Текст книги "Глаз идола (сборник)"

Автор книги: Джеймс Блэйлок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Неловкое молчание царило, пока он обводил нас взглядом, молчание, которое я прервал вопросом:

– Этим джентльменам нужен гигантский спрут?

– Именно так, Джек, хотя они этого еще не знают. Но клянусь Господом, я собираюсь сообщить им об этом по телеграфу при первой же возможности, чтобы они подготовились к нашему прибытию. Мы объявим животное первым из чудес мира природы. Лондон опустеет, всё население, каждый мужчина, женщина и ребенок помчатся вниз по реке, чтобы увидеть его. Лучшее, что вы можете сделать, джентльмены, так это купить кусок земли неподалеку от церкви Всех Святых и поставить там гостиницу. У вас никогда не будет недостатка в постояльцах.

Старик громко расхохотался, пустил по кругу кувшин с пивом и провозгласил тост за осьминога, который мы радостно поддержали. Спрут в этот момент снова зашевелился, что сообщило кораблю до неприятности странное и неровное колебание. Я взглянул в кормовой иллюминатор, размышляя об идее успеха: «Ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится»[78]78
  Мф, 13:12


[Закрыть], как говорит нам Библия, и это явно правда. Сэр Гилберт вернется из своего путешествия с двойным успехом. Имя Фробишера-старшего окажется запечатленным на скрижалях истории, а когда всё будет сказано и сделано – если глубоководный исполин, конечно, останется жив-здоров, – его вес нетто будет побольше, чем у самой королевы.

Еще дядя Гилберт открыл нам, что все мы получим долю прибыли, когда реальный доход от путешествия будет подсчитан, так что блаженствующая часть моего мозга сейчас обдумывала, как мы с Дороти распорядимся нашим новообретенным богатством.

Однако потом я отмел эту мысль, как несвоевременную или даже неуместную. Утро меня порядком измотало, и скоро я стал уставать от нескончаемого благодушия Гилберта Фробишера. Как ни глупо это звучало, меня волновало, не умрет ли наш головоногий исполин от простого сердечного приступа, несмотря на свою жизнеспособность и видимое здоровье. Янтлет-Крик, подумалось мне, станет печальной тюрьмой для такого интереснейшего существа. Я мысленно взывал к Господу с просьбой вмешаться в ход событий и дать нам время собрать все сокровища нашего пленника в колокол, чтобы они дарили ему радость, когда он будет влачить оставшиеся дни в заключении.

Увы, ничего уже поделать было нельзя. Еще задолго до заката остров скрылся за горизонтом, хотя багровые облака, громоздившиеся над ним, оставались различимы до той поры, пока их не поглотила ночь.

ЧАСТЬ 3
РАДОСТНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ
ГЛАВА 8
НИЗКИЕ ВОДЫ ТЕМЗЫ

Двумя неделями позже мы снова оказались в Вест-Индских доках. В отдалении набирал силу шторм, над горизонтом клубились дождевые тучи, и свежий восточный ветер нес их в нашу сторону. Но пока что в разгаре был летний полдень, чайки вились в небе, и огромный город оставался веселым и приветливым. Был отлив, тинистые берега Темзы обнажились и сверкали в кратком прояснении. «Болотные ласточки» всех возрастов рылись в грязи, надеясь отыскать потерянные монеты, но в основном откапывая кусочки угля и железа, инструменты, случайно выроненные рабочими за борт судна – труд, приносивший им за день изнурительной возни по несколько шиллингов. Однако даже они выглядели живописно под летним солнцем, или так казалось мне. Сент-Ив и мы с Хасбро весело согласились устроить совет на тему выгрузки нашего дивного пассажира, который несколько часов назад был жив, хотя тревожно вял.

Спрут затаился вскоре после того, как Гилберт по совету Сент-Ива отключил промывочные насосы на проходе залива Святой Марии в устье Темзы. Речная вода тут содержала слишком мало соли и, как опасался профессор, могла сразу отравить осьминога. Он не владел знаниями о физиологии гигантских спрутов, но лучше было перебдеть по части предосторожностей. Движение вверх по течению к Лондону замедлилось, судов прибавилось, вода уходила. Сейчас исполин был непривычно тих, как и его владелец, теребивший стетоскоп на шее, возможно обдумывая оптимальный способ действий при обнаружении шеститонного зловонного мертвого цефалопода – как расчленить его и выгрести через грузовой люк.

Перенос съемного трюма на баржу и буксировку ее вниз по реке до Янтлет-Крик следовало совершить с величайшим искусством. Гилберт предложил вознаграждение в три фунта всем и каждому, кто возьмется за выгрузку, если это будет сделано за сорок минут. Для извлечения трюма и перемещения его на баржу мы решили использовать огромный консольный кран Вест-Индских доков, и действо это уже началось: катер с колоколом на палубе был убран с крышки люка бортовым краном. Ученые друзья Гилберта встретят Фробишеров по прибытии баржи на место, где судно предполагается установить так, что получится запустить насосы и снова омыть осьминога живительной соленой водой.

Корабельный плотник упаковал шар амбры в бутафорский деревянный ящик с надписью «Сомерсет Плейерс: подсветка». Как только баржа отплывет, Сент-Ив и мы с Хасбро сопроводим ящик до Треднидл-стрит, где вручим его охране Банка Англии для помещения в подземное хранилище. Я жаждал поскорее избавиться и от этой амбры, и от спрута и пообедать дома с Дороти в два часа дня. Я уже предвкушал счастливое изумление на ее лице, когда войду, загоревший дотемна после всех недель в открытом море.

Ящик с амброй сейчас стоял на палубе, накрытый декоративной тканью. Гилбертов графин-баккара и несколько стаканов – на ней. Старый Лазарус Маклин выдумал длинные транспаранты по случаю возвращения домой, скроил и сшил их в форме осьминогов, державших друг друга за щупальца, – двенадцать футов всего этого художества висели на борту. Свободные конечности головоногих бодро хлопали на бризе. Маклин оказался обладателем многих талантов, и сейчас он стоял в своем килте и тэм-о-шентере[79]79
  Шотландский национальный берет, названный в честь персонажа сказочной поэмы Роберта Бёрнса.


[Закрыть], баюкая волынку и готовясь заиграть, как только Гилберт начнет сходить с корабля.

Большой кран, установленный точно посередине между Южным и Экспортным доками, запыхтел паром и угольным дымом, выдавая мощную какофонию хрипа, скрипа и лязга. Он натянул витой стальной канат, сцепленный с огромными болтами на четырех углах трюма, и контейнер медленно явился нашим взорам, а мы все задержали дыхание. Толпа, собравшаяся ради чистого развлечения, не представляла себе, что содержится в этой емкости и чего ни в коем случае ей не следовало показывать.

Гилберт махал зевакам со своего места на фордеке, подогревая их внимание. История писалась крупными буквами – если бы они только знали!.. Стальной куб полз вверх, величаво раскачиваясь. Он проплыл над доком и стал спускаться на баржу, пришвартованную напротив. Когда контейнер оказался на месте, судно, которому надлежало его транспортировать, просело на полные два фута, на корме – еще больше, палубу почти залило. Лазарус Маклин задудел воодушевляющую версию «Темнокудрой девы», и наша полудюжина, включая Фиббса и самого волынщика, опрокинула по порции виски и швырнула свои стаканы через борт на берег Темзы, к нежданному счастью «болотных ласточек». Оба Фробишера – Табби в неизменном боллинджере, перья сияли на солнце, – спустились в док и взошли на баржу. Табби повернулся и театрально помахал нам на прощание. А Гилберт прошел прямо к стенке огромного ящика и прижал к ней раструб своего стетоскопа, напряженно вслушиваясь. Горестно покачав головой, он тронул ладонью стенку, что без сомнения означало – сталь нагревается под ярким солнцем, будто печка. Он сказал что-то резкое экипажу баржи, немедленно отдавшему швартовы, ибо моряков так же волновала награда, как Гилберта желание возродить силы осьминога. Судно резво тронулось, буксир потащил его в Лаймхауз-Рич и дальше, вниз по реке.

Теперь грозовые тучи быстро нагоняли нас, и можно было видеть темные полосы сильного ливня, обрушившегося на реку и земли вдали. Зрелище было примечательное: день, в соответствии с метафорой, разделялся на тьму и свет. Подстегнутые надвигавшейся непогодой, мы подхватили свой багаж и загрузили его в карету четверкой, под управлением того же мертвецки бледного, но крепкого и верного кокни по имени Боггс, вступившегося за нас несколько недель назад в Лаймхаузе. За всё время путешествия я ни разу не вспоминал о нем, но был сердечно рад увидеть его снова. Мы поставили драгоценный ящик на сиденье, забрались в карету, захлопнули дверцу и тронулись, втроем внимательно осматривая улицы в ожидании возможного противника. Билли Стоддард и его пираты были за пределами этого мира, но оставался загадочный Люциус Ханиуэлл. Дядюшка Гилберт считал его безупречным. Но, как отметил Хасбро в наш первый вечер в картохранилище, плохих парней в команду яхты мог подсунуть только мистер Ханиуэлл, втершийся в доверие к сэру Гилберту, изощренному в бизнесе, но отчаянно доверчивому к своим друзьям или тем, кого считал таковыми. Хасбро держал под сюртуком заряженный пистолет и был готов пустить его в дело, если нам станут угрожать. Мне никогда не нравилось огнестрельное оружие, заряженное или нет, – совсем как ядовитые гадюки, – но таланты Хасбро по части стрельбы не раз спасали мне жизнь, и потому меня даже радовало, что носить пистолет ему не мешают никакие предрассудки.

А вот тревожило то, что Гилберт телеграфировал своим друзьям-биологам, сообщив им, что мы везем первое чудо мира природы. Ханиуэлл, естественно, решит, что речь идет о серой амбре, и догадается, что Стоддард и его негодяи проиграли. Соответственно, нам стоит ожидать новых атак. Тут я напомнил себе, что покончил со спрутом и скоро покончу с амброй. Так что, подумал я весело, пусть мистер Ханиуэлл полюбуется моей, э-э-э, спиной. Мы проскакали Уоппинг и под темнеющим небом выехали к реке за Тауэром и Лондонским Пулом, поглядывая, как там поживает баржа с Фробишерами и их грузом. Вволю налюбовавшись редкой красоты видами, мы направились вдоль Темз-стрит к Блэкфрайарзу, а затем намеревались проехать мимо Святого Павла и дальше, через Ньюгейт и Чипсайд. Темз-стрит, как известно, огибает набережную у Блэкфрайарза, что подарило нам последний грандиозный вид на Темзу и южный берег, дополненный нашей баржей, севшей на мель и увязшей в грязи по самые уши; буксир тщетно старался вытащить ее. Пройдут часы, пока вода снова поднимется и судно высвободится.

Сент-Ив посигналил Боггсу придержать лошадей, и тот натянул вожжи, когда вдоль мостовой оказалось незамощенное место. Оно было почти у края, и левое переднее колесо жестко ударилось о бордюр, карета дернулась и встала. Богато убранное ландо, следовавшее за нами с двумя или тремя пассажирами и двумя другими на запятках, свернуло, избегая столкновения, и кучер проорал ругательство. Мы открыли дверцу и выбрались наружу, радуясь, что остались живы. Колесо осталось на оси, но явно погнулось в ступице, – меньшая из наших неприятностей, как мне показалось. Сент-Ив достал из-под сюртука пистолет и вручил его кучеру.

– Берегите груз, мистер Боггс! – крикнул он. – Награда будет щедрой, если содержимое прибудет неповрежденным!

Боггс сумрачно кивнул, дождь лился с полей его шляпы, и он дотронулся рукояткой кнута до золотых инициалов на дверце кареты, словно говоря, что знает, кто его хозяин и как быть верным долгу. Ближайшая лестница спускалась к реке сорока футами дальше по течению от того места, где завязла баржа. Мы поспешили туда, и с верха лестницы увидели яростную суету на палубе. Гилберт жестикулировал и кричал, а несколько человек, включая Табби, увенчанного своей шляпой удачи, сгрудились у передних грузовых дверей. За этим наблюдали несколько зевак с набережной и верхнего края моста Блэкфрайарз, надеявшихся, что баржа доставит им еще какое-нибудь развлечение.

Долгая задержка могла стать смертельной для спрута, и меня захлестнула жалость к огромному созданию, увезенному из его любимых тропических вод. Это был гадкий поступок, совершенный как из алчности, так и из научного любопытства, однако расплатится за игру в Гаммельнского крысолова не только Гилберт Фробишер, но и бедняга осьминог. Я чувствовал себя вымотанным и напомнил себе, что мы втроем с Сент-Ивом и Хасбро не сдвинем баржу даже на полдюйма. Нашей задачей было привезти серую амбру на Треднидл-стрит, и чем скорее она окажется в безопасности, тем лучше.

Однако в эту минуту двери контейнера распахнулись, – моряки поспешно отскочили и попрятались за тяжелыми стальными створками, а Табби и его дядюшка остались на месте. Они упрямо стояли перед распахнутым теперь ящиком, вглядываясь в темное пространство. Текли долгие мгновения, небо темнело, и темнело всё сильней. Мне пришло в голову, что сама природа оплакивает гибель исполинского спрута. А затем так внезапно, что у меня перехватило дыхание, из контейнера вылетел конец щупальца, обвил Гилберта поперек груди, прямо под мышками, и сдернул его с палубы. Второе щупальце стащило боллинджер с головы Табби и аккуратно двинуло его в бок. Фробишер-младший шлепнулся задом в грязь, а спрут показался из трюма, не просто живой, но явно в угрожающе превосходном настроении, помахивая разрисованным рупором, словно желая обратиться с речью к толпе на мосту. Треснул раскат грома, и хлынул ливень. Спрут словно разросся во влажном воздухе, будто получив необходимые ему питание и энергию, и вознесся на переплетенных щупальцах толщиной в дерево, оглядывая Лондон с Темзы, как языческое божество, которым он по сути и являлся, не слишком довольное тем, что предстало его глазам.

Экипаж баржи весь до последнего попрыгал за борт, по щиколотку увязнув в иле, и, теряя засосанную обувь, побрел к берегу, к лестнице или куда поглубже, где удобно плыть, что было не слишком умно, принимая во внимание характер опасности. «Болотные ласточки», привычные к свирепому нраву реки и грязи, двигались куда быстрее, оглядываясь на спрута с неподдельным ужасом на лицах. Люди на мосту тоже явно оценили исполинский размер существа, явившегося им, и с дикими воплями, толкаясь, всей толпой кинулись на Темз-стрит, скрываясь от чудовища. Очень быстро народ пронесся мимо нас по набережной, призывая полицию, вопя, что явился левиафан из времен древних, чтобы опустошить город. Некоторое число – в основном молодые люди и мальчишки – остались, невзирая на ливень и опасность, заняв позиции на фонарных столбах и деревьях, словно это смогло бы защитить их от ярости чудовища, в надежде увидеть потеху.

Сент-Ив бросился по лестнице к реке, мимо грязной, исхлестанной ливнем толпы, устремившейся в противоположном направлении; некоторые уже ползли на четвереньках, задыхаясь от усилий. Мы с Хасбро бежали следом за профессором. Спрут стоял – назову это так – на опустевшей палубе баржи, заполненной до бортов его исполинской мантией, бережно прижимая к себе Гилберта, походившего теперь на очень крупного младенца. Руки старика были спеленаты плотью щупальца, он смотрел теперь прямо в огромные темные глаза спрута. Табби, пытавшийся встать на ноги, размахивал руками, крича осьминогу, чтобы тот поставил, ради бога, дядю на ноги, но исполин полностью игнорировал его, выбрав Гилберта в фавориты и вовсе позабыв о существовании Табби. Потом спрут перетек всей массивной тушей через край баржи на мелководье, унося с собой Фробишера-старшего, его рупор и шляпу Табби; на кончике одного из гигантских щупалец покачивался приснопамятный брегет.

При нашей с Хасбро помощи Табби вскарабкался на гранитную ступень лестницы, струи дождя смывали грязь с его брюк и ботинок. В этот момент прибыли блюстители порядка – двое констеблей встали рядом с нами и, раскрыв рты в полном недоумении, смотрели, как спрут плавно скользит вниз по течению к черному отверстию, зиявшему над рекой в гранитной стене набережной: это было устье сточного тоннеля под Флитом, откуда каскадом хлестала вода. Прикрывая Гилберта и свои сокровища от ущерба, исполин принялся заползать по стенке набережной, и мутный поток бушевал вокруг него. За мгновение Гилберт Фробишер был унесен во тьму.

– Что тут происходит, во имя Господа?.. – обратился один констебль к другому, со всё еще выпученными от изумления глазами.

– Это же кракен древний, – авторитетно заявил тот, – вылез из вон того ящика. Закупорит Флит, как бутылочная пробка. Пошли, Боб. Стоя тут, мы ничего не сделаем.

И они поскакали вверх по ступенькам и скрылись, забыв о нас.

– Я намерен последовать за этим проклятым сукиным сыном! – рявкнул Табби, имея в виду, надеюсь, осьминога. Он огляделся с видом человека, намеревающегося нырнуть в грязь Темзы. Но представить, что Табби сможет противостоять потоку, бившему из круглой дыры в стене набережной, даже если бы он смог туда взобраться, было совершенно невозможно.

– Здесь поток непреодолим, – сказал Сент-Ив, положив руку ему на плечо. – Нам понадобится пересекающий сток на более высоком уровне.

– Возможно, перекресток Ладгейта у Динз-Корт, – посоветовал Хасбро, и мы затопали по лестнице. – Тоннель на Оксфорд-стрит слишком далеко.

– Точно, – согласился Сент-Ив. – Именно Ладгейт. Выйдет отлично, если мы сможем попасть туда раньше, чем монстр. Мы пойдем за ним по пятам, учитывая, что он движется на север.

– И как нам это сделать? – спросил я уже наверху, но ответа не было, потому что в этот момент треснул пистолетный выстрел, затем второй. По пути от верхних ступеней лестницы к улице мы увидели, что ожидавшая нас карета Гилберта Фробишера выкатывается на мостовую. Боггс хлестал кнутом вправо и влево, а в другой его руке дымился пистолет Сент-Ива. Какой-то человек лежал на мостовой, раненый или мертвый. Второй цеплялся за поручень, лошади шарахались, и карету мотало по брусчатке. Двое хватались за уздцы, пытаясь увести лошадей в незаметный проезд, ведущий к Паддл-Док, уворачиваясь от кнута. Пятый карабкался на верх экипажа, видимо добираясь до сумок, притороченных сзади на подставке. С воинственными криками мы помчались вперед. В этот момент взобравшийся на козлы налетчик выдернул кнут из руки Боггса и швырнул прочь. Боггс развернулся, прицелился и выстрелил негодяю в лоб. Тот рухнул на мостовую, раскинув руки, но его компаньон на крыше вцепился Боггсу в волосы и плечо, рванул и, сбросив с козел, перескочил туда и схватил вожжи, его сообщники немедленно оставили в покое лошадей и залезли в салон. Мы почти добежали до кареты, когда она резким рывком, несмотря на побитое колесо, загромыхала в сторону Куин-Виктория-стрит с ее лабиринтом перекрестков и переулков, где так легко затеряться. Табби и я пустились в погоню.

По пути следования угнанного экипажа, футах в пятидесяти отсюда, стояло ландо с кучером-грубияном, давеча разминувшееся с нами у выбоины. Бородатый мужчина в пенсне и шляпе-хомбурге высунулся в окно и глянул назад, в нашу сторону. Похоже, кроме него, внутри никого не было, хотя несколько минут назад там сидело несколько человек.

– Смотрите! – завопил я, указывая туда. – Клянусь богом. Люциус Ханиуэлл!

Это была не догадка, а вполне обоснованное предположение. Мы с Табби поднажали, но еще пересекали улицу, когда карета дяди Гилберта проскочила мимо ландо, которое сразу же выехало на мостовую; через пару минут оба экипажа исчезли за поворотом. Всё произошло стремительно – у меня куда больше ушло времени на рассказ.

Мы вернулись туда, где лежал на дороге оглушенный бедняга Боггс. Хасбро и Сент-Ив уже проверили ему пульс и осмотрели набухающую шишку. Героический кучер сэра Гилберта пребывал в беспамятстве, и после краткого обмена мнениями мы оставили его умелым костоправам в Апотекариз-Холл, а сами под стихающим дождем направились к Динз-Корт. Там находился надземный вход в поперечный тоннель через сток Флита, и мы надеялись, что сумеем спуститься по железной лестнице до сточного русла и не утонуть в процессе.

Однако Табби слишком нервничал, чтобы спокойно следовать этому плану, и донимал нас вопросами.

– Когда мы заберемся в сток, куда после? Вверх или вниз?

– Пока не знаю, – ответил Сент-Ив. – Может, мы найдем ответ на стенах – слизь или еще что-то подскажут, куда пополз спрут. К сожалению, все эти речные стоки – кошмарный лабиринт, путаница туннелей и каналов, тянущихся на восток, к Уолбруку, и на запад, к Тайбёрну, не говоря уже о нижних уровнях с их переходами с одного на другой. Есть, конечно, шанс, что тварь сочтет подземные газы непереносимыми и будет вынуждена вернуться в реку.

– Помоги Бог дяде Гилберту! – выдохнул Табби с несвойственной ему нотой отчаяния в голосе. Мне пришло в голову, что парню предстоит унаследовать изрядное состояние дядюшки, и, однако, он без сомнений готов умереть, спасая жизнь старику, – факт, удваивавший мою решимость оказать обоим Фробишерам хоть какую-то помощь, хотя каждый уходивший миг уменьшал наши шансы найти Гилберта вовремя, чтобы успеть спасти его.