Текст книги "Под защитой камня"

Автор книги: Джин Мари Антинен Ауэл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 61 страниц)

– Это не важно, – сказала она. – Когда я стану Зеландони, мне все равно придется отказаться от него. Я Первая Ученица Зеландони Второй Пещеры.

– Тогда, наверное, я могу называть тебя Ученицей Второй, – сказала Эйла.

– Да, можешь, хотя у Зеландони Второй Пещеры несколько учеников. Двух других сейчас нет здесь. Они заранее отправились к месту Летнего Схода.

– Тогда, возможно, Первая Прислужница Второй?

– Если тебе удобно, я буду отзываться на это имя.

– А как мне называть тебя? – спросила Эйла молодого человека, который шел последним.

– Я стал учеником недавно, в конце прошлого Летнего Схода, и, как Джоконол, я пока чаще всего пользуюсь своим личным именем. Может, нам стоит как следует познакомиться. – Он протянул ей руки. – Я Миколан из Четырнадцатой Пещеры Зеландонии, Второй Ученик Зеландони Четырнадцатой Пещеры. И я рад познакомиться с тобой, – сказал он.

Эйла обменялась с ним рукопожатием.

– Приветствую тебя, Миколан из Четырнадцатой Пещеры Зеландонии. Я Эйла из Мамутои, член Львиного стойбища, дочь очага Мамонта, избранная Духом Пещерного Льва, охраняемая Пещерным Медведем, подруга лошадей Уинни и Удальца и Волка-охотника.

– Мне кажется, я слышала, что некоторые восточные племена говорят, что их жрецы возглавляют очаг Мамонта, – неуверенно сказала ученица.

– Ты права, – сказал Джондалар. – Это племя Мамутои. Мы с Эйлой прожили у них около года. Но меня удивило, что кто-то здесь вообще слышал о них. Они живут очень далеко.

Она взглянула на Эйлу.

– Раз ты дочь очага Мамонта, то многое становится понятным. Ты Зеландони?

– Нет, я не Зеландони, – возразила Эйла. – Мамут принял меня в очаг Мамонта. У меня нет призвания к служению Матери, но он начал учить меня некоторым священным понятиям, до того как мы с Джондаларом покинули их племя.

Женщина усмехнулась.

– Никто не стал бы принимать тебя, если бы у тебя не было призвания. Я уверена, ты еще будешь призвана.

– Не уверена, что мне этого хочется, – сказала Эйла.

– Так бывает, – согласилась Первая Прислужница Второй и, развернувшись, повела их дальше в глубины Родниковой Скалы.

Впереди замаячил какой-то свет, и по мере приближения он стал почти ослепительным. После полнейшей темноты коридора, освещаемой лишь редкими огоньками светильников, нужно было время, чтобы привыкнуть к такому едва ли не ослепляющему сиянию. Коридор расширился, и Эйла увидела нескольких человек, ожидающих их в просторном зале. Похоже, людей здесь было довольно много, и, приглядевшись к присутствующим, она поняла, что здесь собрались только служители и их ученики, не считая, конечно, Джондалара и ее самой.

Могучая Зеландони Девятой Пещеры восседала на высокой, сделанной специально для нее скамейке. Она встала и улыбнулась.

– Мы ждали вас, – сказала Верховная жрица. Она сдержанно обняла их, и Эйла вдруг поняла, что такое церемонное приветствие скрывает от окружающих истинную близость отношений.

Один из жрецов кивнул Эйле. И она кивнула в ответ этому низкорослому и хрупкому мужчине, в котором узнала Одиннадцатого Зеландони, удивившего ее крепким рукопожатием и самоуверенностью. Пожилой мужчина улыбнулся ей, и она ответила ему улыбкой, узнав Третьего Зеландони, который очень много помогал ей, когда она старалась облегчить боль Шевонару. С большинством остальных людей она встречалась лишь во время ритуального знакомства.

Небольшой костер горел на специально принесенных сюда каменных плитах, – после окончания обряда их вынесут из пещеры. Частично заполненный бурдюк стоял на земле рядом с большим кухонным сосудом с горячей водой. Одна девушка с помощью изогнутых деревянных щипцов выловила из воды пару кухонных камней и добавила новых – из костра. Раскаленные камни с шипением погрузились в воду. И когда девушка подняла глаза, Эйла узнала Меджеру и улыбнулась ей.

Затем Верховная жрица высыпала содержимое мешочка в кипящую воду. Это не простой настой, она готовит более крепкий отвар, подумала Эйла. Вероятно, для заварки используются корни или кора каких-то растений. После добавления очередных раскаленных камней от поднявшегося пара по залу распространился резкий запах. К сильному мятному аромату примешивались менее приятные запахи более или менее знакомых растений. Видимо, мяту добавили, чтобы скрыть какой-то не слишком приятный вкус.

Пара служителей расстелила тяжелое кожаное покрывало на влажном каменном полу перед скамьей Верховной Зеландони.

– Эйла, Джондалар, проходите сюда и устраивайтесь поудобнее, – предложила Зеландони, показывая на покрывало. – Я приготовила для вас ритуальный напиток. – Ученица, присматривающая за дымящимся зельем, принесла заготовленные четыре чашки. – Оно еще не совсем готово, но вы можете пока просто отдохнуть и успокоиться.

– Эйле очень понравились настенные изображения, – сказал Джоконол. – Может быть, она захочет осмотреть и другие галереи. Возможно, их осмотр принесет ей больше успокоения, раз напиток пока не готов.

– Да, я с удовольствием посмотрела бы еще что-нибудь, – быстро подхватила Эйла. Она вдруг разволновалась, осознав, что ей предстоит выпить какой-то неизвестный отвар, предназначенный для общения с другим миром. Ее последний опыт с подобными напитками был не слишком приятным.

Зеландони посмотрела на нее пристальным взглядом. Она достаточно хорошо знала Джоконола и поняла, что он не сделал бы такого предложения без особой причины. Должно быть, он заметил напряженность в поведении этой молодой женщины и ее очевидное волнение.

– Разумеется, Джоконол. Не покажешь ли ты ей эти живописные галереи? – поддержала его Верховная.

– Мне хотелось бы пойти с ними, – вставил Джондалар. Ему тоже было как-то не по себе. – И возможно, нам стоит захватить с собой факел.

– Да, конечно, – сказала Первая Ученица Второй, взяв потушенный факел. – Только мне нужно опять зажечь его.

– В этом зале также есть несколько прекрасных изображений, но мне не хочется сейчас беспокоить жрецов, – сказал Джоконол. – Лучше я покажу вам кое-что интересное в других галереях.

Проведя их дальше по основному коридору, он свернул в правое ответвление. На левой стене этой галереи вырисовывалась очередная картина с оленями и лошадьми.

– Эти животные тоже твоя работа? – спросила Эйла.

– Нет, это работа моей наставницы. Она была Второй Зеландони до сестры Кимерана. Она обладала исключительным художественным даром, – сказал Джоконол.

– Да, у нее точная рука, но, по-моему, ученик превзошел учительницу, – заметил Джондалар.

– Ну, это, конечно, ценное качество, но не главное для Зеландони. Главное – это сопереживание. Вы же понимаете, что точность и красота не главные значения этих изображений, – добавила Первая Ученица Второй.

– Безусловно, – с усмешкой сказал Джондалар, – но мне лично больше нравится просто смотреть на них. Надо признать, меня не слишком привлекают эти… ритуальные значения. Хотя я думаю, что они довольно интересны, но, в общем-то, с удовольствием предоставлю такие переживания служителям Великой Матери.

Джоконол ухмыльнулся, услышав его признание.

– Ты не одинок в своих чувствах, Джондалар. Большинство людей предпочитают покрепче держаться за этот мир. Пойдемте, я покажу вам кое-что еще, прежде чем мы перейдем к более серьезным занятиям.

Склонный к художественному восприятию мира ученик подвел их к очередному участку правой стены галереи, необычно выделявшемуся множеством сталактитов и сталагмитов. Над нижними известковыми наслоениями были нарисованы две лошади, а благодаря фактуре сталагмитовых образований создавалось впечатление, что они покрыты длинной и густой зимней шерстью. Последняя лошадь застыла в очень игривой позе.

– Они смотрятся как живые, – восхищенно сказала Эйла. Она знала, что лошади порой затевают подобные игры.

– Когда мальчикам впервые показывают эту сцену, они обычно говорят, что последний жеребец "разыгрался от Радости", – сказал Джондалар.

– Да, таково одно из толкований, – заметила ученица. – Жеребец хочет забраться на впереди стоящую кобылу, но я полагаю, что все не так однозначно.

– Их тоже рисовала твоя наставница, Джоконол? – спросила Эйла.

– Нет. Неизвестно, кто их сделал, – сказал Джоконол. – Никто не знает. Они появились здесь очень давно, как и мамонты. Говорят, что их нарисовали наши предки, прародители.

– Я хочу кое-что показать тебе, Эйла, – сказала женщина.

– Неужели ты собираешься показать ей вульву? – с оттенком удивления спросил Джоконол. – Ее обычно не показывают во время первого посещения.

– Я знаю, но думаю, что в данном случае мы можем сделать исключение, – сказала вторая ученица и, подняв светильник, прошла дальше по галерее. Остановившись, она опустила факел, осветив очень необычный скальный выступ стены, возвышающийся над полом.

Сначала Эйла заметила красноватый цвет охры, но только потом, присмотревшись повнимательнее, она поняла, что именно это ей напоминает, и то, возможно, лишь потому, что уже не раз принимала роды у женщин. Мужчины, вероятно, усмотрели сходство быстрее женщин. Случайно – или по сверхъестественному замыслу – это скальное образование было создано самой природой в виде точной копии женских половых органов. Сходными были общие очертания, складки и даже ложбинка, напоминающая вход во влагалище. Добавился лишь красный цвет, он подчеркивал сходство, облегчая восприятие.

– Это же женщина! – изумленно воскликнула Эйла. – Здесь все в точности, как у женщины! Мне не приходилось видеть ничего подобного!

– Теперь ты понимаешь, почему эта пещера так почитается? Сама Мать создала ее для нас. Здесь становится очевидным, что мы находимся у Входа в Материнское Чрево, – пояснила будущая служительница Великой Земной Матери.

– Ты видел это раньше, Джондалар? – спросила Эйла.

– Однажды видел. Зеландони показывала мне, – сказал он. – Это потрясающе. Одно дело, когда художник, подобно Джоконолу, разглядывая стены пещеры, обнаруживает скрытые в них фигуры и помогает им проявиться на поверхности для всеобщего обозрения. Но это создано самой природой. Цветовые дополнения лишь помогают чуть легче заметить сходство.

– Есть еще одно место, которое я хочу показать вам, – сказал Джоконол.

Они вернулись по пройденному пути, миновали зал, где сидели жрецы, и свернули направо, обратно в основной коридор. Слева, в его тупиковом конце, находилась ротонда с оригинальным рельефом стен. На первый взгляд выемки на них были незаметны, наоборот, они напоминали объемно выпуклые изображения мамонтов. Лишь взглянув еще разок и потрогав стены, Эйла убедилась, что на самом деле поверхность этих сводчатых стен является вогнутой, а не выпуклой.

– Удивительно! – сказала Эйла. – Я подумала, что эти мамонты нарисованы на выпуклой поверхности, а на самом деле она вогнутая!

– Они ведь сделаны недавно, правда? Я не помню, чтобы видел их прежде, – заметил Джондалар. – Это твоя работа, Джоконол?

– Нет, но я уверен, что вы познакомитесь с нарисовавшей их женщиной, – ответил художник.

– Все признают ее дарование, – сказала ученица. – Как и дарование Джоконола. Мы очень рады, что наши два художника так талантливы.

– А немного дальше еще несколько небольших изображений, – сказал Джоконол, глядя на Эйлу, – шерстистого носорога, пещерного льва и лошади, вырезанной в камне, но туда ведет очень узкий проход, по нему трудно пробраться. А в конце есть еще разные знаковые линии.

– Наверное, нас уже ждут. По-моему, нам пора возвращаться, – сказала ученица.

На выходе из этого похожего на мамонтовую ротонду помещения внимание Эйлы вдруг привлекла ниша на правой стороне основного коридора. Ее охватило смутное беспокойство. Прежде она уже испытывала такое состояние. Впервые это случилось, когда она делала для мог-уров напиток из особых корней. Иза сказала, что нельзя понапрасну растрачивать их магическую силу, и поэтому ей не разрешили заранее попробовать приготовить этот напиток.

В ту памятную ночь особого торжественного ритуала, старательно разжевав магические корни до состояния кашицы, она продолжила приготовление зелья, чувствуя, как постепенно затуманивается ее сознание. Заметив, что в древнем сосуде осталось немного ритуального снадобья, она допила его, чтобы зря не пропадало. Настоявшееся зелье очень сильно подействовало на нее. В полубредовом состоянии она направилась на свет костров в извилистые глубины пещеры и, обнаружив там Креба и других мог-уров, уже не смогла повернуть обратно.

После той ночи Креб изменился, и в ней также произошли какие-то необратимые перемены. Именно с тех пор ее начали посещать загадочные сновидения, а порой даже во время бодрствования она вдруг впадала в странное состояние, в котором оказывалась в каких-то незнакомых местах, где видела странные вещи и даже предупреждения о грозящей опасности. Они стали более четкими и частыми во время их Путешествия.

И сейчас, пристально глядя на стенную нишу, она внезапно почувствовала, будто видит сквозь эту каменную твердь или видит, что происходит внутри камня. Для нее исчезли все отблески света, освещавшие сводчатую стену, а сама скальная порода стала вдруг мягкой и совершенно черной. И Эйла оказалась внутри страшного непроницаемого пространства, не имевшего входа или выхода. Ослабевшая и опустошенная, она в ужасе брела в этом густом мраке. Потом вдруг появился Волк. Он бежал по лугу, спешил ей навстречу, он стремился найти ее.

– Эйла! Эйла! С тобой все в порядке? – сказал Джондалар.

Глава 18

– Эйла! – громче повторил он.

– Что? О, Джондалар. Я видела Волка, – прищурив глаза, сказала она и тряхнула головой, пытаясь избавиться от головокружения и смутного чувства опасности.

– О чем ты толкуешь, как ты могла видеть Волка? Он не пошел с нами. Помнишь? Ты же оставила его с Фоларой, – возразил Джондалар, на лице его отразились страх и озабоченность.

– Я понимаю, но он был здесь, – сказала она, показывая на стену. – Он пришел за мной, когда я нуждалась в его помощи.

– Он уже приходил, – сказал Джондалар, – и уже не раз спасал твою жизнь. Может, это были просто воспоминания?

– Может быть, – сказала Эйла, хотя на самом деле не думала, что его предположение верно.

– Так ты говоришь, что видела Волка прямо на той стене? – спросил Джоконол.

– Не совсем на ней, – сказала Эйла, – но Волк был там.

– Я думаю, нам пора возвращаться, – медленно произнесла ученица, пристально и задумчиво глядя на Эйлу.

– Наконец-то вы пришли, – сказала Зеландони Девятой Пещеры, когда они вернулись в просторный зал. – Надеюсь, вы немного успокоились и подготовились к предстоящему Путешествию? – Она улыбалась, но Эйла отчетливо видела, что эту величественную женщину что-то сильно беспокоит.

После ее оживших воспоминаний о том времени, когда она выпила снадобья, изменившего ее восприятие, и кратковременного видения с Волком Эйла была еще менее склонна пить какие-то зелья и переноситься в зыбкий потусторонний мир; но она понимала, что у нее нет выбора.

– Трудно успокоиться в такой пещере, – заметила Эйла, – и мне страшно пить ритуальный настой, но если ты считаешь, что это необходимо, то я сделаю все, что нужно.

Верховная жрица вновь улыбнулась, и на сей раз ее улыбка была искренней.

– Твоя честность действует ободряюще, Эйла. Конечно, здесь трудно чувствовать себя спокойно. Но именно таково назначение этого места, и ты, вероятно, права насчет этого отвара. Он обладает магической силой. Я хотела объяснить, что после его приема у тебя появятся странные ощущения, далеко не всегда предсказуемые. Его воздействие обычно проходит на следующий день, и я не встречала человека, которому бы оно нанесло вред, но если ты все же боишься, то никто не будет тебя неволить.

Задумчиво нахмурившись, Эйла раздумывала, не отказаться ли ей, она обрадовалась, что ей предоставили право выбора, но теперь отказаться стало еще труднее.

– Если я нужна тебе, то я согласна, – сказала она.

– Я уверена, что твое участие поможет нам, Эйла, – сказала жрица. – И твое также, Джондалар. Но я надеюсь, ты тоже понимаешь, что имеешь право отказаться.

– Ты же знаешь, Зеландони, что общение с миром Духов всегда пугало меня, – сказал Джондалар, – и последние пару дней, копая могилу и исполняя погребальные обязанности, я находился гораздо ближе к следующему миру, чем мне хотелось бы до тех пор, пока Мать не призовет меня туда. Но раз уж я попросил тебя помочь Тонолану, то по меньшей мере должен постараться помочь тебе по мере моих сил. В общем, я был бы рад как можно скорее пройти через это испытание.

– Хорошо, тогда проходите сюда, устраивайтесь на этом кожаном покрывале, и мы начнем, – сказала Верховная служительница Великой Земной Матери.

Когда они сели, молодая ученица налила отвар в чашки. Мельком взглянув на Меджеру, Эйла улыбнулась. Заметив робкую ответную улыбку, она поняла, что эта ученица еще совсем юная девушка. Она выглядела встревоженной и, наверное, впервые принимала участие в такого рода церемонии. Возможно, такой опыт необходим был для воспитания будущих служителей.

– Пейте не спеша, – посоветовал им Третий Зеландони, помогая ученице раздать чашки. – У отвара резкий вкус, но благодаря мятным добавкам он не так уж противен.

Сделав глоток, Эйла подумала, что поспорила бы с определением "не так уж противен". При любых других обстоятельствах она просто выплюнула бы такое зелье. Огонь в очаге погас, но напиток оказался еще достаточно горячим, и она задумалась о том, отчего же так испортился мятный вкус. Во-первых, это был отвар. Его кипятили, а не настаивали, а кипячение никогда не приносит пользу листьям мяты. Она размышляла, могут ли еще какие-то ароматные травы сделать более приятным вкус основных ингредиентов. Возможно, стоило бы добавить лакричник или липовый цвет, но только после того, как снадобье прокипит. В любом случае она не собиралась смаковать этот отвар и решительно осушила чашку.

Она видела, что Джондалар и Зеландони поступили так же. Меджера, вскипятившая воду и налившая всем отвар, тоже выпила свою чашку.

– Джондалар, это тот самый камешек, что ты взял с могилы Тонолана? – спросила Верховная, показывая ему обычный с виду серый камень с острыми краями, одну сторону которого украшал переливчато-голубой опал.

– Да, именно тот самый, – сказал он. Этот камень он узнал бы когда угодно.

– Отлично. Ты нашел очень своеобразный камешек, и я уверена, что он также содержит в себе отпечаток елана твоего брата. Возьми его в руку, Джондалар, и дай ее Эйле, нужно, чтобы вы оба касались этого камня. Подвинься ближе ко мне и дай мне твою вторую руку. Теперь ты, Меджера, садись рядом со мной и держись за мою руку, а ты, Эйла, подвинься немного поближе, тогда вы с Меджерой тоже сможете держаться за руки.

Должно быть, Меджера впервые оказалась в такой ситуации, решила Эйла. Она не представляла, как проводятся обряды Поиска у Зеландонии, хотя ей уже приходилось участвовать в подобных испытаниях сначала с Кребом на Сходбище Клана и, естественно, с Мамутом тоже. Ей вдруг вспомнился последний обряд со старым шаманом Львиного стойбища, когда они общались с миром Духов, и эти воспоминания только еще больше расстроили ее. Когда Мамут узнал, что у нее есть ритуальные корни Мог-уров Клана, ему захотелось попробовать их, но ему были неизвестны их свойства, а они оказались сильнее, чем он думал. Они оба едва выбрались из запредельной пустоты, и Мамут посоветовал ей больше никогда не пробовать это зелье.

Выпившие ритуальный напиток сидели теперь лицом друг к другу, держась за руки; Верховная устроилась на низком, сложенном из подушек сиденье, а остальные расположились перед ней на кожаном покрывале. Одиннадцатый Зеландони принес масляный светильник и поставил его в образованный ими круг. Эйла видела подобные светильники, но этот вдруг очень заинтересовал ее. Она уже начала чувствовать воздействие напитка, когда разглядывала каменную чашу с огнем.

С помощью какого-то твердого, возможно гранитного, орудия были высечены основные контуры этого известнякового светильника, включая чашевидное углубление и выступающую ручку. Потом его отшлифовали песчаником и украсили резными символическими знаками. Напротив ручки, на равных расстояниях друг от друга, на верхнем краю чаши лежали три пропитанных жиром фитиля, и их нижние концы были опущены в жир. Один из фитилей, сплетенный из легковоспламеняющегося и жарко горящего лишайника, который быстро растопил жир, второй, скрученный как веревка из сухого мха, давал хороший свет, а третий, сделанный из какого-то сушеного пористого гриба, так хорошо пропитался жиром, что продолжал гореть, когда все это жидкое топливо уже выгорало. Животный жир для светильников перетапливали в кипящей воде, чтобы вся грязь осела на дно, и когда вода остывала, с поверхности снимали только чистый и светлый жир. Пламя горело ровно, без видимого дыма или копоти.

Мельком глянув вокруг, Эйла с тревогой отметила, что жрецы начали гасить находившиеся в зале светильники. Вскоре огоньки остались только в их круге. Такого скромного освещения было явно недостаточно, но вдруг этот одинокий светильник разгорелся с такой силой, что озарил мягким золотым светом лица державшихся за руки людей. Однако остальная часть зала погрузилась в такую густую и плотную темноту, которая казалась почти удушающей. С недобрыми предчувствиями Эйла повернула голову и заметила слабый проблеск света, идущий из коридора. Должно быть, там еще горели светильники, указывавшие им путь. Нервно вздохнув, Эйла вдруг поняла, что сидела, затаив дыхание.

У нее появились очень странные ощущения. Магическое зелье уже начало действовать. Все вокруг вдруг медленно поплыло, или она сама вдруг стала быстрее двигаться. Джондалар пристально смотрел на нее, и ей показалось, будто она знает, о чем он думает.

Взглянув на Зеландони и Меджеру, она почувствовала примерно то же самое, но ее связь с Джондаларом была сильнее, и она решила, что ее слегка подводит воображение.

Внезапно Эйла услышала музыку, заиграли флейты, барабаны, мелодию которых поддерживали голоса людей, поющих без слов. Она не совсем осознавала, когда появились или даже откуда доносятся эти звуки. Каждый певец выводил незамысловатый монотонный напев. В основном повторялась одна и та же мелодическая фраза, поддерживаемая ритмом барабанного боя, но несколько голосов разнообразили свои мелодии, так же как и большинство флейтистов. Казалось, все исполнители пели вразнобой, но музыка звучала постоянно. В результате разнообразные мелодии и голоса сливались в единое целое. Порой звучание было атональным, порой почти гармоничным, но, в общем, получалась странная и удивительная, красивая и впечатляющая фуга.

Трое соучастников, сидевшие в ритуальном круге, тоже подпевали. Верховная своим красивым звучным контральто вносила разнообразие в мелодический строй. У Меджеры оказался чистый высокий голос, она исполняла простую незатейливую мелодию. Напев Джондалара также не отличался сложностью, очевидно, он с удовольствием напевал фразу собственного сочинения. Эйла никогда прежде не слышала, как он поет, но ей понравился его звонкий голос, четко исполнявший придуманный мотив. Ей подумалось, почему он не пел раньше.

Эйле захотелось присоединиться к ним, но она уже пыталась когда-то петь вместе с Мамутои и поняла, что не способна держать мелодию. В детстве никто ее к этому не приучал, а в зрелости учиться было поздновато. Потом она услышала монотонно звучащий голос одного из ближайших жрецов. Ей вспомнилось, как, живя одна в долине, она обычно так же монотонно бубнила что-то по вечерам, пытаясь убаюкать сама себя и прижимая к животу кожаную накидку, за которую раньше держался ее сын.

Совсем тихо она завела свой монотонный мотивчик и вдруг начала слегка задремывать. В этой музыке было нечто убаюкивающее. Звуки собственного голоса успокоили Эйлу, а голоса других внушили ей чувство надежной защищенности, они словно говорили, что поддержат ее в случае необходимости. Теперь она стала меньше сопротивляться воздействию этого сильного ритуального напитка.

Она остро осознала руки, за которые держалась. Рука молодой ученицы, сидевшей слева от нее, была холодной, влажной и очень вялой. Эйла слегка сжала руку Меджеры, но еле уловила обратный отклик; даже ее пожатие казалось юным и робким. Рука сидевшего справа от нее, наоборот, была теплой, сухой и слегка мозолистой. Они с Джондаларом крепко держались друг за друга, и она с беспокойством ощущала инородный жесткий камень, прижатый к их ладоням, но пожатие Джондалара прибавляло ей уверенности.

Гладкая опаловая сторона камня явно прижималась к ее ладони, а значит, его ребристая спинка прижата к ладони Джондалара. Сосредоточив свои мысли на камне, Эйла почувствовала исходящее от него тепло, словно он вобрал в себя теплоту их сплетенных рук, став с ними единым целым. Ей вспомнился холодный воздух этой пещеры, становившийся все холоднее и влажнее по мере их продвижения в глубины скального массива, но сейчас, сидя на толстом кожаном покрывале, одетая в теплую тунику, она совсем не ощущала холода.

Ее внимание привлекли огоньки светильника; они напомнили о приятном тепле, исходившем от очага. Она пристально смотрела на расплывающиеся огни и, уже не замечая ничего, заворожено уставилась на слившееся воедино огненное пятно. Она следила, как дрожит и трепещет эта желтая солнечная бабочка. И это живое пламя, казалось, откликалось на каждый ее вздох.

Присмотревшись, Эйла заметила, что свечение не такое уж желтое. Она затаила дыхание, чтобы пламя не колебалось, пока она не изучит его. Огонек, колеблющийся на конце фитиля, напоминал заостренный лепесток со скругленным концом и ярчайшим желтым обрамлением. Середина его отливала менее яркой полупрозрачной желтизной, и ее очертания также походили на овальный лепесток. А внутренняя часть его, соприкасающаяся с фитилем, отсвечивала синевой.

Прежде она никогда так внимательно не разглядывала огоньки масляных светильников. Когда она вновь начала дышать, играющее пламя, словно начало, приплясывать на светильнике, двигаясь в ритме музыки. Во время этого танца свет огонька, отражающийся от блестящей маслянистой поверхности топлива, стал более лучезарным. Вскоре ее глаза уже не видели ничего, кроме этого мягкого пламенного свечения.

И у нее вдруг возникло странное ощущение собственной невесомости, легкости и беззаботности, словно она сама порхала в этом теплом световом пятнышке. Все обрело легкую непринужденность. Она улыбнулась и, тихо рассмеявшись, вдруг поняла, что смотрит на Джондалара. Она подумала о жизни, которой он помог зародиться в ней, и внезапно волна страстной любви к нему поднялась и захлестнула ее. Он невольно ответил на ее пылкую улыбку; она видела, как он улыбнулся ей в ответ, и почувствовала себя счастливой и любимой. Жизнь полна радости, и она хотела поделиться ею со всеми.

С сияющим видом она взглянула на Меджеру и была вознаграждена неуверенной ответной улыбкой, потом перевела взгляд на Зеландони, охватив ее благотворным сиянием своей радости. Из бесстрастно спокойного уголка сознания, словно существовавшего помимо ее воли, она видела все с редкостной ясностью.

– Я готова вызвать елан Шевонара и провести его в мир Духов, – произнесла Верховная жрица, закончив музыкальную фразу. Ее голос звучал глуховато и странно даже для ее собственных ушей. – Мы поможем ему, а потом я попытаюсь найти елан Тонолана. Джондалар и Эйла помогут мне. Думайте о том, как он умер и где покоится его прах.

Звучание ее голоса показалось Эйле мелодией, становившейся все более громкой и сложной. Стены зала отражали и усиливали звуки, и могущественная жрица, вновь запев, словно стала некой частью отраженного напева, частицей самой пещеры. Глаза Зеландони закрылись. Вновь открыв их, она, казалось, видела уже какую-то иную реальность. Потом зрачки ее глаз закатились, остались одни белки, и веки опять закрыли их, когда она резко подалась вперед.

Рука Меджеры задрожала. Эйла подумала, дрожит ли молодая ученица от страха или просто от волнения. Она вновь взглянула на Джондалара. Он смотрел на нее, но, улыбнувшись ему, она вдруг поняла, что его взгляд устремлен в пространство и видит он не ее, а нечто очень далекое, выплывающее из глубин его сознания. Внезапно она сама перенеслась в окрестности своей долины.

Она услышала звуки, от которых у нее похолодела кровь в жилах, а сердце отчаянно забилось в груди: громогласный рев пещерного льва и истошный вопль человека. Джондалар был там с ней, словно внутри ее; она почувствовала, как болит его покалеченная львом нога, как он теряет сознание…У нее застучало в висках, и Эйла остановила лошадь. Прошло очень много времени с тех пор, как ей в, последний раз довелось услышать человеческий голос, но она поняла, что кричит именно человек, и почувствовала, что они с ним одного племени. На нее напала оторопь, и она утратила способность рассуждать здраво. Этот крик прозвучал как мольба о помощи, на которую она не могла не откликнуться…

Бессознательное присутствие Джондалара больше не препятствовало ее восприятию. Она видела вдалеке могущественную Зеландони; Меджера находилась ближе, но ее облик был более расплывчатым. Всех объединяла музыка, голоса, звуки флейты, тихие, но поддерживающие и успокаивающие, и барабанный бой, низкий и звучный.

Она услышала, как рычит пещерный лев, и разглядела рыжую гриву. Только теперь она отдала себе отчет в том, что Уинни совсем не испугалась, и поняла почему…

– Это же Вэбхья, Уинни, наш Вэбхъя!

Эйла увидела на земле два тела и, отогнав пещерного льва, опустилась на колени, чтобы осмотреть их. Она действовала, как надлежало целительнице, но испытывала при этом удивление и любопытство. Она поняла, что перед ней двое мужчин, но они оказались первыми людьми из племени Других, с которыми ей пришлось столкнуться в сознательном возрасте.

С первого же взгляда она догадалась, что темноволосому мужчине уже ничем не поможешь. Он лежал в неестественной позе – у него была сломана шея. Оставшиеся на его горле следы зубов поведали ей, как все произошло. И хотя ей никогда прежде не доводилось встречаться с этим человеком, его гибель опечалила ее. На глазах у нее выступили слезы. Разумеется, она не питала к нему привязанности, но ей показалось, что она утратила нечто бесценное. Она так мечтала встретить людей своего племени, а нашла лишь бездыханное тело.

Эйле хотелось похоронить его как полагается, по, осмотрев второго мужчину, она поняла, что ей не удастся этого сделать. Мужчина с золотистыми волосами еще дышал, хотя из рваной раны на ноге хлестала кровь и с каждым мгновением его шансы на то, чтобы остаться в живых, уменьшались. Надо постараться как можно быстрее доставить его в пещеру, где она сможет обработать рану. А хоронить второго некогда.