Текст книги "Ароматы"

Автор книги: Джоанна Кингсли (Кингслей)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

ЧАСТЬ VII
Формула
1984

1

Граненный хрустальный шарик на ладони Ви отражал свет бледного зимнего солнца. Она смотрела на радужные отблески на белой коже: пурпурный, желтый, изумрудный, оранжевый. На миг она забыла обо всем, но очнулась, услышав тихий голос: – Мадам!

Ви сразу вспомнила, кто она, что с ней: только что она лишилась своих владений.

Ви стояла у окна своего пентхауза, который уже не принадлежал ей, и к ней подошел мебельщик, чьи рабочие только что вынесли из комнат всю обстановку.

– Вы закончили, Крис? Благодарю вас. Давайте я сразу расплачусь с вами.

Мебельщик смотрел на нее с мягкой улыбкой, словно извиняясь за работу, которую ему поручили проделать. «Как часто проявляют доброту простые люди!» – подумала Ви.

Она обвела взглядом пустую комнату – только сумочка на мраморной доске камина. Мебель, ковры, картины, скульптуры, фарфор, серебро вывезены и сданы на хранение. Чудесные растения своей оранжереи она подарила Центральному ботаническому саду. Горничная Ви, Людмила, вчера, покинула ее в слезах. Ви устроила ее к Гаррисонам, младшему сыну которых было двенадцать лет, – Людмиле будет там хорошо.

Мебельщик ждал; Ви отошла от окна, положила хрустальный шарик в сумочку, достала чековую книжку и ручку. Выписав чек, она протянула его Крису с небольшой пачкой «чаевых» наличными и, пока он благодарил, отвернулась, потому что уже не в силах была улыбнуться ему в ответ, и снова встала у окна. Она слышала, что рабочие ушли, и стояла, оперевшись на подоконник, в печальном оцепенении. Ви не заметила, как вошел Майк Парнелл и застыл рядом с ней, глядя на силуэт, обрисованный бежевым платьем, распущенные по плечам золотые волосы с ранними серебряными нитями, пораженный сходством этой неподвижной фигуры с резными деревянными скульптурами женщин на гробницах французских королей, – всплывшее вдруг воспоминание о давней поездке во Францию, на родину Ви.

– Ви? – тихо сказал он, но в молчании пустой комнаты имя прозвучало как выстрел, и она вздрогнула. Он подошел к ней, взял обе ее руки, сразу отпустил их и поглядел ей в лицо.

– Грустна, словно низложенная королева! Мария Антуанетта? – сказал он. – Или Мария Стюарт? Королевы лишались трона и до тебя, дорогая! – Он нагнулся к ее руке для поцелуя.

Ви не удержалась от нервного смеха. Грузный высокий человек стоял в неловкой, смешной и трогательной позе.

– Майк, милый мой медведь… о, извини, дорогой! – она погладила свободной рукой его волосы.

– Ну, вот так-то лучше – колокольчик еще звенит! И глазки заблестели… – сказал Майк. Он выпрямился и достал из внутреннего кармана пальто бутылку шампанского и бокалы. – Это – «Моэт-э-Шандон», твое любимое. – Осторожно развернув укутанные бумагой бокалы, он подал один из них Ви, другой поставил на подоконник и выбил пробку из бутылки. Шампанское запенилось в бокалах, Майк поднял свой и посмотрел в глаза Ви.

– Ты сумасшедший! – запротестовала она. – Что мы будем праздновать? Я потеряла свою фирму, свой дом, лишилась всего. Впору не праздновать, а оплакивать.

Он невозмутимо выслушал ее и протянул свой бокал, чтобы чокнуться: – За Ви! За жизнь! За новые свершения и победы! – Он улыбнулся и отпил глоток, пристально глядя в лицо Ви. Сетка морщинок под глазами была сегодня заметна, – обычно Ви казалась намного моложе своего возраста.

Встретив ее впервые в Йеле, он словно наткнулся на алмаз в куче угля. Она была умна и утонченна, он никогда не встречал такой женщины. И удивительно красива! Он хотел бы обнять ее, но робел перед нею словно мальчик и вместо любовного признания рассказывал об архитектуре. И вот, двадцать лет спустя, она оставалась для него недоступной.

За эти годы он несколько раз пытался приблизиться к ней с надеждой, что их отношения изменятся. Однажды они сговорились провести вместе уик-энд, но накануне Ви узнала, что ей необходимо встретиться с агентом фирмы, неожиданно приехавшим с Юга. Майк почувствовал обиду и оскорбление и провел выходной с девушкой, имя которой он теперь и вспомнить не мог: Розали? Или Розанна? Розалинда? Несколько месяцев он не звонил Ви; она позвонила сама и, встретившись, предложила ему стать ее личным адвокатом. Он согласился, хотя не без опасений: общение с ним Ви на деловой почве, казалось, могло ослабить ее личный интерес к нему. Этого не произошло: она по-прежнему относилась к нему с дружеской симпатией, а он все более безнадежно желал большего. Он был рядом с ней как добрый друг, и она держала в своих руках его надежду на счастье.

– Мне надо было много лет назад передать тебе все свои дела, – сказала она, – может быть, ты предотвратил бы крушение.

– Да, наверное, это надо было сделать, – хмуро согласился Майк. Двенадцать лет он находился рядом с ней, но она не последовала его главному совету. Все доходы она вкладывала в дело, а Майк считал, что она может и имеет право выкроить капитал, проценты с которого обеспечат ее существование независимо от состояния дел фирмы.

– И вот теперь ты и будешь вести все мои дела – только вести-то уже нечего, – усмехнулась она. – Твое желание исполнилось – я подчинюсь теперь твоим советам. Но желания всегда исполняются слишком поздно. Странная штука жизнь. Чандра, восточный мудрец, когда-то сказал мне: «Остерегись чего-то пожелать – твое желание может исполниться».

Она посмотрела в окно.

– Холодно, мрачно, уныло. Я устала бороться. Я побеждена, одержала верх сильнейшая. Может быть, лучшая? Этот мир не по мне. Я в нем лишняя. Забраться бы в какую-нибудь берлогу и заснуть, как медведь в зимней спячке.

Положив ей руку на плечо, Майк показал на покрытые снегом деревья: – А ведь зима кончится, эти деревья брызнут почками и зазеленеют. Птицы запоют, весенние ароматы разольются в воздухе. Настанет новая жизнь.

– И восстанет новая Ви? – засмеялась она, играя своим именем.

– Надеюсь, что нет, по мне хороша и прежняя. Она – совершенство, к чему ей меняться? Но верь, что новое возникнет в жизни, пробьется, как весенняя трава. Заснеженные луга зазеленеют. Сегодня ты – низвергнутая королева, но ты начнешь все сначала.

– Может быть. Но сейчас я себя чувствую, как забытый матерью в гостях ребенок – детский праздник кончился, все разошлись, а за ним не пришли.

Майк смотрел на ее тонкий профиль. Не в характере Ви было жалеть себя. Но, может быть, удар был слишком силен.

– Наверное, я поступила опрометчиво… – Газельи глаза смотрели на него вопросительно.

«Нет, – подумал он, – ты не могла поступить иначе. Ты не могла предать за миллионы дело своей жизни, своих предков, прекрасную традицию, не могла изменить самой себе».

– Нет, я так не думаю, – сказал он вслух.

– Ты считаешь, что я поступила правильно, да, Майк? Разве я могла вступить в этот чудовищный «Мотек»? Миксеры, детские коляски, запасные части к автомобилям, пудинги, колбасы – и в этой куче мои волшебные ароматы!

Майк ласково улыбнулся ей: – Ты не могла поступить иначе.

– Ну, так не о чем и жалеть. Другого выхода не было – с этой мыслью жить легче. Но как жить дальше? – сказала она, оглядывая голые стены. – Мне не с чем начать новую жизнь. И мне жаль того, что я утратила. – Она снова оглядела комнату, вспоминая ее изысканный уют, разноцветное слияние роскоши, ароматы растений зимнего сада. – У других женщин есть дети, семья, а у меня был свой мир – эта комната, эта квартира. Она теперь такая пустая, – закончила она со слезами на глазах.

Майк вздохнул и снова наполнил бокалы. Он хотел поскорее увести ее отсюда, но знал, что торопиться не следует.

– Ви, моя любимая. Взгляни на это по-другому. Жизнь бросила тебе вызов – прими его, ответь ей звоном щита и готовностью к битве.

– Смогу ли я? – Голос ее прозвучал жалобно. Он никогда бы не подумал, что она может оказаться такой уязвимой, такой ранимой.

– Сможешь! – он чувствовал, что должен вдохнуть в нее уверенность. – У тебя есть твой опыт, твой талант, формулы отца. Есть капитал от продажи пентхауза. Я знаю, тебе предстоит немало выплат, но тысяч двести долларов останется. Я не намерен намечать тебе путь – ты это сделаешь сама. Но помни, в твоем активе – твое безупречное деловое имя, твой талант, плюс какая-то сумма денег. А также твоя решимость, твой блеск, твоя красота.

Она прервала его, смеясь: – Ты все перечислил?

– И еще я сам, конечно. Твой скромный, но надежный оплот.

– Самый надежный! – сказала она, гладя его руку. – Но ты сосчитал, что уцелело, забыв невозместимые убытки.

Майк сразу помрачнел. – Да, это проклятое соглашение, которое тебя вынудили подписать. Канальи, мерзавцы! Мартина нашла этого Дьюэна Олкотта – такой адвокат, что и самого черта вокруг пальца обведет. – Его ирландская кровь вскипела. – Ви, разреши мне только сцепиться с ним, и он у меня запищит: «Ой, мамочка!»

– Не выйдет, Майк, – мрачно сказала она. – Я ведь подписала эти бумаги.

– Черт, – на щеках Майка пылал гневный румянец. – Да, ты подписала это подлое соглашение, обязавшись пять лет не вступать в конкуренцию с «Мотеком».

– И если я снова начну дело.

– То этот спрут его задушит. Она заморозят выплаты, причитающиеся тебе за твою долю в «Джолэй».

– Вот поэтому я и продала квартиру. – Теперь она пыталась его ободрить, но по-прежнему чувствовала себя слабой, беспомощной. Подниматься на башню легче, чем упасть с нее и взбираться снова.

– Майк, не обижайся, но я хочу побыть одна и обо всем подумать.

– Ты всегда хотела быть одна, – горько сказал он.

Ви посмотрела на него изумленно.

– Я тебя чем-то обидела?

– Нет. Это просто… – Он как будто говорил сам с собой, и не окончил фразы. «Вот теперь, – подумал он, – я могу обнять ее, пока она слаба и уязвима. Она станет моей». – Ви! – воскликнул он. – Я…

Он шагнул к ней и остановился.

– Да?

«Нельзя, – запретил он себе. – Я любил сильную, гордую женщину, и я не хочу воспользоваться минутой ее слабости. Если она уступит мне, это будет не из любви. Я подожду, пока она снова станет сама собой, станет сильной. Я хочу, чтобы меня полюбила подлинная Ви». – Ничего, – сказал он вслух. – Я ухожу. Но, Ви…

– Да…

– Когда ты захочешь чего-то от меня… я сделаю для тебя все…

Она взяла в свои ладони его лицо. – Я знаю, – сказала она нежно. – Ты – самый дорогой мне человек… Я тебя очень люблю…

Она поцеловала его в кончик носа.

Он не пытался поцеловать ее и молча вышел.

Она снова встала у окна и смотрела на деревья внизу. Летел легкий снег, превращая парк в картину художника-импрессиониста.

«Я – словно мой отец, – думала Ви. – Блестящее начало в ранней юности. Яркий расцвет: у отца в Париже, у меня в Нью-Йорке. Затем падение. От отца я унаследовала гений обоняния – «золотой нос» парфюмера. Неужели я получила от него в наследство еще и какую-то роковую слабость и поэтому тоже буду сломлена в сорок лет?»

В Центральном парке зажглись огни, снег заблестел, и вид из окна Ви стал похож на театральную декорацию. «Может быть, это для меня осветили театральную сцену? – подумала Ви. – Ведь я словно актриса, которая должна сыграть свою последнюю роль».

Ви подумала о своих платьях, которые она вместе с Людмилой упаковала в большие картонные ящики, перекладывая каждое шелковистой бумагой. Отслужившие театральные наряды, но как жаль с ними расставаться! Ви не так сожалела о бриллиантах, большую часть которых пришлось продать. Все картонные ящики с одеждой были сданы на хранение вместе с мебелью, кроме двух, переправленных к Филиппе. «А те, что на складе – вехи жизни отставной актрисы», – жестко подумала Ви. Она всегда относилась к себе сурово, может быть, в этом была ее ошибка? Проклятый романтизм, нежелание следовать стандартам. «А почему бы и нет? – спорила сама с собой Ви. – Почему не следовать своим принципам? Потому что это привело тебя к поражению. Да, но Майк согласился, что она не могла поступить иначе. Выбора не было. О чем же сожалеть?»

– Эй, неплохо тут все подчистили! – голос Марти зазвенел, отдаваясь от стен, и в опустошенной комнате вспыхнул яркий свет, – Они даже электричество не отключили!

– Ты что, явилась позлорадствовать? – гневно воскликнула Ви.

– Зачем это мне нужно? Я и не знала, что ты здесь.

– Тогда зачем?

– Вот, принесла ключи для новых владельцев, – Марти достала ключи из сумочки. – В правлении были дубликаты, ведь этот пентхауз выстроен на средства фирмы.

Ви взяла ключи. – Раз уж ты пришла, давай поговорим.

За последние недели сестры часто встречались в присутствии юристов, секретарш, клерков. Теперь они оказались наедине.

Марти посмотрела на потолок. – О боже, конфронтация!

Ви вздохнула. Она понимала, что ничего хорошего из беседы не выйдет, но ведь теперь они встретятся очень нескоро. – Я знаю, ты меня не любишь, – начала она тихим голосом.

– Ты – моя семья, – коротко ответила Марти.

– Тогда почему ты это сделала со мной?

– Что сделала? Ты имеешь в виду «Мотек»? Я сделала это для нас, для фирмы. Ты не хочешь работать в «Мотеке» – это твое дело. Я советовала тебе не уходить из дела. Мы по-прежнему могли бы работать вместе. Мы удачно дополняем друг друга: ты – прекрасный парфюмер, а я – способная деловая женщина.

«Две половины, которые не могут составить единое целое», – подумала Ви и спросила, – Но почему ты не захотела продолжать нашу совместную работу в независимой фирме? «Джолэй» расширялась, доходы росли.

– Настоящий рост был невозможен без изменения принятого ранее имиджа. Это было расширение торговли, рассчитанной на элитных покупателей. Торговля велась через художественные салоны, а не через крупные магазины, привлекающие покупателей среднего класса. Этим покупателям не нужны граненные хрустальные флаконы и подбитые шелком коробочки, столь популярные у снобов. Доходнее продавать не икру, а помидоры – их едят все. И средний класс не желает платить за изысканные флаконы – надо продавать духи в простых флакончиках.

– «Мотек» так будет продавать?

– Да, так. Они дали мне «добро» на создание новой линии – выпуск духов для массовых покупателей. Экономия на всем – даже наклейки с названиями будут попроще и подешевле.

Звонкий голос Марти отдавался от стен пустой комнаты, черные глаза ее блестели, гладкая белая кожа лица оттенялась темными локонами. На ней было ярко-красное платье и ожерелье-воротничок из слоновой кости. Она была возбуждена и опасна. Ее красота, как и ее мозг, словно излучала электрические волны.

– Зачем тебе все это? – спросила Ви.

– Зачем? Да для денег, конечно.

– Ты уже богата!

– Хочу еще больше! Нужды мне досталось вдоволь, когда я была ребенком…

– Но потом ты училась в колледже!

– Да, на твои деньги! Ты не устаешь напоминать об этом. Но в детстве я поняла нищету. Моим домом была улица, моими друзьями – дети окраин. И я помню, что нищета непривлекательна. Говорят, что власть развращает – это пустые слова. Губит человека бессилие. А сила – это деньги, они дают власть. И я поклялась себе, что деньги у меня будут!

– Но я тоже стремилась вырваться из нищеты, ты ведь знаешь. – Ви перевела дыхание. – Я знала, что нищета губительна, я видела, что она разрушила папу. Я хотела вырваться, одолеть ее.

– И ты этого достигла, – кивнула Мартина. – Но ты остановилась и не захотела идти дальше.

– А ты?

– Я буду сражаться с ней всю жизнь, – мрачно сказала Марти.

Сестры замолчали – слишком непривычными были для них искренность и откровенность. Ви хотела бы подойти к Марти и обнять ее за плечи; вместо этого она сказала:

– Почему же нам не остаться соратниками в этой битве? Я хотела, чтобы мы остались партнерами. А ты? – Но ей не удалось вложить в эти слова сердечность и теплоту – она привыкла к тому, что с Марти ей всегда надо было держать оборонительную позицию.

Марти же почудилось в ее тоне привычное превосходство. «Словно королева обращается к подданной. К черту ее, к черту ледяную богиню! – думала Марти, пылая гневом. – Хотя я достигла своей цели, и королева лишилась трона, она по-прежнему не обращается ко мне как к равной, считает невоспитанным ребенком!» Вслух Марти резко сказала:

– Нет, Ви! Я вела и буду вести свою битву сама!

– Ну вот, теперь все ясно.

Ви вспомнила, как несколько лет назад Марти встретила на приеме Чарльза Ревлона, директора знаменитой парфюмерной фирмы, и заявила:

– Я не только сравняюсь с тобой, Чарли, но и обгоню! Моя фирма будет сильнее.

К изумлению Ви, Чарльз Ревлон обнял Марти и серьезно ответил: – Ну что ж, детка, тебе это по плечу! Удачи тебе, маленькая воительница!

Ви отошла к окну. – Мы с тобой такие разные, – сказала она грустно, – хотя и сестры.

– Только наполовину!

– Ты отвергаешь наше родство? – Ви внимательно поглядела на Марти.

– Как бы я могла? – язвительно усмехнулась Марти. – Ты всегда была в моей судьбе. Ты и я – сестры Джолэй – такая фотогеничная пара в парфюмерном бизнесе.

– Я ввела тебя в этот бизнес, – одернула ее Ви.

– И если бы не сделала этого, то фирма разорилась при твоем умелом руководстве! К тому все шло!

– Не думаю, – спокойно возразила Ви. – Мой успех не был случайностью. У меня был талант парфюмера.

– Унаследованный от отца «золотой нос», не так ли? Ты считаешь себя его подлинной наследницей, но я-то его знаю лучше. Я раскопала в его прошлом то, что он хотел зарыть.

– Ты второй раз заносишь надо мной эту палицу, – сказала Ви, схватив Марти за плечи и глядя ей в глаза. – Рассказывай, что тебе известно, сейчас же, немедленно!

Марти стряхнула руки Ви. – Ладно, – крикнула она со злобным блеском в глазах, – я расскажу! Слушай!

Когда Марти закончила, Ви тихо сказала:

– А теперь тебе лучше уйти…

Марти подняла с полу свое пальто и минуту стояла, держа его в руках. – Мне жаль… – пробормотала она и вышла.

2

Юные хиппи – соседи Ви в Гринвич Вилледж – весь день играли на саксофоне и из соседнего сада лились томительные мелодии любви и разлуки.

Ви стояла на пороге своего маленького домика, и музыка летела к ней сквозь голые ветви, с уже набухшими почками над нежными побегами крокусов. Этот одноэтажный домик она сняла за 720 долларов в месяц. Увидев при доме маленький садик, она вытащила чековую книжку еще до того, как хозяин назвал цену. Ви тосковала по своим зеленым друзьям, деревцам и цветам, ароматом которых она наслаждалась в пентхаузе. Продав его, все свои растения Ви отдала в Ботанический сад Нью-Йорка. Но жить без растений было невыносимо, а за большие квартиры, где можно было бы держать несколько комнатных деревцев в кадках, запрашивали 20–30 тысяч долларов в год. Так что, снимая свой домик, Ви не колебалась ни минуты – цена ее устраивала, а садик обворожил.

Таким образом она поселилась в Гринвич Вилледж, недалеко от реки Гудзон, хотя сначала ее смутило население этой окраины – оживленная, веселая студенческая молодежь. «Здесь я буду чувствовать себя старой курицей», – сказала она агенту. Но он привел ее к этому домику, и, подумав, что каждое утро, открыв окно, она будет вдыхать аромат цветов и росистой травы, Ви не устояла. «А денег хватит и на аренду, – подумала Ви, – и на рекламу новых духов… если она их создаст… нет, когда она их создаст».

Ви поправила перед зеркалом шарфик, заперла дверь и спустилась на улицу по каменным ступенькам. Она направлялась в офис Дона Гаррисона, чтобы поговорить с ним и выяснить его отношение к слиянию «Джолэй» с «Мотеком». Ви не могла твердо рассчитывать на его помощь в трудной для нее ситуации, но все же надеялась на лучшее. Совместная работа и добрые отношения в течение двадцати лет сблизили их, но за последние месяцы Ви не раз убеждалась, что чужая душа – потемки.

Войдя в мраморный холл торгового банка «Атлантик», Ви почувствовала себя неуютно. Много раз она входила в это сверкающее помпезной роскошью помещение, не испытывая подобного чувства, но тогда она была мадам Джолэй, президентом собственной фирмы, королевой небольшого царства. Даже в двадцать лет, в начале своей карьеры, она чувствовала себя здесь вполне непринужденно. А теперь она сорокалетняя деловая женщина, потерпевшая крах, актриса, провалившая пьесу. Гордо подняв голову, она быстро пересекла зал, досадуя на себя за свою уязвимость, и вдруг почувствовала пристальный взгляд. На нее восхищенно смотрел очень красивый, высокий, темноволосый мужчина, и она вдруг смутилась, как юная девушка, покраснела и отвернулась.

Дон Гаррисон вышел ей навстречу из своего кабинета.

– Добро пожаловать, дорогая! Сто лет тебя не видел…

В пятьдесят три года Дон выглядел как здоровяк-фермер, был всегда бодр и оживлен. Ви быстро обняла его, чувствуя затылком прикованный к ней взгляд.

– Как дела? Мне говорили, что ты поселилась в Гринвич Вилледж, но, это, наверное, ложные слухи. Ты ведь не хочешь присоединиться к молодым хиппи?

– Надеюсь, что нет, – засмеялась Ви. – Я сняла одноэтажный домик с садом.

– «Возделывай свой сад!», – сказал Вольтер. Бог его знает, что он имел в виду. Ну, пройдем в мой кабинет.

Темноволосый мужчина смотрел, как они вошли в кабинет с надписью «Вице-президент банка по займам».

– Ну, – сказал Дон, закрывая дверь, – как дела? Выглядишь ты блестяще – я всегда говорил, что ты – самая красивая женщина в бизнесе.

– Никогда не была. Ну, а ты как? Все как обычно? – В разговорах с Гаррисоном Ви невольно перенимала его телеграфный стиль.

Он нахмурился. – Дома – не очень.

– Что такое? Дети?

– Нет, жена. У нас трудное время. Не уверен, что наладится. Ну, оставим. Ты по крайней мере от этого избавлена.

– Да, – сказала она задумчиво.

– Но скажи мне, солнышко, ты никогда об этом не жалеешь? О том, что не замужем?

– Я всегда работала, и мне было не до того. – Это была полуправда. За Юбера она хотела выйти замуж, но даже тогда колебалась.

– А теперь? – спросил он мягко.

Она вдруг подумала о темноволосом мужчине, который восхищенно смотрел на нее в холле, пожала плечами и улыбнулась Дону. Он взял ее руку и стал гладить. – Давай вместе пообедаем, Ви, – сказал он вкрадчивым голосом.

Она освободила руку. – Я здесь по делу и сейчас должна уйти. Сегодня не могу.

– Ну, в другой день. Давай в пятницу.

– Не знаю… – Она смотрела на свою руку, которую только что гладил Дон.

– Пожалуйста. Ты ведь знаешь, что можешь положиться на меня.

Она улыбнулась. – Всегда знала и сейчас тоже уверена в этом. О'кей, в пятницу. Сначала приходи ко мне выпить коктейль – хочу показать тебе свою новую квартиру.

– Вот умница. Ну, а теперь о делах. Как там с «Джолэй»? Чем занимается Марти?

– Я хотела тебе задать тот же вопрос.

– Я все разузнаю и в пятницу тебе расскажу.

– Не надо. Все равно я с ней встречусь в ближайшее время. – Ви не хотела, чтобы Дон узнал, как глубоко зашли разногласия между сестрами. Хотя все знали, что Ви выступала против слияния, только Филиппе, Илэйн и Майку было известно все. Гордость и стыд поднимались в душе Ви, когда она думала, что все узнают о предательстве сестры.

Ви пожала руку Дона и вышла из его кабинета, недовольная собой: она ничего не узнала о «Джолэй» и проговорилась Дону, что порвала отношения с Марти. Нахмурившись, она вошла под арку, отделявшую холл от служебных помещений, и вдруг у самого уха услышала мужской голос:

– Наверное, я встречал вас когда-нибудь? Уверен, что я вас знаю… Если вы скажете, что мы не встречались в прошлом, то, значит, вы – женщина из моего будущего. Согласны?

Покраснев под взглядом красивых темно-карих бархатных глаз, Ви с улыбкой возразила: – Как я могу ответить на такой странный вопрос?

– Скажите «да», и мы компенсируем время, которое провели врозь.

Ви не удержалась от смеха. Его куртуазность была забавной и очаровательной. Просто очаровательной.

– Узнаю этот смех! – сказал он. – Самая прекрасная весна в моей жизни начиналась этим смехом.

«Романтично, – подумала она. – Или он шутит?» Словно прочитав ее мысли, он воскликнул.

– Пожалуйста, не сердитесь. Я совсем не умею ухаживать за женщинами.

– Ах, так вы пытаетесь ухаживать? – спросила она серьезным тоном.

– А вы и не заметили? Значит, мой замысел не удался.

Она снова засмеялась, но к нему в эту минуту подошел клерк и что-то сказал. Он кивнул, снова повернулся к Ви и торжественно произнес: – Принцесса, я вернусь, ждите меня. Я приеду в золотой карете, и белые кони умчат нас вдвоем.

Когда он скрылся из виду, она поняла, что даже не узнала его имени.

Сколько времени прошло? Она чувствовала, будто плывет в светлом потоке. – Смешно, – сказала она себе, направляясь к охраннику банковских сейфов. – Смешно, – повторила она, получая ключ от своего сейфа. – Смешно, – еще раз произнесла она, когда охранник вынес ее сейф. – И все-таки прелестно.

Закрыв дверь комнатки, Ви стала доставать из ящика-сейфа свои ценности – не пачки долларов и ценных бумаг, а ценности души: дверную ручку-шар из резного стекла, флакон виндзорского одеколона, который подарила ей Нина на юбилей фирмы, золотое кольцо, крошечную брошку с голубым бриллиантом и книгу в черном кожаном переплете. Кольцо, принадлежавшее матери, было совсем маленьким, но у Ви были такие же тонкие пальцы, как у Анны. Бриллиант был небольшой – всего три карата. Ви приобретала более ценные вещи, но кольцо, как и брошку, она хранила в память о матери – Арман рассказывал, что подарил ее Анне, когда она согласилась выйти за него замуж. Дверная ручка и одеколон были сувенирами, связанными с рождением империи Ви. Дорогие памятки, вехи ее свершений, должны были вдохновить Ви на новые дерзания, вывести на новый путь. Она брала их одну за другой, рассматривала и выпускала из рук, пока не осталась только книга в черном кожаном переплете. Она держала ее и гладила кончиками тонких пальцев кожу, покрытую пятнами пота, химикалий, слез и, наконец, крови. Книгу, в которой скрывались старинная магия и давняя боль. Она полистала ветхие пожелтевшие страницы и, завернув книгу в свой шелковый шарф, вышла в сверкающий мраморный холл.

Высокой фигуры нигде не было видно. Мужчина с бархатными глазами исчез, словно сказочный принц из царства детских снов, подумала Ви и, крепко прижав к груди книгу, вспомнила, как Арман говорил девочке из Бруклина, что сны сбываются.

– Этот скромный стиль милее прежней роскоши, – сказал Дон Гаррисон, входя в квартирку Ви в Гринвич Вилледж. – Чем спустишься ниже, тем выше взлетаешь.

– Превосходный афоризм, но ты его у кого-то украл, – улыбнулась она, подставляя ему щеку для поцелуя.

– Я действительно готов признать, что и в бедности ты неподражаема.

Ви скорчила гримаску. – Тебе как обычно? – спросила она, наливая шотландское виски в стаканы с кубиками льда. Дон Гаррисон хвалился своей приверженностью к этому напитку, не признавая новых дорогих сортов виски типа «Черного Джонни Уокера». – Это пьют кичливые выскочки, – говорил он, сохраняя верность скромному старомодному стилю.

Она налила себе немного, ему до краев и подала Дону бокал на софу, где он, сбросив туфли, примостился в уголке, заявив: – Мне отсюда удобнее любоваться тобой, дорогая. – Принимая от нее бокал, он расплескал золотистую жидкость, и Ви вспомнила, что, целуя в щеку, он обдал ее запахом виски. По-видимому, он уже выпил до прихода к ней. Видно, он решил утопить в виски мысли о своих семейных неприятностях. Когда он совсем опьянеет, то будет к ней приставать. Если он проявит настойчивость, а Ви не примет его ухаживания, то произойдет разрыв и Ви лишится друга и советчика. Если она не откажет ему, то не захочет, чтобы он был и любовником, и помощником в бизнесе. Значит, она ему откажет – бизнес всегда был для нее важнее секса. За исключением одного случая. Много лет назад.

Когда Дон выпил третий бокал и откинулся на подушки софы, Ви стала и пошла надеть пальто.

Она не даст ему больше пить – им предстоит важный разговор о деле, которое может воскресить ее душу, стать началом новой жизни.

Озарение пришло, когда Ви вернулась домой из банка с книгой Армана в руках. Она вышла в сад, бросила на металлическое садовое кресло подушку и села, положив книгу на колени. Развернув шарф, которым она была укутана, Ви задумчиво перелистывала пожелтевшие страницы. В ноздри ее вливался аромат распускающихся бутонов, в ушах звучала томно-печальная мелодия саксофона. Она листала страницы, пытаясь восстановить в памяти ароматы, запечатленные формулами и лаконичными заметками. Хотя все эти годы она вновь и вновь обращалась к заветной книге, в ней оставалось много темного, неясного, загадочного. Не раз она открывала страницу, где была записана формула одеколона, созданного Арманом лично для себя. На полях Ви увидела заметку, очевидно, вписанную позже, менее выцветшими чернилами: «Вспомни Шанель № 19».

Сначала она недоумевала: ведущая нота этих духов была «зеленая» – запах зелени, а личного одеколона Армана – запах кожи. Вглядевшись, Ви увидела, что запись на полях сделана ее почерком. Она напрягла память: это написано лет десять назад, с тех пор книга хранилась в сейфе… У нее возникла тогда какая-то мысль, а потом она о ней забыла. И вдруг Ви уловила ассоциацию: мысль не о сходстве запахов «Шанель № 19» и личного одеколона Армана – женский и мужской ароматы были несходны и ведущие ноты разные. Ви поняла, делая эту запись, она думала о судьбе «Шанель № 19». Этими духами пользовались только Коко Шанель и, с ее разрешения, самые близкие подруги. Но после смерти Великой Мадемуазель духи были запущены в массовое производство – в отличие, например, от личных духов знаменитого диктатора мод Баленсиаги, по завещанию которого формула аромата была уничтожена.

А если пустить в массовое производство одеколон Армана, как «Шанель № 19»? Ви поняла смысл своей заметки на полях и то, почему она о ней забыла – десять лет назад дорогой и изысканный одеколон не имел бы сбыта. Это сейчас, в 1984, возник рынок ароматов для мужчин, было преодолено традиционное сопротивление мужчин-американцев, не признававших мужских одеколонов.

Броня традиции была пробита мужскими одеколонами 60-х годов: мужчины начали употреблять «Арамис», «Брут», «Паб», «Чаз». В 70—80-х были созданы и приобрели популярность ароматы для мужчин: «Билл Графф», «Ральф Лорэн», «Гуччи» – одеколоны, созданные разработчиками мужских ароматов. Но и фирмы, основным направлением которых были духи для женщин, создали «Хэлстон для мужчин», «Каурое» Ива Сан Лорана. «Дикую воду» Диора. Ви вспомнила мужской одеколон Бижана, продававшийся по полторы тысячи долларов за флакон. Таким образом, теперь дорогие ароматы для мужчин соперничали на рынке с женскими духами и даже могли приносить более высокий доход.

Идея оформилась в сознании Ви: она начнет производство изысканных одеколонов для мужчин по типу «Линии А» Армана, и первой ласточкой будет личный одеколон отца, который можно будет назвать «Нувель» или просто обозначить буквой «Н». Название неважно для первого разговора с Доном о линии мужских одеколонов, в создании которой он должен ей помочь.