Текст книги "Воин"

Автор книги: Дональд Маккуин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 59 страниц)

Глава 83

Сайла очнулась от солнечного света, бившего ей в лицо. Серебристые пятна и полосы света пронизывали легкую дымку и слепили глаза, причиняя восхитительно сладостную боль.

Ее одолевали противоречивые чувства; часть ее безутешно оплакивала невосполнимую утрату, в то время как другая часть была охвачена неописуемым восторгом.

Нет. Это чувство было ей знакомо.

Это было не в первый раз.

Вместе с другими детьми, судорожно сцепившимися в живой клубок, она вывалилась из корзины. Она была вся в ссадинах, глаза воспалились от беспрерывных слез, недосыпания и еще от того, что она постоянно терла их руками.

Она поднялась на ноги, и бледное непроницаемое лицо, прикрытое капюшоном сутаны, произнесло:

– Ты избрана.

Тогда, как и сейчас, Сайла не могла понять, что с ней происходит. Но знала, что, хотя та жизнь, которую она любила, закончена, ее все же оставили в живых.

Опять. Опять то же самое.

Сознание возвращалось к ней. Сайла уже могла различить птичью трель над головой. Пела маленькая птичка с бурым в пурпурную крапинку оперением. Кажется, красный зяблик, вспомнила она. Вроде бы невелика премудрость, но она чувствовала, как это важно. Женщина продолжала прислушиваться. Жужжание пчелы. Теперь снова, уже наверху. Пчела медленно перемещалась слева направо. Они всегда летают медленно, когда наступают холода. Теперь тень. Да, она на открытом воздухе, под деревьями. К запаху влажной земли примешивается терпкий аромат измельченных вишневых листьев. А потом она услышала голос Класа.

Она хотела видеть его.

Она увидит его, обязательно увидит.

Ей было больно. О, что это была за боль! От нее раскалывалась голова. В горле что-то хрипело и клокотало, и Сайла была не в силах это прекратить.

Клас прикоснулся к ее щеке. Рука была огрубевшей, покрытой мозолями от рукояти меча и тетивы. Мизинец не сгибался так хорошо, как остальные пальцы, – сказывался давнишний перелом. Прикосновение было таким сильным и нежным.

Он тихо произнес:

– Настоятельница, смотри: слезы!

Странный мерцающий свет бьет прямо в лицо. Ах да, она лежит на земле. Ранена? Голова нестерпимо болит. Тупая боль во всем теле, но ничего конкретного. Они не подпустили бы к ней мужа, будь она ранена серьезно.

Почему она не может вспомнить?

Сайла сделала над собой усилие, пытаясь сфокусировать взгляд. Расплывчатое черное пятно обрело форму. Это был он. Женщина различила границу, где заканчивались темные волосы и начиналось светлое пятно лица. Увидев черноту татуировки, она приказала своему зрению отыскать изгибы подбородка, носа и губ.

– Клас, – проговорила она и ощутила прикосновение его поцелуя, легкое, как дуновение ветерка.

Где-то – в двух шагах или в сотне миль – звучал голос настоятельницы Ирисов:

– Когда жар спал, я решила, что есть надежда. Теперь я уверена, она выздоровеет. Она возвращена нам.

В этих словах чувствовалась сила. Закрыв глаза, Сайла сказала себе, что, даже не помня всех подробностей, можно верить, что ее мучительные скитания позади. Теперь она в безопасности и может поспать.

Она избрана.

Неделю спустя, сидя на кровати в одной из комнат лечебницы, Сайла расчесывала волосы, вполглаза поглядывая на дверь, через которую должен был войти он. Едва Клас появился на пороге, у нее защемило сердце при виде изуродованного левого бока. Она узнала о ране, лишь когда настоятельница Ирисов рассказала об их с Нилой спасении.

Муж уже успел поведать ей обо всем, что произошло за те десять дней, пока она балансировала на грани жизни и смерти.

А рассказать было о чем. Словно прошла целая вечность, а не десять дней. Особенно пришлась Сайле по душе история Тейт о том, как они, повернув обратно катамаран, поплыли на север и высадились за линией обороны Оланов. Доннаси ужасно разгорячилась, описывая их вылазку. Конвей, она и пятьдесят ревущих воинов против тысячной армии. Сами Волки не поверили своим глазам, когда сработало оружие-молния и генерал Оланов с готовностью сдался.

А Нила! После всего, что она пережила, слышать ее бесстрастные слова о том, как она внушала Гэну, что его долг перед ней и всем племенем Собаки – прийти на помощь Сабанду Гайду. Спасенная мужем от Алтанара, она сама отправила его в бой на следующий же день. Мощь кавалерии Волков раздавила застигнутых врасплох Дьяволов, и те сломя голову бежали на север, бросая все, что нельзя было унести на себе. Гэн пошутил, назвав жену своим лучшим генералом. Но она была больше чем генерал – Нила была королевой.

Волна жалости к себе захлестнула Сайлу, когда она подумала о младшей подруге. То, что Алтанар сделал с ней, заставляло содрогнуться, но Нила сохранила свое дитя.

Клас мужественно выслушал рассказ любимой о том, как она боролась за свою жизнь и жизнь их ребенка. Но Сайла утаила от него, как вымаливала еду, как билась в истерике, лишаясь разума от бессильной злобы. Он видел камеры собственными глазами, поэтому она не говорила о кромешной тьме, прекращавшейся лишь на мгновение, когда охранник с факелом открывал дверь, швыряя в камеру какие-нибудь объедки. Сайла не сомневалась, что Клас видел эти полчища насекомых-кровопийц. Правда, вряд ли он заметил омерзительных тварей, выползавших из щелей между камнями, чтобы поучаствовать в дележе пищи, потому что они ускользали при первом проблеске света.

Когда проходивший мимо раненый воин заглянул к ней и сообщил, что Клас приказал навсегда замуровать входы в камеры, Сайлу охватила гордость. Позже до нее дошли слухи, будто муж разыскал трех стражников, стороживших ее, и приказал замуровать их там живьем. Это беспокоило Сайлу. Тщетно пыталась она выудить из Класа, правда ли это. Посмотрев на нее взглядом, все еще приводившим ее в легкий трепет, он произнес: «Есть люди, которые могут сказать все, что угодно. Кто именно рассказал тебе это?» И Сайла решила, что лучше обо всем позабыть.

Но когда ей необходимо было выговориться, когда нужен был кто-то, способный представить, каково быть одной в бесконечном мраке и чувствовать, как, подобно хрупкому осеннему листу, улетает жизнь, за спасение которой ты бы отдал свою собственную, Клас слушал ее. Он брал Сайлу на руки и укачивал, отгораживая от горьких мыслей и воспоминаний.

Он вытирал ей слезы, превознося ее храбрость, и признавался в любви. Клас помог понять, что она заслужила право на жизнь.

Когда Сайла заставила показать уродливую рваную рану, оставленную оружием Алтанара, она осознала, насколько мучительно было для него держать ее на руках. Она упрекнула Класа, что он позволял ей причинять ему боль. Тот лишь ухмыльнулся. Он был так же невыносим, как и прежде.

Сейчас Клас заполнил собой дверной проем так же полно, как заполнял ее жизнь.

– Сегодня настоятельница разрешила мне подольше погулять с тобой. Мы пойдем на утес, оттуда видно море. Ты ведь хочешь этого?

– Ты, наверное, запугал ее.

– И не думал, – возмутился он, расправляя плечи, – это была ее идея.

– Все равно спасибо. Сегодня мне лучше.

При этих словах Клас нахмурился.

– Не торопись. Настоятельница говорит, что ты слишком много двигаешься.

Склонив голову, Сайла лукаво взглянула на него из-под пряди распущенных волос.

– А как, по-твоему, милый, когда мне следует начать побольше двигаться?

Он понял, что она имеет в виду. Было нечестно так дразнить его, зато очень весело. Вихрь эмоций отразился у Класа на лице, словно ветер пронесся по пшеничному полю. Подобные поддевки неизменно приводили его в замешательство, но нравились ему не меньше, чем Сайле.

Достигнув утеса, они с удивлением обнаружили там Гэна. Не замечая их приближения, он швырял камни, стоя на краю обрыва. Юноша провожал их взглядом, пока они, описав дугу, не врезались в нагромождения плавника, прибитого морем. Собаки лежали неподалеку. Сайла была удивлена, увидев Шару: ей показалось, будто пес стал больше, а шерсть прямо лоснилась. Чо, в благосклонном приветствии завиляв хвостом, с довольным урчанием придвинулась к нему.

Гэн заметил их, нагнувшись за очередным камнем. Он улыбнулся, увидев Сайлу, и некоторое время они неторопливо беседовали о ее здоровье. Однако обеспокоенность юноши бросалась в глаза. Сделав знак Класу, что хочет присесть, Сайла прямо спросила Гэна, что его тревожит.

Сначала юноша отнекивался, не отрицая, что его что-то беспокоит, но и не зная, как к этому подступиться. Наконец он всплеснул руками:

– Если я не смогу поговорить об этом с вами, я ни с кем не смогу поговорить! Я думаю о наших соплеменниках. То, что случилось с Ликатом, повлияло на них сильнее, чем ты себе представляешь. Они уже не те, Клас. Это все равно, что натравить щенка на медведя, когда тот еще не знает, что это такое, или бросить его в бой, не натаскав как следует. Ты погубишь его, лишив храбрости.

Клас рассвирепел:

– Ты что, хочешь сказать, будто наши люди лишились храбрости?

– Да нет же. Скорее они обескуражены тем, что утратили способность действовать на свой страх и риск. Никогда бы не поверил, что это может произойти так быстро. Один из воинов сказал мне утром, будто причина их раздоров в том, что люди не могут определить, кто повинен в бегстве Коули. Всем известно, что она стояла за Ликатом, и что с того? Где бы ни находилась, она теперь беспомощна. Есть дела и поважнее.

– Говори, что у тебя на уме.

– Надеюсь, больше никто не способен видеть меня насквозь так, как ты, – пробурчал Гэн. – По словам Сабанда Гайда, Поедатели Бизонов посягают на наши охотничьи угодья на востоке. Он считает, что табуны лошадей и стада скота значительно уменьшились.

– Они что, уводят наш скот?

– Видимо, так, – пожал плечами Гэн. – Когда окрепнешь, навести меня, я хочу знать твое мнение.

Затем, к радости Сайлы, он сменил тему. Мысль о том, что Класу предстоит переход через горы, неожиданно заставила ее содрогнуться. Она не ощущала, что его жизни угрожает опасность, пока Гэн не произнес эти слова. Возникшее перед глазами видение шалашей на склоне горы и возвышающейся над ними громады Сердца Земли вдруг помогло ей осознать живущий в муже дух борьбы.

Сайла всегда видела опасность в сражениях, но была поражена, почувствовав, насколько поверхностны ее былые представления. Битва помогала ему утвердиться в собственных глазах и глазах соплеменников.

Клас, приняв ее уход в себя за усталость, настоял на возвращении в лечебницу. По дороге Сайла спросила его как можно безразличнее, чем он может помочь племени, и, затаив дыхание, ожидала ответа.

Он сразу же отказался от этой мысли. Клас был уверен, что, хотя Сабанд Гайд и не стал Вождем Войны, он обладает для этого всеми качествами. Сабанд всегда держал племя сплоченным до появления Вождя Войны и всегда желал этого.

Между тем причина беспокойства Гэна была очевидна. Он упомянул о новых проявлениях воинственности Пожирателей Бизонов, но ни словом не обмолвился о сговоре между разбитыми и изгнанными Дьяволами и племенем Лососевой Реки с северных окраин. Для объединения королевства Гэну требовались время и поддержка, и Люди Собаки должны были помогать, а не мешать. Во время разговора Клас нервно потирал рукой татуировку.

Сайла с облегчением опустилась на свое ложе, внезапно ощутив смертельную усталость.

Клас на Бейл никогда бы не согласился вести спокойную жизнь, хорошо еще, что он не Вождь Войны, от которого требуют постоянного проявления доблести и отваги.

Прежде чем ее веки опустились под собственной тяжестью, Сайла вновь заметила прикосновение его пальцев к татуировке. Она решила, что это уже просто вошло в привычку и ей не следует искать скрытый смысл в каждом его жесте.

* * *

Конвей стоял на рынке в проходе между рядами, не чувствуя толчков и пинков обтекающей его толпы. Лицо его вытянулось.

– Ее больше нет здесь, Доннаси, это конец.

– Она должна быть тут. – Широким взмахом руки Тейт едва не выбила из рук проходившего торговца поднос с целой горой бобов и поспешно извинилась, прежде чем продолжить: – Оглянись вокруг! Здесь сотни людей, и она может быть с кем угодно. Все освобожденные рабы сказали, что Ти никогда не помышляла о возвращении к своим.

– Ты знаешь почему. И я тем более обязан ее найти. Я люблю ее, но Ти этому не верит. Не верит, что кто-нибудь может любить ее после всего, через что ей пришлось пройти. Она думает, что ее это «осквернило». – Последнее слово вылетело как плевок. – Теперь она прячется, забившись в какую-нибудь щель.

Доннаси спрятала сочувственную улыбку. Как бы она хотела указать ему на непоследовательность, с которой он одновременно приписывал женщине и бегство из города, и то, что она скрывается где-то поблизости. Но она решила, что у любви на все есть свои оправдания.

С ней такого никогда не случалось. Увлечения, да. Связи. Любовь? Может быть, когда-нибудь…

Конвей со вздохом произнес:

– Давай проверим этот проход. Мы ведь здесь еще не были?

Кивнув в знак согласия, Тейт последовала за ним. Даже теперь, думала она, когда всей страной управляет один человек, жить в этом мире чертовски сложно. Многие хотели свести старые счеты, и приверженцы Алтанара не испарились с его исчезновением. Немало дворян не скрывали своей тоски по старым временам. В ее присутствии еще кое-что становилось очевидным. Темнокожая и женщина – это были два своеобразных клейма, переживших столетия. Слишком, чтобы верить, будто «все вопрос времени».

Доннаси мотнула головой, силясь отогнать эти мысли. Девушка по имени Ти была сейчас важнее. Имея в запасе только описание обезумевшего от любви Конвея, она поймала себя на том, что внимательно рассматривает каждую женщину на голову ниже себя. Каждая из них с волосами цвета меда подвергалась осмотру с удвоенным вниманием; увидев пару голубых глаз, Тейт хлопала Мэтта по плечу, незаметно указывая на их обладательницу. Пока лучшей наградой, которой она удостоилась, было недовольное ворчание в ответ.

Они вышли из той части рынка, где торговали различной снедью, и оказались среди кожевников. Доннаси с наслаждением вдыхала ароматы масел, воска и кож, пронизывающие все вокруг. Она задержалась, рассматривая один жилет, который был словно на нее сшит. Он был сделан из светлой, тончайшей выделки кожи антилопы, украшенной сверкающей бахромой, зеленой, как изумруд. Присмотревшись повнимательней, она увидела, что это кусочки какого-то материала, искусно приклеенные к полоскам кожи. Продавец с готовностью объяснил, что каждый кусочек – на самом деле пчела, называемая убийцей ос. Тейт держала жилет на вытянутой руке, желая лучше его рассмотреть, когда заметила в дальнем конце следующего ряда женщину, которая непременно должна была быть Ти.

Пронзительные голубые глаза сверлили толпу, пробиваясь сквозь развешенные товары и полотнища тканей. Она поворачивала голову, провожая взглядом Конвея.

Доннаси боялась пошевелиться, но потом поняла, что ей все равно придется это сделать, потому что Ти могла повернуться и исчезнуть в мгновение ока. Бросив жилет, она рванулась за Мэттом, сметая все на своем пути. Приблизившись настолько, что он мог услышать, Тейт закричала. Тот недоуменно обернулся в указанном направлении. Увидев Ти, Конвей метнулся к ней, опрокидывая столы с разложенным товаром. Ремни, кошельки и футляры разлетались в разные стороны. Доннаси едва поспевала за ним. Вслед неслись проклятья продавцов, посылавших ко всем чертям их самих и всех родственников до седьмого колена.

Ти побежала.

Но, найдя ее, Конвей ни за что не мог дать ей уйти. Она лавировала в толпе легко и проворно, словно кролик в густых зарослях. Мэтт же больше походил на летящий с горы валун. Перескакивая через то, что не мог обогнуть, он мчался напролом и настиг Ти уже на улице, где было относительно безлюдно.

Тейт замедлила шаг и вскоре остановилась. Было видно, что Конвею не до нее. Подоспевшие торговцы и горожане, пострадавшие во время погони, осыпали ругательствами его и Ти. Отдельные выражения были достаточно крепки, даже если те, к кому они относились, пропускали их мимо ушей.

Доннаси повернулась лицом к толпе, радуясь, что взяла с собой оружие. Подняв руки в миролюбивом жесте, она объяснила собравшимся, что произошло у них на глазах. Они посмотрели мимо нее на удалявшихся Конвея и Ти, которые были так поглощены друг другом, что для них ничего вокруг не существовало. Тейт утихомирила продавцов, предложив заплатить за испорченный товар, и извинилась за раны, душевные и телесные.

Она быстро утешила их. Сначала поодиночке, затем все вместе они успокоились. Большинство отказались от денег, поддавшись романтике происшедшего. Вскоре Доннаси осталась одна. Когда она оглянулась, Ти и Мэтт уже исчезли из виду.

Остальные – Дженет Картер, Сью Анспач и Кейт Бернхард – были в обители. Настоятельница разрабатывала какой-то план, в котором отводилось место и им. Тейт же была настолько поглощена слиянием остатков оланской армии с отрядами Волков, что им даже в голову не пришло включить ее в какой-нибудь из своих планов. Она направилась обратно в замок. Может, Гэн захочет выехать оттуда и понаблюдать за учениями. Или еще что-нибудь. Ах, если бы был жив Фолконер!

Конвей не заметил исчезновения Тейт. Все его помыслы были только о Ти, и вот она перед ним. Догнав, он схватил ее за руку. Женщина остановилась, не пытаясь вырваться. Мэтт готов был поклясться, что в ее глазах мелькнуло облегчение. Они стояли без слов уже, должно быть, целую вечность, пока он не спросил просто:

– Почему?

Ти, разумеется, знала, о чем он спрашивает, но не ответила сразу, а только слегка повернулась к нему, все еще не пытаясь высвободиться. Конвей не отставал ни на шаг, нежно держа ее за руку.

– Я не хотела вновь встречаться с тобой. – Мэтт издал какой-то звук, и она метнула на него быстрый взгляд, прежде чем продолжить. Подбородок был вздернут, голос звучал дерзко. – Зачем ты возишься со мной, ведь я тебя не люблю. Ты даже не знаешь толком, кто я. Вокруг полно других женщин, они красивее, умнее, богаче. Найди себе ту, что полюбит тебя.

– Мне не нужна другая. Я люблю тебя. Мне нужна ты.

Она покачала головой, ничего не ответив. Когда он попытался продолжить, Ти остановила его движением руки:

– Не сейчас. Мне надо подумать.

– У тебя были месяцы на размышление! – В голосе Конвея сквозило отчаяние.

– Поэтому я и не хотела, чтоб ты нашел меня. Я не хотела ничего объяснять. Теперь мне придется это сделать, так что дай мне обдумать свои слова.

Они направились на одну из площадок на крыше. Был базарный день, и наверху не было никого, кроме нескольких играющих детей да старика, греющегося на солнышке. Ти опустилась на скамейку, с которой открывался вид на город и замок. Мэтт примостился на кирпичном парапете напротив. Устремив взгляд мимо него на высившуюся в отдалении крепостную стену с ее зубцами и башенками и незатейливые постройки за ней, Ти рассказала, как ее племя каждые два года поставляло королю новую невесту. Он возвращал ее с ребенком. Эта повинность уходила корнями в глубокое прошлое, когда дети считались главным достоянием племени и для объединения народов был необходим сильный король.

Он перебил ее:

– Я все это знаю. Теперь это в прошлом и не имеет к нам никакого отношения. Гэн отменил такую дань.

Ти сверкнула глазами:

– Это имеет отношение к нам. Я прошла через это. – Внезапно она так резко наклонилась к нему, что Мэтт невольно отпрянул. – Никто не защищал меня, ни одну из нас. С того времени, как я начала понимать происходящее вокруг, и до моей пятнадцатой весны я видела блюстителей, выбиравших наших женщин, как выбирают скот, и уводивших «удостоившуюся великой чести». Если юноша, любивший ее, противился этому, люди нашего племени сами заставляли его замолчать.

Успокоившись, Ти вновь перевела взгляд на замок. Она рассказала, как бросила вызов женщинам племени, заявив, что, если ее изберут невестой короля, она не станет вынашивать его ребенка. Женщины, считавшие это ее долгом, были так напуганы подобной непокорностью, что боялись заговорить об этом. Те же, кто считал ее долгом именно непокорность, поддерживали словами ободрения и слезами – но это было все, что они могли для нее сделать. Дойдя до этого места, Ти задрожала, словно стоял не жаркий летний день, а холодное зимнее утро. Он потянулся обнять ее, но она резко отстранилась. Конвей сел на место, чувствуя неловкость. Она рассказывала о мучительном переходе от Китового Берега до Олы. Охранники наглядно объяснили девушке, что делать, чтобы ублажить короля.

Конвей отвернулся, чтобы не видеть ее жестокой улыбки. Ти безжалостно продолжала:

– Так я узнала о том, что делалось до меня. Я и не подозревала о таком многообразии. Или жестокости. Им нравилось перечислять. Кое-что из этого… – Она прикусила губу. Когда она заговорила снова, голос звучал намного мягче: – Прости меня, но ты видел, что я получила. Он отдал меня блюстителям истины за то, что я не смогла забеременеть. Со временем даже самые стойкие женщины соглашаются играть отведенную им роль, не выдержав боли. Но я так и не научилась скрывать ненависть, поэтому они искали более покладистых. Как бы там ни было, это моя двадцать пятая весна. Десять лет того, что можно назвать доступностью всегда и везде. Теперь ты понимаешь, почему я считаю, что тебе нужна другая женщина?

Мэтт уставился на кирпичи у себя под ногами, словно ожидая, что там по волшебству появится ответ. Наконец он произнес:

– Я не знал этого, но подозревал. Я понимаю, что… тебе было трудно. Но теперь я говорю о мире, который мы можем создать для себя.

Грациозно наклонившись к нему, Ти протянула руку, чтобы откинуть волосы с его виска. Один из пальцев прикоснулся к его губам, и она вздрогнула, почувствовав поцелуй, но руки не отняла.

– Сейчас я не в силах любить кого-нибудь, Мэтт Конвей. Ты должен это понять. Я хочу полюбить тебя, я бы очень хотела, но не могу. В моем сердце нет места прекрасному. Прошлое все еще живет в нем, и оно погубит тебя. – Он собирался что-то возразить, но она прикрыла его рот рукой. – Нет. Послушай меня. Живи своей собственной жизнью, а мне дай жить своей. Если мы встретимся вновь – значит, так тому и быть. Возможно, к тому времени все изменится. Может, изменюсь я.

Когда она поднялась, Конвей не пытался остановить ее, а медленно поднялся следом. Ти протянула к нему руки, глядя, как он возвышается над нею. Обвив руками его талию, она тихо промолвила:

– Поцелуй меня, Мэтт Конвей. Один раз, как девушку, какой я должна была быть. А я хочу поцеловать мужчину, который должен был принадлежать ей.

Он продолжал стоять с закрытыми глазами, когда она оторвалась от него. Руки Мэтта опустились. Все его чувства были напряжены до предела. Он слушал звук затихающих шагов – это длилось лишь несколько мгновений. Он ощущал тепло ее тела там, где Ти прижималась к нему, чувствовал прикосновение ее рук – это продолжалось немного дольше, почти целую минуту. Ее запах – смесь аромата цветов и тронутых солнцем волос – оставался дольше всего. Мэтт отчаянно пытался удержать эти звуки и запахи, наслаждаясь ими, пока они не исчезли, будто те способны были помочь понять смысл ее слов.

Открыв глаза, он обнаружил, что его с любопытством рассматривает какой-то мальчик. Конвей кивнул и улыбнулся уголком рта, надеясь, что улыбка выглядит обнадеживающе. Затем, бессильно опустившись на скамейку, он стал смотреть туда, куда недавно смотрела Ти – на темневшую вдали громаду замка.