Текст книги "Под защитой камня"

Автор книги: Джин Мари Антинен Ауэл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 61 страниц)

Покинув Дом Жрецов, эти четыре пары отправились на свои стоянки. Первыми ушли Жанида и Перидал. Перед уходом Жанида протянула Левеле обе руки.

– Я хочу поблагодарить тебя, – сказала она, – за дружеское участие и доброжелательность к нам. Когда мы вошли, мне вдруг показалось, что все смотрят только на нас, и я совсем растерялась. Но когда мы уходили, я заметила, как люди смотрели на Джоплаю и Экозара, и на Эйлу с Джондаларом, и даже на тебя и Жондекама. Может быть, просто все приглядывались друг к другу, но благодаря тебе исчезла отчужденность, и возникло ощущение какой-то сопричастности. – Подавшись вперед, она в знак признательности прикоснулась щекой к щеке Левелы.

– Жанида оказалась воспитанной и разумной юной женщиной, – заметил Джондалар, когда остальные продолжили путь. – Перидалу повезло с ней, и я надеюсь, что он оценит ее достоинства.

– На мой взгляд, они искренне привязаны друг к другу, – сказала Левела. – Странно, почему он препятствовал их союзу.

– Я подозреваю, что его сопротивление исходило скорее от его матери, чем от него самого, – сказал Жондекам.

– Вероятно, ты прав, – сказала Эйла. – Перидал очень молод. Его мать, должно быть еще имеет большое влияние на него. Но также и Жанида. Интересно, сколько им лет?

– По-моему, обоим уже исполнилось тринадцать. Ей совсем недавно, а он на несколько месяцев старше, ближе к четырнадцати, – сказала Левела.

– Ну, тогда я для него уже старик, – сказал Джондалар. – Я почти в два раза старше его, мне уже двадцать три года. А ведь Перидал даже еще не успел пожить в дальдомах.

– И я тоже уже старая, – сказала Эйла. – Я могу насчитать девятнадцать лет.

– Не такая уж ты и старая, Эйла. Я могу насчитать двадцать, – сказала Джоплая.

– А насколько стар Экозар? – спросил Жондекам. – Сколько лет тебе уже исполнилось?

– Понятия не имею, – сказал он. – Никто мне не говорил об этом или, вернее, не следил, насколько я понимаю.

– А ты не пытался подумать и вспомнить все прошедшие года? – спросила Левела.

– У меня хорошая память, но детство вспоминается смутно, границы лет размыты, – сказал Экозар.

– Я могу насчитать семнадцать лет, – сказала Левела.

– Ну а мне уже двадцать, – заявил Жондекам. – А вот и наш лагерь. Увидимся завтра. – Они приветливо помахали на прощание последним двум парам, которые пошли дальше к их общему лагерю Зеландонии и Ланзадонии.

На следующее утро Эйла проснулась рано и радостно подумала о том, что сегодня они с Джондаларом станут мужем и женой. Лучики слабого света, предшествующего восходу солнца, проникали в щели между очень плотными, почти непроницаемыми кожаными панелями дома, слегка подсвечивая швы и очерчивая входной проем. Она немного полежала, приглядываясь к сумрачным очертаниям стенных панелей.

Она слышала спокойное дыхание Джондалара. Тихо приподнявшись, она разглядела в этом тусклом свете лицо спящего рядом мужчины. Тонкий прямой нос, квадратный подбородок, высокий лоб. Ей вспомнилось, как она первый раз изучала его лицо, пока он спал в пещере в ее долине. Он был первым человеком одного с ней вида, которого она увидела, вернее, могла вспомнить, и он был тяжело ранен. Она даже не знала, выживет ли он, но подумала, что он красавец.

Она до сих пор так думала, хотя уже знала, что мужчин обычно не называют красавцами. Любовь к этому мужчине заполнила все ее существо. Она казалась почти подавляющей, почти болезненной, мучительно всеобъемлющей и изумительно страстной. Эйле с трудом удалось сдержаться. Она тихо встала, быстро оделась и выскользнула из дома.

Весь лагерь еще спал. С этой небольшой возвышенности открывался хороший вид на долину Реки. В сумрачном свете шатры казались черными холмами, поднимающимися над темной землей, каждый шатер с центральным столбом служил кровом для многих обитателей. Предутренний лагерь, пока еще тихий, разительно отличался от дневного – шумного и суетливого, охваченного кипучей деятельностью.

Эйла направилась к ручью и прошла вверх по течению. Последние звезды гасли, растворяясь в небесной утренней голубизне. Стоящие в загоне лошади заметили ее приближение и тихо заржали в знак приветствия. Повернув в их сторону, она нырнула под перекладину между столбами изгороди, подошла к золотистой кобыле и обняла ее за шею.

– Уинни, сегодня мы с Джондаларом станем мужем и женой. Помнишь, как давно, словно в какой-то другой жизни, ты привезла его, окровавленного и полуживого, в мою пещеру. С тех пор мы прошли ужасно долгий путь. И нам никогда уже не вернуться в ту долину, – сказала Эйла лошади.

Удалец тыкался мордой в ее плечо, требуя внимания. Эйла погладила его и обняла сильную, крепкую шею этого гнедого жеребца. Возвращающийся с ночной охотничьей вылазки Волк появился из ближайшей рощицы. Он подбежал к молодой женщине, окруженной лошадьми.

– А вот и ты, Волк, – сказала она. – Где же тебя носило? Я слышала, как ты удрал из дома под утро. – Краем глаза она заметила смутное движение среди деревьев. И взглянула туда как раз вовремя, чтобы успеть увидеть второго волка, темного зверя, мелькнувшего между кустами. Она склонилась и, обняв руками волчью голову, распушила его мохнатые скулы. – Ты нашел себе пару или подружку? – спросила она. – Ты хочешь вернуться к дикой жизни, как Вэбхья? Я буду скучать по тебе, но не стану удерживать тебя. – Волк удовлетворенно урчал, пока Эйла почесывала его мех. Похоже, в данный момент он не имел никакого желания возвращаться к темной фигуре в роще.

Над горизонтом показался краешек солнечного диска. В воздухе проплыл запах дымка утренних костров, и она оглянулась в сторону лагеря. Несколько ранних пташек уже проснулось. Лагерь начал потихоньку оживать.

Она увидела, что Джондалар большими шагами идет к загону. Его брови были озабоченно сведены. Знакомое выражение. Похоже, его что-то расстроило. Она уже выучила наизусть все черты и выражения его лица. Частенько она следила за ним тайком, ее глаза всегда стремились отыскать его, где бы он ни был и чем бы ни занимался. Обычно он всегда сосредоточенно сводил брови, разглядывая новый кусок кремня, словно пытался увидеть, какие мелкие частицы надо отколоть от этого камня. Ей нравились все его выражения, но больше всего она любила видеть его легкую поддразнивающую усмешку или как он смотрит на нее, распахнув глаза, сияющие любовью и желанием.

– Эйла, я проснулся, а тебя уже и след простыл, – приближаясь, сказал Джондалар.

– Я рано проснулась и уже не смогла больше заснуть, – сказала Эйла. – Поэтому вышла прогуляться. Ты знаешь, по-моему, Волк завел себе подружку, она прячется там, в рощице. Вот почему он сбежал сегодня утром.

– Отличный повод. Если бы у меня завелась подружка, я не раздумывая сбежал бы с ней в такую рощицу, – сказал он, улыбка стерла с лица озабоченное выражение. Он обнял Эйлу и, крепко прижав к себе, посмотрел на нее с высоты своего роста. Ее еще спутанные после сна волосы рассыпались по плечам, и масса густых волнистых прядей обрамляла ее лицо. Она уже начала сворачивать волосы аккуратным кольцом вокруг головы так же, как женщины его Пещеры, но ему по-прежнему больше всего нравилось, когда она распускала волосы, такой он впервые увидел ее, когда она стояла обнаженная в ярком солнечном свете на выступе перед ее пещерой после купания в протекавшей по дну долины реке.

– Придется потерпеть до вечера, – сказала она. – А долго тебе хотелось бы бежать с ней?

– До конца моей жизни, Эйла, – сказал он, целуя ее.

– А, вот вы где! Вы что, забыли, что сегодня день вашего бракосочетания. Никаких Даров Радости до ритуала! – Это был Джохарран. – Мартона хочет видеть тебя, Эйла. Она попросила меня найти тебя.

Эйла вернулась обратно в шатер. Поджидая ее, Мартона пила чай.

– Тебе сегодня положен скудный завтрак, Эйла. Можешь выпить только чаю.

– Прекрасно. Все равно я сомневаюсь, что смогла бы хоть что-то проглотить. Спасибо, Мартона. – Она видела, что Джондалар уходит куда-то вместе с Джохарраном, неся какие-то свертки и тюки.

Джондалар заметил Джохаррана, махавшего ему рукой с другой стороны поляны, как раз когда собирался войти в дом, который делил вместе с несколькими женихами, которым предстояло сегодня вечером стать семейными людьми. Многие из них имели родственные связи друг с другом, и с каждым из них находился здесь один или пара близких друзей или родственников. Он только что отнес все походные вещи, которые могут понадобиться ему во время четырнадцатидневного испытательного срока, в маленькую палатку, поставленную им за пределами жилой территории Летнего Схода, у подножия холма, в котором обнаружилась новая пещера. Он хотел бы принести также и вещи Эйлы, но по обычаю их должен был принести кто-то другой.

Он поджидал своего брата у входа в шатер женихов. Это жилище не особенно отличалось от холостяцких дальдомов, в которых он частенько жил на былых Летних Сходах, по молодости многим мужчинам хотелось избавиться от бдительных глаз своих матерей или матерей их жен и других облеченных властью людей. Джондалар припомнил те развеселые летние деньки, что проводил с приятелями в шумных играх и череду миловидных женщин, время от времени заглядывающих в дальдома. Между этими холостяцкими домами и живущими в них мужчинами обычно возникало вполне дружеское соперничество, все они старались завлечь в свои дома самых юных женщин. Все холостяки, похоже, стремились проводить каждую ночь с новой женщиной, за исключением тех ночей, когда в дальдоме устраивались мальчишники.

В такие ночи никто не спал до утра. Пили березовицу и вино, если его удавалось раздобыть. Бывало, приносили какие-то растения, которые обычно хранились для проведения ритуалов. В перерывах между песнями, плясками и играми молодежь делилась разнообразными историями, и всю ночь до утра дом оглашался веселым смехом. Когда же приглашались женщины, то компания обычно быстро распадалась, поскольку сговорившиеся парочки или маленькие группы вскоре покидали общее сборище для более уединенных развлечений.

Женихи всегда являлись предметом для шуточек в таком холостяцком жилище, и Джондалар добродушно относился к таким шутливым замечаниям, хотя сам он неохотно шутил по этому поводу, но обстановка в доме, где ему предстояло провести сегодняшний день, была более спокойной, и мужчины в нем явно настроились на более серьезный лад. Всем им предстояло пройти ритуал бракосочетания, а это было совсем нешуточное дело, особенно для мужчин, впервые готовившихся основать собственный очаг.

Женихов не допускали в Дом Жрецов, где собрались их невесты, им запрещалось общаться до начала Брачной церемонии. Хотя женихи также собирались в специальных домах за территорией лагерей, им предоставлялось больше свободы. Они могли ходить где угодно, только держаться подальше от своих нареченных. Мужчины собирались в нескольких небольших шатрах, но все женщины, их близкие друзья и родственники находились в Доме Жрецов. Хотя их шатер был больше всех остальных, сейчас там было гораздо теснее, чем в домах женихов, но случайные взрывы смеха, доносившиеся оттуда, неизменно притягивали мужчин.

– Джондалар! – подойдя поближе, крикнул Джохарран. – Тебя хочет видеть Мартона. Она в шатре Зеландони вместе с невестами.

Джондалара удивило такое приглашение, но он поспешил туда, раздумывая, что могло понадобиться от него матери. Он постучал по столбу у входа в дом, и когда створка занавеса отошла в сторону, не удержавшись, вытянул шею, пытаясь заглянуть внутрь и хоть мельком увидеть Эйлу. Но Мартона надежно закрыла за собой входной проем. Она держала в руках сверток, показавшийся ему хорошо знакомым. Именно его Эйла так непреклонно тащила с собой все их долгое Путешествие. Он узнал этот кожаный сверток, перевязанный веревкой. Частенько он пытался выяснить, что же в нем завернуто, но она уклонялась от ответа.

– Эйла попросила, чтобы я вручила это тебе, – сказала Мартона, передавая ему пакет. – Ты знаешь, что не положено иметь никакого общения в день церемонии, даже косвенного, но она сказала, что если бы знала об этом, то вручила бы это тебе раньше. Она очень расстроилась, почти до слез, и готова была сама нарушить запрет, если я не передам его тебе. Она велела передать, что это для Брачного ритуала.

– Спасибо, мама, – сказал Джондалар.

Больше ему ничего не удалось сказать, поскольку Мартона тут же скрылась в доме, плотно прикрыв за собой занавес. По пути к мужскому дому он с любопытством разглядывал загадочный сверток. Прикинув на руке его вес, он раздумывал, что в нем может быть. Сверток был мягким, но довольно объемистым. В частности, по этой причине он не понимал, почему она с таким упорством хранила его, даже в тех случаях, когда нужно было оставить лишь самое необходимое и освободить побольше места. Неужели Эйла в такую даль протащила подарок для него ко дню их бракосочетания? Видимо, это нечто особенное, и не стоит поспешно открывать его на глазах у всех. Ему захотелось найти более уединенное место.

Вернувшись в мужской дом с таинственным свертком, Джондалар с радостью обнаружил, что все куда-то разошлись. Он немного повозился с завязками, но узлы не поддавались, и в итоге ему пришлось разрезать веревку ножом. Развернув обертку, он заглянул внутрь. Там лежала какая-то белая вещь. Он вынул ее и встряхнул. Перед ним развернулась прекрасная чисто-белая кожаная туника, украшенная лишь белоснежными хвостиками горностая с темными кончиками. Она передала, что это для бракосочетания. Неужели она сшила для него праздничную тунику?

Ему предложили на выбор несколько нарядов, и он выбрал один из них, затейливо украшенный так, как принято у Зеландонии. Но эта туника была совершенно особенной. Покроем она напоминала одежды Мамутои, но они обычно затейливо украшали наряды – бусинами из бивня мамонта, ракушками и другими материалами. А здесь единственной отделкой служили горностаевые хвостики, но удивительнее всего смотрелся цвет кожи. Эта кожаная туника была чистейше, блестяще белой, такого оттенка удавалось добиться с большим трудом, и ошеломляюща в своей простоте, поскольку никакие украшения не отвлекали внимания от насыщенности и чистоты самого цвета.

Когда же она сделала ее, подумал он. Во время Путешествия у нее просто не было времени для этого, и кроме того, она таскала за собой этот сверток с самого начала. Должно быть, она сделала ее зимой, когда они жили в Львином стойбище Мамутои. Но ведь именно зимой она стала невестой Ранека. Джондалар приложил тунику к себе. Она в точности подходила ему по размеру и была бы велика Ранеку, который был и ниже его ростом, и уже в плечах.

Почему она сшила для него тунику, и тем более такую красивую, если собиралась остаться с Мамутои и жить с Ранеком? Судорожно соображая, он поглаживал руками наряд. Он был таким мягким и эластичным. Выделанная ею кожа всегда отличалась таким качеством, но как же долго она трудилась, чтобы сделать ее настолько мягкой? И такой белоснежной. И кто ее научил делать такую белую кожу? Возможно, Неззи? Потом он вспомнил, что Крози, пожилая женщина из Журавлиного очага, надевала на один из праздников белый наряд, когда все постарались принарядиться как можно лучше. Может, именно она научила Эйлу? Однако он ни разу не видел, как она трудилась над выделкой такой белой кожи, хотя, возможно, тогда его мысли были слишком заняты другими вещами.

Он покрутил в пальцах шелковистые хвостики горностая. Где же она раздобыла горностаевые хвосты? Потом ему вспомнилось, что Эйла вернулась в земляное жилище с несколькими горностаями в тот день, когда притащила крошечного живого волчонка. Он улыбнулся, припоминая, какой переполох это вызвало. Но они тогда уже поссорились – в общем-то, по его вине, – и он перебрался жить в кухонный очаг. Она уходила по вечерам в гости к Ранеку. Они были почти помолвлены. И тем не менее ей, вероятно, понадобилось очень много времени, чтобы сделать для него такую мягкую, замечательно белую тунику. Неужели даже тогда она так сильно любила его?

Глаза Джондалара затуманились, он едва не заплакал. Он понимал, как плохо обходился с Эйлой. А во всем виновата его ревность, а еще больше – страх перед тем, что скажет его племя, узнав, кто ее вырастил. Он сам толкнул ее в объятия другого мужчины, однако она еще много дней трудилась, делая для него этот наряд, а потом еще тащила его в такую даль, чтобы вручить ему перед их бракосочетанием. Неудивительно, что она так расстроилась и готова была нарушить все запреты, чтобы передать его.

Он вновь пригляделся к тунике. На ней не было ни одной морщинки. Должно быть, Эйле удалось дать ей отвисеться и даже пропарить ее после их прибытия сюда. Он приложил к себе тунику, ощущая ее мягкость, и вдруг почувствовал почти осязаемую связь с Эйлой, вложившей столько труда и любви в ее изготовление. Он с удовольствием надел бы ее, даже если бы она не была такой красивой.

Но она была красива. Наряд, который он выбрал для своего Брачного ритуала, теперь казался невзрачным, несмотря на все его украшения. Джондалар умел одеваться со вкусом и знал это. Он всегда втайне гордился своим умением выбрать красивую и изящную одежду. С легким самодовольством он оценивал стильные и красивые вещи и впитал такое умение практически с молоком матери, ведь никто не умел одеваться так красиво и со вкусом, как Мартона. Джондалар подумал, видела ли она эту тунику. Вряд ли. Уж она бы оценила ее потрясающее качество и изящество отделки из горностаевых хвостиков и наверняка выдала бы свое знание хоть каким-то намеком.

Его размышления прервал вошедший в шатер Джохарран:

– Вот ты где, Джондалар. Похоже, мне сегодня весь день придется разыскивать тебя. Тебе нужно получить особые указания. – Он заметил белый наряд. – Откуда ты взял это? – спросил он.

– Эйла подарила мне Брачный наряд. Мать звала меня, чтобы вручить его. – Он вытянул тунику перед собой.

– Джондалар! Какая красота! – сказал его брат. – Даже не знаю, приходилось ли мне видеть такую замечательную белую кожу. Ты всегда любил красиво приодеться, но в этом наряде ты будешь просто неотразим. Наверное, много женщин захотят сегодня оказаться на месте Эйлы. Хотя и мужчин, желающих занять твое место, братец, тоже будет немало, и твой старший брат, безусловно, вступил бы в их ряды… если бы не было Пролевы.

– Да, мне везет. Ты даже не представляешь, как мне повезло, Джохарран!

– Ладно, ладно, я желаю вам обоим много счастья. У меня пока все не было возможности сказать тебе об этом. Раньше я порой беспокоился за тебя. Особенно после той… ну той истории, когда тебя отослали к Даланару. После возвращения ты общался со многими женщинами, но я сомневался, найдешь ли ты когда-нибудь ту, с кем будешь счастлив. Ты обзавелся бы семьей в итоге, я уверен, но я не знал, найдешь ли ты когда-то такое счастье, какое смог я обрести с такой замечательной женой, как Пролева. Мне всегда казалось, что Марона не подходит тебе, – сказал Джохарран. Джондалар был тронут. – Я знаю, что сегодня полагается подшучивать над тобой, ведь ты решился расстаться со свободой и связать себя узами ответственности за семейный очаг, – продолжал Джохарран, – но скажу тебе честно, Пролева сделала меня очень счастливым, а ее сын привнес в нашу жизнь особое тепло, которого невозможно достичь никакими иными способами. Ты знаешь, что она опять ждет ребенка?

– Нет, не знал. Эйла тоже ждет. У наших жен, похоже, родятся дети, которые будут ровесниками и сводными родственниками, – с широкой улыбкой сказал Джондалар.

– Я определенно чувствую, что сын Пролевы появился от моего духа, и надеюсь, что следующий ее ребенок также будет похож на меня, но дети очага в любом случае приносят мужчине огромное счастье, пробуждают какое-то особое, почти непередаваемое чувство. Когда я смотрю на Джарадала, то меня переполняют чувства особой гордости и радости.

Два брата похлопали друг друга по плечам и обнялись.

– Надо же, какие глубокие чувства познал мой старший брат, – улыбнувшись, сказал Джондалар поглядывая сверху вниз на мужчину, которого слегка перегнал по росту. Потом его выражение стало более серьезным. – Скажу тебе честно, Джохарран. Я частенько завидовал твоему счастью, еще до того, как ушел, даже когда у вас еще не было детей. Уже тогда я понял, что Пролева будет тебе хорошей женой. Что она наполнит твой дом и доброжелательностью, и радушием. И пусть я вернулся совсем недавно, но за это время уже успел полюбить ее малыша. Кстати, Джарадал действительно похож на тебя.

– Ладно, тебе пора идти, Джондалар. Мне велели поторопить тебя.

Джондалар сложил белую тунику, тщательно завернул ее в мягкое кожаное полотнище и, аккуратно положив на свою спальную скатку, последовал за братом. Но напоследок он еще раз оглянулся через плечо и посмотрел на этот сверток, мечтая, как скоро примерит тунику, белую тунику, в которой встретится с Эйлой на Брачном ритуале.