Текст книги "Императорский воспитанник (СИ)"
Автор книги: Джейд Дэвлин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)
Глава 4
Принцесса уверенной походкой направилась к двери, даже не глянув, идет ли несчастный приговоренный за ней.
А он и с места не сдвинулся – будто ничего не слышал…
Уже от двери Каро обернулась. Даниэль так и стоял посреди зала, оглушенный свалившимся на него несчастьем.
– Вы унизитесь до того, что вас придется вести и укладывать силой? – сухо спросила принцесса и ее вопрос прозвучал на весь зал.
Мальчишка приподнял лицо и в ужасе замотал головой.
– Тогда не задерживайте меня, Даниэль. Прошу, – и кивком головы указала на дверь.
В ожившем зале, среди шушуканья, гула и тихих смешков раздался громкий голос кого-то из изумленных слуг: – Вот это таки на тебе!
И словно прорвало плотину: Люди спешили поделится впечатлениями и обсудить новость. Шум стал нарастать.
РОЗГИ! – это слово заполнило все пространство тронного зала, и Даниэлю вдруг стало трудно дышать…он не верил, не мог поверить, что это с ним… что это для него сейчас принесут в кабинет розги…Он, взрослый, влиятельный, правитель, по одному его слову слуги готовы были мчатся со всех ног, чтобы исполнить и угодить… а теперь всего этого нет и он в одно мгновение превратился в нашкодившего мальчишку, которому… которого… от накатившего ощущения беспомощности, горло сжал спазм.
Медленно двигаясь к выходу, он ощущал на себе сотни взглядов – они как будто подталкивали его в спину. Бывший правитель… раздавленный, униженный, сломленный и совершенно упавший духом…
Внезапно Даниэль остановился, медленно обернулся и обвел мутным, полным боли взглядом толпу. Казалось, он пытается найти кого-то в зале. Хоть одно сочувствующее лицо, хоть одни глаза без насмешки…Но толпа не выражала сочувствия. Напротив, то тут то там стали слышны остроты и шутливые выкрики.
– Ах, Ее Высочество станет учить будущего мужа хорошим манерам собственноручно! Какая пикантная подробность! – прозвучал нежный, как колокольчик голосок одной из фрейлин.
Элиза! Та, что всего час назад сидела возле него, мило улыбалась, преданно заглядывая ему в рот. Наверное она и сейчас так же улыбается!
Даниэль закрыл лицо руками и выбежал из зала прочь.
Смотрят… везде на него смотрят… караульные, слуги в коридоре, гвардейцы на лестнице… А сможет ли он теперь взглянуть в лицо хоть кому-нибудь в этом замке?
Лестничный пролет тянулся бесконечно. Но и он закончился. Принцесса за время пути не оглянулась ни разу. И шагу не сбавила. Так что Даниэлю приходилось временами почти бежать. И вот, наконец, кабинет…
ОНА – так Даниэль называл теперь про себя Ее Высочество, скрылась за массивными дверями, а он топтался перед входом и никак не мог заставить себя войти. Ноги будто прилипли!
Внезапно за спиной кто-то кашлянул. Даниэль вздрогнул, нервно оглянулся и быстро вошел, закрыв за собой дверь. Но тут же замер на пороге, упершись взглядом в такой знакомый предмет.
В кабинете все уже было готово. Простая деревянная лавка, древняя как сам замок, стояла посреди комнаты… та самая… которую еще недавно принесли во двор по его приказу, и на которой Лан…О, господи! Это не может случится с ним! Не может…
Толпа за окном притихла, вслушиваясь в свист розги и отчаянные вопли получающего по заслугам мальчишки. Почти все молчали, только изредка кто-то решался вставить слово.
– Ишь, как разоряется жалостно, – после очередного, особо пронзительного взвизга, заметил подошедший Гавриил. – По своей-то корме, видать, не так весело, как по чужим хлестать! Ниче, Грена, – кивнул он пригорюнившейся поварихе. – От такого еще, почитай, ни один малец в мире не помер! А нашего до осьмнадцати лет сам Пресветлый учить велел! Оно одинаково полезно, что крестьянским дурням, что дворянским. Предки, они народ мудрый, зря заповедовать не стали б!
– Балованный он, да глупенький, – вздохнула тетка. – Учить некому было, знамо ли дело, пацану в руки игрушку дали – властвуй! Вот и спортился. Мальцом-то, бывало, прибегут вдвоем с Ланом – тетя Грена, дай булочку сладкую… – ударилась она в воспоминания.
– А ты про другое вспомни, – сурово оборвал кузнец. – Как он со своими прихвостнями тебе в лицо едва не блюдом засветили, вишь ли, не тот крем им был! Нееет, по заслугам поганцу, по заслугам! И не трясись, Ее Высочество с пониманием, до смерти не запорет. А наш недельку не сядет, дык поумнеет, глядишь. Я вона своим и поболе вправлял, ниче, только к пользе шло.
Лан проходил двором, без всякого желания стать зрителем (точнее, слушателем) императорского воспитания. Но пришлось.
Зрители уже притихли. Лишь один проявлял нездоровый азарт – писец замковой канцелярии, ровесник Лана. Потому-то юный писец отличался особым неравнодушием к унижениям всех, кто был выше его. Во время порки Лана он так пихался и лез поближе, что его чуть не вышвырнули.
Теперь пихаться смысла не было, главное – внимательно слушать. Зато источник звука… ведь наказывали самого герцога!
Ну, в империи такое не в новинку. Все знают, как строго там с аристократическими детками… чем аристократичнее, тем чаще порют! Но тут до недавнего времени была вовсе не империя, и таких развлечений не подворачивалось.
– Больше музыки, больше музыки! – весело выкрикнул писец зазывалку ярмарочного балагана. – Даешь представление! Всем подарок долгожданный – герцог на скамье, бесштанный!
Кто-то в толпе проворчал, что за такое паразиту самому надо расписать одно место. Но тот не унимался. Герцог его как-то обидел, и наступил миг заочного отмщения.
Лан подошел к нему. Молча. И когда мальчишка подпрыгнул в очередной раз, просто наступил ему на ногу и чуть-чуть двинул плечом. Чуть-чуть, так, что писец повалился на мягкую травку, не сдержав ругани. Правда, взглянув снизу на обидчика и признав в нем «нового фаворита», адресовать ругань не стал.
Лан так же молча повернулся и пошел дальше.
А для Дпаниэля время растянулось в бесконечность. И когда его отвязали, он не сразу понял, что свободен. Все? Все закончилось?! Все закончилось, и он до сих пор жив??? Страшно было представить, что у него там, сзади… страшно было подниматься с лавки. Дану почему-то казалось, что, если он пошевелится хоть немного, вернется та – жуткая всепоглощающая боль. И вместе с тем хотелось поскорее убраться отсюда, забиться в угол в своей комнате и никого, никого больше не видеть!
– Вставайте, Даниэль, – поторопила его Каро через какое-то время. – Уверяю вас, все не так страшно, как кажется.
Дан осторожно пошевелился – было больно, но все-таки не настолько, как он боялся. Тогда он рывком поднялся со скамьи и тут же вскрикнул – вот этого делать как раз не следовало.
– Без резких движений, и все будет нормально, – посоветовала принцесса. – Одевайтесь спокойно, Даниэль.
Даниэль бросил взгляд на лавку и вспомнил как только что вижзал на ней. И ему вдруг стало жалко себя, так жалко, что слезы с новой силой набежали на глаза. Он схватил свою одежду и принялся натягивать на себя. Получалось из рук вон плохо. Мало того, что ноги противно ослабели и слезы застилали глаза, прибавлялась еще одна проблема – юный хозяин не привык одеваться без помощи слуг. И теперь это работало против него…Дорогой костюм, сшитый по последней моде, изобиловал шнуровками и застежками и хитрыми креплениями. Так что теперь несчастный герцог возился со всей этой сложной системой и никак не мог справится.
Каро смотрела на это представление без всякой жалости. Любого другого на месте Дана она давно бы жалела до слез, а его – нет. Слишком много он успел натворить в прошлом и слишком многого она ждала от него в будущем, и, чтобы сейчас размениваться на жалость. Но и никакого злорадства она тоже не чувствовала. Сделано то, что сделать быть должно. Все.
– Можете идти к себе, – холодно проговорила девушка, как только бывший герцог более-менее привел свою одежду в порядок. – Я освобождаю вас, Даниэль, от обязанности присутствовать сегодня вечером на моем официальном знакомстве с соседями. Не стоит показываться в таком виде на люди.
И мысленно усмехнулась с горькой иронией: «Хотя уверена, многие соседи дорого дали бы за возможность полюбоваться!»
Даниэль не сказал ни слова. Медленно, не поднимая головы, побрел он в свою комнату. Уничтоженный, совсем упавший духом.
Он не знал, не видел и даже не слышал, как вздохнула с облегчением толпа под окнами, когда его пронзительные крики и рыдания смолкли окончательно. Даже те, кто сначала был рад такому повороту судьбы, под конец не скрывали своей тревоги. Что уж говорить про добродушную повариху, которая, не стесняясь, утирала передником слезы. И не она одна, надо заметить.
– Ну, вона, – заключил старик-плотник. – Все и закончилось. Теперя, значит, будем ждать, прибавится у него ума, аль нет…
Как он добрался до своей комнаты, Даниэль не смог бы сказать. Встретился ли ему кто-нибудь на пути – тоже…
В комнате он долго стоял, прислонившись к стене и слепо глядя перед собой.
Затем медленно подошел к тумбочке, достал из нее пистолет и, приставив к виску, закрыл глаза… но спустить курок духу не хватило. Он попробовал еще раз и еще… но каждый раз, словно кто-то опускал его руку. Тогда, отшвырнув пистолет в сторону, Даниэль упал на кровать, ненавидя и презирая себя за слабость, и снова дал волю слезам.
Каро вышла из кабинета и неторопливо пошла к галерее. Ей хотелось вдохнуть свежего воздуха, но высунуться в окно, прямо в кабинете, в голову не пришло. Толпа собралась там немалая. Лучше бы прогуляться в саду – был он в замке, правда, запущенный за последние два года, в чем тоже есть плюсы. Или прокатиться-прогуляться.
Но Каро чувствовала себя уставшей. Не физически – розгу ей до этого держать доводилось. А выжатой морально. В таком укрощении участвовать ей довелось впервые.
«Или все же прогуляться», – подумала она. До официальной церемонии представления еще есть время. И тут из-за поворота показался Ланире.
Здороваться смысла не было – сегодня они уже здоровались, но и просто пройти мимо не хотелось.
– Кай Ланире, я смогу завтра утром увидеть «Список серебряных копей Рогнара»? – спросила Каро. Спросила по делу: этот важный документ был составлен в позапрошлом году, но таким почерком, будто кто-то хотел что-то скрыть. Хотя спросить хотелось совсем о другом…
– Он уже готов, – ответил Лан, вежливо улыбнувшись только уголками губ, – хотите увидеть сейчас?
Правда и в тоне, и в улыбке был намек: не сомневаюсь, сейчас тебе не до бумаг.
Каро покачала головой. Она не обиделась на «вы» – когда касалось официальных бумаг можно и без дружков-подружек. Но сейчас так хотелось отвлечься… от официальщины и дурацкого долга, из-за которого пришлось…
– Спасибо! Посмотрю, пожалуй, позже. На сегодня все, ты можешь быть свободен, – и тут же добавила: – Лан…
Лан замер, ожидая продолжения.
– Пойдем прогуляемся по саду. Мне нужно… с кем-то поговорить.
Ланире согласно кивнул и пошел рядом. Они молча спустились по главной лестнице, свернули к черному ходу и выбрались в заброшенный сад, минуя двор, все еще полный взбудораженного народа.
Всю дорогу оба молчали. Какая-то неловкость повисла в воздухе. Каро очень хотелось поговорить, но она не знала с чего начать, а Лан пока не собирался облегчать ей задачу. Похоже, он сам не очень представлял, что сказать.
Наконец Каро не выдержала. Свернула с тропинки, легко подпрыгнула и устроилась в развилке старой яблони. И уже оттуда, сверху, негромко заговорила, всматриваясь в это время в резные голубые окна в листве.
– Ты думаешь… я была неправа?
Лан отвел взгляд. – Если бы я был на… – короткая пауза, и Каро чуть ли не с болью ожидала, что он скажет: «на вашем месте». Но Лан продолжил.
– Если был бы на твоем месте, то, не знаю как я поступил бы… Тебе приходится принимать очень непростые решения…
– Знаешь… у меня такое чувство, как будто я… не знаю, над животным беззащитным поиздевалась, – ее саму слегка напугало это неожиданное, но точное сравнение. – Ты же… понимаешь? У меня ведь не было другого выбора…
– Не было. – Твердо произнес Лан, подходя ближе и глядя прямо в глаза. – Ты сама знаешь. И… я знаю, как тебе неприятно. Я понимаю… я только прошу… не перегни палку, пожалуйста. Не ради него, – тут он как-то зябко передернул плечами. – Ради себя самой!
– Спасибо, – тихо сказала Каро. Спасибо, что остановил меня. Я была так зла… что могла наделать непоправимых глупостей. Знаю… что принцесса не должна. Только не всегда получается.
Лан опустился на траву у корней дерева, скрестил ноги и, оперевшись на колени локтями, положил подбородок на скрещенные кисти рук. Помолчал. И только потом негромко заговорил.
– Знаешь, тогда, – он так это сказал, что Каро без труда догадалась, какое именно «тогда» имеется в виду, – я не раз думал: если бы он сам почувствовал, что это такое. И еще недавно так думал. А сейчас… – он опять надолго замолчал, но потом решительно встряхнулся и закончил: – да, я не желаю ему такого. Но как по-другому вправить мозги… – он посмотрел снизу вверх на принцессу, – я тоже не знаю. Он не слышит слов. Понимаешь? Два года… я говорил. Кричал! Он не слышит… так что, наверное, ты нашла единственно правильный способ до него достучаться. Просто… ты сильная. И умная, и… ты принцесса. Настоящая. – он снова как-то так улыбнулся, вроде и сводя комплимент к шутке, а вроде и всерьез намекая на что-то важное. – А он… всего лишь запутавшийся дурак. Если кто и может ему помочь…Я в тебя верю.
Каро где-то там высоко среди листвы тяжело вздохнула:
– А вот у меня уверенности нет… он такой… не знаю. Понимаю, что мои чувства не должны влиять на дело, но это же… ужас.
– И что ты думаешь делать дальше? – В голосе Лана звучало понимание и сочувствие и желание помочь и какая-то легкая тревога.
– Ну… – Каро в который раз вздохнула, – на первый взгляд все вроде бы просто. Я четко знаю, каким должен быть дворянин империи. И систему обучения знаю… – она усмехнулась, – не понаслышке. Так что по идее ничего страшного… ему придется вернуться в класс и продолжить учебу, придется тренироваться наравне со всеми… со мной в том числе. Генерал Грено им займется, у него очень большой опыт. Придется забыть о своих барских замашках и вспомнить об элементарной вежливости… – она чуть пожала плечами. – Нормальным человеком ему придется стать, и если для этого нужно будет регулярно вправлять ему мозги… я сделаю это, как бы ни было неприятно. Я только боюсь, как бы не пришлось делать это… каждый день. По десять раз! – ее явственно передернуло, а потом принцесса вдруг спохватилась:
– Ой, сколько сейчас времени?
Лан достал из кармана старые серебряные часы, щелкнул крышкой.
– Четверть шестого пополудни… тебе пора. То есть, нам пора. Давай помогу.
Он осторожно подхватил спрыгнувшую девушку за талию, и бережно опустил на землю. На несколько секунд они так и застыли. Лан не убирал рук, а Каро не двигалась с места. Их лица оказались так близко друг от друга, что чувствовалось дыхание.
Через пару мгновений Каро очень осторожно высвободилась и отступила на полшага.
– Пойдем?
– Да… пора…
Они шли через заросший сад и молчали, каждый о своем, но все равно словно об одном и том же. А потом, когда Лан придержал какую-то нахальную ветку, без спросу вымахавшую на тропинку, Каро, благодарно улыбнувшись и отстраняя другую, более мелкую веточку, случайно коснулась медальона…
Картинка вспыхнула, заслоняя реальность.
Жаркий день. Сад с налитыми солнцем персиками. И двое мальчишек, уже перемазанных сладким соком по уши, с полными руками спелых плодов. Каждому лет десять, не больше.
Шагах в десяти громадная бабища, в грязном переднике, идет прямо к ним. В руках у нее не персик, а только что срезанный прут, причем толщиной скорее с хорошую палку..
Друзья пятятся к забору. Дан бросает персики, Лан – тоже, и что-то говорит бабе, от чего она останавливается и начинает трястись, то ли от злости, то ли от смеха. Потом колыхается к ним, но друзья уже на заборе.
Следующая картинка. Друзья по ту сторону ограды. На миг останавливаются, Лан показывает другу порванную рубашку, Дан – ободранную ладонь. Но тут отворяется калитка, появляется баба с прутом, и они несутся по узкой улице, между таких же заборов и садов. До Каро доносится хохот Лана: «Она так и не поверила, что ты герцог!»…
И мысль-фраза поверх всей этой веселой картинки – «тогда мы оба сбежали… а теперь, выходит, оба…»
Старый слуга, вынянчивший своего господина с колыбели, весь вечер не находил себе места от беспокойства. Нет, у него в мыслях не было осуждать принцессу и ее поступки. Он лучше других понимал, насколько далеко зашел его подопечный и как нужна ему твердая рука, чтобы окончательно не превратиться в чудовище. И Максимилиан был искренне рад, что такая рука появилась. Но это не мешало ему сходить с ума от жалости и беспокойства за мальчишку.
Уже совсем поздно вечером, когда слуг отпустили отдыхать, он не пошел к себе в комнату, а осторожно, словно опасаясь, что его не пропустят, свернул в коридор, ведущий к герцогской спальне.
– Что, старина, нашу светлость решил проведать? – добродушно окликнул его стражник со своего поста.
– Да, Корто, беспокоюсь я, – тяжело вздохнул старик, притормаживая. – Никак пускать не велено?
– Да отчего ж, иди, – стражник только ухмыльнулся. – Денек у светлости-то нашей сегодня не сказать, что удачный был. До сих пор в ухе звенит – и не знал, что у парня такой голосина.
– Визжал как девчонка! – пробегавшая мимо горничная не упустила случая высказаться.
– А ну иди по своим делам, свиристелка! – возмутился стражник. – Сама, небось, еще не так у мамки на лавке визжишь!
Горничная хихикнула и убежала, а Максимилиан осторожно приоткрыл дверь в спальню герцога.
Даниэль все это время пролежал на кровати лицом вниз. Он уже не плакал, просто погрузился в тяжелую, мрачную, почти обморочную тоску. Он не знал, как ему жить дальше, а перестать жить не мог – не хватало решимости.
– Ваша Светлость? – негромко позвал старик, проскальзывая в темную спальню. – Ваша Светлость?
Он на цыпочках приблизился к кровати и разглядел съёженную, застывшую фигурку поверх покрывала.
Старик охнул:
– Ваше светлость, да что ж вы прямо в одежде-то… да вам же больнее так… – Максимилиан уже подошел к кровати и осторожно потрогал Даниэля за плечо.
Мальчишка оставался ко всему безучастен. И только на последней фразе вздрогнул – Максимильян, значит, тоже знает… Хотя удивляться тут было ровным счетом нечему – в зале собирали всех, и вся прислуга, стало быть, в курсе.
– Оставь меня… – простонал он обессилено.
Максимилиану было не привыкать раздевать «свою светлость» против его воли. Частенько, особенно в последнее время бывало, что перебравший к вечеру вина мальчишка начинал буянить в спальне и даже сопротивляться.
– Да как же, Ваша Светлость… – забормотал он свою обычную успокаивающую скороговорку. – Вот мы сейчас одежду снимем, и легче станет… – пока язык произносил привычные фразы, руки уже ловко взялись за знакомое до мелочей дело – приподнять, пуговки расстегнуть…правда, действовать на этот раз приходилось осторожнее – раньше такого не бывало, чтобы стягивать со светлости штаны приходилось через выпоротый зад.
Эх! Был бы жив старый Герцог… уж он не допустил бы, чтобы наследник превратился… старый-то господин строгих правил был, имперские порядки в воспитании всегда одобрял и поддерживал. Даже планировал внука лет в четырнадцать в пансион в столицу отправить. Не довелось…
А новые люди, что пришли к власти при малолетнем наследнике, о его благополучии не слишком пеклись. Занят мальчишка баловством да дурными забавами – и хорошо, меньше хлопот…
На этот раз «его светлость» не сопротивлялся. Даже машинально помогал Максимилиану, постанывая, когда ткань все же задевала пострадавшие места.
Заодно со штанами освободив хозяина и от нижнего белья, Максимилиан только охнул – постаралась принцесса на славу. У дворовых мальчишек он видел следы и пострашнее, но одно дело пострелята, относившиеся к выволочке как к неизбежному злу жизни и через день забывавшие все горести, а другое – изнеженный балованный герцог. То-то даже ботинки не скинул, – покачал головой старик, стягивая все разом с расслабленного как кукла тела.
– А вот рубашечку мы сейчас сменим… – ласково приговаривал он, проворно избавляя Дана от шелковой сорочки, проходясь влажным полотенцем по спине и шее и набрасывая на него длинную и просторную, ночную. – Вот так оно…сейчас, ваша светлость, я полотеничко вам намочу, компресс положу, сразу полегчает, – приговаривал он, расстилая постель и укладывая мальчишку как следует.
– Максимилиан… – герцог обернулся к слуге.
– Что, Ваша Светлость? – с готовностью откликнулся старый камердинер.
– Ты ведь… ты никому не расскажешь? – почти жалобно спросил мальчишка. Самого Максимилиана Даниэль не стеснялся. Слуга был при нем с рождения и видел его в разных видах. К появлению его сейчас в этой комнате, мальчик отнесся как к должному. Старый слуга не мог не прийти.
– Да что вы, Ваша Светлость, как можно! – поспешил уверить его старик, для которого вымахавший, как пожарная каланча герцог так и остался маленьким мальчиком, нуждающимся в заботе и утешении. – Разве ж я когда что рассказывал? – продолжал он успокаивать, отжимая в таз для умывания небольшое полотенце.
– Вот так… – он осторожно подвинул «свою светлость» на кровати поудобнее и аккуратно разложил мокрую ткань на пострадавшем месте.
– Уйй! Ты, полегче… ааййсссс!
– Потерпите, Ваша Светлость, сейчас полегчает, – уговаривал Маскимилиан, осторожно поглаживая мальчишку по спине. – Холодное полотенце, оно в таком разе первое дело.
Привычное поведение Максимилиана приободрило «отставного» владыку. Его слуги есть его слуги, чтобы там ОНА не говорила. Для них он был и останется господином!
– Максимильян… – опять обратился он к слуге, – сильно там?… – он не договорил, но и так было ясно, что имеется в виду.
– Порядочно, ваша светлость, – вздохнул старик, поправляя полотенце. Он не стал говорить, что на самом деле бывает и похуже. Ее Высочество мальчишку явно пожалела.
– Вы уж постарайтесь, Ваша Светлость, Ее Высочество не сердить, – попросил он, все так же легонько поглаживая своего подопечного.
– Что ты понимаешь?! – взвился Даниэль, – Оооййффххх! Это мой дом! Я тут должен командовать! Хочу, чтобы она уехала… – тоном капризного ребенка закончил он.
– Ну как же это, Ваша Светлость, – принялся уговаривать старик. – Ее Высочество ваша будущая супруга, а теперь опекун, куда уж вы теперь от нее… – он с грустью понял, что ничему мальчишка так и не научился. – Вот увидите, Ваша Светлость, все наладится.
– Наладится?! В гробу я видел такое «наладится»! Охххохх-ооойй!
Со старым слугой герцог снова постепенно становился самим собой.
– Максимилиан, прикажи, чтобы подали чего-нибудь попить!
– Уже-уже, ваша светлость! – камердинер по-стариковски суетливо соскочил с кровати герцога, на которую присел было, и поспешно принес мальчишке высокий стакан с холодным соком. – Может, поужинаете, ваша светлость?
Даниэль жадно накинулся на стакан и опустошил половину зараз. – Не хочу ужинать!
Он наконец решился задать еще один, весьма волновавший его теперь вопрос:
– А что, Максимилиан… очень… слышно было?
Вопрос поставил старика в тупик. Сказать, что очень? Мальчишку было жалко. Соврать? Так его завтра только ленивый в известность не поставит, много, кто может упомянуть «вокальные данные» бывшего герцога.
– Средне, ваша светлость, – с трудом наконец выдавил камердинер. – Оно, если подальше стоять, так и вовсе не слышно, – Максимилиан не стал уточнять, что для этого надо было отойти как минимум за замковую стену.
Даниэль вздохнул. Ничего, пусть только посмеют над ним смеяться! Он их быстро поставит на место!
Вдруг раздался тихий стук. Максимилиан просеменил к двери и приоткрыл ее. Пошушукавшись несколько секунд, он быстро вернулся к кровати, поправил Даниэлю подушку, заботливо прикрыл его простыней и едва удержался, чтобы не погладить непутевого господина по взъерошенной шевелюре.
– Спите спокойно, Ваша Светлость. Утро вечера мудренее, – и ушел.
