ей страх, и она шарахалась от них, как от диких зверей.
«Что-то не так», – думала Ви, вспоминая скоропалительную любовь и счастливое замужество Нины. Нина впервые увидела Карлоса под навесом отеля в Сан-Франциско, где они укрылись от ливня. Он пригласил ее в бар, потом на обед, и через шесть недель они поженились. Ви ездила на свадьбу. Увидев Карлоса, она порадовалась за Нину, но подумала, что отец был бы расстроен зрелищем ее счастья. Муж Нины был энергичным преуспевающим дельцом, а не мрачным неудачником, как Арман в дни их союза с Ниной. На лице Нины, когда она смотрела на Карлоса или произносила его имя, появлялось радостное сияние.
Любовь Нины не поблекла за два года замужества, по-прежнему был влюблен в нее и Карлос. Он восхищался ею и засыпал ее подарками.
«Почему бы и мне так не влюбиться?» – думала Ви. Романтическая девочка, живущая в глубине ее души, взывала о Нем, о любви и нежности.
«Хватит! – строго одернула себя Ви, отодвигая пустую кофейную чашку. – Пора браться за дела!»
Когда Ви написала, что хочет приехать, Мартина не поверила и сочла ее письмо скверной шуткой. Потом ей захотелось немедленно ответить: «Не приезжай!»
Марти училась на последнем курсе в Кембридже. Два года она жила в общежитии, а потом, как староста класса, получила крошечную комнатку с такой маленькой ванной, что могла мыть руки, только сидя на стульчаке, и кухонькой, где ей, готовя, приходилось спиной прижиматься к стене. Но она любила свою квартирку, которую ни с кем не приходилось делить. В комнате стояли кровать, кушетка, письменный стол с корзинкой для бумаг, стул и кресло с ручками и самодельный столик из железной стойки и шиферной плиты, которые Марти подобрала на каком-то заднем дворе.
Здесь она ела, спала, работала и принимала парней. Иногда это были одноклассники, пару раз Марти переспала с младшим преподавателем, но обычно – юноши, с которыми она встречалась в барах или в пиццерии. Эта квартирка-голубятня была ее прибежищем, ее святилищем, и она не могла допустить в него сестру.
Чего же хочет Ви, если письмо не шутка? Приехать, чтобы собрать в букет цветочки благодарности «от младшей сестры, которая мне всем обязана»? Марти ухмыльнулась, вспоминая пристрастие Ви к банальным выражениям.
Или она хочет «убедиться собственными глазами, что сестра встала на правильный путь»? Как бы то ни было, приятным, черт побери, этот визит не будет. Когда Марти приезжала в Нью-Йорк, она с первой минуты ощущала напряженность в отношениях с сестрой. Та была приторно вежлива, как старшая сестра из модного телесериала «Две сестрички». Марти невольно отстранялась, потому что не любила притворства и ей не о чем было говорить с Ви. А отец едва замечал присутствие Марти – он-то не притворялся. И все же Марти каждый раз ощущала разочарование. Все эти годы ей казалось, что вдруг их отношения волшебно преобразятся и отец горячо обнимет ее.
Между сестрами больше не происходило ожесточенных стычек, как в детстве. Но тогда еще существовала надежда на сближение, а теперь они принадлежали к разным мирам: Ви – холодная деловая женщина без личной жизни, Марти – пылкая и сексуальная студентка с живым умом, так же жадно поглощающим знание, как тело – любовные эксперименты.
Марти была красива и привлекательна, и ей доставляло удовольствие возбуждать желание в мужчинах. Она и признавала только желание, а о любви и знать не хотела и вела себя свободно и раскованно. У нее был сильный интеллект, но она не пускала его в ход, полагаясь на чувственное восприятие.
Ви и Марти были так далеки друг от друга, что любопытство пересилило желание Марти ответить сестре отказом. Ей все-таки было интересно узнать, чего от нее хочет эта чужая и непонятная женщина. Кроме того, в глубине души Марти признавала, что она обязана сестре столь многим, что не в праве ей в чем-нибудь отказать. И все-таки в свою душу она сестру не пустит, решила Марти. Она отложила намерение ответить Ви сразу и к концу недели нашла выход из положения.
Ее пригласил на уик-энд Клайд, йельский студент, с которым она познакомилась в поезде, когда ехала из Нью-Йорка. Она согласилась с ним встретиться и попросила найти парня для старшей сестры, которая приедет вместе с ней. Клайд заявил, что пригласит отменного парня, Джеффа Вилкинса, третьекурсника (сам Клайд учился на первом курсе).
Тогда Марти написала сестре письмо с приглашением на уик-энд в Нью-Хэвен. Отправляя его, она вдруг вспомнила, что никогда не видела Ви с мужчиной, и хихикнула – впервые перспектива встречи позабавила ее.
– Если мысль об этой встрече так действует вам на нервы, то почему не отменить ее? – спросил у Ви Чандра. Они сидели за столиком китайского ресторана на Пэл Стрит; это была первая неделовая встреча Ви с ранней весны. Официантка налила в тарелки душистый густой суп.
– Потому что я хотела видеть ее в собственной среде, – возразила Ви. После того как в отношениях с Арманом возникли враждебность и отчуждение, Ви поняла, что будущее вступление в компанию Мартины надо обдумать и подготовить. Она хотела предложить ей после получения диплома в колледже закончить курсы бизнеса, и ей казалось, что лучше поехать к Марти, чем вызывать ее в Нью-Йорк. Ви смутно надеялась, что поездка в Кембридж поможет растопить лед и наладить более близкие родственные отношения с Марти, что в Нью-Йорке решительно не удавалось. «Марти покажет мне городок и окрестности, я увижу, чем она живет, и наши отношения станут теплее», – мечтала Ви.
– Но она пригласила меня в Нью-Хэвен, – рассказывала Ви Чандре, глядя, как официантка ставит на столик рыбу в кисло-сладком соусе и ветчину, хотя она и Чандра еще не доели суп. Признание, что Марти, как всегда, отвергает ее, не допуская в свой дом, не сорвалось с губ Ви, и она так объяснила Чандре свое недовольство: – Понимаете, мы не будем с ней только вдвоем… Там какой-то праздник в Йеле, футбольный матч, будут студенческие вечеринки, она собирается меня туда вытащить. Представляете, даже подобрала мне парня. Мы совершенно незнакомы, а я должна буду проводить с ним время…
– Это может быть забавно, – подбодрил ее Чандра. «Ведь тебе нужно общество молодежи, сверстников», – не в первый раз подумал он.
Ви поглядела на него с сомнением: – О чем я буду с ним говорить? Я не училась в колледже, он сочтет меня дурочкой.
Чандра улыбнулся. Маленькая Ви, так отважно явившаяся в его магазин, начавшая деловую карьеру в семнадцать лет, испугана тем, что окажется среди студентов.
– Дорогая, – сказал он, легонько постукивая по ее руке кончиками тонких пальцев, – вспомните-ка о маленьком мальчике, который собирался в горы и боялся тигров! – Она посмотрела на него вопросительно.
– Лекарство от страха, – напомнил он.
– О, вот оно-то мне и нужно – засмеялась Ви. Чандра опустил два пальца в чашечку с чаем и капнул Ви каплю на лоб и по капле за каждое ушко.
– Теперь я ничего не боюсь! – храбро заявила она.
И все-таки, выходя из поезда в Нью-Хэвене, Ви нервничала. Марти стояла на платформе с двумя студентами, которые показались Ви слишком юными. «Я им буду неинтересна», – подумала Ви, словно позабыв, что до сих пор ее заботило, будут ли новые знакомые интересны ей самой.
Марти представила ей своих спутников, не называя имен, как будто это не имело никакого значения: – Это твой парень, – сказала она, – а это – мой.
В квартире, где танцевали несколько пар, атмосфера была такая же: безымянные «подружки» и «парни» были как бы собственностью тех, кто их заполучил на вечер. «Это девчонка Джеффа», – сказал кто-то, показывая на Ви. Она сердито покраснела и отвернулась, но не стала протестовать – в каждой среде свои правила поведения.
Уик-энд начался плохо; дальше стало еще хуже. Ви сразу поняла, что строгий изысканный стиль ее платья здесь совершенно неуместен – все девушки были в дешевых ярких юбках и блузках.
Она танцевала с Джеффом, который тесно прижимал ее к себе, обдавая запахом пива, и, сильно ущипнув за ухо, воскликнул: – Эй, подружка, расслабься, и мы с тобой славно проведем время!
Она оттолкнула его и пошла к дверям, встретив по пути насмешливый взгляд Марти, которая танцевала, скрестив руки на шее партнера и прижимаясь к нему всем телом. С чувством обиды и отвращения Ви вышла на улицу. Стало холодно, а Ви не надела жакет, но ей не хотелось возвращаться. Она сознавала, что приехала напрасно. Марти ни минуты не оставалась наедине с сестрой, и в глазах ее плясали чертики. Она явно забавлялась. «Ну, что ж, уеду», – решила Ви.
– Хелло, вы не озябли? – раздался за ее спиной приятный мужской голос. Ви обернулась; ей улыбался высокий широкоплечий человек с открытым лицом, похожий на футболиста.
– Что, надоело танцевать? – спросил он, снимая куртку.
– Нет, нет, мне не холодно, – запротестовала Ви.
Он пожал плечами и надел куртку. Они шли рядом по улице, и он, приноравливаясь к ее шагу, развлекал Ви разговором; голос был мягкий, добрый:
– Вы впервые в Йеле? Это хорошо, значит, я могу разыгрывать гида, и вы не уличите меня в невежестве по части архитектурных стилей. Итак, вот образец английской готики, напоминающий дом Шекспира, который бессмертный поэт увенчал гениальной строчкой, высеченной на фронтоне: «Кипи, кипи, трудись, не спи!»
Ви засмеялась. Под светом уличного фонаря она увидела, что у ее спутника умные глаза и хорошее лицо, более мужественное, чем нагловатые мальчишеские физиономии юнцов на танцульке у Клайда.
– А за этим зданием, – продолжал он, – вы видите дом, в котором архитектор пытался воплотить дух Генриха VIII, который за завтраком съел коровью тушу, начиненную козлиной тушкой, которая была начинена тушкой поросенка, а поросенок – гусем, а гусь – фазаном… А еще… – он остановился, радуясь смеху Ви. – Меня зовут Майк Парнелл. Я учусь в юридическом колледже.
Она протянула ему руку: – Ви Нувель.
– Вы впервые в Йеле. Наверное, окончили школу и приехали поступать в колледж?
– Нет, – сказала Ви, польщенная тем, что он принял ее за юную школьницу. – Я работаю в бизнесе.
Он одобрительно кивнул и стал расспрашивать. Сначала Ви говорила, слегка запинаясь, потом все более свободно: живые манеры Майка Парнелла располагали к откровенности. Когда она закончила рассказывать ему о «Джолэй», он свистнул: – Вы выглядите моложе меня и ведете большое дело, а я – мальчишка-школьник. Наверное, я нахожусь рядом с гением и потому чувствую себя полным дураком.
– Не одолжите ли вы мне вашу куртку? – весело улыбнулась Ви. – Вы были правы, мне холодно.
Он накинул ей куртку на плечи и легонько сжал их.
– Но мне надо вернуться, – вздохнула она. – Я в гостях у сестры, и она может обидеться.
Пока они переходили улицу, Ви рассказала Майку, как неуютно ей было на вечеринке: – Понимаете, я чувствовала, что я не к месту… – попыталась она объяснить.
Он кивнул: – В данном случае «не к месту» не подходит, скорее «не ко времени». Вы настолько опередили этих юнцов, что им нужно время, чтобы догнать вас.
– Лучше бы мне вернуться назад, мне кажется, что я никогда не была юной.
– Это придет, – сказал он серьезно.
Когда они вошли в комнату, полупьяный Джефф Вилькинс посмотрел на Майка неприязненно, но не смог встать из-за стола. Майк хлопнул его по спине со словами: – Все в порядке, приятель, я и Ви – старые знакомые. – Он наклонился к Ви и прошептал: – Удачи вам! Может быть, когда-нибудь встретимся.
Она вернула ему куртку, и он вышел, слегка раскачиваясь, а Ви осталась среди чужаков.
К ней подбежали Марти и Клайд: – Выпивать! Все идем выпивать!
Ви отказывалась, но все закричали, что она портит другим удовольствие, а Марти промурлыкала: – Соглашайся, Старшая Сестра! Уж мы позабавимся!
На втором этаже посреди стола стоял большой ковш, наполненный жидкостью с резким алкогольным запахом. Ви сообщили, что это смесь рома, шампанского и кленового сиропа.
Вокруг Ви раздавались пьяные крики, происходили стычки, после которых полупьяные бойцы валялись на полу. Какой-то юноша блевал, прижавшись к книжной полке, но, казалось, никто, кроме Ви, не замечал ужасного запаха рвоты. Парочки терлись по стенкам, у девушек уже были расстегнуты блузки, выглядывали бретельки бюстгальтеров. Марти и Клайд прошли мимо Ви в спальню и заперли за собой дверь.
Ви тряхнула головой и, не попрощавшись, выбежала на улицу. Вдруг чья-то рука мягко ее остановила. Она хотела вырваться, но знакомый голос спросил: – Вы в порядке, Ви? – Она узнала Майка Парнелла и вздохнула с облегчением, но потом вдруг подозрительно спросила: – Вы за мной следили?
– Не совсем так, – ответил он с улыбкой. – Просто подумал, что маленькая провинциалочка из Нью-Йорка в таком злачном месте, как Йель, нуждается в телохранителе.
Ви засмеялась и взяла его под руку. – Спасибо.
– Не за что, – отозвался он и спросил с мальчишеской робостью: – Можно вас проводить?
– Пожалуйста! – ответила она и увидела в свете уличного фонаря, что глаза у него темно-синие.
Они снова шли по улице, но на этот раз Майк не балагурил, явно расстроенный за Ви: он понимал, что поездка в Йель принесла ей только огорчения. Майк рассказал Ви о своем детстве в штате Миссури, об отце – замечательном человеке, враче, который каждый год на собственные средства ездил на север лечить эскимосских детей и проезжал там от селения к селению десятки миль на собачьей упряжке, с запасом лекарств в рюкзаке.
– Это удивительно! – воскликнула Ви.
– Да, – согласился Майк. – Отцу шестьдесят три, и он продолжает ездить туда ежегодно. Когда мы были детьми, я, мой брат и сестра никогда не обижались, что отец уезжает от нас. Это заслуга моей матери, она внушила нам, что и мы участвуем в деле помощи людям, помогаем отцу тем, что думаем о нем.
А я с девяти лет решил стать адвокатом. Надо же наладить дела в этом мире, правда?
– Да. – Ви сжала руку Майка. – Я знаю, что вы этого добьетесь, и желаю вам самого большого счастья в мире. – Неожиданно для себя Ви заплакала.
– Эй, что это вы?
Она сразу перестала. – Простите… – Ви хлюпнула носом.
Он вынул из кармана брюк большой носовой платок и подал ей. Она вытерла глаза, высморкалась и вернула ему платок. «Какое счастье, – подумала она, – иметь таких родителей», – но ему сказала другое: – Я до сих пор никогда не говорила по душам со сверстником…
У дверей гостиницы он легко поцеловал ее в губы.
– Наверное, вы завтра уедете?
Она кивнула. Майк спросил, может ли он позвонить ей, когда будет в Нью-Йорке, и она ответила: – Обязательно.
После трех часов сна Ви поехала на вокзал; Майка на платформе не было. Она села в первый же поезд до Нью-Йорка.
