Текст книги "Тайна "Сиракузского кодекса""

Автор книги: Джим Нисбет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

XXV

Все заговорили разом:

– Но он же пропал в 1830 году!

– Даже сержант Мэйсл никогда его не видела!

Я напряг свои оттаивающие мозги.

– Кажется, в 1830-м еще даже не изобрели фотографию? Не говоря уж о цветной съемке?

– Ага, – сказал Бодич. – Мы вручим тебе кольцо дешифратора и маленький значок, Дэнни.

– Кха-кха-кха…

Мисси так разволновалась, что неожиданно утратила способность к связной речи.

– Это же значит… значит…

– Это значит, о фотографиях можно забыть, – заключил я. – Среди нас ходит живой оригинал. Так где же он?

Бодич ткнул в мою сторону пальцем:

– Дэнни всегда найдет подходящий вопрос.

– Это потому, что он никогда не знает ответов, – опомнилась Мисси. – Репродукции этого «Кодекса» должны быть в книгах, верно? Даже если книги не переиздавались. В библиотеках? В музеях?

Бодич покачал головой.

– Кестрел прав. Похищение 1830 года предшествовало изобретению фотографии, хотя и ненамного. Однако Национальная библиотека изготовила нечто, называвшееся электрографией, с восковой печати на задней обложке «Кодекса», до похищения. Так что фотография той же печати в какой-то степени подтверждает подлинность.

– Вы хотите сказать, – заключила Мисси, что законных фоторепродукций не существует?

– Совершенно верно.

– А сам фотоальбом ценный? – спросил я.

– Если это уникальный экземпляр – возможно. Но неизвестно, уникален ли он.

– В любом случае, фотоальбом – не великий улов, – вмешалась Мисси.

Бодич кивнул.

– Фотографии сделаны с оригинала «Кодекса». Они высокого качества и свежие.

– Можно определить их возраст? – заинтересовался Дэйв.

– Ну да, – кивнул Бодич.

– Тогда этот фотоальбом – нечто вроде… – Мисси задумалась. – Как это называют торговцы недвижимостью?

– Проспект, – подсказал Бодич.

– Проспект, – согласилась Мисси.

– По-видимому, так.

– Стало быть, этот Меланофски был продавцом? Работал за комиссионные? – прикинул Дэйв.

– Продавцом, – пожал плечами Бодич, – или покупателем.

– Повторите, когда украли «Кодекс»? – попросил я.

– В 1830-м.

– И с тех пор никто не видел ни его, ни остального похищенного?

– Я этого не говорил. Некоторые изделия были обнаружены за прошедшее время в самых отдаленных уголках света. С другой стороны, имелся медальон, с которого тоже сделали электрографию. Этот золотой диск, изображающий триумф Юстиниана над вандалами, так нигде и не всплыл. Официально не появлялся и «Кодекс». Однако неофициально его видели… – он сверился со своими записями, – в Гонконге, Монте-Карло, Базеле… – Он поднял глаза. – Откуда мы приходим к Ираку.

– Он стремится вернуться домой, в Византию, – мечтательно проговорила Мисси.

– Сержант Мэйсл начинает свой трактат с объяснения, каким образом «Сиракузский кодекс» оказался государственной собственностью Ирака. Она набрасывает историю его нелегальных странствий, пока он не оказывается в Багдаде, вскоре после убийства Фейсала Второго в 1958 году. – Бодич потер переносицу. – Пойдем сразу дальше. Кому-нибудь известно, чем грозит иракский закон похитителям национального достояния?

– Надают по рукам? – предположил Дэйв.

– По обеим рукам, и острым лезвием. Затем приговоренный вор с ампутированными руками целый день бродит по улицам Багдада – целый день в течение месяца, а кисти рук висят у него на шее как ожерелье.

– Почти неподражаемо, – выговорила Мисси.

– Агх…

– В исключительных случаях острым лезвием достается по шее.

– Но, – перебил я, – это, должно быть, всего лишь увеличивает ценность вывезенных контрабандой изделий?

– Тонкое замечание, – кивнул Бодич.

– И сколько же может стоить «Кодекс»?

Бодич выудил сигарету из кармана куртки.

– До нас доходила цифра десять миллионов зеленых.

– Недурная пенсия для старичка, живущего на причале, – заметил Дэйв.

– Ирак существует довольно давно, – стал вспоминать я. – Когда-то назывался Месопотамией. Там были сады Эдема – нет?

– Так говорит нам добрая книга.

– У них должно хватать своих еще нераскопанных артефактов.

– Верно. Если они когда-нибудь разберутся со своей политикой, при узкоколейных железных дорогах и хорошей администрации, морских вокзалах для круизных лайнеров, магазинах с кондиционерами и прочем, они станут самой горячей приманкой для туристов на Среднем Востоке.

– К восторгу коммерсантов, – вставил Дэйв.

– Я к тому, что они сидят на антиквариате и археологии, каких мир не видел с тех пор, как Наполеон заново открыл Египет.

– Смотрите-ка, – Дэйв поскреб щетину, – почему это мне приходит в голову война в Заливе?

– Может, у вас криминальный склад ума. Мне не хочется затягивать короткий рассказ и все такое, но в закоптелом баре отеля в разбомбленном Багдаде одному американскому тележурналисту предложили купить «Сиракузский кодекс».

– Погодите, – взмолилась Мисси. – Я что-то запуталась. А что с тем парнем из Си-Клифа?

– Он появляется позднее. Дэйв прав насчет войны в Заливе. Первой войны, я хочу сказать. Это целая история. Тот журналист пытался сделать из нее книгу. Пишет он ужасно.

Бодич скорчил гримасу.

– Ее издали?

– Нет, она осталась в рукописи – то есть в распечатке. Сначала мы обнаружили ее как черновые заметки на жестком диске обгорелого электронного блокнота того журналиста.

– Говорите, обгорелого? – вмешался я. – Опять?

Бодич кивнул.

– Данные эксперты восстановили по обгорелому диску. К тому же они были зашифрованы. Пароль был «Ширер».

Дэйв нахмурился:

– Как Уильям Л.?

Мы с Мисси перевели взгляды на Дэйва.

– «Взлет и падение Третьего рейха»?

– Да. У журналиста не было ни запасной дискеты, ни даже бумажной распечатки – или они пропали в огне. Но мы все-таки прочитали. Если верить его писанине – а верить можно не всегда, – иракский знакомец провел его вверх по переулку, вниз по древним каменным ступеням, через сырое подземелье в канализационную систему. При иракце был автомат и «звездочки ниндзя», он разряжал мины-ловушки и так далее и тому подобное дерьмо. Упоминаются даже кишащие крысами катакомбы.

– Похоже, он довольно далеко оторвался от вечерних новостей.

– И физически, и умственно. Он увязает в подробностях. Один весьма красочный абзац описывает, как он разорвал карман своего пиджака от Бриони о гвоздь.

– Ужасно, – согласилась Мисси.

– Надо отдать должное, он сознавал собственные недостатки и написал длинное и подробное вступление о том, как трудно ему было выбрать правильный тон повествования, которое он представляет историческим романом, – ему это так и не удалось. В общем, читается с натугой. – Бодич вздохнул. – Как бы то ни было, он, видимо, шел на определенный риск. Например, вставил сто тысяч долларов, уплаченные за «Кодекс», в счет за гостиницу их телевизионной группы.

– Погодите минутку! Он заплатил сто тысяч долларов за то, что стоит десять миллионов? Неплохая скидка!

– Ты рассуждаешь вполне разумно, Кестрел, и мы сейчас к этому перейдем. В их группе было двадцать пять человек, и все они ели, пили и спали в отеле четыре или пять месяцев, так что скрыть цену покупки оказалось не слишком сложно. Наличествовал, конечно, моральный аспект.

Бодич прокашлялся.

– Он вывез «Кодекс» из Ирака и ввез в Соединенные Штаты в солдатском сундучке, набитом техническими справочниками, документацией по спутниковой связи, сжатию данных, обработке сигналов и прочим. В своей рукописи, названной «Багдадский связной»…

В комнате в три голоса прозвучало: «О-у-у!»

– …Журналист клянется, что сделал покупку, только чтобы спасти «Сиракузский кодекс» для потомства. Он не мог решиться, куда его сдать: разрывался между Музеем естественной истории, Фриком, Смитсоновской лабораторией, Национальным географическим обществом, Гетти, Британским музеем и еще примерно пятьюдесятью вариантами. Он сделал схему преимуществ и недостатков каждого – с его личной точки зрения. Самый логичный вариант, Национальная библиотека, приходил ему в голову, но он его отбросил, решив, что дипломатическая шумиха по поводу пожертвования музеям родины пойдет на пользу его карьере. Он открыто признает, что никому не позволит взглянуть на «Кодекс», пока не подпишет договор на книгу. Ему всегда хотелось стать писателем. С тех пор как этот телевизионщик прочел «Взлет и падение Третьего рейха», он решил, что не хватает ему только сюжета, достойного его таланта. «Сиракузский кодекс» стал для него входным билетом.

Я подозрительно покосился на него.

– Бодич! Вы все это выдумали?

– Нет, и телевизионщик тоже не выдумывал. Он разработал детальный план маркетинга: выступления в книжных магазинах, подписка, чтения, самые подходящие ток-шоу тля интервью – даже наметил издателя. Он составил список людей в средствах массовой информации, которые задолжали ему услугу, которым он мог выкручивать руки ради интервью, статей и престижных аннотаций. Список агентов и издателей, из которых он мог выбить пристойное издание книги и упоминания в обозрениях. Он называет давнюю подружку, редактора журнала, на которую он мог положиться, чтобы, как он выразился: «расставить точки над i, выверить все до точки, чтобы привести сей фонтан спутанных впечатлений в связный и читабельный вид – короче, чтобы укротить этого левиафана, который маячит передо мной дни и ночи».

– Ей было бы чем хвастаться, – заметил Дэйв.

– Другая подружка, занимающаяся искусством, могла бы своевременно описать «утерянную древность» в своем воскресном журнале. В предвкушении спроса на свою биографию он составил три варианта: в сто слов, в тысячу слов и в две с половиной тысячи слов. За более подробную, пишет он, им придется ему заплатить.

– А есть в этой истории что-нибудь вещественное?

– О, еще бы, сколько угодно. Надо было только покопаться. Повествование начинается с того, что журналист сидит в Милл-Вэлли. Он намеревался представить историю в серии эпизодов и начинает с воспоминания о буколическом ноктюрне своего душистого сада. У него, видите ли, были гости. Они хорошо поели и еще лучше выпили, а теперь разошлись. Журналист сидит за бутылкой коньяка, некогда подаренной Уильяму Л. Ширеру пресс-атташе Анри Петэна. Он уставился в жаровню, где светятся тлеющие брикеты, и подобно им освещаются его воспоминания. Стрекот сверчков вливается в звон усеянных бусинами цепочек, свисающих с потолочного вентилятора в баре багдадского «Хилтона». Редкое покашливание далеких противовоздушных орудий не нарушает шумного веселья собравшихся здесь корреспондентов. Они собрались со всего мира, всякого рода тигры и шакалы пера…

Бодич все больше увлекался, погружаясь в глубины истории, и я начал понемногу видеть в нем молодого полицейского, каким он был когда-то. Это было все равно что узнавать лицо старого друга в чертах тучного незнакомца. Он сделал паузу, чтобы затянуться дымом сигареты. Когда она отказалась выдать порцию никотина, Бодич вынул сигарету изо рта и стал рассматривать. Он забыл ее зажечь.

– А у этого журналиста имя было? – спросил Дэйв.

Бодич оживил свою зажигалку.

– Имя… его звали… Кеннет Хэйпик.

– Боже всемогущий! – вскричала Мисси, заставив всех вздрогнуть. – Я же его помню. Он мелькал понемногу в какой-то программе новостей, пока не попал под ракетный обстрел, будучи одной из вещающих голов, застрявших в Багдаде, когда начались бомбежки. Выглядел он как клон многих поколений полузащитников и модных моделей.

Бодпч откашлялся.

– Их называют тележурналистами…

– Он погиб… при большом пожаре. Это было в новостях… Погодите-ка: Кен Хэйпик украл «Сиракузский кодекс»?

– Нет, – напомнил я, – он его купил.

Мисси взвизгнула:

– Но вы же описываете идиота!

– Нет, – снова напомнил я, – он купил его по дешевке.

– Слишком дешево, – заметил Дэйв.

Бодич указал на Дэйва сигаретой.

– Истинная правда.

Он повернулся ко мне.

– Ты никогда не слыхал о Хэйпике?

– Оглянитесь. Вы где-нибудь видите телевизор?

Не сводя с меня взгляда, Бодич откликнулся:

– Не вижу.

– Я никогда о нем не слышал.

– И не слышал, что с ним случилось?

– Нет.

Дэйв погрозил ему пальцем, но Мисси вдруг встрепенулась:

– Постойте… Он… Я припоминаю. Он… О! Как же ее звали?

Дэйв стал перечислять:

– Мира, Манта, Минна, Минола?..

– Каррингтон, – подхватила Мисси. – Ведущая «Прогноза погоды».

Теперь Дэйв прищелкнул пальцами:

– Мойра Каррингтон.

– Ведущая «Прогноза погоды»?

Я посмотрел на каждого из них по очереди.

Бодич пожал плечами.

– Так что с ней?

– То же, что с Хэйпиком, – сказал Дэйв.

– Они погибли при пожаре, – сказала Мисси. – Ужас.

– Опять пожар? Сколько же пожаров в этой проклятой истории?

– Четыре, – сообщил Бодич, – если считать Семидесятый причал. В случае с журналистом и погодницей ночное небо осветило уютное бунгало в Милл-Вэлли.

Он следил глазами, как дымок поднимается от его сигареты.

– Они и оно сгорели дотла.

– Но вы сумели их опознать? Не то что в случае с жильцом в Си-Клиф?

Бодвич сказал:

– В то время трудно было найти человека, не знавшего, кто они такие.

– Позвольте, я угадаю: в духовке не оказалось «Сиракузского кодекса»?

Бодич поджал губы:

– Насколько мы заметили, нет.

– А альбома фотографий?

– Забавно, что ты об этом вспомнил.

– Хэйпик делал снимки, – заключил Дэйв.

Бодич кивнул.

– Пожар в Милл-Вэлли начался в задней части дома, в кладовке, где Хэйпик обычно проявлял фотографии. Вместе с фотографическими химикатами, – добавил он невзначай, – он хранил там большой запас бензина.

Дэйв безмолвно провел себе пальцем по горлу.

Мисси содрогнулась.

– Я тогда проводила уикенд с Каплинами. У них был большой дом на Кливленд-авеню, развилка Тамальпайс, По телевизору это подали как вторжение в дом с ограблением и заставили всех понервничать. Сообщали, что Хэйпик и Каррингтон в тот вечер принимали гостей – ужин с напитками. Они не включили систему сигнализации, перед тем как лечь спать.

– Раз так говорили в новостях, – провозгласил Дэйв, – значит, это правда.

Бодич пожал плечами:

– Насколько я понимаю, Хэйпик свалял дурака.

– Его обвели вокруг пальца?

– Тот, второй тип?

– Из Си-Клифа?

– Возможно, но я так не думаю. Из телефонного прослушивания мы узнали, что Хэйпику и Меланофски было о чем поговорить. Тот, кто их убил, опередил нас на один шаг. Было сделано все возможное, чтобы оформить это как ограбление. Например, забрали все драгоценности девочки из «погоды». Но она на самом деле не жила с Хэйпиком, и в ее городском доме в Манхеттене осталось полно драгоценностей. Случайная подборка. Она запасалась ими на время, когда уже не будет так моложава, чтобы благополучно рассказывать телезрителям о погоде. Мы нашли торговца камнями, который подтвердил, что для мисс Каррингтон драгоценности были и развлечением, и серьезным вложением капитала. Колонки новостей, когда сплетничали о ее романе с Хэйпиком, отмечали ее вкус к драгоценным камням.

– Так что, если им нужна была ее коллекция, они выбрали неподходящее время?

Бодич отмахнулся:

– Этот проклятый «Сиракузский кодекс» стоит десять миллионов. Представляет собой научную и историческую ценность, и к тому же это вопрос престижа. Та парочка павлинов получала триста штук в год на двоих – и что из этого? Рядом с «Кодексом» это ничто. Конечно, они забрали камушки, какие у нее были с собой. Украли «ролекс» Хэйпика, и его джип заодно. Мы нашли машину через три недели на долговременной стоянке в оклендском аэропорту. Это согласуется с версией ограбления. Пожар в Милл-Вэлли дал нам телефонные записи, которые заставили вернуться в Си-Клиф. Остатки фотолаборатории можно связать с фотоальбомом. В электронной записной книжке остался жесткий диск, который дал нам багдадскую историю. Охотились наверняка за «Кодексом». Что Хэйпика подставили, можно не сомневаться. Он был достаточно туп, тщеславен и честолюбив – как раз то, что кому-то требовалось, – но главное, он мог выехать из Ирака и вернуться в Соединенные Штаты практически без досмотра. Для кого еще такое было возможно? Саддам Хуссейн хотел собрать побольше журналистов, союзникам нужны были журналисты, средствам массовой информации нужны были там журналисты – всякий, у кого имелся телевизор, желал, чтобы они там были. Идеальная ситуация. Хороший мошенник мог бы выловить этого Хэйпика в полночь на Хэллоуин на перекрестке Кастро и Восемнадцатой. Они в самом деле одурачили его. Позволили ему заплатить им за то, что он контрабандой вывез «Кодекс» из Ирака и доставил в Штаты. Красота! Сто тысяч зеленых! «Взлет и падение Третьего рейха», клянусь задницей!

– Кха… – закашлялся Дэйв.

Бодич покачал головой.

– Если верить наброску на диске, багдадский знакомец выдал Хэйпику историю, будто «Сиракузский кодекс» пропал из разбитого бомбой грузовика, на котором его вместе с Другими древностями вывозили из дворцов Саддама Хуссейна, на которые была нацелена «Буря в пустыне». Потому что он, конечно, помнил дворцы. Он освещал попадание в них ракеты. Он стоял перед дымящимися развалинами, весь мир видел это на телеэкранах. Он рассуждал, какой точный прицел требовался, чтобы не задеть госпиталь на той же улице. Хэйпик писал, что, по чистой случайности – не то чтобы я, инспектор отдела убийств, верил в случайности – он точно знал, что именно предлагает ему «багдадский связной». Ведь всего несколько недель назад он побывал на экскурсии и помнил «Кодекс» в витрине.

– Если ему так много было известно, – заметил Дэйв, – казалось бы, он знал довольно, чтобы, взглянув одним глазком, бежать бегом всю дорогу до вагончика-гримерной?

– Им-хрен-но, – подтвердил Бодич и оглянулся на Мисси: – Пардон за французский.

Мисси сделала недоумевающее лицо.

– Я не поняла.

– Наверняка поняли, – возразил Бодпч. – Хэйпик думал, что карты у него на руках, потому что он тот самый парень, который может вывезти «Кодекс» из страны. Зачем бы еще его в это втягивать? Но это была его единственная карта. Он должен был бы взять с них за услугу. Вывезти «Кодекс», вернуть им, получить сотню штук – и конец истории. Тогда бы он остался цел. Но в какой-то момент его заело честолюбие. И, словно чтобы доказать, какой он тупица, он отказался вернуть «Кодекс», когда за ним пришли. Может, он даже устроил скандал из-за своей телевизионной сотни штук. Но по какой-то странной причине те люди считали, что «Кодекс» по праву принадлежит им, а Хэйпик – просто лох и мальчик на посылках. Возможно, у них на всякий случай были пушки, но запаслись они и спичками, и бензином. Плохие люди. Хэйпику с самого начала было с ними не тягаться.

– Вы хотите сказать, – спросила Мисси, – что он имел дело не с обычными уголовниками? Хэйпик был покойником… с самого начала?

– Вы милашка, – вставил Дэйв, – кха-кха-кха.

– С той минуты, как он сказал «да», – подтвердил Бодич, – он превратился в жаркое.

– Так кто же на самом деле выкрал «Кодекс»? – спросила несколько ошеломленная Мисси.

– Не тот ли парень из Си-Клифа? – предположил Дэйв.

– Он был багдадским агентом? – нахмурилась, совсем запутавшись, Мисси.

– Не думаю, мисс Джеймс, – возразил Бодич.

Дэйв поднял бровь.

– Тогда у кого Хэйпик покупал «Кодекс»?

Мисси переводила взгляд с одного на другого.

– Кто был его «багдадский связной»?

– Джеральд Ренквист, – сказал я.

Мисси взвизгнула.

Дэйв рассмеялся.

Бодич едва ли не улыбнулся.

XXVI

– Я схожу с ума, – сказала Мисси. – Гипотермия не заразна?

– Что можно прямо сказать об этой истории, – провозгласил Бодич, – это что в ней все наперекосяк. Для людей, связавшихся с «Сиракузским кодексом», реальность искажается.

– Хэйпик вывез «Кодекс» из Ирака, – упрямо допрашивала Мисси, – потому что его в это втянул Джеральд Ренквист? Это вы хотите сказать?

Бодич кивнул:

– Почти наверняка. Ренквист говорил на арабском, английском, французском, фарси и немного знал русский. Вам это известно?

– Вообще-то известно, – признала Мисси. – Он в Стэнфорде специализировался по языкам. Талантливый парень.

– Зачем же он разносит напитки на презентациях выставок своей матушки?

– А как раз поэтому. Герли в начале семидесятых продавала много предметов искусства богатым иранцам. После революции она выкупила у них большую часть проданного по дешевке. Помните тех типов, что колонизировали Беверли-Хиллз после Хомейни?

Она прищелкнула пальцами и, покачивая руками, запела:

– Йа-йа-йа-йа – Сталин жив…

– Господи боже, Мисси, – сказал я, – я же еще болен.

– Откуда вам так много известно? – спросил Бодич.

– Об иранцах?

– Нет, о Ренквистах. Расскажите нам про Герли.

– Это прозвище Арлин. Фамилия Ренквист досталась ей от второго мужа.

Бодич извлек из нагрудного кармана куртки маленький блокнотик.

– Гарольд Ренквист? Предприниматель в области недвижимости? – Бодич нацелил карандаш на Мисси. – Тот, что владел участком под главным зданием «Скуэр бэнка»?

– Верно, лейтенант. Об этом я забыла.

Она обернулась ко мне.

– Между прочим, здание проектировал Томми Вонг. Его первый крупный заказ.

Бодич прищурился:

– Томми Вонг?

– Архитектор. Я как раз познакомила его с Дэнни… Неужто это было только вчера?

Я задумался:

– Представления не имею.

– Дэнни хотел расспросить Томми о Рени Ноулс, видите ли…

Она осеклась.

– Да? – сказал Бодич, всем видом выражая бесконечное терпение. – И что именно ты хотел узнать о миссис Ноулс, Кестрел?

– Хм, ничего особенного, инспектор. Я прикинул, что раз вы на меня охотитесь, а Мисси знает, что я невиновен, и Мисси с Рени вращаются – вращались – в тех же кругах…

– Прошу прощения, – оборвала меня Мисси. – Я не вращаюсь, как ты изволил выразиться, по помойкам.

– Что заставило вас выбрать это слово, мисс Джеймс?

– Какое слово?

– Помойка.

– Ну, – фыркнула Мисси, – это классовая проблема, понимаете?

– Вроде «иметь и не иметь»?

– Одной фразой? Именно так.

– Понимаю. Не позволите ли записать некоторые ваши определения?

– Среди прочих различий между нами – то, что я жива, а Рени Ноулс – нет.

Бодич поднял бровь.

– Мисси, – устало заметил я, – ты демонстрируешь инспектору одну из своих наиболее несимпатичных черт.

– А, понимаю, – ядовито отозвалась она. – Не успела я вдохнуть жизнь в твой замороженный труп, как ты кусаешь грудь, тебя вскормившую.

– Смешаными метафорами здесь занимаюсь я, – сказал Бодич.

– Эй-эй, маленькая леди, – вмешался Дэйв. – Метафоры готовят со льдом и цедрой и встряхивают, а не смешивают.

Мисси надула губы.

– Продолжайте, – заискивающе попросил Дэйв.

Мисси сделала маленький глоток водки.

– Ты часто принимаешь прозак? – спросил я.

– Каждый день, – отозвалась Мисси, ни на кого не глядя.

– И помогает?

– Этот рецепт им придется выдергивать из руки моего остывшего трупа.

Дэйв минуту присматривался к ней, потом неуверенно рассмеялся.

Мисси продолжала:

– Томми Вонг хорошо знал Ренквистов. Пока Герли была замужем за Гарольдом Ренквистом, она подбирала предметы обстановки для Вонга. Это не мелочь. Она брала в аренду или покупала картины и скульптуру для клиентов Вонга и до, и после того, как они занялись большими коммерческими зданиями. С Томми и Гарольдом она сделала не меньше дюжины проектов. Главное здание «Скуэр бэнка», например, шестидесятиэтажное, и каждый лифтовый холл украшен масляной живописью. И все эти работы проходили через руки Герли. Когда она развелась с Гарольдом – проект «Скуэр бэнка» был тогда примерно наполовину закончен, – ее телефон замолчал. Томми больше никогда не давал ей заказов.

– Муж велел Вонгу ее вышвырнуть? – спросил Бодич.

– О нет! – Мисси подняла взгляд. – Конечно же нет. Гарольд был только доволен, что мог доказать в суде по разводам, что его будущая экс-жена, благодаря своей обширной деятельности декоратора, прекрасно обеспечена. Томми выждал, пока контракт о разводе был утвержден; после этого он ее выкинул. Вот так. С точки зрения Томми, работа декоратора была лакомым кусочком, который он отдавал, кому считал нужным. Герли поставляла ему картины, пока была женой его самого крупного клиента. Потеряв связь с Гарольдом, она немедленно выпала из его списка субподрядчиков.

– Это стало для нее ударом?

– Стало. Герли не слишком сообразительна. Она внушила себе, что этот бизнес держится на ее достоинствах, а не на связях мужа.

– Можно ли сказать, что между ними возникла стойкая вражда?

Мисси улыбнулась:

– Стойкая вражда.

Бодич занес карандаш над скрепленными спиралью листками блокнота.

– Сколько мне помнится, – вздохнула Мисси, – здание «Скуэр бэнка» обошлось примерно в двести пятьдесят миллионов долларов. Это во времена, когда миллион долларов еще чего-то стоил. Не то что теперь.

– Это точно, – подтвердил Дэйв, – сегодня миллион долларов не стоит и куска дерьма.

– Томми получал три процента комиссионных. Или что-то в этом роде.

– Это семь с половиной миллионов долларов, – немедленно подсчитал Дэйв.

Мисси кивнула.

– Заказ обеспечил ему репутацию и состояние.

– А как все это сказалось на Джеральде Ренквисте? – спросил Бодич.

– Джеральд тогда учился в Стэнфорде. Соглашение о разводе нанесло его матери серьезный финансовый удар. Стэнфорд – очень дорогое заведение. Джеральду пришлось пойти работать. Ему было очень неловко.

– Да? – проворчал Бодич. – Паренек стеснялся, что ему приходится работать?

– Я всегда смущаюсь, когда мне приходится, – заметил Дэйв.

– Он никогда не работал, – пожала плечами Мисси. – Бедняжка вряд ли знал, с какого конца взяться.

– О-о-о, – три голоса вновь прозвучали, как один.

– Но он быстро учился.

– И за что он взялся?

Он отправился прямо к Томми Вонгу.

– Будь я сукин сын, – сказал Бодпч и сделал себе заметку.

Он сказал: «Слушай, Томми, я знаю, что ты терпел жуткий вкус моей матери много лет, и все только ради моего отчима, так?» Томми сказал: «Джеральд, ты очень проницателен. После того как я увидел, как она водит автомобиль с бархатным салоном в Барлингеме, я знал, что развод между вкусом Герли и моими зданиями – только дело времени». Тогда Джеральд напомнил Томми о викторианской гостинице «Бед энд Брекфаст» [16]16
  Тип гостиницы: «Постель и завтрак».


[Закрыть], которую Герли оформляла для него, и очень роскошно, два года назад. Томми, конечно, помнил ее и с готовностью признал, что работа была сделана хорошо, добавив, что эта работа помогла Герли продержаться лишнее время. «Я рад, что ты так считаешь, – сказал Джеральд, – потому что от конторки с ручной резьбой Гектора Гвимарда в библиотеке до литого цветочного орнамента замочных панелей все делал я – под именем матери, конечно, потому что мать все это время пролежала на детоксикации». Естественно, Томми отнесся к его откровению с недоверием – и с радостью. У него верный глаз – в этом ему не откажешь. Он, конечно, сразу заметил, что викторианская обстановка выполнена на порядок выше обычного уровня Герли. Тогда он заподозрил, что Герли втайне наняла субподрядчика, чтобы добиться качества, которое ей самой было не по силам. Его не пришлось долго убеждать, что там поработал Джеральд, а не Герли. С того дня и впредь они заключали сделку за сделкой. Я не уверена, что Герли осознавала, что происходит. Томми с Джеральдом были и любовниками, но недолго. Вскоре любовь уступила место чисто профессиональному сотрудничеству. Тем временем Герли винила во всем своего бывшего мужа. С тех пор как Гарольд умер от удара в той бане на Джири, никто не пожелал открыть ей глаза.

– Видали такое? – сказал Дэйв. – Отбил работу у собственной матери!

– Баня на Джири, – кивнул Бодич, записывая.

– Я, как обычно, слушаю, открыв рот, – сказал я.

Мисси сфокусировала взгляд на среднюю дистанцию.

– Это все пустяки. У вас есть время?

– Ваш рассказ весьма интересен, миссис Джеймс, – сказал Бодич.

Мисси победоносно улыбнулась:

– Мисс Джеймс.

Бодич вежливо склонил голову.

– Я совершенно никуда не тороплюсь.

– Все это значит, что была связь между Рени, Томми Вонгом, Джеральдом Ренквистом и…

– Багдадом? – подхватил Бодич. – Не знаю. Но почти не сомневаюсь, что человек, который при Хэйпике говорил без акцента самое малое на трех языках и который продал ему «Кодекс», был Джеральд Ренквист.

– Вы можете доказать?

– На Джеральда, из-за его интереса к теневому рынку антиквариата, имеется досье в министерстве финансов. Кроме того, мы точно знаем, что война застала Джеральда в Ираке. То, что вы сейчас рассказали о его беззастенчивости, – произнес он и кивнул Мисси, – указывает, что у него определенно хватило бы наглости обернуть такую мелочь, как война в Заливе, в свою пользу. Мы предполагаем, что именно этим он и занимался. Но доказательств, конечно, нет.

– Мы?..

– Городской департамент полиции, и не будем забывать об Ираке. Неофициально, разумеется.

– А что они могут сделать?

Бодич передернул плечами:

– Очень немногое. За одним, добавлю, исключением.

– Ну? – нетерпеливо поторопила его Мисси.

– Вольные охотники.

Бодич навел взгляд прямо на меня, и остальные тоже обернулись ко мне.

– Ох-х, – вздохнул я. – Вольные охотники. Изумительно! Это что, компьютерная игра?

– Как бы не так. Профессионалы, которых постоянно нанимают, чтобы вернуть похищенные произведения искусства и антиквариат – я не о тех, которые за плату истребляют вредных животных. Но есть и другие любители, которые отслеживают такие контракты, чтобы выйти на охоту в одиночку.

– Любители, – тупо повторил я.

– На кого из них ты бы поставил, Дэнни?

– Гм… на любителей?

– Я тебя спрашиваю.

– Они очень неуклюжи. Это помогает?

– Профессионалы почти не совершают ошибок. Да, кстати. Ты сильно стукнул того парня?

Все смотрели на меня. Через минуту я ответил:

– Довольно сильно.

Бодич достал из чемоданчика полароидный снимок и протянул мне. Я старался не показывать его Мисси, но она все-таки заглянула и, ахнув, отшатнулась.

Освещение безжалостно выявляло все подробности. Уцелевшая одежда сплавилась с остатками кожи. Волос не осталось, сгорели не только брови и ресницы, но даже веки. Глазные яблоки сварились в глазницах. Уши, нос и губы сгорели. Слепой череп уставился на фотографа – и на нас.

Вокруг трупа валялись обгорелые обломки дерева, куски стула, ножки стола. Задохнулся он прежде, чем огонь до него добрался, или оставался в сознании?

В любом случае Торговец Машинами встретил ужасную смерть.

– Ну? – пожелал узнать Бодич.

– Может быть, и тот. Трудно сказать.

Я отодвинул от себя снимок.

– Он, конечно, доигрался до смерти, – равнодушно сказал Бодич.

– Видите там черное? – спросил я, помолчав.

Бодич заглянул в снимок, не касаясь его.

– В верхнем левом углу?

– Это его игрушечный пенис.

– Что? Дай мне посмотреть. – Мисси выхватила у меня снимок.

– Понятно.

Бодич едва заметно кивнул. Я задумался, когда ему в последний раз случалось удивляться на службе.

Мисси передала снимок Дэйву. Он взглянул на него, потом на нее. Оба кивнули. Дэйв вернул фотографию Бодичу.

– Если вы раздобудете приличный снимок этого парня, – сказал я, – попробуйте показать его Дэйву.

Бодич не стал увиливать.

– Если это был любитель, он, ручаюсь, не в первый раз терял груз.

– Зато в последний, – заметил я.