Текст книги "Глаз идола (сборник)"

Автор книги: Джеймс Блэйлок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Теперь в люке появилось лицо Хасбро, и я наклонился, чтоб протянуть ему руку, но тут послышался хлопок выстрела. Хасбро качнулся назад, цепляясь за лестницу одной рукой. Я нагнулся, пытаясь схватить его за лацкан пальто, но пальцы поймали только воздух; я видел, как он обрушился в черную воду и исчез. Сент-Ив был так поглощен управлением судном, что ничего этого не видел, и я, крикнув ему что-то бессвязное, выполз наружу, свернувшись на лестнице в три погибели и ожидая неизбежной пули. Кусочек свинца ударил в металлическую оболочку возле моей головы, так близко, что я услышал звук рикошета почти одновременно с выстрелом.

ГЛАВА 4
НА ДНЕ РЕКИ

Хасбро вынырнул из потока, сжимая пальцами предплечье, я отпустил ступеньку, ощутив в одно темное, холодное, жуткое мгновение, прежде чем ноги мои коснулись пола, как речная вода заливает мои глаза и пропитывает одежду, и рванулся к нему. Мне удалось обхватить Хасбро за рукав, и мы вдвоем стали забираться по лестнице. Цепляясь за ступени непослушными пальцами, нашаривая ногами опору, он карабкался с трудом, а я подталкивал его снизу, стараясь держаться отчасти под защитой изгиба стенки подводной камеры. Сент-Ив нагнулся и подхватил Хасбро, я влез следом за ним и второй раз оказался внутри устройства, только на этот раз стоял на коленях в луже на полу, пытаясь отдышаться, слишком оглушенный и потрясенный, чтобы ощутить, насколько замерз.

Люк уже захлопывался, когда прозвучал, словно далекий щелчок или будто два камешка ударились друг о друга, последний выстрел, звякнула, отлетая от внутренней стенки камеры, пуля, зацокала по полу и сплющенным кусочком металла плюхнулась в лужу у моих колен. Я осознал, выуживая пулю оттуда, где она замерла, и запихивая в карман как сувенир, что камера теперь освещена мягким светом, струящимся из потолочных ламп, а в воздухе стоит какое-то пчелиное жужжание. Сент-Ив повернул запорный механизм, запечатавший дверь изнутри, удовлетворенно кивнул и сказал:

– У нас есть сухие элементы! Она может двигаться независимо!

Это сообщение ничего не значило для меня, но очевидная радость профессора слегка взбодрила.

Он методично задвигал руками перед пультом управления, манипулируя рычагами и штурвалами и сосредоточенно склонив голову. Я помог Хасбро стащить мокрое пальто, на подкладке которого чудесным образом оказалось множество карманов. Из одного он извлек бинт, из другого – фляжку выдержанного односолодового, которую носил на все случаи жизни, и закатал рубашку на руке, открыв рану. Пуля пробила мышцу и вышла наружу, хвала Господу, хотя вытекло изрядное количество крови, которую нам удалось остановить, плотно прижав к ране сложенный несколько раз платок. Хасбро отважно поливал рану виски, а я аккуратно перевязывал ее. Мне вспомнился бедняга Мертон, избитый до крови в собственной лавке. Мы приближались к скверному концу и, никаких сомнений, явно сваляли дурака.

– Спасибо, Джек, – сказал Хасбро, предлагая мне фляжку.

Я поднял ее в коротком приветствии и сделал глоток, едва не задохнувшись от крепости напитка, а затем передал фляжку Сент-Иву, который сиял, будто школьник на каникулах.

– Оксигенаторы, – загадочно сообщил он, мотнув головой в сторону пульта. – Воздух сжатый, так что запас ограничен, но его хватит, если мы будем аккуратны. Джек, твоя задача: впускать свежий воздух, когда нам понадобится, – рычаг с бакборта, вон там. Будь скуп, как квартирная хозяйка.

Профессор сдвинул рычаг вниз, и раздался металлический свист; воздух выходил из трубок, у него был холодный металлический привкус.

Сент-Ив сделал быстрый глоток из фляжки, передал ее Хасбро и повернулся к пульту. Хасбро тоже отведал виски, а затем спрятал фляжку в карман пальто. Не скажу, что мы почувствовали себя обновленными после глотка крепкого алкоголя, но, по крайней мере, не были такими развалинами, как несколько минут назад. Подводный аппарат тоже будто ожил – теперь слышались беспрерывный гул, отдаленный грохот и свист. Сент-Ив повернулся к нам и кивнул, словно говоря: «И как вам такой поворот?»

Теперь, когда Хасбро оказался на борту и, похоже, чувствовал себя неплохо, я счел свою миссию исполненной. Отныне Сент-Ив отвечал за нас и странное суденышко, чему я был искренне рад.

Впрочем, глядя, как за массивными стеклянными иллюминаторами поднимается вода, я изо всех сил пытался предугадать, что может преподнести нам эта водяная ловушка. У нас не было ни еды, ни питья, ни чего-либо еще, кроме фляжки Хасбро. Мне пришло в голову, что, может, нам стоило бы подождать, пока заполнявшая пещеру вода прорвет ворота, и, выбравшись из всплывшего на поверхность аппарата, найти ведущую на поверхность лестницу… Или это скверная идея? Скорее всего, наш долговязый друг с ружьем уже засел на какой-нибудь удобной площадке, что может по-настоящему осложнить дело.

Я упал духом еще сильнее, когда внезапно припомнил, что прошлым вечером Финн Конрад появился на противоположной стороне улицы в ту самую минуту, когда я принялся осматривать окрестности. Мне пришла в голову мрачная мысль: не ждал ли мальчик нашего появления и не лучший ли он актер, чем акробат? «Ведь это он, – думал я с тоской, – привел нас к „Козе и капусте“!» Дружелюбный малый, радостно уплетая каштаны, указал нам на дверь трактира, и мы бездумно кинулись туда навстречу року…

Тайна, причем чертовски постыдная, была раскрыта. Мальчик мне нравился, и степень испытанного мною отвращения к негодяям, принудившим такого славного парнишку к жизни в бесчестье и лжи, меня потрясла. Финн был предельно полезен в лавке Мертона, но его дальнейшие действия выглядели очень подозрительно. Конечно, вражеский лазутчик и должен был нас очаровать, если его целью было заманить нас в распивочную, где нам полагалось натолкнуться на потайную дверь, – всё одно к другому. Финн, правда, не знал о карте в пасти броненосца, о чем я напомнил себе со слабым удовлетворением; жизненно важный секрет остался нераскрытым. Но затем я вспомнил Мертона, с энтузиазмом произносящего слово «копирование», и мне снова стало не по себе. Я сидел с тяжелым сердцем, и ничто не могло меня ободрить, кроме затухавшего внутри тепла виски, и только новый глоток мог бы вселить в меня уверенность. Впрочем, вскоре мне пришлось отбросить эти мысли, поскольку вода поднялась до верха иллюминаторов, и я осознал, что смотрю в чернильную тьму подземной реки. Снаружи нашего убежища зажглись лампы, и я увидел рыбу – какого-то угря, метнувшегося от напугавшего его света во мрак. Подводный аппарат внезапно накренился, словно собираясь отплыть, и я заскользил по сиденью, на котором недавно утвердился, стараясь распределить вес так, чтобы не свалиться на пол, словно мешок.

– Держитесь! – велел Сент-Ив, открывая какой-то клапан и прислушиваясь, наклонив голову и сощурившись. – Думаю, что…

Тут послышался шум воды, врывающейся, должно быть, в балластную цистерну, и мы снова выровнялись. Сент-Ив неуверенно принялся орудовать несколькими торчавшими из пола рычагами, манипулируя ногами аппарата; корпус его поднимался и опускался, двигался назад и вперед. Мне вспомнился перевернутый на спинку жук, тщетно пытающийся встать на неожиданно ставшие бесполезными лапки, но, ощутив, что мы медленным неровным ходом продвигаемся вперед, я отогнал эту ассоциацию.

– Чуточку воздуха, Джек, – сказал Сент-Ив, и я послушно несколько секунд давил на рычаг.

– И куда мы направляемся? – удалось мне спросить, после того как я исполнил свои обязанности. Вряд ли мы пытались подняться к поверхности, однако альтернатива – неопределенное блуждание по верфи – вызывала у меня тошноту.

– Наружу, – ответил Сент-Ив. – Мы взяли на четыре румба восточнее. Думаю, у нас нет иного выбора, кроме как отплыть на этом чудесном корабле. То есть я имею в виду, мы его одолжили. Если мы сумеем отыскать владельца и спросить его разрешения, то несомненно сделаем это, но в данных обстоятельствах это совершенно невозможно, ха-ха. И, конечно, наши действия несколько оправдывает срочная и неотложная необходимость… – Нахмурившись, он покачал головой, словно сожалея, что не в состоянии решить болезненную моральную проблему. Но что уж тут решать: всем было ясно, что возможность совершить пробное путешествие на удивительном судне приводит профессора в восторг!

Впрочем, через минуту радостное выражение на его лице сменилось встревоженным: свет за бортами нашего судна стал намного ярче, и одновременно какая-то огромная тень начала медленно подниматься. Это был стоявший на стапелях подводный корабль, который внезапно пришел в движение и теперь направлялся прочь из затопленной пещеры. Пока он скользил мимо, мы в немом изумлении увидели за одним из иллюминаторов застывший профиль доктора Хиларио Фростикоса, который, вне всякого сомнения, находился на борту всё то время, что мы потратили на путешествие к тайной судоверфи. Сидя в каюте, полной книг и навигационных карт, он просматривал некий том, как бы не ведая о нашем присутствии. Но мгновение спустя, перед тем как исчезнуть в глубине вместе со своей субмариной, дьявольский доктор посмотрел в подвешенное перед ним на хитроумных блоках зеркало, и наши взгляды скрестились, однако его прозрачно-белое, словно вырезанное из древнего льда лицо осталось абсолютно невозмутимым.

Огни подводной лодки, направлявшейся прямо со стапелей в таинственное подземное море, стремительно промелькнули за нашими иллюминаторами, а мы внезапно оторвались от пола верфи, поднимаясь в вихре пузырей, и течение потащило нас на восток, как и обещал Сент-Ив. Теперь свет исходил только от нашего собственного судна, и я всей душой благодарил Бога за это, ибо подводная тьма вызывала во мне необъяснимый ужас. Всё больше угрей и стаек маленьких белых рыбок скользили мимо иллюминаторов, а потом проплыл труп, раздутый и бледный; и его незрячие молочно-белые глаза бесконечно долгое мгновение смотрели на нас. Было жутко, и всё же я куда больше внимания уделял запечатленному в памяти видению жуткой субмарины с живым подобием трупа, управлявшим ею. Куда она направлялась, пытался угадать я, и почему Фростикос дал нам свободу, если на самом деле дал?

Снаружи стало посветлее, и Сент-Ив выключил все лампы, чтобы не тратить понапрасну энергию. Он объяснил, что, если бы мы были связаны с подводной лодкой, электричеством наш аппарат питали бы ее двигатели, но мы зависим от батарей – вот что он имел в виду под «сухими элементами», параметры которых и время разрядки нам неизвестны. Мы оказались в глубинах Темзы, в водах, мутных от ила и речной грязи. Как далеко мы ушли во тьму, определить было невозможно. Собственно, мы могли лишь строить догадки о том, где находится наш аппарат и как долго продлится наше начатое столь внезапно путешествие. Без сомнения, ответы на эти вопросы могла дать только сама Темза…

Не стоит, рассуждал Сент-Ив, всплывать в пределах Пула или в ином месте с оживленным судоходством, рискуя зацепиться за стальной трос или пробить дыру в днище какого-нибудь корабля. Конечно, сейчас мы полностью во власти течения, и надежда управлять своим движением у нас появится, только если мы попадем в спокойные воды и встанем на дно. Загвоздка была в том, как совершить этот подвиг, хотя профессор, вне всякого сомнения, принял вызов. Мы звонко стукнулись о что-то невидимое, совершили пару оборотов, и нас поволокло дальше. Я впустил новую порцию воздуха. За иллюминатором показалось что-то похожее на останки затонувшей угольной баржи, и, пока нас несло мимо, мне пришло в голову, что на дне реки, наполовину увязнув в иле, лежит великое множество подобного мусора. Зрелище могло быть упоительным, однако при иных обстоятельствах.

Сент-Ив закачал еще немного воды в балластные цистерны, и аппарат моментально пошел ко дну, подняв облако грязи, лишившее нас обзора, а затем стал заваливаться вперед под натиском реки. Только выдавив часть жидкости из цистерн, мы смогли принять относительно ровное положение; и вновь нас потянуло на восток – мы проталкивались среди невидимых препятствий, вертясь так и сяк, словно в стиральной бочке, отчего нас скоро затошнило. Я подал в каюту еще немного драгоценного воздуха, которым мы, похоже, дышали с чудовищной скоростью. Сразу после этого мы попали в тень, которая висела над нами довольно протяженное время.

– Корабль, – определил Сент-Ив, глянув вверх в иллюминатор. – Прямо из Пула, похоже, изрядно припозднился, – он вынул из кармана хронометр и взглянул на циферблат. – Отлив уже начался, или вот-вот начнется, если я не ошибаюсь.

– Да, сэр, – подтвердил Хасбро. – Сегодня он сразу после полудня, исходя из движения луны.

– Прекрасно! – воскликнул Сент-Ив, подмигнув мне.

Я кивнул, радостно соглашаясь, хотя, говоря по правде, о приливах знал очень мало. Что меня заботило в данный момент, так это то, что судно прекратило свое постоянное раскачивающееся, пьяное движение.

– Скоро у нас будет период спокойной воды, – сказал мне Сент-Ив в качестве объяснения. – Крайне надеюсь, времени хватит, чтобы найти путь из реки, в идеале вниз по течению, в тихом месте, чтобы не создавать большой сенсации, но не слишком далеко отсюда. Воздух, Джек.

– Но когда начнется прилив, – встревожился я, снова нажимая на рычаг, – не снесет ли нас обратно? – Мне вспомнился тот труп, что навестил нас раньше. Очень похоже, он так и будет болтаться вдоль берега, вниз и вверх по реке, по прихоти приливов и отливов, пока не распадется на части или не угодит в сети браконьера.

– Непременно, – кивнул Сент-Ив. – Хотя для нас это не имеет никакого значения. Не задумывайся об этом.

– А? – спросил я, заинтересовавшись. Что, черт возьми, имел в виду профессор?

– Мы задохнемся раньше, чем прилив снова начнется, – заверил меня Сент-Ив. – Почти наверняка. Мне неизвестно, каким количеством воздуха нас облагодетельствовали, но даже если баллоны исходно были полны, через пару часов мы всё равно будем мертвы, как выброшенная на берег рыбешка. Можешь быть в этом совершенно уверен.

Это заявление отняло у меня дар речи, хотя, уверяю вас, Сент-Ив такого эффекта вовсе не добивался. Он просто констатировал научный факт. Следующие полчаса мы плыли, бились и крутились, минуя тени затонувших или проплывающих судов. Я поймал себя на том, что, прислушиваясь к шипению воздуха в трубках, чрезмерно много внимания уделяю своему дыханию, отчего оно стало неестественно прерывистым. Каюта, казавшаяся прежде просторной, сжалась до размеров бочонка для засолки. Я ужасно нервничал и, пытаясь успокоиться, старался занять себя созерцанием проплывавшего за иллюминатором мусора: вот колесо от фургона, вот увязший в иле портновский манекен, соблазнительно обмотанный грубой веревкой, должно быть полный золотых монет и яванского жемчуга величиной с гусиное яйцо…

– Рычаг, Джек.

Мне показалось, что поступление живительного воздуха замедлилось, будто давление упало. Но от этой ужасной мысли меня отвлекло ощущение, что наше движение практически прекратилось – похоже, мы надежно зацепились за дно. Речная грязь клубилась вокруг аппарата, так что минутами нам вообще ничего не было видно. Сент-Ив сверился с компасом на небольшой приборной панели и, когда ил осел, указал на длинный изогнутый деревянный брус, очевидно киль корабля, наполовину зарывшийся в песчаное дно.

– Вот наш азимут, – сказал он. – Вдоль этого бруса. К северу.

И профессор, взявшись за рычаги, принялся осторожно манипулировать ногами подводной камеры, время от времени останавливаясь, чтобы вода очистилась и снова показался увязший киль, вдоль которого мы совершали свои неуверенные шаги.

Мы ползли среди препятствий, словно полураздавленный краб, и дважды или трижды пятились от каменистых провалов. Пару раз водоросли так плотно оплетали механические ноги, что нам приходилось долго выпутываться. Обломанный конец киля исчез уже далеко позади, и Сент-Ив правил по одному компасу, отслеживая наше продвижение, и никто из нас не говорил и не двигался больше, чем было необходимо. Сколько времени так прошло, я не мог сказать, и никто из нас не догадывался, в двадцати футах мы от берега или в шестидесяти, выползем мы на сушу или врежемся в подножие скалы и окажемся не ближе к спасению, чем посередине Темзы.

Снова я отворил спасительный клапан, но услышал лишь усталое шипение – струя воздуха была слабой, и побороть угнетающую духоту каюты ей оказалось не под силу. Стараясь отвлечься, я уставился в иллюминатор, но в реке, теперь постоянно мутной и застойной, не попадалось ничего интересного, а движение наше оставалось огорчительно медленным. Хасбро, то ли уснувший, то ли погруженный в глубокую медитацию, обронил: «Прошу прощения, сэр?», и я не понимал, что он имел в виду, пока не услышал эхо собственного голоса в собственных ушах и не осознал, что несу вслух какую-то чушь, словно законченный безумец.

– Нет, ничего, – ответил я ему с кривой улыбкой. – Просто размышляю.

– Лучше вообще не говорить, – посоветовал Сент-Ив.

Я прилег и закрыл глаза, но, несмотря на отчаянные усилия, не смог избавить свой разум от звяканья и буханья, сопровождавших наше тягостное продвижение по дну Темзы. Внезапно мне примерещилось, что я живым заколочен в гроб и сброшен в море, что я задыхаюсь во мраке. Глаза мои распахнулись, и я, сделав длинный клокочущий вдох, не принесший и капли облегчения, сел, таращась, как треска, выуженная из глубоких вод.

– Вы в порядке, сэр? – спросил Хасбро.

Я лживо кивнул, привычно устремляя взгляд в иллюминатор. Теперь куски плавучего мусора клубились за нами, а облака мути светлели куда быстрее. Меня заполнило чувство обреченности. Мы пропустили начало прилива, и единственное, что нам теперь оставалось, это открыть люк и попытать счастья в реке, покинув омерзительную камеру смертников… Хасбро, благослови его Господь, протянул мне в этот мрачный миг фляжку с виски, и я сделал добрый глоток, прежде чем вернуть ему фляжку.

Однако очень скоро мы смогли серьезно прибавить темп, выйдя на ровное песчаное дно, и мой дух воспарил… Вода стала гораздо светлее, а наверху, над нашими головами, стала различима серебристая рябь, которая могла быть только поверхностью реки. Затем мы достигли этой поверхности и зашагали дальше под плеск невысоких речных волн, бившихся об иллюминаторы и стенки аппарата. Мы карабкались на берег, пока вода не оказалась под брюхом нашей подводной камеры, и только тогда остановились. «Гравитация, – объяснил Сент-Ив, – оказала нам превосходную услугу, когда наша плавучесть уменьшилась, но, если мы попытаемся продвигаться дальше, рискуем поломать механические ноги».

Я распахнул люк и, словно вырвавшись из могилы, прыгнул в Темзу, как в ванну, наполняя легкие воздухом, сладким, словно родниковая вода, а потом, брызгаясь, устремился к берегу, будто проказник в Блэкпуле…

Даже сейчас, вспоминая тот миг освобождения, я делаюсь склонным к метафоричности, хотя не тускнеющая память и напоминает мне, как близок я был к тому, чтобы опозорить себя страхом и слабостью. Конечно, я мог бы преобразить это воспоминание и представить себя в более мужественном свете, добавить небольшую долю личной храбрости. Да только такое обращение с реальными событиями пристало лишь безответственным юнцам. Тут лишь чернила и бумага, и нет причин изворачиваться и лгать… К тому же, разумеется, в правде куда больше доблести.

Как вскоре обнаружилось, мы добрались до нижнего края Иритских топей, почти до изгиба за Лонг-Рич, причем никто не видел, как это происходило – редкая удача! Тремя часами позже вытащенный на берег аппарат, прикрепленный к поворотной кран-балке и загороженный пустыми корзинами, чтобы скрыть его очертания, мирно стоял на помосте фургона; всё было надежно увязано и закрыто брезентом. Направляясь в Хэрроугейт, где, как сказал Сент-Ив, он пополнит запас сжатого воздуха в химических лабораториях Пиллсуорта, мы весело болтали. А дальнейший наш путь лежал через Дэйлз к верховьям залива Моркам – мы спешили на рандеву с дядюшкой Мертона в его хижине в Грэйндж-на-Песках. Как вы понимаете, нам, кроме карты и подводной камеры, требовался еще и опытный лоцман. И никак нельзя было пропустить следующий отлив.

ГЛАВА 5
ПРОМЕДЛИ, И ТЫ УТОПЛЕННИК

Перед тем как устремиться навстречу новым приключениям, мы устроили в фургоне нечто вроде военного совета – чтобы добиться успеха, следовало как можно лучше оценить обстановку и спланировать дальнейшие действия. Конечно, если бы Фростикос подозревал, что настоящая карта у нас, он без труда сумел бы предотвратить наш побег на подводном аппарате. Однако препятствовать не стал. Видимо, полагал, что всех перехитрил, и это оказалось очень кстати. Но если у него возникла хоть тень сомнения, то возвращаться в «Полжабы Биллсона» или ехать к Сент-Иву, в его поместье Чингфорд-у-Башни, смертельно опасно – возможно, там уже рыщут прислужники злодейского доктора. А ввязываться в драку теперь, когда карта оказалась у нас в руках, нам совершенно не хотелось. Поэтому мы решили отправиться прямиком к заливу Моркам и побродить там по пескам при самой низкой воде. Правда, еще нужно было уладить кое-какие дела в Лондоне. Эту задачу я взял на себя и устремился в столицу на встречу с Табби Фробишером, а Сент-Ив и Хасбро помчались на север со всей возможной скоростью.

Маленький подарок судьбы состоял в том, что Табби мог делать что угодно, не возбуждая подозрений наших врагов, в том числе и поведать трагические подробности наших безвременных смертей газетам – у него был полезный знакомый, писавший для «Таймс» и, временами, для «График». В оперативно опубликованной статье сообщалось, что на скалистой отмели подле Ширнесса рыбаки обнаружили некую камеру для погружений с тремя бездыханными телами внутри; вероятно, ее вынесло приливом. Вскоре появился и некролог: «Научное сообщество скорбит… Многими оплакиваемый уход… эксцентричный гений… страстный исследователь…» – и так далее. Сент-Ив, поносимый несколькими месяцами ранее за инцидент с огненным кальмаром, внезапно был полностью реабилитирован, и, как позже сообщил нам Табби, даже шли разговоры об установке бронзового бюста профессора в оштукатуренной нише в Клубе исследователей.

Вся эта шумиха была очень кстати, должен вам сказать. Конечно, прежде чем известие стало достоянием общественности, Табби заглянул к Мертону, а затем помчался, как Меркурий, в Скарборо, дабы оповестить миссис Сент-Ив и мою собственную дорогую жену о природе затеянного нами обмана. Как ни прискорбно это сознавать, наша непревзойденная изобретательность осталась ими недооцененной, что мы обнаружили позже, а наибольшее впечатление произвели несвежие байки Табби про мертвого пастора, летающую скотину и пылающий метеорит над йоркширскими равнинами, приправленные массой колоритных и малопонятных деталей.

Разумеется, мы в ту пору знали лишь, что Табби начал действовать в соответствии с нашими инструкциями. Вообще-то Сент-Ива оплакивали далеко не в первый раз, и я подумывал, достаточно ли хорош этот трюк, чтобы сбить с толку такого хитроумного злодея, как Хиларио Фростикос. Но, может, опять же размышлял я, его и не понадобится дурачить, раз у него есть то, что он считает картой Кракена. Скоро мы это узнаем, к добру или к худу.

Сент-Ив гнал фургон под полной луной, мы с Хасбро сидели рядом; наезженная грунтовая дорога тянулась вдоль леса, за которым стоял Линдейл, мимо Грэйндж-на-Песках до Хамфри-Хед, который и являлся нашей целью. Десять дней назад мы тайком проехали по той же дороге, выполняя ту же задачу. Тогда всё прошло скверно, как отметил Табби. Но теперь, казалось, удача повернулась к нам лицом: мы получили карту, благополучно ускользнули с тайной судоверфи, прихватив ценнейший подводный аппарат, а теперь стремительно приближались к цели нашей экспедиции, похороненной в песках залива Моркам. Впрочем, на взморье нам пришлось сбавить скорость. Деревья и кустарники стали низкорослыми и чахлыми, а под копытами и колесами захрустели занесенные песком плавник и галька; крепкий холодный ветер бил нам в лица. Луна, хвала Господу, освещала дорогу, иначе мы вполне могли разделить судьбу Кракена, поскольку бесчисленные широкие ручьи, стекавшие с Хэмпсфилд-Фелл к западу, несли свои воды под прикрытием опавших листьев и разлапистых водных растений, а сама местность имела опасные свойства болота, и мне, оставаясь всё время настороже, приходилось выискивать глазами трясину и песчаные ямы. Несколько раз мы останавливались, чтобы поискать безопасный обход вокруг остатков судов, затянутых илом, но в полночь добрались-таки до деревни Грэйндж-на-Песках.

Отлив еще не закончился, но времени на попытку, если мы не хотели терять еще день, оставалось мало. И, разумеется, с каждым часом вероятность того, что Фростикос узнает о нашей маленькой игре с поддельной картой, если это уже не случилось, стремительно возрастала. Мы очень надеялись оказаться у финиша первыми, понимаете? В отличие от Табби Фробишера, нам вовсе не хотелось скормить этого довольно неприятного человека диким свиньям или кому-то еще. Нас вполне удовлетворяло сложившееся положение, и мы предпочли бы, чтобы самодовольный глупец продолжал свои бесплодные поиски, оставаясь в неведении относительно того, что мы занимаемся тем же самым, но благодаря карте Кракена наши шансы на успех довольно высоки.

Взошедшая луна озаряла бескрайние мерзостные пески, изрезанные протоками морской воды, тенистые холмы и ручьи, которых час назад, когда впервые перед нами показался залив, еще не было видно. Казалось вполне естественным рискнуть прогуляться по широкой песчаной равнине, насобирать сердцевидок[41]41
  Разновидность съедобных моллюсков


[Закрыть] и поглядеть на остовы наполовину погребенных судов; только беда в том, что эта местность таит в себе смертельную опасность: песок, который внешне выглядит как твердый, может оказаться зыбучим, да и в момент прилива вода хлынет сюда со скоростью бешено мчащегося коня…

Противоположный берег казался поразительно близким, хотя до него было четыре мили. За сужающейся полосой сияющей под луной воды виднелись редкие поздние огни Силвердэйла, Пултона и, вероятно, Хейшэма, затерянного в туманной дали. У ясной светлой ночи много достоинств, но столько же и опасностей, поэтому я вздохнул с облегчением, когда дорога, миновав последний участок соленых болот, свернула прочь от залива и стала подниматься все выше и выше. Мы подстегнули коней и, взобравшись на крутой, поросший лесом холм, за поворотом увидели жилище дяди Фреда – дом, который он называл «Обломок кораблекрушения»: причудливый, выстроенный из удивительным образом сочетающихся материалов, принесенных волнами. Что-то старый лоцман подобрал в песках сам, что-то купил у жителей побережья, той самой длинной полосы предательского берега от Моркама до Сент-Биз, где находили множество судов, разбившихся в шторм в Северном проливе. На залив глядела кормовая надстройка корабля с высокими окнами, дающими обзор и на север, и на юг. В лунном свете галерея казалась громадной, похожей на остатки старинного судна первого ордера[42]42
  В классификации кораблей британского военного флота – самый крупный и тяжеловооруженный из боевых парусных судов, уровень дредноута.


[Закрыть], и она делала дом элегантным, несмотря на соседствующие с ней сомнительного вида обломки, которые и определяли название дома. «Обломок» утвердился на вершине холма, большая часть его построена была из тяжелых балок и досок палубы, с кусками мачт и рей в качестве угловых столбов и оконных коробок. С наветренной стороны он был обшит разномастными листами меди с корабельных днищ. Это уютное жилище с защищенной медью стеной, повернутой к открытому океану, показалось мне более чем привлекательным. Я был чудовищно голоден, устал от морского ветра и жаждал укрыться от него, пусть даже ненадолго. В окнах галереи горел свет, что позволяло рассмотреть длинный, уже накрытый стол. Кто-то сидел подле него в кресле – наверное, хозяин «Обломка», если он был невелик ростом.

Над домом возвышалось нечто среднее между «вдовьей дорожкой» и «вороньим гнездом»[43]43
  «Вдовья дорожка» – площадка на крыше приморских домов, откуда жены моряков следили за морем, ожидая мужей. «Воронье гнездо» – наблюдательная площадка на вершине фок-мачты парусного корабля.


[Закрыть], откуда открывался отличный вид на пески. Я заметил там движение – кто-то помахал нам и исчез, а когда мы въехали во двор, дверь сбоку галереи распахнулась, и к нам вышли дядюшка Фред и один очень хорошо знакомый всем нам мальчуган.

– Вездесущий Финн Конрад! – воскликнул Сент-Ив и расхохотался. Я обрадовался куда меньше, хотя и помалкивал, поскольку так и не поделился своими подозрениями насчет юного акробата с Сент-Ивом и Хасбро. Честно говоря, я и сам был не слишком уверен в своей правоте. Если он тот, за кого себя выдает, я злобный недоносок. А если он агент Фростикоса, то я просто дурак – не исключено, что в ближайшем будущем еще и мертвый дурак. Но что, черт возьми, он делал тут, а не на углу улицы Коммонуэлс? Мне ужасно хотелось задать парнишке этот вопрос, но я прикусил язык и уставился на него.

Финн кивнул нам, дотронулся до лба в знак приветствия и выразил надежду, что мы чувствуем себя хорошо. А потом предложил Сент-Иву:

– Я пригляжу за лошадьми, сэр. Я ездил без седла в цирке Даффи, прежде чем меня перевели в гимнасты. Три года в конюхах.

Он взял поводья и увел животных в сарай, легко и умело нацепив им торбы.

Оказалось, к дядюшке Финна отправил Мертон – с письмом, в котором антиквар излагал свое видение того, как следует «всё устроить». Финн добрался до Пултона-на-Песках, используя все виды транспорта, затем перебрался через мост в телеге доброго фермера, а остаток пути преодолел на своих двоих, большей частью бегом. Он объяснил, что намеревался пересечь пески, если позволит отлив, чтобы исполнить свой долг. Сент-Ив тепло поблагодарил его. Я тоже, хотя изнутри и продолжал точить червь сомнения.

В своем письме Мертон был велеречив и многословен. Теперь, по прошествии времени, инцидент в лавке получил интерпретацию настоящего театрального действа. Мертон смаковал детали сокрытия карты – броненосец в свой черед явился на сцене – и изготовления подделки, восхищался страстным желанием Сент-Ива отыскать всё, что давным-давно утонуло в песках. Присутствовали и похвалы в адрес весьма своевременно появившегося юного Финна. Другими словами, дядя Фред был «полностью в курсе», как сказал бы американец. «Кто еще?» – мрачно подумал я. Но скоро мы оказались за столом под неярко горящими лампами, за куском смитфилдской ветчины, яйцами вкрутую, ржаным хлебом, банкой горчицы, стилтонским сыром и тарелкой редиски.

– Вы, джентльмены, пока займитесь окороком и сыром, – посоветовал нам Фред, потирая ладонь о ладонь, словно ему было даже приятнее, чем нам, – а я принесу нам чего-нибудь промыть гудки.

– Аминь, – отозвался я. Вид еды почти развеял мои сомнения. Прошло не меньше четверти часа, прежде чем мы снова обрели способность беседовать как разумные человеческие существа, и тут старый лоцман неожиданно объявил, что нам пора выходить.