Текст книги "Под защитой камня"

Автор книги: Джин Мари Антинен Ауэл

Эйла опять шла рядом с Мартоной почти в начале процессии. Она заметила, что Ларамар, поглядывая на нее, направился в хвост Девятой Пещеры и в итоге занял место перед вождями Третьей Пещеры. Хотя Манвелар старался держать дистанцию, оставляя небольшой промежуток между двумя разными Пещерами, Ларамар вместе со своей высокой костлявой подругой и целым выводком детей шел достаточно медленно, чтобы отделиться от впереди идущих. Эйла вскоре убедилась, что он делает это специально, пытаясь создать впечатление, что его семья идет первой в следующей за ней Пещере, а не последней в той, что идет впереди, хотя все, разумеется, знали статус его семьи и к какой Пещере она принадлежит.

Длинная цепочка людей выстроилась в один ряд, когда процессия приблизилась к узкой тропе перед Большой Скалой, затем, воспользовавшись удобными плоскими камнями, все переправились через Рыбный ручей, сбегавший вниз по дну долины Мелкоречья. Когда тропинка вновь прижалась к Неприступному Утесу, все пошли гуськом до Переправы, но, оказавшись на другом берегу, не пошли, как прежде, на юг к Скале Двуречья, а повернули обратно к северу, выйдя на другую тропу.

Больше не ограниченные узкой тропкой между скалистым берегом и рекой, Зеландонии рассредоточились и шли по двое или по трое в ряд по ровному лугу пойменных земель, потом миновали череду холмов, которые Эйла уже видела с другого берега Реки. Солнце клонилось к западу, приближаясь к вершинам далеких скал, люди подошли к небольшой изолированной, исключительно ровной котловине с известняковыми склонами. Процессия замедлила движение и остановилась.

Оглянувшись, Эйла окинула взглядом пройденный путь. Крутые, озаренные солнцем скалы отбрасывали густую тень на луга свежей летней травы. Естественная приглушенная желтизна известняка, исполосованная темными выщелоченными примесями, приобрела темно-пурпурный оттенок, и унылый мрак опустился на воду, текущую у подножия этих скалистых твердынь. Он протянулся также и за Реку, скрывая кусты и деревья, обрамляющие берег, хотя укороченные силуэты самых высоких деревьев еще вздымались над этой медленно наползающей тьмой.

Видимые отсюда каменные стены с вершинами, опушенными травами и редкими кустами, являли собой неожиданную картину унылого и мрачного великолепия. К югу, прижимаясь к кромке воды, вздымались стены Неприступного Утеса и Большой Скалы, соседствующие с долиной Мелкоречья. Скальный массив, отступивший от Реки и давший место Общему Полю, отклонялся к рельефным провалам пещер на террасе перед Нижним водопадом и, наконец, как раз в том месте, где Река круто поворачивала на восток, завершался огромным навесом Девятой Пещеры.

Когда движение возобновилось, Эйла заметила, что несколько человек зажгли факелы.

– Может, мне тоже следовало захватить факел, Вилломар? – спросила она идущего рядом с ней мужчину. – Наверное, уже совсем стемнеет, когда мы будем возвращаться.

– Так и надо, чтобы стемнело, – сказала Мартона; она шла рядом с Вилломаром с другой стороны, – тогда мы зажжем много факелов. Покинув кладбище, люди зажгут факелы, чтобы освещать путь, но мы разойдемся в разные стороны. Надо будет разделиться на группы, чтобы запутать духов. Елан Шевонара и любые другие оказавшиеся поблизости духи могут попытаться последовать за нами. В темноте их легче запутать, и если им удастся выбраться за частокол, то они не поймут, за каким огоньком им следовать.

Когда процессия подошла к кладбищу, темнота которого подчеркивалась огненными факельными язычками, Эйла сразу почувствовала какой-то сильный запах. Горящие факелы, производящие в равной мере дым и свет, расположились вокруг частокола. Подойдя ближе, она увидела ограждение из резных колов, которые окружали эту священную землю.

– Какой сильный запах у этих факелов, – заметила она.

– Да. Зеландони изготавливают особые погребальные факелы. Они служат защитой от духов, чтобы обезопасить кладбище, или, наверное, лучше сказать – уменьшить его опасность, – пояснила Мартона. – Кроме того, благодаря дыму этих факелов легче будет перенести любое другое зловоние.

Служители шести Пещер расположились по границе этого круга на равных расстояниях друг от друга, обеспечивая людям защиту. Верховная жрица встала за изголовьем могилы, затем четверо мужчин внесли на освещаемое факелами кладбище погребальный гамак. Двое впереди стоящих мужчин прошли по правому борту и остановились перед Верховной жрицей, а их напарники остались в конце выкопанной ими сегодня траншеи.

В молчаливом ожидании они держали тело покойного в похоронном гамаке над могилой. В освещенный факелами кладбищенский круг вступили также члены семьи и вожди Пещеры Шевонара, остальные столпились вокруг резного частокола, ограничивающего священную землю.

Зеландони Девятой Пещеры сделала шаг вперед. Она помедлила немного, и почти сразу наступила тишина. Вся толпа просто затаила дыхание. Эту тишину прорезал отдаленный рев пещерного льва, сменившийся лаем гиены, который словно определил настроение. Следующий услышанный Эйлой звук был жутким и пронзительным. Совершенно потрясенная, она задрожала от ужаса; и она была не одинока в своем чувстве.

Она уже слышала прежде жутковатую, какую-то потустороннюю, музыку флейты, но недолго. Манен играл на этом инструменте во время Летнего Схода Мамутои. Она вспомнила, как провела традиционный погребальный ритуал Клана для Ридага, ребенка, напоминавшего ей ее собственного сына, потому что Мамуты не позволили хоронить ребенка смешанных духов, усыновленного Неззи, по традициям Мамутои. Но вопреки всем Манен заиграл на флейте, когда она исполняла своеобразный танец на безмолвном языке Клана, призывая Великого Пещерного Медведя и дух ее тотема принять Ридага в следующий мир Клана.

Ей вспомнились похороны Изы, когда однорукий Мог-ур по-своему проводил тот обряд над ее могилой. Потом Эйла вспомнила его смерть. После землетрясения она зашла в пещеру, где находилась погребальная пирамида Изы, и нашла его там с пробитой головой, заваленным упавшими сверху обломками. Она также проводила его в следующий мир, поскольку никто не осмелился войти в эту пещеру, еще сотрясавшуюся от слабых толчков землетрясения.

Но звук этой флейты навеял и другое воспоминание. Она слышала его еще до того, как встретилась с Мамутои, на традиционной церемонии, посвященной Пещерному Медведю на Сходбище Клана. Мог-ур другого Клана играл на подобном инструменте, хотя пронзительные трели, символизирующие духовный голос Урсуса, отличались по тональности и тембру как от голоса флейты Манена, так и от музыки, звучащей сейчас.

От этих мыслей ее отвлекла Верховная жрица, которая начала говорить проникновенным и звучным голосом:

– Великая Земная Мать, Главная Прародительница, Ты призвала Твое дитя обратно к Себе. Он стал жертвой, призванной в обмен за Духа Бизона, и Зеландонии, дети Твои, живущие в этом юго-западном краю, просят Тебя удовольствоваться одной этой жизнью. Он был храбрым охотником, добрым мужем и хорошим оружейником. Он почитал Тебя в этой жизни. Мы просим Тебя: проведи его благополучно в Твои пределы. Его жена горюет о нем, ее дети любили его, племя уважало его. Он призван к Тебе в расцвете сил. Да будет удовлетворен Дух Бизона, о Дони, да удовольствуется он одной жертвой.

– Да удовольствуется одной жертвой, о Дони, – вторили остальные жрецы. И все собравшиеся Зеландонии почти в унисон повторили эту мольбу.

Зазвучали новые инструменты. Исполняемая ими ритмичная мелодия была слегка приглушенной – или, вернее, не четко определенной, – поскольку начали играть одновременно несколько инструментов. Они представляли собой обручи, туго обтянутые кожей и снабженные рукояткой. Жуткие трели флейты переплетались и дополняли ритмические удары этих своеобразных барабанов. Эмоциональный стиль музыки, казалось, высвобождал чувства, побуждал облегчить душу слезами. Релона вновь начала плакать и причитать о своей горестной утрате. Вскоре у всех собравшихся появились на глазах слезы, и они начали причитать и оплакивать ушедшего соплеменника.

Потом мощное и звучное контральто присоединилось к ритмичной музыке барабанов и, сливаясь с флейтой, украсило бессловесную мелодию новыми оттенками. Впервые Эйла услышала, как люди поют, когда жила в племени Мамутои. Большинство обитателей Львиного стойбища любили петь, по крайней мере, хором. Она наслаждалась, слушая их, и даже пыталась подпевать, но пение, похоже, не входило в число ее талантов. Она могла что-то монотонно напевать, но не умела держать мелодию. Она восхищалась исполнением лучших певцов, но никогда прежде не слышала такого глубокого и звучного голоса. Это пела Зеландони, Верховная жрица, и Эйла была потрясена до глубины души.

Двое мужчин, стоявших перед могилой, повернулись лицом к своим напарникам, затем они сняли жерди с плеч и начали опускать покачивающийся погребальный гамак. Могила была неглубокой, и жерди, сделанные из молодых деревьев, превосходили ее по длине. Когда концы жердей коснулись земли, тело уже почти лежало на дне ямы. Отвязав слабо завязанные веревки гамака, мужчины опустили их также в могилу.

Они притащили обратно шкуру, на которой лежала вынутая из ямы земля. За могилой, в ногах покойного, установили высокий кол, укрепив его рыхлой землей. За головой покойного поместили более короткий кол, на котором было вырезано и раскрашено красной охрой изображение абелана Шевонара. Его личный знак будет показывать место его захоронения, предупреждая, что там покоится его тело и что его дух может витать поблизости.

Пытаясь сдерживать свои чувства, Релона на негнущихся ногах подошла к могиле. Она постояла около земляной кучи, потом, словно рассердившись, схватила руками по горсти земли и бросила их на дно могилы. Две пожилые женщины помогли ее детям сделать то же самое, затем сами бросили землю на скрытое под циновкой тело. За ними потянулись все Зеландонии, каждый брал по две пригоршни земли и бросал их в могилу. К тому времени, когда все проделали этот ритуал, над могилой уже возвышался земляной холмик.

Несколько человек подошли и добавили еще немного земли. Потом вдруг Релона рухнула на колени и, почти ослепленная слезами, привалилась к рыхлой могильной насыпи и горько зарыдала. Ее старший ребенок вернулся за ней и стоял рядом, плача и прижимая к глазам кулачки, чтобы смахнуть слезы. Потом младшая, выглядевшая растерянной и смущенной, девочка подбежала к матери и потянула ее за руку, стараясь поднять и успокоить.

Эйла размышляла, куда делись старшие помощницы и почему никто не пытается утешить этих детей.

Глава 16

Немного погодя Эйла заметила, что мать начала реагировать на рыдания перепуганной младшей дочери. Релона оторвалась от могильного холма и, даже не отряхнувшись, прижала к себе девочку. Старший сын присел рядом с ними и обнял мать за шею. Она обняла и его тоже, и они все трое сидели там, продолжая плакать.

Но это уже другой плач, подумала Эйла, не такой отчаянный, как прежде, он звучит приглушенно печально, более спокойно. Потом по знаку Зеландони, несколько человек, среди которых были жрецы и Ранокол, брат Шевонара, помогли семье подняться и увели ее прочь от могилы.

Боль Ранокола, вызванная утратой брата, была не менее острой и сильной, чем боль Релоны, но выражалась она по-другому. Он продолжал терзаться вопросом, почему именно Шевонару, а не ему пришлось стать жертвой. У его брата была семья, а у него не было даже подруги. Эти мысли неотвязно преследовали Ранокола, но ему не хотелось говорить о них. Если бы было возможно, он вообще предпочел бы не участвовать в погребальном ритуале и уж тем более не стал бы рыдать на могиле. Ему хотелось лишь как можно скорее уйти отсюда.

– Мы вернули Шевонара из Девятой Пещеры Зеландонии к Твоей груди, Великая Земная Мать, – нараспев произнесла Зеландони.

Все люди, собравшиеся на похороны Шевонара, стояли вокруг могилы, и Эйла почувствовала атмосферу ожидания. Что-то должно сейчас произойти, все взгляды были устремлены на Верховную жрицу. Барабаны и флейты продолжали играть, но эти звуки уже стали частью окружающей среды, и Эйла заметила их только тогда, когда стиль музыки изменился и Зеландони вновь начала петь.

 
Безвременный хаос вихрем пылил и кружил,
Праматерь сущего из мрака он породил.
Пробудилась Она и величие жизни познала,
Лишь пустынная тьма Земную Мать огорчала.
 

Люди подхватили нестройным хором – одни пели, другие просто произносили текст:

 
Мать горевала.
Одна горевала.
 

 
Верховная жрица вновь продолжила петь одна:
Взметнула Она свою родовую пыль во мгле
И сотворила друга светлого, подобного себе.
Росли они в любви, дружили, как брат и сестра,
И решили союз основать, когда зрелость пришла.
И люди вновь завершили куплет следующими словами:
Вокруг Матери он парил.
Светлый спутник Ее любил.
 

Эйла поняла, что жрица исполняет знакомую всем ритуальную песню, которую все ждали. Начало песни показалось очень интересным, и Эйле захотелось узнать продолжение. Она внимательно слушала, как Зеландони продолжала петь куплеты, а люди дополняли их припевами, подчеркивая смысл каждого четверостишия.

 
Счастливым и радостным было их жизни начало,
Но полное сходство сердце Матери омрачало.
Материнская сущность жаждала обновленья,
И, друга любя, мечтала Она о новом творенье.
Материнское сердце хотело любить.
Новую жизнь творить.
 
 
В первозданный хаос смело бросилась Мать,
Чтоб животворную искру найти и познать.
Мрачен, бесплоден ураган и страшно студен.
Черный и жуткий ужас наводит он.
Мрачен ураган и студен.
Ужас наводит он.
 
 
Но Мать оказалась смелей и сильней,
И новая жизнь зародилась в Ней.
Во чреве Ее рос и зрел огненный жар.
Материнской гордости и любви дар.
Мать была в тягости.
Делилась жизни радостью.
 
 
Пустынную Землю терзало черное ледяное томление,
С надеждой ждала Она светлого таинства рождения.
И кровь Ее породила жизнь, согрелась плоть Ее дыханием.
Разверзлось каменное чрево для нового создания.
Мать обрела дар рождения.
Новой жизни творения.
 
 
И воды Ее родовые наполнили реки и моря до берегов,
Они напоили почвы, пробудив жизнь лугов и лесов.
Каждая драгоценная капля давала новой жизни ростки,
И пышный зеленый покров украсил просторы Земли.
Хлынул вод Ее разлив,
Зеленый покров породив.
 
 
В бурных родах извергся из чрева огненный шар,
Она претерпела все муки, познавая новой жизни дар.
Капли крови ее застыли, алыми камнями краснели.
Но лучезарное дитя оправдало Ее тяжкие потери.
Огромным счастьем Матери был Яркий сверкающий сын.
 

У Эйлы перехватило дыхание, когда она услышала эти слова. Казалось, в песне рассказывалось о том, как она рожала своего сына, Дарка. Она вспомнила родовые муки, вспомнила, что все тяготы оказались оправданными. Дарк был для нее огромным счастьем. А великолепный голос Зеландони уже пел дальше:

 
И вздыбились горы, извергнув питательный пламенный сок,
На вершинах груди Ее горной кормился сынок.
И взметнулось в черную даль высоко
Великой Матери огненное молоко.
В небо взметнулось высоко
Материнское молоко.
 

Этот отрывок показался Эйле очень знакомым. Встряхнув головой, она словно попыталась упорядочить воспоминания. Конечно, Джондалар рассказывал об этом во время Путешествия.

 
Смеясь и играя, яркий сын Ее рос и мужал.
На радость Матери тьму ночи освещал.
Но с молоком Ее впитал он знаний жажду,
И мир отправился он познавать однажды.
Сын Ее стал большим.
Ум его жаждой знаний томим.
 
 
Чтобы сына зачать, отыскала Мать животворный родник.
Но теперь тот же хаос и мрак Ее сына манит.
Тепло и уютно под крылом Материнским жить,
Но дух молодой стремится сумрачность тайны постичь.
Враждебный хаос их окружал.
Но сын Ее уйти пожелал.
 

Воспоминания продолжали мучить Эйлу. «Не только Джондалар рассказывал мне об этом. У меня такое ощущение, словно я уже знаю эту историю, или, по крайней мере, ее суть. Но где я могла услышать ее? О, по-моему, вспомнила. Лосадуни! Я запомнила все, чему он научил меня! Он рассказывал подобную историю о Матери. Джондалар даже повторял отрывки из нее во время того ритуала. Она была не совсем такой же и рассказывалась на другом языке, хотя языки Лосадунаи и Зеландонии похожи. Именно поэтому я так быстро начала понимать их разговоры». Слушая дальше Зеландони, Эйла сосредоточилась и, припомнив детали Лосадунийской истории о Матери, начала замечать сходства и различия двух легенд.

 
Тихо подкрался хаос, не тревожа Матери сон,
Заманчивой неизвестностью во мраке поблескивал он.
Увлек он дитя неразумное в мрачный холодный тлен.
Взметнулся тьмой ураганной и захватил его в плен.
Мрачный холодный хаоса тлен.
Захватил лучезарного сына в плен.
 
 
Ликование лучезарного сына прошло,
Необъятный ледяной мрак сковал его.
Опрометчивый отпрыск терзался раскаянием,
Не открылись ему сокровенные тайны.
Он терзался раскаянием,
Не познав сокровенных тайн.
 
 
Но как только хаос утащил его к истокам ледяным,
Пробудилась Мать и бросилась за сыном Своим.
И бледного друга и брата призвала с высоты
Для спасения яркого сына из мрачной тьмы.
Мать боролась с объятьями тьмы,
Видя яркого сына следы.
 

Эйла улыбнулась, догадываясь, какие стихи последуют дальше или, по крайней мере, каким будет их смысл. Великая Земная Мать расскажет Ее старому другу, лунному месяцу, о том, что случилось с Ее сыном.

 
Она приветствовала былого возлюбленного приход
И поведала причину печали и горя Ее исход.
Милый друг приобщился к Ее борьбе с мрачным тленом,
Чтобы спасти Ее лучезарное дитя из ледяного плена.
 

А слушатели стали предлагать уже свои дополнения, отметила Эйла. Именно так обычно и рассказывается эта история. Сначала Лосадуни, или Зеландони, рассказывает отрывок, потом слушатели повторяют суть по-своему:

 
О коварстве хаоса поведала Она.
Как пленила сына ледяная глубина.
 

И вновь настал черед Зеландони:

 
Долгая схватка истощила запас Материнских сил,
И тогда Ее светлый друг смело в борьбу вступил.
Она в сон погрузилась, а он сражался с холодной мглой,
Проколов ее светлой своей иглой.
Его дух был сильным пока,
Но долгой и схватка была.
 
 
Все силы духа собрав, сражался Ее светлый друг.
В жестоких боях светил его круг,
Но вскоре глаз его большой зоркость потерял.
Не дремал коварный враг, а без устали мрак создавал.
В смертельный бой он бросался не раз.
И потерял зоркость его большой глаз.
 
 
В кромешной тьме с криком пробудилась Мать.
Бросилась бледного друга искать.
В схватку мгновенно вступила Она
И сорвала темный покров с его лица.
Но под бледным ликом луны
Не найти Ей сына следы.
 
 
Жар Ее огненного сына ураган охладил,
Иссякло тепло, ледяной хаос его победил.
Пронзительный ветер принес снега,
И зелень вся скрылась под коркой льда.
Совсем опустела Земля.
Все растения скрыли снега.
 
 
Кручинилась Мать в печальном волнении,
Но продолжала борьбу за спасение.
К победе упорно стремилась Она,
Ради возрождения силы Ее сияющего сына.
Она продолжала борьбу,
Чтобы силы вернуть ему.
 
 
И Ее светлый друг вновь схватился с врагом коварным,
Державшим в холодном плену Ее дитя лучезарное.
Ради Ее любимого сына с удвоенной силой сражались они,
И их неукротимые стремления победу принесли.
Вновь возгорелся жизни жар.
Сияющий вернулся дар.
 

Великая Земная Мать и Лунный Месяц вернули Солнце, но это еще не все; Эйла с нетерпением ждала продолжения.

 
Но суровый мрак тосковал по согревающему огню.
А Мать защищала сына и не уступала ему.
Удалось ураганному смерчу сына Ее растянуть
И проложить по небу его сияющий путь.
Удалось урагану сына Ее растянуть.
И пролег по небу его сияющий путь.
 

«Неужели вариант Зеландонии длиннее легенды Лосадунаи? Или так просто кажется? Возможно, песенное исполнение кажется более долгим, но мне правда нравится эта песня. Мне хотелось бы лучше все понять. Наверное, такие песни меняются время от времени, появляются новые варианты стихов, иначе описывающие события», – думала Эйла.

 
Днем Великая Мать держала в узде ураган,
И свет Ее сына горячим жаром сверкал.
Однако под вечер стала Мать уставать,
И сумрак ночи из тьмы выступал опять.
Свет сына днем Мать оживлял,
А ночью тьмы черед наступал.
 
 
С болью в сердце Великая Мать жила,
Между ней и сыном навеки пропасть легла.
Горевала Она, видя, как он кружит в вышине,
Но воспрянула духом и новую жизнь зачала на Земле.
И духом вновь воспрянула Мать,
Чтоб новую жизнь на Земле создать.
 
 
Вот хлынули на голую Землю воды Ее возрождения,
И вновь оделись поля в нарядную зелень растений.
Обильно и вечно утрат Ее изливаются слезы,
Взметая соцветья радуг и сияюще чистые росы.
Зеленый наряд возродился.
Но слезы Матери стынут на листьях.
 

«Мне очень нравится заключительная часть, но интересно, как Зеландони споет ее», – подумала Эйла.

 
С оглушительным грохотом разорвала
Она глубины скал,
И из недр Ее бездонного чрева наш мир восстал.
Мир земной в изобилии видов и форм,
Чрево Матери породило детей целый сонм.
Покинутая Мать новую жизнь обрела
И множество детей Земле дала.
 
 
От мала и до велика, все дети были разного вида,
Ходили они и летали, плавали, ползали или скакали.
Но все они были прекрасны, Ее духа вобрав сладость,
И возрождались в потомках, соединяясь в радости.
Такова была Матери Воля.
И исполнилась жизни Земля.
 
 
Исполнилась Земля животными в горах и лесах,
Рыбы плавают в морях, птицы щебечут в небесах.
Не придется больше Матери грустить.
Все дети теперь вместе с Ней будут жить.
Рядом с Ней они будут жить,
И не будет Мать Земля грустить.
 
 
С гордостью Мать взирала на чад своих,
Но истратила запас животворных сил на них.
Осталось лишь воплотить в жизнь последнее нововведение,
Детей, способных понять смысл и ценность Ее творений.
Они будут Мать почитать
И богатства Ее охранять.
 
 
Первую Женщину зрелой Мать сотворила,
Всеми земными благами ее наделила.
И главный Дар Великая Мать ей передала.
Пробудившись, познала величие жизни она.
Первая Женщина человеческого рода.
Познала величие жизни природной.
 
 
Даром и жаждой познания ее наделила Мать,
Дабы стремилась она ценности жизни познать.
Первая Женщина должна была мудрою стать,
Чтобы будущим детям своим эти Дары передать.
Первая Женщина должна была мудрою стать,
Чтоб детям своим Дары Матери передать.
 
 
Истощились запасы животворных Земных сил,
Раздарила их Мать всем тварям земным.
Обрели они способность плодиться – Дар размножения,
И Женщину благословила Даром возрождения.
Но одинока Женщина была.
В одиночестве тосковала она.
 
 
Мать вспомнила, как тоскливо Ей было одной
И как согревала Ее любовь друга во тьме ночной.
Вот тогда последнюю искру Мать отдала,
На радость Женщине Первого Мужчину создала.
Последнюю искру Мать отдала.
Первого Мужчину Она создала.
 
 
Великая Мать наделила людей Даром возрождения
И завещала им жить на Земле, в Ее владениях.
И завещала им чтить всех тварей живых, все земные плоды,
Оберегать реки и моря, гор, лесов и лугов Дары.
Под защитой камня кров нашли они,
Но почитали все Дары Матери Земли.
 
 
Изобильную жизнь Своим детям обеспечила Мать
И решила любовный Дар им в награду послать.
Ниспослать им Дар Радости, соединяющий Дар,
Дабы радовал Мать их свободный любовный жар.
Лишь почитая и славя Великую Мать,
Можно Благо Даров Ее познать.
 
 
И возрадовалась счастью детей Своих Земная Мать,
Науку любви и нежности сумели они познать.
Она пробудила в них чувства взаимной любви,
И ниспосланные Ею Дары Радости Глубоко оценили они.
Сердце Матери согрел жар их любви.
Дети Ее радость любви обрели.
И, одарив детей всей щедростью земной,
Великая Мать ушла на покой.
 

Эйла ждала продолжения, но поскольку молчание затягивалось, она поняла, что Песня Матери подошла к концу.

Люди, парами или небольшими группами, направились обратно по своим Пещерам. Одни попадут домой лишь после полуночи, другие решили пойти ночевать к друзьям или родным. Группа учеников и самих Зеландони осталась на кладбище для завершения самой таинственной части погребальной церемонии, им предстояло дождаться здесь утра.

Несколько человек проводили домой Релону и ее детей, провели всю ночь в ее жилище, расстелив на полу спальные скатки. Считалось, что ее нельзя оставлять в одиночестве. Еланы скончавшихся супругов, как было известно, стремятся вернуться в свои дома, пока не осознают того, что уже не принадлежат этому миру. Скорбящие супруги отличаются восприимчивостью к вторжению таких странствующих духов и нуждаются в надежной защите соплеменников, способной предотвратить пагубное влияние мира Духов. Пожилые люди особенно остро переживали смерть своих спутников, и их легко было соблазнить последовать за еланами супругов в следующий мир. К счастью, Релона была пока молодой, и ее дети нуждались в ее любви и заботе.

Эйла присоединилась к людям, оставшимся с опечаленной вдовой, и Релона обрадовалась ее присутствию. Джондалар также хотел пойти с ними, но когда он закончил свои ритуальные обязанности, было уже слишком поздно: в доме Релоны собралось так много людей, что ему уже негде было разместиться. Эйла помахала ему рукой из дальнего конца помещения. Волк был при ней, и, вероятно, из-за него, вокруг нее еще оставалось немного свободного места, но, пытаясь пробраться к ней, он разбудил несколько человек. И Мартона, лежавшая ближе к выходу, посоветовала ему идти спать домой. Испытав легкое чувство вины, Джондалар с облегчением вздохнул. Его не особенно привлекала перспектива всю ночь отгонять странствующих духов. Кроме того, он сегодня совсем вымотался, достаточно долго пробыв в непосредственной близости к этому духовному миру. Пожалев, что с ним нет Эйлы, он улегся на лежанку и почти мгновенно уснул.

Вернувшись в Девятую Пещеру, Верховная жрица сразу прошла в свой дом. Вскоре ей предстоит совершить другое Путешествие в следующий мир, и ей необходимо было заняться медитацией, чтобы подготовиться к нему. Она перевернула свою нагрудную бляху обратной, неокрашенной, стороной наружу. Ей нужна была полная сосредоточенность. Нужно будет постараться не только провести в иной мир дух Шевонара, но и отыскать елан Тонолана, однако для этого ей понадобится помощь Джондалара и Эйлы.

Утром Джондалару вдруг очень захотелось заняться любимым делом и изготовить парочку хороших скребков и ножей. Он все еще испытывал безотчетную тревогу из-за того, что стал непосредственным участником тайного ритуального обряда. Обработка кремня доставляла ему удовольствие, и, держа в руках твердые куски камня, он мог быстро забыть о бесплотных и смутных туманностях опасного и зловещего мира Духов.

Он вытащил мешок с кремнем, добытым на земле Ланзадонии. Даланар проверил желваки, принесенные Джондаларом с месторождения, кремень в котором отличался самым лучшим в здешних местах качеством. Он посоветовал ему, какие желваки лучше взять с собой, и помог избавиться от лишнего веса, сделав пригодные для работы заготовки и нуклеусы. Лошади могли унести гораздо больше, чем люди, но кремень все-таки был очень тяжелым. Удалось взять с собой не так уж много камней, но когда он просмотрел их, то вновь оценил их прекрасное качество.

Выбрав два приглянувшихся ему нуклеуса, он сложил остальные обратно в мешок и достал кожаный сверток с инструментами обработки кремня. Развязав веревки, он аккуратно разложил костяные и роговые отжимники, ретушеры и отбойники, тщательно проверяя сохранность каждого инструмента. Потом он завернул их обратно в кожаный лоскут вместе с выбранными кремневыми ядрищами. И вскоре Джондалар собрался и решил обосноваться где-нибудь в сторонке, чтобы поработать с кремнем. Острые кремневые осколки во время работы беспорядочно разлетались в разные стороны. Мастера, серьезно относящиеся к обработке этого камня, обычно предпочитали работать подальше от мест, где жили люди, особенно от тех, где бегали босоногие дети и их обремененные многочисленными заботами матери или воспитатели.

Откинув в сторону входной занавес, Джондалар вышел из дома. Выйдя на открытую террасу, он взглянул на серое, затянутое тучами небо. Грустно моросил дождик, не располагая к выходу из-под скального навеса, на обширном пространстве которого шла уже активная деятельность. Никто не оговаривал особое время для занятий личными делами, но в такой день многие предпочли поработать над осуществлением собственных бытовых или художественных замыслов. Установив защитные заслоны или закрепив веревками шкуры, предохраняющие от ветра и дождя, люди развели несколько костров для обеспечения дополнительного освещения и тепла, впрочем, в такое холодное утро теплая одежда также являлась существенной.

Джондалар улыбнулся, увидев идущую ему навстречу Эйлу. Встретившись, они, как обычно, приветственно потерлись щеками, и он с удовольствием вдохнул ее знакомый женский запах. Это напомнило ему, что прошедшей ночью они не спали вместе. Ему вдруг захотелось увлечь ее обратно в постель и отдаться более привлекательному, чем сон, времяпрепровождению.

– Я как раз собралась зайти в дом Мартоны поискать тебя, – сказала она.

– Я проснулся с желанием немного поработать с кремнем, привезенным из кремневого пласта месторождения Даланара. Хочется изготовить пару новых орудий, – сказал он, показывая ей знакомый кожаный сверток. – Но похоже, что сегодня утром всем захотелось немного поработать. – Он глянул на заполненную людьми рабочую площадку. – По-видимому, мне придется уйти куда-нибудь подальше.

– Где ты собираешься работать? – спросила Эйла. – Мне хотелось навестить лошадей, но позже я могла бы зайти к тебе.

– Наверное, я пойду за водопад. Там у нас принято колоть кремень, – сказал он. Потом, подумав немного, добавил: – Ты хочешь, чтобы я помог тебе с лошадьми?

– Не надо, если только тебе самому не хочется, – сказала Эйла. – Я просто проверю, все ли у них в порядке. Не думаю, что я буду кататься на них сегодня, хотя можно предложить Фоларе прокатиться на Уинни. Я говорила с ней об этом раньше, и ей явно пришлось по душе мое предложение.

– Забавно было бы посмотреть на нее, но мне действительно очень хочется немного поработать сегодня, – сказал Джондалар.

Они прошлись вместе до конца рабочей площади, и Джондалар пошел дальше в сторону Нижнего водопада, а Эйла с Волком отправились на поиски Фолары. Плотные серые облака надежно укрыли небесную голубизну, мелкий дождь разошелся не на шутку, и, ожидая, когда он утихнет, Эйла с увлечением рассматривала, какими делами занимаются люди на рабочей площадке. Каждое ремесло или творческая деятельность обычно вызывали у нее такой глубокий интерес, что она с легкостью забывала обо всем на свете. Под навесом сложилась спокойная рабочая обстановка. Некоторые этапы любого ремесла требовали особой сосредоточенности, но привычно повторяющиеся действия позволяли людям общаться друг с другом. Большинство работающих с удовольствием отвечали на ее вопросы, показывая и объясняя свои способы изготовления тех или иных вещей.

Фолара вместе с Мартоной крутились около ткацкого станка, и в данный момент начатую ими работу не так-то легко было остановить. Эйла с удовольствием осталась бы и посмотрела за процессом ткачества, но понимала, что нужно уделить внимание и лошадям. Она пообещала Фоларе, что они с ней навестят лошадей в другой раз, и, когда дождик слегка утих, решила все-таки выйти из-под навеса, пока он опять не припустил.