Текст книги "Под защитой камня"

Автор книги: Джин Мари Антинен Ауэл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 61 страниц)

Создание произведений искусства, живописных изображений животных или осознанной раскраски, стало выражением способности к абстрактному мышлению – способности постичь сущность объекта и изобразить его с помощью символа для замены реального объекта. Символ объекта имеет также и другие формы: звуковую, словесную. Мозг, придумавший понятие искусства, развивался и полностью проявил свои способности в создании другой крайне важной абстракции: языка. И именно этот мозг, способный создать синтез абстрактного искусства и абстрактного языка, сможет в будущем изобрести совокупную символическую форму, по сути своей – памятные слова: письменность.

На следующее утро в отличие от предыдущего Эйла проснулась очень рано. Все угольки в очаге и светильники давно погасли, но высоко над головой, над темными стенами дома Мартоны уже заметны были очертания известнякового навеса в слабых, отраженных рассветных лучах, первых световых вестниках, возвещавших о скором восходе солнца. В доме еще стояла полная тишина, но Эйла тихо вылезла из-под мехового покрывала и прошла по еще сумрачному жилищу к ночной корзине. Едва она встала с лежанки, Волк сразу же вскинул голову, радостно тявкнул и последовал за ней.

Она чувствовала легкое недомогание, но тошноты почти не было, и ей захотелось что-нибудь пожевать, чтобы успокоить тянущее ощущение в животе. Зайдя в кухню, она развела небольшой костер, взяла пару кусков вчерашнего бизоньего мяса с костяной тарелки и несколько мягких овощей, оставшихся на дне суповой корзины. Так и не осознав толком, полегчало ей или нет, Эйла решила приготовить для себя успокаивающий желудочный настой. Она не знала, кто вчера настаивал для нее чай, но сомневалась, что этим занимался Джондалар, и подумала, что надо бы приготовить также один из его любимых утренних напитков.

Эйла вытащила из дорожного мешка лекарскую сумку. "Теперь, когда мы наконец закончили Путешествие, я смогу пополнить запасы целебных и питательных трав, – подумала она, просматривая каждый пакетик и вспоминая его назначение. – Сладкий ситник помогает при расстройстве желудка, но его лучше сейчас не использовать: Иза говорила мне, что он может вызвать выкидыш. – Пока она размышляла над возможными побочными эффектами, из памяти всплывали нужные сведения из ее обширных целительских знаний. – Кора граболистной березы помогает предотвратить выкидыш, но она мне пока не нужна. Да, я думаю, что мне не грозит потеря этого ребенка. Гораздо труднее мне было выносить Дарка".

Эйла вспомнила, как Иза отправилась за свежим кирказоном змеевидным, чтобы помочь ей выносить этого ребенка. Тогда Иза уже неважно себя чувствовала и так промокла и замерзла, выкапывая эти корни, что ей стало хуже. "По-моему, она так и не поправилась окончательно, – подумала Эйла. – Я скучаю по тебе, Иза. Мне хотелось бы, чтобы ты была рядом, чтобы я рассказала тебе о мужчине, с которым мы хотим соединиться. Мне хотелось бы, чтобы ты дожила до встречи с ним. Мне кажется, он понравился бы тебе.

Базилик, конечно же, базилик! Он не только помогает предотвратить выкидыш, но из него получается приятный напиток. – Она отложила в сторону этот пакет. – Мята тоже полезна. Она снимает тошноту, успокаивает боль в животе и улучшает вкус. Джондалару тоже нравится мятный чай. – Она выложила также и пакетик мяты. – И шишки хмеля, они успокаивают головную боль и спазмы, – вспомнила Эйла, выкладывая третий пакетик рядом с мятой. – Только не надо перебарщивать, хмель может действовать как снотворное.

Семена молочного чертополоха, видимо, как раз то, что мне нужно сейчас, но их долго настаивать, – размышляла Эйла, продолжая проверять довольно скудные запасы целебных трав, имевшихся в ее сумке. А вот и пахучий ясменник. Он успокаивает желудочные боли, но действует слабо. А ромашку можно взять вместо мяты, она тоже помогает от желудочных расстройств. В сочетании с другими травами получится приятный вкус, а мяту оставим для Джондалара. Душица тоже полезна, но нет, Иза обычно использовала от недомоганий только свежие верхушки, а не сушеные.

Что-то еще Иза обычно использовала свежим? Листья малины! Конечно! Вот что мне нужно. Они особенно полезны от утренних недомоганий. У меня не осталось этих листьев, но они были на пиршестве позапрошлым вечером, значит малинник должен расти где-то поблизости. Сейчас как раз хорошее время для сбора. Лучше всего набрать листьев малины, пока ягоды еще зреют. До родов мне нужно будет набрать побольше этих листьев. Иза всегда пользовалась ими, когда женщины рожали. Она говорила, что их настой успокаивает материнское чрево и помогает младенцу легче появиться на свет.

У меня осталось еще немного липового цвета, а он очень полезен от расстройства желудка, и его лепестки придают сладковатый вкус настойкам. По соседству с Шарамудои росла удивительно огромная старая липа. Интересно, растут ли в этих краях липы?" Увидев уголком глаза какое-то движение, Эйла оглянулась и заметила, что Мартона выходит из своей спальни. Волк также оглянулся на нее и принял настороженную позу.

– Ты сегодня рано поднялась, Эйла, – тихо сказала она, чтобы не потревожить спящих. Подойдя к ним, она приветливо потрепала Волка по загривку.

– Я обычно так и встаю… если только предыдущим вечером не бывает пиршества с питьем крепких напитков, – насмешливо улыбнувшись, ответила Эйла таким же тихим голосом.

– Да уж, Ларамар делает крепкое пойло, но людям оно, похоже, правится, – заметила Мартона. – Я смотрю, ты уже развела огонь. Обычно я сгребаю на ночь угли в кучу, чтобы утром легче было разжечь костер, но вчера поленилась, ведь ты показала нам, как быстро получается огонь с огненными камнями. А что ты готовишь?

– Утренний чай, – сказала Эйла. – Я также люблю делать утренний бодрящий чай для Джондалара. Хочешь, сделаю и для тебя?

– Когда вода согреется, мне нужно заварить травяной сбор, его велела мне пить по утрам Зеландони, – сказала Мартона, начиная убирать остатки вчерашнего позднего ужина. – Джондалар говорил мне, что ты обычно готовишь ему утренний чай. Вчера он решился сам приготовить для тебя утренний чай. Он сказал, что ты всегда приносишь ему по утрам горячий чай, а на сей раз, он хочет сделать тебе приятное. Я предложила ему сделать мятный настой, поскольку его приятно пить даже холодным, а ты, наверное, еще долго проспишь.

– Я подумала, что его, возможно, приготовил Джондалар. Но не ты ли оставила мне миску с водой? – спросила Эйла. Мартона с улыбкой кивнула.

Эйла взяла изогнутые деревянные щипцы, используемые для захвата кухонных камней, вытащила из костра раскаленный камень и опустила его в плотно сплетенную чайную корзину с водой. Над поверхностью с шипением поднялся пар, и появилось несколько первых пузырьков. Заменяя остывшие камни раскаленными, Эйла постепенно вскипятила воду. Тогда женщины заварили свои индивидуальные лекарства. Хотя у стены в общем помещении были расстелены спальные меха, а низкий стол сдвинут к входу, вокруг него на подушках еще вполне могли разместиться две женщины и со всеми удобствами выпить за компанию свои горячие напитки.

– Я ждала возможности поговорить с тобой, Эйла, – мягко сказала Мартона. – Я частенько думала, найдет ли Джондалар когда-нибудь женщину, сможет ли он полюбить. – Она едва не сказала "еще раз", но сдержалась. – У него всегда было много друзей, он легко сходится с людьми, но свои настоящие чувства хранил при себе, и мало людей знали его хорошо. Тонолан ближе всего сошелся с ним. Я понимала, что когда-нибудь он найдет себе пару, но не знала, осмелится ли он когда-нибудь полюбить. Теперь я вижу, что осмелился. – Она улыбнулась Эйле.

– Да, действительно, он часто прячет свои чувства. Я едва не соединилась с другим мужчиной, прежде чем поняла это. Я любила Джондалара, но думала, что он разлюбил меня, – сказала Эйла.

– По-моему, тут уж не может быть никаких сомнений. Совершенно очевидно, что он любит тебя, и я рада, что ему посчастливилось встретиться с тобой. – Мартона сделала глоток чая. – Позавчера я просто гордилась тобой, Эйла. Нужно иметь смелость, чтобы так отважно выйти к людям после выходки Мароны… Ты ведь знаешь, что они с Джондаларом поговаривали о помолвке?

– Да, он говорил мне.

– Я тогда, конечно, не возражала, но, признаюсь, меня порадовало, что они расстались. Она привлекательная женщина, и все считали, что она отлично подходит ему, но я придерживалась иного мнения, – сказала Мартона.

Эйла надеялась, что сейчас Мартона объяснит ей причину. Но она молча пила чай.

– Мне бы хотелось подарить тебе более приличную одежду, чем «подарок» Мароны, – сказала пожилая женщина, допив чай и поставив чашку на стол.

– Ты уже подарила мне украшение, – сказала Эйла, – ожерелье матери Даланара.

Улыбнувшись, Мартона встала и, зайдя ненадолго в свою спальню, вернулась с перекинутым через руку нарядом. Она развернула его, чтобы показать Эйле. Это была длинная туника светлого, спокойного оттенка, очень похожего на побледневшую после долгой зимы траву, украшенная бусами и ракушками, расшитая цветными нитями и отделанная длинной кожаной бахромой. Внимательно присмотревшись, Эйла обнаружила, что туника сплетена из тонких веревочек или нитей какого-то волокнистого материала, подобным способом обычно плели корзины, но структура этого материала была гораздо плотнее. Как же можно было умудриться сделать такое плотное переплетение? Оно напоминало плетение циновки, покрывающей низкий стол, только еще плотнее.

– Я никогда не видела ничего подобного, – сказала Эйла. – Что это за материал? Из чего она сделана?

– Я сама сделала его; сплела на специальной раме, – сказала Мартона. – Ты знаешь растение под названием «лен»? Высокие тонкие травы с голубыми цветочками?

– Да, мне знакомо такое название, по-моему, Джондалар показывал мне растение, которое вы называете льном, – сказала Эйла. – Оно помогает от тяжелых болезней на коже, от нарывов, открытых ран и сыпи, даже во рту.

– Тебе приходилось делать из него веревки? – спросила Мартона.

– Возможно, я не помню, но мне понятно, как это делается. Он же имеет длинные волокна.

– Именно из них я сплела этот материал.

– Я знала полезные свойства льна, но не догадывалась, что из него можно делать такие красивые вещи.

– Мне подумалось, что ты сможешь надеть эту тунику на ваш Брачный ритуал. Скоро мы отправимся на Летний Сход, в следующее полнолуние, а ты говорила, что у тебя нет наряда для особого случая, – сказала Мартона.

– О, Мартона, ты очень добра ко мне, – сказала Эйла, – но у меня уже есть наряд для Брачного ритуала. Неззи сшила его для меня, и я обещала ей, что надену его. Я надеюсь, ты не станешь возражать. Я пронесла его с собой по всем дорогам, с тех самых пор, как мы ушли с Летнего Схода Мамутои в прошлом году. Он сшит в стиле Мамутои, и во время Брачного ритуала они традиционно носят его особым образом.

– Разумеется, Эйла, я считаю, что лучше тебе одеться в Брачный наряд Мамутои. Я просто не знала, что у тебя что-то заготовлено, и сомневалась, успеем ли мы сшить что-то подходящее до выхода. Но пожалуйста, все равно прими от меня этот подарок, – добавила Мартона, с улыбкой вручая ей тунику. Эйле показалось, что Мартона вздохнула с облегчением. – Возможно, будут и другие случаи, когда тебе захочется надеть что-то нарядное.

– Спасибо! Она такая красивая! – сказала Эйла, поднимая и вновь разглядывая тунику, потом она приложила ее к себе, чтобы убедиться, подойдет ли ей этот наряд. – Должно быть, требуется много времени, чтобы создать такую красоту.

– Да, но я люблю этим заниматься. Я придумала такое плетение много лет назад. Вилломар помог мне соорудить специальную раму вместе с Тоноланом, еще до его ухода. Большинство людей осваивают какое-то ремесло. Мы часто обмениваем сделанные вещи или дарим их. Я немного старовата и сейчас меньше занимаюсь шитьем, поскольку уже не вижу так хорошо, как в молодости, особенно трудно мне делать тонкую работу.

– Я же собиралась показать тебе сегодня нитяную иглу! – вскакивая, сказала Эйла. – По-моему, она может помочь в шитье тем, у кого ослабло зрение. Сейчас достану ее. – Она прошла к дорожным сумкам, чтобы достать швейный набор, и заметила еще один особый сверток. Улыбнувшись, она захватила его к столу. – Хочешь взглянуть на мой Брачный наряд, Мартона?

– Конечно, с удовольствием, мне просто не хотелось быть невежливой. Порой люди любят хранить все в секрете, чтобы удивить всех, – заметила Мартона.

– У меня есть и другой секрет, – сказала Эйла, разворачивая свое ритуальное платье. – Но я думаю, я открою его тебе. Внутри меня уже зародилась новая жизнь. Я вынашиваю ребенка Джондалара.

Глава 10

– Эйла! Ты уверена? – с радостной улыбкой спросила Мартона. Ей подумалось, что Эйла подобрала довольно странные выражения для сообщения о том, что Мать одарила ее зарождением Новой Жизни. «Что значит вынашиваю ребенка Джондалара?.. Возможно, конечно, что у нее будет ребенок его духа».

– Совершенно уверена. У меня уже два раза не было месячных дней, и по утрам я испытываю легкое недомогание, а также замечаю и другие изменения, обычно свойственные состоянию беременности.

Присев к низкому столу, молодая женщина развязала кожаный сверток и встряхнула наряд, чтобы разгладить складки на тунике и штанах, которые пролежали сложенными целый год их долгого Путешествия. Мартона внимательно взглянула на кожаную одежду и, почти не обратив внимания на эти складки, сразу отметила, какой великолепный наряд подарили Эйле. Конечно же, ей обязательно надо надеть его на Брачный ритуал.

Во-первых, покрой его был очень оригинальным. Мужчины и женщины Зеландонии носили обычно похожую одежду, отличавшуюся легкими вариациями, связанными с полом, они предпочитали довольно свободные, с наплывом, туники, подпоясанные на бедрах, с украшениями из кости, ракушек, перьев или меха и обшитые по краю кожаной или льняной бахромой. Женские одежды, в частности нарядные платья, как правило, имели длинную бахрому, которая раскачивалась при ходьбе, и молодая женщина быстро соображала, какую надо выбрать походку, чтобы это болтающееся украшение выгодно подчеркивало ее формы.

Зеландонии привыкли видеть обнаженные женские тела, но бахрома действовала очень возбуждающе. В этом связанном тесными узами сообществе женщины, разумеется, обычно носили одежду, но едва ли задумывались о каком-то уединении перед тем, как снять ее, чтобы выстирать, переодеться или еще по каким-то причинам. С другой стороны, бахрома, а особенно красная бахрома, придавала женщине такую соблазнительную привлекательность, что могла до крайности распалить чувства мужчин, а изредка, в особых случаях, довести их даже до неистовства.

Когда женщины выполняли роль донии-наставницы – проводя с юношами ритуалы Первой Радости и обучая их делить с женщинами Дары Великой Земной Матери, – они опоясывали бедра длинной красной бахромой, чтобы подчеркнуть важность их ритуального статуса. И в жаркие летние дни их наряды зачастую практически ограничивались такой соблазнительной и легкой бахромой.

Традиции и обычаи защищали донии-наставниц от неуместных притязаний во время ритуалов, тем более что чаще всего они облачались в такую красную бахрому в специальных ритуальных местах, и считалось опасным для женщины носить этот наряд в другое время. Неизвестно, до чего это могло бы довести мужчин. Хотя бахрому других цветов женщины носили довольно часто, и любая бахрома неизменно пробуждала эротические чувства.

В результате само слово «бахрома» благодаря тонким намекам или грубым шуткам приобрело второе значение, подразумевающее лобковые волосы. Если мужчину, к примеру, так пленяла красота женщины, что он ходил за ней хвостом или постоянно бросал на нее пламенные взоры, то говорили, что он "запутался в ее бахроме".

Женщины Зеландонии носили и другие украшения или нашивали их на одежду, но больше всего любили бахрому, соблазнительно покачивающуюся во время ходьбы, причем не важно, что она украшала – теплые зимние туники или голое тело. И хотя откровенно красный цвет использовался редко, однако зачастую оттенки окраски бахромы были весьма близки к красному цвету.

Наряд Эйлы, сшитый в племени Мамутои, не имел бахромы, но на его изготовление явно затратили огромные усилия. Прекрасная тонкая кожа по цвету почти совпадала с оттенком ее волос, такого золотисто-желтого оттенка добивались, осторожно и понемногу подмешивая к желтой охре красную, а также добавляя другие красители. Мартона подумала, что, вероятно, эта кожа выделана из шкуры какого-то оленя или, возможно, из антилопы, хотя она отличалась от обычной, бархатистой и мягкой, хорошо выскобленной оленьей шкуры. Оставаясь исключительно мягкой, эта кожа имела блестящую полированную поверхность, отчасти даже непромокаемую.

Но превосходным качеством исходного материала дело не ограничивалось; именно изысканные украшения придавали этому наряду редкое великолепие. Длинную кожаную тунику и нижнюю часть узких штанов покрывали затейливые геометрические узоры, в основном из бусин, выточенных из бивня мамонта, часть которых была крепко пришита к коже. По самому низу шли направленные вершинами вниз треугольники, которые разворачивались по горизонтали в зигзагообразные линии, а по вертикали – в остроугольные ромбы и уголки, постепенно переходившие в более сложные геометрические фигуры четырехугольных спиралей и концентрических ромбоидов.

Узоры из костяных бус подсвечивались и подчеркивались множеством маленьких янтарных бусин, оттенки которых были как светлее, так и темнее самой кожи, и вышивкой красного, коричневого и черного цветов. На спине подол туники сходился в центре на конус, а лиф ее откидывался вниз, так что когда центральная часть лифа опускалась, то она сочеталась с задним конусом по длине и форме. Талия туго затягивалась плетеным кушаком, примерно с такими же узорами из рыжей мамонтовой шерсти, отделанным разными шерстяными нитями: желтоватого муфлона, коричневым подшерстком овцебыка и яркой багрово-черной шерстью древнего носорога.

Этот наряд был просто великолепным, потрясающим произведением искусства. Все детали были выполнены с тончайшим мастерством. Очевидно, что надо было не только раздобыть все эти прекрасные материалы, но и привлечь для его великолепной отделки самых искусных и опытных мастеров, и их старания не пропали зря. Бусы были отлично отполированы. Хотя глаза Мартоны смогли разглядеть лишь их огромное количество, на самом деле этот наряд украшали более трех тысяч бусин из бивня мамонта, и каждая бусина была вручную вырезана, просверлена и отполирована.

Мать Джондалара впервые видела нечто подобное, но сразу поняла, что человек, организовавший изготовление такого наряда, должен был пользоваться огромным уважением и находиться на очень высоком положении в племени. Очевидно, что на изготовление этой красоты затрачена уйма времени и труда, и тем не менее этот наряд подарили Эйле на прощание. А ведь все эти красивые и дорогие украшения могли бы остаться в племени, сделавшем их. Эйла говорила, что ее удочерили, но те, кто предложил принять ее в члены племени, несомненно, обладали большой властью и высоким статусом – в сущности, богатством – и никто не понял бы этого лучше Мартоны.

"Неудивительно, что она хочет надеть этот Брачный наряд, – подумала Мартона, – и она просто должна появиться в нем. Джондалару также не помешает повышение статуса. Эта молодая женщина определенно полна неожиданностей. Несомненно, что о ней будет больше всего разговоров в этом году на Летнем Сходе".

– Потрясающий наряд, Эйла, просто великолепнейший, – похвалила Мартона. – Кто сделал его для тебя?

– Неззи, но у нее было много помощников. – Эйлу порадовала оценка этой пожилой женщины.

– Да уж, сюда явно вложено много труда, – заметила Мартона. – Ты уже упоминала ее имя, но я не запомнила, кто она такая.

– Она жена Талута, вождя Львиного стойбища, которая хотела удочерить меня, но Мамут решил принять меня в свой очаг. Я думаю, что именно Мамут попросил Неззи сделать этот наряд.

– А Мамут – один из служителей Матери?

– Мне кажется, его можно назвать Верховным жрецом, как вашу Зеландони. Во всяком случае, он старейший среди них. По-моему, он вообще старейший среди всех людей Мамутои. Когда я уходила, моя подруга Диги была беременна, и подруга ее брата тоже должна была вскоре родить ребенка. Оба этих ребенка будут считаться его пятым поколением.

Мартона кивнула. Она понимала, что удочеривший Эйлу пользовался очень большим влиянием, но не осознавала, что он был, вероятно, самым почитаемым и влиятельным человеком в том племени. Теперь ей многое стало ясно.

– Ты сказала, что с этим нарядом связаны определенные обычаи?

– Не подобает носить Брачный наряд до ритуала. Можно показать его родным и близким друзьям, но не положено показываться в нем перед всеми, – сказала Эйла. – Ты хочешь посмотреть, как смотрится на мне эта туника?

Джондалар пробормотал что-то во сне и повернулся на другой бок, а Мартона мельком глянула в сторону их лежанки.

– Можно, раз уж Джондалар пока спит, – еще тише сказала она. – Будем считать, что ему тоже не следует видеть тебя в Брачном наряде до церемонии.

Скинув легкую летнюю тунику, Эйла облачилась в тяжелую и богато украшенную.

– Неззи велела мне закрывать грудь, когда я захочу показаться кому-то в этом наряде, – прошептала Эйла, туго затягиваясь поясом. – Но во время церемонии передняя деталь лифа открывается, вот так, – сказала Эйла, изменив вид наряда и перевязав пояс. – Неззи говорила: "Груди – это гордость женщины, и она должна показать их во время Брачного ритуала, принимая на себя обязанности хранительницы домашнего очага". На самом деле я не собираюсь носить его открыто до церемонии, но поскольку ты мать Джондалара, то я подумала, что ты имеешь право увидеть.

Мартона кивнула.

– Я очень рада, что ты все показала мне. У нас тоже принято показывать Брачные наряды раньше времени только женщинам, близким друзьям или родным, но я не думаю, что кому-то еще стоит видеть его пока. Мне кажется… – Мартона улыбнулась, сделав паузу, – будет гораздо интереснее преподнести всем потом большой сюрприз. Если хочешь, мы можем повесить его в моей комнате, чтобы отвиселись все складки. Можно будет еще немного обработать его паром.

– Спасибо. Я как раз думала, куда бы мне пристроить его. А можно эта красивая туника, что ты подарила мне, тоже будет храниться в твоей спальне? – Эйла помолчала, вспомнив еще о чем-то. – И у меня есть еще один наряд, я сама его сделала. Можешь ты сохранить его для меня?

– Да, конечно. Но давай пока просто отложим в сторону твою одежду. Мы уберем ее, когда встанет Вилломар. Может, ты еще что-то хочешь отдать мне на сохранение?

– У меня есть ожерелья и мелкие вещи, но они могут полежать в дорожных сумках, поскольку я возьму их с собой на Летний Сход, – сказала Эйла.

– А много их у тебя? – не удержавшись, спросила Мартона.

– Два ожерелья, учитывая подаренное тобой, один браслет, его носят повыше локтя, пара сережек в уши из спиральных ракушек, их подарила мне одна танцовщица, и пара больших янтарей, которые Тули подарила мне на прощание. Она приходится матерью Диги и руководит Львиным стойбищем наравне со своим братом Талутом. Она считала, что мне следует вдеть их в уши во время ритуала, поскольку они очень подходят по цвету к тунике. Может, я и надела бы их, да только у меня не проколоты уши, – сказала Эйла.

– Я уверена, что Зеландони с радостью поможет тебе проколоть их, если захочешь, – сказала Мартона.

– Да, наверное, хочу. Мне бы не хотелось делать больше никаких других дырочек, по крайней мере пока, но эти янтарные подвески мне хочется надеть для ритуального обряда вместе с нарядом Неззи.

– Эта Неззи, должно быть, очень привязалась к тебе, раз так много для тебя сделала, – заметила Мартона.

– Я-то уж точно привязалась к ней, – ответила Эйла. – Если бы не Неззи, то думаю, что я не последовала бы за Джондаларом, когда он уходил. На следующий день я должна была пройти Брачный ритуал с Ранеком. Он был сыном в очаге ее брата, хотя она заменила ему мать. Но Неззи знала, что Джондалар любит меня, и она сказала мне, что если я действительно люблю его, то должна пойти за ним и сказать ему об этом. Она оказалась права. Конечно, было очень трудно прощаться с Ранеком. Я привязалась к нему очень сильно, но люблю я все-таки Джондалара.

– Должно быть, так и есть, иначе ты не покинула бы племя, которое так уважало тебя, и не отправилась бы с ним в такую даль, – сказала Мартона.

Эйла заметила, что Джондалар опять заворочался, и встала. Мартона допивала свой чай, поглядывая, как молодая женщина, сложив свой Брачный наряд и плетеную тунику, убирает их в свой дорожный мешок. Вернувшись, она взяла со стола швейный набор.

– В этом чехле лежит моя нитяная игла, – пояснила Эйла. – Может быть, нам стоит выйти на солнце, чтобы ты могла получше рассмотреть ее? Сейчас я только быстренько заварю Джондалару утренний чай.

– Да, я с удовольствием рассмотрю ее.

Пройдя на кухню, Эйла подкинула в костер топлива и несколько кухонных камней и взяла смесь высушенных трав для чая Джондалара. Его мать подумала, что ее первое впечатление об Эйле было верным. Она, безусловно, привлекательная женщина, но ей присуще и нечто более важное. Видимо, она искренне заботится о благополучии Джондалара. Она станет для него хорошей женой.

Эйла, размышляя о Мартоне, восхищалась ее спокойным, самоуверенным достоинством и величественной осанкой. Она чувствовала, что мать Джондалара крайне сообразительная и сочувствующая женщина, но Эйла была уверена, что, как бывший вождь, она может быть очень строгой и суровой в случае необходимости. Неудивительно, что люди этого племени не хотели, чтобы после смерти своего мужа она сняла с себя полномочия вождя, решила эта молодая женщина. Наверное, Джондалару было трудно равняться на нее, но сейчас, насколько она могла понять, он выглядит вполне довольным своим положением.

Тихо поставив рядом с Джондаларом чашку чая, Эйла подумала, что было бы не плохо найти несколько веточек, тогда он сможет, как обычно, пожевав их кончики, почистить зубы. Ему нравился вкус веточек грушанки. Надо бы при первом же удобном случае поискать здесь этот вечнозеленый кустарник, похожий на ивовый куст. Мартона закончила пить целебный настой, Эйла взяла свой швейный набор, и обе женщины тихо выскользнули из дома. Волк последовал за ними.

Было еще очень рано, когда они вышли на переднюю террасу. Солнце едва приоткрыло свой сияющий глаз и выглянуло из-за восточных холмов. Его яркий блеск заливал скалы теплым розовым светом, но воздух был еще освежающе прохладным. Мало кто вставал в такую рань.

Мартона направилась в сторону темного круга сигнального очага. Они устроились на разбросанных вокруг больших камнях, сев спиной к ослепительному рассветному сиянию, лучи которого прорезали золотисто-розовую дымку безоблачно синего неба. Волк покинул их и спустился в долину Лесной реки.

Эйла достала швейный набор из кожаного мешочка, сшитого из сложенной пополам полоски кожи и присобранного по верхнему краю. Оторвавшиеся костяные бусинки, которые когда-то образовывали геометрический узор, и потрепанная вышивка говорили о частом использовании этого набора. Она разложила на коленях мелкие швейные вещицы. Среди них оказались разные кожаные шнуры, волокнистые веревки и жилы, а также разноцветные моточки шерсти мамонта, муфлона, овцебыка и носорога – все они были намотаны на мелкие фаланги. Несколько тонких и острых кремневых лезвий, используемых в качестве ножей, были обвязаны жильной веревкой, как и костяные и кремневые шильца, предназначенные для просверливания отверстий. Квадратик толстой мамонтовой шкуры служил наперстком. И наконец, имелось еще три узких закрытых с обоих концов трубочки, сделанных из полых птичьих костей.

Она взяла одну из трубочек, вынула кожаную затычку из одного конца и высыпала содержимое на ладонь. Из чехла выскользнуло тонкое костяное острие, напоминающее шильце, но с крошечным отверстием на одном конце. Эйла осторожно вручила его Мартоне.

– Ты видишь отверстие? – спросила она. Мартона отвела руку подальше от глаз.

– Мне плохо его видно, – сказала она и, поднеся иглу ближе, ощупала миниатюрный инструмент, сначала острый кончик, потом прошлась по отполированной иголке к другому концу. – Ах, вот же оно! Да! Я нащупала отверстие. Совсем маленькая дырочка, чуть больше, чем дырочка в бусине.

– Мамутои тоже просверливают бусины, но в Львином стойбище не было искусного мастера по изготовлению бус. Джондалар сделал специальную провертку, чтобы можно было просверлить такую маленькую дырочку. По-моему, это было самым трудным делом при изготовлении иглы. Я не захватила с собой никакого образца для шитья, но покажу тебе, как шить таким инструментом, – сказала Эйла, забирая иголку. Она отмотала с костяной фаланги кусочек жилы, смочила ее кончик слюной и, ловко вставив в дырочку, вытащила ее с другой стороны. Потом она вновь вручила иглу с ниткой Мартоне.

Женщина посмотрела на вставленную в иглу нитку, но осознавала ее больше руками, чем близорукими глазами, они еще очень хорошо видели удаленные предметы, но гораздо хуже все то, что находилось вблизи. Сосредоточенно нахмурившись, она пыталась оценить это приспособление, и вдруг лицо ее озарилось понимающей улыбкой.

– Ну конечно! – воскликнула она. – Наверное, с помощью такой иголки я снова смогу заниматься шитьем!

– На некоторых материалах приходится сначала проделывать дырочки шильцем. Несмотря на всю свою остроту, костяная игла не так уж легко прокалывает толстую или плотную кожу, – пояснила Эйла, – но с иголкой все-таки легче протягивать нитку через отверстие. Я делала дырочки, но никак не могла научиться пропихивать в них нити с помощью шильца, хотя Неззи и Диги были очень терпеливыми учителями.

Мартона одобрительно улыбнулась и вдруг озадачилась.

– Большинство девушек с трудом постигают это ремесло; разве в детстве тебя не научили шить?

– В Клане не шьют одежду, они поступают иначе. Они носят завязанные определенным способом накидки. Некоторые вещи связываются из нескольких кусков кожи, примерно как короба из березовой коры, но отверстия для протаскивания веревок значительно больше, вовсе не такие малюсенькие дырочки, в которые Неззи пыталась научить меня протаскивать нити, – сказала Эйла.

– Я все забываю, каким… необычным было твое детство, – с запинкой сказала Мартона. – Да, шитью научиться очень трудно, если к нему нет привычки с детства, но ты придумала замечательное приспособление. – Она подняла голову. – По-моему, к нам направляется Пролева. Может, мы покажем и ей, если ты не против.