Текст книги "Глаз идола (сборник)"

Автор книги: Джеймс Блэйлок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

УЖАС МЕЛОВЫХ УТЕСОВ[46]46
  The Affair of the Chalk Cliffs, 2011


[Закрыть]
Роман

ГЛАВА 1
БЕЗУМИЕ В КЛУБЕ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ

Настроение за нашим столом в трактире «Полжабы Биллсона» на Ламбет-Корт в тот весенний воскресный вечер было скорбным, несмотря на ужин, состоявший из гигантского стейка и исходящего паром пирога с почками, пятью минутами ранее вынутого супругой хозяина Генриеттой из духовки и водруженного на стол перед профессором Лэнгдоном Сент-Ивом, его другом и верным помощником Хасбро и мной, Джеком Оулсби. На столе красовались и жареные устрицы, и ломтики холодной макрели, присыпанные солью, и жареный картофель, и консервированная черемша. А в центре высился галлон «Старины тритона» – собственного эля Уильяма Биллсона, подаваемого в «Полжабы» в широкогорлых кувшинах. Миссис Биллсон только что закончила выкладывать на припудренный мукой противень пудинги с джемом, которые через полчаса выйдут горячими из печи. Пожалуй, Генриетта и сама немного походит на пудинг, хотя такое сравнение она может счесть оскорблением, и потому я вслух этого не произношу. Час назад она пригрозила мужчине выставить его из трактира за отсутствие манер и «сплошное бахвальство», а когда он ответил ей что-то умное, заломила ему руку, пнула дюжину раз пониже спины и вышибла за дверь головой вперед.

А сейчас дождь барабанил в окна со стороны Фингал-стрит; вечер был совсем домашний, зал почти пуст, хотя во всем Большом Лондоне определенно не найти места уютнее. Устрицы на блюде, эль в стаканах… Но мрачный Лэнгдон Сент-Ив, явно не испытывавший мук голода, равнодушно тыкал двустворчатых вилкой, борясь с грустью. Сент-Ив, как вы наверняка знаете, величайший, хотя это и широко не афишируется, исследователь и ученый западной цивилизации. Я мало знаю об ученых Востока, где могут существовать свои мандарины[47]47
  В средневековом и имперском Китае – придворный, государственный или военный чиновник одного из девяти рангов, от среднего до высочайшего. Для получения такого ранга требовалось сдавать экзамены особой сложности.


[Закрыть], эквивалентные профессору: они создают оригинальные магнитные двигатели для путешествия на Луну, а хроникеры вроде меня, робко заглядывая им через плечо, оттачивают перья и шелестят писчей бумагой. Однако нынче вечером величина Сент-Ива в ученом мире ничего не значила для своего обладателя, да и робкие попытки Хасбро заинтересовать профессора ломтиком макрели оставались безуспешными; он мог с равным результатом сидеть в камере тюрьмы Флит, уставившись в миску соленой полбы.

Этим вечером мы вернулись из Шотландии, из Данди на Ферт-оф-Тей, где прошлым декабрем, через три дня после Рождества, в устье реки рухнул мост Рейл, унеся с собой поезд с семьюдесятью пятью пассажирами. Давным-давно, в первой половине века, Сент-Ив был другом сэра Томаса Бауча из Камбрии, которого после этого трагического происшествия суды и пресса подвергли травле за то, что он дурно спроектировал мост. Сент-Ив получил от Бауча письмо с просьбой о помощи, и мы отправились в Данди, чтобы выяснить, не был ли причиной крушения, наряду с возможным низким качеством выполнения строительных работ, злой умысел вполне определенного безумца. По сообщениям, субмарина доктора Нарбондо была несколько раз замечена в устье тем самым злосчастным декабрем. Однако ко времени нашего прибытия Бауч уехал в Глазго, и мы оказались предоставлены сами себе, отчего действовали практически вслепую, что ни к чему не привело. Власти объявили подозрения Сент-Ива о причастности к катастрофе Нарбондо фантазиями, достойными воображения мистера Жюля Верна.

Когда мы отыскали Бауча в Глазго, выяснилось, что он не ведал о нашем приезде в Шотландию. Никакого письма Сент-Иву или кому-либо еще не посылал и никогда не слыхал о докторе Игнасио Нарбондо.

Однако если бы, в конце концов, всё дело было только в нашей неудачной попытке предупредить крах сэра Томаса Бауча, то ужин и уют «Полжабы» могли вернуть нас к домашним туфлям, как говорят американцы, но Сент-Ива продолжал угнетать разлад с Элис, миссис Сент-Ив, уставшей от постоянных приключений мужа. Профессор торжественно пообещал супруге месяц отдыха на озере Уиндермир, прежде чем туда нахлынут летние толпы, но почти сразу после этого пришло известие из Шотландии. Щепетильность в вопросах чести не позволила Сент-Иву отказаться от поездки в Данди на помощь старому другу, что привело к переносу отпуска на неопределенный срок. Элис, как вы понимаете, с доводами мужа согласилась, но рада этому не была, и они расстались в звенящей от напряжения тишине: Сент-Ив отправился в Шотландию, а Элис – в Хитфилд, в Восточный Сассекс, навестить племянницу Сидни. Ситуация не менялась вот уже две недели, и Сент-Ив стал буквально глух к окружающему миру, солнце исчезло с затянутых тучами небес его души.

Элис – жемчужина среди жен, равно умелая с охотничьим ружьем или с удилищем, и может цитировать Исаака Уолтона в любую сторону, поскольку знает «Рыболова»[48]48
  Исаак Уолтон (1593–1683) – английский писатель, биограф и автор знаменитой книги «Искусный рыболов, или Досуг созерцателя» (1653).


[Закрыть] наизусть. Она столь же ловка, как и Генриетта Биллсон, в том, чтобы дать пинка мужчине, если он напрашивается на это, простите за выражение. Хотя подробности женитьбы профессора не мое дело, я убежден, что Элис понимает Сент-Ива полностью. Она с одинаковым хладнокровием смотрит на гигантского кальмара, вскрываемого в кухонной кладовке, и на карликовых бегемотов, обитающих в их амбаре. Хотя стоит признать, что проточный водоем для бегемотов – постоянный повод для семейных раздоров. Короче говоря, миссис Сент-Ив – идеальная подруга для ученого и искателя приключений, каким является ее супруг. Но его ревностное чувство долга перед миром и наукой, как оно ни восхитительно, может подвергнуть испытанию даже терпение мраморной статуи.

Сент-Ив глянул на свою порцию пирога с почками, равнодушным кивком отреагировал на наши усилия воодушевить его, попробовал эль и поставил стакан. Ничто из предложенного не могло облегчить душевные страдания человека, мечтавшего всего лишь вернуть свою дорогую Элис домой. Она прибывала на вокзал Виктория вечером, в половине десятого.

Дверь отворилась, и вместе с дождем вошел наш старый друг Табби Фробишер, непонятно почему не заметивший нас за нашим угловым столом. Он пристроил на вешалку верхнюю одежду, с которой текла вода, и решительно направил к очагу свою внушительную фигуру, даже не оглянувшись, когда пальто рухнуло на пол, а шляпа легла сверху. Я кивнул Ларсу Хоупфулу, работнику Биллсонов, который подобрал всё это и разместил у огня, чтобы просушить. Обычная бодрость Табби исчезла. Он выглядел как человек, преследуемый демонами, пухлое лицо его осунулось, глаза были дикими, а волосы ему, вероятно, укладывал сам Севильский цирюльник, который, как известно, скончался двести лет назад. Одежда тоже была в беспорядке, рубашка наполовину вылезла из брюк, а на правом ее рукаве красовалась прореха.

Взгляд Табби скользнул по пудингам, как раз отправляемым в печь – зрелище, которое обычно ввергало его в мечтательность, как дикобраза, узревшего червяка, – но сейчас он отвернулся, будто ослепнув, и явно неожиданно для себя увидел нас троих за столом. Туг Табби встрепенулся, словно припоминая наши лица. Затем в его памяти всплыла и причина, по которой он оказался именно в это время в «Полжабы» – ради встречи с нами. И он повернул к нашему столу – натужно и тяжело, как доковый плот при боковом ветре, а добравшись до цели, медленно опустился на стул, зевнул и сощурился.

– Повеселился, Табби? – спросил я его, но он глянул на меня так, словно услышал оскорбление. Затем, наконец начав приходить в себя, схватил мой стакан и осушил полпинты «Старины тритона» одним глотком.

– Я только что из Клуба исследователей, – сказал Табби, мрачно покачав головой и звучно ставя стакан. Лицо его избороздили глубокие морщины, и он обвел нас взглядом, полным значения, хотя будь я проклят, если понимал какого. Сент-Ив сидел как неживой, не слишком осознавая присутствие Табби, его собственный рассудок всё еще странствовал в темной стране. Я помахал Хоупфулу, чтоб тот принес еще стаканчик, ведь Табби вцепился в мой.

– Думаю, что на мгновение был свидетелем конца цивилизации, – пробормотал Табби.

– Я верю, что вы повели себя достойно, – сказал я ему, наполняя из кувшина наши стаканы.

– Нет, – возразил он совершенно серьезно. – Какое там достоинство! Это было совершенно невероятно. Самый странный поворот событий.

– Настолько странный, что были нарушены правила приличия? – уточнил я. – Умоляю, поведайте нам, что там случилось. Шампанское кончилось? Дуэль в читальне?

– Я расскажу вам, что это было, – задумчиво проговорил Табби, – хотя до сих пор себе не верю. Я просто сошел с ума, абсолютно буквально, а когда снова обрел рассудок, то обнаружил, что сорвал со стены абордажную саблю и отрубил голову чучелу кабана между растениями в горшках возле окна галереи. Я был полностью уверен, что оно на меня нападает, и уложил его одним ударом. Смутно помню, что распевал «Печали Олд Бейли», глядя на обезглавленного монстра и недоумевая, отчего не течет кровь. Я восхищался противником. И сразил его, ничего не соображая.

– Табби Фробишер пел? О, как ужасно, как ужасно! – я постарался ему подыграть. – Только виски может объяснить такое поведение.

– Да к черту виски! – крикнул он, гневно уставившись на меня. – Я выпил лишь чашку горячего пунша. Этому не было объяснений – вот что я хочу вам рассказать, будь оно проклято. Вся комната была в том же состоянии. Лорд Келвин курил сразу три глиняные трубки, балансируя на одной ноге на спинке дивана, а этот французский сомнамбулист, чье имя вечно выскальзывает у меня из памяти, пристраивался выбить у него эти трубки выстрелом из пистолета. Он уже разнес вдребезги вазу, полную крокусов. Секретарь Парсонс накинулся на какого-то безвредного старикашку, крича, что тот – сущий дьявол и он выпустит ему кишки и гляделки заточенной ложкой. Вы такого никогда не видели – натуральный бедлам, набитый беснующимися психами. Живые гении скакали и лопотали, как гиббоны.

Табби побагровел, снова погружаясь в безумие от одного только воспоминания об этой сцене. Я видел, что он смертельно серьезен, но собирался опять отпустить какую-нибудь шутку, дабы снять напряжение, когда заметил, что Сент-Ив вышел из глубокого ступора.

– Вы сказали, все до единого сшили с ума? – спросил он. – В одно и то же мгновение?

– Именно это я и сказал, профессор. Завтра это будет в газетах. Нет способа скрыть, что адмирал Пиви швырял мебель с балкона и кричал на людей внизу, чтоб они прибрали сраную палубу. Воцарился натуральный хаос. Предельно скандальное поведение в течение двух-трех минут. Потом улетучилось, словно завеса спала с наших глаз, и мы все замерли, уставившись друг на друга, извиняясь налево и направо. – Тибби проглотил три устрицы почти без пауз, отправил им вдогонку кружку эля, а затем отрезал кусок пирога с почками. – Благослови Господь устриц, – сказал он, испустив шумный вздох.

– А люди на улице – их не затронуло этим… припадком? – Сент-Ив пожелал уточнений, глаза его ожили впервые за два дня.

– Не имею представления, – ответил Табби. – Но и утверждать противоположное не возьмусь – мешали общий шум да летающие стулья.

– Вы упомянули ту чашку пунша, – вмешался Хасбро, говоря своим обычным ровным тоном, словно Табби разглагольствовал о ценах на шерсть. – Интересно, не мог ли кто-то добавить туда химические вещества. Могу я позаботиться о манжете вашей рубашки, сэр? – Табби заметил, что протащил отстегнутую манжету по макрели, и позволил Хасбро оттереть ее салфеткой и застегнуть. Потом немного подумал и предпринял запоздалую попытку пригладить волосы с помощью капли рыбьего жира.

Как я уже не раз упоминал, Хасбро – слуга Сент-Ива, его доверенное лицо. Они были товарищами по оружию с незапамятных времен и путешествовали вместе в неописуемые места. Хасбро не раз спасал Сент-Иву жизнь, а Сент-Ив возвращал долг. Хасбро хорошо одевался, был высок ростом, с длинным лицом, редко менявшим выражение. Отлично стрелял из пистолета, и я видел, что он управляется с парусами и штурвалом так, словно он племянник Посейдона. Его познания о кулаке и ядах были очень основательны. Всё было основательным в этом человеке.

– Отравление – версия, достойная обсуждения, – сказал Сент-Ив, хотя не слишком убежденно. – Правда, что применялось, один бог знает! Эффект был временным и явно локальным. Возможно, некий растительный экстракт. Дурман в форме конденсированного чая, заваренного из корней, способен на такие фокусы. Но что объясняет внезапное прекращение действия? Дозировка? Разумеется, все приняли разное количество напитка, и не найдется двух людей, устроенных одинаково… – Он подцепил вилкой сочный кусочек почки и съел почти со счастливым лицом – теперь его разум сосредоточился на проблеме более близкой, чем та, что будет ожидать его на вокзале Виктория.

– Но все сразу? – удивился Табби. – И прислуга тоже?

– А кто сказал, что и прислуга не приложилась к пуншу? – спросил я. – У них нет иммунитета к очарованию теплого спиртного в холодный вечер. Ставлю на Хасбро. Загадка разгадана.

– Половина загадки. Даже если предложенное объяснение верно, – покачал головой Сент-Ив. – Другая половина куда занимательнее.

– Какая другая половина? – спросил я.

– Чья рука вызвала это безумие и, конечно, зачем?

Профессор выглядел отстраненно-воодушевленным, будто что-то пришло ему на ум, глаза его заблестели. С минуту я ждал, что он выдвинет какую-нибудь неожиданную, освещающую всё теорию, но тут пробили часы, и мы всерьез принялись за еду – времени до поездки на вокзал почти не оставалось. С едой, скользящей по пищеводу, Табби явно забыл все свои печали и согласился со мной, что удачей было снести голову Чучелу кабана, а не с плеч адмирала Пиви; после третьего стакана эля он хохотал над всей ситуацией, размахивал своей палкой и настаивал, чтобы я изобразил кабана, к вящей потехе клиентуры Биллсонов. Я отклонил предложение. Миссис Биллсон поставила на стол пудинг и нарезала его, смородиновый джем потек пурпурной рекой, и мне показалось, что любые наши неприятности сможет выправить эта изумительная триада – пирог с почками, пудинг и пинта эля.

ГЛАВА 2
КОММИВОЯЖЕР

Десять минут спустя мы вышли в дождливую ночь, укрываясь под зонтами, в значительно улучшившемся состоянии духа, хотя скоро Сент-Ив снова погрузился в озабоченное молчание, так как ужасный момент приближался. Хасбро и Табби шагали впереди, что дало мне возможность сказать нечто полезное моему другу.

– Отдайтесь на милость ее суда, – посоветовал я ему. – Это самый гладкий путь, ведущий к примирению с женами. Выбрав его, встретите меньше колючек и гвоздей. Не могу похвастать личным опытом, но я хорошо начитан в этом вопросе. И здравый смысл поддерживает мой довод.

– Я намерен так и поступить, – ответил Сент-Ив. Некоторое время он шел молча, а потом сказал: – Если Элис примет меня обратно, то я…

– Не говорите чепухи! – воскликнул я, взбодренный, может быть, пудингом. – Из какого это «обратно»? Она вас никуда не отсылала.

– Пока еще нет, – вздохнул он печально. – Пока еще нет.

– Тогда молитесь, чтобы ваши сомнительные предчувствия не оправдались. Думая о зле, вы иногда его вызываете, ну и наоборот. И извините, что я позволяю себе учить вас, но вы недооцениваете миссис Сент-Ив. Я предлагаю начать, взывая к лучшим сторонам натуры Элис и вашей собственной, если на то пошло. Вы же просто не могли бросить Бауча на растерзание. Элис это знает.

Сент-Ив долго смотрел на меня, а затем кивнул.

– Ты, в общем, прав, – сказал он. – Отличным подтверждением твоей теории служит наше несчастное путешествие в Данди. Конечно, я попрошу у нее прощения и не стану упорствовать в своих заблуждениях. Мы их не заслуживаем, понимаешь?

– Имеете в виду жен?

– Да. Немногие из мужчин стоят тех женщин, на которых женаты.

– Вот именно это и скажите. Дайте ей шанс согласиться с вами. Это ее очень подбодрит.

В этом духе мы продолжали болтать некоторое время, не обращая внимания на происходящее вокруг, пока смутно не осознали, что мы уже на Виктория-стрит и широкая арка огромного вокзала выгибается над нами. Кареты и экипажи, запрудившие бульвар, громыхали во всех направлениях, гомонили люди, выходившие из здания и входившие в него сквозь двери, освещенные газовыми фонарями, мерцавшими на сыром ветру. Зонтики наши были всё еще раскрыты, хотя дождь кончился, чего мы не заметили. Не представляю, сказал ли я Сент-Иву что-нибудь, что можно было оценить дороже двух шиллингов, но, возможно, я хотя бы отвлек его от себя самого, что уже было хорошо.

Хасбро и Табби уже были в зале, и мы, исполнившись решимости, нырнули следом в суету и шум толпы, улавливая шипение локомотивов, запахи мокрой шерсти и машинного масла. Пришло время, и поезд Элис медленно вкатился на станцию, завершая свое путешествие. Двери открылись, выпуская множество людей из Кройдона, Танбридж-Уэллса и прочих населенных пунктов юга страны; прибывшие уверенно пробирались наружу мимо штабелей багажа. В течение нескольких минут мы были уверены, что среди них вот-вот появится Элис. Затем толпа схлынула, а платформа опустела. Некоторое время никого не было, пока не показался последний пассажир – по виду путешествующий коммерсант, с головой-тыквой, глазами, похожими на вареные яйца, и громадным чемоданом. Вот и конец исхода. Элис не было.

– Джентльмены! – воскликнул коммерсант, решительно подруливая к нам. – Точное время – залог удачного путешествия.

Он поднял чемодан обеими руками и встряхнул; четыре стальные телескопические ноги выскользнули из днища. Из крышки чемодана неожиданно выскочил скрытый ящичек, явив выложенные бархатом стенки и дно, усыпанное пыльными, потускневшими карманными часами. Коммивояжер улыбнулся зубастой неубедительной улыбкой, в одно мгновение поставив лоток и открыв свою торговлю.

Сент-Ив был полностью уверен, что вечер обернется чем-то неприятным, и даже ожидал этого, но неприезд Элис был хуже всех его ожиданий. Он замер, моргая, в полном остолбенении, захлестываемый разнообразными эмоциями, словно сорвавшаяся с якоря лодка волнами, и, похоже, не осознавал, что перед ним, ухмыляясь ему в лицо, стоит торговец часами в поношенном твиде. Пока я подбирал слова, Табби, оценивший неуместность присутствия настырного коммерсанта, посоветовал ему: «Проваливай, парень», – тоном, рассчитанным на понимание.

– Конечно, – пискнул торговец. – Я тут подумал, что вы, вероятно, очень заняты… Я… слушайте! – воскликнул он, вдруг подаваясь вперед и вглядываясь в профессора. – Вы, случайно, не тот парень, Сент-Ивус? Постойте! Я, кажется, догадался! Мне тут свезло натолкнуться на ваш портрет в «Графике», сэр, несколько месяцев назад. История про какой-то громадный скелет?.. На берегу реки. Вроде там, в Германии. Честь для меня, сэр.

Коммивояжер протянул руку, преданно глядя на Сент-Ива. Затем его лицо медленно приобрело сочувственное выражение.

– Просим вашего прощения, – сказал он уже спокойнее, – но не ждете ли вы пассажиров из Хитфилда? Вы кажетесь подавленным заботой, как это говорится.

– Что вам известно пассажирах из Хитфилда? – спросил я его.

Признаюсь, мне не очень понравился этот тип, хотя я сам писал отчет, напечатанный в журнале «График», касающийся нашего исследовательского путешествия по Дунаю, из которого мы вернулись с громадной человеческой бедренной костью и нижней челюстью, усаженной зубами величиной с костяшки домино. По крайней мере, нашему коммивояжеру хватило мозгов, чтобы прочесть статью.

– Только то, что на поезде не было пассажиров из Хитфилда, приятель! – с нехорошим смешком ответил он. – Не сегодня вечером. Поезд прошел Хитфилд, как скаковая лошадь. Едва сбавил ход.

– А почему так вышло? – спросил Табби. – Чертовски странное поведение для поезда.

Торговец помедлил, а потом заговорщически глянул вокруг.

– Все держат язык за зубами, – сказал он вполголоса. – На юге скупы на слова, понимаете? Какая-то зараза, наверное.

Эти слова привлекли внимание Сент-Ива.

– Зараза? – переспросил профессор. – Какого рода?

– Не знаю подробностей, – ответил торговец. – Но, по правде говоря, в моем бизнесе я общаюсь с некоторыми… интересными людьми, так сказать. И один из этих парней нашептал мне, что городишко в один миг стал здоровенным бедламом, всё население съехало с катушек и поползло на четвереньках. Безумие полными ведрами. Хаос на улицах. Я бы не остановился в Хитфилде ни за что – из страха получить дозу того самого. И попомните мои слова, теперь, когда я знаю то, что знаю, завтра утром поеду в Гастингс через Мейдстоун, а не через Танбридж-Уэллс.

Сент-Ив, казалось, прокручивал в голове новости, Хасбро жестом поддержки коснулся его руки. Мы переглянулись: рассказ Табби о недавнем ужасе был еще свеж в памяти каждого.

– Погодите! – воскликнул коммивояжер. – Только не говорите мне, что у вас кто-то из близких в Хитфилде, сэр!

– Его жена, – сказал Табби.

– Господь всемогущий, сэр! Вам лучше забрать ее оттуда, и без задержки.

– Можете рассказать нам, что там творится? – спросил его Хасбро, жаждавший информации.

– Ну, сэр, – понижая голос, заговорил торговец, – только вы от меня этого не слышали. Но я вижу, кто вы и кто ваши друзья, и понимаю, что вы беспокоитесь о своей бедной жене, и это правильно, я целиком с вами. Городишко наглухо закрыт – дороги сторожат армейские патрули. Если вы отправитесь туда по железке, как, наверное, и надо, вам лучше сойти в Акфилде и пробраться к цели из Блэкбойса. Парень, которого я знаю, в чем сознаюсь со стыдом, – любовничек моей сестрицы, промышляет воровством и кражами со взломом, когда не чистит чужие карманы, – за виски болтал, что можно добраться до Хитфилда лесом, мимо ям углежогов Блэкбойса. Дескать, поживиться в Хитфилде во время суматохи – дело легкое. «Прямо во входную дверь, и наружу с наваром», – вот его слова. Вы скажете, что я должен был отправить его в тюрьму, узнав о его планах, но это не мой подход. Что тебе говорят доверительно – не должно выплывать наружу, если вы меня понимаете. Теперь вот что: вы знаете окрестности Блэкбойса?

– В общем, на терпимом уровне, – вмешался Табби. – У меня дядюшка на плавильном заводе в Бакстед-Фаундри. Производят рельсы для Куку-Лайн. У него дом в Дикере. А возле Блэкбойса я как-то раз куропаток стрелял.

– Ну тогда вы знаете кой-чего об этом месте! – Торговец кивнул, словно испытал облегчение, услышав это.

– А как же этот… ваш знакомый не боится бродить по Хитфилду? – скептически поинтересовался я. – Не будем о властях, но инфекция – вот о чем я думаю.

– Это, понимаете, мозговая лихорадка. Парень, о котором я говорил, соорудил себе шапку из таких вот больших тяжелых рукавиц, какие носят у обжиговых печей. Проложил тканым асбестом, его еще, это, называют «амиантус». Натягивается на уши, задерживает лунатические молекулы – вот как кожа задерживает ветер. Если вы еще в настроении идти в Хитфилд – он тот человек, которого вам надо найти в Блэкбойсе. Его там прозывают Помазок. Маленький человек, ну вот такусенький, – коммивояжер опустил ладонь до своей талии. Профессиональный грабитель, очевидно, был карликом. – В общем, он свой в «Старом постоялом дворе» на Хай-стрит. Если вы его там застанете, скажите, что вы друг Сэма Бёрка, Коробейника. Отдайте ему вот это, – торговец полез в карман пальто и вытащил визитку с надписью: «Сэм „Коробейник“ Бёрк: часы, ювелирные изделия, ссуды под залог».

И после этих слов наш собеседник снова занялся делом. Он громко провозгласил:

– Так никому не захотелось приобрести часы, нет? Отличная работа. Сделано в Австрии. – И принялся складывать свой чемодан, заталкивая обратно ножки.

Окончательно потеряв к нам интерес, Коробейник, не оглядываясь, зашагал к билетной кассе.

– Боже мой! – пробормотал Сент-Ив, потирая костяшками пальцев лоб. – Вот оно снова. Безумие расползается, как чума.

Табби хмуро взглянул на меня.

– Отравленный пунш, да?

– He послать ли нам в «Полжабы» за нашими чемоданами, сэр? – спросил Хасбро у Сент-Ива, который решительно кивнул.

– Если вам нужны еще руки, – Табби коснулся руки Хасбро, – я весь ваш. Я знаю, что там творится, и у меня всё всегда собрано и готово. Я прихвачу свою терновую дубинку, если вы понимаете, о чем я.

– Щедрое предложение, сэр. Есть поздний рейс на юг – через час, я полагаю.

– Мне понадобится полчаса, – бросил Табби через плечо, торопясь выйти на улицу, проталкиваясь сквозь медлительную толпу, словно Джаггернаут[49]49
  Имя суперзлодея из комиксов издательства Marvel Comics и термин, который используется для описания проявления слепой непреклонной силы.


[Закрыть].

– Принесу билеты, – сказал я и двинулся в направлении, избранном Коробейником, который, очевидно, уже приобрел обратный билет и вернулся к своему бизнесу. Признаюсь, не дал бы и двух шиллингов за любой из его «австрийских продуктов». Его знакомство с ворами тоже служило не слишком хорошей рекомендацией.

Кассир, отгороженный стеклом от суеты внешнего мира, восседая на высоком табурете, читал газету. Он взглянул на меня без всякого выражения.

– Я ищу джентльмена, – начал я, следуя идее, возникшей в моем мозгу в этот самый миг. – Он мог отбыть последним поездом. Крупный, голова круглая, волосы песочные, краснолицый. Обычно одевается в твид цвета овсянки, такой слегка поношенный. Перед тем как пробрести билет на Гастингс, он наверняка попытался продать вам карманные часы.

– Вы опоздали на три минуты, – ответил кассир. – Ваш джентльмен сейчас уже на улице. И вы хотели сказать Истборн, а не Гастингс. Он купил билет на вечерний скорый до Бичи-Хед.

– Бичи-Хед? – тупо повторил я. – Вечерний скорый?

Кассир едва заметно усмехнулся, будто я обвинил его во лжи, и я благоразумно решил опустить вопрос. Может, Коробейник в самом деле имел в виду Истборн, а не Гастингс. Может, он вообще ничего не имел в виду. Может, он самый невероятный лгун в мире, такой же честный, как и его часы.

Часом позже мы вчетвером мчались к Восточному Сассексу в том самом поезде, на который Коробейник взял билет, хотя я и не увидел его среди пассажиров. Очень удачно, леди с дилижанса – першерону легче, подумал я. В Иридже мы покинем поезд, пересев на так удачно названную Куку-Лайн до Акфилда, где выскочим и пешком доберемся до Блэкбойса, если будет слишком поздно нанять экипаж. Если повезет, загадочная инфекция к тому времени уже испарится, как это случилось в Клубе исследователей, и наше пребывание ограничится всего несколькими часами.

Я прикрыл глаза, и голова моя привалилась к оконному стеклу прежде, чем мы выехали из Лондона.

Когда я проснулся в темном вагоне, поезд где-то стоял, а ночь снаружи была тихой и безлюдной. Секунду я не мог понять, где я и что здесь делаю, но, узнав моих спящих компаньонов, припомнил все обстоятельства нашего предприятия и уставился в окно. Я сидел в блаженной тишине и смотрел на пустошь, на различимую вдалеке линию деревьев и на мерцающие в небесах звезды, которые то и дело скрывали стремительно проносящиеся тучи.

Мне пришло в голову, что сейчас самое время посетить уборную. Тихо поднявшись, я вышел в коридор, во мраке прошел в конец вагона, скользя рукой по стене для устойчивости и каждую минуту ожидая, что поезд дернется и швырнет меня на пол. Внезапно ощутив под пальцами пустоту, я резко качнулся назад, на время утратив равновесие, и услышал чье-то шарканье: какая-то тень вынырнула из темноты и оказалась рядом со мной. Меня схватили за запястье и дернули в сторону так, что я полетел лицом вниз. И не успел я закричать, как удар лишил меня чувств.