Текст книги "Тайна "Сиракузского кодекса""

Автор книги: Джим Нисбет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

– Для меня это новость.

– А как насчет разбитого «порше» Джеймса Дина?

– Я смутно что-то слышал, но… и вправду!

– Как насчет… ботинка Джона Леннона?

Мисси поиграла чайной ложечкой.

– Извини?

– Когда Леннона убивали, – осторожно сказала она, – он потерял ботинок.

Я повидал немало потерянных ботинок. Значит, и Джон Леннон ими бросался. Я не изменился в лице.

– На нем остались пятна крови, – добавила Мисси.

– В самом деле? – холодно отозвался я. – И ты видела этот… ужасный предмет?

Она промолчала.

– Ладно. Ближе к делу, надо полагать: за сколько он ушел?

Она пожала плечами.

– Общее правило: следующий покупатель удваивает цену, или вещь не продается. Но с некоторыми из этих ценностей, дорогой, предел ставит только небо.

Она хитро улыбнулась.

– Похоже на то, что только небо ставит предел разврату, дорогая.

– Это как посмотреть.

Она пожала плечами.

– И как ты на это смотришь?

– На мой взгляд – прежний, – мой умный муж вел доходный и успешный бизнес.

– А он как на это смотрел?

– Так же.

– Он не испытывал никаких чувств к своему товару?

– Никаких.

– А его клиенты?

– Для некоторых это было чисто деловое предприятие. Других Кевин называл «конечными потребителями».

– Они покупали, чтобы упиваться?

Она кивнула.

– Возьми, к примеру, парня, который купил ванну Джима Моррисона.

– Повтори?

– Ванну Джима Моррисона.

– Джима Моррисона? Мы возвращаемся к рок-н-роллу. Ты о том Джиме Моррисоне, который выступал с «Дорс» целых три года?

– Четыре, – поправила она. – Тот самый паренек. Тебе, конечно, известно, Дэнни, что Джим Моррисон умер в ванне в Париже.

Я неуверенно кивнул.

– Черт знает почему, мне запомнилось, что он похоронен на Пер-Лашез.

– Вот видишь! Слава знаменитостей проникает в самые толстые черепа.

Она нацелила ложечку в центр моего лба и улыбнулась.

– Хотя бы некоторых из них. Не могу поверить, что ты не слышал про дождевик Керуака. Это так романично. Словом, позволь тебя заверить, Дэнни, что конечный владелец ванны Моррисона испытывал совсем особенные чувства.

– Пока он не лезет с ними ко мне, может испытывать особенные чувства к чему пожелает.

– Ох, Дэнни, как ты не понимаешь? Люди идут на все, чтобы примазаться к славе. Это их способ самоидентификации. Они…

– Пропусти эту часть. Ванна Джима Моррисона интересует меня не больше, чем налоговые льготы республиканцев. Откуда, между прочим, она взялась? Есть хоть один шанс на десять тысяч, что Моррисон и вправду умер именно в ней?

– Ну, ее, конечно, доставили из Парижа. И, как ты помнишь, или не помнишь, мой невежественный друг, утонул ли он, или перебрал наркотиков, или был убит Ли Харви Освальдом, однако все соглашаются, что Моррисон скончался в ванне в своем гостиничном номере. Кевин обычно покупал гашиш – исключительно для себя, разумеется, – у парня, который был знаком с другим парнем из алжирского бара на Монмартре, который был знаком с водопроводчиком, который перестраивал ванную в номере этого отеля, чтобы его можно было снова сдавать, со скидкой на осквернение.

– Такое впечатление, что это самое малое, что они могли сделать. Скидку на осквернение, я хочу сказать.

– У меня впечатление, что они начисто лишены воображения. Эта скидка дается за дурную славу. Дурная слава – продажный товар. Она неподвижна, и за нее можно брать наличными, потому что она относится к милой маленькой комнатушке, которая, за неимением динамического потенциала, не отпугивает народ. Я хочу сказать, что на нее можно глазеть сколько влезет, не опасаясь, что тебя укусят.

Я уставился на нее.

– Честно?

– Ради таких же нестрашных ужасов люди водят детей в Музей восковых фигур мадам Тюссо и глазеют на Эдуарда Тича, Джека Потрошителя, Жиля де Рец или Эндрю Ллойда Веббера.

– Ладно, ладно, убедила, эта ванна неподвижная дурная слава.

– Как только закончилось полицейское расследование, водопроводчик в одну ночь заменил ванну. Снятую он отвез в свою мастерскую в каком-то пригороде и просидел на ней десять лет.

– Ты не собираешься сказать мне, что вы с твоим бывшим мужем вместе развлекались в этой бесполезной ванне?

Она улыбнулась:

– Времени не хватило. А насчет бесполезности? Когда Кевин заплатил за нее пятьдесят тысяч франков, можешь мне поверить, водопроводчик сразу убедился, что она очень даже полезная.

– Пятьдесят тысяч франков? – недоверчиво переспросил я.

– В то время франк шел примерно по пяти за доллар, – гордо прибавила она.

– Десять тысяч долларов? – я невольно присвистнул. – И Кевин умудрился продать ее вдвое дороже?

Мисси гордо выпрямилась.

– Ты начинаешь разбираться, Дэнни, но еще далек от понимания. Кевин продал ее за пятьдесят тысяч долларов три месяца спустя.

Она прихлопнула ладонью по столу.

– В пять раз дороже, чем купил.

Я моргнул.

– Я выбрал не тот бизнес.

– Конечно, дорогой. И ему не пришлось даже перевозить покупку. Водопроводчик за дополнительные две тысячи франков с восторгом согласился упаковать ванну и отправить ее в Америку.

– Она была застрахована?

Мисси с улыбкой кивнула:

– Можешь не сомневаться.

– Но как же покупатель мог быть уверен, что это та самая ванна, в которой умер Моррисон?

– А в этом-то самая красота – как бы ты это назвал – этой аферы.

– Я бы точно назвал это аферой, но ведь ты скажешь, мол, зелен виноград.

– Еще бы. Мы, разумеется, получили письмо и расписку от водопроводчика. Но сразу после трагедии фотографии ванны обошли газеты всего мира. Средства массовой информации не всегда бесплодны – иной раз они приносят богатые плоды, я знаю, о чем говорю. При удачных обстоятельствах они вполне заменяют тебе собственную рекламную фирму – и притом ничего не стоят.

– С башмаком Леннона, надо понимать, то же самое?

Она кивнула.

– Отличные фотографии. Под разными углами. Исчерпывающие.

– И дождевик Керуака? Наверняка он в нем снимался?

– О, именно так. Что и подводит нас к главному: это совсем особенная фотография, сделанная Алленом Гинзбергом.

– Я мог бы догадаться. Отчего дождевик вырастает в цене, отчего фотография вырастает в цене, следом дождевик, за ним опять фотография…

– Ты уловил суть, Дэнни. Это называется ассоциацией предметов. Между нами – это петля с обратной связью.

– Каждый предмет придает ценность другому, чья ценность снизилась?

– Коллекционеры книг любят иметь у себя книги, подписанные знаменитыми авторами, – кивнула она. – Но особенно им нравится, если книга подписана знаменитым автором для другого знаменитого автора. Или для знаменитого художника, знаменитого музыканта или для разорившейся аристократки, стрелявшей в самозванного императора.

– Всегда есть надежда на Реставрацию, так, Мисси?

– Что-то в этом роде, мой червячок-большевичок.

– Так эти ценности становятся все более и более ценными?

– В отношении скорости оборота, – сладко улыбнулась она, – это выгоднее, чем целый холодильник кругеррандов. [19]19
  Золотая монета ЮАР.


[Закрыть]– Улыбка исчезла. – Это подводит нас к следующей теме. – Она открыла сумочку. – Взгляни.

Конверт скользнул ко мне через стол. Девять на двенадцать, манильская бумага, металлический зажим, без адреса, без штемпеля, без винных пятен или щепок – конверт был девственно чист. Внутри одна-единственная фотография.

Я некоторое время разглядывал ее. Подняв голову, увидел, что Мисси наблюдает за мной.

Стоявшие по обе стороны от нее Экстази и креол тоже наблюдали за мной. Оба сложили перед собой ладони и напоминали пару небритых серафимов с расстегнутыми ширинками, служащих фоном для светской Магдалины. Они материализовались в чайной, подобно голограммам гигантских доисторических вшей, беззвучно, как будто скрытый фонарь нарисовал их изображение на местной дешевой диараме. На сей раз оба были при оружии.

Мисси постучала по снимку и спросила:

– Где он, Дэнни?

XXXII

– Привет, ребята. Заблудились по дороге к границе?

Ребята не ответили. Однако я не огорчился, увидев их. Я только пожалел, что не из чего их пристрелить. Может, удастся уговорить одного сбегать к грузовичку и принести мне пистолет Джона? Беда с оружием в том, что его вечно не оказывается под рукой, когда оно тебе понадобится. А у других оно как раз оказывается под рукой.

Креол был теперь вооружен – возможно, чтобы подбодрить себя вопреки красноватому стручковому ожогу на левой стороне лица. Экстази работал на впечатление. Его пистолет уже не лежал в кармане куртки, на которой имелось подозрительного вида выходное отверстие на уровне середины молнии: пистолет теперь поселился в левом рукаве в чем-то вроде пружинного нарукавника. Этот фокус мог выглядеть достойно в учебном видеофильме, но рукав Экстази вздувался, как змея, только что проглотившая крысу.

– Эй, Мисси, где ты раздобыла этих героев? В игрушечном магазине?

У креола оказалась неплохая память, так что он держался уважительно. А вот Экстази при его месте в пищевой цепочке политеса не полагалось, поэтому он попытался взять на крик:

– Последний, кто вздумал поиграть со мной…

– Заткнись, – прикрикнул креол.

– Вот это правильно, – сказал я. – Молчание и размышление Могут еще помочь вам выпутаться из этой истории. Поскольку ни один из вас не выглядит нынче утром более побитым, чем обычно, я предполагаю, что рыльца у вас не в пушку?

И в самом деле, ни один из них не носил следов недавнего столкновения с разбитой бутылкой. Мое разочарование удивило Экстази не меньше, чем меня самого.

– О чем разговор?

Мисси решила вмешаться.

– Погоди, – остановил я ее. – Мы избавимся от множества хлопот, если каждый из вас расскажет, где он был в половине третьего этой ночью. Индивидуально или коллективно, мне все равно. Если рассказ окажется правдивым, нам больше не придется раздражать друг друга.

Экстази нахмурился так, будто не способен был вспомнить, что случилось пять минут назад. Креол мечтательно улыбался, словно только об этом и вспоминал. Мисси обиженно проговорила:

– Это им полагается задавать тебе вопросы.

– Они слишком торопятся умереть, чтобы задавать вопросы.

– Ага, – продолжая хмуриться, произнес Экстази.

– Так вот, четвертый покойник остался на холме Портреро, – сообщил я им.

– Где этот хренов Портреро?

Экстази, несомненно научившийся по передовицам журнала «Уолл-стрит» прикрывать неуверенность воинственностью, поднял шишку на рукаве. Она походила на рычаг катапульты. Одно из первых значений слова «катапульта» – «угроза». Этимология часто вызывает у меня улыбку: Экстази, заметив ее, так и зарычал.

Но креол оказался умнее и явно не желал получить срок. Он перехватил руку Экстази и сказал:

– В два тридцать этой ночью я занимался с болтливой шлюшкой в отеле «Шамбур, Эдди и Тэйлор», номер шестьсот пять по фасаду. Примерно в восемь тридцать, когда штучка засохла, потому что кончилось зелье, мне позволили и сказали отправляться на Клемент-стрит в эту забегаловку. Все, что я знаю, – это что немного наличных поможет мне снова оказаться на коне. Хотите с ней поговорить? Можете поговорить. Правда, она далеко не Эйнштейн и из носу у нее течет все время.

Он ткнул большим пальцем в Экстази и повел глазами на Мисси.

– Об этих двоих ничего не знаю.

– Благодарю вас, друг мой, вы сказали больше, чем было необходимо. А ты?

Экстази стряхнул с себя руку креола и разгладил рукав, словно раковую опухоль в надежде на исцеление.

– Не то чтобы я считал тебя способным уйти недотрахавшись, – добавил я. – Разве что тебя выгонят.

– Давай. Выкладывай свои жалкие новости, – поторопил его креол.

Экстази оскалился.

– Я был наедине со своей футбольной командой в номере чуть ближе к холлу, чем у него.

Он кивнул в сторону креола.

– Та же сторона, тот же этаж, только номер другой. Стены такие тонкие, что мне пришлось смотреть, как «Девятка» опять обыгрывает «Супербул», с наушниками на голове: Во всяком случае, пока не кончилась моя треть шарика. Я так и не заснул.

– Ни хрена себе, – встрепенулся креол. – У тебя еще осталось?

– Очень может быть. – Экстази зевнул. – А тут и на работу пришлось идти. Примерно с час назад.

Я посмотрел на одного, на второго:

– Эта трущоба «Эдди и Тэйлор» поставила в номера видеоплееры? Куда, интересно? К батареям приварили?

Экстази сварливо пояснил:

– У меня мой плеер всегда с собой.

Он сложил пальцы четырехугольником.

– Экран с высоким разрешением, стереонаушники, кассета вставляется снизу. Мы его взяли…

– Кто выиграл? – неожиданно перебил креол.

– А? Хренова «Девятка», понятно.

– Опять? Ну разве не восхитительно?

Экстази пожал плечами:

– В финале было круто. Да еще после игры около часа показывали драку.

– Знаете, – сказал я, – по-моему, вы оба слетели с крючка.

Экстази нерешительно отозвался:

– С какого еще крючка? Нет никакого крючка.

Потом он оскалился:

– Это ты висишь на крючке.

– Кто? Я? Из-за чего бы?

Мисси, торопясь возобновить разговор, постучала пальцем по снимку.

– Из-за этого.

Я взглянул на снимок, потом на нее.

– Что ты задумала, Мисси? Велишь, чтоб меня пристрелили? Прямо перед самоваром? Как его на Портреро-Хилл?

Мисси моргнула.

– Кого пристрелили? – заинтересовался Экстази. – Где этот Портреро-Хилл?

Креол заявил:

– Мы ни в кого не стреляли.

– Если что и стрельнули, – вставил упрямец Экстази, – так только для себя.

Они обернулись к побледневшей Мисси.

– Это правда, мисс Джеймс? На вас еще кто-то работает?

Впервые в жизни Мисси Джеймс не находила слов. Зато крепко задумалась, это было заметно.

– Мисси, – позвал я.

Она рассеянно помотала головой.

Мисси всегда принадлежала к тому разряду богатых, не столь уж малочисленному, как некоторым хочется думать, которые ни разу не усомнились в своем месте в этом мире. Они ни на секунду не задумывались о своих женихах, мужьях, автомобилях с шоферами, ресторанах и отелях, многочисленных домах, ложах на футбольных стадионах, трехмесячных турах по Европе – если, конечно, что-то из перечисленного не оказывалось некачественным или негодным.

А теперь она усомнилась в своей правоте. И пора уже было. Я предполагал, что Джона Пленти довело до гибели его безумное увлечение Рени, но ясно, что Мисси тоже присутствовала в уравнении. Разница была в том, что Рени Ноулс, даже мертвая, больше знала о том, что случилось с Джоном Пленти, чем Мисси когда-нибудь узнает. Мисси вдруг догадалась, что она как и Рени, впуталась в дело не по своим силам. Что-то откровенно вышло из-под контроля.

Почему она продержалась так долго?

Если повесть о ванне Джима Моррисона правдива, неужели у Карнеса не хватило ума прихватить пистолет, когда он с незнакомцем отправлялся среди ночи на окраину Парижа с пятидесятью тысячами долларов в кармане? Или он прятал от Мисси пистолет? Был ли он так глуп, чтобы брать ее с собой на такие прогулки? Или они оба выкрутились исключительно благодаря слепому везению?

Во всяком случае, никто у столика в глубине маленького русского кафе на Клемент-стрит не пережил столкновения с разбитой бутылкой, убивая Джона Пленти. Судя по разгрому на студни, Джон до самого конца оставался крутым парнем. Что наводило на мысль, что все мы взялись за дело себе не по зубам.

Раздумья Мисси отражались у нее в глазах. Она сломалась. Она ждала, чтобы кто-нибудь сказал ей, что делать.

Я сказал:

– Вели этим парням сматываться.

Челюсти у креола разжались чуточку слишком быстро для парня, который мечтает отделаться от срока за убийства. Но смотался бы он хоть сейчас.

Мисси помедлила.

– Бога ради, Мисси, заплати этим шутам, что ты им должна, добавь хорошие чаевые и отошли их восвояси.

Она смотрела на меня.

– Давай-давай, – поторопил я, у нас еще дела.

Она взглянула на них. Те дружно уставились на нее, как две собачки в ожидании угощения.

– Они больше не нужны, – терпеливо сказал я. – Тут людей убивают, а у этих кишка тонка.

Креол с Экстази даже не стали обижаться. Мисси сдалась. Она достала из сумочки бумажник из тонкой кожи и отсчитала пять стодолларовых бумажек. Креол взял деньги и пересчитал их. Экстази смотрел, как он считает, и шаркал ногами.

– Я поговорил с нашим другом, лейтенантом Бодичем, – вслух размышлял я, – из отдела убийств… Дайте-ка вспомню, когда это было. Да, кажется, вчера вечером, как раз перед тем, как прилег вздремнуть. Он рассказал, что их лаборатория выявила после того пожара на причале достаточно отпечатков пальцев. Отчетливых, помнится, сказал он. Отчетливых отпечатков. Он, кажется, очень доволен работой лаборатории и – тот большой компьютер, которым они обзавелись, – он тоже был счастлив. Бодич собирался допросить подозреваемых не позже как завтра. Может быть, стоит упомянуть, особенно для вас, ребятки, что завтра уже сегодня?

Экстази возмутился:

– Ни хрена он нам не пришьет. Это же ты…

– Заткни хлебало, – приказал креол равнодушно и прихлопнул две банкноты на грудь партнеру. – Пересчитывай свое счастье.

Экстази пересчитал: одна, две – и сонно улыбнулся.

Креол вытолкал его на Клемент-стрит.

– Желаю нескорого свидания, – крикнул я им вслед.

Экстази, уже на пороге, подался ко мне башкой. Креол протолкнул его в дверь.

– «Хамви» чей был? – спросил я, когда дверь за ними закрылась.

– Томми, – все еще рассеяно отозвалась Мисси. – Он такой нелепый, что мы решили, никто и за миллион лет не догадается, что это его.

Появилась официантка с вопросом, не подать ли нам счет. Она нервно стреляла глазами в сторону двери. Мы попросили добавки, и она разочарованно отошла.

Я раздумывал над фотографией. Это был зернистый черно-белый снимок, возможно, переснятый с другой фотографии.

– Где это девочки достают пару, а то и тройку таких патентованных идиотов?

Мисси пожевала губу.

– В чем дело, дорогуша? Кончается действие прозака?

Она попыталась улыбнуться.

– Боюсь, оно уже кончилось, Дэнни.

– Я думаю! Так эти помощнички тоже от Томми?

– Тоже от Томми, – подтвердила она.

– Это уже серьезно. Ты сильно запуталась с этим Вонгом?

Она покачала головой.

– Я уже ничего не знаю.

– А он знает, что мы здесь?

Она не ответила.

– Сукин сын. – Я оглянулся на улицу. – Эти двое?..

– Нет, – сказала она, – они ни малейшего представления не имеют, в чем дело. Томми связал меня с ними через одного из своих бригадиров на стройке. И больше ничего не знает.

– Мне что-то не верится.

– Про отель они не соврали, – торопливо заверила она; голос у нее начал немного вздрагивать. – Я позвонила Эмилю сразу после твоего звонка.

– Эмилю? Этого креола зовут Эмиль?

– Да.

– А когда ты звонила Томми?

– После того, как позвонила ему.

– Что ты ему сказала?

– Что собираюсь встретиться с тобой и что ты о нем спрашивал.

– Черт побери! – я опустил кулак на стол.

– Что-нибудь не так, сэр?

Озабоченное лицо официантки выглянуло из-за прилавка.

– Все отлично! – рявкнул я. – Подайте счет.

– Не волнуйся, – тихо проговорила Мисси. – Он меня ждет.

– Дома?

– Да.

– Зачем?

– Чтоб я тебя к нему доставила.

Я взглянул на нее.

– Ты собиралась это сделать?

Она ответила умоляющим взглядом.

– Он всего лишь интересуется…

– Отлично, – сказал я. – Он тебя коварно обманул? Уверял, что никому не причинят вреда? Ты что, не слушала, что я говорил? Джон Пленти убит. А это, – я ткнул пальцем в снимок, – как раз то, из-за чего его убили. И знаешь что?

– Э… – трепеща, откликнулась Мисси, – что?

– У него этого не было, вот что. Он даже не знал, что это такое. Как и я. Я не знал, что это такое, пока не явился Бодич с безумной историей своей ученой сержантши. Как там ее звали?

– Мэйсл, – несчастным голосом напомнила Мисси. – Она – знаменитость.

– Сержант Мэйсл знаменита? Чем же?

– Своим переводом «Сиракузского кодекса», – несколько удивленно пояснила Мисси. – Он широко цитировался еще до выхода боллингеновского издания.

– Что?

– Я не вру, – проскулила Мисси. – Пожалуйста, поверь мне.

– Ни за что. Успокойся. Разберемся, так или иначе. Оставив в стороне этот светоч учености в лице сержанта департамента полиции Сан-Франциско, изгнанной на Парковый участок за то, что у нее хватило дерзости обвинить своего шефа в сексуальных домогательствах – что, кажется, не приостановило выпуска боллингеновского издания ее перевода «Сиракузского кодекса», – ты-то откуда все это узнала? Ведь уже ясно, что ты все знала уже давно и, лежа со мной в постели, слушала, как Бодич объясняет то, что тебе было прекрасно известно. И почему, черт побери, это настолько интересует Томми Вонга, что он готов убивать?

Мисси безнадежно возразила:

– Убивает кто-то другой. Томми бы пальцем никого не тронул.

– Это как посмотреть. Он подсовывает тебе тройку переулочных костоломов, или кто там они такие; они вооружены и похищают людей, а ты полагаешь, что Томми Вонг никого не обидит? Маленький вопрос: каким образом он бы помешал им обижать людей?

– Это не Томми, – упрямо твердила она. – Он просто коллекционер.

– И что он коллекционирует?

Она указала подбородком на снимок:

– Он когда-то принадлежал ему.

– Принадлежал ему? Великолепно. Может, ты теперь хоть скажешь мне, что это за чертовщина?

Я бросил снимок через стол.

Она в искреннем изумлении переводила взгляд со снимка на меня и обратно.

– Ты правда не знаешь?

Я покачал головой.

– Правда не знаю.

– Это крупный план шлифованного граната.

У меня вздернулась вверх бровь.

– Это камень, – объявила Мисси, – из перстня Теодоса.