Текст книги "Глаз идола (сборник)"

Автор книги: Джеймс Блэйлок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

* * *

Не стоит полагать, что пока Скотланд-Ярд пристрастно допрашивал подозреваемых, Ньютон, Джек Оулсби и, разумеется, старина Хорнби, метавшийся по городу с одним из двух подозрительных предметов, впустую теряли время. Ньютон, собственно, всерьез вознамерился упрочить и без того уже весомую репутацию повесы. Сбежав с тележкой слив, орангутан вскоре обнаружил отсутствие преследования и, уже забравшийся глубоко в район Вестминстера, продолжал двигаться прежним курсом, чтобы вскоре выйти (о чем он подозревать не мог) прямиком к Хорсферри-роуд. Историку в подобных случаях строго воспрещается строить догадки, но мне сдается, что, отведав слив и оставшись голодным (как вы или я съели бы конфетку, мечтая о чем-то более существенном), Ньютон мог приметить вдали тележку со спелыми арбузами, катившую к рядам зеленщиков вдоль Олд Пай. Дальнейшие его действия были вполне предсказуемы. Ньютон бросил в переулке свою тележку, а заодно с нею и коробку на груде зеленых слив, чтобы со всех ног помчаться за проходившим мимо торговцем арбузами, коего внезапное явление обезьяны отнюдь не привело в восторг. Этот малый еще не слыхал новостей об угрозе из космоса, а посему принял Ньютона за редкостно уродливого и экстравагантно облаченного грабителя. Сорвав с крючка на боку телеги хлыст, торговец принялся отчаянно махать своим оружием направо и налево, силясь отогнать опешившего орангутана от своего товара и во всё горло призывая констебля себе на подмогу.

Ошалев от такого натиска, Ньютон выказал обретенную в джунглях прыть и попытался взобраться на чугунный столб – опору полосатого навеса. Вес взрослого орангутана, само собой, взывал скорее к крепкому стволу мощного древа, нежели к непрочно вкопанной железной палке; вся конструкция ожидаемо рухнула, опутав обезьяну складками сорванного полотнища. Торговец перешел в наступление, и инцидент быстро собрал приличную толпу зевак, многие из которых признали в орангутане космического захватчика, а кое-кто счел полосатую тряпку, пронзенную острым навершием конической шапки Ньютона, за одеяние в арабском стиле. В этом недоразумении, безусловно, и кроется шаткий фундамент просочившихся в газеты сразу нескольких теорий о сговоре пришельцев с магометанами. Между тем любые россказни, будто бы космический гость первым напал на торговца арбузами, выглядят бездоказательными и, сдается мне, полностью искажают истину.

Преследуемый толпой, Ньютон бежал с поля боя, чтобы найти тележку со сливами в точности там, где ее оставил, – за исключением коробки, которая бесследно исчезла.

* * *

Не оправдавший доверия Кибла и оттого мрачный, словно ноябрьский вечер, Джек Оулсби не прошагал еще и с полмили, когда, по чистой случайности бросив взгляд в проулок, отходивший от Сент-Эннс, заметил полную слив тележку, оставленную без присмотра. Как вы догадываетесь, Джека поразил вид странной металлической шкатулки, спрятанной меж плодов. Осторожно приблизившись, паренек определил (отбросив все прочие варианты как маловероятные), что коробка эта принадлежит ему – или, лучше сказать, Оливии. Джек мельком видел чудесную вещицу перед тем, как та была упакована; соответственно, его решение приделать шкатулке ноги выглядит вполне оправданным и даже похвальным. А поскольку желания пререкаться с мнимым похитителем у юного Оулсби не возникло, он немедленно пустился прочь, считая, что ему повезло успешно залатать возникшую этим утром прореху.

Старине Хорнби повезло куда меньше. Над убежденностью нищего в инопланетном происхождении коробки посмеялись уже несколько скупщиков, каждый из которых вроде и проявлял к находке смутный интерес, но пытался убедить владельца передать ее для изучения и оценки. Проницательный Хорнби быстро сообразил, что алчные торговцы загодя сговорились надуть его, и, продвигаясь всё южнее, в свою очередь наотрез отказывался выпускать шкатулку из рук. Вскоре присущее Хорнби любопытство затянуло его в галдящую толпу, гнавшуюся за кем-то.

Хорнби примерещилось, что он «чует пришельцев», – и, вообще говоря, не без причины. Далее, он предположил (уже ошибочно), что из космических страшилищ еще не поздно выжать дополнительную выгоду, а потому проявил чудеса быстроты и смекалки, чтобы выбраться из бегущей толпы и, петляя переулками, оказаться близ того места, где Хорсферри-роуд вьется вокруг устья Редженси-стрит. Там он и выскочил навстречу бегущему Ньютону (в хлопавшем на ветру полотнище, не говоря о прочем), который значительно опережал гнавшихся за ним горожан. Люди слышали, как Хорнби успел выкрикнуть: «Эй, ты!», или «Как там тебя?», или нечто в этом роде, прежде чем был свален наземь орангутаном, – однако на бегу тот выхватил из рук бродяги драгоценную добычу, несомненно посчитав коробку той самой, что сгинула в проулке.

Тем временем Джек Оулсби объявился у дома лорда Плейсера и был впущен через задний ход дворецким – любезным малым, который не замедлил удалиться, чтобы по настоянию Джека вызвать мисс Оливию. Услыхав от слуги, что в холле ждет юноша с коробкой, присланной для Оливии, лорд Плейсер со всею решительностью поспешил спуститься и поскорее встретить этого раннего визитера. Лорд вообразил, что слишком долго позволял себя дурачить, и теперь наконец решил докопаться до истины. Уже успев выбежать в холл, он запоздало осознал, что облачен лишь в ночную сорочку и ночной же колпак, забавный островерхий чепец, а обут в шелковые тапочки с загнутыми носами (тоже, как ему показалось, способные вызвать улыбку). Но вспышка гнева преодолела естественное смущение (ведь, в конце концов, перед ним стоял всего лишь мальчик на побегушках), а посему лорд Плейсер решительно шагнул вперед и выхватил коробку из рук остолбеневшего Джека Оулсби.

– Ну, наконец-то! – вскричал он, рассматривая вещицу. – Та самая коробка!

– Да, сэр, – чинно кивнул Джек. – Если позволите, сэр, она предназначена вашей дочери и прислана мистером Киблом.

– В каждой бочке затычка твой Кибл, – пробурчал лорд Плейсер, поворачивая шкатулку так, словно та была на редкость крупным бриллиантом, в гранях которого он тщился отыскать изъян. – Что тут за дурацкий рычаг, парень? Какой-то тошнотворный розыгрыш, уж наверное?

– Этого мне не сказали, сэр, – дипломатично ответствовал Джек, надеясь на скорое появление Оливии, которая сможет урезонить отца. Он почти не сомневался, что ведущий себя как опасный безумец лорд Плейсер, дай ему волю, непременно сломает хрупкое устройство.

Тот же отбросил всяческую осторожность и принялся крутить ручку, заодно вглядываясь в жерло торчавшей сбоку небольшой жестяной воронки. Стиснув зубы, он отважно крутил всё быстрее, сознавая даже, что перед ним могла оказаться, как его убеждали ранее, одна из «адских машинок», разбросанных пришельцами по всему городу. После череды шорохов и скрипов, жужжания и тихого позвякивания внезапно из воронки ударила струя ярко окрашенного хлорофиллом гелия, мигом покрывшая лицо и волосы лорда Плейсера тончайшей пленкой нежно-лаймового оттенка.

Из недоверчиво распахнутого рта лорда, в свою очередь, вылетел гневный вопль. Прозвучал он как жуткий, неестественно тонкий вой, подобный стону страдающего эльфа, ибо по некоей причине, ведомой лишь тем, кто привык вдаваться в секреты научных изысканий, газовая смесь возымела пагубное воздействие на голосовые связки. Лорд Плейсер счел себя отравленным и бросился к дверям черного хода. Отдыхавшая на веранде Уинифред, заслышав чей-то странный визг, подбежала к Оливии, только что возвратившейся с прогулки по саду, и обе с изумлением наблюдали, как безумец с вытаращенными глазами на зеленом лице пронесся мимо них, размахивая фонтанирующим зеленью устройством и отчаянно вопия тоненьким эльфийским голоском.

Сбылись худшие страхи Уинифред – мимо пронесся ее муж (или кто-то, почти неотличимый) в приступе явного безумия и в чрезвычайно странном камуфляже. Охваченная замешательством, леди Плейсер прижала ко рту ладонь и неловко осела на стриженую лужайку. Само собой разумеется, Оливия была поражена не меньше, но беспокойство о благополучии матери взяло верх над явленной ей загадкой, и она склонилась, спеша помочь упавшей. Леди Плейсер, однако, была женщиной со стоическим характером и довольно быстро сумела подняться.

– Это твой отец, – выдохнула Уинифред зловещим шепотом, словно бы несущим мистическое откровение. – Беги за ним, но остерегись!

От такого напутствия Оливия несколько оторопела, но, оставив матушку на попечение дворецкого, бросилась (заодно с Джеком Оулсби, который был поражен всем происшедшим не менее, чем все прочие) вдогонку за лордом, отбежавшим уже на пару кварталов, но так и не выпустившим из рук коробку.

Именно тогда произошло нечто из ряда вон выходящее. Благополучно оторвавшийся от преследователей Ньютон продолжал степенное шествие по Редженси, изумляя редких прохожих. Затем он свернул на Бессборо-стрит и пересек Джон-Ислип-роуд, где заметил приближение родственной души. Ему навстречу бодро трусил, подвывая, лорд Плейсер в похожей конической шапке и с такою же коробкой в руках! Как известно, обезьяны ничуть не уступают собакам сообразительностью, а потому не должно удивлять, что измученный беготнею Ньютон тотчас же распознал в лорде Плейсере сподвижника. Поддавшись природному любопытству, он где-то с полквартала пробежал с ним бок о бок в направлении Воксхолльского моста, откуда лорд Плейсер намеревался спрыгнуть в надежде смыть с себя отвратительную зелень, которой его окатили. Что подвигло лорда совершить омовение непременно в водах Темзы, и поныне остается тайной, но, как нас уверяют психологи, в состоянии ажитации человек нередко следует первому своему порыву, хоть и поступил бы иначе, найдись у него время всё хорошенько обдумать.

Инспектор Марлебоун, лорд-мэр и делегация его канцелярии тряслись в своем брогаме, следуя за толпой. Как нередко случается при подобной путанице, многие участники погони почти ничего не знали об объекте своего преследования. Слухи об инопланетном вторжении к тому времени обрели размер лавины, но часто подвергались осмеянию, уступая в популярности молве о приближении армии исламистов или даже о том, что стены психушки Колни-Хэтч могли каким-то чудом рухнуть, выпустив на волю целую орду буйнопомешанных. Марлебоун побледнел при виде мелькавших в толпе дубин и вил, а лорд-мэр, сраженный ужасом при мысли о том, что Лондон мог учинить подобный бунт на виду у посольства, прибывшего из глубин космоса, велел Марлебоуну немедленно пресечь это безобразие. Разумеется, сделать это было невозможно; оставив всякие попытки урезонить толпу, оба сосредоточились на том, чтобы попросту прорваться в первые ряды и укротить буйство страстей любыми доступными средствами. Эта задача диктовала выбор в качестве маршрута окольных путей, заведших брогам в несколько тупиков и едва не вызвавших столкновение с молочным фургоном, но в итоге заезд завершился благополучно: с заметным креном одолев поворот на перекрестке Бессборо с Гросвенор-стрит, они узрели двух чудаковатых бегунов, преследуемых огромным скоплением людей, растянувшимся от дворца до набережной. Здесь кучер и осадил лошадей.

Решимость лорда-мэра несколько пошатнулась при виде размера и настроения бегущей толпы; его также поразил устрашающий вид резво и неумолимо приближавшегося тандема хранителей инопланетных коробок. Однако всем, кто еще помнит Джереми Пайка (он же лорд Бестэйбл), который занимал должность лорда-мэра начиная с 1889 года и почти до начала войны, известно об отважном сердце и о крепости духа этого джентльмена; кроме того, он всегда имел наготове вдохновляющую речь – для любой, даже самой невообразимой аудитории.

И вот лорд-мэр, в сопровождении неотступно следовавшего за ним Марлебоуна, ступил на середину улицы и поднял обе руки ладонями вперед, каковой жест всегда и повсюду означает только одно: ни шагу дальше. Усматривать особый смысл в том, как повел себя верно уловивший значение этого сигнала Ньютон, я считаю абсурдом вопреки даже разошедшимся в печати измышлениям двух выдающихся астрономов, поскольку их теория о буквально вселенской универсальности жестов опирается на прибытие Ньютона из иных миров, а это, как нам известно, постулат ошибочный. В любом случае оба беглеца сбавили темп; и по той же самой причине, как мне кажется, в миг встречи лорда Плейсера с представителями властей его глазные яблоки прекратили беспорядочно вращаться в орбитах, а сам он, по-видимому, начал «приходить в чувство». Психологическое потрясение неявной природы, каковое пережил бы любой в подобных обстоятельствах, всё еще владело им, но лорд Плейсер был достаточно благоразумным человеком, чтобы осознать: поезд, как говорится, прибыл на конечную станцию. Когда же он прекратил бежать, его примеру последовал и Ньютон, вполне довольный, можно не сомневаться, окончанием бессмысленной погони.

За считаные минуты толпа поравнялась с официальной делегацией, и в скоплении лондонцев на набережной Темзы вздулась приливная волна желающих забраться повыше: люди карабкались на ближайшие деревья или на плечи соседей, тянули шеи, чтобы насладиться зрелищем. Марлебоун тем временем с подозрением рассматривал лорда Плейсера, пока не выкатил глаза, всё же признав под слоем зелени этого достойного джентльмена.

– Ха! – взревел инспектор, лихорадочно роясь в карманах мундира, где надеялся отыскать наручные кандалы.

Фыркая и отплевываясь, лорд Плейсер простер свою коробку на вытянутых руках, но струйка изумрудных испарений и щелчки регулирующего подачу механизма вызвали у Марлебоуна стон: «Вот же черт!», а из передних рядов толпы – вопль: «Бомба!», что заставило всех отступить на шаг в ожидании взрыва, будучи на грани полнейшей паники. Еще один выплеск зелени, впрочем, показал всем, что устройство со своей задачей не справилось, и из толпы донеслись свистки, смешки и улюлюканье.

К этому моменту лорд Плейсер вполне оправился от былого потрясения. Он лихо надвинул на лоб ночной колпак и несколько раз многозначительно подмигнул Оливии, стоило той пробиться через ряды зевак, чтобы встать рядом с отцом. Приняв это утешительное подмигивание за некий лицевой спазм, Оливия жалобно вскрикнула, но Джек Оулсби, молодец хоть куда, сам подмигнул лорду и, благочинно взяв Оливию под руку, что-то зашептал ей на ушко. Меж тем отец ее даже пальцем не шевельнул, чтобы стряхнуть с лица хлорофилловую маску.

Лорд-мэр отважился шагнуть вперед и, отвесив церемонный поклон, принял блистающий прибор-аэратор из протянутых рук лорда Плейсера. Он поднял коробку над головой, убежденный, что получил редкостный дар, явно непостижимый в своей ценности для земных умов. Покрутил ручку. Когда коробка выпустила новую струйку зелени, толпа разразилась овацией и, охваченная весельем, пустилась в пляс.

– Друзья-лондонцы! – возопил лорд-мэр, срывая с головы шляпу. – Грядет воистину исторический момент!

Ответом ему были радостные рукоплескания, каковые подвигли застывшего в сторонке Ньютона в свою очередь протянуть (а почему бы и нет?) лорду-мэру собственную затейливо декорированную коробочку.

Слегка опешив от подобной загвоздки, но готовый, с другой стороны, к переговорам с этой заросшей мехом тварью, также явившейся, что казалось очевидным, из космических глубин, старина Бестэйбл благосклонно принял предложенный дар. Эта коробка вовсе не походила на предыдущую, и украшавшие ее бока картины, довольно вычурные сами по себе, изображали разнообразных животных в весьма необычных видах и обстоятельствах: бегемотов в париках и с кожаными саквояжами, слонов, правивших уморительно маленькими двуколками, огромных жаб в турецких шароварах и рабочих кепках, равно как и прочих существ в том же роде. Не находя иного объяснения, лорд-мэр натурально предположил, что подобное искусство, судя по всему, имеет широкое хождение средь жителей далеких звезд, – и с витиеватым взмахом правой кисти, словно нанося дополнительный штрих на уже завершенное полотно, принялся крутить ручку и этой второй коробке.

Толпа обмерла, затаив дыхание. Даже те из присутствующих, кто стоял слишком далеко, чтобы видеть описываемые события, по напряженности самой атмосферы могли судить, что обещанный «исторический момент» наконец настал. Бедняга Хорнби, с гудевшими от никчемной утренней беготни ногами, в изумлении таращился на происходящее с кромки внутреннего круга зевак; лорд Плейсер же – пожалуй, единственный, кто в тот миг отважился шевельнуться, – бочком отодвинулся к парапету.

Бешено хрустнули шестеренки, взводимые туго завернутой пружиной, – и вот, с потрясшим толпу звонким щелчком, крышка ларчика распахнулась: вверх подскочила крошечная мартышка в нарядном вызолоченном халате и, подумать только, в ночном колпаке, наподобие головного убора лорда Плейсера, набекрень. Зависнув перед откинутой крышкой, фигурка громко пропищала строку из Геродота – столь же каверзную, сколь и нетленную: «Да не устрашись сего чуда, афинский незнакомец!» Едва успел отзвучать финальный слог зловещего предостережения, механическая обезьяна словно бы по волшебству бросилась назад в ларец и скрылась в нем, не забыв захлопнуть крышку.

Лорд-мэр с откровенным недоверием воззрился на Марлебоуна. Оба так и стояли, охваченные благоговейным страхом, когда лорд Плейсер все-таки не выдержал напряжения (а каждый новый инцидент усугублял его скорби), бросился к ступеням лестницы, ведшей к тротуару у ограждения набережной, и, вмиг преодолев их, поскорее устремился к дому. Примерно половина толпы, вновь проникшаяся духом погони, пустилась ему вслед. Когда же жертва скрылась на миг из виду, испытавший озарение свыше Джек Оулсби выкрикнул: «Там он, шельма!» и, возглавив бегущих, повел их вокруг медицинского колледжа и тем самым обеспечил лорду Плейсеру благополучное спасение. Марлебоун и лорд-мэр ухватили за шкирку Ньютона, с виду тоже готового дать стрекача, но столкнулись с двумя запыхавшимися констеблями, доложившими ни много ни мало о похищении космического судна неким бородачом в белом халате, который совал всем под нос официального рода бумаги и заявлял, что является музейным работником. Запихнув Ньютона в брогам, встречающая делегация устремилась к месту происшествия; погоняя лошадей, они пронеслись по набережной до самой Хорсферри-роуд, обогнули здание Вестминстерской больницы и покатили на север по Виктория-стрит, даже не сознавая, что гонятся за призраками: никто из них не имел ни малейшего представления о том, в какую сторону мог скрыться таинственный воришка.

Лорд-мэр выудил из кармана сюртука сложенный вчетверо лист с приветственной речью и, пару раз сощурившись на ее строки через стекла пенсне, быстро сообразил, что едва ли сможет ею воспользоваться. Марлебоун пребывал в прескверном расположении духа, по горло пресыщенный всем, что не способно булькать, будучи перевернутым вверх тормашками. Ньютон каким-то образом добрался до «чертика из табакерки» и, к великому недовольству попутчиков, через равные промежутки времени устраивал им чтения из классиков. Скорее всего, где-то в окрестностях Абингдона к их экипажу пристроился ничем не примечательный кэб с единственным седоком – высоким худощавым джентльменом в афганском берете и с огромным накладным носом. К изумлению членов официальной делегации, Ньютон могучим рывком сорвал дверцу экипажа с петель и в один прыжок оказался за спиной у Носатого, вслед за чем кэб резко отвернул к востоку и начал удаляться в направлении Ламбетского моста.

Всё это случилось мгновенно. Пришелец с «адской машинкой» исчезли в подражание украденному из парка летающему шару, и к тому времени, как кучер брогама смог разобрать суть какофонии криков, несшихся из его экипажа, развернуться и в свою очередь проложить курс к реке, кэба уже нигде не было видно.

Тщательные поиски вдоль набережной принесли плоды в виде брошенной повозки из тех, что берут напрокат, носа из папье-маше на сиденье возницы – но и только (если не брать в расчет разве что легкое чувство облегчения, каковое испытали все заинтересованные лица). Как нам теперь известно, газеты еще много дней пытались выдоить сенсацию из минувшего кризиса, но отсутствие сколько-нибудь вещественных улик в итоге выбило почву из-под ног журналистов, и «Случай с механической мартышкой» занял место среди прочих неразгаданных тайн, чтобы с течением времени раствориться в тумане забвенья.

Как именно Лэнгдон Сент-Ив (владелец фальшивого носа), его верный слуга Хасбро (автор плана по возврату космической капсулы в родные стены) и орангутан по кличке Ньютон возвратились домой – уже другая, хоть и не менее увлекательная история. Здесь же достаточно отметить, что всем троим (и сферическому космолету) в итоге благополучно удалось покинуть Ламбетский док на зафрахтованной угольной барже и по Лемзе спуститься к морю, чтобы не без приключений добраться вдоль берега до залива Хамбер, а уж затем – по суше – к Харрогейту.

Итак, напоследок хочу выразить надежду, что мой маленький отчет сумел пролить свет на кое-какие детали, которые еще долго тщились стереть из памяти основные персонажи той давней истории. С другой стороны, несчастный лорд Плейсер уж три года как упокоился с миром; Марлебоун давно ушел со службы, чтобы доживать свой век на дальнем взморье, а лорд Бестэйбл… что ж, все мы слыхали о его удивительном исчезновении в ходе так называемого «каталептического переноса», имевшего место в ходе послевоенного вояжа бывшего лорда-мэра на отдых в Лурд. К чему привело Джека Оулсби романтическое увлечение Оливией, мне не ведомо. Также не могу сказать со всею уверенностью, дерзнул ли Кибл смастерить для племянницы иную хитроумную игрушку взамен утраченной. Мне известно лишь, что на протяжении еще многих месяцев после описанной здесь суматохи всё семейство Оливии держалось за эту решительную девчушку, как если б та была неколебимой скалой Гибралтара.

По всему выходит, что мой рассказ никому не доставит неудобств или неловкости, но сумеет удовлетворить любопытство всех тех, кто еще не забыл о скандале с «Жутью из Сент-Джеймсского парка». Приношу свои извинения, если, обнажив причины и следствия, я тем самым перенес обстоятельства, выглядевшие чудесными и необъяснимыми, в разряд безынтересных и будничных явлений; увы, подобное «снятие покровов» вменяется в обязанности любому историографу, – и, смею уповать, я исполнил свой долг с надлежащими прямотою и объективностью.