Текст книги "Ароматы"
Автор книги: Джоанна Кингсли (Кингслей)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)
5
Октябрь – ноябрь 1968
Считают, что апрель – лучший месяц для Парижа, а для Нью-Йорка это октябрь. Ясные, бодрящие дни, золотое пламя листвы в парках, стаи перелетных птиц в голубом небе.
В один из таких дней Ви отправилась на работу пешком и шла, глядя на золотые деревья, которые в восточной части Центрального парка сменялись удивительным разноцветьем: листва сверкала алмазным блеском и напоминала драгоценные мозаики из аметиста, рубина, топаза и переливчатого опала – камня, соответствующего месяцу рождения Ви.
Во время таких прогулок у нее часто возникали идеи, связанные с работой, и она сразу садилась за стол и записывала их в специальные блокнотики в черных обложках. В таких случаях, входя в офис, она просила Илэйн не обращаться к ней, так как яркие мысли, не записанные сразу, быстро таяли в памяти, как облачка в небе.
Серию блокнотов с записями обрывков мыслей, идей, названий она завела по совету Филиппы, которая назвала их «книги озарений». Ви часто перелистывала их, находя подходящую к случаю запись для решения сегодняшних проблем.
Недавно она удачно разрешила первостепенной важности «проблему Армана». Ви поручила ему особую линию работы, которую он должен был выполнять исключительно собственными силами, без какой-либо помощи и руководства. Арману идея понравилась, он сам предложил название: «линия А» – буква, с которой начинались имена Анны и Армана, и в то же время первая буква алфавита, что подчеркивало чрезвычайную важность направления. По «линии А» производились духи особого качества и неповторимого аромата, не серийно, а в очень небольших количествах; флаконы нумеровались, как бутылки редчайших вин, и на каждом флаконе Арман ставил свою личную подпись.
Сейчас Ви придумала девиз «серии А», который можно будет печатать ниже подписи Армана: «Несравненно». Она предложит этот девиз, когда Арман обратится к ней за советом.
Зазвонил телефон. Ви нахмурилась, удивляясь, почему Илэйн не выключила его; потом, посмотрев на часы, увидела, что уже ровно одиннадцать – прогулка стоила ей получаса рабочего времени, и пора было возвращаться к деловым обязанностям. Вздохнув, она сняла трубку.
– Мадемуазель Джолэй? Говорит Юбер Монтальмон. – Имя прозвучало как колокол, но Ви не могла его вспомнить. Голос был красивый. – Мне нужно поговорить с вами.
Ви стукнула себя по лбу, удивляясь собственной забывчивости. Монтальмоны были ведущими парфюмерами Европы, и их имя звучало не менее громко, чем Шанель. Конечно, Илэйн недаром включила телефон – у нее-то не бывает приступов забывчивости. Председателем компании был старый Анри Монтальмон; звонил, очевидно, его сын и наследник, вице-председатель, работающий под контролем отца, не хотевшего выпускать дело из своих рук, хотя по возрасту давно мог уйти на покой. Память как будто озарилась вспышкой. Арман рассказывал ей историю Жолонэй, на которого он работал в Париже. Монтальмоны в течение столетий были соперниками Жолонэй. Один из них поджег фабрику и магазин Клода Жолонэй, и линия парфюмеров в этом роду прервалась, на трон парфюмерии воссели Монтальмоны. Линию Жолонэй возобновил наниматель Армана, надеявшийся возродить свою династию. Но история повторилась – его фабрика и магазин сгорели дотла во время войны.
– Да? – ответила она в трубку. – Когда вы желаете поговорить со мной?
– Дорогая мадемуазель! – голос вибрировал мягко, как виолончель. – Не окажете ли вы мне честь пообедать со мной сегодня вечером?
– Честь была бы оказана мне, – откликнулась она весело и кокетливо, удивляясь себе, – эта манера была для Ви необычной. – Но, к сожалению, я не могу ее принять. – Она должна была обедать с Филиппой и Мэрреем Шварцманом, которого Филиппа рекомендовала на место заведующего по продаже, уже месяц пустующее.
– Тогда, может быть, мы встретимся завтра за ленчем? Могут я вас пригласить?
– Прелестное предложение, но я вынуждена его отклонить, – ответила она, наслаждаясь шутливо-церемонной манерой, с которой он вел разговор об обычной деловой встрече. – Что вы скажете о встрече в моем офисе после ленча? Скажем, в три часа?
– Увы! Это невозможно. А вечером?
– В четыре часа?
Он вздохнул. – Для вас, дражайшая мадемуазель, я сверну горы.
Она поинтересовалась, почему он настроен так решительно, и он торжественно ответил: – Если вы действительно выглядите так, как на фотографии, то любой мужчина для вас и земной шар перевернет.
– Тогда в три? – лукаво спросила она.
– О! Для этого понадобилось бы перевернуть не только Землю, но также Солнце и Луну. Я буду в четыре.
– Тогда до завтра, – закончила она.
– Я буду считать часы. О'ревуар.
Она повесила трубку, улыбаясь. В ней еще кипело утреннее бодрое оживление, и разговор усилил его. «Какой красивый голос, – подумала она. – Если он так же красив, как его голос, то на него стоит полюбоваться. Может быть, это будет самый интересный человек из всех, с кем я имела дело в бизнесе».
По какому же делу он приехал в Нью-Йорк и зачем просит о встрече?
Она рассказала о звонке Монтальмона Арману, думая, что отцу это будет любопытно. Арман побелел и вцепился в крышку стола судорожно скрюченными пальцами.
На следующий день в четыре часа перед Ви стоял мужчина, при виде которого у нее перехватило дыхание.
Черты его лица были одновременно чеканными и тяжелыми, фигура – атлетической и изящной. В выражении его лица Ви почувствовала отвагу и безрассудство, – что-то от всемирно известного Джеймса Бонда или молодого Эррола Флинна. Казалось, он прямо сошел со страниц книг об этих головорезах. Ви кашлянула и предложила ему сесть. С той минуты как он вошел в комнату, он не произнес ни слова и только неотрывно глядел на нее своими темными глазами. Ее голос словно пробудил его ото сна. Откинув полы своего пиджака английского покроя, он сел в кресло. – Простите, – сказал он глубоким баритоном, – я уставился на вас потому, что поражен вашим видом.
– Надеюсь, не поражены ужасом? – поддразнила она, тоже не сводя с него глаз.
– Я потрясен, потому что мне кажется, что я знал вас всегда.
Оба молчали, не зная, как продолжить разговор. «И я тоже, – хотелось крикнуть Ви, – и я тоже всю жизнь вас знала». Но она опустила ресницы и мягко напомнила: – Вы пришли по делу.
Он потряс головой, словно желая освободиться от наваждения. На лоб упал блестящий черный локон; Ви захотелось его потрогать.
– Да, – согласился он грустно, – по делу. Мы отметили успехи фирмы «Джолэй» и восхищены качеством ваших духов и изяществом упаковки.
– Мы?
– Я имею в виду нашу фирму, но предложение, которое я хочу вам сделать, – моя идея.
Она покраснела.
– Дом Монтальмон, – продолжал он, – как вы, конечно, знаете – одна из старейших парфюмерий Европы. Мы занимались парфюмерным делом несколько веков…
– Да, и вашими соперниками были Жолонэй…
– Вы об этом знаете?
– От моего отца. Он когда-то работал на Жолонэй.
Юбер нахмурился. – Говорят, этот Жолонэй был коллаборационистом. Отец что-то говорил мне об этом.
– А я ничего не слышала. Может быть, у вас длится родовая вражда с этими Жолонэй, как в «Ромео и Джульетте». Как звались враждующие семьи?
– Монтекки и Капулетти. Монтекки похоже на мое имя, – так я буду Ромео, а вы – Джульетта.
– Там печальный конец!
– Но они – самые знаменитые любовники во всемирной истории! – он многозначительно посмотрел на нее. Ви предпочла вернуться к разговору о бизнесе.
– Вы приехали, чтобы сделать мне деловое предложение?
– Да. Дом Монтальмон хотел бы сделать «Джолэй» своим американским филиалом.
– Так. – Она склонила головку к плечу, как бы обдумывая его предложение. Его длинные, красиво изогнутые губы слегка раздвинулись. «Ни к чему, – решила Ви, – давать ему ответ сразу». – Сколько времени вы пробудете в Нью-Йорке? – спросила она.
– Неделю или дольше, в зависимости… – произнес он со значением.
– Ну, тогда у нас есть время обсудить вопрос. – Так мы и сделаем, и начнем сегодня же. Приглашаю вас пообедать в «Ла Фоли», это ресторан рядом с моим отелем.
– А если я откажусь?
– Я вынужден буду принять чрезвычайные меры.
– Вы подожжете мой магазин?
Он посмотрел на нее пристально и сказал: – Нет… не там бы я хотел зажечь огонь…
У Ви загорелись щеки и ярко заалели губы.
– Ну, видно придется дать согласие, – сверкнув улыбкой, уступила она.
– Значит, я жду вас в восемь часов вечера.
Юбер был мастером фехтования. Он был чемпионом, и его мастерство в этом древнем искусстве было известно во Франции и в Америке.
Он рассказывал ей о фехтовальных приемах, наклоняясь над блюдом улиток в восхитительном чесночном соусе: – Выпад надо делать мгновенно, не то противник атакует вас.
Ви была в голубом платье от Ива Сен-Лорана, в ожерелье-воротничке из опалов и бриллиантов. Глаза ее блестели.
– Вы должны научить меня фехтовать.
– Непременно, – ответил он, глядя на ее губы. – Я научу вас парировать мои выпады.
– Вы фехтуете ради удовольствия?
– Фехтование – старинное искусство. Величайшее из военных искусств, – объяснял он ей своим спокойным звучным голосом. – Оно принадлежит Марсу, богу войны, но Марсом владеет богиня любви Венера, его возлюбленная. Фехтовать с вами – это значит вести битву, в которой противник может пронзить твое сердце.
Она сделала гримаску: – Но ведь мы фехтуем словами, а слова не ранят.
– Сначала – словами, потом – более опасным оружием.
– Опасным – для кого?
– Для нас обоих. Мы можем забыть весь мир.
– И бизнес тоже? – с вызовом спросила Ви.
– Кто знает? – Он слегка пожал плечами – чисто французский жест, жест отца Ви. – Может быть. Ведь Ромео и Джульетта забыли о своих враждующих семьях.
– Ненадолго. «Что бы ни произошло между нами, – сказала себе Ви, – «Джолэй» я сохраню». – Но сейчас ей хотелось все забыть ради этого мужчины, и Ви надеялась, что он ее покорит.
Юбер приказал официантам подавать; принесли седло теленка с картофельными тефтелями и салатом. Официант разлил по бокалам «Поммар» 1959 года – густое вино с ароматом подлеска. Вкус, нежность и аромат мяса сливались в такую симфонию, что Ви не могла есть – словно улитка, вынутая из раковины, она сейчас слишком чутко воспринимала воздействие на ее трепещущие обнаженные чувства.
Она извинилась. Ее состояние его удивило и позабавило. Он взял ее руку и, перебирая один за другим тонкие белые пальцы, с улыбкой сказал: – Так вы будете жить только «любовью и свежим воздухом»? – Последние слова он произнес по-французски.
– Не понимаю?
– Извините, я забыл, что вы не знаете языка своих предков. – Он перевел ей.
– Неплохая идея, – сказала она, – а это возможно?
– Попробуем.
Он подозвал официанта и заказал водку. – Вы пробовали? – спросил он и объяснил: – Это «вода жизни», по-французски «о-де ви», то есть «вода Ви». Это ваш напиток, вы должны его попробовать.
– О! – удивленно воскликнула Ви, сделав глоток прозрачной ледяной жидкости с отдаленным ароматом малины. Она быстро выпила, и Юбер заплатил по счету.
– Теперь, – шептал он ей на ухо, когда они шли к дверям, – первая часть эксперимента: свежий воздух.
– Чудесно! – отозвалась она.
Официант хотел вызвать им такси, но Юбер наклонился к Ви и спросил: – Может быть, пойдем пешком? Куда вы хотите прогуляться?
– С вами – куда угодно! – выпалила она. У нее не было любовного опыта, и она не умела выражать спои чувства, но ей хотелось быть с этим мужчиной и она была готова пойти на что угодно, лишь бы добиться этого.
Юбер удивленно посмотрел на нее, крепко взял под руку и повел по улице. На углу Третьей Авеню он остановился и обнял ее; она сразу прильнула к нему.
– Вы самая прекрасная женщина на свете!
– Пожалуйста, замолчите!
Ви, встав на цыпочки, обвила руками его шею и притянула его голову, пока их губы не встретились. Потом губы разжались, и языки стали исследовать горячую, нежную полость рта. Она отпустила его на миг, чтобы перевести дыхание, и снова привлекла к себе. Время остановилось. Она забыла, кто она, где она, чувствуя, как горячий язык скользит у нее во рту и открывая его все шире. Она словно утопала в глубинах моря и вздымалась на гребне волны, или скользила в небе, как воздушный змей. Они были нигде, они существовали в этом мире сами по себе, двое, сплавленные единой страстью. Прохожие на Третьей Авеню обтекали этот островок любви, сочувственно улыбающиеся или раздраженные зрелищем утраченного или неведомого им счастья.
Вдруг их губы разъединились.
– Я хочу вас, Ви, – хрипло сказал он.
– Да, – прошептала она.
Они скользнули в такси; островок любви на Третьей Авеню бесследно исчез.
– Не верю, – рука Юбера нежно обводила контур груди Ви.
Обнаженные любовники лежали на желтом атласном покрывале широкой кровати. – Я не знал, что в мире еще не перевелись девственницы. В Париже их давно нет.
– Тише, – сказала она, любовно гладя его лицо. Она выгнулась дугой, ее грудь была теперь у его губ, и он впился в нее и начал медленно сосать, вбирая в свой рот все глубже и глубже.
Рукой он гладил ее нежный живот. Ви дышала часто и прерывисто.
– Непостижимо, – начал он снова. – Деловая, светская женщина – и нетронута!
– Я ждала тебя, – сказала она просто.
Он посмотрел на нее изумленно. Его руки нежно скользили по ее длинному шелковистому телу, как будто осязая самую хрупкую вещь в мире. Ее кожа отвечала его касаниям, оживала под его пальцами, и тогда его губы проделывали тот же путь. Он мог бы ласкать ее годами – целыми днями гладить шею, плечи, неделями – груди, и месяцами – живот и длинные ноги.
Она затрепетала, раздался тихий стон. Крошечные капли пота блестели на ее лбу и над верхней губой. Сверкали золотые волоски треугольника внизу живота. Он хотел вдавить свое лицо в это золотое гнездышко. Она пахла лилиями, влажной землей, диким розмарином, чебрецом и вереском. Он вдыхал запах ее кожи и пота, выступившего под мышками и между грудей.
– О, Боже, – прошептала она ему в ухо пересохшими губами. – Пожалуйста… пожалуйста…
– Ты тоже хочешь меня? – спрашивая, он уже нежно и властно раздвигал ее ноги, сгорая от желания войти в нее.
– Да. Да. Скорее!
Он начал медленно, направляя рукой, входя нежно, одним кончиком, стараясь не причинить ей боли. Но она рвалась к нему, плакала, притягивала его к себе, и он вошел глубже, уже не обращая внимания на ее крики и плач, потеряв контроль над собой, и входил в нее все быстрее, все глубже, услышал ее стон и увидел искаженное болью и залитое слезами лицо, тогда он застонал сам и извергся в нее.
На следующее утро он вдыхал ее запах, поднимающийся с подушек, смотрел на темное пятно на атласном покрывале и думал: «Такого не было никогда в жизни! Ви, моя жизнь! – Она была словно экзотический цветок, расцветающий раз в тысячелетие… Полная противоречий… Полная волшебного очарования… Маленькое чудо!»
Он встречал тысячи женщин в своей жизни и имел сотни. Юбер Монтальмон снискал репутацию Дон Жуана, которая еще больше привлекала женщин. За ним гонялись красивые, богатые женщины, родители дебютанток и богатых наследниц. У него были связи с замужними женщинами его круга. Он любил женщин; каждая из них была для него словно нераскрывшийся цветок, в ароматную сердцевинку которого он проникал. Он любил аромат женской кожи, голоса женщин, их походку.
За двадцать лет, с тех пор как его, тринадцатилетнего мальчика, соблазнила любовница отца, ему не отказывала ни одна из женщин, которых он желал.
Победы ему наскучили и, покидая Париж десять дней назад, он уже принял решение уступить отцу в вопросе о женитьбе и обзаведении наследниками. Юбер и его отец Анри Монтальмон во многом были схожи – отец был поклонник женщин, любитель поесть и выпить, азартный делец. Он не обладал таким тонким обонянием, как его сын, но был предприимчив и энергичен и превратил старинную солидную фирму в обширную современную корпорацию. В семьдесят четыре года он не собирался удаляться от дел и говорил сыну, что лет через десяток «посмотрит», не передать ли ему фирму. Но отец понимал, что способности сына не разовьются в достаточной мере под его опекой, и счел нужным предоставить ему собственный полигон – Америку, где он должен был действовать самостоятельно.
Юбер понимал, что создание филиала фирмы Монтальмонов в Америке потребует от него много времени и сил, – помимо того, что молодому человеку, привыкшему жить в парижской атмосфере развлечений, придется провести несколько лет в скучной и не сравнимой с прекрасной Францией стране бизнеса. Необходимо устанавливать деловые контакты, подбирать и нанимать служащих, осваивать рынок.
Неожиданно в его уме возник дерзкий план, осуществление которого помогло бы ему избегнуть всех этих существенных для него неприятностей. Узнав, что знаменитую в Америке фирму «Джолэй» возглавляет совсем молодая женщина, он решил купить ее и сделать филиалом Дома Монтальмон и избавиться от хлопот и жизни в Америке. Юбер думал, что добьется успеха, очаровав и соблазнив молодую женщину, до сих пор ни одна не могла перед ним устоять, а потом будет нетрудно подчинить ее своей воле и осуществить свой хитроумный план. Когда он первый раз говорил с Ви по телефону и приглашал ее обедать, он рассчитывал в тот же вечер «сбить ее с ног» и «уложить в койку». Парижский повеса не думал, что ему попадется твердый орешек.
На фотографиях в журналах Ви была очень красива, но Юбер знал, что некрасивые женщины бывают фотогеничны, а красавицы не всегда хороши на фотографиях. Поэтому, входя в кабинет Ви, он думал увидеть хорошенькую, но не особенно интересную женщину. Увидев ее, он испытал шок: такого соединения силы, хрупкости и сияющей победоносной юности он еще не встречал, и понял, что эта женщина войдет в его жизнь.
После первой ночи любви с Ви Юбер чувствовал себя потрясенным и очарованным. Он, несомненно, был первым мужчиной в жизни Ви, а между тем у него было странное чувство, что он подчинился ей, как самец насекомого подчиняется самке, которая использует его, а потом иногда даже съедает. Ви не была агрессивна, но Юбер чувствовал, что при всей своей невинности она независима и тверда как алмаз, а он, мужчина, служит ее наслаждению. Это чувство было волнующе новым, и Юбер жаждал вновь испытать его сегодня же вечером.
Они встретились в ресторане «Рокко», в Вилледже на улице Томпсона. Еще не заказав обед, они пили кампари, и Ви шутливо упрекнула его: – Не надо так часто звонить. Ты совсем заморочил голову моей секретарше.
– Только три раза…
– Четыре.
– Ну, четыре. Всего-навсего через каждые два часа. И ты мне – два слова в ответ, – упрекнул он ее в свою очередь.
– Но я должна работать, Юбер. У меня всегда столько работы, что за день едва справляюсь.
– Что такое работа перед любовью? – спросил он, глядя на белую полоску на ее бежевом хлопчатобумажном свитере. В свитере и юбке она была еще женственнее, чем в изысканном платье из модного салона.
– Как сказать, – решительно возразила она, задумавшись.
Сутки назад она была девственницей и вот подчинилась мужчине, этому мужчине, что сидит напротив. Узнала, что женщина, уступая мужчине, ощущает свою женскую силу и испытывает счастье. Тяжесть его тела, сладкая мука наслаждения… Ей хотелось зажмуриться и не смотреть на Юбера, не вспоминать сейчас. Он звонил весь день, и каждый раз она откладывала в сторону бумаги, прерывала неотложные разговоры, пренебрегая тем, что прежде она считала сутью своей жизни. Значит, она ошибалась? Отдавшись Юберу, Ви открыла, что она – женщина, способная к самозабвенной страсти. Но она сдерживала себя и в течение дня, как обычно, подходя к телефону не больше чем на минуту.
– «Любовью и свежим воздухом» по счетам не заплатишь, – сказала она и, увидев расстроенное лицо Юбера, тут же раскаялась и нежно произнесла: —
Розы. Спасибо за розы, они изумительны. – Она тронула рукой белоснежные лепестки и проказливо сказала: – Правда, когда посыльный принес их в мой офис, я решила, что это ошибка. Такие роскошные букеты посылают в редких случаях, например, когда ваша лошадь взяла первый приз на скачках.
– Моя обожаемая Ви, – сказал он, не слушая ее, – я никак не могу поверить, что действительно нашел тебя.
– Разве я потерялась?
– Давай прекратим фехтование, – я искуснее в этом деле и уложу тебя на месте.
– Да! Пожалуйста, Юбер! Пожалуйста!
– Завтра? Или твоя работа, – он язвительно подчеркнул слово, – помешает?
– Во время ленча! Вместо еды!
Он поцеловал ее. – А сегодня дуэль состоится?
– Но она ведь уже началась! – радостно ответила Ви.
Он начал перебирать ее пальцы, целуя кончик каждого. – Наконец-то я нашел себе ровню!
– Разве это возможно? – засмеялась она. – Ведь ты – несравненный.
– Да, но мне нужен партнер.
Она нежно посмотрела на него. – Только если речь идет не о наших фирмах. Я не хочу, чтобы «Джолэй» стала филиалом Дома Монтальмонов.
– Забудем о бизнесе! – взревел он.
Это было нетрудно сделать – забыть обо всем.
Филиппа, как всегда, позвонила Ви для обсуждения деловых вопросов. – Ну, значит, мы решили назначить Мэррэя Шварцмана заведующим торговыми делами, так?
– А кто это? – задумчиво спросила Ви.
– Бэби, – Филиппа не верила своим ушам. – Мы ведь вчера вызывали его и говорили с ним.
– Ах, да. Конечно, он подойдет.
Филиппа решила, что с Ви что-то неладно. – Ты больна? – спросила она.
– Нет. – Ви не в силах была хранить свою тайну. – Филиппа, я влюбилась!
Голос на другом конце провода показался Ви усталым и тусклым. – Мужчина?
– Да. Самый потрясающий мужчина на свете! – Она не назвала Филиппе имени. – Нет, я тебя не разыгрываю! Я пока не скажу, кто он, но, Фил, дорогая, – теперь я счастлива!
– Ну, тогда все хорошо. Видит Бог, ты это заслужила… Ждала достаточно долго…
– Спасибо, – нежно сказала Ви.
Повесив трубку, Ви громко рассмеялась. Все избитые истины о любви оказались истинными. В самом деле, любовь нагрянула внезапно, и Ви окунулась в нее с головой. И она сразу поняла, что «делать любовь» – самое восхитительное занятие на свете. Бизнес, который до сих пор составлял суть ее жизни, поблек и отошел на второй план.
Юбер продлил свое пребывание в Нью-Йорке на неделю, потом еще на две. Он и Ви проводили вместе все ночи и уик-энды. Ночи были светлые, дни золотые, как мед. «Погода по специальному заказу, я сделал его для нас с тобой», – говорил Юбер.
Они плавали на яхте, взятой напрокат, вдоль берега Лонг-Айленда, и занимались любовью на палубе.
Юбер привел Ви в клуб фехтования и начал учить основам этого искусства. Она осваивала их с поразительной быстротой.
– Эта позиция обычно осваивается за месяцы, а ты овладела ею в пять минут. Чудо! Ты – гений во всех измерениях! Самая изумительная женщина на свете! – восхищался Юбер.
– Покажи мне еще! – просила она. – Как называется этот прием? – спрашивала она, показывая на пару, фехтующую за стеклянной перегородкой.
– Это флеш – атакующий наступает мелкими шагами, очень быстро. Если проводить этот прием с недостаточной скоростью, то подставляешь себя под удар.
Ви была в восторге. Она внимательно слушала, запоминала каждое движение и сразу пыталась его повторить. Благодаря своей цепкой памяти она после нескольких лекций и практических уроков Юбера освоила всю терминологию и знала основные приемы.
– Замечательно! – признал Юбер, целуя ее. – Ты отдаешься фехтованию с таким же пылом, как любви.
– Дело в том, что если я отдаюсь чему-то, то всей душой, – нежно сказала она. – И еще надо быть внимательным.
– Это секрет твоего успеха и в бизнесе, да?
– Я думаю, что так. Единственная разница в том, что в начале пути стимулом самоотдачи была не любовь, а необходимость.
– Они часто совпадают.
– Нет, – осторожно сказала она, присматриваясь к выражению его лица, – когда речь заходила о бизнесе, в ней всегда просыпалась тревога. Она начинала сомневаться, действительно ли Юбер влюблен в нее или его интерес к ней возник, ну, пускай частично, из желания купить ее фирму. Но его блестящие влюбленные глаза рассеивали сомнения.
– Нет, – повторила она, – в одном случае самоотдача рождается из силы, в другом – из слабости.
– Но ты никогда не была слабой, моя красавица…
«Только по отношению к тебе, – подумала она. – Я отдала бы все на свете, лишь бы остаться с тобой».
Они принесли в клуб чемоданы с одеждой и после занятий переоделись и на такси отправились в Рингфилд, штат Коннектикут, куда их пригласил в свой роскошный коттедж один их самых знаменитых модельеров Франции.
Восемнадцать гостей были приглашены провести там уик-энд, и еще несколько десятков явились к ужину. Ви увидела, что почти все гости знают Юбера и дамы флиртуют с ним напропалую.
Еще одно новое переживание вошло в жизнь Ви – она молча ревновала и ей хотелось плакать.
Когда они возвращались в автомобиле в Нью-Йорк, Юбер обнял Ви за плечи и с гордостью сказал: – Какой ты имела успех!
– Я? Ты с ума сошел! – запротестовала Ви, уютно свернувшаяся около него.
– Да, я с ума сошел от любви. Но я видел, что все гости и даже хозяин дома глаз с тебя не сводили!
– Вот чепуха!
В понедельник утром Ви обсуждала с известным модельером, готовящим выставку костюма в музее искусств Метрополитен, его проект надушить ткани выставляемых моделей духами «Джолэй».
В то же самое время Юбер, кроша рогалик на подносе для завтрака, пытался умиротворить своего отца, посылавшего громы и молнии по телефону из Парижа.
– Ты бездельничаешь там неделя за неделей, а я здесь один должен справляться? – бушевал энергичный старец. – Дело, конечно, в женщине, а, мошенник?
– Отчасти, – уклончиво ответил Юбер.
– Так уж и отчасти! – грохотал бодрый патриарх. – Будто я тебя не знаю! Но ты забыл правило: сначала бизнес, потом женщина, – и Анри Монтальмон, наверное, в тысячный раз захихикал над собственной шуткой. – Ты что, забыл, что поехал купить компанию?
– Положение остается туманным, – безрадостным голосом отвечал Юбер, стряхивая крошки с пиджака.
– Голова твоя полна тумана! Двигай это дело. Что я должен все взвалить на себя? Америку я предоставил тебе, и такое дело можно провернуть за неделю. Маленькая американская фирма – да это – пуф-ф! – и готово. Мы Монтальмоны – они должны в штаны написать от радости, получив наше предложение! Дай им пятнадцать миллионов, не больше. Она что, француженка – твоя новая потаскушка?
– Американка.
– Да ты что! Связаться с американкой – все равно что посещать трущобы с благотворительной целью. Они ничего не смыслят в любви, жеманные куколки.
– Ну, перестань! – голосом, напряженным от усилий сдержать раздражение, перебил отца Юбер. – Это серьезно.
Последовала зловещая пауза. Потом снова возник голос Анри, режущий, как бритва: – Ты сказал «серьезно»? Об американке? Самый завидный парижский жених собирается вступить в брак с мисс «Янки-Дубль»? Нет, ты просто слабоумный. Разве ты не знаешь, что самым богатым американцам нечего сказать о своем происхождении?
Побагровевший от гнева Юбер швырнул трубку. Через минуту телефон зазвонил снова. Юбер, не обращая на него внимания, сбросил со стола поднос и выбежал из комнаты.
Ви ничего не сказала Арману. Он спросил ее, видела ли она Монтальмона – как раз в тот день, когда она впервые лежала в объятиях Юбера. Ви ответила, что видела. «Прохвост», – бросил на ходу Арман. Больше Ви не упоминала об Юбере. Сестре она не писала со времени их неудачной встречи в Йеле.
Знала Филиппа, догадывался Чандра, но семья Ви не имела ни малейшего представления о том, что она впервые в жизни влюблена и полна своей любовью.
В их последнюю ночь накануне отъезда Юбера Ви надушила «Таджем» простыни, а сама вошла в спальню обнаженная, ничем не надушившись. Она знала, что пришло время подвести итоги. К полуночи она даст Юберу ответ относительно «Джолэй». Улетит ли он из Нью-Йорка навсегда, канут ли в вечность их золотые, словно мед, счастливые дни? Женится ли он на костлявой Даниэлле с острыми локтями – богатой наследнице, выбранной для него отцом, которая после свадьбы вручит ему в подарок ключи от своего старинного родового замка. (Юбер рассказал об этом Ви.) Ви знала, что Юбер не любит эту женщину, а любовь, возникшая между ними – глубокое чувство, но не развеется ли оно, когда Юбер вернется в Париж? А, может быть, все-таки любовная история была для него битвой за приз «Джолэй»? Тогда, не добившись его, он просто зачеркнет их любовь.
– Выходи за меня замуж, Ви, – услышала она. Он лежал на надушенных простынях на другой стороне кровати и смотрел в ее глаза.
Слезы радости залили ее лицо, потекли по носу.
– Ты согласна, дорогая! – воскликнул он с облегчением и притянул ее к себе.
– Подожди, – прошептала она. – Может быть, это сон. Мы так мало знаем друг друга…
– Столетия. С самого сотворения мира. С момента, как я пришел к тебе…
Она приподнялась на локте, глядя на него сверху вниз сквозь слезы. – Я люблю тебя, Юбер. Так люблю, что это меня пугает. Словно Ви исчезла, и осталась только ее любовь к Юберу… – Он хотел обнять ее, но она еще противилась. – Если я выйду за тебя замуж, я буду жить во Франции. Монтальмон станет владельцем «Джолэй».
– Партнером, дорогая.
– Это увертка. Ты будешь иметь власть и контроль. Ви Монтальмон… – это имя словно облачко дорогих духов сгустилось в воздухе… – Мой дорогой… Я должна буду похоронить Ви Джолэй. Отдать свою независимость, отказаться от всего, что я достигла в жизни…
– Ты говоришь «нет»? – резко спросил он.
Она наклонилась и поцеловала его веки. – Я люблю тебя все больше и больше.
– Так что же тебя удерживает?
– Все, чем я была.
– Я помогу тебе. Мы будем счастливы. Мы любим друг друга.
– Да, – радостно заплакала она. – Да, мы любим. Наверное, это важнее всего. Дай мне немного времени, любимый. Оставь меня одну ненадолго, я спокойно подумаю, и все для меня прояснится.
– А я? – возмущенно спросил он. – Я буду жить словно в аду, пока ты «спокойно подумаешь»?
– Но ведь ты вернешься?!
Ее нежность и хрупкость так растрогали его, что он тоже заплакал как ребенок. – Хорошо, моя Ви, моя жизнь, моя любовь! Я вернусь через месяц, ровно через месяц. – Ви порывисто прижалась к Юберу.
– Но до этого, – сказал он, целуя ее, – мы не будем ни говорить по телефону, ни писать друг другу. Так будет лучше. Я буду жить как прежде, и ты тоже. Если это сон, как ты думаешь, то мы оба проснемся. Или, – сказал он, почувствовав, как она вздрогнула, – поймем, что это не сон, а жизнь.
– Да, – согласилась она, прижимаясь к нему так крепко, как будто хотела слиться с ним воедино. – Это лучший путь. Через месяц мы узнаем. А теперь – молчание.
Это была самая сладострастная из их ночей. Они брали друг друга снова и снова и не насыщались, желание снова вспыхивало с неистовой силой. Ви просила его проникнуть глубже и, хотя и стонала от боли, была счастлива его наслаждением.
