Текст книги "Глаз идола (сборник)"

Автор книги: Джеймс Блэйлок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА 2
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С КАРТОЙ

– И как это понимать? – воскликнул я.

Табби, терпеливо державший столик, ответил с изрядной долей иронии, словно его всерьез обидела роль подпорки для удачливого наблюдателя:

– Просвети же меня, что там происходит!

– Прошу прощения, сэр. – В наш диалог встрял подбежавший к стене мальчуган. – Я видел, как совсем недавно отсюда вылез один тип.

– Сколько времени прошло? – спросил я.

– Не больше десяти минут, сэр. Я шел за ним до рынка, а там чуть не потерял из виду. Думал поначалу, что он возьмет лодку и пойдет вниз по реке, но потом заметил, что он нырнул в паршивый трактир, который называется «Коза и капуста».

– Направь своего собеседника ко входу, – сказал мне Табби с легким раздражением. – Я же не чертов пилястр.

– Верно, – согласился я, собираясь дать мальчишке четкие указания, но тот, отойдя на пару шагов, разбежался, ловко подпрыгнул, уцепился за гребень стены и перевалился через нее, приземлившись на ноги, как кошка. Табби от неожиданности вскрикнул и отскочил, отпустив столик, который свалился набок, уронив меня, хвала Господу, не на брусчатку, а в заросли каменной розы. Незваный гость помог мне подняться, отряхнул мое пальто и спросил, не поранился ли я, на что я ответил, что нет, хотя и одарил Табби суровым взглядом за небрежение своими обязанностями. Мальчугану было лет двенадцать или тринадцать, и ему не помешали бы стрижка и новые штаны на добрых три дюйма длиннее, чем те, что он носил.

– Финн Конрад, к вашим услугам, джентльмены, – представился он, протягивая руку, которую я с определенным удовольствием пожал. Мне сразу понравился этот парень, напомнивший меня самого в том же возрасте; правда, жизненного опыта и здравого смысла у него было явно побольше моего на тот момент.

– Джек Оулсби, – сказал я ему. – А это мистер Фробишер, или Пилястр Фробишер. Известен своими приключениями в Индии, где ему довелось провести на солнце целую пропасть времени. Не пора ли нам вернуться в лавку, мистер Фробишер?

– Приятно познакомиться с тобой, молодая комета, – прежде чем направиться к открытой двери прогудел Табби, наклонившись к парнишке и встряхивая его протянутую руку. – Я ведь говорю с настоящим акробатом?

– Цирк Даффи, сэр, там родился и вырос. Но сбежал два года назад, после того как померла моя матушка, и живу с тех пор там и сям, как могу.

На этом мы покинули дворик.

– Это ведь ваши трости? – уточнил наш новый знакомый, когда мы, войдя в мастерскую, оказались у верстака, где ранее бросили палку со свинцом и ирландскую дубинку, и, получив в ответ кивки, прихватил их с собой. Потом Финн внимательно осмотрел скелеты – казалось, нечто подобное он и ожидал найти при таких обстоятельствах, и уверенной поступью двинулся дальше.

Вероятно, его не смутило бы и мертвое тело Мертона, но, хвала Господу, антиквар был жив. Он сидел в кресле в той уютной маленькой приемной, что располагалась перед входом в магазин, сжимая в руке стакан бренди; на его голове красовалась окровавленная повязка. В креслах напротив разместились Сент-Ив и Хасбро, а мы с Табби заняли два других, что стояли сбоку. Через окно я видел Лондонский мост. Выше по реке лежал Пул, виднелись мачты судов, раздавались едва слышные удары колокола, гудки и прочий морской шум.

– Я ясно видел его лицо, – говорил Мертон Сент-Иву. – Широкое, нос как инжир, маленькие глаза. Не карлик, понимаете, но роста небольшого. Обезьяноподобный – вот нужное слово. Весьма жуткая внешность.

– Коричневая куртка, – встрял юный Финн, – прошу прощения, и шапка вахтенного. Тот самый человек, про которого я рассказывал этим джентльменам.

– А это кто у нас? – поинтересовался Сент-Ив.

– Финн Конрад, сэр, к вашим услугам. Я видел, как он перебрался через стену там, позади.

«С чего бы это? – спросил я себя. – Почему человек перебирается через стену, когда есть дверь? Вероятно, он задумал или сотворил нечто ужасное».

– Да, мы обнаружили следы, – добавил Табби.

– Меня он не видел, – продолжил Финн, – потому что мне этого не хотелось. Он направился прямиком к реке – а я за ним, и вошел в распивочную на Пич-элли.

– «Коза и капуста», – поддержал я.

– Она самая. Я заглянул внутрь, словно от нечего делать, и не увидел его. Наверное, он прошел насквозь, подумал я. Там внизу, у реки, полно разных ходов. Я немного подождал, на случай если он решит вернуться, но тут местный вышибала велел мне убираться вон.

– Сможешь отвести нас туда утром? – спросил Сент-Ив.

Финн ответил, что это не составит труда, а потом заверил нас, что способен с первого раза запомнить путь совершенно в любое место. Еще парнишка сообщил, что отлично знает побережье, поскольку живет здесь достаточно давно, хотя сейчас у него нет адреса, и что он ждет лета и чтоб ветер ослабел.

Выслушав всё это, Сент-Ив поинтересовался, не найдет ли Финн на правах аборигена чем поужинать всей честной компании, и отослал его с пригоршней монет – большей, чем требовалось, и вполне достаточной, чтобы искусить парнишку, если он не тот, кем кажется, а просто растленный юный лицемер. И еще это был повод убрать лишние глаза и уши, пока мы ведем разведку.

– Он наверняка вернется, – сказал Табби. – Боевой парень. Видели бы вы, как он одолел садовую стену, – обезьянам не снилось.

Поначалу Мертон выглядел скверно – то и дело обводил комнату диким взглядом, словно ожидая в любой момент возвращения неудачливого убийцы, готового завершить начатое, но в конце концов ему удалось успокоиться. И следующую четверть часа он выкладывал нам факты, какие знал, а мы время от времени вставляли уточняющие замечания. Оказалось, Мертон получил карту от своего дяди Фреда – лоцмана, что водит суда по заливу Моркам, живет в Грэйндж-над-Песками и бродит, когда спадет прилив, по моллюсковым отмелям за Пултоном. А если луна подходящая, странствует от Силвердэйла до Хамфри-Хед и обратно. Однажды дядя Фред, ныне местная легенда, увяз в зыбучих песках, захваченный надвигающимся приливом, и испытал всевозможные ужасы, но сумел выжить. Словом, сей достойный джентльмен, хотя и не являлся одним из королевских проводников, был очень полезен тем, кто добывает себе кусок хлеба в упомянутых гиблых краях, например драгерам, что промышляют на отмелях глухими ночами.

На карту дядюшка Фред случайно натолкнулся во время одного из походов в верховья залива. Она была в закупоренной бутылке, которая слегка протекла. Старику это показалось любопытным, и он сохранил карту как сувенир – спрятал в комод и через некоторое время забыл о ней. А недели две назад, разбирая свои сокровища, снова ее обнаружил, и когда они с Мертоном столкнулись в доме тетушки Сью в Манчестере, отдал племяннику как редкость. Мертон немедленно и не задумываясь вставил находку в каталог, хотя был осторожен с описанием на случай, если кто-то сообразит, что это больше, чем бизнес. А затем послал каталог в Чингфорд-у-Башни Сент-Иву.

– Что значит: больше чем бизнес? – поинтересовался Табби в своей обычной нетерпеливой манере.

– Понимаете, дело в том, что произошло после того, как дядя Фред снова нашел карту в комоде, – пояснил Мертон.

– Где произошло? – спросил Сент-Ив, пристально глядя на него.

– В пабе в Пултоне, за пинтой, знаете ли. Болтовня о том о сем. Обычный порядок вещей, если вы понимаете, о чем я. Только там оказались два человека – сидели поблизости и напряженно слушали. Один даже захотел взглянуть на карту, но старик отговорился тем, что с собой такие штуки не носит, хотя она была с ним, прямо в кармане пальто. Но дядюшке очень не понравились те двое незнакомцев: и как они выглядели, и как держались. Он мне всё рассказал. Один был высокий угрюмый тип. Смуглый. Неприятный. С лицом убийцы, как назвал это Фред. У второго были совершенно белые волосы и лицо, словно вырезанное из льда. С ним было что-то настолько не то, что даже и сказать нельзя, – сразу вспоминался доктор Фелл[39]39
  Персонаж английского шуточного стихотворения, вызывающий необъяснимую неприязнь.


[Закрыть]. Говорил всё время высокий.

Услышав это, Сент-Ив испытующе взглянул на нас. Детали – белые волосы и необъяснимая неприязнь – заставляли предположить, что позабытый богом паб посетил не кто иной, как Игнасио Нарбондо, ныне присвоивший себе имя доктор Фростикос, или Фрост, заклятый враг Сент-Ива и последний человек в мире, рядом с которым я хотел бы оказаться. Некоторое время назад он исчез из нашей жизни – я надеялся, и из мира. Его интерес к карте был таким же пылким, как и у Сент-Ива, хотя в своем стремлении обрести ее он был куда беспощаднее.

– Верно ли я понял, что вы снова увидели этих людей? – спросил Хасбро.

– Только высокого, – ответил Мертон. – Первый раз это случилось еще в Манчестере. Фред заметил его на улице и показал мне. Он торчал в дверях какой-то лавки и курил трубку. Это, конечно, могло быть совпадением, или, возможно, там был другой высокий человек с похожими чертами лица… Видите ли, мы были на другой стороне улицы, и уже наступил вечер. Но потом я видел его снова, вскоре после моего возвращения в Лондон, и на этот раз ошибки быть не могло. Он шел за мной до лавки, не слишком скрываясь. Скорее нагло.

– Вы уверены, что он преследовал вас? – уточнил Сент-Ив.

– Да, – ответил Мертон. – Его появление там, в Манчестере, могло быть случайностью, но третий раз уже не может быть совпадением.

– А что с беловолосым? – спросил я.

– Не знаю. Я видал только долговязого. Он потом явился сюда. Каталог еще не разослали, но он прямо требовал продать карту, говорил, что слышал: она свалилась мне в руки. Никаких преамбул, никаких пробных выстрелов. «Хочу карту Моркамских песков», – заявил он.

– И вы предложили ему немедленно покинуть магазин, – ухмыльнулся Табби.

– Чуть более многословно, – ответил Мертон, наливая себе еще бренди. Он покрутил стакан на свету, проницательно глядя на нас. – Сыграл дурака, понимаете. Отрицал, что хоть что-то знаю. Он обвинил меня во лжи, и тут уж я велел ему убираться. Через два дня он явился снова, но уже с экземпляром нового каталога – одному богу известно, где он наложил на него лапу, и положил на прилавок требуемую сумму с точностью до пенса. Я сказал, что уже продал карту. Он назвал меня лжецом, что, конечно, было правдой, и вышел, ни о чем не спросив. Я понадеялся, что всё закончилось.

– Но он явился опять вместе со своим обезьяноподобным спутником и, черт возьми, забрал ее! – воскликнул Табби.

– А! Ха-ха! Он считал, что забрал! – прыснул Мертон, просветлев, но тут же закрыл глаза, обхватил голову, заболевшую от смеха, и почти минуту приходил в себя. Сент-Ив внимательно смотрел ему в лицо. – А сейчас о хорошем и плохом, – снова заговорил Мертон, оглядевшись и понизив голос. Он подмигнул нам: – Я, понимаете, надеялся, что распрощался с джентльменом, однако человек я осторожный. Взялся за дело и сработал на куске бумаги того же сорта фальшивую карту совсем другой части залива и с измененными ориентирами. Во всех прочих отношениях верную. Смочил чернила так, что они расплылись как будто от морской воды, но не слишком, чтоб карту можно было прочитать. Потом покрыл ее пятнами от водорослей, табака и садовой земли и засунул в ящик под прилавком, где держу мелочь на сдачу покупателям. Наш парень ее искал, как вы можете заметить, вышвыривая всё на пол. Затем он обнаружил ящик, хорошенько угостился деньгами и нашел карту. Разумеется, я сыграл свою роль. «Берите деньги, – сказал я ему, – но ради господа оставьте бумагу! Для вас она не имеет ценности».

Сейчас Мертон выпрямился в кресле, ухмыляясь, точно школьник, очень довольный собой, но потом его лицо погрустнело.

– Ответом был удар куском свинцовой трубы. Быстрый, как змеиный укус. Я и дернуться не успел.

– Свинья вонючая! – рявкнул Табби, и мы все дружно выразили согласие, но я хотел узнать, что же с картой, настоящей картой. Мертон ответил, что она сохранна, как дитя, – скатана, аккуратно обвязана куском бечевки и засунута в открытую пасть чучела броненосца на витрине. Ни один вор, сообщил он нам, не подумает искать что-нибудь ценное внутри броненосца.

Мертон глядел на нас некоторое время, заставляя нас ждать, а потом сказал:

– Взглянуть на нее не хотите?

Сейчас он ужасно себе нравился. Он был жизнерадостен, но, на мой вкус, слишком в восторге от собственной смышлености, против чего нас предостерегали древние. Тем не менее антиквар сделал всё, что смог, чтобы помочь Сент-Иву, и в результате ему едва не раскроили череп. Он был хорошим человеком, в этом не было сомнения, и его ruse de la guerre[40]40
  Военная хитрость (фр.).


[Закрыть], похоже, сработала. Мертон угостился третьим стаканчиком бренди, выпитым с неким торжественным умиротворением, и, вытащив карту из нутра создания, нелепо топорщившего чешую, вручил бумагу Сент-Иву, который сдернул бечевку и бережно раскатал свиток. Через минуту он поднял взгляд на Хасбро и сказал:

– Мы так и думали.

В этот момент дверь отворилась, и вошел Финн Конрад, неся мясные пироги, бутылки эля и, как оказалось, большую часть выданных ему денег. Сент-Ив опустил карту в карман пальто, а Финн, сгрузив свою ношу и возвращая профессору пригоршню монет, посоветовал последнему, испросив прощения за свои слова, не вести себя столь неосмотрительно с людьми, которых он не знает, по крайней мере в Лондоне, хотя это может не быть проблемой в городах поменьше, где население в целом честнее.

Мой аппетит упорхнул, когда я увидел Мертона в крови и на полу, но сейчас вернулся с возросшей силой, а Табби, верно, ощутил себя умирающим с голода; он стоя засунул в рот полпирога, как аллигатор, заглатывающий козу, а затем уселся в кресло для более серьезной заправки, и остальные тоже не сильно отстали. «Завтра утром, – предложил нам Сент-Ив, – мы попробуем заглянуть в „Козу и капусту“, если Финн будет добр показать нам дорогу». Финн заявил, что ничто не доставит ему большего удовольствия, и затем намекнул, что кому-то стоит покараулить ночью лавку в отсутствие Мертона; к чести антиквара стоит сообщить, что он ответил, что будет совершенно счастлив, если Финн займет кушетку в мастерской и будет спать вполглаза и с рукой на ирландской дубинке на случай, если негодяи вернутся.

– Сразу в заднюю дверь и через стену при первом признаке тревоги – вот мой совет, – посоветовал я парнишке, и Хасбро сочувственно согласился.

Сент-Ив был в сомнении, оставлять ли вообще ребенка одного в лавке теперь, когда он знал немного больше о людях, которые завладели фальшивой картой.

– Та украденная вещь, – поинтересовался Сент-Ив у Мертона, – вы сказали, она… э-э-э… удовлетворительный экземпляр?

– О, куда больше, чем удовлетворительный, должен отметить, – ухмыляясь, ответил Мертон. – Ощутимо лучше. Не то чтобы я настаивал, что знаю толк в искусстве… э-э… копирования. – Он явно собирался сказать «подделки», но не стоило пользоваться этим словом при парнишке, стоявшем подле. «Копирование» сказало достаточно много, как мне тогда показалось. Конечно, никакой пользы, если бы Финн узнал то, что ему не надлежало знать, не было. Напротив, это могло причинить некоторый вред и ему, и нам. Сент-Ив чутко завершил разговор.

После мы надежно заперли юного Финна в лавке и вышли в вечерний сумрак проводить Мертона домой, где благополучно вручили его миссис Мертон; антиквар к тому времени уже полностью восстановил свой дух. Миссис Мертон заахала, увидев окровавленную повязку на голове мужа, но тот отреагировал спокойно, я бы сказал, равнодушно.

– Счастлив быть полезным! – объявил он и отдал честь. – Я всегда готов исполнить свой долг!

Мы убедили антиквара, что долг уже исполнен, и оставили его, ликующе улыбавшегося, на пороге.

Утром Финн был уже на ногах и занимался делом, когда мы с Сент-Ином и Хасбро вернулись. Табби задержали домашние дела, что обернулось нашим преимуществом, если учесть случившееся позже, хотя тут я забегаю вперед. Финн расставил по полкам сброшенные книги, сложил в аккуратные стопки бумаги, подмел пол и теперь отстирывал кровь с рабочего халата Мертона, для чего, как он сказал, желательно пользоваться холодной, а не горячей водой, чтобы «пятно не закрепилось» – этому он научился в родном цирке, где ему пришлось поработать и в прачечной.

– Всё в полном порядке, – сообщил он нам, закончив.

Мы позавтракали на Темз-стрит копченой сельдью, яйцами и бобами, а затем отправили Финна далеко вперед, что было идеей Хасбро. Никто не свяжет мальчугана с нами, когда мы окажемся поблизости от «Козы и капусты», и я еще раз отметил, что наше предприятие небезопасно. Сказать по правде, оно всё меньше напоминало прогулку в выходной.

ГЛАВА 3
«КОЗА И КАПУСТА»

Жизнь на Нижней Темз-стрит от Пула до Тауэра кипит день и ночь: грузы прибывают с кораблей и доставляются на них, лавки открыты, рыботорговцы катят тележки и толкают тяжелые тачки с марлином и устрицами, камбалой и моллюсками к Биллингсгейтскому рынку, воняющему солью, водорослями и, разумеется, рыбой. Самые разные люди проносятся взад и вперед, входя и выходя из кофеен и магазинчиков, полные решимости заниматься бизнесом и вмешиваться в бизнес других. Меня отодвинул в сторону гримасничающий парень с невероятно большой мокрой корзиной устриц на плече и толчком вернул на место осел, тащивший телегу с бочонками сельди, но никто не собирался причинить мне вред, и пихали меня дружелюбней, чем в любых других местах. Словом, очень благоразумно прогуливаться по Нижней Темз-стрит в деловое весеннее утро, когда жгучий холод пережитой ночи отступил и вернулся туда, откуда его принес ветер.

В какой-то момент во всей этой бурлящей толпе мы потеряли из виду Финна, но потом увидели его снова болтающимся перед лавкой, жующим что-то из горсти и оделяющим остатками дворнягу. Парнишка мельком взглянул в нашу сторону и поплелся дальше, а дворняга бежала за ним по пятам. Полукварталом дальше я уловил аромат табака – и снова «Собрание». Этот табак не слишком редок, но, естественно, я немедленно вспомнил о высоком работяге, который валялся на куче кирпича прошлым вечером на Ламбет-Корт. Потом я подумал о коротышке, что попался мне на глаза вместе с долговязым раньше тем же вечером, и о том, что говорил Мертон – как он описывал напавшего на него обезьяноподобного типа и некоего смуглого соглядатая из паба в Пултоне-на-Песках, и внезапно, как от подзатыльника, ощущение праздника исчезло. Его сменили настороженность и тревога.

Те двое с Ламбет-Корт не были чернорабочими, которыми хотели казаться. Один явно присматривал за нами, когда его напарник, отправившийся на набережную, лупил несчастного Мертона трубой по голове. Неурочный приход Хасбро, возможно, нарушил планы злоумышленников, однако им пока удавалось на шаг опережать нас.

Внезапно мне захотелось сжать в кулаке набалдашник трости, залитый свинцом. Оглядываясь и пытаясь отыскать глазами курильщика трубки, я высказал свои соображения Сент-Иву, который прищурился и кивнул. Вокруг, впрочем, не обнаруживалось ни одной знакомой физиономии.

Вскоре мы сошлись с Финном, только что купившим кулек горячих каштанов у парня с котлом на колесах, в начале узкого переулка, под углом уходившего к реке. Парнишка незаметно кивнул на переулок, где качалась облупленная, потрепанная дождем и ветром вывеска, изображавшая голову козы, увенчанную шляпой из капустного листа. Нам оставалось только толкнуть дверь в духоту распивочной, которая была полна народу уже в этот утренний час. Кто-то голосом, подобным скрипу сломанной тачки, распевал «Душка Мэри Тамблхоум», кто-то негромко беседовал, хотя общий гул заметно стал тише при виде чужаков и зазвучал с новой силой, когда наша троица нашла спокойные воды в дальней части помещения.

В ближайшей к основному залу комнате имелись пара соломенных тюфяков, ночной горшок и ящики нищенского старья, которое можно увидеть на Монмаут-стрит на распродаже за пару пенсов; у дальней стены стоял громадный, тяжелый и высокий дубовый шкаф с изрядно ободранной и почерневшей от времени дверцей – словом, ничего интересного. Пробираясь дальше в полном молчании, мы крались по темному коридору, минуя другие столь же неприглядные тупиковые комнаты. Очевидно, мы попали в дурацкую ситуацию.

– Несомненно, они ждали, что мы появимся тут с минуты на минуту, – сказал Сент-Ив, пожимая плечами, и зашагал по коридору в обратном направлении, а мы двинулись за ним, мечтая поскорее оказаться на улице – по крайней мере, мне очень этого хотелось. Но Хасбро остановился у входа в ту, первую, комнату, где был деревянный шкаф, и наклонил голову, будто прислушиваясь.

– Просторный гардероб, – заметил он вполголоса.

– Именно так, – согласился Сент-Ив. Он оглядел коридор и шепнул мне: – Джеки, следи за дверью. Свистни, если кто появится.

Но свистеть не было нужды, потому что мы явно никого не интересовали, и этот факт начал казаться мне примечательным. Казалось бы, всё собравшееся в трактире общество знало, что мы вошли сюда, и следовало предполагать, что кто-нибудь мог задуматься, с чего бы нам тут болтаться, но вот поди ж ты… Я обернулся и увидел, что Хасбро ковыряет в замке куском проволоки, а Сент-Ив пытается заглянуть за шкаф, который выглядел плотно приставленным к стене, возможно даже прикрепленным к ней. Я подумал, с чего это этот гардероб вообще заперт, но в миг, когда вопрос пришел мне в голову, дверь распахнулась, являя нам пустоту внутри.

– Тут замок изнутри, – сообщил Хасбро, показывая на приделанный к створке железный засов, полностью идентичный внешнему. В скважине запирающего механизма торчал ключ, который Хасбро вытащил и опустил себе в карман.

Сент-Ив решительно толкнул заднюю панель шкафа – та не шелохнулась, потом повозился с резными украшениями. И наконец панель заскользила в сторону, открывая темный проход. Без малейшего промедления Сент-Ив шагнул в шкаф и нырнул во мрак, взмахом руки приглашая нас последовать его примеру. Я довольно проворно скользнул за ним, частью сознания тревожась, не заглянет ли кто из таверны проверить, чем мы тут заняты, а другой – а не сделали ли они этого раньше.

Передо мной зияла пропасть! Приглядевшись, я понял, что это лестница, по всей видимости ведущая непосредственно к реке – ступеньки круто уходили вниз от небольшой площадки. Сент-Ив уже спускался, придерживаясь одной рукой за ржавые железные перила. Хасбро, вошедший следом за мной в шкаф, захлопнул дверцу, и всё утонуло в полной тьме. Я услышал за спиной шаги и щелчок – как только Хасбро ступил на площадку, задняя панель шкафа встала на свое место.

– Осторожнее, – глухо сказал Сент-Ив откуда-то снизу.

Тянуло холодом и сыростью, противно пахло плесенью. Я различал отдаленный гул и свист парового котла, стравливавшего пар.

– Вам видно, куда идти, сэр? – шепнул мне на ухо Хасбро каким-то бесплотным голосом.

Я ответил, что вижу, и зашагал вперед, ставя ноги по одной линии, цепляясь за перила одной рукой и другой нащупывая дорогу вдоль стены, как слепой, в надежде, что шаг на гнилую ступеньку не отправит меня в бездну. Однако скоро я понял, что вполне сносно вижу. Где-то внизу появился свет, который по мере нашего спуска становился все ярче, а потом мы поняли, что оказались на уровне потолка просторного зала – скорее, пещеры, – и замерли, чтобы осмотреться. Уходившая вниз лестница далее походила на штормтрап и висела без всякой опоры.

Там, внизу, на стапелях установлены были два странных, вероятно подводных, судна, – одно явно недостроенное, – похожих на диковинных рыб: плавники, выпуклые обводы, иллюминаторы-глаза. Вокруг них валялись металлические пластины, бочонки с заклепками, тяжелые стеклянные листы в деревянных рамах. Выглядевшее более готовым судно было длиной с яхту, второе поменьше. Еще там имелось удивительное, отдаленно напоминающее паука-сенокосца устройство: что-то вроде вытянутой сферы с несколькими согнутыми железными ногами – видимо, камера для подводного погружения: изящная, изготовленная, как мне удалось рассмотреть в довольно тусклом свете, из меди и стекла и предназначенная, как мне подсказывала смекалка, для передвижения по дну реки или моря; иначе зачем бы потребовалось снабжать ее суставчатыми журавлиными ногами с площадками-ступнями?

Несколькими футами дальше начинался широкий бассейн с темной водой – точно на уровне пола; свет равномерно распределенных по стенам газовых ламп выхватывал маленькие воронки и завихрения на довольно спокойной поверхности, будто она текла на восток. Может, то было подземное русло Темзы или одной из впадающих в нее рек, что пересекают город – Уолбрука, или, возможно, какого-то из рукавов Флита.

Потолок основной части пещеры уходил высоко вверх, поддерживаемый мощными арками из тесаного камня, между ними на разных уровнях были укреплены узкие переходы-мостки, соединявшие железные лестницы в стенах и подвижные платформы, на которых лежали упаковки непонятных материалов и какие-то инструменты, скорее всего принадлежности судостроителей, рассмотреть которые в тусклом свете газа нам в нашем положении было затруднительно. Платформы, очевидно, можно было поднимать и опускать: они раскачивались на толстых цепях, тянувшихся из сложной системы блоков и талей. Котел и угольная печь гигантского парового двигателя шипели и светились внизу.

Определить, одни ли мы на этой судоверфи, не представлялось возможным. Мы осторожно спустились на три ступеньки – болтавшийся в футе над каменным полом низ нашей лестницы, висевшей на массивных цепях, закрепленных где-то над головами, заходил ходуном. Пол закачался под нашими шагами, словно палуба корабля в бурном море. Шагнув на более-менее надежную площадку сбоку, я оказался на пункте наблюдения за каким-то видом работ и был слегка удивлен, не обнаружив тех, за кем надлежало надзирать, особенно при заправленном и разожженном бойлере. Странно – к чему таиться тому, кто ведет свои дела по закону? Похоже, что и тут, и в распивочной наверху мы были чрезмерно любознательными чужаками…

Однако Сент-Ив вовсе не чувствовал себя чужаком. Он сошел с лестницы и энергично двинулся к недостроенному судну на стапелях.

– Подводный корабль в процессе постройки! – воскликнул он, мгновенно проникнув и в научную, и в инженерную мысль неизвестного изобретателя. Потом профессор указал на аккуратно сложенные плиты серого камня, придавленные железными чушками. Камень выглядел так, словно был нарублен из морской пены.

– Пемза, – сказал он. – Видите это, Хасбро? Ее нарезали пластинами и заключили в алюминиевую оболочку. Изобретательно.

Сент-И в двинулся дальше и остановился у наполненной водой бочки. Сверху и снизу от нее отходили, извиваясь под трепещущими резиновыми пузырями, провода и какие-то трубки.

– Они добывают водород, – пробормотал он, потирая подбородок. – Полагаю, накачивают газ в оболочку судна для большего увеличения плавучести. А что с движущей силой? Конечно, электричество, но источник?.. – Бормоча себе под нос, профессор продолжал осмотр, заглядывая внутрь конструкции и обращая внимание на всякие нестандартные решения, явно позабыв, зачем мы сюда явились.

А действительно, зачем же мы явились? Если мы преследуем обезьяноподобного типа, не сумевшего украсть у Мертона карту, то нам не попалось ни единого его следа. Вместо этого мы обнаружили подземную судоверфь, очень симпатичную на свой лад. Но это другая загадка, не являющаяся решением первой. Я тихонько оглядывался вокруг, отвлекаясь от вопросов и тайн науки. Признаюсь, как ни малодушно это звучит, я подумывал о возможности бегства. Обратно, вверх по лестнице и в «Козу и капусту»? Мысль была привлекательной. Теперь я видел, что дальний конец пещеры, если следовать по течению реки, частично перекрывает пара высоких дверей, раскрывающихся достаточно широко, чтобы провезти внутрь любой груз. Видимо, за дверцей шкафа был черный ход.

А затем произошло событие, в этих обстоятельствах почти обескураживающее: я учуял запах трубочного табака, слабый, но различимый. Я торопливо осмотрелся, вглядываясь в сумрачное пространство огромного зала, но не увидел ничего. Мое воображение? Я услышал скребущий звук где-то наверху и быстро взглянул на мостки, где мелькнул тлеющий огонек разожженной трубки. Кто-то облокотился о перила, глядя вниз, на нас. Теперь мне было видно, что это высокий мужчина; он, по-видимому не торопясь, давно рассматривал нас, словно угодившую в ловушку добычу, что было не очень далеко от правды. Свет был слишком тусклым, чтобы различить его черты, но я достаточно много знал, чтобы не догадаться, кто это такой. Компаньон того, кто никогда не станет прятаться на своей территории.

– Они там! – крикнул я, но мои слова потонули во внезапно громком клацанье завертевшихся подшипников лебедок и тяжелых цепей, скользивших в железных кольцах, в свисте и шипении пара. Казалось, вся система цепей, шкивов и лебедок пришла в движение целиком, какофония била по ушам. Мы втроем, не сговариваясь, повернулись к лестнице.

Однако ее нижние ступеньки уже поднялись на несколько футов над полом и на наших глазах, медленно уходя вверх на цепях, скрылись из виду. Мы угодили в ловушку, чего я и боялся. С содроганием я ощутил, что мои ноги намокли. На полу был почти дюйм воды. Шлюзы! Они открыли шлюзы! Темная река под камерами погружения прибывала – она уже поднялась и, извините за эти слова, захлестывала меня. Нас заманили сюда, нас провели – это было горше всего!

– Грузовые ворота! – завопил я в этой нескончаемой какофонии, но, похоже, напрасно, и, отчаянно ткнув в сторону дальних дверей, помчался туда, разбрасывая брызги. Не успел я сделать и шести прыжков, в мое пальто сзади вцепилась рука – я остановился на полном ходу, вспенив воду вокруг лодыжек, обернулся и узнал Хасбро, показывающего в сторону камеры погружения, которую Сент-Ив осматривал глазом специалиста. «Конечно!» – подумал я, бросившись обратно вслед за Хасбро и торопливо разглядывая паутину мостков над головой, откуда за нами наблюдал долговязый. Теперь он стоял, держа ружье, небрежно облокотившись на перила, будто собрался поохотиться на белок.

Лязганье механизмов резко прекратилось, погрузив зал в жуткое молчание, прорезаемое шипением пара. Доносились лишь бульканье и мягкий плеск воды; прилив надвигался угрожающе быстро – уже по колено, ледяной и темный, как смерть. Сент-Ив вскарабкался на аппарат для подводных работ и, одной ногой стоя на выставленной изогнутой лапе судна, а рукой держась за железную ступеньку, потянул на себя люк шлюзовой камеры. Он быстро влез внутрь, перевернулся, высунулся, взглянул на нас и, изогнувшись, помахал мне, хотя я не нуждался в ободрении. Я довольно легко нашел ступени: руки были проворными от страха, говоря по правде. Сент-Ив скрылся в аппарате, пропуская меня, и я оказался в удивительно просторной внутренней камере, где плюхнулся на мягкую кушетку и облегченно обмяк.