Текст книги "Ароматы"
Автор книги: Джоанна Кингсли (Кингслей)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
2
1958–1959
Револьвер блестел на темно-синем бархате. Мартина дохнула на стекло и протерла его, револьвер еще соблазнительнее заблестел за стеклом витрины. Ее рука тянулась к недоступной изящной полированной вещице, она словно ощущала ее в своих озябших пальцах – перчаток одиннадцатилетняя Мартина не носила, чтобы не прослыть неженкой.
Она жить не могла без револьвера ББ, она должна была его иметь, как и все другие подростки. Хотя на самом-то деле револьверы были только у тринадцатилетних Герцога и Кейси.
Уже почти целый год Марти была в банде подростков. Ее приняли, потому что она, хотя и была самой младшей, отличалась проворством и смелостью и никому не уступала в драках.
Их банда называлась «Святые», враждебная – «Бульдозеры». «Святые» бились и с другими бандами подростков, но постоянные стычки из-за клочка земли около спортивной площадки, где играли в ручной мяч, они вели с «Бульдозерами». В банде «Бульдозеров» было двое цветных, остальные – отчаянные ирландцы и итальянцы. В драках на спорном клочке земли лилась кровь из разбитых носов, трещали головы, синяки и ссадины покрывали тела мальчишек. Главарь банды Кейси не допускал Мартину к участию в кровопролитных драках, заканчивавшихся в полицейских участках. В небольших стычках она дралась только со слабейшими в банде «Бульдозеров» – с рыхлым парнем, настоящим размазней по кличке Профессор и его костлявым рыжеволосым, ничуть на него не похожим братом-близнецом по прозвищу Фрукт.
Банда стала для Марти местом обитания и прибежищем. Ви и отец не могли понять ее и не знали, как она ненавидела родной дом. Не обращая внимания на выговоры и сцены, она возвращалась домой поздно вечером, но охотно проводила бы со «Святыми» всю ночь. Она заявила Кейси, что им всем надо постоянно быть вместе и бросить родителей и школу. Кейси только усмехнулся и сказал, что она маленькая дурочка и не знает закона об обязательном обучении. Марти обиделась и скорчила ему гримасу.
Но вообще-то она обожала Кейси, ибо была уверена, что тот ничего на свете не боится. Он стриг свои темные волосы совсем коротко, но взрослые не осмеливались делать ему замечания на этот счет. Его золотистые глаза глядела на Марти ласково, и хотя он иногда посмеивался над ней и говорил, что ей пора отвыкнуть от детских выходок, Марти знала, что он ее любит. Он понимал ее, не то что скучные тупицы, с которыми ей приходилось жить. Она могла поведать ему свою мечту о револьвере, и он серьезно ее выслушал, хотя под конец заявил: – Это не в моей компетенции. Ты попроси у Санта Клауса. – Насмешка была к сезону – через неделю было Рождество. Вряд ли родные подарят ей что-нибудь интересное, разве что пару теплых перчаток.
В ночь под Рождество «Святые» все вместе пошли в церковь. Вернувшись домой, Мартина обнаружила, что дверь заперта, и побежала к Кейси. Она кидала в его окно снежки, но он не откликался. Когда же она запустила три подряд, он, наконец, выглянул в окно. – Это я, – прошептала Мартина. Он велел ей подождать внизу. Через минуту он был у дверей и повел ее за руку по неосвещенной лестнице. Он запер за ними дверь своей комнаты, обернулся к Мартине и сказал: – Сядь на кровать и закрой глаза.
Открыв глаза снова, она увидела, что он вложил в ее руки коробку, в которой на темно-синем бархате лежал револьвер ББ. Она уставилась на него в оцепенении.
– Счастливого Рождества, малыш, – сказал Кейси. – Но будь осторожнее с этой игрушкой, не то попадешь в беду.
Ему бы следовало предостеречь самого себя – через неделю Кейси попал в тюрьму за кражу со взломом. Герцог – его правая рука – был взят на поруки как несовершеннолетний. Банда распалась.
Аламод ежегодно устраивал рождественский вечер для сотрудников, снимая зал объединенной церкви. Арман не любил такие вечера, так как плохо переносил сигаретный дым и смешанные запахи алкоголя и духов. Он уже хотел уйти, когда к нему подошла миловидная миниатюрная женщина и весело поздравила его с Рождеством по-английски и по-французски.
– Правильно я произношу? Я практиковалась!
– Хелло, Нина! – улыбнулся Арман. – Вы похожи на рождественскую елку.
Вечернее платье плотно облегало изящные формы, а глубокое декольте почти полностью открывало две крепкие как яблоки груди, сияющие на фоне темно-зеленого атласа словно серебряные шары. Каштановые волосы были скручены французским узлом, из-под которого на шею и вдоль щек падали локоны, обрамлявшие личико херувима.
«Головка викторианского рождественского ангела, розовощекого и невинного, на теле соблазнительницы», – подумал Арман. Ему пришлось напомнить себе, что это видение – хорошо знакомая ему Нина Маджоре, которую он часто встречал в одном из салонов Аламода, где она работала маникюршей.
Словно Золушка на балу, она преобразилась из женщины скромной внешности в прелестное создание, не ослепительно прекрасное, но очаровательное, с сияющими глазами и светящейся кожей. От нее исходил аромат смолы еловых шишек. Арман преодолел свое смущение и, войдя в роль Принца на балу, пригласил Золушку на танец. Он увлек ее под звуки «Вальса Теннесси», кружась с ней на европейский лад в одну сторону. Когда мелодия окончилась, она прислонилась к нему, смеясь и разрумянившись: – Ой, голова закружилась!
Потом они танцевали медленный фокстрот – во время этого танца можно было разговаривать. Он улыбался ее веселой болтовне, ему казалось, что слова, как быстрые птички, выпархивали из ее губ. Ему нравились ее ребяческая непринужденность, внезапные взрывы смеха. Она напомнила ему Анну, наверное легкостью нрава, потому что во внешности не было никакого сходства.
– Когда я была еще девочкой, – рассказывала она, танцуя с ним румбу, – мой дружок познакомил меня со своей матерью. Она была очень красивая. А я тогда была неуклюжей толстушкой и мечтала, когда вырасту, стать такой как она. Я не верила, что могу привлечь мальчиков: если они заговаривали со мной, я краснела и молчала, как дурочка. Мне было лет одиннадцать и у меня не было ни одного мальчика, хотя я часто влюблялась.
Держа руку на ее талии, Арман чувствовал, как движутся в такт музыке ее ягодицы.
– Однажды я гостила в доме моего дружка, и его красавица мать пришла ко мне в спальню и научила меня, как пленить мужчину. Она объяснила, что просто надо восторгаться тем, как он одевается. «Мужчины тщеславны, а женщины не умеют этим воспользоваться. Скажите мужчине, что его галстук самый красивый из тех, что вы когда-нибудь видели, потрогайте материал и восхититесь им, и он немедленно решит, что вы очаровательная и умная женщина с безупречным вкусом». Я не сразу сумела воспользоваться ее советом, – закончила Нина, улыбаясь, – но запомнила его навсегда.
Музыка закончилась. Арман выпустил Нину из объятий, поднял ее подбородок и серьезно спросил: – Не выскажете ли вы мнение о моем галстуке?
Она посмотрела ему в глаза, погладила пальцем шелковую ткань и убежденно заявила: – Самый красивый галстук из всех, что я видела в моей жизни!
Он привлек ее к себе и легко поцеловал в губы.
– Вот видите, – сказала Нина, когда они начали следующий танец, – действует безотказно.
– Да, мудрейшая женщина дала вам этот совет!
– Что же вы, Нина, сегодня так и не смените кавалера? Всю ночь с ним протанцуете? – окликнул ее какой-то мужчина.
– Наверное, так… – ответила она, не сводя глаз с Армана.
Когда они, наконец, собрались уходить, Арман выдернул из завесы зелени, украшавшей стены, веточку падуба и, скрутив ее кольцом и прикрепив к ней маленькие позолоченные шишки и гроздь крошечных серебристых колокольчиков, возложил венок на голову Нины. Она со смехом сопротивлялась, но он крепко сжал ее руки и, глядя в глаза, восхищенно сказал: – Вы – Королева Ночи!
– Ну, что ж, будь по вашему, я – Королева Волшебного Сна! И пускай эта ночь никогда не кончится! Я не хочу просыпаться! – мечтательно отозвалась она.
Арман нагнулся и поцеловал ее за ушком. – А я хочу спать и проснуться рядом с вами! – прошептал он.
Нина обвила руками его шею и прильнула к нему, закрыв глаза. Тихо покачиваясь, они скользили по залу в медленном танце. Музыканты уже ушли, а эта единственная оставшаяся в зале пара все кружилась и кружилась в безмолвном зале с потушенными огнями.
На следующий день Нина проснулась после полудня со счастливой улыбкой. Было воскресенье, на работу идти не нужно, и она была влюблена. Ей хотелось весь день пролежать в постели, вспоминая каждую минуту счастливой рождественской ночи.
Но у входной двери прозвонил звонок, и ей пришлось накинуть халатик и сбежать по лестнице. Открыв дверь, она увидела посыльного в форменной куртке с большим пакетом. – Вы Нина Манги? – спросил он.
– Нина Маджоре.
– Распишитесь. – Он вручил ей пакет.
Она внесла его в холл и, развернув на столике, увидела букет бледно-желтых цветов на длинных стеблях, с красивыми листьями в белых прожилках. На карточке было написано: «Спите сладко».
Она зажмурилась от счастья. «Да, – думала она, – к ней явился Принц из Иного Мира и возложил на ее голову корону». Она вспомнила поцелуй и свое желание никогда не отрываться от этих губ и прошептала его имя: «Арман Нувель». Потом произнесла его громко. Ей хотелось повторять его снова и снова. Арман Нувель. Ей было тридцать четыре года, и ни один мужчина не производил на нее такого впечатления.
Проводив до дома, Арман поцеловал ее в шею. Он не вошел с нею в дом, не попросил назначить новую встречу. Но утром прислал цветы! А во время последнего танца прошептал: – Мы будем спать вместе, и я проснусь рядом с вами! – Нина вздрогнула от прилива желания.
С этого дня она не видела Армана, он не звонил и не появлялся. Тогда она позвонила ему сама, он говорил с ней спокойно и вежливо.
– Когда мы увидимся? – решительно выпалила Нина.
– Надеюсь, скоро, – ответил он по-прежнему дружески вежливо.
– Сегодня вечером? – спросила она и закусила губу.
– Боюсь, сегодня не выйдет. Я позвоню вам в ближайшие дни, ладно?
– Конечно, – ответила она уныло, но, призвав на помощь всю свою бодрость, добавила: – Это будет чудесно – снова встретиться с вами! – и повесила трубку, мрачно думая, почему все пошло не так. Что ему не понравилось в ней? И все-таки он замечательный, совсем не такой, как другие мужчины.
Арман боялся дальнейшего развития отношений с Ниной. Она была не так красива, как женщины, с которыми он имел связи в Нью-Йорке, но что-то в ней подействовало на Армана словно электрический разряд. Она разбудила в нем нечто, что он считал похороненным вместе с Анной. Наверное, она напомнила ему Анну живостью, легкостью нрава, светлым веселым смехом. Но Арман был далек от мысли развивать отношения с этой женщиной. У него не было будущего, и он не хотел ворошить пепел надежд. За эти годы Арман привык довольствоваться лишь телом женщины и выбирал тех, которые не требовали от него большего. А здесь могло возникнуть что-то иное. Хотя он страстно желал Нину, он почувствовал этой ночью, что его тянет к ней не только как к женщине. Поцеловав Нину на пороге ее дома, он всю ночь не спал, вспоминая запах ее тела, ее волос; поцеловав ее в шею, он изнемогал от желания, но не вошел к ней. Он мог пойти к ней наутро, но вместо этого послал цветы. Должно быть, это не была только физическая страсть, Нина словно загипнотизировала его. Арман испугался. Маникюрша, женщина, доступная многим мужчинам. Скорее всего так. А он должен будет ввести ее в свой дом, познакомить с дочерьми.
Ви было четырнадцать. По внешности еще девочка, но на редкость развитая и умная; она все поймет, и в ее взгляде, он прочтет упрек. Марти или будет совершенно игнорировать ее, или отпустит какое-нибудь грубое замечание. Последнее время он вообще обходился без секса и даже был доволен тем, что очень редко вспоминает о нем. Он уверил себя, что и в дальнейшем без труда будет игнорировать эту унизительную потребность.
Но Нина Маджоре могла лишить его самообладания. Период штиля в сексуальной жизни был нарушен рождественской ночью: прошла неделя, но Арман не мог забыть ее голоса, запаха ее кожи. Он решил пригласить ее на обед, потом переспать с ней и разделаться с этим так же просто, как это происходило с другими женщинами. Они проведут ночь у нее, или он приведет ее к себе домой. В любом случае ночь любовной акробатики снимет все проблемы, и он снова будет свободен.
Но его сердце сжалось, когда она открыла ему дверь. Она показалась ему такой хрупкой, незащищенной, что он почувствовал желание укрыть ее в своих объятиях, защитив от всего мира.
– Я так рада видеть вас, – сказала она с искренностью ребенка.
– И я тоже. – Они стояли, счастливо улыбаясь друг другу. – «Не красавица, – напомнил себе Арман, глядя на нее. – Но какое милое лицо, почему она меня так привораживает… Не пойму…» – Он хотел бы взять ее лицо в ладони и неотрывно смотреть в глаза.
Они пошли обедать, смеясь, держась за руки, и вернулись рука в руке. Нина пригласила его, но он снова расстался с ней у дверей ее дома.
Арман стал приглашать ее каждый вечер и после обеда в ресторане провожал и целовал у дверей, но не входил в дом.
Каждый раз он все больше узнавал о ее жизни. Родители ее умерли. Отца она не помнила – он бросил жену с ребенком, когда Нине было четыре года. Мать, рано постаревшая, измученная женщина, работала на фабрике одежды. Строгая и молчаливая, она не выносила пьянства и сборищ и питала предубеждение к мужчинам.
– Я думаю, она любила меня, – говорила Нина, – делала для меня все, но никогда своей любви не выказывала. Особенно молчаливой и сдержанной она стала, когда я сошлась с мальчиком совсем перестала со мною говорить. Мне было четырнадцать с половиной лет, Альдо – шестнадцать. Он любил читать книги, и мы читали их вместе.
Она навертела на вилку спагетти и продолжала: – Когда японцы разбомбили Пирл Харбор, Альдо предложил мне выйти за него замуж, прежде чем он уйдет в армию. Мы к этому времени уже два года жили вместе. Я сказала, что лучше подождать, пока он вернется, но он возразил, что этого может и не случиться. – Она вдруг замолчала. – Я говорю что-то не так? Вам не нравится? Вы как-то странно на меня глядите.
– Вовсе нет, шери… – он поправился, – милочка! Вы должны мне все рассказать о себе.
– Вы уверены? – спросила она с сомнением.
– Да, непременно! Итак, вы согласились выйти за него замуж?
– Не совсем, мы нашли компромисс: считали себя помолвленными, а пожениться решили, когда он приедет в первый отпуск. Но он сразу был убит.
– Вот как… – сочувственно кивнул Арман.
– Да, я больше его не видела. И знаете, я никому этого не говорила – ведь я не люблю секс. Это больно, не романтично. Я не хотела выходить замуж и решила разорвать помолвку, когда он приедет. Как хорошо, что этого не случилось. Он был бы огорчен.
– Конечно, – сказал Арман, пожимая ее руку. – Что же с вами было потом?
– О, много чего. Умерла моя мать, я закончила школу и пошла работать к отцу Альдо – у него была парфюмерная лавочка. Продавала шампуни, сторожила магазин – он поселил меня в задней комнатке, была уборщицей. – Она улыбнулась. Официант принес меню десерта, Арман жестом отослал его и, повернувшись к Нине, попросил ее продолжать.
– Вот и все. Потом я стала маникюршей. В шутку говорю, что держусь за жизнь ногтями. – Она принужденно улыбнулась.
– И вам не хотелось изменить свою жизнь?
– Конечно. Многого хотелось. Я надеялась купить лавочку отца Альдо, мистера Вьягги, когда он перестанет работать. Но не вышло, не смогла накопить денег.
Арман подозвал официанта и заказал два омлета по-английски со взбитыми сливками. Нина занялась десертом прилежно и увлеченно, словно школьница, лакомящаяся порцией мороженого с клубникой.
Он смотрел на нее с любопытством и удовольствием, как на медвежонка, вылизывающего медовые соты.
Нина закончила серьезный разговор непринужденно, словно сунула в карман носовой платок. – Знаете, Арман, все, о чем мечтаешь, чаще всего не сбывается, но печалиться об этом не стоит. Такова жизнь. Надо жить моментом, – кончиком языка она облизала ложечку.
– Но иногда только мечты и помогают жить, – возразил он.
Она минуту подумала: – Наверное, вы правы. Но если о чем-то мечтать, а мечта не сбывается, то она превращается в навязчивый кошмар. И о ней лучше забыть, – пуфф! – дунула она, словно сдувая приставшую пушинку.
– Мне бы надо научиться этому у вас, – сказал он, испытывая одновременно страх перед неизбежным и непреодолимое желание проникнуться ее жизненной силой и беспечностью.
Когда они выходили из ресторана, Нина наклонилась к нему и сказала просто: – Я тебя хочу.
Он поцеловал ее на ярко освещенной улице и почувствовал, что ее тело, прижавшееся к нему, нежно молит его о близости и вызывает в нем бурный прилив желания. Они замерли, переводя дыхание, и Нина сказала: – Ты будешь ночевать у меня.
Через три дня Ви разливала после обеда кофе, когда в столовую ворвалась Марти в замызганной и бесформенной бейсбольной куртке одного из своих приятелей-близнецов из банды Она глянула на сестру и отца, остановила взгляд на Нине и саркастически заметила. – Еще одна! Я-то думала, что ты угомонился, старый хрен.
– Марти! – возмущенно закричала Ви.
Марти повернулась к ней, уперевшись ладонями в бока. – Ну, и какая версия на этот раз? Милая мамулечка для бедных сироток?
– Перестань! – вскричала Ви. – Познакомься с Ниной.
– Спасибо, нет. – Она повернулась и вышла.
– Я так огорчен, – начал Арман, положив руки на стол ладонями кверху.
– Не надо, – перебила его Нина, пытаясь сохранить спокойствие. Она повернулась к Ви и сказала. – Ты ведь знаешь, что это не так, золотко. Я не стараюсь быть вам мамой, а хочу стать другом.
Ви пришла в замешательство и ничего не ответила. Она сразу почувствовала в этой женщине что-то особенное. Отец не раз приводил женщин, чаще всего блондинок, холодных и самоуверенных, относившихся к Ви и Марти равнодушно, как к живым куклам или маленьким служаночкам. В Нине чувствовалось что-то теплое и дружеское, как будто вы с ней были давно знакомы.
Ви хотелось повести Нину в свою комнату, показать ей учебники, тетради, платья, даже игрушечного пуделя и другие поломанные детские игрушки. Почему-то Ви хотелось показать Нине всю свою жизнь, в надежде, что та примет и, может быть, изменит ее.
Когда Нина собиралась уходить, Ви робко обратилась к ней:
– Вы придете завтра вечером? Приходите!..
Лицо Нины осветила счастливая удивленная улыбка. – Благослови тебя Бог, Ви… – сказала она растроганно, глядя на Армана и пытаясь понять его выражение. – Я постараюсь. Я приду, – сказала она решительно, нежно поцеловав девочку в щеку.
Когда Арман и Нина ушли, Ви погладила свою щеку. Впервые ее так ласково поцеловала женщина – нежнее и мягче, чем папа, на щеке сохранился аромат фиалок и тепло. Она не будет мыть лицо, решила Ви… Она знала, что полюбила Нину.
Ви проснулась с чувством радости и, собравшись в школу, даже не расстроилась, что Марти куда-то убежала и ей придется ждать, пока она появится и соберет свои вещи. Сегодня Ви было безразлично, что они опоздают на уроки.
Мартина выскочила из кустов на крыльцо и толкнула Ви так, что та уронила ранец и сумочку с завтраком. Два учебника упали на землю, страницы помялись. Разбилась скорлупа крутого яйца и расплющились бананы, приготовленные на завтрак.
– Черт тебя побери, Марти, – сердито сказала Ви.
– Ага, я тебя достала! – победоносно воскликнула Марти.
– Ну-ка, собирай поживей свои вещи, пора идти! – строго приказала Ви. Когда дело касалось школы, Марти приходилось подчиняться старшей сестре.
По пути Марти язвительно высказалась о Нине: – Новая шлюха вовсе не красотка, правда? Но нам-то без разницы. – Она пожала плечами. – Все они ненадолго.
– Много ты знаешь! – крикнула Ви, испытывая обиду за Нину.
– Уж нашего-то старикана я знаю. Ему бы только попрыгать на матрасе с кем угодно.
– Не говори так! Она замечательная. И о папе не смей так говорить!
Марти в ответ снисходительно усмехнулась. Некоторое время сестры прошли в молчании. Потом Ви сказала: – Знаешь, Марти… Иногда мне хочется иметь маму…
– Дура ты.
– А тебе?
– Еще недоставало! Хватит с меня и старшей сестры.
– Я бы хотела…
– Ты бы ее возненавидела.
– Не знаю. Пока что мне хочется, чтобы папа попросил Нину поселиться с нами.
– А знаешь, чего хочу я?
– Да?
– Чтобы ты не называла его папой. Папочка да папочка, словно ты дитя малое.
– Ну и что? – возразила Ви. – Я еще не взрослая.
– Пора уж повзрослеть. – Марти ни за что не призналась бы Ви, что она тоже хотела бы иметь мать и отца. Отец принадлежал Ви, Марти считала, что ее отец ненавидит. Чувствуя себя отверженной, она превратилась в уличного сорванца, найдя дружбу и нежность у таких же изгоев.
Ви подождала, пока сестра войдет в здание, и пошла дальше в свою школу, позабыв о грубых словах Марти и мечтая о новой встрече с Ниной.
«Нина обещала прийти сегодня вечером, и я испеку к ее приходу пирог, – думала Ви, – зажгу свечи. Будет маленький праздник»
Потом они с Ниной сядут в укромном уголке, и она задаст ей женские вопросы, с которыми Ви не к кому было обратиться. Миссис Мэрфи просто старая дура, а отец отвечает сдержанно и уклончиво. Видно, ему неловко, он ведь мужчина. Вот когда недавно у нее была первая менструация, он только сказал, что теперь она становится женщиной. А Френсис Мэрфи несла какую-то чушь о связи женских циклов с фазами луны и противно объясняла, как употреблять «котекс». – Ви даже зажмурилась от омерзения. Нина будет говорить с ней совсем по-другому, Ви была уверена в этом.
Придя из школы, девочка с нетерпением ждала вечера. Она думала, что запомнит его на всю жизнь – она впервые с помощью женщины войдет в женский мир, они будут разговаривать, открывать друг другу свои души, словно мать и дочь.
Ви пришлось ждать до самой весны – только тогда Арман и Нина определили свои отношения.
Колебались оба. Нина была уверена, что любит Армана, но не знала, сможет ли она пожертвовать своей независимостью, ведь еще подростком она стала самостоятельной и привыкла жить одна. Мужчины приходили и уходили, это были мимолетные связи. Она доверилась Арману, открыла ему свою душу, почувствовала себя счастливой и умиротворенной – и все-таки боялась связать с ним свою жизнь. Зарубцевавшиеся шрамы вдруг начинали ныть, как ампутированная нога, и жесткая броня, которой защищала себя Нина в своей одинокой жизни, не размягчалась.
Когда она готова была уступить, сомнения вдруг одолевали Армана. Он начинал говорить, что миссис Мэрфи не позволит Нине поселиться у него, а ее квартира мала для четверых. И Нина, и Арман знали, что это были всего лишь отговорки. Арман боялся брака. Его прежняя жизнь оставила более страшные шрамы в душе, чем у Нины. Недоверие к женщинам выросло у него из ужасного опыта его второго брака. Вспоминал он и безликую череду женщин, прошедших за эти годы через его спальню, – ни одна из них и не подумала дать толику душевного тепла его дочерям. Может быть, после всех этих лет он разучился любить и не сможет дать Нине настоящего чувства. Но он боялся и полюбить ее слишком сильно, предав память Анны. Он не сомневался, что Нина станет прекрасной матерью для Ви. Она была живой и интересной подругой и страстной любовницей. Арман желал связать с нею свою жизнь, а когда она соглашалась, отступал в испуге.
Через три месяца Арман решил положить конец мучительным отношениям. Он сказал Нине, что они не должны больше встречаться.
Узнав об этом, Ви впала в оцепенение. Она не отвечала на вопросы, едва прикасалась к еде. Ви было уже четырнадцать, но Арман вспоминал такое же ее состояние, когда они поселились в Каркассоне; безмолвная двухлетняя крошка пряталась в углу, словно замерший зимой жучок, только тогда она смотрела на все удивленным серьезным взглядом, а сегодня Ви не поднимала глаз и ничего не замечала вокруг. Арман не сообщил Нине о состоянии Ви. Он знал, что она тут же кинется к ней, и боялся этого.
В воскресенье, на девятый день после того, как они расстались, Нина решила с утра до вечера ничего не делать и наслаждаться свободной жизнью. Она прочитала пару детективов, съела половину кофейного торта, от которого ей стало плохо. Тогда она почувствовала, что не испытывает от счастливого безделья ни малейшего удовольствия и, поглядев в зеркало, увидела хмурое лицо и раздраженную гримасу.
В эту минуту внизу раздался звонок. Нина схватила гребень, но всклокоченные волосы не слушались, к тому же под рукой не было бумажной салфетки, чтобы стереть ночной крем. Уверенная, что это Арман, она решила не открывать, потому что не могла показаться в таком виде. Но звонок продолжал дребезжать, и, крепче подвязав поясом халатик и вытирая на ходу лицо найденным полотенцем, она сбежала по лестнице и открыла входную дверь. Перед ней стояла Ви. По ее бледному лицу струились слезы, губы двигались, но Нина не услышала ни слова. Ви прижимала к груди изуродованное, окровавленное тельце котенка. Жакет и руки Ви были в крови.
– Идем, бэби! – ласково сказала Нина и, обняв, повела ее по лестнице. В комнате Ви не села, не отдала котенка и даже не подняла глаз на Нину.
– Он совсем мертвый, черт возьми! – были ее первые слова.
– Ви! – изумленно воскликнула Нина.
– Его машина переехала. Джуэл увязался за мной, когда я пошла к вам. Я велела ему идти домой, но он не послушался. Я нагнулась, чтобы взять его на руки, а он побежал через улицу… прямо под машину. Проклятая машина переехала его насмерть. Подонок. – Теперь Ви плакала, отрывисто всхлипывая, как будто не умея расплакаться по-настоящему. – Убили моего друга. Моего лучшего друга.
– Бэби, бэби, – приговаривала Нина, гладя девочку по голове. – Мы похороним его. Найдем ящик и завернем его в красивый шелк. Ему будет мягко.
Ви кивнула. Нина принесла с кухни ящик и побежала в спальню. Она перебрала платья в шкафу и, выбрав темно-зеленое, в котором была с Арманом в рождественский вечер, оторвала от юбки блестящий лоскут. Ви глубоко вздохнула. Нина вынула из ящика комода ножницы, вырезала прямоугольник зеленой ткани и постелила его на дно ящика. Ви тихо подошла и положила в ящик Джуэла.
– Мой бедный маленький дружок, – всхлипнула она и повернулась к Нине, отдаваясь в ее власть. Нина сняла с нее жакет, помыла под краном руки и повела в ванную. Быстро наполнив ванну водой, добавив пены, она вымыла Ви губкой, промыла шампунем волосы и расчесала их. Вытерев ее большим полотенцем, она надела на нее свою ночную сорочку.
– Теперь мы зароем Джуэла, – спокойно сказала Ви.
– Да, только сначала выпьем чаю, и ты обсохнешь.
Вдруг Ви снова начала плакать. – Ну что ты, что ты, бэби, – беспомощно повторяла Нина.
– Никто никогда в жизни не мыл и не причесывал меня… – всхлипнула Ви. Нина, потрясенная, уставилась на нее, – она ощутила, как рос этот обделенный жизнью ребенок.
– Я пришла, чтобы попросить вас помириться с папой. Я больше не могу, – плакала Ви. Нина тоже заплакала.
Через час они вышли из дома, зарыли Джуэла в саду и положили на могилку несколько крокусов и подснежников, сорванных с клумбы. Нина была тщательно одета и причесана. Она поймала такси и повезла Ви домой.
Арман не протестовал. Он так истосковался по Нине за эти дни, что чувствовал себя полумертвым. Взяв за руку, он повел ее в свою спальню, где они долго занимались любовью. Им было хорошо. Нина любила Армана, но вернулась к нему только из-за Ви.
Они решили договориться с миссис Мэрфи, чтобы за дополнительную плату Нина поселилась у Армана. Свою квартиру Нина решила сдать.
