Текст книги "Глаз идола (сборник)"

Автор книги: Джеймс Блэйлок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

Ближе к вечеру, когда я немного освоил назначение бесчисленных кнопок, циферблатов и рубильников, мои ноги в чулках задвигались по пробковой палубе корабля уже с каким-то подобием уверенности. Пробка, из которой было сделано огромное днище аппарата, составляла никак не менее половины годичной добычи всей Испании. Видимо, этот материал считался ключевым фактором веса и плавучести – двух важнейших нивелиров в путешествиях по воздуху, равно как и на воде. Каменные лодки, по меткому замечанию профессора, долго не плавают. Полдень между тем давно миновал, и я остался наедине с легким чувством голода: мне сперва предстояло задраить люки, а уж потом заглянуть в усадьбу за куском мясного пирога и пинтой темного. Минуло с полчаса после того, как профессор заодно с Хасбро первыми удалились перекусить. Забравшись на узкую железную площадку (думаю, будет уместно уподобить ее морским шканцам), я бросил случайный взгляд за окно башни и приметил на лужайке подозрительного незнакомца. Этот хорошо упитанный субъект медленно приближался к башне, скрытый от взглядов со стороны имения самими ее стенами.

У меня сразу возникло неприятное чувство, будто мы уже встречались с этим малым; еще бы, ведь он был точной копией твари, павшей от пули Хасбро прошлой ночью. Может, брат-близнец? Ведь вчерашнего типа уже наверняка успели, так скажем, разобрать на составные части. Этот же, подобно прочим своим сотоварищам, обладал зловеще вздернутым рыльцем и маленькими глазками и крался на цыпочках, будто по горячим пескам пустыни. Облачен он был в кожаные шорты, словно пародийно изображая немца, и опирался при этом на бамбуковую тросточку – так, будто эта нелепая палочка могла придать ему флер благопристойного джентльмена на прогулке. Голову венчала огромная шляпа из тех, что в просторечии именуют «пома», с округлой тульей и задранными полями. Из-под каковых тянулись струйки дыма, шедшего, казалось, из ушей незваного гостя.

Через окно башни я и выкрикнул, блеснув остроумием:

– Это что еще за маскарад?

Явившаяся неведомо откуда насмешка заставила свинорыла подскочить и нервно заозираться по сторонам с видом застигнутого с поличным воришки. Так и не определив шутника, он поспешил стянуть с себя шляпу, из дымящего нутра которой извлек шипящую черную бомбу размером с пушечное ядро в дюжину фунтов весом. Даже на ярком солнце можно было разглядеть тлеющий фитиль. И вот, запустив бомбой в башню, этот несуразный франт развернулся и, потешно семеня, кинулся бежать в сторону Эппингского леса. Стоит признать, глазомер у метателя был изрядным, ибо плюющий искрами черный шар вмиг пробил одно из нижних окон и покатился по полу.

– Черт подери, до чего же некстати… – бормотал я, гремя ступенями. Вынужден сознаться, что, даже спускаясь, я воображал сулившую спасение распахнутую дверь башни, но глубоко в человеческой натуре сидит нечто, на дух не переносящее бомбы и взрывы. Это нечто и подтолкнуло меня постараться затушить фитиль, поставив всё на одну карту. В два прыжка, уподобившись игривому козленку, я сгреб с пола эту штуку и едва не посрамил Эола[19]19
  Персонаж греческой мифологии, властитель воздушных стихий.


[Закрыть]и всех его сородичей, раздувая щеки в тщетной попытке затушить огонек. Увы, фитиль продолжал тлеть, невзирая на мои старания. Могу только вообразить, каким круглым идиотом я выглядел со стороны, танцуя на носочках и перекидывая бомбу из руки в руку, точно горячую картофелину; где-то посреди танца я заслышал чей-то крик: «Бросайте, сэр! За порог ее!» И, не раздумывая больше, именно это и проделал – швырнул снаряд в открытую настежь дверь, подальше на лужайку, где тот покатился, как при игре в кегли, под заросший травою уклон в сторону леса, подскакивая и вращаясь всё быстрее. Точнехонько туда, где укрылся принесший его свинорыл.

Хасбро ступил под свод башни.

– Вы не пострадали, сэр? – осведомился он.

– Ничуть, – сказал я, хотя, по правде говоря, кончики моих пальцев слегка саднили после безуспешных стараний погасить упрямый фитиль.

– В таком случае поспешим на верхние ярусы, сэр, и воспользуемся преимуществом обзора.

Подъем не отнял много времени, и мы успели высунуться из бойницы балкона на втором этаже, когда со стороны леса мощно громыхнуло и ближайшие кусты заволок черный дым, в котором металось веселое рыжее пламя. На лужайку дождем посыпались ветки, листья и комья грязи, оставив в воздухе над лесной опушкой взметнувшуюся пыль, отдельные клочья дыма и шляпу свинорыла: та еще долго кувыркалась в вышине, прежде чем атмосферный вихрь не иссяк, отправив ее в последний путь к земле.

Мы подождали, приглядываясь, не шевельнется ли что вдалеке, но под медленно оседающей пылью не было вовсе никакого движения. На веранде возник и помахал нам рукой Сент-Ив; мы с Хасбро спустились, чтобы присоединиться к нему на лужайке.

– До чего же глупые они, пришельцы эти! – обронил я, когда мы втроем приближались к лесным зарослям.

– Сметливость их определенно невелика, – согласился профессор. – Будь их взрывные устройства в равной степени ущербны, эти существа предстали бы в почти забавном свете.

– Молодчик с бомбой – вылитый двойник вчерашнего мертвеца. Точь-в-точь. Отчего же все они так похожи на хрюшек?

– Было замечено, – подал голос Хасбро, – что на взгляд азиатского джентльмена черты всех европейцев с белой кожей кажутся почти неотличимыми. Здесь имеет место подобный эффект, я полагаю.

– Тем более, – кивнул я, – что эти типы вообще не земляне.

– Ничуть не выходит за рамки допустимого, сэр.

– Выходит, мы столкнулись с целой расой свиноподобных людей?

– Похоже на то, – согласился со мною профессор. – Свинорылы во всех отношениях.

Прямо на границе деревьев мы обнаружили в земле небольшую воронку, но никаких признаков пришельца не нашли. Ни оторванных копыт, ни острых ушей, ни маринованных пятачков. Опаленная шляпа лежала на самом дне кратера, как если бы бежавший свиноморд в спешке обронил ее.

– Что-то мне подсказывает, – задумчиво произнес Сент-Ив, – что у этих пришельцев устроено нечто вроде базы прямо здесь, в Эппингском лесу. Где-то в чащобе спрятано, вероятно, и их космическое судно.

– Давайте выкурим мерзавцев, – предложил я. – Выгоним-ка их из норы, словно семейку горностаев. Судя по всему, умом они не блещут.

– Скорее, рассудительностью, – помотал головой профессор. – Всё равно что иметь дело с дюжиной сбежавших постояльцев лечебницы Чигвелл-Хэтч. Они полностью непредсказуемы.

– Тут вы правы, – признал я. Недавно одержанная победа, однако, распалила меня, настроив на атакующие действия. – Но нельзя же попросту сидеть сложа руки, позволяя этим психам вторгаться в наш дом и метать бомбы, куда и когда им захочется. В конце концов, тут их могут прятаться десятки.

– Позвольте не согласиться, сэр, – прервал меня Хасбро. – Будь их тут десятки, они с легкостью взяли бы верх. Люди-свиньи осторожничают, сдается мне, именно потому, что их можно пересчитать по пальцам одной руки.

– Вот именно, – подтвердил Сент-Ив. – И выходит, нам нечего опасаться той горстки, что прячется в этом лесу, пока мы сохраняем бдительность. Кажется, Аддисон говорил когда-то о необходимости перепрыгивать через отдельных врагов ради атаки на целую вражескую армию, и в этих словах, вообще говоря, есть свой резон. Когда начинает протекать крыша, мало просто подставить ведро под протечкой. Нужно вылезти наружу и заткнуть чем-нибудь дыру, если вы улавливаете мою мысль.

Я подтвердил, что улавливаю, и мы оставили Хасбро на посту, снабдив его слоновьим карабином и медным колокольчиком, наказав звонить, если понадобится вызвать подкрепление. Мы же с профессором вернулись в его усадьбу. На закате нам предстояло отплыть, или, точнее выражаясь, взмыть в небо, и остаток вечера мы провели, загружая в космическое судно припасы и заканчивая остальные дела. Когда я поднял ящик с наполненными водой банками, на глаза мне попалась рукопись Бёрдлипа, и я осознал, что кактусы и бегонии по-прежнему хранят свою загадку. Я поднял стопку исписанных листов и покачал ею на виду у Сент-Ива.

– Насчет трактата… – начал было я, но профессор обезоружил меня, весело усмехнувшись.

– Ну как же! – сказал он. – Отвлекающий маневр.

– Точно, – кивнул я. – Но зачем? Ради чего было подсовывать свинорылам никчемную книжку?

– Рукопись Бёрдлипа, мой дорогой Оулсби, повествует об определенных растениях – бегониях, если угодно, – с гигантскими стволами, которые поспорят с земными деревьями своим обхватом. Если верить Бёрдлипу и Кракену, эти стволы слегка мерцали и были окружены особым свечением, настоящей темной аурой, которая напомнила двум ученым о непроглядной черноте той самой дыры, сквозь которую они и попали в эту чуждую нам вселенную. Сами же бегонии, как им показалось, были растениями-паразитами и липли к стволам грандиозных мандариновых деревьев, о которых мне уже приходилось упоминать.

– Грандиозных, говорите?

– Не то слово. Ничем не уступающих старейшим экземплярам норвежской ольхи, которую, нет смысла пояснять, считают самым крупным деревом на всем земном шаре, хоть ее древесина и пригодна разве что на растопку или как материал для изготовления носовых украшений кораблей. Но известно ли тебе, в чем подвох?

– Стыжусь признаться, что нет.

– Мандарины с такой скоростью проклевывались и росли на этих деревьях, как…

Профессор замер, нащупывая подходящее слово.

– Как банши? – услужливо подсказал я.

– Не понимаю… – опешил Сент-Ив. – Суть метафоры от меня ускользает. Какой здесь смысл?

– Этим словечком я часто пользуюсь при сравнениях. Подходит буквально везде.

– Ясно… – сказал профессор. – Ну так вот.

Кракен выдвинул гипотезу, что бегонии как-то связаны с черной дырою и что энергия или нечто, весьма ее напоминающее, свободно истекает через дыру, просачиваясь из нашей Вселенной в чужую.

– Кровоточит, можно сказать?

– Вот именно.

– И поэтому деревья там вымахивают здоровенные и разбрасывают свои плоды, как конфетти на празднике?

«Достаточно и снежинки, чтобы Джек Оулсби уловил, откуда ветер дует», – говаривала моя матушка, и я мигом сообразил, что задумали грязные инопланетные вторженцы и почему в награду за труды вручили мне готовую взорваться бомбу.

– Короче, ты понял, – сказал Сент-Ив, вытряхивая на краешек ногтя понюшку табаку.

– Инопланетчики вытягивают себе наши сущностные жидкости? – всё же уточнил я.

– Воруют наши эссенции, – согласился профессор. – Чтобы противостоять их планам, я подсунул в музей копию подправленного мной издания и попросил доктора Лестера не вручать ее никому, кроме тебя. И что же? Пришельцы пытались ее получить не менее восьми раз. Лестер считает, что это был один и тот же парень с творожистым лицом, каждый раз в разных безумных нарядах. В последний раз он явился в головном уборе индейского вождя с перьями, торчащими в разные стороны, и золотых арабских туфлях с загнутыми носками. Лестер пригрозил позвать констебля, и тот сбежал через черный ход и дальнейших попыток не предпринимал.

– Кто же навел их на Бёрдлипа?

– Младший брат Каракатицы, безумец Билл.

– Значит, теперь Билл на их стороне?

– Боюсь, что так. Только беднягу не стоит в этом винить, ведь злодеи хорошо потрудились над его рассудком – вернее, над остатками оного.

– Вот тебе и раз… – с грустью вздохнул я. – Это может объяснить костюмчик Фонтлероя и смехотворный парик. Билловы шуточки!

– Очевидно, хотя причина остается неясна. Записку написал я. Зная, что Лестер выдаст книгу, я был уверен, что пришельцы отберут ее у тебя и найдут там ложную подсказку: точную дату нашего вылета, назначенного на завтра, двадцать четвертое число.

– Ночь полнолуния!

– Верно. Но на самом деле, – с хищной усмешкой косатки прошептал Сент-Ив, – мы полетим уже сегодня… – он сверился с карманными часами. – Ровно через полтора часа.

Профессор сунул свернутую рукопись Бёрдлипа в карман сюртука и вернулся к прерванному занятию – проверке содержимого ящика с консервированной снедью и бочонка морских сухарей. По возвращении в башню мы застали Хасбро за поливом тисовых саженцев в теплице на втором уровне космолета. Мне хватило сообразительности, чтобы с первого взгляда, брошенного на эту мирную картину, смекнуть: все кусты, и папоротники, и прочая зелень будут снабжать нас в полете необходимым кислородом. Аппарат Сент-Ива был не простым кораблем – он был оснащен как настоящий линкор.

В нашей авантюре настал тот этап, когда минуты тащатся, как морская звезда по песку: эта штука, если вы следите за моей мыслью, обладает достаточным количеством лап, чтобы нестись галопом, но вместо этого едва способна ползти. Уже час как стемнело, и погода стояла исключительная – ничто, ни единого клочка тумана, не заслоняло нам россыпь звезд на небосводе.

Мы прыгнули внутрь корабля, захлопнули и задраили все люки, законопатили атмосферные шлюзы, настроили гироскопы в их эластичных кожухах, похожих на тюрбаны, – словом, завершили все нужные приготовления. Меня распирала жажда приключений; будь там трос, за который можно дернуть, или лебедка с рычагом, я отдал бы швартовы с искренним рвением, как подобает палубному матросу. К половине девятого мы застегивали ремни, забравшись в мягкие подушки расставленных в носовой части кушеток. Сняв последние ставни с иллюминаторов, Хасбро ощупью пробрался к собственной кушетке, и все мы молча уставились сквозь толстые стекла прямо вперед – верхушка чингфордской башни была уже убрана, чтобы явить стихиям кружок неба, различимый словно через линзу телескопа.

Профессор нажал несколько кнопок, выразительно кивнул Хасбро и мне, протянул руку и дернул здоровенный анти-чего-то-там рычаг в гуще подобных щупальцам нитей серебряных жгутов. Внутри жутко затрещало, защелкало: поднялась жуткая какофония стрекота, будто целая армия саранчи настраивалась дать гала-представление. В этот решающий миг послышался глухой взрыв, заставивший профессора обмереть. «Что за?..» – начал было он, но тут вся башня колыхнулась, подобно колонне из студня, и мы в водопаде искр вырвались на волю из ее лишенного крыши жерла.

Должен сознаться, смелость мою оправдывало неведение, и не только касательно передачи свинорылам ложных подсказок. Сам того не подозревая, я принял участие в спасении Земли от их происков; чего уж там, мы оказались не по зубам этой ватаге худо экипированных психов. Я мог вообразить, как они вскакивают на ноги там, где таились в сумеречном Эппингском лесу, толкают друг дружку локтями и, забыв о шляпах, в полнейшем изумлении выбегают на лужайку. Представьте себе, именно такую картину я своими глазами тотчас же и увидел в каких-то сорока футах под нами.

Диву даешься, до чего хитро устроены эти космолеты: в них полным-полно всяких штук вроде гироскопов и иных приспособлений, которые доставляют человека полагать, будто он сидит, как и следует, головою вверх, когда на самом деле – в точности наоборот. Думаю, это спасает путешественника от целой кучи неудобств, но осознать происходящее у меня, таким образом, вышло далеко не сразу. Очевидно, пришельцы запустили в нас очередной бомбой с фитилем, и в момент запуска та рванула в основании башни, вытолкнув нас вон и сбив с толку все системы управления треклятым судном. Стрелки циферблатов крутились бешеными волчками, и Сент-Ив, уподобившись в тот момент очень шустрому осьминогу, молотил руками во все стороны в попытке стабилизировать наш сумасбродный, хаотичный полет ввысь.

Вихляясь из стороны в сторону, наш корабль резво пронесся над лужайкой, и разодетые будто на маскарад свиноморды толпой пустились бежать вслед, размахивая горящими факелами. Наконец Сент-Ив и Хасбро вдохнули новую жизнь в необходимые тормозные установки и стабилизаторы, и напоследок мы заложили лихую петлю, чтобы, лежа на боку, устремиться на запад, к общинным пастбищам, и оставить бегущих пришельцев далеко позади. Их место под нами, впрочем, весьма скоро оказалось занято стройными рядами скаутов при полном параде: несколько сотен юных бездельников на вечернем марше. Когда, рассеивая огненные фонтаны и пестрые искры, мы промчались у них над головами, перепуганные мальчишки сбили строй и бросились врассыпную, что твои мыши. Достаточно быстро мы скрылись у них из виду, но всё же, сами не желая того, успели поджечь десятки расставленных на поле палаток; воспоследовавший грандиозный переполох уже сходил на нет, когда (и здесь я могу опираться исключительно на свидетельства газетчиков) на склоне холма неподалеку обнаружилась целая армия свинорылов, ведомая пришельцем гигантского роста, облаченным в алое трико опереточного дьявола. Продолжая махать факелами и выкрикивать сущую околесицу на неведомом языке, те накинулись на скаутов.

Дальнейшие события потасовки на чингфордских лугах принадлежат истории. Те их свидетели, кому не повезло стать участниками сего прискорбного кавардака, предложили с той поры с дюжину несуразных и в равной степени неправдоподобных версий; я же не скажу больше ничего, разве только намекну, что ни единая из них не годится истине даже в подметки. Как уверяют нас философы, зачастую именно так и случается. Что же до космического судна, то нам удалось вернуть его на нужную траекторию и, с поддержкой достижений науки и промысла Божия, проторить себе дорогу сквозь бездну к той черной воронке, что нечестивым туннелем зияла чуть левее Марса.

* * *

В сущности, больше рассказывать почти и нечего, – пока, во всяком случае. Мы на протяжении шести суток со свистом мчали всё дальше и дальше, когда мне пришло на ум поинтересоваться у профессора, как долго еще может продлиться наше путешествие скромных героев. Сент-Ив отвечал уклончиво. Вернее, намекнув, что миссия действительно может затянуться, он пояснил: чтобы закрыть дверь, порой бывает необходимо пройти сквозь нее и твердой рукою захлопнуть за собой. В слабости своей я посчитал это откровение прозвучавшим не слишком-то вовремя, если вы улавливаете мою мысль.

На тринадцатые сутки полета, поздним вечером долгого темного дня, когда Земля у нас за кормой уже успела превратиться в крошечный огонек в бескрайнем космическом просторе, пред нами явилась сферическая тень, каковую некий поэт-футурист, в своем лингвистическом угаре, мог бы окрестить чем-то большим, нежели просто черное отверстие посреди черноты: «эбеновой лакуной судьбы», возможно, или «зияющей пастью мрака» в окружении густых, бурлящих паров, пронизанных радужными огоньками. Словно бы тысяча крохотных призм кружили в танце над бездной.

– Вот и источник сквозняка, – любезно пробормотал Хасбро, смешивая новую порцию грога в химической мензурке.

– Дыра всё еще довольно далеко, – пораженный открывшимся зрелищем, ответил я и опрокинул в себя содержимое мензурки.

– Оптическая иллюзия, – подмигнул мне профессор. – С такого расстояния может показаться, будто в поперечнике у нее с тысячу миль, хотя на деле дыра крошечная… Она ненамного шире, стоит заметить, чем основание нашего корабля, хотя все разговоры о размерах здесь чисто умозрительны. Видишь ли, Джек, существуют еще и стены.

– Да я и не сомневался, что они где-то есть! – вскричал я, слегка пьянея от выпитого. Вслед за чем описал профессору свои давний сон, включая и Сидкапа Кэтфорда, и сложенную из камней стену. Надо отметить, Сент-Ив оценил мои метафорические сновидения даже выше, чем я мог ожидать. Космос, как выясняется, представляет собою именно космос: бескрайнюю пустоту, населенную изредка попадающимися звездами или стайкой-другой метеоритов, или кометами с замашками мизантропов. Мы совершаем ошибку, полагая, будто где-то среди звезд, рассыпанных по ночному небу, существует жизнь. Она там есть, даже не сомневайтесь, но прячется за стеной, за какой-то дверцей, – в общем, за тою самой, куда влетели на собственной межзвездной колымаге Бёрдлип и Каракатица, и которую оставили открытой настежь, подобно дверце амбара из крылатого выражения[20]20
  «Открытая дверца амбара» – популярный эвфемизм незастегнутой ширинки.


[Закрыть].

– Стаканчик грога вам не повредит, сэр, – заметил Хасбро, протягивая мне очередную (уже шестую, что ли) мензурку. Я наполнил свой стакан и быстренько осушил его; пока напиток огненным ручьем стекал в мое нутро, мне вдруг стало ясно, что я уже пьян, словно лорд, не будучи обременен сопутствующим титулу богатством.

– В случае провала нашей миссии, Джеки, ты едва ли увидишь кого-то из нас по эту сторону райских кущ… – произнес профессор Сент-Ив. – Мы станем странниками в чертовски странном мире.

– П-позвольте! – выдохнул я, тщась привстать. – Что еще за «мы» и «ты»? Тут у нас единая команда!

Очевидно, мои ноги окончательно обратились в студень, ибо я продолжал беспомощно ворочаться на кушетке. Хасбро и профессор скинули свинцовые ботинки и зашагали к люку, ведшему вниз, на палубу точно под нами. Я всё тщился вскочить: намерения этих двоих стали ясны мне как день, и я несомненно последовал бы за ними, если б не распроклятая физика свинцовых башмаков вкупе с ромом, черт бы его драл.

– Утешься, дружище Джеки, – обернулся ко мне Сент-Ив. – Позволь этому аппарату вернуть тебя домой. Ожидай нашего возвращения ранним вечером, в минуты восхода Марса над горизонтом.

С этими словами оба исчезли за люком, и с той поры я больше никогда не видел ни профессора Сент-Ива, ни его верного слуги Хасбро. Лишенный дара речи, я безвольным пудингом расплылся на своей кушетке, прислушиваясь к шагам и стукам, доносившимся снизу. Внезапно космолет вздрогнул, и нестерпимый шум огненного вихря сообщил мне о безотказном срабатывании сопел, знаменующем разделение аппарата надвое. Вместе со своей капсулой я по дуге отлетел в сторону, чтобы в должное время лечь на обратный курс и начать долгое свободное падение.

Когда мой кораблик развернулся, я смог увидеть за стеклом переднего иллюминатора кормовую секцию, спешащую к подветренной стороне Марса, унося с собою двух величайших героев Англии – да что там, всего мира! Мне же оставалось лишь в немом изумлении следить за тем, как они ныряют к бурлящему мраку космической дыры. Их судно, представлявшее собою вытянутый конус со срезанной теперь верхушкой, вновь разделилось на две части, – причем массивная задняя секция тянулась за передней на чем-то, что выглядело длинной цепочкой из отполированных металлических капель. Боковины этой задней секции разошлись вдруг в стороны и, медленно вращаясь, уплыли в пустоту, оголяя массивную пробку, о которой мне уже представлялся случай упомянуть.

И вот, в сопровождении хоровода небесных светил, нацелив свой конический бушприт в самое горло темнейшей из всех тайн, космолет Сент-Ива устремился в черную пропасть мнимого небытия, волоча по пятам за собою невероятную пробку с вытиснутой на круглом боку равно невероятной надписью: «ПОДХОДИТ ДЛЯ ВСЕХ РАЗМЕРОВ». Девиз, способный очертить и те обширные таланты, что были присущи двум великим искателям приключений, полным решимости и отваги.