Текст книги "Тайна "Сиракузского кодекса""

Автор книги: Джим Нисбет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

– Футбольные, да?

– Чего? Нет, это для гигантов.

– Баскетбольные?

– Нет, бейсбольные площадки.

Он нахмурился.

– Ты местный?

– Конечно.

– Местных это заботит, знаешь ли.

– Что? Бейсбол?

– Ну, понятно. Кто теряет интерес к бейсболу, теряет интерес к жизни.

– Говорите за себя.

– В общем, говоря за тех, других, портовая комиссия контролирует всю набережную и причалы. Новое строительство – это большие деньги. Так пока их не выставили, они жгут свое имущество. Чтобы получить страховку. Обычное дело.

Рыба выпрыгнула из холодильника и упала в двухдюймовый слой трюмной воды на дне лодки. Дэйв ловко подхватил ее пальцами за жабры и поднял в воздух.

– Не выйдет, дорогуша, ты теперь моя. Пора тебе исполнить свое жизненное предназначение. Ты любишь форель, Дэнни?

Он слегка подправил курс.

– А как насчет морского окуня? Ты вообще поесть по-настоящему сможешь? Две Лодки сам черт на камбузе!

– Н-нет.

Он бросил рыбу обратно в коробку.

– Ну а чего тебе хочется? Посмотреть телевизор?

Я скорчил гримасу. Оказалось больно.

– Капризный поганец. Ну, можешь посмотреть, как я ем. Жареный морской окунь, крабовый салат, горячий кофе с ромом, парень!

Он потер пузо бутылкой с пивом.

– Разве не жизнь?

– Кофе хорошо б-бы.

– И немного рома тебе тоже не повредит. Только смотри, осторожней.

– Я вообще осторожный.

– Да уж вижу. А что тебе по-настоящему нужно, так это шлюха в спальном мешке.

Военный госпитальный корабль, белый, как мел, с красными крестами на бортах, втаскивали в Бетлехемский сухой док. Грохот отбойных молотков, сварочных аппаратов и портальных кранов раздавался в облаке брызг вокруг него.

– К-какая у них была машина?

– Вроде железной коробки для завтраков, выкрашенной черной краской.

– А кто за рулем?

– Парни. Ты хоть раз видел, чтоб такую водила женщина?

– П-пожалуй, нет.

– Женщины для такого слишком умны. Зато была красотка на «бумере».

– Что за красотка?

– Маленькая брюнетка. Такая, знаешь… – он описал плавную линию своей бутылкой, – штучка. Всегда одета как надо, не то что те парни из «хамви».

– Те парни… Один повыше другого?

– Точно, да ведь это всегда так. То есть возьми любых двух…

– А женщину вы вблизи видели?

– Только в бинокль, кха-кха-кха.

– Какого цвета был «БМВ»?

– Черный и все стекла притемненные.

– Еще что-нибудь? Необычное?

– Ага. Один парень из «хамви» раз наставил на нее пушку.

– Пушку? Из-за чего это?

– Убей, не знаю. Я вытаскивал ловушки в полумиле от них, у меня своих забот хватало.

– На этой штуке?

– Не-а.

Мы уже обогнули сухой док, и он показал мне на деревянную лодку футов тридцати в длину.

– Я тогда плавал на «Рамми нэйшн». Если бы не посмотрел, и не увидел бы, что там девица.

– А брюнетка вас видела?

– Может, и нет. Я был в рубке. В общем, парень убрал свою зажигалку, и они дальше занимались своими делами. Хотя красотка выкинула забавную штуку.

– Мне п-полезно посмеяться.

– Рад служить. Когда она указала на мою лодку, парень с пушкой глянул в мою сторону, потом снова на нее, и пистолет вроде как опустил. И знаешь, что сделала эта крошка? Она рассмеялась ему в лицо.

– Правда? Она смеялась над человеком, направившим на нее пистолет?

– Преспокойнейшим образом. Я бы сказал, ей и вправду было смешно, и плевать, что на уме у того парня. Крепкая малышка.

– Вы ее никогда не встречали в «Носовом люке»?

– Нет. А вот двое парней из «хамви» пару раз заскакивали на глоток.

– В последнее время вы их видели?

– Вчера, – кивнул он. – Они проехали мимо бара, как раз когда я в него заходил.

Дэйв внимательно всматривался вперед.

– С ними был еще один.

– П-пож-жалуйста, расскажите.

Дэйв молчал.

– Сколько было времени, – спросил я наконец, – вы не помните?

– Как не помнить, – прищурился Дэйв. – Этак в половину водочного.

– Это когда же?

– Когда ром кончается, кха-кха-кха.

XVII

На борту «Рамми нэйшн» Дэйв размешал в чашке чая полную ложку меда. Он поил меня с ложечки и вспоминал рыбака, который провел ночь в воде, цепляясь за пенопластовый ящик холодильника.

– Когда его нашла береговая охрана, он был уже в пяти милях от Муир-бич. Пробыл в воде четырнадцать часов. Знаешь, что он надумал, чтобы согреться?

– Н-нет.

– Переехал жить в Коста-Рику, кха-кха-кха!

Сицилийские рыбаки занесли в Калифорнию средиземноморские фелуки, и «Рамми нэйшн», выстроенная по так называемому монгрейскому дизайну, сохранила большую часть старинных очертаний. Но ее латинский парус сменил одноцилиндровый дизельный двигатель, который только-только оставлял под собой место для провонявшего спального мешка и керосинки. Лодка снаружи выглядела как новенькая, а внутри была развалиной. Воздух под палубой пропитался запахом плесени. Здесь то и дело жужжала переносная донная помпа. На виду были разбросаны клеточки для Сверчков, ведра для наживки, пивные бутылки и всяческие рыбацкие принадлежности вместе с треснувшими бутылками из-под кетчупа и пустым ресторанным держателем для салфеток. Ржавая шлюп-балка для вытягивания ловушек на бушприте по правому борту выглядела так, будто прослужила все семьдесят пять лет. Единственными удобствами были: спальный мешок, судя с виду пострадавший от разрыва осколочной гранаты, стадионная подушечка, которую Дэйв подкладывал под голову, переносной телевизор и два ящика для льда. По полочкам и в ниши совершенно по-беличьи были распиханы консервные банки, лекарства, одежда и книги по морской тематике. Имелся здесь и приличный набор инструментов, потому что Дэйв работал на причалах механиком, специалистом по любым дизелям. На двери сходного трапа в дешевой рамке висело изображение злосчастного «Теймаунтского электрона» – исчезнувшего во время регаты тримарана Дональда Кроухерста. Яхта рассекала корявое море, с палубы свисали концы и тросы, на палубе ни души.

Просунув голову в сходной люк, я спокойно рассматривал эти покои, пока их владелец мазал йодом царапину у меня на бедре, что в свою очередь отчасти вернуло мне чувствительность. А когда Дэйв приступил к пулевой ране на икре с тампоном и горячим бритвенным лезвием, я обрел чувствительность сполна.

– Эти царапины, должно быть, от скоб на опоре, на которую ты вскарабкался, – сказал Дэйв. – И на руках то же самое. Конечно, я не слыхал, чтоб скобы стреляли пулями, но что можно услышать в полосе прилива.

Я переменил тему.

– Этот ялик и есть ваше второе судно?

– Не, – отозвался Дэйв, промокая йод пахнущей дизелем ветошью. – Заметил те буйки на входе?

Буйки я заметил. Но еще заметнее была десятифутовая верхушка мачты с такелажем, с антенной и радаром.

– Это мой «Полосатозадый окунь», – пояснил Дэйв, протирая рану свернутым в жгут кончиком ветоши. – Он отправился на подводные каникулы.

– Ваше второе судно на дне?

– Симпатичная, чистая дырочка, – сказал он, обозревая рану. – Должно быть, пуля в оболочке. Хоть кто-то еще соблюдает Женевские конвенции.

– Почему вы его не поднимете? – спросил я.

– А зачем? Все равно снова потонет.

Около половины десятого мы выгребли на берег, и я постоял под чуть теплыми струйками душа на причале, сколько мог вытерпеть. Потом я оделся, и Дэйв загрузил себя и меня в свой пикап – сухопутную версию всего его флота, – разъеденный коррозией полутонный «джи-эм-си», купленный на городском аукционе. Две тонны барахла – или три, если считать ржавчину, и одна – ценностей, кузов полон был ящичков для инструментов, аппаратов для дуговой сварки и двух футов мусора, включавшего вездесущие весла. Был еще стеллаж для материалов на железных уголках, заводная ручка для мотора, трубчатая струбцина на заднем бампере, грейдерный буксирный трос и вращающаяся оранжевая мигалка на крыше кабины.

Когда мы вышли на Фолсом-стрит, я от слабости и холода навалился на Дэйва, как пьяный, и стал ругаться. Дэйв, поддерживая большую часть моего веса, тоже ругался от всей души. Разодранные штанины моих джинсов, щедро измазанные кровью и йодом, клочьями болтались ниже колен. Волосы у меня свалялись и запеклись от соли. Прямой солнечный свет так больно бил в глаза, что Дэйв пристроил мне на нос очень темные солнцезащитные очки. Пешеходы обходили нас стороной.

Я все еще годился разве что на то, чтобы охлаждать дыни, поэтому Дэйв по моей просьбе достал ключи у меня из нагрудного кармана. Подходя к двери, он спросил:

– Зачем это коп припарковался там, напротив, не знаешь?

– Может, полиция нравов?

– Он куда-то звонит.

Дэйв только успел отпереть дверь, когда вторая неприметная машина зажала пикап в коробочку, и Бодич, кипя, вырвался из-за руля;

– Кестрел!

– О нет, – выговорил я, – только не «винегрет».

– Надеюсь, обойдется без стрельбы, – сказал Дэйв. – У меня йода не хватит.

Хотя на уме у него явно было другое, при виде нас Бодич резко затормозил.

– Господи боже, что за хрень с тобой случилась?

Я был тронут. Он провопил это так, словно заботился обо мне, и лицо у него побагровело, почти как прожилки в краснокочанной капусте.

– Всего лишь ласка одного из семи морей, – объяснил Дэйв, – не то бы он выглядел вроде меня, кха-кха-кха!

– Заходим, – сказал я, и Дэйв проволок меня в дверь.

– Хренов коп, – бормотал он, втаскивая меня вверх по лестнице.

– Дэйв… – сказал я поморщился, когда он уронил меня на кровать. – Что толку оскорблять полицию?

– Если ему не нравится, что его оскорбляют, зачем он стал копом? – стянув с меня ботинки, он добавил: – У тебя здесь где-нибудь есть суп?

– Нет.

– Наличные есть?

Я извлек из кармана джинсов размокшую двадцатку. На площадке лестницы появился Бодич и прислонился к косяку, сжимая в руках чемоданчик и пыхтя, как атлет, на которого он вовсе не походил.

– Разве в полиции не предъявляют требований к физической форме сотрудников? – спросил Дэйв, выжимая воду из мокрой бумажки.

– Это инспектор Бодич, – представил я. – Лейтенант, это Дэйв.

Дэйв показал Бодичу двадцатку.

– Вам купить пончик или еще что, офицер?

Взгляд Бодича прояснился.

– Это твой пикап под окнами?

– Агх…

– Регистрация просрочена на два года.

– Сукин сын слишком дымит, – немедленно отозвался Дэйв. – Ему нужен новый карбюратор, а его уже не переделаешь, понимаете. Так с завода и вышел коптящим. Я стараюсь не нарушать, лейтенант, но заводские запчасти стоят вдвое больше восстановленных. Пять сотен да еще эта хренова установка.

Никто не возразил.

– Я мог бы установить и сам, без проблем, но вот что… – Дэйв развел руками, – моя социальная страховка дает всего шесть тридцать семь в месяц.

Мы ждали.

– Купи бублик, – сказал Бодич.

Дэйв улыбнулся щербатым ртом.

– Непременно, лейтенант. Хотите к нему сливочный сыр? Лососины? Взрывчатки?

– Обычный большой кофе, – проворчал Бодич.

Дэйв вышел. Бодич спросил:

– Это что еще за алкаш?

– Он меня сегодня выловил из залива. Я его обожаю.

– Он и пахнет, как спасательный пояс.

– Вот что я вам скажу, лейтенант. Дайте мне чуть отдышаться, и мы с этим стариком выложим вам месячный объем работы. А пока просто помолчите и не мешайте мне дрожать, договорились?

Бодич погладил свой чемоданчик.

– Сегодня мне нужна только информация.

Он присмотрелся к моей ноге.

– Это не пулевая рана? Причиненная, возможно, выстрелом из огнестрельного оружия? Или это донные черви пробуравили?

– Глаза вас не обманывают.

Бодич хмыкнул, но все же заткнулся и воспользовался возможностью осмотреться в квартире – что не заняло много времени, потому что в ней было всего две комнаты, и он по обеим уже прошелся в ту ночь, когда забрал меня для допроса. Его любознательность возбудили книжные полки, протянувшиеся вдоль стен.

– Полно книг.

– Мне что, положено возражать?

Как раз в этот момент я ощутил, что терпение у меня на исходе. Усталость, какой я не испытывал с войны, расцветала пышным цветом, и перепалка с Бодичем отвлекала меня от этого ощущения.

Бодич вытащил с полки книгу и осмотрел обложку.

– Ты все это читаешь?

– Нет, – рявкнул я, – это просто звукоизоляция. По ту сторону этой стены, видите ли, расположена ванная комната публичного дома, а чего я не выношу, так это когда над ухом полощут горло в четыре утра. Это еще хуже телевизора.

Он вернул книгу на полку и открыл чемоданчик.

– Н-да, кстати, шлюхи напоминают мне о предмете сегодняшней церемонии.

– Что б вам жить и другим не мешать? – простонал я.

– Слышал когда-нибудь о царице по имени Феодора?

– Я з-знаком со множеством царственных особ.

– Эта уже умерла.

– Это едв-ва ли с-сужает…

Я не сумел закончить фразу. Все мышцы у меня свело судорогой. Если Бодич это заметил, то ничем не выдал.

– Имеется в виду шестой век нашей эры, Дэнни. Если ты знаешь каких-нибудь цариц того времени, то знаешь и эту Феодору.

– Л-лейтен-нант, мое тело в огне, ноги расп-пороты на л-ленточки, в одной п-пулевая рана, и я еще не рассказывал вам о гигантском мошенничестве. Но я н-никогда не с-слы-шал о царице по имени Ф-феодора.

Бодич странно посмотрел на меня.

– Гигантское мошенничество?

– Ч-черт в-возьми, я д-думал, люди не з-заикаются, к-когда злятся.

– Нет-нет, мне очень интересно. Если ты предпочитаешь обсудить последние события или даже физиологию, я далек от того…

– Это под-дождет. Погодите, п-пока в-вернется Дэйв.

Бодич покачал головой.

– Дэнни, – настойчиво проговорил он, – время – деньги. Так или иначе кому-то придется заговорить. Тебе или мне.

– Л-ладно, вам. Я пас.

Он извлек из чемоданчика книгу.

– Готов послушать сказку на ночь?

– Спасибо, я и так прекрасно усну.

Он открыл книгу на странице, отмеченной розовой закладкой «пока вас не было».

– Мне говорили, что это великая книга.

Любопытство оказалось сильнее меня.

– Как она называется?

– «История упадка и разрушения Римской империи».

– Ч-чтоб мне пров-валиться. Хорошая книга. С каких пор полицейские ч-читают Эдуарда Гиббона?

– С тех пор, как перешли с пончиков на бублики.

Хлопнула уличная дверь. Дэйв поднялся по лестнице, и только увидев, как он идет через комнату, я заметил, что старик хромает. Он выложил на стол мои ключи и пластиковый мешок для покупок.

– Эти китайцы заставили прихватить и пакет чипсов. Не волнуйся, суп я тоже взял, горячий и кислый. И чашечку кофейку для лейтенанта, чашечку для Дэйва и горячий бублик для лейтенанта.

Помолчав, он сказал с надеждой:

– У них кончилась приправа, так что пришлось взять луковицу.

Бодич закатил глаза.

– Я так и знал, что вам без разницы, – продолжал Дэйв, – сыр, джем, соевый соус…

Он выставлял на стол пакетики.

– Гренки для супа, банка сардин для Дэйва и…

Он торжественно, со звоном выставил коричневую бутылку.

– Пинта дешевого рома.

Он показал мне чек.

– Девятнадцать долларов шестьдесят четыре пенса.

– Как-нибудь спишу, – сказал я.

– Я его оставлю прямо на… эй, у тебя на холодильнике нет магнита?

Он снимал крышки с чашек с кофе.

– Как вам мысль, лейтенант?

Бодич кивнул. Дэйв выплеснул дюйм кофе в раковину и долил доверху ромом, после чего передал чашку Бодичу. Из своей чашки он выплеснул два дюйма, долил и ее и произнес тост:

– Пусть прилив хотя бы дважды в день выносит след красоты жизни на берег ваших душ.

Он длинно, громко глотнул.

Бодич осторожно пригубил кофе и поднял брови:

– Боже мой, неплохо! – Он показал нам пачку «Вэнтидж». – Не возражаете, если я закурю?

– И я с вами, – сказал Дэйв. – Угостите?

– Эй, – возмутился я, – вы в реанимации.

– «Вэнтидж» не дает дыма, – сказал Дэйв, прикуривая от зажигалки лейтенанта.

– Это все равно что бросить курить, – поддержал Бодич, закуривая сам.

Я подпихнул две подушки к стене и подтянулся в полусидячее положение.

– Как насчет того супа?

Кто-то застучал в уличную дверь. Зажав зубами фильтр, держа чашку с разбавленным кофе, Дэйв другой рукой открывал ящики, отыскивая ложку.

– Хотите, лейтенант?

Бодич пожал плечами и пошел вниз, дожевывая кусок бублика.

Посмотрев, как я пытаюсь удержать в руке ложку, Дэйв сказал:

– Я тебя покормлю.

– Я не голоден, – отозвался я с отвращением, уронив ложку в миску.

Дэйв подтянул стул к кровати и поднес ложку с супом к моему лицу.

– Открой рот, черт побери.

– Что здесь происходит?

Мисси, подбоченившись, стояла в дверях и критически осматривала сцену. На ней была шелковая блуза цвета чайной розы под черным жакетом, килт с большой булавкой, придерживающий разрез внизу, черные чулки и черные туфельки эльфа. Она выглядела на миллион долларов, хотя, возможно, я ее недооценивал. Бодич, поеживаясь, стоял несколькими ступеньками ниже.

Дэйв встал со стула с миской супа в одной руке, полотняной салфеткой в другой и смятением на лице, неуверенно хихикая. Ложка задребезжала по полу.

– Мисси, это Дэйв. И наоборот.

– Агх… – неуверенно выдавил Дэйв.

– Понятно, – сказала Мисси. – А почему в темных очках? – Тут она разглядела мои ноги. – Дэниел, что с тобой случилось?

– Маленький инцидент при к-купании.

Изящество выражения не помогло скрыть стук зубов. Я думал, чай Дэйва привел меня в норму, но, кажется, улучшение было временным. Меня всего била дрожь, и зубы громко клацали.

Мисси бросила позу или притворное легкомыслие и оттолкнула Дэйва в сторону.

– Ты дрожишь. Дай-ка мне.

Сняв с меня очки, она положила ладонь мне на лоб.

– Боже мой! Ты холодный, как папочкин процесс о разводе!

– Эт-то к-как?

– Да, – заинтересовался и Дэйв, – он насколько остыл?

Она набросилась на него.

– Что вы сделали с Дэнни? Кто вы такой?

– Но, маленькая леди… – начал Дэйв.

– Что вы сделали с Дэнни? – выкрикнула Мисси.

– Эй, потише, – рявкнул Дэйв, – я же его и вытащил из бутылки.

Я попытался закончить процесс представления:

– Л-лейтенант Б-бодич, М-марисса Джеймс. Я здесь охренел от…

На Бодича Мисси даже не взглянула.

– Мы встречались.

Она осмотрела Дэйва и наморщила нос.

– Замаскированный полисмен?

Дэйв хлебнул своего замаскированного кофе.

– Эй, – потребовал Бодич, – не оскверняйте чистоту штата полиции.

– Дэнни, что с тобой?

Мисси переводила взгляд с одного на другого.

– Что с Дэнни?

– Я сегодня утром выудил его из-под Семидесятого причала, – сказал Дэйв. – Он провел там ночь.

Бодич заметно встрепенулся.

– Всю ночь, – с ужасом повторила Мисси, – это правда?

– Н-ну, я н-н-начал д-д-д – черт – довольно п-поздно.

– Переохлаждение, – сказал Дэйв. – Чтобы появились симптомы, температура тела должна опуститься ниже 35 градусов. А ниже 33, – он прицокнул языком, – уже дело серьезное.

– Что с тем проклятым пожаром? – спросил Бодич.

Мисси перебила.

– Мой бог, гипотермия! Да? Вы хоть попытались его отогреть?

– Конечно, но дело идет медленно. Иной раз им ничего в себе не удержать. Чай, суп…

Дэйв неуклюже указал на свою миску. Мисси с подозрением принюхалась.

– Нельзя их отогревать слишком быстро, мэм. Тут надо осторожнее.

Мисси приложила ладонь мне ко лбу. Ладонь казалась горячей.

– Он же как ледышка!

– Не-а, – Дэйв оттопырил губы, – залив в том месте, где я его нашел, довольно мелкий. Наверняка он не холоднее, ну, шестидесяти-шестидесяти пяти градусов.

Мисси встала.

– Слушай, Дэнни, – сказала она, снимая жакет. – У тебя есть спальный мешок? Пуховое одеяло, пуховка?

Дэйв озадачено переспросил:

– Какая еще пуховка?

Я махнул рукой на свой единственный шкаф.

Мисси подскочила к нему и распахнула дверцу.

– На верхней полке, – сказала она, приподнимаясь на цыпочки, – черт, скорее же!

Она обернулась к Дэйву.

– Помогите мне.

Но у Дэйва руки были заняты супом и кофе.

– Лейтенант, снимите мне этот мешок.

Бодич, явно больше интересовавшийся тем, что мне известно о пожаре, неохотно повиновался. Мисси засунула мешок под мышку и указала:

– И тот лоскутный плед тоже.

Она вытряхнула спальник из нейлонового мешка, расстегнула молнию и накинула на меня как одеяло. Потом выхватила из рук Бодича лоскутное одеяло и ловко накрыла им спальник. И насупилась.

– Д-да, – сказал я. – Ты м-мне его подарила после той в-волшебной ночи…

– Совершенно не помню такого, – немедленно оборвала она. – Как мне лестно, что ты до сих пор сочиняешь обо мне сказки. Или гипотермия вызывает галлюцинации?

– П-пятнадцать лет.

– Не надо разговаривать. Ты бредишь и смущаешь меня.

Придерживаясь рукой за кухонный прилавок, она приподняла колено и стянула одну из своих туфелек с острыми носами.

– Агх-ха-ха, – прохмыкал Дэйв, отступая за прилавок.

– Эй! – Бодич явно тоже готов был запаниковать, – мне надо поговорить с этим парнем.

– Когда он будет пригоден для разговоров, можете поговорить, – отозвалась Мисси, расстегивая блузку. – Отвернитесь, вы оба. Закройте глаза.

Бодич чем-то напоминал бабочку, которую вот-вот расплюснут между страницами книги.

– Мисси! – запротестовал я.

– Помолчи, Дэниел. Береги силы.

Дэйв отчего-то неудержимо моргал.

– Отвернитесь, отвернитесь.

Мисси выпростала подол блузы из-за пояса килта.

– Мисс Джеймс, – сделал еще одну попытку Бодич, – это полицейское расследование. Я…

– Полицейское? Отлично. Делайте, что вам сказано, не то я спущу на вас мэра Брауна, – она нетерпеливо притопнула босой ногой, – и вы оглянуться не успеете, как ваш полицейский значок будет похож на бляшку, которая ночь провисела на троллейбусных проводах.

Бодич побледнел и невольно потянулся к тому месту, где, должно быть, уже лет двадцать пять висел его значок. Не прибавив ни слова, он повернулся к нам спиной.

– Я только вчера вечером виделась с Вилли, – добавила Мисси. – Он был с той манекенщицей, как ее там…

Расстегнув блузку, она обеими руками трудилась над застежкой юбки.

– Правду говоря, последний раз, когда я слышала о Борсалино, не то что видела его, был в кино на «Большом сне».

– «Он так же неприметен, как тарантул на бисквите», – процитировал Дэйв в кухонное окно.

– Этим о Вилли все и сказано, – согласилась Мисси, – но должна признать, у той манекенщицы ножки подлиннее, чем память букмекера.

Дэйв полуобернулся от окна, и она прикрикнула:

– Смотрите на улицу. У всех глаза закрыты?

Она шагнула из юбки.

Мисси остается женщиной, подумал я, когда она, сложив юбку, опустила ее на сиденье стула и накинула блузу на спинку. Потом с тем же непринужденным изяществом, как будто ей не более тридцати, а мне двадцать семь и мы любовники еще с колледжа, она нырнула под лоскутный плед и стала раздевать меня.

– Й-й-йа…

– Еще пару минут, джентльмены, – обратилась она к присутствующим в комнате и потом ко мне: – Ты умница. Постарайся собраться с силами.

Спуская разодранные джинсы по моим разодранным бедрам, она добавила:

– Господи Иисусе.

– Скобы, – сказал Дэйв в кухонное окно, – острые, как бабушкины присказки.

Сбросив мою одежду на пол, Мисси обхватила меня руками.

– Дэниел, – вскрикнула она, – ты ледяной!

– Н-не совсем…

Мисси встретилась со мной взглядом и храбро прижалась ко мне чем только можно. Спальник, плед и даже моя кожа начали согреваться ее теплом. Она потерлась о кончик моего носа своим:

– Ты хоть что-нибудь чувствуешь?

Я много чего чувствовал, но мой язык отказывался произносить соответствующие звуки.

Она приподняла край спальника и улыбнулась:

– Выше нос.

Я задрал голову, и она уютно подоткнула мне одеяло вокруг шеи.